Таркин Холл
Дело пропавшей служанки
Из архива Виша Пури, «честного частного сыщика»
Посвящаю эту книгу памяти дедушки Бриггса
Один
На юге Дели, в районе Дифенс Колони, основатель и генеральный директор компании «Честный частный сыщик» Виш Пури извлекал из замасленной коробки пакоры[1] с зеленым чили и поглощал их в уединении гостиничного номера.
Пури полагалось воздерживаться от жареной пищи и столь любимых им индийских сладостей. Доктор Мохан во время последнего визита уже «намекал», что с пенджабской кухней пора заканчивать.
– Давление повышенное – тут и до инфаркта или диабета недалеко. Опасайтесь ожирения! – предупреждал он.
Детектив вспомнил о безжалостном приговоре доктора в тот самый момент, когда вонзил зубы в сочную, хрустящую пакору, и его вкусовые сосочки буквально затрепетали от соприкосновения с соленым тестом, обжигающим чили и острым соусом чатни, в который он обмакнул запретное лакомство. Пури нарушал предписания доктора Мохана с каким-то особым удовольствием.
При этом сыщик – а ему уже исполнился пятьдесят один год – с содроганием представлял, что будет, узнай жена, что он не соблюдает диету, да еще и ест «чужую» еду, иными словами, приготовленную не ею и не прислугой. Вот почему Пури тщательно следил, чтобы на одежде не появлялось обличающих жирных пятен. Покончив с трапезой, он выбросил коробку, смыл с рук чатни и убедился, что под ухоженными ногтями и между зубов не застряло ни единого кусочка, который мог бы его выдать. Кроме того, детектив сунул в рот горсть освежающих дыхание семян фенхеля.
Все это он проделал, ни на секунду не спуская глаз с улицы и с дома напротив.
По меркам Дели, это был тихий и удивительно чистый жилой квартал. Дифенс Колони населяла преуспевающая верхушка среднего класса: военные, врачи, инженеры, чиновники – «бабу», да пара-тройка журналистов. В огороженный район не допускались промышленные и торговые компании, а также всякое отребье. Здешние жители прогуливались по выметенным улицам и небольшим садикам, их не донимали калеки-попрошайки, им не надо было обходить сварщиков, которые расположились со своими металлическими конструкциями прямо на тротуаре, или мясников, режущих курам головы по мусульманскому канону.
Жили в Дифенс Колони большей частью пенджабские семьи, первые из которых перебрались в Нью-Дели беженцами после кровавого передела границ Индостана в 1947 году. Пенджабцев становилось все больше, их влияние усиливалось, и кругом стали вырастать угловатые бетонные особняки за высокими заборами и коваными воротами.
В каждом таком крошечном княжестве трудилась целая команда слуг. Владельцы дома 76 в квартале D – именно за ним наблюдал Пури – держали двоих шоферов, повара, домработницу, дворецкого и пару охранников. Трое слуг жили здесь же, в «барсаати» на крыше. Ночью один из охранников спал в будке перед воротами, хотя, строго говоря, спать ему как раз не полагалось.
Кроме постоянной прислуги, была еще приходящая: посудомойка, дворник, садовник и местный гладильщик, расположившийся со своим столом прямо на улице, под маргозой. Его тяжелый утюг, наполненный горячими угольками, управлялся с целым ворохом разнообразной одежды: от шелковых сари до джинсов и хлопковых шаровар.
Со своего наблюдательного пункта в гостиничном номере Пури видел, как смуглая домработница развешивает белье на крыше дома 76. На балконе первого этажа мали возился с горшечными растениями. Дворник поливал из шланга мраморные плиты дворика – транжирил бесценную воду. Повар рассматривал зеленые перцы чили в деревянной тележке зеленщика, который толкал ее перед собой, то и дело покрикивая: «Овощи! Овощи!».
Двое лучших агентов, Дроссель и Бачок, следили за домом с улицы.
На самом деле их, разумеется, звали совсем не так, но пенджабец Пури давал клички почти всем своим подчиненным (а поскольку дело было в Индии, трудились они до седьмого пота), родственникам и близким друзьям. Жену он звал Румпи, нового шофера – Поршнем; а мальчишку-посыльного, отличавшегося невероятной ленью, Стопором.
Дросселю было сорок три года, и свое прозвище он получил потому, что любил поспать и каждое утро мучительно долго приходил в себя, точь-в-точь как лампа дневного света с неисправным дросселем. Он вырос в клане потомственных взломщиков и с самого детства превосходно справлялся с замками, сейфами и автомобильными сигнализациями.
Бачок же приехал из богом забытой деревушки в штате Харьяна, где у него единственного был настоящий унитаз с бачком. Он обожал всякие электронно-компьютерные штучки, а во время службы в разведке однажды умудрился поставить крошечный жучок прямо в зубной протез пакистанскому послу.
Третий член команды, Пудра, ждала неподалеку – позднее ей предстояло сыграть главную роль в операции. Дерзкая красавица родом из Непала еще ребенком сбежала из дома к маоистам, но вскоре разочаровалась и перебралась в Индию. Пудре часто приходилось кого-нибудь изображать: сегодня она подметает улицы, а завтра превращается в неотразимую соблазнительницу.
Самого Пури называли по-разному.
Отец всегда обращался к нему официально: Вишвас. Сыщик впоследствии сократил свое имя до «Виш»: ему нравилось созвучие со словом «wish» – желание, так что «Виш Пури» можно было прочесть как «исполняющий желания». Впрочем, в кругу семьи и друзей его звали Пухлик – не в обиду, а ласково, хотя бестактный доктор Мохан и заметил, что сбросить фунтов тридцать не помешало бы.
От подчиненных Пури требовал, чтобы к нему обращались «босс» и не забывали, кто здесь главный. В Индии субординация важнее всего: люди привыкли к жесткой иерархии, к подчинению. Как говаривал сам Пури: «Не каждому быть адмиралом Нельсоном, верно?»
Сыщик потянулся к рации.
– Чем занят объект? Прием.
– Все тем же, босс. Бездельничает, – сообщил Бачок. Потом вспомнил и добавил: – Прием.
Тощий тридцатидвухлетний Бачок сейчас сидел в очках с толстыми, словно донышки молочных бутылок, стеклами на заднем сиденье «хиндустан-амбассадора» Пури и следил за жучками, установленными в доме «объекта», а также прослушивал все его телефонные разговоры. Дроссель, мужчина средних лет с крашеными хной волосами и слепой на один глаз, изображал моторикшу в засаленных лохмотьях и резиновых сандалиях. Он устроился на корточках у края улицы вместе с группкой шоферов, которые курили биди, и играл с ними в карты.
Пури считал себя непревзойденным мастером перевоплощения, однако в этот раз решил не менять облик, хотя всякий, кто увидел бы сыщика впервые, вполне мог в это и не поверить. Вощеные щегольские усы с закрученными кончиками он отрастил еще в армии, новобранцем. Добавьте сюда фирменное твидовое кепи – Пури заказывал их исключительно у Бейтса на Джермин-стрит – и очки-«авиаторы».
На дворе стоял ноябрь, летняя жара спала, и сыщик был облачен в новый серый костюм «сафари». Рубашки и костюмы, в том числе этот, шил для детектива М. А. Патан из Коннот-Плейс – у его деда одевался сам основатель Пакистана Мухаммад Али Джинна.
– Самый что ни на есть Сэвил-Роу, мне ли не знать – пробормотал Пури, крутясь перед зеркалом в пустом номере. – Высший класс.
Костюм и правда был сшит точно по его низенькой, упитанной фигуре. Особенно здорово смотрелись серебряные пуговицы с оленями.
Пури опустился в полотняное кресло и принялся ждать. Рано или поздно Рамеш Гоэль сделает свой ход. Судя по собранным об этом юноше сведениям, он не сумеет противостоять искушению.
Они столкнулись уже в первый день оперативной разработки – тогда Пури под видом работника телефонной компании явился в дом 76, где квартирует семейство Гоэлей. Короткой встречи сыщику оказалось достаточно. У Рамеша Гоэля – юнца с взъерошенными волосами и вальяжной походкой – не было никаких моральных устоев. Впрочем, то же можно сказать обо всей молодежи в семьях среднего класса. Сплошные измены; разводов все больше; пожилых матерей и отцов не уважают, а отправляют в дома престарелых; сыновья не осознают своей ответственности перед родителями и перед обществом в целом.
«Тысячи мужчин и женщин трудятся бок о бок в колл-центрах и IT-компаниях. Они становятся друзьями и вскоре уже спят друг с другом. – Недавнее письмо Пури уважаемая редакция «Таймс оф Индия» даже сочла уместным опубликовать на страницах газеты. – Сейчас, когда мужчины и женщины сведены вместе без надлежащего присмотра, без строгих нравственных норм семьи, особенно велико оказывается влияние сверстников. Даже юные девушки вступают в добрачные и внебрачные связи, причем временами сразу в несколько. Кругом неверность, и потому многие браки рушатся».
Виной всему – влияние американской культуры, с ее меркантильностью, индивидуализмом и отрицанием семейных ценностей.
«Больше никто не хочет служить обществу. Долг-дхарму просто вышвырнули в окошко. Среднестатистический мужчина стремится к пятизвездочному существованию: часы «Омега», итальянские рестораны, отдых в Дубаи, любовница-красотка, – писал Пури. – Индийская молодежь ни с того ни с сего стала перенимать привычки «гора» – белых людей».
Шестьдесят лет назад Ганди-джи отправил иноземцев восвояси, и вот они снова покоряют Индию.
– Босс, это Бачок. Прием. – Голос подручного прервал молчаливые стенания сыщика.
– Босс на связи. Прием.
– Вижу Мышку, босс. Скоро выезжает. Прием.
«Мышкой» называли Гоэля.
Пури со всех ног бросился на улицу и, немного запыхавшись после спурта по лестнице, уселся сзади, рядом с Бачком.
Дроссель бросил карты, спешно извинился перед партнерами, сгреб выигрыш (почти шестьдесят рупий всего за час – очень недурно) и завел трехколесный агрегат, который одолжил на денек у двоюродного брата Бхагата.
Через пару минут ворота дома Гоэлей распахнулись, и на улицу вырулила красная «индика». Автомобиль повернул направо, и через пять секунд за ним пристроился Дроссель. «Амбассадор», которым управлял Поршень, чуть поотстал.
Гоэль мчался по Ринг-роуд, преследователи держались на расстоянии. Сыщик отлично знал, куда направляется объект.
– Хоть и учился в Англии, а все равно словно бабочка летит на огонек Виша Пури, – усмехнулся он.
Бачок, который восхищался начальником и легко сносил его хвастовство, поддакнул:
– Точно, босс.
Сменяя друг друга, «амбассадор» и моторикша следовали за «индикой» по улочкам южного Дели. Гоэль их не заметил – плотное движение в час пик оказалось на руку сыщикам. Машины, мотоциклы, мопеды, велосипедисты, велорикши, грузовики, повозки и ручные тележки, священные коровы и неподвижный колесный механизм, который и описать-то сложно – все они сражались за малейший клочок свободного места на дороге. Автомобили метались, словно машинки в парке аттракционов, втискиваясь в каждую свободную щель, так что вместо трех рядов получалось четыре с половиной. Водители не переставая бибикали, и в воздухе стоял душераздирающий вой, словно на концерте духового оркестра начальной школы. Громче всех голосили коммерческие автобусы. Обкуренным чарасом маньякам за баранкой приплачивали, чтобы те брали побольше пассажиров, даже если кого-то из них убьет или покалечит. Пури называл таких шоферов «треклятыми головорезами», причем отлично знал, что в худшем случае им грозит провести пару часов в участке, за чаем. Автобусы принадлежали политикам и бабу, у которых полицейские ели с рук. Такса за снятие обвинения в убийстве составляла около трех тысяч рупий.
Детектив наблюдал, как помятый автобус с голубой полосой продирается сквозь поток машин, словно раненый боевой слон, бока которого испещрены шрамами прошлых битв. Пассажиры с любопытными, завистливыми и даже чуть презрительными лицами таращились из-за обшарпанных стекол на тысячи новеньких дорогих седанов с роскошной отделкой. Для бедняков это была возможность на мгновение соприкоснуться с жизнью сотен тысяч нуворишей, для Пури – лишнее напоминание о прогрессирующем расслоении индийского общества.
– Босс, Мышка поворачивает направо, – сообщил Поршень.
Сыщик кивнул.
– Дроссель, езжай перед ним, – приказал он по рации, – а мы будем держаться сзади. Прием.
«Индика» оставила позади путепроводы хитроумной новой развязки перед Всеиндийским институтом медицинских наук и двинулась в сторону Сароджини Нагар. Если бы не притулившиеся то тут, то там среди стекла и бетона древние памятники и гробницы – отголоски прошлых воплощений Дели – Пури даже не понял бы, где проезжает.
Во времена его детства Дели был медлительным и провинциальным, однако за прошедшее десятилетие рванулся вширь тысячами дорог, машин, магазинов и новых жилых кварталов, которые вырастали на юге и востоке чуть не каждый день. Перманентный демографический взрыв – население уже перевалило за шестнадцать миллионов – привел к вспышке преступности. Старый город, район Нью-Дели и многочисленные пригороды образовали колоссальный мегаполис с официальным названием Национальный столичный округ, которое газеты издевательски переиначили в «Криминальный столичный округ».
Что ж, значит, будет больше работы. «Честный частный сыщик» загружен как никогда. Однако не всякая работа в радость – время от времени даже неуемный оптимизм Пури давал сбои. Застревая по пути домой в непрерывно гудящей мертвой пробке, он подумывал, не переквалифицироваться ли в соцработники.
Румпи постоянно повторяла, что Индия стремительно развивается, и как любящая жена, убеждала мужа не выбрасывать белый флаг. Она твердила, что он и так уже служит на благо общества. Взять хоть нынешнее дело. Пури вот-вот спасет молодую девушку от страшной судьбы и призовет беспринципного юнца к ответу.
Да-да, скоро он выведет Рамеша Гоэля на чистую воду. Осталось каких-то десять минут.
Детектив распорядился, чтобы на последнем участке пути по Африка-авеню до Сафдарджунга между ними и «индикой» все время было хотя бы три машины. Объект, как и ожидалось, свернул в квартал А.
Гоэль остановился у дома А 2/12 («Босс, он в А два дробь двенадцать, прием»), а агент с длиннофокусным объективом уже прятался неподалеку. Кепка, солнцезащитные очки и темный плащ не помогут. Псевдоним Роми Баттер – тоже.
Виш Пури не упустил жертву.
Два
Сыщик вовсе не горел желанием окончательно закрывать дело Рамеша Гоэля. Он не любил сообщать дурные новости клиентам, особенно таким преуспевающим и влиятельным, как Санджай Сингла.
– Но что поделаешь? – вопрошал Пури свою преданную секретаршу Элизабет Рани, которая работала у него с того самого момента, когда «Честный частный сыщик» только открылся в 1988 году прямо над книжным магазином «Сыновья Бахри», что в Южном Дели, на Хан-маркет. – Говорю вам, госпожа Рани, все же хорошо, что Сингла обратился ко мне. Подумайте только, от каких хлопот я его избавил. Этот треклятый Рамеш Гоэль сбежал бы с деньгами. До чего скользкий тип – мне ли не знать!
Элизабет Рани, флегматичная дама, муж которой погиб в автокатастрофе в 1987 году и оставил ее заботиться о трех детях, не очень разбиралась в загадках, тайнах и интригах, поэтому часто путалась в деталях многочисленных расследований, тем более что Пури обычно вел два-три дела одновременно. В ее обязанности входило планировать рабочий день босса, отвечать на звонки и следить, чтобы посыльный Стопор не воровал молоко и сахар. Сверх того ей полагалось терпеливо выслушивать разъяснения Пури и время от времени немножко тешить его самомнение.
– Превосходная работа, босс, – ответила Элизабет и положила на стол папку с делом Рамеша Гоэля. – Поздравляю.
Сыщик ухмыльнулся из своего большого крутящегося кресла.
– Пустяки, госпожа Рани. Впрочем, вы, как всегда, правы: операция была проведена превосходно, тут уж не поспоришь. Подготовлена и осуществлена в высшей степени профессионально и незаметно. «Честный частный сыщик» вновь на высоте!
Секретарша подождала, пока Пури закончит с самовосхвалениями, и перешла к делам.
– Босс, вам звонил какой-то Аджай Касливал, хотел проконсультироваться по очень срочному делу. Предложил встретиться сегодня в клубе в семь вечера. Подтвердить, что вы придете?
– Он на кого-нибудь ссылался?
– Сказал, что знакомый Банти Баннерджи.
Сыщик расплылся в улыбке, услышав имя старого друга и однокашника по военному училищу.
– Непременно встречусь с ним. Передайте Касливалу, что я буду в семь.
Элизабет Рани вышла из кабинета и села за стол в приемной. Стоило ей поднести к губам чашку с чаем, как в дверь постучали.
Кроме множества клиентов, компанию посещали бесчисленные «валлахи» – люди, которые занимаются всевозможными вещами, необходимыми для поддержания ритма повседневной индийской жизни. Госпожа Рани вспомнила, что сегодня понедельник, а значит, пришла женщина с лаймом и чили. За три рупии в неделю она развешивала над дверьми всех контор на рынке по нитке с тремя зелеными чили и плодом лайма, чтобы отпугнуть злых духов. Еще госпожа Рани платила хиджрам, когда те по праздникам требовали бакшиш со всех местных контор, и следила, чтобы медная табличка рядом с дверным звонком всегда блестела – за это отвечал валлах-полировщик. На табличке был выгравирован фонарик – эмблема компании, а также надпись:
КОМПАНИЯ ЧЕСТНЫЙ ЧАСТНЫЙ СЫЩИК.
ВИШ ПУРИ, ГЕНЕРАЛЬНЫЙ ДИРЕКТОР, ИСПОЛНИТЕЛЬНЫЙ ДИРЕКТОР И ОБЛАДАТЕЛЬ ОДНОЙ МЕЖДУНАРОДНОЙ И ШЕСТИ НАЦИОНАЛЬНЫХ НАГРАД
«НАШ ДЕВИЗ – КОНФИДЕНЦИАЛЬНОСТЬ»
Пури меж тем занялся проверкой улик, собранных против Рамеша Гоэля, а потом, довольный, что все в порядке, стал готовиться к приходу клиента.
Он достал из ящика зеркальце, осмотрел усы и подкрутил кончики. Твидовое кепи, которое сыщик снимал только в уединении собственной спальни, тоже требовалось поправить. Наконец он огляделся по сторонам и убедился, что все в должном виде.
В крошечном кабинете не было ничего особенного. В отличие от детективов нового поколения с их кожаными диванами, сосновыми столешницами и стеклянными перегородками, Пури оставался верен мебели, сохранившейся еще с конца восьмидесятых, когда агентство только открылось – ему хотелось верить, что такой интерьер намекает на богатый опыт, чуть старомодную солидность и какой-то особый дух.
На видном месте красовалось несколько безделушек в память о наиболее славных делах основателя фирмы: среди них дубинка, дарованная Национальной Жандармерией в знак признательности за обнаружение жены французского посла (а также за тактичность во всем, что касалось ее романа с поваром). Почетное же место на стене над самым столом занимала именная дощечка «Суперсыщик», врученная Пури Всемирной Федерацией Детективов за успешную разгадку «Дела о пропаже слона для поло».
Впрочем, основное внимание приковывал алтарь в дальнем углу кабинета. Над ним висели два портрета, убранные гирляндами свежесорванных бархатцев. На первом был изображен гуру сыщика – философ и государственный деятель Чанакья, живший за триста лет до Христа и первым в мире сформулировавший принципы расследования и слежки. На втором – покойный отец сыщика Ом Чандер Пури, в полицейской форме. Фото было сделано в 1963 году – в этот день отцу присвоили звание детектива.
Глядя на портрет, Пури размышлял о бесценных уроках, которые преподал ему отец, но тут из динамика раздался голос Элизабет Рани:
– Босс, пришел Сингла-джи.
Сыщик тут же нажал на кнопку под крышкой стола: замок открылся, и дверь распахнулась. Через мгновение в кабинет стремительно вошел высокий, уверенный в себе мужчина в облаке аромата от «Арамис».
Пури встретил гостя на полпути и пожал ему руку:
– Намашкар. Спасибо, что нашли время для визита. Прошу, садитесь.
Голос сыщика звучал подобострастно, однако на самом деле он не был ни капельки напуган визитом столь важной особы. Почтение напрямую вытекало из уважения к вышестоящему: Сингла был как минимум на пять лет старше, да еще и являлся одним из богатейших людей страны.
Частных же сыщиков в индийском обществе уважали куда меньше. Их ставили чуточку выше охранников: отчасти потому, что детективами часто назывались проходимцы и шантажисты, готовые продать родную мать за пару тысяч рупий. Впрочем, главная причина заключалась в том, что для простых людей сыщик – профессия непривычная, в отличие от, скажем, инженера или врача, и оттого они не понимают, каких колоссальных познаний требует эта работа. Вот и Сингла разговаривал с Пури словно с обычным менеджером среднего звена.
– Рассказывайте, – пророкотал он, поправляя французские манжеты.
Сыщик предпочел не форсировать события.
– Может быть, чаю?
Сингла сделал протестующий жест, словно отмахивался от надоедливой мухи.
– Тогда воды?
– Ничего не нужно, – нетерпеливо сказал гость. – Давайте сразу к делу, без проволочек. Что вы выяснили? Надеюсь, ничего плохого. Мне нравится этот парнишка, а я, уж поверьте, Пури, в людях разбираюсь. Рамеш так похож на меня самого в молодости... такой же хваткий.
Еще при первой встрече, две недели назад, Сингла объяснил Пури, что не в восторге от идеи с расследованием.
– Слежка – грязное занятие, – заявил он.
Однако ради дочери магнат все же согласился нанять детектива. В конце концов, Сингла и правда ничего не знал о Рамеше, как, впрочем, и вообще о семье Гоэлей.
Да и откуда ему знать? Ведь еще два месяца назад семейства Сингла и Гоэль даже понятия не имели друг о друге. В Индии же брак – это куда больше, чем просто союз между юношей и девушкой. В браке сливаются две семьи.
В былые времена в услугах Пури не возникло бы надобности. Семьи и так узнали бы все друг о друге по обычным каналам, принятым в их кругу, а при необходимости провели бы собственные расследования. Матери и тетки расспросили бы друзей и соседей о женихе и невесте, о репутации семейства и его положении в обществе. Встретились бы и священники с обеих сторон, чтобы проверить совместимость по гороскопам.
Сегодня же преуспевающие городские жители больше не полагались на проверенный временем способ. Многие из них жили в опоясанных стенами особняках где-нибудь в Джор-Баге или Гольф-Линкс, либо занимали роскошные апартаменты в фешенебельных пригородах – Большом Кайлаше или Нойде, а с соседями даже не знались. Вся жизнь их заключалась в работе, деловых встречах и свадебных торжествах.
И все же практика устройства браков никуда не делась. В самых состоятельных семьях Дели и то редко позволяли своим чадам «жениться по любви», даже если пара одной веры и из одной касты. Самому найти себе половину считалось дерзостью, ведь в столь важном и щекотливом деле требуется мудрость и дальновидность, присущая лишь родителям. В поисках пары для ребенка городские жители Индии все больше полагались на газетные объявления и интернет.
Объявление, опубликованное семьей Сингла в «Индиан Экспресс», выглядело так:
«Уважаемая семья Агравалов из Южного Дели ищет супруга для своей скромной, милой, стройной и воспитанной дочери-вегетарианки. Рост пять футов один дюйм. Вес пятьдесят килограммов.
Светлая. MBA в США. Не манглик.
Дата рождения: июль 1976 (но выглядит гораздо моложе). Занята в семейном бизнесе, но к деловой карьере не склонна.
Ищем юношу с высшим образованием, предпочтительно из семьи врача или из деловых кругов. Дели или другие страны. Пожалуйста, высылайте краткую биографию, фото, гороскоп.
Не стесняйтесь звонить».
Родители прочли объявление и подробно написали о сыне, приложив фотоснимок. Двадцатидевятилетний Рамеш подошел идеально: он тоже был из Агравалов, закончил Кембридж. Не из самой богатой семьи (отец Гоэля работал доктором), однако для Сингла важнее всего была каста и положение в обществе.
Рамеш Гоэль сразу понравился их дочке Вими. Едва увидев фото, она ахнула: «Какой красавчик!». Вскоре семейства познакомились за чаем в особняке Сингла в Сундар-Нагаре. Встреча прошла отлично. Родители понравились друг другу и разрешили Вими и Рамешу видеться наедине. У молодых была пара свиданий: сначала сходили в ресторан, на следующий раз в боулинг, и через неделю решили пожениться. После консультации с астрологами назначили день и точное время свадьбы.
Однако меньше чем за месяц до этого грандиозного события Санджай Сингла по совету своего благоразумного приятеля решил все же проверить Рамеша – тут-то на сцене и появился Пури.
При первой встрече в офисе магната сыщик произнес речь о необходимости и полной оправданности расследования:
– Вы ведь не пригласите в дом человека с улицы. Разве можно принимать в семью не пойми кого?
Сыщик рассказал Сингле о своих прошлых делах. Совсем недавно он как раз занимался стандартной проверкой одного лондонского индуса, который был помолвлен с дочкой бизнесмена из Чандигарха, но оказался мошенником. Этот самый Нилеш Ананд из Вудфорда был вовсе не владельцем ресторана «Эмпресс оф Индия», а обычным поваром из второсортной забегаловки.
– Не выведи я этого треклятого мошенника на чистую воду, он смылся бы вместе с приданым, и поминай как звали – а девушка осталась бы опозоренной! – объяснял Пури.
Под «опозоренной» имелась в виду женщина замужняя, бездетная и живущая дома с родителями или – того хуже – самостоятельно.
Конечно, с Анандом расследование потребовалось совсем простенькое: один звонок старому другу, инспектору Скотленд-Ярда в отставке Иэну Мастерсу с просьбой съездить в Аптон-парк поесть карри. Последнее время таких «предсвадебных» расследований было так много, что от некоторых приходилось отказываться, однако они не требовали особых хлопот.
Зато в случае с Гоэлем пришлось поработать всерьез. Пури убедил Синглу заказать «Всеобъемлющее брачное расследование люкс» – самый дорогой вариант в прейскуранте «Честного частного сыщика». Даже финансовые дела и отчетность родителей Гоэля проверяли специальные аудиторы.
Лежащая перед сыщиком папка свидетельствовала, что сил было затрачено немало. Папка распухла от банковских выписок, расшифровок телефонных переговоров и оплаченных кредитками счетов, причем каждая бумажка была получена не вполне законными средствами.
Финансовое состояние семьи не внушало ни малейших опасений, однако фотоматериалы удалось собрать просто убийственные. Пури выложил на стол перед клиентом серию снимков, по которой легко прослеживалась вся история.
Два дня назад Гоэль с парой друзей отправился в ночной клуб при пятизвездочном отеле. На танцплощадке он познакомился с Пудрой: та была на высоких каблуках, в кожаной юбке и весьма откровенном топе. Они немного потанцевали, потом Гоэль, назвавшийся Роми Баттером, предложил выпить. Сначала Пудра отказывалась, но молодой человек настаивал.
– Да ладно, детка, тебе понравится, – заявил он.
Выпив по «текила слэммеру», парочка вновь отправилась танцевать, теперь уже тесно прижимаясь друг к другу. Напоследок Пудра, которая представилась именем Кэнди, дала Гоэлю номер телефона.
– Следующим вечером Рамеш отправился в гости к новой знакомой по адресу Сафдарджунг, квартал А, два дробь двенадцать, – сообщил Пури. – Там выпил две порции виски и стал приставать к девушке. Он сказал – цитирую: «Полюбуйся на моего малыша, детка!» – и спустил штаны. К его несчастью, Кэнди подмешала в виски снотворное, так что Гоэль немедленно отключился.
Через час юноша очнулся голым в постели, уверенный, что только что занимался любовью с Кэнди. «Это было потрясающе», – уверяла та. Он рассказал ей, что в конце месяца женится, и назвал свою невесту Вими Сингла «тупой сукой» и «сопливой дурой», а Кэнди предложил стать своей любовницей.
– Детка, я скоро разбогатею, и у тебя будет все, чего душа пожелает.
Сыщик протянул клиенту последнюю фотографию: на ней Гоэль, широко улыбаясь, выходил из квартиры Кэнди.
– Кроме того, сэр, мы навели справки о его образовании. Рамеш и правда провел три года в Кэмбридже, однако не посетил ни единой лекции. На самом деле он числился в Кэмбриджском Политехническом, но интересовался лишь попойками, да бегал за каждой юбкой.
Пури перевел дыхание и продолжил:
– Как я уже объяснял вам, сэр, моя работа – собрать факты и представить улики. Больше ничего. Я и правда честный частный сыщик. Мой девиз – конфиденциальность. Уверяю, все подробности останутся строжайшей тайной.
Детектив откинулся назад в ожидании ответа, и тот не замедлил последовать.
– Саала, маадерчод! – Сингла перешел на пенджабский. Он сгреб фотографии и нервно запихал обратно в папку. – Пришлите мне счет, Пури, – бросил он через плечо, направляясь к двери.
– Разумеется, сэр. Если могу быть еще чем-то...
Магната уже и след простыл. Он, несомненно, направился домой, чтобы отменить свадьбу. Судя по тому, что Пури читал в светской хронике, его клиент потеряет миллионы. Деньги за аренду дворца Умаид Бхаван в Джодхпуре уже наверняка внесены. Селин Дион и фонтаны кристаллов «Сваровски» тоже, скорее всего, со стопроцентной предоплатой.
Сыщик тяжело вздохнул. В следующий раз семье Сингла стоит обратиться в «Честный частный сыщик» прежде, чем рассылать четыре тысячи приглашений с золотым тиснением.
Три
Резиновые подошвы новых туфель Пури заскрипели по мраморному полу в холле клуба «Джимхана». Администратор Сунил поднял голову, встревоженный громким звуком, однако продолжал механически бормотать в телефонную трубку: «Джи, мадам. Конечно, мадам. Разумеется, мадам». Сунил устало кивнул сыщику и прикрыл рукой микрофон.
– Сэр, вас дожидается один господин, – прошептал он.
Клиенты нередко назначали первую встречу в клубе. К Пури обращались люди, имеющие солидный вес в обществе – они не хотели, чтобы их видели у дверей конторы частного сыщика.
– Аджай Касливал? – уточнил Пури.
– Да, сэр. Пришел всего полчаса назад.
Сыщик кивнул в знак того, что понял, и бросил взгляд на информационный стенд. Секретарь клуба, Полк. П.В.С. Гилл (в отст.) вывесил новое объявление: оно было напечатано на бланке клуба и по меньшей мере в пяти местах замазано белилами.
ОБРАТИТЕ ВНИМАНИЕ
РАЗНИЦА МЕЖДУ ПРОСТО РУБАШКОЙ И РУБАШКОЙ «БУШ» ВОТ В ЧЕМ:
В ОТЛИЧИЕ ОТ ОБЫЧНОЙ РУБАШКИ, У РУБАШКИ «БУШ» ВЕРХНЯЯ ЧАСТЬ КАК У РУБАШКИ «САФАРИ».
Пури сразу понял, к чему это (ему, как и многим другим, доводилось приходить в рубашке «буш», а то и в сафари), и перешел к следующему объявлению: помощник секретаря уведомлял, что айя не допускаются на теннисные корты. Старший библиотекарь тоже вывесил объявление с просьбой сдавать деньги на покупку нового собрания сочинений Рабиндраната Тагора – имевшееся «к огромному сожалению, по непредвиденной и роковой случайности» оказалось «полностью уничтожено» крысами.
Затем сыщик пробежал глазами обеденное меню. Как и всегда по понедельникам, из закусок предлагались маллигатони или салат «оливье»; на второе – карри с яйцами, печеная капуста с картошкой фри, либо картофельная запеканка с мясом; а на десерт – мороженое с сухофруктами или трайфл с манго.
При мысли о запеканке и мороженом у Пури разыгрался аппетит, и он пожалел, что не заехал в клуб пообедать. Румпи, следуя указаниям доктора Мохана, давала ему с собой только жиденький дхал, рис и листья салата.
Напоследок Пури изучил список претендентов на членство в клубе. Большинство имен было ему знакомо: дети нынешних патронов. Всех, кого не знал, сыщик записал себе в блокнот.
В качестве дружеской услуги Пури наводил справки обо всех претендентах, чьи имена не были на слуху в нужных кругах. Как правило, хватало пары телефонных звонков, и сыщик охотно занимался этим без всякой платы. Должен же клуб держать высокую планку, а то последнее время отбоя нет от всяких выскочек. Не далее как в прошлом месяце Пури и полк. П.В.С. Гилл (в отст.) зажгли красный свет перед одним крорепати, сделавшем состояние на торговле спиртным. Этот наглец подал заявление в клуб на следующий день после того, как «Хиндустан таймс» сообщила, что он первым в Индии приобрел «феррари».
Сыщик убрал блокнот во внутренний карман пиджака и вышел из холла.
Обычно он проходил в бар через танцевальный зал, минуя административные помещения, где властвовала г-жа полк. П.В.С. Гилл (в отст.). Эта совершенно невыносимая дама управляла клубом вместо мужа, проводившего все время за игрой в рамми. Она считала Пури выскочкой, сыном простого полицейского из западного Дели, пробравшимся в высшее общество только благодаря Румпи. Ее отец, полковник в отставке, замолвил за зятя словечко.
К несчастью, танцевальный зал оказался закрыт на время декоративно-отделочных работ. Дюжина заляпанных краской «декораторов», стоя на связанных веревками бамбуковых подмостках, красили помещение в ослепительно белый – цвет, которым щеголяли все внешние и внутренние стены «Джимханы» без исключения. Выбора не оставалось: придется идти мимо двери миссис Гилл.
Пури шагал медленно, содрогаясь от скрипа новых туфель, которые ему только-только сделали под заказ, так как левая нога у сыщика была короче правой. Он миновал зал бриджа, дамскую раздевалку и развешенные на стене репродукции английских картин с высокими осанистыми мужчинами в цилиндрах и фраках.
У кабинета миссис Гилл он стал красться на цыпочках, однако дверь тут же распахнулась, словно «хозяйка» ждала в засаде.
– Что за скрип, господин Пури? – взвизгнула дама. Аляповатое сари обтягивало ее отвисший живот. – Отчего такой шум?
– Боюсь, мадам, дело в моей новой обуви.
Миссис Гилл бросила недовольный взгляд на вероломные туфли.
– В отношении обуви, господин Пури, у нас действуют строгие правила, – заявила она. – Параграф двадцать девять, пункт «д»: разрешается носить туфли только на жесткой подошве! По-моему, предельно ясно.
– Мадам, это ортопедическая обувь, – попытался объяснить Пури.
– Что еще за чушь? Только на жесткой подошве! – С этими словами миссис Гилл вернулась в кабинет и закрыла за собой дверь.
Пури двинулся дальше, поклявшись себе, что больше никогда не явится в клуб в новых туфлях. С пенджабскими женщинами лучше не спорить: это враги пострашнее, чем мумбайские мафиози.
«А ведь муж прожил с ней бок о бок шестьдесят лет, – пробормотал Пури себе под нос. – Как же должен был нагрешить полковник в прошлой жизни, что получил такое сокровище?»
Сыщик отворил дверь и ступил в долгожданную тишину бара. Это единственное место в Дели, где можно спокойно пропустить стаканчик-другой в первосортной компании – даже при том, что многие члены клуба в лучшем случае кивали ему в знак приветствия.
На излюбленном месте в дальнем углу сидел судья Сури, курил трубку и читал «Индийский журнал международного права». Еще Пури узнал Шонала Гангули, профессора истории Университета Дели – тот пришел с женой. У камина притулился Л.К. Джордж – этот богач пожертвовал все состояние «Лиге защиты коров и их потомства», и теперь ютился в ветхом лютенсовском бунгало[2] на Рейскорс-роуд. Генерал-майор Дьюлип Сингх со старшим сыном, хирургом из Мериленда, пили стоя.
Если не считать официантов, в баре обнаружился еще один гость – элегантный мужчина. Он одиноко сидел с пустым стаканом за круглым столиком у широкого двустворчатого окна. Пури догадался, что тот ждет именно его – у клиентов, которые обращаются к детективу, часто бывает именно такой озабоченно-хмурый вид.
– Простите, как вас зовут? – поинтересовался сыщик, подходя к незнакомцу.
– Аджай Касливал, – ответил тот, вставая, и протянул руку. В баре было прохладно, однако его ладонь оказалась мокрой от пота. – Вы ведь Виш Пури? Ну что ж, очень рад знакомству. Банти Баннерджи посоветовал обратиться к вам. Сказал, вы по вечерам часто здесь бываете. Кстати, он передает вам наилучшие пожелания.
– Благодарю. И как поживает старина Банти? Сто лет с ним не виделись.
– Все хорошо, на жизнь не жалуется. Всегда выходит сухим из воды, – ответил Касливал с жизнерадостным смешком.
– Семья здорова?
– Здоровее не бывает!
– А что фабрика? Процветает?
– Еще как процветает.
Жестом пригласив гостя присесть, Пури откинулся в кресле, которое под его весом вздохнуло, словно старые кузнечные мехи.
– Составите мне компанию? – спросил сыщик.
– Не откажусь.
Пури щелкнул пальцами, и у столика появился престарелый официант, который работал в клубе уже лет сорок. Он был туговат на ухо, так что сыщику пришлось орать:
– Два «Ройял-челлендж» с содовой! Две порции тостов с чили и сыром!
Официант кивнул, забрал пустой стакан Касливала и стал тщательно протирать столик – за это время Пури успел получше рассмотреть собеседника.
Вид у пятидесятилетнего Касливала был холеный: маникюр, контактные линзы, темные с проседью волосы аккуратно зачесаны назад – очевидно, их хозяин тратил немало времени на заботу о собственной внешности. Золотые часы, два массивных золотых кольца и золотой же колпачок ручки в кармане рубашки не оставляли сомнений в его состоятельности и высоком статусе. При этом гость выглядел как-то интеллигентно, а в его задумчивых глазах сыщик прочел немалую целеустремленность.
– Ача, – вымолвил Касливал, когда официант, наконец, ушел. Он подался вперед, при этом складки на лбу прорезались еще глубже. – Во-первых, Пури-джи, поймите, пожалуйста, одну вещь: меня нелегко запугать. Очень нелегко.
Он говорил с сильным акцентом, так что «очень нелегко» слилось в «оченелегко».
– В жизни мне выпало немало трудностей и препятствий, уж можете поверить. А еще я горжусь своей честностью. Это общеизвестно. Любого спросите, он вам скажет, что Аджай Касливал – абсолютно честный. На сто пятьдесят процентов! Послушайте, Пури-джи, – продолжил он, – я понимаю, вы тоже человек честный и деликатный, к другому я бы не обратился. Я в трудном положении. В кризисе. Вполне возможно, мне конец. Поэтому-то я и прилетел сюда, к вам.
– Вы ведь юрист из Джайпура? – прервал гостя Пури.
Касливал пораженно умолк.
– Так и есть. Но откуда… Вам, наверное, Банти рассказал?
Детектив любил поражать клиентов умозаключениями, которые основывались на простейших наблюдениях.
– Вообще-то я не говорил с Банти, – признался он. – Но у вас на галстуке и на портфеле эмблема Индийской юридической ассоциации – вот я и догадался, что вы занимаетесь правом. Что же касается города… у вас на туфлях красный песок из Раджастана. А еще вы упомянули, что летели в Дели самолетом. До клуба вы добрались полчаса назад, значит, это был пятичасовой рейс из Джайпура.
– Потрясающе! – воскликнул Касливал и захлопал в ладоши. – Банти говорил, что вы человек способный, но чтобы настолько!..
Юрист придвинулся еще ближе и огляделся по сторонам, опасаясь, что разговор могут услышать. Однако никто не обращал на Пури и его собеседника ни малейшего внимания.
– Вчера приходили из полиции. Кто-то добился, чтобы на меня завели дело.
Касливал протянул сыщику копию протокола, которую тот внимательно прочел.
– От вас требуют представить некую Мэри не позднее, чем через семь дней. – Пури вернул документ гостю. – Кто она?
Касливал хотел ответить, но тут вернулся официант с виски и тостами. Он медленно, по одному, расставил стаканы и тарелки, затем протянул Пури счет. Наличных в клубе не принимали, а все заказы в баре и ресторане полагалось подписывать. В результате возникала груда ненужных бумаг, обработкой которых занимались четверо сотрудников бухгалтерии. Пури пришлось подписать счет за два виски, отдельный счет за двойной скотч, который гость выпил до его прихода, и еще счет за еду. Само собой, потребовалось еще и расписаться в книге регистрации гостей.
Таким образом, ответить на заданный вопрос Касливал смог только через пару минут.
– Мэри работала у нас дома прислугой: мыла полы, стирала и все такое.
– А сейчас она где?
– Понятия не имею! Ушла месяца два или три назад. Однажды ночью просто исчезла. Меня тогда дома не было: я работал.
Пури, продолжая слушать, впился зубами в тост.
– Жена говорит, Мэри что-то украла и сбежала. Однако ходят слухи, что… ну… – Касливал отхлебнул виски, чтобы успокоить нервы, – Чепуха это. Вы же знаете, Пури-джи, люди вечно болтают.
– Еще бы мне не знать. Индия – одна гигантская фабрика слухов. Так что же болтают?
Повисла пауза.
– Что Мэри забеременела от меня, и я ее прикончил.
– О боже… – протянул сыщик.
– Именно это некто и сообщил полиции, а, как вы знаете, если протокол составлен, они обязаны начать расследование.
Пури молча вытащил блокнот и вооружился ручкой (ручек у него в нагрудном кармане имелось целых четыре штуки). Записав кое-какие подробности, он уточнил:
– Тело не нашли?
– Слава богу, нет! – воскликнул Касливал. – Полиция обыскала мой дом и участок, а журналисты постоянно лезут с кучей вопросов.
– Похоже, кто-то хочет испортить вам репутацию, – заметил детектив.
– Вот именно! В самую точку, Пури-джи! Этого они и добиваются!
Касливал объяснил, что за последние несколько лет он подал несколько исков в Высокий суд штата Раджастан. Многие честные адвокаты и простые люди по всей стране занимались тем же: пытались добиться, чтобы судебная система призвала к ответу нерадивых чиновников.
– Я успешно воюю с водяной мафией. Удалось не допустить незаконного бурения скважин в самых засушливых областях штата, – пояснил он. – Однако судебная система настолько коррумпирована, что победа далась дорогой ценой. Поэтому в начале года я решил заняться самими судьями и обратился в суд с требованием, чтобы все они представляли декларацию об имуществе.
Пури отхлебнул виски. Краем глаза он заметил, что генерал-майор Дьюлип Сингх с сыном вышли из бара.
– Вы наверняка нажили немало врагов.
– Сначала меня пытались купить, но я в такие игры не играю, и отказался сразу. Послал к черту. Теперь они ищут способ со мной разделаться. Уцепились за эту пропавшую служанку и хотят опорочить мое имя.
– Похоже, прямых улик против вас нет, так что беспокоиться не о чем, – заметил сыщик.
– Да ладно вам, Пури-джи! Мы же в Индии! – перебил Касливал. – Они теперь годами будут из меня жилы тянуть!
Пури понимающе кивнул. Он знал, чего может стоить семье долгий судебный процесс со всевозможными проволочками. Индийская судебная система удивительным образом напоминала канцлерский суд, описанный Диккенсом в «Холодном доме».
– Весьма необычные обстоятельства, – наконец нарушил молчание сыщик. – Чего вы хотите от меня?
– Умоляю вас, Пури-джи, бога ради, отыщите эту треклятую Мэри!
– Вы знаете ее фамилию? – Пури откусил еще кусочек тоста.
Касливал пожал плечами.
– Мэри проработала всего два месяца. Кажется, она из аборигенов.
– У вас есть ее фотография, какие-то вещи, копия удостоверения личности?
– Нет. Вообще ничего.
– Раз она работала прислугой, полицейские должны были ее проверить и занести в реестр… – Тон Пури стал куда серьезнее.
Касливал покачал головой.
– Давайте разберемся, сэр. Вы хотите, чтобы я нашел какую-то девушку-аборигенку по имени Мэри, не зная ни фамилии, ни откуда она, ни куда направилась?
– Именно так.
– При всем уважении, сэр, это, наверное, шутка.
– Поверьте, я ценю хорошую шутку, но сейчас не до них, – возразил Касливал. – Для такого превосходного детектива это должно быть несложно. Тут ведь довольно простая работа.
Сыщик вытаращил глаза.
– В стране живет миллиард с хвостиком. Отыскать девушку – вовсе не простая работа, – заявил он. – Понадобится много времени и сил, а также все мои немалые познания. «Желтые страницы» тут не помогут.
Пури объяснил, что работает с посуточной оплатой, и хотел бы получить аванс за две недели плюс расходы. Услышав итоговую сумму, Касливал поперхнулся скотчем.
– Так много? Бросьте, Пури-джи, скиньте хоть чуть-чуть! Давайте договоримся. Вы же знаете, с финансами сейчас непросто.
– Я не работаю за гроши и не торгуюсь, – заявил сыщик, доедая последний кусочек тоста с чили и сыром. – Сумма окончательная.
Касливал на секунду задумался, а потом с тяжелым вздохом вытащил из кармана чековую книжку.
– Сэр, уверяю вас, я отыщу ее, чего бы мне это ни стоило, – заявил Пури. – А если не смогу, то верну весь гонорар за вычетом расходов.
Сыщик осушил свой стакан.
– Да, вот еще что…
Касливал, который склонился над столом, чтобы выписать чек, поднял голову.
– Только наличные, банковский чек или электронный перевод, – заявил Пури с улыбкой.
Четыре
На следующее утро Пури проснулся от звука воды, тонкой струйкой наполняющей ведро в ванной. Этот причудливый будильник сообщал, что сейчас шесть тридцать утра – время, когда в четвертом секторе включали воду, и в каждом доме наполняли все ведра, канистры и прочие сосуды, запасаясь на целый день.
Сыщик сел на постели и посмотрел на соседнюю кровать. Разумеется, она оказалась пуста. За двадцать шесть лет их брака не было и дня, чтобы Румпи не встала в пять. Даже перед самым рождением каждой из трех дочерей его любящая жена вскакивала с первым лучом солнца и руководила работами по дому. Вот и сейчас она наверняка внизу, сбивает масло для роти. А может, в соседней комнате – натирает длинные темно-рыжие волосы горчичным маслом.
Сыщик дотянулся до выключателя, который был вместе с часами и радиобудильником встроен в роскошную, под красное дерево, спинку кровати. Свет не зажегся, поэтому он бросил взгляд на электрический фумигатор в розетке на дальней стене. Красный огонек не горел. В четвертом секторе снова отключили электричество.
Бормоча проклятья, Пури нащупал фонарик, включил его и выскользнул из постели. Его шлепанцы с монограммой «ВП» стояли бок о бок именно там, где он аккуратно поставил их прошлым вечером. Сунув ноги в приятные пушистые тапочки, детектив потянулся за шелковым халатом. Четырнадцать твидовых кепи расположились на полке встроенного шкафа. Сыщик выбрал тартановое и натянул его на голову, потом посмотрелся в зеркало, поправил уголок шелкового платка, который торчал из нагрудного кармана и, довольный увиденным, вышел в коридор.
Луч фонаря скользнул по мраморному полу, потом выхватил из темноты посеребренного идола Ганеша и позолоченные ножки стола, на котором стояла ваза с пластмассовыми цветами. Пури подошел к лестнице и замер – из кухни доносилось хихиканье.
Сыщик как следует прислушался и разобрал голос нового слуги Свиту, который, вместо того, чтобы с раннего утра взяться за работу, весело болтал с Моникой и Маликой. Слов Свиту отсюда было не разобрать, так что детектив прокрался к двери кабинета, единственной комнаты во всем доме, куда не дозволялось входить никому, кроме Румпи – та убирала кабинет по пятницам. От замка было всего два ключа: один у сыщика, а второй в потайном ящичке алтаря в комнате для пуджи.
Как и в конторе, здесь была только самая простая мебель. В углу стоял металлический сейф с личными документами, всякими важными бумагами, стопкой поддельных паспортов и удостоверений. Тут же хранилось его завещание. В нижнем отделении сейфа имелись сто тысяч рупий наличными, часть золота и бриллиантов жены (остальные украшения она держала в банковском сейфе), а также заряженный пистолет, точная копия «кольта» тридцать второго калибра, выпущенная индийским военным заводом.
Пури сел за стол и открыл ящик. Внутри обнаружился радиоприемник на батарейках – он был настроен на частоту жучка, спрятанного в кухне. Сыщик включил приемник, вставил в левое ухо наушник, отрегулировал громкость и откинулся на спинку кресла.
Румпи не нравилось, что муж подслушивает разговоры слуг, однако у Пури было правило: непременно следить за новичками. Он сам полагался на прислугу как на важнейший источник информации, и часто засылал агентов в чужие дома. Сыщик ревностно хранил свои тайны, вдобавок, у него хватало опасных врагов и нечистоплотных конкурентов. Приходилось следить, чтобы собственные слуги не выведали и не разболтали кому не надо что-нибудь крайне секретное.
А еще Пури отлично знал, что такое праздная прислуга. Сельские жители вроде Свиту нередко полагали, что городским не приходится зарабатывать свой кусок хлеба в поте лица, а раз так, то и слугам утруждаться не стоит. От жизни в относительном комфорте современного дома у них появлялась иллюзия собственной значимости. Так, предшественник Свиту имел наглость ублажать приходящую прачку прямо на постели детектива. Как-то раз Пури неожиданно явился днем домой, пока Румпи была в гостях у сестры, и застал парочку прямо на месте преступления.
Минут десять он прислушивался к разговору на кухне. Говорили большей частью о новом фильме, где Шарух Хан играл сразу две роли. Обычная, безобидная болтовня. Впрочем, Свиту явно отвлекал девушек от работы, да вдобавок отлынивал сам. Сыщик решил положить этому конец и устроить мальчишке выволочку. Он выключил приемник, запер дверь кабинета и вернулся к лестнице.
– Свиту! – проревел хозяин дома.
Услышав голос сагиба, паренек пулей вылетел из кухни в коридор нижнего этажа.
– Доброе утро, господин, – запинаясь, пробормотал он.
– Ты что бездельничаешь? – возмутился Пури на хинди. – Я тебя нанял не Шаруха Хана обсуждать!
– Господин, я...
– Не спорь. Почему чай в постель не подал?
– Господин, электричества нет...
– Скажи Малике, пусть отнесет на крышу. Да, вот еще что, – тут он перешел на английский, – прекрати болтать!
Пури направился вверх по лестнице, довольный тем, как обошелся со Свиту. Мальчишке всего пятнадцать, сирота. Тут нужна дисциплина. Впрочем, сыщик никогда не бранил слуг зря, не бил и старался обращаться с ними помягче, в отличие от многих других хозяев. Он считал, что должен заботиться обо всех своих работниках, при условии, что те трудолюбивы и преданны. Например, он добился, чтобы Свиту разрешили два раза в неделю ходить в школу. Там мальчик научится читать и писать, а заодно освоит какую-нибудь профессию. Через пару лет сыщик ему и жену подходящую подберет.
Разве Чанакья не говорил, что богатые должны помогать бедным?
Пури поднялся по лестнице и вышел на плоскую крышу. Солнце ползло вверх по небу, которому полагалось быть ярко-голубым, но последнее время Дели все чаще окутывала бурая дымка пыли и смога, словно на город обрушилась чума из древних Вед.
Именно в поисках чистого воздуха они девять лет назад переехали в Гургаон.
Когда Пури купил здесь участок, граница города проходила на много миль севернее. Два года они с Румпи строили дом свой мечты: белую виллу в испанском стиле, с четырьмя спальнями, с навесами, крытыми ярко-рыжей черепицей. Они роскошно обставили дом в стиле «пенджабского барокко», а на крыше сыщик устроил садик из растений в керамических горшках, за которыми лично ухаживал каждое утро.
В те времена, куда ни посмотри, дух захватывало от восхитительных пейзажей; солнце заливало светом горчичные поля, а горстки глиняных хижин отбрасывали длинные тени. Многолетние тропы испещряли землю причудливым узором, по ним бродили пастухи со стадами коз. Крестьяне пахали на волах деревянными плугами, вздымая за собой тучи пыли. Женщины в ярко-алых и оранжевых одеждах босиком ходили к колонке и возвращались домой с полными до краев медными кувшинами на головах.
Ни вечного гула уличного транспорта, ни рева самолетов международного аэропорта имени Индиры Ганди – вместо этого приветственные крики павлинов и хохот мальчишек у колонки в соседней деревне. Иногда ветер доносил из-за стены легкий аромат жасмина и запах чапати, которые готовят прямо на костре из коровьих лепешек.
Пури и не подозревал, что, строя дом в Гургаоне, поневоле становится законодателем мод. Их переезд из Пенджаби-Багха совпал с бумом в сфере услуг на волне либерализации индийской экономики. В конце девяностых Гургаон официально признали южным пригородом Дели, и город стал активно «развиваться». Сначала на главной улице появись несколько башен из стекла и бетона, а потом крестьяне один за другим продали свои земли, и по крошечным полям двинулись бульдозеры и самосвалы. На месте деревушек вырастали огороженные коттеджные поселки, точно в какой-нибудь Флориде. Все эти «Сказочные острова» наперебой хвалились собственными школами, поликлиниками, магазинами, фитнес-центрами и торговыми комплексами.
Бетонные конструкции вырвались из истерзанного тела Земли, словно гигантские осколки костей. По облепившим их бамбуковым лесам сновали, будто муравьи, полчища жилистых строителей. Они возводили жилой комплекс для сотрудников круглосуточного контакт-центра и компании по разработке программного обеспечения.
«Роскошь, достойная Рая» и «Интерьеры венецианских палаццо» – бесчисленные рекламные плакаты призывали новую индийскую элиту воплощать в жизнь свои мечты.
Строилось все это потом и кровью «малообеспеченных слоев населения», которые трудились за нищенскую плату. Десятками тысяч стекались они в Гургаон со всей страны. Ни местные власти, ни подрядчики не обеспечивали их жильем, и большинство рабочих ютились в самодельных лачугах прямо на стройплощадках, среди подъемных кранов и прессов для кирпича. Никто и глазом моргнуть не успел, как на ничейных землях выросли целые лабиринты домишек из ржавого железа с открытыми ямами для нечистот.
Жилище семейства Пури оказалось зажато между пятью сотнями домов на пересекающихся под прямым углом улицах с номерами вроде «А3» вместо названий и трущобами, население которых – рабочие и отбросы общества – росло как на дрожжах. К северу высились опоры линии электропередач, за ними – лес офисных зданий, ощетинившихся спутниковыми тарелками.
Сбежать от смога тоже не удалось. До Дели проложили новое четырехполосное шоссе, и все больше машин отравляли воздух ядовитыми выхлопами. Тысячи грузовиков поднимали тучи пыли.
Теперь сыщику едва удавалось защитить сад. Каждое утро он поднимался на крышу, вооружившись пульверизатором, чтобы опрыскать растения, и каждое утро его питомцы оказывались покрыты слоем грязи.
Пури как раз добрался до любимого фикуса, когда Малика принесла чай с бисквитами. Она оставила поднос на садовом столике.
– Намасте, господин, – робко проговорила девушка.
– Доброе утро.
Он был всегда рад Малике – та служила у них уже шесть лет. Умная, приветливая и трудолюбивая, она жила с мужем-алкоголиком, деспотичной свекровью и растила двоих детей.
– Как поживаете? – спросила Малика. Она старалась при любой возможности упражняться в английском, который изучала по мыльным операм на канале «Стар-ТиВи».
– Прекрасно, спасибо, – ответил Пури, – а у тебя как дела?
– Хорошо, – ответила девушка, но тут же прыснула, покраснела и убежала вниз по лестнице.
Сыщик не сдержал улыбки, глотнул чая и вернулся к работе. Покончив с фикусом, но перебрался на восточную сторону – там, на карнизе, стояли горшки с первосортными перцами чили. Все шесть он вырастил собственноручно (приятель специально прислал из Ассама семена самого острого перца, какой Пури доводилось пробовать) и очень обрадовался, когда, после долгих недель заботливого ухода, растения стали плодоносить.
Спрыснув водой листья первого перца, он любовно протирал их тряпочкой, как вдруг горшок разлетелся вдребезги. Через мгновение пуля просвистела у самого уха сыщика и пробила бак с водой на специальной подставке за его спиной.
Пури не без труда – при его-то габаритах – растянулся на крыше. Третья пуля опять угодила в горшок, и на сыщика посыпались черепки вперемешку с грунтом. Еще два выстрела ударили в стену дома. Детектив по-прежнему лежал на животе и лишь отметил, как часто он хватает ртом воздух и как быстро колотится сердце. Шестая пуля свистнула выше и тоже угодила в бак. Вода полилась прямо на шелковый халат.
Сыщик решил ползти к лестнице. Если удастся спуститься в кабинет и взять из сейфа пистолет, то можно и добраться до стрелка. Тут Пури сообразил, что потребуется еще и переобуться – тапочки с монограммой не переживут беготни по трущобам.
Детектив был уже у двери, когда она вдруг распахнулась и ударила его прямо в лоб. В глазах на миг задвоилось, а потом упала тьма...