Дэвид Балдаччи
Бернарду Мэйсону, правдивому и прямому как стальной клинок,
и памяти Фрэнка Л. Дженнингса, который значил столь многое для столь многих
Гарри Финн встал как обычно в половине седьмого, сделал кофе, выпустил пса на лужайку по утренним надобностям, принял душ, побрился, поднял детей в школу и лично контролировал их сложные приготовления в течение следующих тридцати минут, пока поглощался завтрак и расхватывались портфели и кроссовки. К нему присоединилась жена – сонливая, тем не менее готовая встретить очередной день в качестве матери и шофера троих детей, включая не по годам развитого и независимого мальчишку-тинейджера.
Гарри Финну было за тридцать, но он до сих пор сохранил юношеские черты и блеск ясно-синих глаз, которые ничего не упускали из виду. Женился он рано, любил свою супругу и детишек и даже питал серьезную привязанность к семейному псу, вислоухому золотистому лабрадудлю по имени Джордж. Ростом шесть футов и один дюйм, Финн отличался длинными конечностями и жилистым телосложением. Как всегда, на нем были выцветшие джинсы и рубашка навыпуск. В круглых очках и с интеллигентным задумчивым лицом он напоминал бухгалтера, которому нравится слушать «Аэросмит» после рабочего дня, проведенного за разгрызанием цифири. Хотя Финн был на удивление спортивен, хлеб на семейный стол и «айподы» для детей обеспечивались его умственными усилиями – и работу свою он делал умело. Можно было по пальцам пересчитать тех, кто мог посостязаться с Финном в его профессии. И выжить при этом.
Он поцеловал жену, обнял детей (даже ехидного тинейджера), взял спортивную сумку, которую заранее поставил у выхода накануне вечером, сел в «тойоту» и направился в аэропорт, что расположен на реке Потомак сразу за границей Вашингтона, – Вашингтонский национальный аэропорт имени Рональда Рейгана, хотя местные жители предпочитали называть его просто «наш национальный». Финн припарковался на одной из стоянок неподалеку от главного терминала, чья важнейшая архитектурная особенность заключалась в комплексе куполов, скопированных с Монтичелло, любимого имения Томаса Джефферсона. С сумкой в руке Финн пересек крытый переход и попал в прилизанный интерьер аэропорта. Зайдя в туалетную кабинку, он открыл сумку, натянул на себя куртку из плотной синей ткани со светоотражающими полосками на рукавах и рабочие брюки той же расцветки, надел на шею оранжевые шумозащитные наушники, а к нагрудному карману прицепил ламинированный бейджик.
Ловко перемахнув рогатки турникета, он влился в поток аэропортовых служащих, стоявших в очереди к линии спецконтроля. Как ни удивительно, здесь и намека не было на общепринятые процедуры безопасности, которые распространялись на обычных авиапассажиров. Очутившись по ту сторону барьера, Финн купил себе стаканчик кофе и пристроился за одним из служащих, вальяжным шагом направлявшимся к выходу на летное поле. Мужчина даже придержал для него дверь.
– Вы в какую смену? – спросил его Финн.
Тот охотно ответил.
– А я только-только приступаю. И все бы ничего, да засиделся за телевизором. Вчерашний матч смотрели?
– А как же!
Финн сбежал по металлическим ступенькам и направился к «Боингу-737», который готовили к короткому перелету в Сиэтл через Детройт. По дороге ему встретилось несколько человек, в том числе инженер-топливозаправщик, двое багажных рабочих и механик, инспектировавший переднее шасси. Никто Финна не остановил, потому что он выглядел и вел себя так, словно имел все права здесь находиться. Допивая кофе, он обошел самолет кругом.
Затем приблизился к аэробусу А320, который через час должен вылетать во Флориду. Возле фюзеляжа стоял багажный автопоезд. Финн выдернул из-за пазухи небольшой сверток и наработанным, мгновенным движением сунул его в боковой карман одной из сумок, затем шагнул к заднему шасси и припал на колено, якобы осматривая колесную пневматику. И вновь окружающие ничего не заподозрили, потому что Гарри Финн расточал вокруг себя флюиды человека, который занят своим профессиональным делом. Через минуту он уже болтал с одним из рабочих обслуживающей бригады, обсуждая предстоящую игру вашингтонских «Краснокожих» и попутно сетуя на заработную плату и условия труда в гражданской авиации.
– Держат нас за рабов, ей-богу! А эти шишки наверху как сыр в масле катаются.
– Вот-вот, – согласился рабочий, и они шлепнули друг друга по ладони, выражая тем самым негодование в адрес возмутительной жадности и бесчеловечной жестокости тех, кто заправляет полетами в не столь уж и добродушных небесах.
Уголком глаза Финн заметил, как начал распахиваться задний грузовой люк детройтского рейса. Он дождался момента, когда автопоезд вместе с грузчиками отправился к терминалу за очередной порцией багажа, взобрался на подъемник, а оттуда перешагнул на погрузочную аппарель самолета. Парой секунд позже он уже прятался в укромном месте. Его он подобрал заранее, внимательно изучив чертежи грузового отсека 737-й серии, которые доступны любому – если знать, где искать. А Финн свое дело знал туго. Кроме того, из открытого веб-ресурса в ходе интернет-поиска он выяснил, что конкретно данный рейс вылетит загруженным наполовину, так что вес его тела в задней части фюзеляжа на приборах балансировки не скажется.
Пока он, свернувшись калачиком, лежал в укромном закутке, самолет заполнился багажом и взвинченными пассажирами, а затем поднялся в небо и взял курс на Детройт. Финн с комфортом путешествовал в герметизированном карго-отсеке, хотя здесь было значительно холоднее, чем в салоне, и он был рад, что на нем плотная куртка. По прошествии часа самолет приземлился и подкатил к терминалу. Через несколько минут распахнулся и грузовой люк; началась выемка багажа. После полной очистки отсека Финн терпеливо выждал еще пару минут, вылез из укрытия и осторожно выглянул наружу. Люди есть, но в его сторону никто не смотрит. Он спрыгнул с кормовой аппарели. Когда к самолету направилась пара сотрудников охраны, отхлебывающих кофе и занятых болтовней, Финн сунул руку в карман, извлек бумажный сверток с ленчем и, на ходу жуя сэндвич с ветчиной, зашагал им навстречу.
Поравнявшись с охранниками, он им кивнул.
– Кофе прямо из столовой, или вы опять плеснули в него на четыре пальца кой-чего покрепче? – с набитым ртом спросил он и подмигнул. Охранники фыркнули ему в спину.
Финн вошел в здание терминала, затем в туалет, а там в кабинке снял куртку, оранжевые наушники и ламинированную карточку с груди, после чего сделал краткий звонок по мобильнику и направился в службу безопасности аэропорта.
– Я подложил бомбу в одну из сумок, которая этим утром была погружена на борт 737-го в Вашингтоне, – сообщил он дежурному. – А сюда я прилетел в грузовом отсеке того же самолета. Мог взорвать его в любую секунду.
Ошарашенный полицейский не носил табельного оружия, поэтому просто выпрыгнул из-за стола, чтобы свалить Финна на пол. Тот легко отступил в сторону, и парень разлегся на линолеуме, зовя на помощь. Из соседней комнаты посыпались его коллеги и окружили Финна, наставив стволы, но тот уже успел вынуть из кармана свои документы.
В ту же секунду распахнулась дверь, и в офисе возникла троица мужчин.
– Управление национальной безопасности, – рявкнул один из них. Он ткнул пальцем в сторону Гарри Финна. – Этот человек работает на нас. И кое-кому светит купание в дерьме.
– Отлично сработано, Гарри. Как и всегда, – сказал куратор от Управления национальной безопасности, похлопывая Финна по спине.
После того как о выявленных Финном дырах в системе аэропортовой охраны были поставлены в известность компетентные органы, разразился ливень из рапортов, электронных сообщений и звонков по мобильным телефонам, в результате чего целому ряду местных сотрудников намылили шею. По идее, Финну не должны были поручать только что выполненное задание от имени Управления национальной безопасности – сокращенно УНБ, – потому что этой сферой единолично занималось Федеральное управление гражданской авиации. Скорее всего, ребята из ФУГА и сами знали о сбоях в своей системе и не хотели, чтобы об этом пронюхали сторонние лица. Тем не менее, УНБ удалось-таки выбить разрешение на операцию, и Финна назначили основным действующим лицом.
Финн не являлся сотрудником УНБ. Фирма, на которую он работал, выполняла контрактные поручения, направленные на проверку уровня обеспечения безопасности как государственных, так и частных учреждений по всей стране. Для этого применялся прямой и бесхитростный подход: допускается что угодно, лишь бы проникнуть в запретные зоны. Подобные контракты были в УНБ далеко не редкость. Федеральной службе выделялся 40-миллиардный годовой бюджет, и деньги требовалось куда-то тратить. Компания Финна извлекала из этого бизнеса мизерную долю, однако даже незначительный процент от миллиардных сумм означал неплохой приток выручки.
В принципе, Финн мог бы попросту уйти из аэропорта незамеченным, а там пусть фишки ложатся как угодно. Однако руководству УНБ, судя по всему, надоело взирать со стороны на текущее состояние дел; им хотелось выступить с жестким заявлением. Финну приказали объявить о себе, чтобы федеральные агенты могли потом картинно ворваться в офис аэропортовой охраны и устроить громкий скандал. СМИ зайдутся слюной, индустрия гражданской авиации содрогнется от удара, а УНБ на этом фоне проявит себя героически и эффектно.
Сам Финн никогда не лез в политические игры. Он не раздавал интервью, и его имя не попадало в газеты. Он просто делал свою невидимую работу.
С другой стороны, ему все же поручили выступить на брифинге с участием охранного персонала, который он только что обвел вокруг пальца. Финн дипломатично отозвался об уровне подготовки кадров и дал рекомендации на будущее. Подобные брифинги порой превращались в самые опасные мероприятия. Людей сильно раздражал тот факт, что их облапошили и унизили. Однажды Финну пришлось с боем прорываться из конференц-зала.
Куратор добавил:
– Этих олухов давно пора привести в чувство.
– Не уверен, что доживу до такого момента, сэр, – сказал Финн.
– Кстати, – продолжал куратор. – Если хочешь, можешь вернуться в Вашингтон с нами. На летном поле поджидает «Фалькон».
– Спасибо, но мне тут надо кое с кем встретиться. Вернусь завтра.
– Ладно. Тогда до встречи.
Мужчина ушел, а Финн арендовал автомобиль и направился в пригород Детройта, остановившись по дороге у торгового центра. Вынул из сумки карту и папку для бумаг с вложенным фото. Изображенный на снимке шестидесятитрехлетний человек был лыс, имел несколько выразительных татуировок и откликался на имя Дан Росс.
Именно откликался, потому что в действительно его звали совсем иначе. Как и Гарри Финна.
Артрит плюс волчанка – милая парочка, сообща взявшаяся превратить его жизнь в ад. Каждый сустав потрескивает, каждое сухожилие вопит от боли. Любое движение отзывается муками, словно осел лягнул под дых – и все же он не позволял себе остановиться, иначе это означало бы остановку навсегда. Он проглотил пару мощных пилюль, употреблять которые не имел права, нахлобучил бейсболку на лысую бледнокожую макушку, натянув козырек на глаза, и надел очки – не хотелось бы, чтобы люди замечали, куда он смотрит. Или как сам выглядит.
Дан Росс уселся за руль и доехал до магазина. По дороге подействовали пилюли, и он вновь стал самим собой, хотя бы на пару часов.
– Благодарю вас, мистер Росс, – сказал продавец, возвращая кредитную карточку вместе с покупками. – Удачного дня.
– Кончился мой запас удачных дней, – ответил Дан Росс. – Осталось дожить последки.
Парень уставился на его лысую, прикрытую бейсболкой голову.
– Да нет, не рак, – сказал Росс, словно читал мысли продавца. – К сожалению. Не пришлось бы так долго мучиться, если вы в курсе.
Продавец, который считал себя бессмертным – конечно, чуть больше двадцати! – явно понятия не имел, о чем говорит покупатель. Он неловко кивнул и повернулся к следующему.
Росс покинул магазинчик и задался вопросом, что делать дальше. Деньги его не беспокоили. Пенсия первоклассная, медицинское обслуживание по высшему разряду; такие вещи федералы делать научились. Чего не сказать о многом другом. Сейчас у него просто есть свободное время, в этом-то и заключалась главная загвоздка. Чем заняться? Вернуться и тупо сидеть дома? Или съездить пообедать в местный ресторанчик, где можно набить живот, посмотреть спортивный канал и пофлиртовать с хорошенькими официантками, которые в его сторону и глянуть-то не пожелают? Но ведь имеет человек право помечтать? Погрезить о тех деньках, когда леди дарили ему нечто большее, чем пару минут на разговоры...
Да, жизнь покатилась под откос… Размышляя, Росс незаметно прочесывал глазами окрестности. Даже сейчас он не мог преодолеть инстинктивный позыв проверить, нет ли за ним «хвоста». Поневоле наработаешь такую привычку, когда тебя на протяжении многих лет пытались убить. Господи, какое славное времечко было... Уж куда лучше, чем повседневные дебаты с самим собой, куда направиться: в ресторан или домой… И это еще называют «золотой порой жизни»! Вот три десятилетия назад он ежемесячно оказывался в какой-то новой стране. Во всяком случае, если стояла горячая рабочая пора. Как он любил говаривать, «знакомился с миром на честном слове и одном крыле – с любимой пушкой в кобуре». Росс позволил себе удрученную ностальгическую полуулыбку. Воспоминания… Вот все, что ему осталось. И проклятая волчанка.
К несчастью для Дана, былые навыки подмечать за собой «хвост» сейчас подкачали. В квартале от него в арендованной машине сидел Гарри Финн и разглядывал неподражаемого мистера Росса. «Ну, Данни, куда сейчас? Домой или в ресторан? В ресторан или домой? Ох, и низко же ты пал...».
За период наблюдений, когда Финн становился свидетелем этого внутреннего спора, Дан выбирал ресторанчик в семидесяти пяти процентах случаев. Та же пропорция была соблюдена и сегодня, потому что Росс повернулся и зашагал по улице в направлении «Эдсел Дели», который, если верить вывеске над дверью, уверенно завоевывал сердца людей с 1954-го года, чего никак нельзя было сказать про модель автомобиля, в чью честь ресторанчик был назван.
Росс проведет там не менее часа, склонившись над тарелкой и украдкой следя за каждым движением симпатичной официантки. Потом у него уйдет минут двадцать на возвращение домой. После этого он усядется на заднем дворе, углубившись в чтение газеты, а там уже наступит время зайти в дом, немножко прикорнуть, состряпать себе скромный ужин, посмотреть телевизор, разложить пасьянс на крошечном столе с лампой возле окна, а затем Дан сам себе пожелает спокойной ночи. К девяти часам свет в небольшом коттедже погаснет, и Росс отойдет ко сну, чтобы завтра заняться тем же самым. Финн методично отщелкнул косточки на ментальных счетах, подсчитывая «вехи» повседневной и пустой жизни своего подопечного.
После того как Финн наконец вычислил место его проживания, он несколько раз приезжал в этот город ради изучения повадок объекта. Результаты наблюдений позволили ему сформулировать идеальный план осуществления поставленной задачи.
За пять минут до выхода Росса из дверей «Эдсел» Финн покинул машину, перешел на ту сторону улицы, бросил взгляд в окно ресторанчика и обнаружил старика на обычном месте, за столиком ближе к задней стене, где он изучал только что полученный счет. Финн неторопливо дошел до припаркованного автомобиля, сделал свое дело и уже через пару минут сидел за рулем арендованной машины. Еще через три минуты Росс вышел из ресторана, нехотя доплелся до своего автомобиля, залез внутрь и уехал.
Финн повел машину в противоположную сторону.
Тем вечером Росс выполнил все пункты скучнейшего списка повседневных дел и закончил день стаканчиком, куда на три пальца плеснул «Джонни Уокера» из бутылки с черной этикеткой, после чего, не обращая внимания на предостережения, нанесенные на аптечную баночку, сыпанул в рот несколько мощных пилюль от боли. Он едва успел добраться до кровати, когда нагрянул паралич. Поначалу Дан решил, что дело в капсулах, и даже с радостью приветствовал подкатившее чувство онемения в конечностях, но затем, уже лежа в постели, вдруг с беспокойством подумал, уж не виновата ли волчанка, решившая перейти на более высокий уровень атаки? А когда и дышать стало трудно, Росс понял, что тут совсем иной расклад. Может, сердечный приступ? Да, но где тогда пресловутый слон, давящий на грудную клетку, где стреляющая боль в левой руке? А если это инсульт?.. Он произнес на пробу несколько слов, и речь по-прежнему оставалась внятной. Лицо тоже не казалось наполовину парализованным. Никаких новых, непривычных болей не ощущалось. В том-то и проблема: сейчас он вообще не чувствовал тела. Скосив глаза, Росс остановил взгляд на левой ладони. Попытался сжать кулак, однако команда проходить отказывалась.
Постой-ка... А ведь раньше ему почудилось, будто рука в чем-то вымазана. В чем-то жирном как вазелин; это вещество можно было растирать и растирать подушечками пальцев, а ощущение осклизлости не проподало. Он сунул руку под кран, и все вроде бы прошло. Кожа больше не казалась испачканной, хотя сейчас и не понять, помогло ли мыло с горячей водой, или это вещество попросту испарилось.
И тут правда ударила в него как пуля: или абсорбировалось. Проникло внутрь организма.
Так, и где он умудрился это подцепить? Росс напряг память. Во всяком случае, не утром. И не в магазине... и не в ресторане. То есть, уже потом? Не исключено. Он садился в машину, чтобы ехать домой... Ага, ручка на дверце! Если бы он мог шевельнуться, то вскочил бы с воплем «эврика!», но сейчас едва-едва удавалось дышать; только изо рта донесся короткий хрип. Вот оно: ручка на дверце машины была обмазана каким-то веществом, которое его в данную минуту убивало. Он бросил взгляд на телефон, стоявший на ночном столике. Расстояние в два фута – но с таким же успехом он мог находиться в Китае.
В полумраке к постели скользнула чья-то тень. Незнакомец не носил маску: даже в слабом свете удавалось различить его лицо. Молодой и внешне вполне обычный. За свою жизнь Россу довелось увидеть тысячи подобных лиц, и он никогда не обращал на них внимания. Его работа не касалась обычных людей. Он и вообразить не мог, как столь обыденно выглядящий человек сумел его прикончить.
Незваный гость извлек что-то из кармана и поднес руку к изголовью. Фотоснимок… Росс не мог разглядеть, что именно на нем изображено. Незнкмомец, по-видимому, это понял, потому что достал фонарик-карандаш и посветил на фотографию. Глаза старика скользнули вверх-вниз, однако он так и не вспомнил – пока Финн не произнес имя вслух.
– Теперь ты знаешь. Теперь ты знаешь…
Он убрал фото и просто стоял, разглядывая Росса, в котором все активнее развивался паралич. Финн не сводил с него взгляда, пока грудная клетка не дернулась в последнем спазме.
Через две минуты Гарри Финн уже пробирался сквозь заросли на заднем дворе Росса. Следующее утро застало его на борту самолета, на сей раз в салоне. Он приехал домой, расцеловал жену, приласкал собаку и съездил за детишками в школу. Тем вечером они все отправились ужинать в ресторан, чтобы отметить достижения младшей дочери, восьмилетней Сузи, которой поручили играть роль говорящего дерева в школьной постановке.
В полночь Гарри Финн вышел на кухню, где верный лабрадудль Джордж поднялся с мягкой подстилки, чтобы поприветствовать хозяина. Сидя за столом и почесывая пса за ухом, Гарри вычеркнул имя Дана Росса из своего ментального списка.
Теперь все внимание он перенес на следующего «клиента»: человека по имени Картер Грей, бывшего шефа разведывательной империи Соединенных Штатов Америки.
Вытянув длинные ноги, Аннабель Конрой следила за тем, как летит пейзаж за окном экспресса. Она почти никогда не пользовалась железными дорогами; ее типичное путешествие проходило на высоте 39 тысяч футов, где она жевала арахис, попивала разбавленные водой семидолларовые коктейли и замышляла очередную аферу. Сегодня она очутилась на поезде лишь оттого, что ее напарник Милтон Фарб категорически отказывался вступать на борт любого транспортного средства, обладавшего способностью и намерением покинуть твердую землю.
– Милтон, безопасней всего как раз самолет, – внушала ему Аннабель.
– Только не в том случае, когда он, к примеру, срывается в штопор. Потому что шансы выжить равны примерно нулю. И мне такой расклад против шерсти.
Трудно спорить с гениями. Впрочем, Милтон – человек с фотографической памятью и проклюнувшимся талантом вдохновенно врать – обязанности свои знал туго. Вот и сейчас они покинули Бостон после отлично сработанного дельца. Все вновь вернули на место, так что никто и не подумал тормошить копов. В мире Аннабель, где царили очень высокие ставки, это означало практически идеальный результат.
Тридцать минут спустя, когда амтраковский суперэкспресс одолел наконец очередной перегон вдоль Восточного побережья и остановился у станционной платформы, Аннабель выглянула в окно и невольно передернула плечами, услышав объявление кондуктора: поезд прибыл в Ньюарк, штат Нью-Джерси. Дело в том, что здешняя территория была вотчиной Джерри Бэггера; хорошо еще, что экспресс не останавливался в Атлантик-сити, откуда маниакальный босс игорного бизнеса управлял своей империей. В противном случае Аннабель никогда бы и не села на такой поезд.
С другой стороны, она понимала, что у Джерри Бэггера имелись все причины выбраться из Атлантик-сити и попытаться разыскать ее в любом ином месте. После того как ты успешно нагреваешь человека вроде Джерри на сорок миллионов, мысль о том, что он жаждет сделать из тебя фарш, вряд ли безосновательна.
Аннабель бросила взгляд на Милтона; благодаря гладкому лицу и длинным волосам он походил на восемнадцатилетнего юнца, а на самом деле ему скоро полтинник стукнет. Он опять углубился в компьютер, занимаясь вещами, которые недоступны человеку с показателем интеллекта ниже гениального.
Утомившись от скуки, Аннабель перешла в вагон-ресторан, где купила пива и пакет чипсов. На обратном пути она увидела выпуск «Нью-Йорк таймс», который кто-то оставил на кофейном столике, присела и, попивая пиво вприкуску с чипсами, принялась лениво пролистывать страницы, – вдруг какое-нибудь сообщение высечет в ней очередную искру вдохновения и станет началом новой авантюры. В Вашингтоне придется решать: лечь на дно или покинуть страну? Сама-то она знала, каким следует быть ответу. Сейчас безопаснее всего оказаться на каком-нибудь безымянном островке в южной части Тихого океана, где и переждать цунами с кодовым названием Джерри.
Джерри Бэггеру было за шестьдесят, а ее ловко провернутая махинация наверняка загнала кровяное давление казиношного босса за красную черту. Если повезет, он скоро окочурится от сердечного приступа – и тогда Аннабель выйдет сухой из воды. Впрочем, рассчитывать на такую удачу не следует. Когда речь заходит о Джерри, надо иметь в виду, что очень возможен худший вариант.
Да, выбор был очевиден, однако она все еще испытывала сомнения. За последнее время Аннабель привязалась – если, конечно, такое можно сказать про людей ее склада – к необычной группе джентльменов, именовавших себя «Верблюжьим клубом». Она невольно усмехнулась, припомнив одного из этой четверки: мужчину по имени Калеб Шоу, который участвовал в деле Библиотеки Конгресса. В ее глазах он сильно смахивал на трусливого льва из «Волшебника Изумрудного города». В следующий миг улыбка Аннабель погасла. Потому что Оливер Стоун, шеф этой небольшой команды, был полной противоположностью Калебу. Не исключено, что по части экстраординарности и необычности биография Оливера давала ей самой сто очков вперед, и это о многом говорит. Аннабель никак не могла решиться сказать Стоуну «прости-прощай»; очень сомнительно, что ей повезет еще хотя бы раз встретить подобного мужчину.
Тут она заметила молодого человека, который шел по проходу, не пытаясь спрятать восхищение ее стройной соблазнительной фигурой, длинными светлыми волосами и тридцатишестилетним лицом, которое, хоть и не соответствовало уровню восклицания «Ничего себе!», тем не менее находилось от него в непосредственной близости – и это при том, что под глазом Аннабель навечно остался подарок папаши – крючковидный шрам. Пэдди Конрой был лучшим аферистом своего поколения и худшим отцом на свете. По крайней мере, так считала его единственная дочь.
– Привет, – сказал юноша. Телосложением, взъерошенностью и дорогостоящей одеждой, которая намеренно создавала впечатление дешевизны и небрежности, он походил на рекламу «Аберкромби и Фитч». Аннабель немедленно вынесла вердикт: нагловатый юнец из привилегированного колледжа.
– До свидания, – буркнула она и демонстративно уставилась в газету.
– А куда вы едете? – спросил он, усаживаясь рядом.
– В другую сторону.
– Но вы же не знаете, куда еду я, – игривым тоном продолжал парень.
– И очень хорошо.
Он либо недопонял намек, либо решил пропустить его мимо ушей.
– Я еду в Гарвард.
– В жизни бы не догадалась.
– На самом деле я из Фили. Знаете, пригород такой есть: Мэйнлайн. Там у моих предков особняк.
– С ума сойти. Приятно иметь родителей с особняками, – бросила она подчеркнуто безразличным тоном.
– Особенно когда такие родители шесть месяцев в году разъезжают по заграницам... А сегодня, кстати, я устраиваю улетную вечеринку. Не хотите заглянуть?
Аннабель прямо чувствовала, как по ней шарят его глаза. «Ну ты у меня сейчас полетаешь, сукин сын». Конечно, она знала, что не надо бы, но ведь типчики вроде этого сопляка сами напрашиваются...
Она сложила газету.
– Хм. Не знаю... Улетная вечеринка? Насколько же улетная?
– А насколько захочешь.
Парня, видимо, так и подмывало ляпнуть что-нибудь вроде «цыпочка», но он не осмелился. Еще рано.
– Мне бы очень не хотелось остаться разочарованной.
Он коснулся ее руки.
– Не думаю, что ты уйдешь недовольной.
Аннабель улыбнулась и тоже похлопала его по руке.
– И что же ты можешь предложить? Выпивку и секс?
– Заметано. – Он сжал ей предплечье. – Слушай, у меня место в первом классе. Перебирайся ко мне!
– Так я не поняла... Кроме выпивки и секса что-то еще будет?
– А, хочешь заранее знать все подробности?
– Вся жизнь состоит из подробностей... э-э...
– Стив. Стив Бринкман. – Парень лукаво хмыкнул. – Слышала, поди? Да-да, мой папаша вице-президент одного из крупнейших банков страны.
– ИМХО, Стив, если у тебя на вечер припасен только кокс, и я не имею в виду уголек для камина, я в самом деле буду разочарована.
– А чего ж ты хочешь? Скажи, я все сделаю. Связей навалом.
– Ну-у, «почтовые марки» или что-нибудь посолиднее... Только не надо «лимонадного порошка», у меня от него изжога. – Аннабель пожала плечами, перечисляя уличные названия наркотиков класса крэк.
– Ого, да я смотрю, ты в теме, – сказал Стив, нервно озираясь на других пассажиров.
– А ты никогда не пробовал ухватить дракона за хвост? – спросила она.
– Н-нет... А что это?
– А так герыч вдыхают. Марафон на неделю. Если, конечно, не окочуришься.
Он убрал руку.
– Не знал...
– Тебе лет-то сколько?
– Двадцать. А что?
– Да так. Я лично люблю кого помоложе. А то парни как разменяют восемнадцать, считай, настоящий запал уже прошел. Ну, малолетки-то будут, я не поняла?
Он поднялся.
– Знаешь, я, наверное, пас...
– Да ты подожди, я не из привередливых. Мне что мальчик, что девочка. Я к тому, когда заторчишь, то какая разница?
– Ладно-ладно, понял уже. Пошел я, – поспешно выпалил Стив.
– Говорю, не торопись. Глянь-ка вот сюда. – Аннабель достала бумажник, показала Стиву свой поддельный федеральный жетон и добавила, понизив голос: – Ну что, парнишка, узнаешь герб Управления по борьбе с наркотиками? Продолжим знакомство?
– Мама!..
– Вот-вот. Раз уж ты сам упомянул маму с папой, да еще и примерный адресок дал – филадельфийский пригород Мэйнлайн, я правильно запомнила? – моя команда в два счета найдет там особняк Бринкманов. Как раз поспеем к твоей улетной вечеринке. Если, конечно, ты не передумал.
– Господи... умоляю... я же просто так... я... – Он вцепился в спинку кресла.
Аннабель накрыла его ладонь рукой и до боли сжала пальцы.
– Возвращайся в Гарвард, Стив. Когда выпустишься, тогда и ломай себе жизнь как вздумается. Но на будущее имей в виду: далеко не всегда безопасно подкатывать к незнакомкам в поездах.
Она провожала его взглядом, пока потрясенный студент не укрылся в вагоне первого класса.
Аннабель допила пиво и мельком проглядела последнюю пару газетных страниц. Тут-то и настала ее очередь бледнеть.
Американца по имени Энтони Уоллес обнаружили забитым до полусмерти на территории одного из прибрежных португальских поместий. В доме нашли три трупа. По-видимому, ограбление. Хотя Уоллес жив, он до сих пор не вышел из комы вследствие тяжелых черепно-мозговых травм, и врачи не питают надежд на благоприятный исход.
Аннабель вырвала страницу и, с трудом переставляя ноги, вернулась на свое место.
Итак, Джерри Бэггер добрался-таки до Тони, одного из ее партнеров. Португальское поместье? Она сто раз говорила ему лечь на дно и ни в коем случае не светить деньгами. Он к ее советам не прислушался и теперь валяется с отключенным мозгом. Хотя Джерри обычно не оставляет после себя свидетелей…
Но что ему удалось вытащить из Тони? Ответ Аннабель знала и так. Все.
Милтон перестал отбивать чечетку на клавиатуре и повернул к ней лицо.
– Ты в порядке?
Она не ответила. Экспресс мчался в Вашингтон, за окном проносилась местность, где хозяйничал Джерри, но Аннабель ничего из этого не замечала. Ее уверенность испарилась; перед собой она видела лишь картинки своей неминуемой смерти по милости Джерри Бэггера.
Поднатужившись, Оливер Стоун наконец установил на попа замшелую могильную плиту и утрамбовал грунт у основания. Затем, присев на корточки, устало смахнул с бровей пот.
Неподалеку стоял переносной радиоприемник, настроенный на местную новостную станцию. Стоун постоянно нуждался в притоке информации, подобно тому, как другие люди нуждаются в кислороде для дыхания. Одно из сообщений заставило его дернуться. Сегодня в Белом доме пройдет церемония вручения государственных наград, на которой президентскую «Медаль Свободы», высший знак отличия для гражданских лиц, должен получить не кто иной как Картер Грей, недавно вышедший в отставку шеф разведывательной службы. Грей трудился на благо родины в течение четырех десятилетий, объявил радиокомментатор; говоря о Картере Грее, президент сказал, что таким человеком Америка должна по праву гордиться. Истинный, дескать, патриот и слуга народа.
Стоун придерживался другого мнения. Говоря точнее, именно он был той причиной, по которой Грей внезапно покинул свой царственный пост.
«Если бы только президент знал, что человек, которого он собрался наградить, в свое время планировал пустить ему пулю в голову...». Нет, страна не готова принять такую новость.
Он взглянул на часы. Мертвые никуда не денутся. Часом позже, приняв душ и надев свой лучший костюм, который представлял собой подержанную двойку из магазина «Гудвилл», Стоун вышел из коттеджа, где обитал, выполняя обязанности смотрителя при кладбище «Гора Сион» – месте последнего упокоения знаменитых афроамериканцев девятнадцатого столетия. Дорога из Джорджтауна до Белого дома оказалась не столь уж долгой благодаря размашистому шагу – Стоун был ростом шесть футов два дюйма и худощав.
К шестидесяти одному году он утратил лишь небольшую толику присущей ему энергии и бодрости. Коротко подстриженная седая шевелюра придавала Стоуну вид отставного сержанта-инструктора из корпуса морской пехоты. Впрочем, он до сих пор являлся своего рода командиром, хотя его разношерстное подразделение, именуемое «Верблюжьим клубом», было предельно неофициальным. В состав клуба входило еще три человека: Калеб Шоу, Рубен Родос и Милтон Фарб.
С другой стороны, Стоун вполне мог бы добавить к списку еще одно имя: Аннабель Конрой. Прошлый раз она едва вместе с ними не погибла. Положа руку на сердце, Аннабель ничуть не уступала соратникам по части ловкости, сообразительности и хладнокровия. И все же некий внутренний голос говорил Стоуну, что женщина, которая сейчас занималась одним незаконченным делом под надзором и руководством Милтона Фарба, собирается их вскоре покинуть. Кто-то охотился на Аннабель, и этот «кто-то» внушал ей серьезный страх. В подобных обстоятельствах умнее всего сделать ноги. С этой концепцией Стоун был знаком очень близко.
А вот и Белый дом. Оливеру никогда не позволили бы пройти в парадные ворота; да он вообще не обладал никакими правами хотя бы постоять по ту сторону ограды на Пенсильвания-авеню. Все, что ему доступно, – это подождать в парке Лафайет через дорогу. В свое время он держал здесь даже небольшую брезентовую палатку, но не так давно молодцы из Секретной службы заставили ее убрать. И все же свобода слова в Америке была еще жива, а посему его плакат остался на месте. Транспарант, натянутый между двумя воткнутыми в землю арматурными прутками, гласил: «Я хочу знать правду!». Так же как и небольшое число других людей в этом городе – если верить слухам. Пока что Стоун так и не встретил хотя бы одного человека, которому действительно удалось бы добиться заявленной цели в этой всемирной столице интриг и обмана.
В ожидании он убивал время, болтая с парой знакомых агентов Секретной службы. Когда ворота Белого дома начали распахиваться, Стоун оборвал разговор и все внимание устремил на выезжавший черный седан. Сквозь тонированное стекло ничего не было видно, однако какое-то чувство подсказало ему, что внутри лимузина сидит именно Картер Грей. Может, все дело в запахе, исходившем от этого человека?
Интуиция подтвердилась, когда стекло поехало вниз, и он оказался лицом к лицу с бывшим шефом разведки, свежеиспеченным обладателем «Медали свободы» и заклятым врагом Оливера Стоуна.
Перед поворотом на авеню машина притормозила, и широкая очкастая физиономия Грея бесстрастно повернулась в его сторону. Затем губы раздвинулись в улыбке, и Грей поднял большую сверкающую медаль, чтобы Стоун мог ее получше разглядеть.
Не имея никаких собственных наград, Стоун решил парировать демонстрацией выставленного среднего пальца. Улыбка Грея превратилась в хмурый оскал, и стекло немедленно поднялось.
Стоун развернулся и зашагал обратно на кладбище, искренне считая, что поход на Вашингтон удался.
Когда лимузин Картера Грея свернул на 17-ю улицу, за ним последовала еще одна автомашина.
Этим утром в Вашингтон прибыл Гарри Финн. Он тоже слышал о знаменательном для Грея дне и, подобно Оливеру, поджидал возле Белого дома, однако, в отличие от Стоуна, которому хотелось показать свое презрение в адрес виновника торжества, Финн появился здесь ради составления плана покушения на Грея.
Из Вашингтона он направился в Мэриленд, точнее говоря, в Аннаполис, расположенный в устье Чесапикского залива. Среди прочего город славился пирогами с начинкой из крабьего мяса, а также тем, что именно здесь находилась Академия ВМС США. Грей недавно сменил свою отдаленную виргинскую ферму на малодоступный участок на вершине прибрежного утеса. Поскольку он уже не работал в правительстве, его охрана сильно уменьшилась в численности. И все же, раз Грей в свое время был директором ЦРУ, он до сих пор получал ежедневные доклады. Кроме того, его постоянно сопровождали два охранника, так как в ходе былой работы он привел в бешенство целый ряд врагов Америки.
Убийство Грея – дело куда более тонкое, чем ликвидация человека вроде Дана Росса. Именно вследствие таких сложностей Финн был вынужден многократно совершать подобные поездки – для сбора сведений. Всякий раз он пользовался разными автопрокатными агентствами, арендуемые машины оформлял на фиктивные имена, а сам менял внешность. Словом, даже если бы он и потерял лимузин в городском трафике, он знал, куда надо ехать. Финн сошел с «хвоста» только после того, как черный седан свернул на частную грунтовку в направлении утесов и особняка Грея, который выходил на тридцатифутовую пропасть над водами залива, грохотавшими о неподатливые скалы.
Позднее, вооружившись мощным биноклем и вскарабкавшись на дерево, Финн увидел наконец ту особенность в тыльной части дома, которая поможет ему совершить успешное покушение. Он даже улыбнулся, когда элементы плана действий начали бодро складываться в общую картину.
Тем же вечером он отвез свою дочь Сузи на очередную тренировку в бассейне. Сидя на скамейке и гордо наблюдая за ее результатами на плавательной дорожке, он попутно воображал себе последние секунды жизни Картера Грея. Овчинка стоит выделки – многократно.
Он вернулся с дочерью домой, помог уложить ее и десятилетнего Патрика в постель, обменялся пылкими аргументами с тинейджером, а затем играл с ним в баскетбол на площадке у дома, пока оба не вспотели и не утомились от смеха. Еще позднее позанимался любовью со своей женой Амандой, которую все звали Мэнди, а в районе полуночи, не в силах заснуть, встал и подготовил школьные завтраки детям. Кроме того, он подписал бумажку для старшего сына, Дэвида, разрешая ему отправиться на экскурсию в Капитолий и познакомиться с другими столичными достопримечательностями. В следующем году Дэвид перейдет в девятый класс, и Финн с Мэнди уже возили его в несколько соседних школ на день открытых дверей. Дэвиду нравились математика и точные науки. Наверное, из него выйдет инженер, считал Финн. Он и сам, питая склонность к технике, в свое время чуть не последовал этой же дорогой, однако свернул на несколько иную жизненную стезю. Финн пошел служить в ВМС и очень быстро поднялся до элитного статуса.
Финн являлся бывшим пловцом-диверсантом, имел опыт участия в спецоперациях, в том числе боевых. Обладал уникальными лингвистическими навыками благодаря калифорнийской учебке, где он провел существенную часть своей жизни, изучая арабский, после чего овладел и рядом диалектов, которые в школе не преподавали. Текущая работа вынуждала его активно путешествовать, однако он достаточно много времени уделял дому и семье. Например, почти никогда не пропускал важные спортивные и прочие школьные мероприятия – ходил туда ради детей, питая надежду, что потом всегда сможет рассчитывать на их помощь.
Финн закончил паковать бутерброды, зашел в свою «нору», запер дверь и принялся составлять окончательный план покушения на Картера Грея. Из чисто практических соображений он не будет зеркально отражать дело Дана Росса. Впрочем, Гарри Финн не принадлежал к тем людям, которые вечно пытаются засунуть круглую палку в квадратную дырку. Даже киллеры должны быть гибкими; если на то пошло, самыми гибкими специалистами на свете.
Взгляд Финна остановился на снимке трех детей, стоявший в рамке по центру стола. Рождение и смерть. Один и тот же путь, которым идет каждый человек. На старте ты начинаешь, а в конце дистанции прекращаешь дышать. А вот то, что и как ты делаешь посредине, определяет твою суть. Впрочем, подспудно Гарри Финн чувствовал, что его самого было бы очень нелегко классифицировать. Бывали такие дни, когда он и сам толком не понимал, кем является.
Прокатный автомобиль остановился возле кладбищенских ворот, когда Оливер Стоун еще не успел закончить кое-какую работу. Аннабель Конрой вылезла из машины и прошла сквозь незапертые ворота. Полы ее длинного черного плаща развивались на ветру, открывая взгляду коричневую юбку до колен и высокие сапоги; волосы Аннабель прятались под мягкой широкополой шляпой. Стоун прикрыл дверь в сарай, стоявший рядом с коттеджем, и запер его на висячий замок.
Он сказал:
– Милтон уверяет, что ваша поездка в Бостон увенчалась великим успехом. Не думаю, что в своей жизни мне доводилось слышать слова «гениально», «мастерски» и «безупречно», столь много раз повторенными в адрес одного человека. Надеюсь, в этом описании вы узнали саму себя.
– Из Милтона выйдет отличный аферист. Хотя я не взялась бы рекомендовать такую жизнь людям, чья судьба меня заботит.
– А еще он сказал, что по пути домой вас одолела некая мрачная дума. Случилось чего?
Она глянула на коттедж.
– Не возражаете, если мы поговорим там?
Употребить выражение «спартанская обстановка» к интерьеру жилища Стоуна было бы весьма щедрым жестом. Несколько стульев, парочка обшарпанных столов, книжные полки, прогибающиеся под изданиями на нескольких языках, изрядно тронутый древоточцами секретер, а также крохотная кухонька, спальня и ванная комната – вот, собственно, и все начинка домика, чья общая площадь едва ли составляла шестьсот квадратных футов.
Они уселись возле пустого камина на самых комфортабельных стульях, то есть на тех, где еще сохранилась мягкая обивка.
– Я приехала сообщить вам, что ухожу. После всего, что случилось, мне кажется, что вы заслуживаете подробного объяснения, – призналась она.
– Аннабель, вы мне ничего не должны. Совсем.
– Не надо так говорить! – отрезала она. – И без того тошно. В общем, просто выслушайте меня.
Он откинулся на спинку стула, сложил руки на груди и принял выжидающий вид.
Из кармана плаща Аннабель извлекла газетную заметку и протянула ее Оливеру.
– Для начала прочтите.
– И кто же этот Энтони Уоллес? – спросил он, ознакомившись с текстом.
– Знакомый. Работали вместе – туманно ответила она.
– Над какой-нибудь аферой? – уточнил Оливер.
Она рассеянно кивнула.
– Хм. Убито три человека...
Аннабель встала и принялась мерить шагами комнату.
– В том-то и дело. Я просто с ума схожу. Я просила Тони сидеть тихо и не светить деньгами. А он что сделал? Ровно противоположное... И вот теперь три не в чем не повинных человека мертвы...
Стоун постучал пальцем по бумаге.
– Судя по всему, ваш мистер Уоллес вскоре станет четвертым.
– Да, но как раз его-то невинным назвать никак нельзя. Он с самого начала знал, в какое дело лезет.
– А поконкретнее?
Она помолчала.
– Оливер, вы мне нравитесь, и я вас уважаю, но здесь... как бы это выразиться...
– А, нечто противозаконное?
– И вас это совсем не беспокоит?
– Я в жизни всякое видел.
Она заинтересованно склонила голову набок.
– Видели? Или все же сами делали?
– Кто вас преследует и почему?
– Это вас уж точно не касается.
– Напротив. Если, конечно, вы хотите заручиться моей помощью.
– Мне не требуется помощь. Я просто хотела объяснить, почему должна уехать.
– Вы в самом деле полагаете, что в одиночку вам будет безопасней?
– Скорее, безопасней будет вам, да и всем остальным.
– Я не это спросил.
– Мне уже приходилось попадать в переделки, и я всегда выбиралась из них сама.
– Даже из переделок такого уровня? – Он поглядел на газетную вырезку. – Похоже, этот тип не шутит.
– Тони просчитался. Крупно. Я такой ошибки делать не собираюсь. Лягу на дно. И как можно дальше отсюда.
– Но вы же не знаете, что мог рассказать Тони… А он владел какой-нибудь информацией, которая способна навести на ваш след?
Аннабель оперлась поясницей на каминную доску.
– Может быть, – сухо ответила она, затем поправилась: – Пожалуй...
– Тем более вам не стоит оставаться в одиночестве. Мы могли бы помочь. Защитить.
– Оливер, я высоко ценю ваше отношение, но вы и понятия не имеете, чем это грозит. Тот тип – подонок из подонков, с кучей денег и чужими мускулами за спиной; да и я совершила кое-что незаконное. Мало того, что вы из-за меня подставите свою голову, вы еще и будете укрывать преступницу.
– Мне не впервой. Как в одном случае, так и в другом.
– Так кто же вы на самом деле? – без обиняков спросила она.
– Вы уже знаете все, что вам нужно.
– А я-то думала, что по части вранья со мной никто не сравнится.
– Мы теряем время. Давайте, выкладывайте.
Она зябко потерла узкие длинные ладони и тяжело вздохнула.
– Его зовут Джерри Бэггер. Он владеет казино «Помпеи», самым крупным в Атлантик-сити. Из Вегаса его турнули несколько лет тому назад, потому что он питает склонность к мокрым делишкам. В буквальном смысле готов вырвать кишки у любого, кто осмелится стащить хотя бы пятидолларовую фишку из его заведения.
– И на какую же сумму вы его... м-м... облегчили?
– Какая разница?
– Когда на тебя кто-то охотится, очень важно знать степень его мотивации.
– Сорок миллионов долларов. Как вы думаете, это достаточная для него мотивация?
– Я впечатлен. Потому что ваш Бэггер не очень-то похож на человека, которого легко обвести вокруг пальца.
Аннабель позволила себе бледную улыбку.
– Я и сама готова признать, что дельце вышло на редкость удачное. Но Джерри очень опасен и не вполне в своем уме. Если он решит, что мне кто-то помогает, то конец для бедолаги будет тот же самый: смерть под пыткой.
– Ему известно, что вы находитесь в Нью-Йорке?
– Нет. Тони не знал, что я буду здесь. Этого вообще никто не знал.
– Вот как? То есть, у вас целая команда? Бэггер мог и до них добраться.
– Мог. Но, как я и сказала, они не знают, что я здесь.
Стоун неторопливо кивнул.
– Полагаю, что дошедшие до широкой общественности подробности приключения, где фигурировала Библиотека Конгресса, не содержали ни вашего имени, ни фотографии. С другой стороны, мы не имеем права считать, что не имеется абсолютно никаких обстоятельств, которые помогут ему выйти на ваш след.
– Мой первоначальный план предполагал побег на южные тихоокеанские острова.
Стоун покачал головой.
– Беглецы всегда устремляются в ту сторону. Именно оттуда Бэггер и начнет свои поиски.
– Вы шутите?
– В каждой шутке есть доля шутки.
– Выходит, мне лучше не дергаться?
– Точно. Надеюсь, вы хорошо замаскировали собственные следы. Сюда не ведут никакие имена, билеты, телефонные звонки? Друзья, наконец?
Она помотала головой.
– Я приехала чисто импульсивно, решившись в последний момент. И все оформляла на вымышленное имя.
Стоун задумчиво помолчал.
– Умнее всего было бы узнать втихую, что Бэггеру удалось раскопать…
– Оливер, к нему нельзя приближаться ни под каким видом. Это чистое самоубийство.
– О, положитесь на меня.
– Никогда и никого я не просила о помощи!
– А я пол-жизни не мог решиться попросить о помощи.
– Но в конце концов все-таки попросили?
– И только поэтому до сих пор жив... Словом, так: перебирайтесь в другой мотель. Деньги-то у вас есть, как я понимаю?
– Наличность не проблема. – Она шагнула на выход, но в последний момент обернулась. – Оливер, спасибо.
– Надеюсь, то же самое вы сможете сказать, когда все закончится.
– Ты меня за придурка держишь?! – взревел Джерри Бэггер. Игорный магнат стиснул глотку мужчины, приложив того затылком о стену роскошного офиса на двадцать третьем этаже казино «Помпеи». Шторы были задернуты. Бэггер всегда задергивал шторы, когда собирался ублажить какую-нибудь дамочку или выбить душу из того, кто это заслужил. Такие вещи носят сугубо интимный характер.
Бедолага не мог ответить на вопрос Бэггера главным образом потому, что потерял способность дышать. Впрочем, Бэггер и не ждал ответа. Его первый удар пришелся в переносицу и размозжил хрящики. Второе попадание выбило мужчине передний зуб. Всхлипывая, он повалился на пол. Бэггер от души врезал ему по ребрам, и жертва зашлась рвотой. При виде пахучей лужи на драгоценном ковре пришлось вмешаться личной охране босса, чтобы оторвать его от упавшего человека, пока не произошло чего посерьезнее.
Мужчина ползал в собственной блевотине, рыдая и вымаливая прощение. Стоя у письменного стола и потирая занывшие костяшки, Бэггер метнул свирепый взгляд в начальника охраны.
– Бобби, если ты еще раз приведешь такого ссыкуна, который хочет развести меня на бабки под видом, будто он что-то знает про Аннабель Конрой, я – клянусь Богом! – прикончу твою мамашу. Она славная старушка, но я ее удавлю. Ты меня понял?!
Черный верзила отшатнулся, нервно дернув кадыком.
– Этого больше не случится, мистер Бэггер! Виноват, недоглядел я. Простите...
– А, все вы так говорите, только ни хрена не делаете!.. Где эта сука?! Где, я тебя спрашиваю!
– Да мы думали, что напали на след, все вроде сходилось…
– Это кто же так думал? Ты, что ли? Может, хватит думать, и пора, наконец, делать?!
Бэггер ударил по кнопке на столу, и шторы раздернулись.
– Сорок лимонов! Она забрала у меня сорок лимонов! Да у меня весь бизнес от этого может перекосить, ты понимаешь?! У меня же не хватит средств для резервов, как того требуют законы штата. В любую минуту может придти счетовод из комиссии! Заглянет в мои книги, и что тогда? Крышка? Это мне – мне! – крышка?! Да я этих уродов раньше с ладони кормил... А теперь придумали антикоррупционные нормы какие-то, этические принципы… Ты слушай и мотай на ус: вся эта херня насчет прозрачной отчетности погубит великую страну!
– Босс, мы ее разыщем. И вернем все деньги, – заверил его начальник охраны.
Бэггер, похоже, не слышал; уставившись на улицу за окном, далеко внизу, он произнес:
– Эта тварь так и стоит перед глазами. То во сне появится, то в тарелке... Когда бреюсь, она торчит в зеркале. В сортир нельзя зайти, чтобы она не выглянула из унитаза! Я скоро свихнусь!
Он присел на диван и понемногу успокоился.
– Что нового про нашего мальчугана Тони?
– Удалось кое с кем договориться из персонала той португальской больницы. Уоллес по-прежнему в коме, а если и выйдет из нее, то, по словам нашего источника, навсегда останется слабоумным.
– Сдается мне, он был слабоумным еще до того, как мы до него добрались.
– Знаете, босс, мне все равно кажется, что его надо было замочить, как всех прочих.
– Я дал ему слово. «Выложишь все, что знаешь – будешь жить», так мы договорились. И, по-моему, ты все равно жив, даже если у тебя мозги отключились. Да куча людей живет в таком состоянии лет сорок, а то и пятьдесят! Кормят тебя через трубочку, каждый день жопу подтирают, а ты сидишь себе, играешь в кубики. Согласен, яркой такую жизнь не назовешь, но я от своего слова не отступаю. Пусть люди говорят, что я вспыльчивый, или что у меня плохой характер и всякое такое – но они никогда не смогут ткнуть в мою сторону пальцем и заявить: «А он слова не держит!». И знаешь, почему?
Начальник охраны опасливо покачал головой, не в состоянии решить, какой именно ответ хочет услышать босс.
– Да потому что я знаю, что такое честь!.. А теперь пошел вон отсюда.
Оставшись в одиночестве, Бэггер уселся за стол и обнял голову руками. Он ни за что в этом не признался бы, но к ненависти, которую он испытывал в отношении Аннабель Конрой, примешивалось искреннее уважение.
– Аннабель, ты, конечно, самая крутая разводчица на всем белом свете. Я бы с радостью с тобой бок о бок поработал. И завалить тебя на диван было бы одно удовольствие... Жаль, однако, что ты, тупая корова, решила меня развести – потому что теперь я должен тебя грохнуть. Пусть всем будет наука. Очень жаль, но иначе нельзя.
Бэггер бесился не только из-за потери сорока миллионов долларов. Стоило поползти слухам, что его успешно облапошили, как жулье в игорном зале тут же обнаглело. Размер выручки резко упал. Да и конкуренты вкупе с бизнес-партнерами стали менее вежливы, почуяв, что Бэггер уже не царь горы, что он стал уязвим. Люди перестали немедленно перезванивать. Дела, в успехе которых он раньше не сомневался, уже не всегда получались.
– Показательный урок, – сказал Бэггер. – Вот именно. Чтобы все эти козлы видели, что я по-прежнему наверху и крепчаю с каждым днем.