Тим Дорси
Черепашку жалко
Посвящается Джанин, Эрин и Келли
Солнце не будет всходить и садиться,
Если не замечать его и не молиться.
Уинслоу Хомер
Пролог
Флорида прекрасна даже в худшие времена.
Повсюду на Земле цветов, от Логгерхед-Ки до Амели-Айленд и "Флора-Бама лаундж" встречаются местные обитатели, что замирают в чарующем свете фар.
* * *
Как-то раз в октябре 1997 года миллионы болельщиков, хоть дело было и за полночь, сидели, уткнувшись в телевизоры: шли дополнительные периоды седьмой игры чемпионата США по бейсболу. Победила команда с юга Флориды.
А на следующий день:
Дородная горничная из Рио нарезала круги по автостоянке, крича и визжа на португальском. Шестидесятилетний управляющий отелем, изнуренный, тощий, лысый гондурасец с медной кожей, в морщинах, ростом четыре и одиннадцать футов, подпирал косяк у служебного входа. Коричневые слаксы, желтая рубаха навыпуск, розовая пуговица на кармане - "Играйте во флоридскую лотерею". Полагая, будто дерганую в белом костюме для уборки либо достали насекомые, либо довела набожность, управляющий закатил глаза.
Мотель "Орбита", родом из шестидесятых, двухэтажным квадратом огораживал плавательный бассейн. Его восточные окна смотрели на Кокосовый пляж и Атлантический океан, а вокруг вывески в виде шара на хайвэе А1А вращалась капсула космического корабля. Бар "Пусковая площадка" неподалеку от служебного входа переделали в продуктовый "Пусковая площадка", в чем управляющий не усматривал ни капли смешного.
Горничная неистовствовала вот уже четверть часа, а гондурасец стоял себе и лакомился арахисом. Наконец, рыдая, горничная поведала, что приключилось.
Машина с двумя полицейскими приехала через четыре минуты после звонка. Копы в Кокоа-Бич являются как по велению джинна из бутылки. Управляющий повел полицейских вокруг отеля со стороны океана на балкон по некрашеным бетонным ступеням. День стоял жаркий и влажный, но на уровне второго этажа дул ветерок, доносивший обрывки болтовни из гей-бара у причала с краю Кокосового пляжа. Пока управляющий искал нужный ключ, копы глазели сквозь зеркальные солнечные очки на одинокого серфера в мокром черном костюме.
Управляющий повернул дверную ручку номера двести четырнадцать и произнес:
- Сейчас увидите аппарат новой модели!
Внутри их поджидал сущий парк развлечений: текст Роршаха во всю стену рядом с туалетом, сплошь из крови и осколков костей. И восседающий на жестком гостиничном стуле, прочно привязанный плетеным шнуром, с заклеенным клейкой лентой ртом и выпученными глазами, бедный-несчастный простившийся с жизнью Джон Доу*. К шее прикреплено дуло дробовика, в сквозной ране спокойно уместился бы крокетный шар. Подбородок покойника лежал на стволе, поэтому голова в бейсболке с надписью "Аполлон-13" и не свесилась на грудь.
* Обозначение неопознанного тела мужчины (здесь и далее примеч. перев.).
Рукоять двенадцатимиллиметрового автоматического дробовика "бенелли" была приклеена скотчем к пильным козлам, а спусковой крючок связан веревкой с ручкой электромотора. Со стула на оголенной медной проволоке свисала прикрепленная к самому кончику крошечная модель космического шаттла. Провод был вдет в жестяной кружок, вырезанный из пивной банки, и тянулся к аккумулятору. От шаттла к соленоидному переключателю и мотору шел другой провод.
По телевизору, на канале НАСА, в режиме реального времени показывали двух космонавтов в открытом космосе, проводивших на орбите третий день. Копы осмотрели номер, подняли руки, шлепнули друг дружку по ладони и покатились со смеху. Один стал связываться по рации с детективами и парнями из лаборатории, а другой схватил пульт дистанционного управления и принялся жать на кнопки в поисках чего поинтереснее.
* * *
Клинтон Эллрод вывел белой краской дугу печатных букв на окне универсама "Ответная реакция" и полюбовался на плоды своих трудов из-за кассы, читая задом наперед: ""Марлинс", с победой!".
Потом с ловкостью крупье достал две пачки ментоловых "Дорал", оторвал пять лотерейных билетиков-скрэтч-карт (игра для идиотов), просканировал блок "ледяного" пива из двенадцати банок и пробил чек на покупки и бензин из седьмой колонки. Рабочие снаружи, снимавшие вывеску "Ответная реакция", чтобы заменить ее новой - "Магазиномания", уже ушли на перерыв.
В периоды затишья Эллрод штудировал записи, сделанные на занятиях во Флоридском международном университете. Или, когда голова шла кругом после ночной зубрежки, в полудреме наблюдал сквозь затемненные окна поток машин на мертвой полосе асфальтированной земли между Коконат-Гроув и Корал-Гейблз. Закусочные быстрого обслуживания, безликие торговые ряды, обменные пункты с армированными сталью столбами у входа. Безысходность коммерции наводит на мысли о приграничных мексиканских городишках или поселениях близ отдаленных золотых приисков в Бразилии. Если не брать в расчет сорняки, пробивающиеся сквозь трещины, асфальт, точно корка полярного льда, не пропускает ничего живого.
Впрочем, Эллрод любил закаты даже здесь, любил мягкий теплый свет, отражающийся в стеклах машин. Днем люди носятся, как заведенные, спеша переделать до темноты все, что наметили, хоть и занятия эти подчас не стоят выеденного яйца.
Магазин "Ответная реакция" стоял всего в нескольких кварталах от залива Бискейн, поэтому сюда вечно заглядывали строители за баночкой энергетического напитка, нечистые на руку школьники в балахонистых прикидах, профессиональные сиделки, хватающие из холодильников воду "Эванс", бизнесмены с сотовыми, которые неизменно разворачивали карты города, но не покупали их. Никарагуанцы, немцы, тамильские повстанцы, сикхские сепаратисты, поставщики наркотиков, бывшие королевы колледжей, а теперь наркоманки-проститутки, вооруженные охранники, беглые преступники, уличные торговцы, переселенцы, раввины и черт знает кто еще, помимо обычных отдыхающих.
Как и у многих других продавцов, у него развился особый нюх, что помогает определить вкуснейшую газель в целом стаде. Эллрод насторожился: не веет ли от кого из покупателей опасностью? Высокий атлет у полок с чипсами и его низкорослый приятель с лицом умника в шутку пихали друг дружку локтями, споря, какие выбрать "Читос": воздушные или формованные, и не таили в себе угрозы.
Эллрод переключил внимание на букмекера на роликовых коньках, и тут к магазину подъехал черный лимузин "мерседес-S420". Из него, хлопая дверцами, вышли три лощеных усача, латиноамериканцы в одинаковых светлых легких костюмах и рубашках с расстегнутыми верхними пуговицами, из-под которых не выглядывали ни волосы, ни золотые цепи. В магазин они вошли, выстроившись по росту, и в той же последовательности наполнили пенопластовые стаканчики содовой.
Атлет, расплачиваясь за два пакетика "Читос" и бак обычного неэтилированного бензина, протянул двадцатку. Приятели заправили белый "крайслер", подождали на углу с краю магазинной автостоянки, когда загорится зеленый, выехали на трассу US1 и направились в сторону юга.
Самый высокий из латиноамериканцев спросил у Эллрода, где здесь servicio*, и тот указал в дальний конец магазина. Усачи вместе вошли в уборную с единственной кабинкой и закрыли за собой дверь.
* Servicio (исп.) - туалет.
Панель управления заправочными колонками нетерпеливо гудела. Эллрод нажал кнопку и наклонился к микрофону размером с виноградину, прикрепленному к S-образному держателю.
- Четвертая.
- Наконец-то, мать твою, - ответил громкоговоритель с панели.
У четвертой бензоколонки стоял красный грузовик с тракторными протекторами и шеренгой из восьми янтарных противотуманных фар на кабине. Стикер слева на бампере призывал: "США - для белых англосаксов!". Справа пестрели звезды и полосы, под ними темнела надпись: "Последний американец из Майами, пожалуйста, возьми в руки флаг!".
Когда водитель ступил на порог магазина, Эллрод взглянул на датчик замера роста, установленный в дверях на случай грабежа. Пять и девять футов. Бородка клинышком, на голове нечто среднее между прической Сида Вишеса и Г. Холдмена, лицо загорелое, круглое, как диск на торговом знаке пива "пабст-блю-риббон", футболка болельщика за "Далласских ковбоев".
- Какого черта ты так копаешься, а, болван? - проворчал водитель.
- С вас девятнадцать долларов, - безразлично ответил Эллрод.
Клиент, поблескивая лоснящейся физиономией, стал вынимать купюры из бумажника. На Эллрода пахнуло виски, луком и потом.
- Я, кажется, задал вопрос! - прогремел водитель, глядя на Эллродову футболку. - ФМУ? Это еще что за муть? Новоявленная группа недоделков-рэпперов?
Эллрод, афроамериканец, решил поддержать разговор.
- Флоридский международный университет, - ровным голосом произнес он.
- Ага, все ясно. Наведываетесь с дружками в колледж и таскаете белье из стирки?
- Я учусь в этом университете.
- Хорош морочить мне голову, парень! Если ты такой башковитый, какого черта торчишь здесь, а? - Клиент указал на автостоянку для персонала, где отдыхал "датсун" Эллрода с пробегом двести тысяч миль и пакетом для мусора вместо заднего стекла. - Твоя тачка, угадал? Не вешай мне, что ты студент, понял? Я и в школе-то не доучился, а взгляни на мой грузовик!
Эллрод посмотрел на четвертую колонку и красный гроб на колесах - самое то для безмозглого хама.
- Гони чертову сдачу, ты, долбаный…
Он произнес это слово. Оно повисло между ними в воздухе - кучево-дождевое облако прямо над кассой.
До водителя дошло, что он ляпнул, и в его памяти воскрес эпизод из прошлого. Однажды с его губ слетело то же самое ругательство, когда на стоянке "У Венди" он возмутился, как по-идиотски сосед паркует машину. Тогда этот гном, росточком метр с кепкой, набросился на него, точно тасманский дьявол, отбил обидчику ребра, сломал челюсть и расколошматил на грузовике все восемь противотуманных фар.
Водителем овладел ужас. Он отпрыгнул от кассы, раскрывая складной нож.
- Спокойно! Друг друга вы, ребята, называете и похлеще, я-то знаю! Даже не думай заводить песню о рабстве и всем таком прочем!
Следующим в очереди стоял, рассматривая прикрепленные к цепочкам для ключей электрофонарики в виде патронов "АК-47", самый высокий латиноамериканец.
- Эй, - обратился он к водителю. - А ну-ка извинись!
Тот повернул в его сторону руку с ножом.
- Заткнись, Хулио! Лезешь в драку, а у самого нет даже зубастого пса! Вали к проклятым гуакамоле и тропическим обезьянам, которых вы называете матерьми своих отпрысков!
Он не заметил, как второй латиноамериканец подошел к нему сзади с большой, как кегля в боулинг-клубе, бутылью медово-горчичного соуса для барбекю. Схватив ее за горлышко, оскорбленный врезал гаду по носу, и тот взорвался кровавым фонтаном. Алые струи брызнули во все стороны, будто кетчуп из пакета, раздавленного ногой в сапожище.
Эллрод стал свидетелем невиданной расправы. Все, что ему доводилось наблюдать до сих пор, в том числе убийства, было по сравнению с нынешним представлением любительской игрой в софтбол. Падая, водитель получал уже от троих латиноамериканцев, которые пускали в ход все, что попадало под руку: зарядное устройство, молоток для мяса, автомобильный освежитель воздуха "Попугайные сады"… Десять секунд, и у грубияна благоухало все: локти, колени, яйца.
Высокий латиноамериканец прошел к гриль-шкафу возле автомата с содовой, где вот уже шесть часов подряд крутилась дюжина хот-догов, которые так задубели, что не проткнуть и не разрезать обычными ножом и вилкой. Схватив два вертела, латиноамериканец сжал их в кулаках, точно рукояти кинжалов, и направился к валяющемуся на полу обидчику. Остальные покупатели поспешно расступились. Высокий вогнал вертела в грудь шофера, точно тореро, вонзающий в быка бандерильи - один в правое легкое, второй прямо в сердце. Жертва забилась в агонии. На антеннах с загнутыми концами, торчавших из ее груди, дрожали сморщенные хот-доги.
Высокий перешагнул через умирающего, подошел к кассе, открыл бумажник из кожи угря, извлек десятку и протянул Эллроду.
- Три кока-колы и два "Джамбо-мити-догз".
У Эллрода под стойкой дрожали колени, но он заставил себя дать сдачу. А полминуты спустя подскочил к окну и проследил, как лимузин вливается в автомобильный поток на US1 и устремляется на юг. Стекла машины были опущены. Трое латиноамериканцев внутри потягивали колу через соломинки.
* * *
Шон Брин, отправляя в рот вереницу формованных "Читос", провел пальцем по подробной карте местности, развернутой на коленях. Дэвид Клейн, поглощая воздушные чипсы, сидел за рулем.
За пределы Майами, направляясь на юг, они выехали четверть часа назад.
- Катлер-Ридж. - Шон оторвался от карты и выглянул в окно. - Трудно представить, что когда-то здесь похозяйничал ураган Эндрю. Видел бы ты эти места пять лет назад! В бизнес-центре, вон в той башне, можно было отсюда рассмотреть каждый офис - восточную стену полностью снесло.
Через двенадцать миль они достигли Флорида-Сити. Вот на северо-востоке показалось другое шоссе, ведущее к самому краю. До моста к островам Флорида-Кис оставалось еще двадцать миль, но на этом отрезке пути не было больше ничего, лишь мангровые заросли. На здании салуна "Последний шанс", над входом, между автомобильными колесами, красовался плакат: "Марлинс", так держать!".
Шон и Дэвид полагали, что профессиональный рестлинг во Флориде уже не тот, что в прежние времена.
- Я болел за Джека Бриско, - сказал Шон. - Его коронным приемом был захват-четверка.
- В те дни правила еще что-то значили.
- Например, при захвате сзади.
- Помнишь, тебе пришлось нейтрализовать того типа, который вырубил противника?
- Угу. А как-то раз тот рестлер, в маске, запретил вмешиваться, что бы ни стряслось, и Гордон Соули метался по комментаторской будке - вопил во всю глотку: "Повреждение мозга!". Борец впал в кому, а на следующей неделе очухался и выиграл в "Королевской битве".
Лицо Дэвида внезапно посерьезнело. Впереди на дороге темнело пятно. Проезжая над ним, Дэвид моргнул, вздохнул с облегчением - не зацепили - и взглянул в зеркало заднего вида.
- Гофер. Не может перейти.
Он остановил машину и пошел назад, но задержался у обочины, выжидая минуту затишья. Автомобилей было море, однако в конце концов волна схлынула. Еще одна легковушка, и можно будет выбежать на середину, взять черепаху и перенести ее на другую сторону.
* * *
Серж, сидя в пассажирском кресле, наклонился вперед и стал крутить ручку радио. Его желтая гавайская рубашка пестрела пальмами и как нельзя удачнее подходила к канареечно-желтому "шевроле-корвету", а на рубиновой оправе двухдолларовых солнцезащитных очков, на верхних внешних углах, красовалось по крокодильчику. Первые четыре радиоволны были испаноязычными, следующая - майамская, по ней звучал только блюз. Наконец, когда они проезжали мимо салуна "Последний шанс", Серж нашел частоту, которую искал. "Хочу всего лишь отпраздновать… еще один день жизни!.."
Серж произнес, перекрикивая радио:
- А что это за история с Корал-Ки? Гиблое место. Если бы не спасатели, там бы каждую неделю кто-нибудь тонул. Странно, что никто не подал в суд.
- "Долфинз" любят носить кепки, - невпопад сказал Коулмен. Управляя машиной, он попыхивал косячком. На голове его колыхался выкрашенный во все цвета радуги парик в стиле "афро", на носу сидели очки с глазами на пружинках, которые стукались друг о дружку всякий раз, когда Коулмен поворачивался к Сержу.
"…Хочу всего лишь отпраздновать… да, да!"
- Что это, вон, на дороге? - спросил Серж.
- Не знаю, - сказал Коулмен. - Наверное, из машины выпала какая-то дрянь, и этот парень пытается к ней пробраться. Может, сумка?.. Эй, приятель, не спеши!
Коулмен вырулил на середину.
"…Хочу всего лишь отпраздновать еще один день жизни!.."
И проехал по черепахе.
Друзья одновременно обернулись назад. Парень на дороге в отчаянии запрыгал и затряс вскинутыми вверх кулаками.
- Ты, отморозок! Какого черта ты это сделал? - закричал Серж. - На хрена убил ее?
- Я подумал, это шлем, - сказал Коулмен.
- Шлем? Мы в Кис! Не в гребаном "Крысином патруле"! Дай-ка сюда! - Серж выдернул косяк изо рта Коулмена, выбросил его в окно, сорвал с физиономии приятеля глазастые очки и кинул их в раскрытую спортивную сумку у своих ног. Очки приземлились на пачки стодолларовых купюр, рядом со "смит-вессоном" калибра 0.38.
* * *
В двадцати милях к западу от Ки-Уэст по зелено-желтой земле разбросаны мангровые островки. Дальше, если двигаться в сторону Гольфстрима, зелень внезапно сменяется ультрамарином, разлитым до самого горизонта.
Был тихий ясный полдень, вовсю палило солнце. Вдруг где-то на самом краю безмолвия что-то зашумело, точно зажужжал комар. Звук долго не менялся, потом резко усилился до отчетливого механического рева, от какого звенит в ушах и путаются мысли. К берегу, едва не выскакивая на отмель, причалила гоночная моторная лодка.
На одном ее боку поверх оранжевой и сине-зеленой полосок красовалась эмблема "Майами долфинз", на другом - огромная цифра тринадцать. Управлял лодкой двадцатидвухлетний Джонни Вегас. Бронзовокожий и крепкий, он благоухал борделем, потому что любил одеколон "Бордель", который в Саут-Бич продают по сотне баксов за унцию. Длинные черные волосы трепал ветер, на шее поблескивала золотая цепь плетения "елочкой". Футболку без рукавов украшал спереди мультяшный рисунок, который шутники принимали за знак: "недюжинный пенис", и сзади изображение девицы в бикини и мужского глаза, пялящегося на ее прелести. Лицо Джонни защищала маска горнолыжника.
Он то улыбался ослепительной улыбочкой обдолбанного идиота, то проводил кончиком языка по деснам в кокаиновых язвочках. Запас кокса хранился в амулете-акуле из золота в двадцать четыре карата. Джонни купил его в магазине для наркоманов в Ки-Уэст, где продают кальяны, трубки для марихуаны, благовонные курения и прочее. Амулет висел у него на шейной цепочке. Джонни щелкнул двумя переключателями возле зажигания, и из шестнадцати водозащитных колонок загремела "Smoke on the Water".
Он жил за счет фонда, созданного в рамках программы по страхованию пожилых людей, в число которых входил всякий, кто был военным ветераном, либо знал таковых, видел или просто о них слышал. Каждый божий день Джонни упорно и не без пользы тренировался у себя дома в Бэл-Харбор: ходячей горой мускулов он не был, но при росте в шесть футов весил неизменно сто девяносто фунтов. Его загару мог быпозавидовать и волейболист-профессионал. По выходным Джонни отправлялся на прогулку в лодке и знакомился с девочками.
Другие покупали футболки с номерами любимых игроков из "Майами долфинз", а он, поклонник Дэна Марино, вывел "13" на лодке и вскоре понял, что народ полагает, будто это лодка принадлежит Марино, а сам Джонни его близкий друг, и на вопросы стал нередко отвечать: "Верно, так оно и есть. Не желаешь прокатиться, детка?"
В выборе подружек Джонни был привередлив. И искал не лишь бы кого, а девиц определенного типа: молоденьких, горячих, любительниц покутить и пощеголять в майках "ти-бэк". Если такая попадалась ему на пути, и Джонни замечал в девичьем взгляде искорки, как у школьницы, дождавшейся каникул, его лодка тотчас была к ее услугам.
Джонни ходил от Форт-Лодердейла до Исламорады в Кис, туда, где владельцы быстроходных лодок закатывают на песчаном острове знатные пирушки. Дальше заплывать не стоило, но сегодня, благодаря кокаину, приобретенному накануне чемпионата по бейсболу, он решил продлить удовольствие.
И не заметил, как, миновав берег Ки-Уэст, бурлящий бизнес-деятельностью, вышел в открытое море. Когда из-за кавитации винта стало больше невозможно набирать скорость, Джонни машинально провел пальцами по талисману с кокаином. Видеть при шестидесяти милях в час, когда ветер неистово бьет по векам, давалось с трудом, но не хотелось срамиться перед девчонкой, что будто прилипла к белому кожаному сиденью. Впрочем, ей, наполнившей плоский животик "Капитаном Морганом", наверное, было плевать.
Двадцати лет, она училась в Ки-Уэст в Коммьюнити-колледже, но специализировалась на том, как, стреляя глазками, попадать на дорогие суда с кокаиновыми гулянками. Худенькая, загорелая, с осветленными солнцем волосами, она обладала прелестным личиком уроженки Джорджии. Как-то раз магнат-аргентинец, на чьей яхте она веселилась, вышвырнул ее за борт, когда девица заявила: "Прости, но у меня есть парень, мой сокурсник", чем преподал ценный урок: в жизни за все надо платить.
Джонни увидел ее утром, когда медленно плыл мимо Мэллори-сквер. Она, в одном бикини, сидела, свесив вниз ноги, на стене-ограде; до закатных увеселений оставалось еще часов десять.
Джонни похлопал по левой ноздре; девица с готовностью кивнула и забралась в лодку. Они втянули по полоске кокса у причала, а проплывая мимо маяка Сэнд-Ки, "подогрелись" ромом.
Джонни затеял отплыть из Ки-Уэст на юг, выйти на глубину и повернуть на запад. В двадцати пяти милях оттуда лежал коралловый остров с песчаным пляжем - рай для парочки любовников.
С Джонни это произойдет впервые. Потому что, несмотря на лодку, тренировки, кокаин, одеколон и деньги, он еще никогда не занимался с женщиной сексом. Ни разу в жизни. Ему вечно что-нибудь мешало. То пожар, то водяной смерч, то крабы, то береговая охрана, то языковой барьер, то передозировка, то - так бывало пугающе часто - ни с того, ни с сего у девицы вдруг отпадала всякая охота. Как-то раз все чуть было не случилось. У пристани к нему подкатила красавица брюнетка, ни дать, ни взять топ-модель, и заявила: "Люблю трахаться с ребятами, у которых быстрые лодки". Они отплыли на три мили от берега, красотка была уже топлесс и стягивала трусы, когда вдруг стала прислушиваться к какому-то звуку. Тут откуда ни возьмись к ним подплывает гидросамолет, парень в кабине открывает дверцу, брюнетка перебирается к нему - и поминай как звали.
На сей раз все будет по-другому. Теперь, с этой… Как бишь ее зовут? Какое-то словцо с двойной буквой… Что-то там плюс Сью. Бетти-Сью? Пегги-Сью? А черт с ними, с этими буквами. Да здравствует кокаин для всех и каждого!
Стоит заметить, что ничего отвратного в Джонни отнюдь не было, просто он еще не набрался опыта. Взрослые соседи из его многоквартирного дома считали его симпатягой, хоть и глуповатым. И ставили под сомнение его искусство мореплавателя, поэтому боялись, как бы Джонни не наскочил на скрытый под водой коралловый риф, не полетел бы сквозь Гольфстрим кувырком со скоростью восемьдесят миль в час да не вонзился бы, точно дротик, в песок. Они так прямо ему об этом и говорили. Плавай по синей воде, но держись подальше от зеленой. Снова и снова: синяя - хорошо, зеленая - опасно.
Джонни и Сью стремительно двигались по густо-зеленому морю, приближаясь к желтизне и белизне. Вода была чистая, как в бассейне; впереди справа уже светлели коралл и песок. Два острова разделял канал, казалось, это речушка из лаймового "Джелло", умышленно разлитая чьей-то гигантской рукой. Джонни взглянул вниз, увидел на морском дне сопровождающую их тень лодки и представил, будто это "Летучий голландец".
Дно было песчаное. Джонни завел лодку в стоярдовую борозду, чтобы было легче причалить к берегу. От толчка при остановке Сью шлепнулась с кресла и приземлилась на дно лодки, упираясь в него ладонями и коленками.
- Мы что, застряли? - спросила она. Лодка стояла неподвижно и ровно, как штат Небраска.
- Нет-нет, - ответил Джонни, бросая грибовидный якорь, укрепленный на сорокафутовом тросе. Здесь было довольно и фута, поэтому излишки веревки расплылись кольцами по воде рядом с тем местом, где сидела Сью.
- Еще кокса? - спросил Джонни, подготавливая почву. Он наклонился над выступом из стекловолокна и похлопал по стенке амулета. Сью вновь угостилась из походного термоса и пролила остатки рома на левую чашку лифчика. Джонни снял футболку.
Из колонок гремела: "Фанки Коулд Медина". Джонни и Сью забрались на нос лодки и принялись танцевать - не притрагиваясь друг к другу и пальцем, лишь чуть задевая грудь грудью. Джонни думал о своем отличном настроении, о Сью, о музыке и о том, что его вот-вот наконец-то лишат девственности. Он закрыл глаза, увидел перед собой картинки из информационного ролика о жизни и здоровье ветеранов и улыбнулся.
Вдруг где-то рядом послышался всплеск, и Сью с Джонни, спотыкаясь, подались назад.
- Это еще что за черт? - вскрикнул он.
Они выглянули за борт, ожидая увидеть крыло самолета или пакет с наркотой, но в воде покачивалось нечто круглое, облепленное водорослями и слизью - не то дохлая оливковая черепаха, не то ламантин. Они, морщась, вглядывались в труп с полминуты, и поняли, кто перед ними, почти одновременно. То был человек - раздувшийся, с цепью вокруг шеи.
Сью издала долгий, леденящий кровь вопль, что Джонни расценил как знак: отпала охота.
Пришлось выждать несколько минут. Сью начала приходить в себя. Теперь она лишь громко сопела, и грудь ее вздымалась. Джонни подумал: да, всего в нескольких метрах покачивается в воде распухший вонючий мертвец, но я не из слабонервных! Он обнял девчонку за плечи, будто чтобы утешить, и рука сама собой скользнула к округлой груди.
* * *
Из-за обилия спортивных машин и туристических "домов на колесах", атерины-грунион переселились из Флорида-Сити поближе к подъемному мосту, что ведет на мыс Ки-Ларго. А Флоридский департамент транспорта, ибо развелось без счета лихих "гонщиков" и участились аварии, расширил дороги и всюду расставил знаки.
Один из них призывал: "Запасись терпением. До полосы обгона - одна миля". Прямо возле знака "исудзу-родео" с "каролиной-скифф" на буксире пытался обогнать "ранчеро". "Ранчеро" свернул влево и затормозил у обочины, "скифф" накренило, и на дорогу выпали четыре ящика "бад" и "бад-лайтс". Бегущая лента машин порвалась, как распалась бы муравьиная цепь под струей отравы для насекомых. "Мустанг" дернулся влево, перевернулся и шлепнулся с насыпи в воду; "меркюри" отлетел вправо и проскользил на боку футов тридцать, обдирая цветы и траву. Один из автомобилистов пошел было проверить, живы ли люди в "исудзу", но замер на месте, увидев, как водитель "меркюри" достал из "бардачка" никелированный пистолет сорок пятого калибра и выстрелил в "родео". Оттуда, с противоположной стороны дороги, ответили пальбой из карабина. Стикер на бампере "родео" призывал: "Убери телефон, думай о дороге!".
Свидетели перестрелки повыскакивали из машин и спрятались за ними, пригнувшись к земле, или отбежали и затаились в манграх, а некоторые прыгнули в Барнс-Саунд и Блэкуотер-Саунд и вплавь бросились наутек.
Через двадцать машин от места происшествия Шон Брин и Дэвид Клейн открыли дверцы и приготовились бежать. Десятью автомобилями дальше трое латиноамериканцев в пуленепробиваемом лимузине "мерседес" играли в "Нинтендо-геймбой".
Еще через машину стоял желтый "корвет". Коулмен и Серж, не мигая, смотрели на лодку посреди дороги и на банки "будвайзера", стреляющие в воздух пеной.
Теперь, когда они приблизились к Ки-Ларго, в промежутке между кустами вдоль дороги уже виднелись Кис. Сотни ярдов мелькающих по обе стороны спутанных ветвей, и вдруг двухфутовое окно, а в нем, за широкой полосой воды, действующий на подсознание вид - длинные и невысокие мангровые острова. Сержу пришло на ум, что эта же самая картинка в 1513 году навела моряков Понсе де Леона на мысль назвать их "Los Martires" - "мученики": острова походили на распластанных мертвецов. Никакие это не трупы, подумал Серж, любуясь с высоты на Кис. Послышался выстрел из винтовки, и Серж вмиг забыл об островах.
- Дай-ка пивка, - сказал он, глядя вперед.
- Идея. - Коулмен дождался короткого затишья в перестрелке, выскочил из машины, схватил с дороги несколько не лопнувших по швам банок, вернулся назад и протянул одну товарищу.
Серж уставился на него.
- Вообще-то, я имел в виду наше, из холодильника.
* * *
Старшина береговой охраны, серьезный молодой человек с планшетом из оцинкованного металла, с аккуратной стрижкой и в идеально выглаженной форме, стоял в лодке Джонни Вегаса и слушал его без лишних вопросов и комментариев.
Джонни взглянул на обручальное кольцо собеседника и отметил, что оно весьма узкое и без бриллиантов. О Дэне Марино старшина не упомянул. Джонни давно обратил внимание на то, что представители правоохранительных органов не слишком-то с ним любезны. Не то чтобы они грубили или высокомерничали, но, что куда неприятней, относились к нему так, будто ни во что его не ставили. Пожалуй, надо поработать над своим имиджем, подумал Джонни. Первым делом обзавестись курткой летчика-истребителя.
На волнах покачивались лодки береговой охраны и берегового патруля. Море вокруг "прочесывала" команда из четырех водолазов. Тело извлекли из воды и положили на стол из нержавеющей стали, укрепленный в кормовой части лодки береговой охраны. Человек в хирургических перчатках принялся обследовать мертвеца, а фотограф - делать снимки "Никоном".
Несчастный Джонни сидел, уперев локти в колени и уткнувшись подбородком в ладони. В голове жужжащим роем свербела мысль о наркоте, которую пришлось высыпать в воду после того, как он связался по рации с властями. Сью, укутанная полотенцем, свернувшись, как эмбрион, и вся дрожа, сидела на берегу и время от времени наклонялась к воде, чтобы бросить рыбам очередной кусок холодной пиццы. Она повернулась и с тоской посмотрела на Джонни. Он, уже не находя девушку особенно привлекательной, нетерпеливо дернул головой, открыл водонепроницаемый отсек, что-то достал и бросил Сью.
- Вот. Мятный леденец.
Потом снова уткнулся подбородком в ладони и принялся наблюдать, как тропические рыбы пожирают выстроившиеся в кривую линию куски пиццы.
С востока приплыло еще одно судно - катамаран с тремя корпусами. На носу среднего стоял корреспондент "Флорида кейбл ньюс" с микрофоном в руке. К его спине, под пиджаком, крепились ремни безопасности. Подгоняемый жаждой скорей заполучить свеженькую новость, репортер примчал на всех парусах.
Недавно появившейся телекомпании "Флорида кейбл ньюс" не доставало ни денег, ни опыта, ни известности, и она набирала очки проворностью и наглостью. Их коньком была сенсация, и порой "Ньюс" оставляли с носом сильнейших конкурентов, мгновенно пуская в эфир неподтвержденные и скоропалительные, иной раз не соответствующие действительности горячие новости.
Однако чем сильнее "Флорида кейбл ньюс" отклонялись от правды, тем популярнее становились. Это превратилось в своего рода культ, и стало даже интересно, сколько вранья способен "проглотить" зритель. Гордостью "ФКН" был Блейн Крис, бывший каскадер, который прославился исключительно неверными репортажами и неизменными ремнями безопасности. Они крепили его то к судну, то к крыше пожарной машины, то с их помощью он прыгал на место придуманного происшествия.
В лодке береговой охраны уже гадали, жертвой какой бандитской группировки стал покойник, и вспоминали о ребятах, что всплыли на поверхность реки Майами в бочках на пятьдесят пять галлонов. Кое-кто склонялся к мысли, что убийство - дело рук ненормального, вроде того, который в восемьдесят девятом утопил трех женщин в Тампа-Бэй.
Озадачивал бетонный блок, прикрепленный цепью к шее жертвы. После случая с бочками убийцы стали хитрее и учитывали, что тело вздуется и должно удерживаться на дне грузом поувесистее.
Поверхность воды за лодкой пробил вынырнувший водолаз.
- Нашли еще одного! - сообщил он, выплюнув дыхательную трубку.
* * *
Просидев целую вечность в машине, Шон и Дэвид взмокли, измучились и теперь жаждали размять кости. Приехав в Ки-Уэст, они не поспешили в гостиницу, а поехали прямиком в бар на Дюваль-стрит.
Дело было как раз в минуты сиреневой интерлюдии между закатом и ночью. Друзья остановили машину в переулке возле кафе "Экспатриант". Внутри царила зловещая атмосфера гангстерства. Столики ютились между громадными рыбьими хвостами, по обе стороны открытого внутреннего двора высились, раскидывая листья гигантскими веерами, пальмы. На столиках тускло горели крохотные лампы с белыми абажурами. На стенах красовалась карта мира тридцатых годов, доисторическая эмблема авиакомпании "Пан-Американ" и галерея черно-белых фотографий: Эрнест Хемингуэй в Испании, Гертруда Стайн в Париже, Хамфри Богарт в Касабланке, Роман Полански в Швейцарии, Говард Хьюз на Багамах, Элдридж Кливер в Алжире заставляет Тима Лири мыть посуду.
Шон и Дэвид сели на табуреты у стойки и заказали пива. После кратковременного предвечернего ливня на тротуаре поблескивали лужи, в которых отражался розово-зеленый неоновый свет реклам. Сквозь раскрытую дверь бара напротив гремели вступительные гитарные аккорды "Whole Lotta Love" "Лед зеппелин".
Друзья потягивали пиво, наблюдали через окно за людьми, мопедами и автомобилями, которыми кишела Дюваль-стрит, и поглядывали в телеэкран, висевший между Богартом и Полански.
"Добрый вечер! Вы смотрите "Флорида кейбл ньюс". Главная тема сегодняшнего вечера…"
* * *
Серж указал на экран, установленный над эспрессо-машиной.
"…Главная тема сегодняшнего вечера - трагедия в Ки-Уэст, где обнаружены два трупа…"
Серж и Коулмен сидели в тесной кубинской забегаловке на табуретах у окна. Она находилась в квартале от Дюваль-стрит, на Флеминг. Над дверью пестрел навес с изображением американского и кубинского флагов.
Приятели заказали по тосту с сыром, Коулмен кофе с молоком и пиво, а Серж воду со льдом. Жуя, оба смотрели в телеэкран.
"У нас на связи корреспондент Блейн Крис со специальным репортажем с места происшествия. Блейн?.."
На экране появилось изображение Блейна, спешащего на катамаране к коралловым островам.
"Спасибо, Натали. Примерно в двадцати милях от Ки-Уэст служащие береговой охраны обнаружили два неопознанных тела, имеющих некое отношение к скоростной лодке защитника "Майами долфинз" Дэна Марино…"
Картинку на экране сменила фотография улыбающегося Марино.
"Был ли на борту он сам - неизвестно. Связаться с Марино по телефону нам не удалось, а его человек отвечать на вопросы отказывается…"
На телеэкране показался Джонни Вегас: сначала понуро глядящий на куски пиццы в воде, потом поднимающий глаза на камеру и нетерпеливым жестом просящий убрать ее.
Блейн Крис прокомментировал:
"Остается лишь гадать, о чем думает этот несчастный…"
Джонни размышлял: "Если ее больше не вырвет, может, мне еще и повезет".
"Натали?"
"Спасибо, Блейн. О других печальных новостях, - с улыбкой произнесла телеведущая. Она повернулась ко второму экрану и сдвинула брови. - Наш корреспондент с репортажем со Спейс-Коуст".
Зрители увидели идущего по берегу сухопарого репортера с кукольным лицом. Он поднес ко рту микрофон:
"Где-то на орбите вращается шаттл, а полиция в космической столице Соединенных Штатов выясняет обстоятельства таинственного убийства, совершенного на Земле. Здесь, в Кокоа-Бич, полицейскими обнаружено место преступления, которое ужасает и озадачивает. Официальные источники пока молчат, сообщают лишь, что покойный - мужчина. Но по другим каналам мне удалось выяснить, что простившийся с жизнью стал жертвой опаснейшего в мире приспособления…"
Коулмен метнул в Сержа встревоженный взгляд, однако не сказал ни слова. Серж бросил на стойку одну за другой три пятерки, словно сдал карты, и приятели вышли в ночь Ки-Уэст.
Глава 1
В ноябре, на заре туристического сезона, за одиннадцать месяцев до чемпионата, пляжи Сент-Питерсберга кишели белыми, как мука, отдыхающими.
Шэрон Родс, спокойно шагая у самой воды и наматывая на палец прядь волос, знала, что, как всегда, все взгляды устремлены на нее одну. Прекратилась игра в волейбол, в водный футбол и фрисби. Мужчины забывали, о чем разговаривали с женами, и тотчас получили нагоняй.
Она была живой картинкой - девушкой в купальнике из "Спортс иллюстрейтид". Ростом шесть футов, с волнистыми светлыми волосами, ниспадающими каскадом на плечи и спрятанную под черным купальником грудь, с молочно-розовым лицом, высокими скулами и легким налетом веснушек на щеках и носу. Полные губы могли бы послужить причиной не одного дорожного происшествия.
Шэрон приостановилась, будто чтобы о чем-то подумать, взяла в рот указательный палец и пососала его. Мужчины ошалели. Шэрон повернулась, вошла в воду и нырнула. А когда вынырнула, замотала головой, тряся мокрыми блондинистыми волосами и выставив на обозрение затвердевшие соски.
В Шэрон не было ничего такого, что мужчина мог бы любить, ласкать или защищать. "Свяжи меня и заставь страдать", - так и кричал весь ее вид. Она без слов бросала вызов каждому встречному: "Растопчу все, что тебе дорого". Парни безмолвно отвечали: "Да-да, пожалуйста, к вашим услугам!".
Уилбур Путценфус лысел на темени и маскировал плешь, зачесывая наверх волосы с виска. Бледный. Безынтересный. Воитель в тесном кабинетике, не избалованный женским вниманием. Спиро Агню, только без власти. Неисправимый чудак весом сто пятьдесят фунтов.
Шэрон бросила полотенце с изображением Дэвида Ли Рота рядом с полотенцем Уилбура, легла на живот и развязала лифчик.
Уилбур воровато взглянул на нее несколько раз подряд, что, может, и не бросилось бы в глаза, если бы он смотрел не через видоискатель камеры. Когда места для записи не осталось, Шэрон приподнялась на локтях, покачивая грудью, повернулась к соседу и произнесла низким хрипловатым голосом:
- Люблю позаниматься этим на людях.
Уилбура чуть удар не хватил.
Шэрон надела лифчик, встала, наклонилась, взяла Уилбура за руку и попыталась поднять его, но он, будто начинающий гей, не сразу сообразил, что надо делать.
Она повела его к закусочной и душевым кабинам. Возле зарослей китайской розы пестрел фанерный щиток с вырезом, куда отдыхающие вставляют физиономии, чтобы сфотографироваться. На нем красовалась мультяшная акула, ухватившая туриста за ногу. Турист был в соломенной шляпе, с его шеи свисала камера на ремешке. Он бил обидчицу по носу.
Позади фанеры рос кустарник, скрывавший тех, кто желал сфотографироваться, от посторонних глаз. Спереди же, по дощатой дорожке, проходили целые толпы.
Шэрон велела Уилбуру засунуть лицо в дыру, и он повиновался. Она сказала, что немедленно прекратит, едва он уберет голову, стянула его клетчатые плавки до самых щиколоток, опустилась на колени и мастерски приступила к делу.
Некоторые из волейболистов словно собачонки проследовали за Шэрон и заглянули за фанеру. Потом встали спереди на дорожку, прямо перед лицом Уилбура, принялись тыкать в него пальцами и покатываться со смеху. Все вокруг оживилось.
Когда Уилбур пустил слюнки, на него глазело больше сотни любопытных. Сам он никого не видел, издавал звуки в стиле Чарли Калласса, а взгляд его беспорядочно прыгал с одного зрителя на другого. Наконец, перед самым финалом, прерывисто дыша и выпучив глаза, он прохрипел:
- Выйдешь… за… меня?..
- Угу, - невнятно прозвучал из-за фанеры голос Шэрон - нелегко говорить с полным ртом. Толпа разразилась одобрительными возгласами.
* * *
Уилбур Путценфус, ответственный за страховые выплаты при Организации медицинского обеспечения в Тампа-Бэй, не был находкой, однако мог обеспечить безбедное существование. В его задачи входило отказывать в страховом возмещении. Требования складывались в папку и хранились в отделе "Семья прежде всего" ("Мы с вами, потому что вы нам небезразличны"). Как главному по вопросам отказов, Уилбуру приходилось иметь дело с разного рода клиентами, мечтавшими заставить организацию выполнить свои обязательства.
Уилбура назначили на эту должность после того, как он провел самостоятельное тайное расследование, целью которого было доказать, что штраф по иску о смерти в результате противоправных действий меньше плат за прикрываемую их организацией незаконную пересадку органов. То есть самоотверженно продемонстрировал, что способен на столь полезные для компании низости.
- По-вашему, пора завязать с пересадками? - спросил один из директоров во время экстренного заседания правления.
- Нет, - ответил Уилбур. - Нам это невыгодно и ударит по карману. Лучше просто не выплачивать страховку.
- В наших ли это силах? - удивился директор.
- Джентльмены, - произнес Уилбур, хватаясь руками за край стола. - Все эти люди тяжело больны и нуждаются в немедленной медицинской помощи. Спорить с нами у них нет сил.
- Гениально! - прокатилось по залу.
Будучи главным в вопросах по отказам, Уилбур рассматривал лишь наиболее запутанные и убедительные требования, что прорывались на самый верх сквозь преграды более низких уровней.
Трус по натуре, Уилбур, прячась в относительной безопасности телефонных разговоров с отдаленными собеседниками, с годами еще и озлобился. К делу он подходил с неизменной убежденностью в том, что, независимо от законодательства, установок, предпосылок и особенно справедливости, ни одно из требований выполнять не стоит. Когда его припирали к стенке неоспоримыми доводами, Уилбур призывал на помощь византийскую логику. Если и это не приносило плодов и все говорило в пользу выплаты, оставалось последнее секретное оружие. Со временем о нем стали рассказывать внутри организации, как легенду под названием "Гамбит Путценфуса".
- В документе явная опечатка, только и всего. Почему вы не можете ее исправить? - спрашивал клиент.
- У меня нет такого права.
- Тогда у кого оно есть?
- Не могу сказать.
- Почему?!
- Я не уполномочен распространять подобную информацию.
- Дайте мне телефон вашего управления.
- Мне не разрешено раздавать посторонним этот номер.
- Прекрасно! Я и без вас его узнаю. В каком городе находится ваша головная контора?
Молчание.
- Вы еще здесь?
- Мне непозволительно тратить на беседы так много времени.
Щелк.
Обручальное кольцо для Шэрон Уилбур купил, отказав в выплате за диализ, цветочные украшения на свадьбу - благодаря неправильным рецептам, а угощения и выпивку обеспечил за счет затянувшейся физиотерапии. За фуршет расплатились страховкой школьнику - парня парализовало, так как кто-то не привез вовремя компьютерные томографы (один из которых должен был обнаружить крошечный обломок кости). Случай с томографами был столь вопиющий, что Путценфус, ухитрившись отказать и на сей раз, мысленно отпраздновал победу.
* * *
За белым лимузином тянулся шлейф пыли в целых триста ярдов. Он мчал со скоростью по меньшей мере шестьдесят миль в час, словом, слишком быстро на узкой дороге, что поднималась над водой всего на несколько дюймов.
Прибрежная полоса к северу от Тампа-Бэй была слишком влажной и не подходила для жилых построек. Лимузин несся дальше и дальше, а над топью на десятки миль открывались виды местной природы. Машина так не соответствовала серым болотам, что можно было подумать, будто сюда пожаловал кто-то из низвергнутых латиноамериканских диктаторов или свихнувшихся рок-звезд.
- Ты уверен, что мы едем по той дороге? - спросила Шэрон с заднего сиденья, уткнувшись носом в оконное стекло. Придерживая фату правой рукой, чтобы не сдуло ветром, она открыла окно, высунула голову наружу и стала оглядываться по сторонам.
Уилбур сделал ей предложение всего два месяца назад и тем же вечером продумал, какой будет свадьба. Шэрон, слушая его, рисовала в воображении церемонию бракосочетания на сказочном острове, окруженном коралловыми рифами, да живо представляла, как едет по сверкающему изгибу нового моста на пятизвездочный курорт.
Никак не на болота.
Откинувшись на спинку сиденья, невеста закурила и произнесла:
- Ну и ветрище!
Через легкую ткань платья она почесала между ног. Лимузин приближался к Пайн-Айленду. Когда въехали в Маккетан-Парк, Шэрон расслышала, какая играет музыка. Уилбур выбрал "Endless Love" Дайаны Росс и Лайонела Ричи. Шэрон засунула в рот два пальца, как делают по всему миру, когда надо вызвать рвоту.
Чтобы пережить такое, стоит опять подзаправиться коксом, подумала она, вставляя в ноздрю спансулу и фыркая, как дикий кабан.
Прохладный легкий ветер гонял на воде белые барашки. Уилбур, в белом смокинге, ждал на южном берегу острова. Художественным оформлением сцены служили лишь марискусы да пальмы сабаль вдали. Над головой жениха с криком пролетела чайка, унося на крыльях остатки дневного света. Нырнув в воду, птица появилась на поверхности с рыбой-иглой в клюве.
Обдуваемая ветром, Шэрон вышла из лимузина и направилась к Уилбуру с видом человека, который решил прогуляться до почтового ящика. Очарованный жених смотрел на любовь всей своей жизни, затаив дыхание. Шэрон, жуя "Базуку", проследила за улетающей с добычей чайкой и подумала: а мне казалось, они едят "Фритос".
По ее мнению, медовый месяц в "Мире Диснея" был хуже не придумаешь, и Шэрон твердила об этом Уилбуру каждые тридцать секунд все время, пока они там находились. А кокаин нюхала и в Кантри-Беар-Джамбори, и повсюду в Туморроуленде. В "Доме с привидениями" выкурила косяк, а в "Двадцать тысяч лье", спрятавшись за пластмассовыми валунами, трахнулась с другим туристом.
Уилбуру же казалось, будто медовый месяц проходит на все сто, так как Шэрон, дабы он прощал ей шалости, держала его на стабильной минетной диете.
По пути назад в Тампу по Интерстейт-4 Шэрон сказала, что неважно себя чувствует, и перебралась прилечь на заднее сиденье. На подъезде к Плант-Сити движение замедлилось. Шэрон попросила мужа открыть окна, чтобы легче дышалось.
- Ай! - вскрикнул Уилбур несколько минут спустя, шлепнув себя по шее. - Проклятое комарье!
* * *
Полиция пришла к выводу, что на участке Интерстейт-4 между Орландо и Тампой, опять орудует маньяк-снайпер - любитель пострелять из-за карликовых пальм в выбранные наугад машины. Обследование показало, что пуля, вошедшая в Уилбура Путценфуса, была особо малого калибра, артерии остались невредимыми, и нет ни малейшей угрозы жизни. Рану отнесли к разряду поверхностных.
К несчастью Уилбура, медицинское обслуживание он получал через отдел "Семья прежде всего" собственной организации. А его врач, доктор Сэл Скалоне, по прозвищу Мясник, пользовался пробелом во Флоридском законодательстве, согласно которому считались сертифицированными даже медицинские работники, обучавшиеся где угодно за рубежом. Скалоне получил диплом в островном государстве Коста-Горда.
Уилбуру не повезло еще и в том, что в него выстрелили тринадцатого числа, а Скалоне спал и видел, что купит билеты на матч с "Тампа-Бэй-Буканирс", и особенно тщательно заботился, чтобы результаты месячных лабораторных анализов и количество направлений вписывались в требуемые нормы.
До матча было рукой подать, а потому Скалоне поручил секретарше не допускать никаких сбоев. К полудню тринадцатого ему недоставало на футбольные билеты всего лишь пары долларов. Ждать оставалось еще целых полдня. Он поступил так, как сделал бы в подобном случае всякий уважающий себя врач Организации медицинского обслуживания. Велел секретаршам закрыть офис и выключил пейджер и сотовый телефон.
Итак, осмотреть предстояло лишь последнего на сегодняшний день пациента, который ждал его в кабинете номер семнадцать. Уилбур нетерпеливо болтал свешенными с кушетки белыми ногами и держался левой рукой за шею. На нем был хлопчатобумажный халат с завязками сзади.
Скалоне осмотрел рану и сделал единственно возможное заключение. Поскольку пришлось не только налепить лейкопластырь, плата за прием - более доллара девяноста девяти.
* * *
Уилбур Путценфус вошел в парадную дверь своего дома в Палма-Сейя и уснул в кабинете перед телевизором, включенном на спортивно-развлекательном канале. На шее Уилбура, на лейкопластыре, белела улыбающаяся мордочка и темнела надпись: "Мы с вами, потому что вы нам небезразличны".
В следующие четырнадцать часов в нем заражалась кровь, и совершались по своим законам бактериальные осложнения. Шэрон отвезла мужа в отделение неотложной помощи в "Тампа мемориал", когда ему стало совсем худо. Время шло.
Представительница "Семьи в первую очередь", ответившая на звонок, сказала служащей из больничной приемной: к великому сожалению, Уилбура не имеет права принимать врач со стороны до тех пор, пока не даст согласия Скалоне. А тот не отвечал ни на звонки, ни на сообщения. Когда служащая, повысив голос, заявила, что человек нуждается в немедленной помощи, представительница пообещала переключить ее на начальство. Работница больницы прослушала приветственную речь, записанную лично ответственным за выплаты страховок Уилбуром Путценфусом, и аппарат предложил ей оставить сообщение на автоответчике.
- Не удается получить разрешение из ОМО, - обратилась служащая к Шэрон Путценфус. - Вы готовы оплатить все сами?
На этом история Уилбура Путценфуса и закончилась.
А отдел "Семья прежде всего" Организации медицинского обслуживания сэкономил сто сорок три доллара на медицинских анализах и еще две тысячи шестьсот двадцать четыре - на лечении пулевого ранения. Отдел по страхованию жизни, где числился Уилбур, выплатил пятьсот тысяч не слишком огорчившейся миссис Путценфус, которая по необъяснимым причинам похоронила мистера Путценфуса в весьма узком кругу его знакомых на острове Таити.
Глава 2
Выходные, когда скончался Уилбур Путценфус, были последние в январе. До чемпионата США по бейсболу оставалось восемь месяцев. Для детективов Тампы этот уик-энд стал особенно памятным. Наутро после того, как еле живого Уилбура подняли с кресла и вывели из кабинета, в городскую службу спасения 911 поступил звонок с престижной южной окраины Тампы - Ламантиновых островов. Так как адрес указали известный, служба спасения тотчас конфиденциально связалась с несколькими влиятельными персонами города и отправила каждому по группе подготовленных спасателей.
Селеста Хэмптонс, в розовато-лиловом халате, умиротворенно лежала на ковре в гостиной, и казалось, она не мертва, а всего лишь дремлет. В комнате толпилось не меньше народа, чем трудилось в фондах Хэмптонсов по сбору пожертвований для больниц, музеев и политических кампаний. Девятнадцать копов в форме, одиннадцать детективов. Две команды медработников махнули на труп рукой и переместились в кухню, где принялись обследовать холодильник.
Явился к Хэмптонсам и представитель из мэрии, и еще один чиновник - из окружной комиссии, оба в угольно-серых костюмах, белых рубашках и темно-бордовых галстуках в косую полоску. Замсекретаря сельского хозяйства, в джинсах и джинсовой куртке, приехал с выставки-ярмарки штата, что проходила на восточной окраине города. Всех троих распекал человек неизвестно какого чина, не посчитавший нужным кому-либо представляться. На нем были ослепительно белые шорты и бирюзовая футболка в оранжевый рубчик. На шее, на резиновом розовом шнурке, висели солнцезащитные очки за сотню долларов. В руке он до сих пор держал теннисную ракетку, которой махал на замсекретаря. Теннисиста не узнал и никто из копов, однако, подобно представителям власти, все как один держались с ним почтительно: да, сэр, нет, сэр.
- К чертям цианидное отравление, канцелярские тупицы! Разгоняйте копов - нечего тут расследовать!
Сельскохозяйственник божился, что из вертолетов "Хью" или самолетов "ДиСи-3", которые распыляли в окрестностях отраву для мух, получить малатион нет никакой возможности. Он де лично поверил временный аэродром, разбитый на территории ярмарки. Хотите верьте, хотите нет, а его не разуверишь, что несчастье случилось именно так, как описали полицейским по телефону.
Самолеты и вертолеты летали над городом три месяца с тех пор, когда в округе появились зловредные насекомые. Первые стайки средиземноморских плодовых мух обнаружили в садах Тампы. Аппетиты пакостниц быстро росли, и в считанные дни угроза нависла и над всем урожаем цитрусовых во Флориде.
Не успела Тампа опомниться, как по ней разлетелась весть: сельское хозяйство терпит убытки на миллион долларов. В городе ввели цитрусовую версию военного положения, а в небе, как когда-то над Сайгоном, затарахтели вертолеты. "Хью" принялись опрыскивать воздух гадостью, которая выглядела точно как клубничный джем "Смакерс" и так же липла к машинам.
Власти штата заявили Тампе, что мнение местных органов никого не волнует, что их дело - сидеть да помалкивать. И с уверенностью добавили: малатион настолько безвреден, что его можно пить.
Официальные лица Тампы и группы простых граждан провели тесты воды, выявили, что уровень пестицидов в реке и детских бассейнах значительно превышает допустимую норму, и запротестовали. Таллахасси сменил тактику и выделил средства на "мягкую и пушистую" рекламную кампанию, направленную на примирение с жителями Тампа-Бэй. Ее главным героем стал Малли - малатионовый медведь-танцор.
Сегодняшнюю трагедию не предвидел никто.
На территории ярмарки зазвонил телефон. В это же самое время запульсировал сигналами мобильный в теннисной сумке в загородном клубе Палма-Сейя. Когда о том, что стряслось на Ламантиновых островах, услышал сам замсекретаря по сельскому хозяйству, у него прокололо сердце. Человек на теннисном корте зашвырнул ракетку на двадцать футов в воздух.
- Не верю, черт бы их всех побрал! - Он захлопнул сотовый и, громко топая, покинул клуб.
Войдя в гостиную Селесты Хэмптонс, теннисист накинулся на замсекретаря.
- Кому, вашу мать, стукнуло в голову брякнуть, что его можно пить?
- Мы ж не думали, что кто-то правда станет это делать! - ответил сельскохозяйственник. - Она хотела доказать, что малатион безвреден, поддержать друзей из цитрусового лобби. Даже планировала снять ролик для общественности. Вот и выпила все до дня. - Он указал на стойку, где стоял пустой стакан с надетым на край кругляшом лимона.
- Кому, как не ей, было знать, что это вранье! - воскликнул теннисист.
На его теннисной сумке темнело "ЧС". Чарльз Сэффрон, президент и главный управляющий "Жизни и несчастных случаев в Новой Англии", известный на всю округу богатством, но прежде всего - влиятельностью. Сэффрон был секретным шепотком между бизнесом и политикой, закулисным ловкачом, который всех знал, никогда не оставлял следов и поражал живучестью. Щелью, куда ускользала ответственность и откуда брались правдоподобные доводы.
Сэффрон огляделся по сторонам.
- Где Сид?
Сид Хэмптонс был мужем покойной, бывшим членом городского совета. Его неофициально обвинили во взяточничестве, и Хэмптон отказался от должности, а спустя какое-то время был назначен главой оперативной группы мэрии.
- Вы что, не слышали? Он умер пять месяцев назад. По глупой случайности: шнурок застрял между ступенями эскалатора.
- Шнурок застрял между ступенями? По-моему, даже малые дети знают: на эскалаторе надо соблюдать осторожность.
- Именно. Со взрослым это был первый случай.
- Вот черт!
- Неделю назад она снова вышла замуж. За молодого англичанина. - Замсекретаря кивнул в сторону стола, возле которого сидел джентльмен в темно-синем двубортном пиджаке и коричнево-сером аскотском галстуке. - Его зовут… ах, да, у меня же записано… Найджел Маунт-Бэттен.
Сэффрон прошел к столу и от души шлепнул вдовца по уху.
- Ай! - Тот схватился за ухо. Копы на миг повернули головы и вновь сосредоточили внимание на телеэкране, где шел баскетбольный матч.
- Послушай-ка, ты, британец-засранец! - прогремел Сэффрон. - Верно я к тебе обращаюсь?
Маунт-Бэттен боязливо кивнул.
- Отлично, - сказал Сэффрон. - Не хочу портить себе международную репутацию и провоцировать дипломатический конфликт, сукин ты сын, жалкий колонизатор! - Он схватил Маунт-Бэттена за волосы и с силой их дернул. - Все было совсем не так! Ума Селесте недоставало, но настолько тупой, чтобы влить в себя стакан инсектицида, она мне в жизни не казалась. - Он ткнул большим пальцем прямо в глаз Маунту Бэттену.
Послышался столь пронзительный вопль, что копам пришлось прибавить звук телевизора.
- Я знаю, что ее убил ты, безмозглый тори! - Сэффрон дыхнул в нос Маунт-Бэттену ароматом шампанского, выпитого за завтраком. - Слушай меня внимательно! У нас во Флориде есть такие жучки, которые в считанные минуты сожрут твою королевскую задницу. Только вообрази себе! Убирайся из моего штата ко всем чертям, и побыстрее, не то пожалеешь!
В беседу вклинился замсекретаря.
- Эй, так ведь если и правда ее прикончил муж, - произнес он, хватая Сэффрона за рукав, - значит, мы чистенькие. А с ним пусть разбирается убойный отдел. Натворил дел - должен отвечать. К нам же не будет никаких претензий.
Сэффрон трижды стукнул его кулаком по голове.
- У тебя что, дерьмо вместо мозгов? Или не все дома? По-твоему, заголовок "Оружие против мух убило женщину" гораздо страшнее, чем "Преступник пустил в ход "безвредный" малатион"?
Замсекретаря вздохнул и засунул руки в карманы джинсов. Маунт-Бэттен вскочил со стула, с криком пробежал через всю комнату, порвал желтую полицейскую ленту, которой обозначили место преступления, и, не останавливаясь, умчался прочь.
* * *
Шэрон Родс, бывшая Шэрон Путценфус, откусила кусочек пахлавы и рассеянным жестом провела рукой по люфам, что лежали в большой деревянной корзине. С минуты на минуту открывалась выставка "История губки", но Шэрон вышла из музея и направилась вниз по одной из аллей Тарпон-Спрингз. Ее путь лежал мимо ресторана "Зорба", в окнах которого красовались фотографии с изображениями исполнительниц танца живота, и мимо Сприг-Байю, где архиепископ на Крещение бросает в воду крест.
Губчатое моторное судно, глубоко погруженное в воду под тяжестью туристов, плыло в сторону Додеканес-Байю к губчатой пристани. На носу стоял красивый молодой грек с точеными чертами лица и шапкой черных волос. На нем был старинный костюм для прыжков в воду, под мышкой он держал большой медный шлем. Задачей было продемонстрировать гостям из Лейкленда, Уинтер-Хейвен и Бруксвилла, как местные жители ныряли в ту пору, когда Тарпон-Спрингз считался американской столицей губки. Сойдя на берег, туристы направились в магазин приобрести резные сувениры из губки, выкрашенные в синий, розовый, зеленый и желтый цвета.
Один из них заявил, что точь-в-точь такие продаются в супермаркете.
- Да нет же, эти губки особые! - возразил продавец. - Губки с исторической родины.
Шэрон пересекла бульвар Додеканес, вошла в кондитерскую с небольшим кафе, взглянула на часы и заказала крошечную чашку горького греческого кофе, отливавшего чернилами. Из колонок негромко звучала беззаботная греческая мелодия, под которую всякому против воли хотелось пуститься в пляс. Шэрон, потягивая кофе, направилась к противоположной стене, где можно было присесть и отдохнуть, и раскрыла дверь в единственную кабинку.
Внезапно к ней подскочил мужчина, схватил и рывком затянул внутрь. Шэрон стала сопротивляться, расцарапала ему щеки. Он ударил ее по лицу, потом еще раз - тыльной стороной ладони. Швырнул вбок, к стене, и Шэрон стукнулась головой.
Грубым резким движением мужчина спустил ей до коленей юбку и трусики. Она плюнула ему в лицо. Обругала его. Мужчина овладевал ею так неистово, что болты, крепившие стену, повыскакивали из бетона. Стена рухнула на покрытый плиткой пол и на раковину. Та в считанные секунды превратилась в груду белых осколков. Дверь кабинки упала на аппарат для сушки рук.
- Как же я скучала, - проворковала Шэрон, осыпая мужчину поцелуями.
- Я тоже скучал, - ответил Найджел Маунт-Бэттен.
Первыми на шум принеслись две официантки и повар. Маунт-Бэттен указал на рухнувший карточный домик - бывшую кабинку для отдыха.
- Кто сварганил эту бутафорию? - прокричал он. - С вами свяжется мой юрист.
Они с Шэрон протолкались сквозь сбежавшуюся толпу и рука об руку вышли из кондитерской.
Маунт-Бэттен рассказал подруге о теннисисте. При данных обстоятельствах, по его мнению, было разумнее не затевать разбирательство о завещании, а довольствоваться тем, что есть - шестьюстами тысячами страховки. Если прибавить к ним Уилбуровы полмиллиона, выходит вполне приличная сумма - достойная награда за двухмесячную разлуку.
- Да, кстати, - ответила Шэрон. - Стрелок ты дрянной. Мой муж чуть было не выжил. В конце концов пришлось самой везти его в больницу, а то копы заподозрили бы неладное.
Маунт-Бэттен от души посмеялся.
Они свернули на автостоянку у клуба "Тауэр-Армз" близ Краун-Харбор - тридцатиэтажного многоквартирного здания на пляже "Чистая вода", напоминающего по форме земляной орех.
- Блеск! - выдохнула Шэрон, когда раскрылись дверцы отдельного лифта, поднявшего их в меблированный пентхаус. Вид за раздвижными стеклянными дверьми балкона в стене напротив был точно с самолета. Шэрон вбежала в спальню, взвизгнула от восторга и стала прыгать на гигантской круглой кровати.
- Всего-то двенадцать тысяч в неделю! - крикнул Найджел из гостиной. - Видишь дом, на севере? Там когда-то жили Джим Баккер и Джессика Хан.
Шэрон улеглась на спину и, воспользовавшись хрустальной зажигалкой на тумбочке, прикурила косяк, а Найджел достал из мини-бара красного дерева бутылку "Шивас регал". Так начался кутеж, длившийся сорок дней и сорок ночей. Они заказывали бифштексы и вино в "Бернс", которые им везли через бухту, сигары в Айбор-Сити, наряды "Гайд-парк", лучшие наркотики из четырех округов: "черную смолу", "белого китайца", "желтые рубашки", "панамскую красную", "золото Акапулько", "оранжевый солнечный свет", "черную красоту". Приводили отряды элитных гостей из частных клубов и чокнутых тинэйджеров из центральных баров. В холле бил электрический фонтан, заправленный четырьмя галлонами "Мимозы". Найджел заказал биологически безопасный бак для медицинских отходов, куда стал складывать разбрасываемые гостями по всей квартире использованные шприцы и презервативы. Однажды к ним пожаловал сам окружной судья, и через два дня Найджелу и Шэрон пришлось погрузить свой "порше" на плоскую платформу тягача, а самим сесть рядом с водителем и отправиться в путешествие. Они арендовали шестидесятифутовую яхту "Бертрам", задумав устроить рыбалку на всю ночь. Погода стояла как по заказу. Яхту остановили в отдаленном уголке округа Эрнандо; рыбы на ней так и не появилось. Наутро ярдах в ста, на пустынной загородной дороге по звонку с сотового явился лимузин. Бросив яхту, Найджел и Шэрон пешком добрались до машины, улеглись в ней и отправились назад, на пляж "Чистая вода".
Пентхаус был полон неизвестными им личностями. Кто-то валялся на полу в кухне, кто-то возле биде, кто-то сидел в кладовке, прямо на распорках для обуви, и мастурбировал над шиншилловой шубой. Денег и драгоценностей и след простыл.
Отовсюду названивали кредитные компании с требованиями погасить долг. Никто не фиксировал, кто что заказывал.
На тридцать девятый день на Найджеле и Шэрон висел долг в тридцать тысяч по шести кредитным картам. Однако их волновали заботы поважнее. Найджел обнимался с "Шивасом" и лежал с кокаином под верхней губой, а Шэрон с утра до ночи курила через стеклянную трубочку крэк.
В сороковой день Найджел, полуживой, валялся на круглой кровати, вливал себе в рот виски из соусника и смотрел "Флот Макхейла". Зазвонил телефон. Найджел шлепнул по нему рукой, и трубка упала с рычага. Он смотрит на нее, слышит приглушенный голос. Переводит взгляд на жирную, точно змея, полоску кокаина на журнальном столике. Трубка, кокс… Надо принять решение. После коротенькой бесконечности он поднимает трубку.
- Э-э… алло?
Звонили из "Жизни и несчастных случаев в Новой Англии". Лишь затем, чтобы сообщить, что заявку с его подписью на страховку в пятьсот тысяч они получили и одобрили.
- Ага, - ответил Найджел и вернул трубку на место, соображая с трудом, как бронтозавр. Прошла минута, и его осенило: он никуда не отправлял никаких заявок!
Тут Найджел заметил, что медленно сползает с кровати. Черт, мне хана, мелькнула в голове мысль. Кто-то схватил его за ноги, стянул и разложил на полу. Перед глазами мелькнула Шэрон, и сознание покачнулось.
- Шэрон… какого?..
Потолок наверху куда-то поплыл, под затылком задвигался бежевый ковер.
Раздумывала Шэрон долго, хоть и похвастать не могла ни изобретательностью Найджела, ни его навыками. Выстрел в окно машины или отравление малатионом - ни того, ни другого ей было бы в жизни не провернуть. Отлично разбиралась она, пожалуй, лишь в одежде-секси.
Найджел смотрел вверх, лежа на полу в ванной. Задницу холодило. До него вдруг дошло, что он без штанов. Шэрон натягивала ему на ноги свои самые узкие джинсы.
Насилу застегнув пуговицы, она приподняла дружка, прислонила его к двери, не без труда усадила в позолоченную ванну и включила воду. Силы совсем покинули его. Вопрос Найджел мог выразить лишь взглядом.
Когда ванна наполнилась до половины, Шэрон выключила краны и вышла. Из соседней комнаты доносилась заключительная мелодия "Флота Макхейла". Следующие два часа Найджел то приходил в себя, то проваливался в бездну. Шэрон время от времени заглядывала к нему и выпускала из ванны очередную порцию воды. Последняя мысль, возникшая в голове Найджела, была: "Не чувствую ног".
Подружкой он мог по праву гордиться. Шэрон знала наверняка, что ее джинсы, высыхая, садятся. Впрочем, это от него она услышала: нарушить кровообращение человека - все равно что сдавить ему шею.
Медики следующим утром приехали слишком поздно. Окоченевший Найджел по-прежнему сидел в ванне. Его застывшее лицо так и говорило: не верю, что она убила меня обыкновенными "Ливайс-501".
Глава 3
Южная Тампа - земляной полип, язычком нависающий над Тампа-Бэй. Тут водятся давние деньги и отчасти новые. Красуются реставрированные бунгало, постройки в средиземноморском стиле, садоводческие и спортивные клубы. Бульвар Бейшор тянется извилистой лентой вдоль восточного берега и вереницы жилых домов. Пешеходную дорожку, которой по протяженности, как утверждают, нет равных в целом мире, ограждает парапет. Это место - царство скейтеров и бегунов в лайкре и наушниках.
Как-то раз в феврале, ближе к вечеру, спустя некоторое время после гибели Уилбура Путценфуса, на бульвар Бейшор выпал из машины - либо сам, либо с чьей-то помощью - стоматолог-ортодонт Джордж Вил III. Повторно. После первого раза не прошло и часа.
Произойди подобное среди недели, и стоматолог тотчас простился бы с жизнью. В этот же день машины двигались со скоростью пять миль в час, в том числе и громадина, что ехала следом. На голове Вила чернела повязка, к плечу его рубашки был пришит пластмассовый попугай. С утра он нарядился пиратом, но теперь повязка была не на глазу, а выше уха, на щеке почти отклеился накладной шрам, а от попугая отлетела верхняя часть.
Приятели-пираты Вила дали команду тормозить. Грузовик-пикап, превращенный с помощью гофрированной бумаги и мелкой проволочной сетки в фургон переселенцев восемнадцатого века, мигнул фарами. На дорогу выпрыгнули двое, Вила подняли, бросили, точно свернутый в трубку ковер, на телегу, и он пролежал без памяти до тех пор, пока парад Гаспарилья не достиг Эвклид-авеню.
Гаспарилья - ежегодный фестиваль наследия Тампы, а наследие Тампы немыслимо без алкоголя. Праздник связан с легендой о Хосе Гаспаре, пирате, чья личность до сих пор овеяна тайной. Проводят фестиваль помешанные на истории богатые секретные сообщества.
Группировка Вила, "Праведнее не бывает", якобы защищала интересы национальных меньшинств, втайне же ее члены смеялись над этим и в первый же день порвали заявления о приеме. Сегодняшним утром, через три часа после рассвета Вил почивал "Джонни Уокером" себя и своих троих товарищей.
Команда пьянствовала и сокрушалась, что возрастает тенденция к объединению. Избежать его представлялось весьма затруднительным. Приятели обсуждали, как быть. Старина Том, афро, но "не совсем черный", вспомнил про парня, не без участия которого переизбрали сенатора. Отличная мысль! - согласились другие. Вил набрал телефонный номер.
Разворачивались события в кабинете, обшитом дубовыми панелями. Приятели маскировались под головорезов и обвешивались пластмассовыми ножами, продолжая пить. После того, как мимо двери по коридору прошла молодая дочь хозяина, он сделал выпад вперед. Последовала небольшая схватка с приятелем на полу кабинета, которую остальные двое успели прекратить, пока не прибежали жены. Конфликт замяли, в который раз опрокинув бокалы.
В конце концов "пираты", взъерошенные и окосевшие, предстали перед супругами. Те проявили великодушие, ограничившись тем, что принялись злобно махать перед носом руками - от муженьков отвратно несло.
Парад двинулся на север с бульвара Ганди под сырым тяжелым небом, что грозило оросить землю дождем, но все медлило. По всему Бейшору стояли стеной горожане, крича пиратам, чтобы те бросали пластмассовые бусины и алюминиевые дублоны. Пираты стреляли из небольших пушек.
Телегу "Тампы трибьюн" охватил огонь, и команде пришлось выйти из строя. Питчер "Нью-Йорк янкиз" и Док Гуден, то признаваемый в родном городе героем, то презираемый, взмахнули приятелям руками со своего бейсбольного павильона на колесах.
Еще до того, как процессия приблизилась к бульвару Бэй-ту-Бэй, Вил вел себя по-хамски: выкрикивал ругательства, бусины в толпу швырял изо всех сил, пил из фляжки и хватал себя за неприличные места.
Словом, был полностью в образе.
Один из дружков-пиратов плеснул виски на правую щеку Вила, и на ней растекся грим, отчего его физиономия стала напоминать обложку для альбома Питера Габриеля.
На Говард-авеню Вил завопил группке девочек-подростков:
- Покажите-ка свои гребаные сиськи!
Одна из них выполнила просьбу, Вил возбудился и пустил ей в лицо очередь пластмассовых шариков.
- Ай! Блин! - Девица схватилась за левый глаз, а ее подруга помчалась раздобыть льда.
Подъезжая к Роум-авеню, Вил переключился на дублоны. Стал брать их по одному и бить по ним указательным пальцем, будто разгоняя ракушки на поверхности озера.
- Эй, вы, соски! - проорал он, стреляя в лоб шестилетнему мальчику. Из раны засочилась кровь. Мать облила "стрелка" бранью и повела ребенка прочь, но Вил этого уже не видел, ибо повторно свалился за борт.
Когда он упал в третий - последний - раз, телега продолжила путь, поскольку за ней следовали остальные, и трубачам пришлось переступать через него. Дождавшись, пока оркестр не пройдет, двое других пиратов отнесли Вила к жилому дому на Бейшор и бросили под куст.
Улицы, что тянутся от Бейшор, наводняли машины, горожане праздновали до вечера по всей Тампе, топча цветы в клумбах и разбрасывая банки из-под пива на лужайках у домов банковских президентов и членов городского совета. Без буйства и наглости праздник не праздник. Один из весельчаков свернул в кусты и, сам того не подозревая, помочился прямо на Вила.
Тот очнулся в сумерках, в грязи под забором дома, которого не узнал, воняя спиртным и мочой, и подумал: пора на вечеринку.
Кутеж устраивали у него. Вилу пришлось, опираясь на пластмассовую саблю, ковылять от залива до дома через целых два квартала. Когда он с ревом ввалил в парадную дверь, большинство гостей были уже в сборе.
Лечились у Джорджа Вила III, стоматолога-ортодонта, дети школьного возраста, а его девизом было: из каждых пяти тысяч долларов сделай десять. Второй свой девиз Вил позаимствовал у риэлтора: положение, положение, положение. Главное, как ты устроен, а медицина не столь важна, особенно в Южной Тампе - галактике липосакции, силикона, фен-фена и валиумных баров с вывеской "Только наличные". Вот как и где жил Вил. В его клинике трудились еще одиннадцать зубных врачей, все моложе тридцати лет; каждый из них, как ни абсурдно это прозвучит, получал гроши и умел превратить здоровые зубы первоклассника в улыбку Алека Болдуина. Платить сразу родители школьников не имели возможности.
В год Вил получал немногим больше восьмисот тысяч и искусно уклонялся от налогов, благодаря чему в целом имел около миллиона. Свои руки он застраховал на пять миллионов.
Его дом изгибался буквой U, верх которой выходил на Сент-Клемент-стрит. Дом окружала белая стена, выложенная по краю двумя рядами глиняной плитки, с черными воротами из кованого железа, которые вели во двор. У ограды росла финиковая пальма с Канарских островов - в равной степени украшение и отличительная особенность. По краям буквы U, на втором этаже, тоже укрепленные кованым железом, смотрели на улицу два одинаковых балкона. На каждом, в сорокагаллоновом терракотовом цветочном горшке в виде пантеры пылали розовым огнем бугенвиллии.
Вилу было сорок восемь лет. Он полагал, что громовым голосом можно добиться чего угодно. Он носил бороду, как делают неуверенные в себе люди, желающие скрыть несимпатичное лицо, однако борода Вила была всегда профессионально ухожена. Картину дополняли затянутые в хвост седеющие длинные волосы, гвоздик в мочке уха и небольшое пузцо. В одежде Вил предпочитал костюмы-тройки в тонкую полоску, из нагрудного кармана его пиджака всегда выглядывал платиновый ножичек для обрезки сигар. После работы Вил каждый вечер скидывал туфли, пиджак, стягивал носки. Наливал четыре унции бурбона в стакан уотерфордского стекла, добавлял в него ровно четыре кубика льда и брал стакан в ту же руку, в которой держал короткую толстую незажженную "Коибу". В брюках, рубашке и жилете, сжимая в другой руке повадок питбуля, Ван-Дамма, Вил выходил во двор, прохаживался с псом перед домом, как футбольный тренер вдоль спортивной площадки, разговаривал вслух и размахивал рукой с сигарным обрубком. Трава на лужайке в августинском стиле ласкала его босые ноги.
По меньшей мере половина его сегодняшних гостей были нынешние или будущие клиенты, ибо Вил полагал, что веселье - не веселье, если оно не сулит выгод.
Праздник начался без хозяина. Один из представителей агентства по организации свадеб имел наверху в спальне двадцатилетнюю четвертую жену Вила, а в соседней комнате его будущий зять трахался с его двадцатидвухлетней дочерью.
Напротив небольшого бара с закусками и напитками поблескивала золотая клетка с попугаем ара. Вил повесил птице трапецию и маленький велосипедик, уверенный, что обитателям тропических лесов такое по вкусу, но попугай даже не смотрел в их сторону.
Приятели-пираты Вила притащили с телеги пушку и взгромоздили ее на барную стойку. На шляпу одного из них были натянуты женские трусики. Две дамы, чьи дети лечились у Вила, стояли, прислонившись к бару, попивали мартини, хихикали и бросали в пушку оливковые косточки.
Бар, хромово-стеклянный блок, высился в гостиной у края бассейна. Бассейн начинался в доме, тянулся вдоль стенки из зеркального стекла и заканчивался на улице, во дворе. Из-за подсветки на дне он казался неровным. В воде плавали семь бутербродов и два юриста, позабывшие раздеться.
Каждый год на Гаспарилью Вил прямо в доме палил холостым зарядом из пушки, наполняя воздух дымом и пороховой вонью. Так же случилось и теперь, с той лишь разницей, что из дула вылетели еще и оливковые косточки, которые вынесли попугая через стеклянную стену.
Вывернутая наизнанку и шлепнувшаяся в бассейн птица вмиг распугала гостей. А Вил продолжил праздновать. Сел пьяный за руль и поехал в экзотический клуб на Дейл-Марби-хайвэй, чтобы за две сотни баксов поглазеть на стриптизершу Шэрон.