Перевод Игоря Судакевича
Лондон,
Сырая
погода его не беспокоила, хотя в Лондоне даже морось кажется плотнее и жестче
дождя за городом. Из-за водяной взвеси, пропитавшейся уличной вонью, кожу
покалывало как от мотка спутанной проволоки. Главный удар ненастья принимал на
себя кожаный капюшон, и крупные капли, собираясь на голове в струйки, сбегали к
ногам Криспина, образуя лужу. А вот насквозь промокший плащ почти не помогал,
тяжело повиснув на зябко подрагивающих плечах.
Но и
это его не беспокоило.
Зато
сильно раздражала необходимость стоять под проклятым дождем, пока ничтожный
слуга бесцеремонно разглядывал Криспина, словно тот был всего лишь конюхом или
ремесленником. Наглец оценил посетителя с головы до ног, не упустив из виду ни
потрепанный долгополый котарди*, ни залатанные на коленках шоссы**.
-
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - сноска - - - - - - - - - -
- - - - - - - - - - - - - - - - - - -
*
Котарди: разновидность верхнего платья, популярная со времен
раннего средневековья до эпохи Возрождения. У мужчин полы котарди спускались до
середины бедра или чуть ниже колен. Пуговицы располагались по всей высоте
спереди, порой нашивались и на рукава. Котарди надевали поверх камизы
(исподней рубахи). Обязательный пояс носился спущенным на бедрах, иногда на
талии. Именно в этой одежде ходит главный герой. – Прим. автора.
**
Шоссы: Узкие облегающие штаны-чулки из эластичного сукна
(парадные: из атласа или шелка). До ХV в. штанины не сшивались между собой и
крепились подвязками; позднее их соединили с помощью переднего и заднего
клиньев. – Здесь и далее прим.переводчика за исключением оговоренных
случаев.
-
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - конец сноски - - - - - - - - -
- - - - - - - - - - - - - - - - -
Квадратная,
груботесанная физиономия слуги говорила скорее в пользу его деревенского
происхождения, нежели о тяготах городской жизни.
– Чего
надо? – спросил наглец после затянувшегося осмотра.
Криспин
чуть наклонился вперед.
– Мне
надо, – промолвил он до того ясным и твердым голосом, что дерзкий мужлан
вздрогнул, – чтобы ты сообщил о моем приходе хозяину. А зовут меня... – он сделал
шаг, завоевывая дверной порог, – Криспин Гест. Теперь ступай. Не заставляй
хозяина ждать, раз уж он сам меня вызвал.
Слуга
помедлил мгновение, затем клюнул головой – «прошу, милорд», – не вложив в
насмешливый поклон никакого уважения.
Они
вошли в просторную залу, чьи оштукатуренные стены покрывали фрески и богатые
гобелены с изображениями усердно трудившихся ткачей и красильщиков. В холодном
воздухе плавал приятный аромат сушеной лаванды и розмарина. Запах напомнил
Криспину о давно утраченном доме в Шине*. Его покои и коридоры тоже были
украшены похожей роскошью. Но это было восемь долгих лет тому назад, когда
Криспин еще носил рыцарский титул.
-
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - сноска - - - - - - - - - -
- - - - - - - - - - - - - - - - - - -
*
Шин: современный Ричмонд.
-
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - конец сноски - - - - - - - - -
- - - - - - - - - - - - - - - - -
Подойдя
к одной из дверей, слуга снял с пояса ключ и, когда Криспин углубился в
сводчатый проход, захлопнул створку, запер ее на замок и молча двинулся вперед.
Криспин
нахмурился. Подмывало задать вопрос, но он сомневался, что получит хоть
какой-нибудь ответ. Вместо этого он просто наблюдал за повторением странного
ритуала, пока, наконец, они не добрались до прогретого верхнего этажа,
поднявшись туда по лестнице. Разве беседа состоится здесь? Деловые разговоры
обычно ведут в кабинетах. Более интимная атмосфера мезонина подходит скорее для
узкого, семейного круга. Пожав плечами, Криспин выкинул эту мысль из головы,
списав все на очередное проявление чудачества богатого домовладельца.
Слуга
отпер дверь в мезонин. Белую штукатурку стен до высоты пояса скрывала богатая
синяя драпировка, развешенная на колышках. По одну руку стоял внушительный
сервант, едва не упиравшийся в темные потолочные балки. Под просторным окном
располагался тяжелый, украшенный резьбой стол с разложенными пергаментными
свитками и счетными книгами в кожаных переплетах.
Слуга
отвесил небрежный поклон.
–
Хозяин сейчас будет. – Резко повернувшись на выход, он вдруг остановился и
слегка подался в сторону Криспина. – Ничего не трогайте.
Усмехнувшись
на прищуренный взгляд гостя, он покинул комнату, на сей раз не запирая за собой
дверь.
Криспин
обдернул полы котарди, презрительно улыбнулся вслед затихающим шагам, затем
бросил взгляд на дверной запор и провел пальцем по черному чугунному ригелю.
Новенький. Причем рассчитан на запирание только изнутри. Любопытно. Столь
важное помещение, как этот мезонин, обычно запирают и снаружи.
Он
неторопливо подошел к огню, наслаждаясь теплом. Громадный очаг – пожалуй, даже,
слишком большой для такой комнаты – был в рост человека. На каминной доске
гордо красовался резной герб гильдии торговцев драгоценными тканями.
«Галантерейщик», – фыркнул Криспин. Он вновь окинул взглядом богатое убранство,
подмечая серебряные канделябры, дорогую мебель и понимающе кивнул: «Похоже, я
ошибся ремеслом». Увидев в дальнем конце комнаты внушительный графин, он
невольно облизнулся.
Прошлым
вечером, размышляя над причиной приглашения, Криспин почувствовал в животе
небольшую дрожь. Если все пойдет как надо... За всю его четырехлетнюю карьеру
не было столь богатого заказчика, и плата оказалась бы как нельзя кстати. Он
вновь задолжал за постой, не говоря уже про Элеанору и Гилберта Лангтонов,
которым причиталась уплата по длинному счету за обеды и ужины. Куда вообще
уходят деньги? Как странно, что он никогда не задумывался над тем, сколь трудно
зарабатывать себе на жизнь, – пока эта участь не выпала на его долю.
Дверь
распахнулась, и Криспин непроизвольно подобрался, встречая богатого клиента
отличной выправкой. Вошел мужчина, чьи плечи шириной не уступали дверному
проему. Своим появлением он, можно сказать, завладел комнатой, подобно тому как
генерал царит над полем битвы. Смерив гостя тяжелым взглядом, хозяин
внимательно обшарил глазами все углы. Криспин не удержался от улыбки. Наверняка
этот человек привык лаять на подчиненных и не ожидает ничего, кроме мгновенного
и полного повиновения. Криспин ценил такой подход к людям. Он и сам был таким –
давным-давно. Впрочем, этому процветающему торговцу не суждено занять место на
поле брани. Его театром военных действий была коммерция, а войском – тюки и
рулоны материи.
Криспин,
в свою очередь, тоже оглядел мужчину, пытаясь дать оценку тому, что скрывалось
под уверенным фасадом. При повторном осмотре стало ясно, что в хозяине нет
тяжелой мускулистости каменщика или, скажем, кузнеца, а есть лишь тучность
человека, привыкшего к праздности. Одутловатую, коричневую как орех физиономию
прорезали шедшие от глаз морщинки, прятавшиеся под аккуратной, подернутой
сединой бородкой. Темно-зеленый упелянд* из дорогого бархата с горностаевой
оторочкой спускался до колен, в то время как разрезные рукава обмахивали пол.
Жесткий воротник стоял чуть ли не до затылка, прикрывая мясистую шею. На
широкой груди торговец носил две золотые цепи, а к поясу были подвешены богато
украшенные ножны с кинжалом, чью рукоять осыпали драгоценные камни.
-
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - сноска - - - - - - - - - -
- - - - - - - - - - - - - - - - - - -
*
Упелянд: верхнее платье четырнадцатого столетия, с мешковидными
рукавами (которые у щеголей могли опускаться до земли). По мере изменения моды
увеличивался вертикальный размер воротника и удлинялись рукава, куда спереди и
сзади добавлялись плиссированные вставки – зачастую со стеганой подбивкой. – Прим.автора.
-
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - конец сноски - - - - - - - - -
- - - - - - - - - - - - - - - - -
Вслед
за хозяином вошел давешний слуга, встретивший Криспина на пороге, и встал у
двери, поджидая указаний.
Богач
вновь остановил взгляд на Криспине.
–
Криспин Гест? – спросил он.
– К
вашим услугам, милорд, – ответил тот с поклоном.
Мужчина
коротко кивнул, после чего обратился к слуге:
– Адам,
ты можешь идти. Мы тут сами справимся.
Адам
бросил подозрительный взгляд на Криспина и секунду помедлил. Впрочем, возразить
хозяину он не смел, а посему неохотно склонил голову и вышел, прикрыв за собой
дверь. Торговец протянул руку к чугунному засову и задвинул его поплотнее.
Криспин
отметил этот факт про себя, но ничего не сказал вслух.
Мужчина
повернулся к нему и поспешил улыбнуться:
– Как
видите, я предпочитаю уединение.
Криспин
и на это промолчал.
–
Прошу, – мужчина показал рукой на стул с мягким сиденьем. – Присаживайтесь.
Хотите вина?
–
Благодарю.
Торговец
наполнил серебряную чашу, передал ее Криспину, и тот уселся, наслаждаясь
приятной тяжестью в руке. От сладкого фруктового аромата великолепного
гасконского вина он чуть не зажмурился. Мужчина устроился в кресле напротив.
Криспин позволил себе сделать один-единственный глоток и с сожалением расстался
с чашей, отставив ее на столешницу.
– Мне
рассказывали о вашем умении подходить к щекотливым делам, мастер Гест, –
наконец сказал мужчина. – И на сей раз подобная осмотрительность была бы как
нельзя кстати.
– Да,
милорд. Осмотрительность уместна почти всегда.
– Ваша
репутация хорошей ищейки... имеет под собой основания?
– Пятый
год за мной водится прозвище Следопыт. Жалоб на мои услуги слышать еще не
доводилось. Все заказчики были вполне удовлетворены.
–
Да-да... – Торговец сопроводил улыбку понимающим кивком, но в следующий миг
лицо его застыло, и он погрузился в обеспокоенное молчание. Собеседники мерили
друг друга взглядом, пока, наконец, мужчина не вскочил вдруг на ноги и принялся
нервно греть ладони возле очага.
–
Пожалуй, – предложил Криспин, выждав еще с пару минут, – вам следовало бы
рассказать все с самого начала, и тогда мы, наверное, сможем выяснить, чего вы
от меня хотите.
Мужчина
тяжко вздохнул и в который раз бросил взгляд на запертую дверь.
– Меня
зовут Никлас Уолкот.
Криспин
кивнул. Имя он знал прекрасно. Богатейший торговец тканями в Лондоне, не
исключено, что и во всей Англии. Нелюдим. Чудаковат. Ходили слухи, что он не
заглядывал в собственную гильдию с юношеских лет, однако успешно идущие дела
позволили ему сохранить репутацию. Возникало впечатление, что он всегда на шаг
опережал моду, безошибочно начинал закупать нужный иноземный товар в самое
удачное время, когда рынок приходил в восторг от очередного заморского стиля.
Мало кто мог потягаться с этим человеком по части деловой хватки. Криспин про
себя покачал головой: торговля тканями была для него тайной за семью печатями.
Да, в свое время и он следовал моде, однако сейчас ему не требовалось повиноваться
правилам куртуазности, бытующим в среде утонченной аристократии, даже если бы
он мог себе это позволить.
На эту
мысль живот отозвался неприятным спазмом, как происходило почти всякий раз,
стоило только вспомнить о дворе короля Ричарда*. Игральные кости истории легли
так, что люди вроде Уолкота вознеслись над Криспином, которому остались одни
лишь обноски. Но ничего, это ненадолго. Криспин научился мерить любого человека
по количеству золота, с которым тот готов расстаться. И если внешний вид не обманывает,
Никлас Уолкот может позволить себе расстаться с весьма круглой суммой...
-
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - сноска - - - - - - - - - -
- - - - - - - - - - - - - - - - - - -
*
Ричард II (1367–1400), сын «Черного принца», внук Эдуарда III. Правил Англией с
-
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - конец сноски - - - - - - - - -
- - - - - - - - - - - - - - - - -
Подавшись
на стуле слегка вбок, Криспин придал лицу строгое выражение и заодно попытался
полой котарди прикрыть прореху на левом чулке.
– И в
чем же состоит ваше щекотливое дело, мастер Уолкот?
Когда
торговец встретил взгляд Криспина, его лицо стало жестким как камень.
– Дело
в моей супруге. Боюсь... боюсь, что она мне не верна.
Его
глаза наполнились влагой. Он уронил голову в ладони и всхлипнул.
Криспин
откинулся на спинку стула и принялся изучать ногти, поджидая, когда смолкнут
рыдания. Ждать пришлось довольно долго.
Наконец
Уолкот поднял лицо и обтер щеки широкой, мясистой ладонью.
–
Простите... – Он шмыгнул и почесал кончик носа. – Это меня очень беспокоит...
Разумеется, я не уверен. И потому пригласил вас.
Криспин
отлично понял, куда дует ветер, и испытал приступ жестокого разочарования.
– Итак,
что вы от меня хотите?
– Вы,
конечно же, обладаете опытом в делах подобного рода...
Криспин
прищурился:
– Я
должен буду следить за вашей супругой?
Уолкот
пересек комнату и встал над своей нетронутой чашей с вином. Сквозь подернутые
изморозью окна на вощеные половицы лился блекло-серый свет. Противоположная
часть комнаты терялась в тени, где едва проглядывали огоньки свеч.
– Я уже
с ума схожу! – прошипел он. – Мне надо знать! У меня торговля, поместья!
Наследники... я должен быть уверен, что все они от моей плоти и крови. Наш брак
был заключен недавно, а я вынужден часто и подолгу отлучаться из дому по
делам...
Одно
дело любовь и ревность, и совсем иное – вопросы наследования.
– Вы
совершенно правы. Но в чем будут состоять ваши намерения, если вскроется
малоприятная правда?
Розовые
щеки Уолкота побагровели.
– А вот
это, мастер Гест, уже мое дело.
–
Полагаю, вы заблуждаетесь. Меня не прельщает мысль стать причиной насилия,
пусть и обоснованного.
Уолкот
бросил на него пристальный взгляд, и внезапно кулаки торговца разжались. Он
виновато улыбнулся
– Это
сугубо личное, и потому нелегко быть полностью здравомыслящим. Разговор,
конечно, состоится, да и наказание, пожалуй, тоже. Но вот насилие? Нет. Видите
ли, я люблю свою жену.
Криспин
поднялся, подошел к очагу и принялся греть спину у огня. С промокшего плаща
капало на пол.
– У меня
нет склонности к подобным вещам, мастер Уолкот. Я занимаюсь поиском пропавших
драгоценностей, похищенных документов и тому подобное. Супружеская неверность?
Эти вопросы я оставляю на откуп духовенству.
Он
покачал головой и двинулся на выход, однако Уолкот торопливо загородил ему
дорогу и даже распростер руки в стороны, блокируя дверь.
В
торговце было добрых шестнадцать стоунов*, однако такая дородность объяснялась
лишь безоблачной жизнью и тяжелой пищей. Подтянутый же и физически развитый
Криспин не сомневался, что даже при всем желании Уолкот не сможет его
задержать.
-
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - сноска - - - - - - - - - -
- - - - - - - - - - - - - - - - - - -
*
Стоун: мера веса; равен
-
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - конец сноски - - - - - - - - -
- - - - - - - - - - - - - - - - -
– Мастер
Гест, я прошу вас! Вы знаете, что я богат. Я заплачу любую цену. Да и вновь
рассказывать эту историю другому человеку я не в состоянии. Умоляю!
–
Должен сказать, мастер Уолкот, что речь идет о приватном и неприятном деле. –
Криспин оторвал глаза от винной чаши. – По моему мнению, вам следует просто
поговорить с женой.
Он
опустил ладонь на руку Уолкота и с легкостью отодвинул ее, затем потянулся было
к засову, но торговец, в свою очередь, перехватил его запястье.
– Как я
могу быть уверен, что она не лжет?
Криспин
улыбнулся:
– Так
ведь она вполне может сказать вам правду. Свет видывал и куда более странные
вещи.
– Вы не
знаете моей жены, – пробормотал Уолкот. – Я пытался, но у нее свое понимание
правды, не как у других.
Он
сильнее сжал запястье Криспина. Тот выразительно посмотрел вниз и промолвил:
– Мне
казалось, для таких вещей у вас имеется прислуга.
– Чтобы
оказаться посмешищем челяди? – Уолкот покачал головой и разжал пальцы. – А вас
никогда не предавали? Вы никогда не испытывали страстного желания, чтобы за вас
заступились? или хотя бы предупредили заранее?
Слова
торговца больно резанули по сердцу. Предательство? Его успели дважды предать,
причем самым подлым образом. Один раз это сделал мужчина, которому он верил как
себе, а второй – женщина, на которой он собирался жениться. О, если б только
его предупредили... Если б только кто-то удосужился обронить хотя бы
словечко...
Он снял
руку с засова и уставился в пол, составляя мысленный баланс аргументов pro
и contra. Время шло. Наконец, длинный вздох сорвался с его уст, и
Криспин повернулся лицом к Уолкоту. Этот человек в отчаянье, сомневаться не
приходится. Его румяное лицо налилось кровью, нос и лоб пробило капельками
пота. Все его сокровища не были порукой счастью. Криспин едва не фыркнул на
глумливую насмешку судьбы.
Вместо
этого он досадливо вздохнул, более чем явственно ощущая легкость кошеля,
привязанного к поясу.
– Ну
хорошо. Что вы от меня хотите?
Уолкота
словно прорвало:
–
Следить за домом. Подмечать, куда она ходит или кто появляется в мое
отсутствие. Докладывать мне обо всех обстоятельствах. Остальное я возьму на
себя. – Он смахнул испарину с верхней губы. – Сколько вы берете за такое
поручение?
– Шесть
пенсов в день, плюс расходы.
– Я
заплачу все, и даже сверх того. Вот задаток. – Он сунул руку в кошель на поясе
и достал три монеты. – Вперед за полдня, и пусть дело займет столько времени,
сколько надо.
Криспин
посмотрел на монеты во влажной ладони Уолкота. Три серебряных кружочка. Отказ
от них означал бы голод и нищету. Не в первый раз, впрочем. Голодать ему уже
доводилось. А вот если принять деньги, то это будет означать ползучую жизнь в
тени, немногим лучше участи соглядатая. С другой стороны, это может привести к
новым, более выгодным заказам, счастливым шансам. Не исключено даже, что
перепадет кое-что дополнительно. Вон какое богатое хозяйство у этого Уолкота...
Скрепя
сердце, он сгреб монеты из руки торговца и положил их себе в кошель.
– Как я
распознаю вашу супругу? Кстати, с ней можно поговорить?
– О,
нет-нет! Ни в коем случае. – Уолкот подошел к серванту, распахнул дверцы и,
взяв с дальней полки небольшой предмет, задумчиво на него уставился. Спустя
некоторое время он неохотно передал его Криспину. – Это портрет Филиппы. Как
две капли воды.
Криспин
внимательно изучил миниатюру. На него смотрела юная кареглазая женщина, едва
разменявшая третий десяток. Лицо обрамляли медно-золотистые волосы с пробором
посередине и двумя косичками в виде колец, свисавших по обеим вискам. Хм,
надо же, какая чаровница... И куда моложе Уолкота, который смотрелся почти
пятидесятилетним. Он прав, тут есть повод обеспокоиться...
Криспин
протянул было портрет обратно, но торговец помотал головой.
–
Подержите пока у себя. Я не хочу, чтобы вы ошиблись.
Криспин
пожал плечами и спрятал миниатюру в складках плаща.
–
Начните сегодня же, – рассеянно распорядился Уолкот. – И как можно быстрее
сообщите о результатах.
– Будем
надеяться, ваши опасения основаны на пустом месте.
– Да-да...
– Торговец нервно потер руки и повернулся спиной к Криспину, уставившись в
огонь. – Адам вас проводит.
Выйдя
со двора, Криспин не удержался и бросил взгляд через плечо, на внушительный
каменный особняк.
Миновав
сторожку и бегло кивнув будочнику, он поднял кожаный капюшон и поплотнее
закутался в плащ. Над головой угрюмо висела серая хмарь осеннего неба. Хорошо
еще, что дождь прекратился, хотя при каждом выдохе перед лицом вставала дымка.
Если
Уолкот хочет, чтобы Криспин начал сегодня же, то этому нет никаких препятствий.
Он пересек улицу, чтобы погреться у жаровни местного лавочника, и кивнул
стоящему по соседству человеку. Мужчина показал на особняк.
–
Ходили работу искать?
Густой
как туман саутуоркский акцент, однако в повадках слишком много женственности.
Криспин
слегка улыбнулся.
–
Ходил. А вы их знаете?
– А как
же. Мой кузен в свое время там работал.
– «В
свое время»?
– Ну
да. Он говорит, они странные. Я тоже было набрался смелости спросить, не
найдется ли чего и для меня, хотя Гарри предупреждал, мол, не следует... Но
попробуй тут быть разборчивым, когда надо на жизнь зарабатывать.
Мужчина
выглядел худым, с впалыми щеками. Белесые волосы, нос крючком,
водянисто-голубые глаза. Длинными пальцами он поддернул капюшон пониже, до
бровей, и зябко зажал в горсти разрез накидки у горла.
– И что
вышло?
– Со
мной разговаривала хозяйка. Ох, и строгая... Даже не знаю, что она подумала. Велела
придти завтра с утра.
Криспин
промолчал. Бросил взгляд назад, на дом. Горделивый фасад медленно размывался
наползавшим туманом, оставляя по себе лишь зыбкий серый прямоугольник с темными
пятнами окон.
Мужчина
оценивающе посмотрел на ветхий, с ржавыми подпалинами плащ Криспина, залатанные
чулки и изрядно поношенную обувь.
– А вас
тоже наняли?
Криспин
поежился, придвинулся к огню. Покачал головой.
–
Обжоры ненасытные... – пробормотал мужчина. – У этого Уолкота денег больше чем
у Соломона. Но в рай с богатством не пускают! – обратился он к особняку,
потрясая сжатым кулаком. Затем опустил руку и описал ею пренебрежительный круг.
– Можно подумать, от них сильно убудет, если наймут себе еще одного слугу... –
Он доверительно подался в сторону Криспина. – Ходят слухи, что хозяин покидает
дом только для поездок за море, чтобы прикупить материи. А еще говорят, что он
вообще носа за ворота не кажет. Колдует у себя в подвале, делает ткани. Такая
куча денег только от дьявола и бывает.
– Ну
отчего же... Есть люди, у которых все получается.
Мужчина
шмыгнул и потер переносицу вязаной перчаткой с обрезанными пальцами.
– Не
знаю. У меня вот мало что выходит. А вы что-нибудь умеете делать?
Криспин
криво усмехнулся.
– Да
так, кое-чего. Жаль только, это денег приносит маловато.
–
Вот-вот, святая правда. А времечко-то ныне, ох трудное... – Мужчина потер
ладони друг о друга, потуже запахнул накидку на груди. – Думаю, пока что стоит
позабыть о наших бедах. – Не снимая перчатку, он выставил руку вперед. – Джон
Гуд. Не разделить ли нам кувшинчик эля?
Криспин
посмотрел на молчаливый особняк с наглухо закрытыми дверями. Перевел взгляд на
небо. До наступления темноты еще несколько часов. Тайные свидания вроде бы
принято устраивать под покровом мрака, не так ли?
Что,
если у этого Джона имеются какие-то сведения о чете Уолкотов? Было бы очень
кстати... Он пожал предложенную ладонь.
–
Охотно принимаю ваше любезное предложение.
– Вот
это дело! – Джон поманил Криспина следовать за собой, и они направились к
ближайшему кабачку.
Пройдя
квартал и обнаружив искомое, мужчины устроились за столом. Криспин откинул
капюшон и пятерней выжал воду из гладких черных волос. Гуд тем временем уже
беззаботно болтал о последних лондонских сплетнях и о собственных забавных
приключениях в качестве поденщика. Криспин его не прерывал, но прислушивался
лишь в пол-уха. Уставившись на Джона серыми как сланец глазами и неторопливо
попивая эль, он изучал нового знакомого. На рассказ о себе самом Криспин был
очень скуп, упомянул лишь, что доводилось выполнять самую разную работу в
поисках хлеба насущного.
–
Послушайте-ка, – наконец решил он оборвать многоречивого собутыльника, – Как
вам хозяйка показалась, эта миледи Уолкот? Какая она?
Джон
шумно отхлебнул из глиняного кубка и нахмурился.
–
Хорошенькая. Молоденькая. Неприступная.
Криспин
сделал глоток. Вот как? Отчего же Уолкот заподозрил ее в измене?
– А вы
что, захотели за его спиной поживиться на ее счет, а? – спросил Джон. –
И не думайте. Она верна семье до мозга костей. Что хорошо для мужа, то хорошо и
для нее. Как я и сказал. Неприступна.
Криспин
опустил лицо в кубок и дальше почти все время молчал. Ему хотелось еще раз
взглянуть на портрет, но в присутствии Гуда это было невозможно. Пожалуй,
следовало бы поподробнее расспросить Уолкота о причинах возникших сомнений,
однако брезгливость Криспина в отношении порученного дела взяла верх. Он
покачал головой. Не следовало, наверное, вообще за него браться...
И все
же отчего Уолкот так ощетинился на свою супругу? Может, кто-то стал отираться
возле дома? Или она нанимала слуг с внешностью куда более привлекательной, чем
вот у этого Гуда?..
Потратив
чуть ли не два часа на сидение за водянистым элем и выслушивание болтовни Гуда,
Криспин поблагодарил его, пожелал удачи и, покинув кабачок, неторопливо зашагал
по стылой улочке, ставшей серебристо-черной под неясным мерцанием луны.
Через
некоторое время он добрался до лавки, что располагалась напротив сторожки
уолкотского особняка, где Криспин познакомился с Гудом, однако огонь в жаровне
успел потухнуть, оставив после себя лишь серую золу да угли на чугунной
решетке.
И
началось многочасовое ожидание в темноте. Луна давно скрылась с неба, отчего
ночь стала казаться еще более холодной. Наконец, на выходе из сторожки
появилась низкорослая фигурка. Если бы будочник не выставил вперед факел,
осветивший ее лицо, Криспин, пожалуй, вряд ли признал бы в ней Филиппу Уолкот.
Впрочем, мимолетно блеснувшая искорка напомнила о портрете и золотистых
волосах.
Женщина
в одиночку пошла по улице, изредка оглядываясь на дом, в чьих окнах не было ни
огонька. Криспин выждал, пока она не удалилась на дальность полета стрелы,
после чего набросил на голову капюшон и двинулся следом.
Шла она
быстро. Тени узенького переулка вскоре поглотили ее стройную фигуру, однако
глаза Криспина все же различали движение в той стороне. Держась позади, он проследовал
за ней через каменную арку, блестящую от измороси и пахнувшую мокрым мхом. Эхо
женских шагов отражалось от стен, и Криспин решил повременить, пока звук не
затихнет полностью, и лишь после этого двигаться дальше.
Филиппа
вышла на улицу, уходившую вдаль плавным изгибом подобно реке. Высокие торговые
здания – в несколько этажей, со складскими помещениями под крышей – плечом к
плечу выстроились вдоль дороги. От чрезмерной скученности их силуэты словно
сдавило вместе, и они нависали над улицей непреклонными великанами, чьи головы
скрывают темное небо. Все двери заперты на замки и засовы, ставни затворены, не
позволяя вырваться наружу теплому, золотому свету, который Криспин мог видеть
сквозь узенькие щели. Мокрая мостовая была безлюдна насколько хватало глаз,
если не считать таинственную женщину с ее тенью.
Она
остановилась и посмотрела назад.
Криспин
вжался в стену ближайшего строения, спиной чувствуя болезненные уколы
груботесанного камня. Едва дыша, чтобы облачко пара не выдало его
местонахождение, он медленно повернул голову в капюшоне и скосил глаз в ее
сторону.
Похоже,
женщина ничего не заметила и, решив, что действительно находится в одиночестве,
пошла дальше, подобрав полы плаща и опасливо ступая по неровным булыжникам, а
порой и по размокшей глине.
Криспин
глубоко вдохнул, дождался, пока она свернет за угол, после чего заторопился следом,
с ловкостью грызуна держась в тени от свесов кровли. Приблизившись к углу, за
которым скрылась Филиппа, он замедлил шаг и, придерживаясь за поседевшую от
времени и непогоды подпорную укосину, бросил осторожный взгляд. На глаза тут же
попал развевающийся от быстрого шага подол ее плаща. Филиппа быстро пересекла
мост над Флитской канавой, и Криспин состроил недовольную гримасу. Итак, она
направляется на юг, в сторону тех лондонских кварталов, где дамам из
благородных семейств в одиночку появляться никак не следует. Криспин фыркнул. Глупая
женщина! Тебя убьют – и это как минимум. А то и чего похуже...
Филиппа
провела рукой по плетеной изгороди и ступила на гранитную плиту, положенную у
входа в оживленный постоялый двор. Еще раз оглянулась и лишь затем нырнула
внутрь. Криспин остановился и подождал, пока за ней не закроется дверь, на
краткий миг прорезавшая улицу ярким прямоугольником.
Спустя
некоторое время в верхнем окне показалась зажженная свеча, вернее сказать,
огонек, блеснувший сквозь щель в ставнях. Криспин подкрался ближе и мучительно
вытянул шею, однако оконный карниз был слишком высоко.
Поминутно
спотыкаясь, Криспин обошел передний дворик, где царила кромешная тьма, надеясь
отыскать какую-нибудь приставную лестницу, и действительно обнаружил стремянку,
подпиравшую двери конюшни. Он аккуратно перенес ее к окну, прислонил к стене,
почти впритык к запертому ставню. Поставил ногу на ступеньку, поморщился от
раздавшегося скрипа, затем поднялся до конца и прильнул глазом к щели.
Филиппа
Уолкот стояла лицом к окну. На этот раз он мог ясно видеть ее черты. Да, она в
самом деле молода и весьма красива. Бледная кожа, гладкая, чуть ли не
прозрачная. Глаза темные, крупные, обрамлены густыми ресницами, полуприкрытые
веки создают слегка сонливое впечатление. Тот же самый вздернутый носик, как и
на миниатюре, маленький рот, чьи губы напоминают два идеально изогнутых лука.
Волосы оказались более рыжими, чем на портрете; они лоснились ярким соломенным
блеском, когда на них падал свет от огня в очаге.
Зачем
богатой женщине посещать низкопробную таверну? Да и для любовных встреч место
не очень подходящее – если здесь и в самом деле речь идет о супружеской измене.
Филиппа
расстегнула пряжку у горла и бросила плащ на кровать. Вырез ее платья из
голубой венецианской парчи был украшен вышивкой, оттенявшей длинную гордую шею
и высокую выпуклую грудь, которую лишний раз подчеркивали блеск и игра теней
атласной ткани.
Криспин
едва не испытал жалось к столь красивой девушке и задался вопросом, отчего
Уолкот со всеми своими засовами и запорами не сумел удержать под замком
собственную супругу.
На нее
набежала тень, и в поле зрения появился мужчина. Он встал за спиной Филиппы и
без лишних разговоров провел рукой у нее по затылку. Лицо у него было смуглое,
с широким неприятным ртом и маленькими глазами. Незнакомцу не помешало бы
побриться да и, пожалуй, помыться, коль скоро его волосы свисали сальными,
скрученными прядями.
Внимание
Криспина было приковано к пассивному лицу девушки. В нем не отразилось ни
вожделения, ни привязанности; она упорно не отводила взгляд от какой-то точки
на полу, даже не приподняв полуопущенные веки. Криспин ожидал увидеть совсем
иное выражение. «Вот так свидание, нечего сказать», – подумал он.
Мужчина
накинулся на шнуровку, которой были стянуты края ее платья на спине. Он тащил и
дергал, от чего девушка шаталась как соломенное чучело, но при этом Филиппа не
выказывала никакого желания помочь его усилиям. Он зарычал, грубо ущипнул ее за
шею, на что она только поморщилась, однако больше ничем не выдала, что замечает
его действия. Смуглая ладонь скользнула по кремовой коже в передний вырез и
принялась тискать грудь. Наконец, шнуровка поддалась, длинные пальцы хищно
ухватили ткань и сдернули платье с плеч, открыв взгляду белую рубашку. Крупные
руки гладили, щипали и мяли гладкую кожу. В ее глазах наконец мелькнул
крошечный намек на нетерпение... или все же это было раздражение? Мужчина сжал
ночную рубашку в кулаках и резко дернул вниз. Раздался треск рвущейся материи,
и перед глазами Криспина вдруг вынырнули две белые, увенчанные розовыми сосками
груди.
Башмак
тут же соскользнул со ступеньки.
– Тьфу
ты, пропасть!
Уцепившись
согнутой в локте рукой за лестницу, он немножко покачался на весу, отдуваясь и
приходя в себя. Затем уперся лбом в мокрую древесину и замер. Тихо. Никто его
не услышал, не поднял тревогу. Да, эти двое более чем заняты, сомневаться не
приходится. Криспин тряхнул головой. Давненько не выпадало на его долю видеть
столь красивую женщину при таком дезабилье. Он опасливо подтянулся, перелез на
переднюю сторону стремянки и, неловко переставляя ноги, спустился на землю.
Так-так.
Филиппа Уолкот, стало быть, и правда изменница. Сомнений нет. Надо же, как
быстро удалось отработать шесть пенсов. Жаль. Можно было бы и подольше
потянуть, нагнать себе плату повнушительнее...
Криспин
вернул стремянку на место и толкнул дверь в таверну. Усевшись неподалеку от
огня, откуда открывался отличный вид на лестницу, что вела на второй этаж, он
заказал себе вина в обмен на серебряную монетку из числа недавно полученных от
Уолкота. Необходимость рассказывать торговцу о похождениях его супруги
настроение никак не поднимала, но тут ничего не поделаешь.
Когда
выпивка прибыла, он мигом осушил кубок, плеснул еще и тоже выпил залпом. От
вина потеплело в животе, и Криспин немножко воспрянул духом. Через четверть
часа он увидел, что со второго этажа спустилась женщина и торопливо пересекла
таверну на выход.
Криспин
не стал медлить и, забыв про кубок, пустился следом. Оказавшись на улице, он
посмотрел на окно и убедился, что свечу задули; сейчас за ставнями царил мрак.
Быстренько разделавшись со свиданием, женщина торопилась домой.
Слишком
поздний час, чтобы идти с докладом к Уолкоту, тем более с неприятными
новостями. Пожалуй, ему тоже лучше вернуться к себе. Криспин поспешил прочь с
промозглых улиц, к постели и снам про стремянки и распахнутые окна.
Наутро
он бросил взгляд на засыпанный серой золой очаг и насупился, размышляя о пустой
полочке для съестных припасов и собственном бурчащем животе.
Шесть
пенсов. Он решил попроще подойти ко всему этому делу, но попытка не удалась.
Возмущала не просто необходимость прятаться в тени и подсматривать через чужие
окна подстать презренному шпиону. Образ обнаженных прелестей Филиппы Уолкот
беспокоил много сильнее. Эта женщина упорно стояла перед глазами.
Тяжелый
грохот в мастерской этажом ниже прервал течение его дум. Семья жестянщика
начинала новый день. Пожалуй, ему следует заняться тем же самым. Он встал,
умылся над тазом и побрился. Завязал тесемки камизы*, надел носки, натянул и
подвязками закрепил чулки-шоссы, затем облачился в котарди и застегнулся до
самого горла.
-
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - сноска - - - - - - - - - -
- - - - - - - - - - - - - - - - - - -
*
Камиза: исподняя рубаха по типу туники, для обоих полов. Как
правило, была белого цвета. Являясь универсальным нательным бельем,
использовалась также в качестве ночной рубашки. – Прим.автора.
-
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - конец сноски - - - - - - - - -
- - - - - - - - - - - - - - - - -
Не
прошло и четверти часа, как Криспин был уже возле особняка Уолкотов. Он прошел
на двор и по длинной дорожке, вымощенной тесаным камнем, добрался до широкой
лестницы портика из резного гранита. Подергал шнур колокольчика и через пару
минут увидел знакомого мужлана.
–
Доброе утро, Адам, – сказал Криспин, улыбаясь возмущению слуги, что его назвали
по имени. – Я пришел поговорить с твоим хозяином. Ты ведь меня помнишь?
Слуга
вернул скупую улыбку.
– Прошу
за мной.
В этот
ранний час дом был тих. Никаких звуков не витало между оштукатуренными стенами
и потолочными балками, кроме эха шагов и позвякивания ключей Адама.
Они
достигли мезонина, однако когда Адам потянул за железное кольцо, дверь
открываться отказалась. Слуга пару мгновений тупо смотрел на нее, затем решил
постучаться.
–
Хозяин! – позвал он, оскорблено вздернув подбородок. – С вами хочет поговорить мастер
Криспин Гест.
Мужчины
подождали ответа. Адам бросил на Криспина взгляд, затем поближе нагнулся к
двери.
–
Хозяин! – сказал он, повысив голос. – К вам пришли! Здесь Криспин Гест.
Вновь
ожидание в тишине.
Криспин
обернулся к Адаму.
– Ты
уверен, что он здесь?
Недоумевающий
встречный взгляд заставил Криспина сделать паузу. Недоумение никак не вязалось
с характером Адама. Если судить по длиннополому верхнему платью слуги и связке
ключей, Адам был кастеляном и, разумеется, знал все, что происходило в доме.
–
Должен быть здесь... – медленно ответил тот. – Раз уж дверь изнутри заперта...
Мужчины
переглянулись. Адам поднял кулак и вновь постучал. Вежливый стук затем
превратился в могучие удары, после чего Адам в отчаянии обратился к Криспину:
– Не
понимаю...
Криспин
отодвинул Адама плечом и постучался сам.
– Мастер
Уолкот! – Впрочем, глупо надеяться, что его стук будет иметь больше веса, чем
усилия слуги. В груди неприятно заныло от дурного предчувствия. – Найди
что-нибудь, придется ломать дверь. И позови людей в подмогу. Ступай же!
Адам
кинулся вниз, пока Криспин дергал и дергал за дверное кольцо. Затем, упершись
ногой в стену, он принялся тянуть его на себя, пока от натуги не застучало в
висках. Ничего не выходило. Глазами он обшарил дверь в поисках решения. Без
надлежащего инструмента с тяжелыми чугунными петлями не справиться, а сама
створка сделана из толстых и крепких дубовых досок.
Он
обернулся на звук торопливых шагов и отодвинулся в сторону, давая место двум
мужчинам с топорами.
– Мастер
Уолкот! – крикнул один из них. Затем вновь прибывшие повернулись к Криспину, и
он отдал приказ скупым кивком головы.
Расставив
ноги пошире для вящей устойчивости, мужчины набросились на дверь, орудуя
топорами: когда один наносил удар, второй уже замахивался. Лезвия с сочным
хрустом впивались в дерево и сплетались с глухим, тяжелым гулом в превосходно
выдержанном ритме. Створка мало-помалу поддавалась, ежесекундно теряя длинные
куски в облаке разлетавшейся щепы. Адам, устроившийся позади всех, от
нетерпения приплясывал на цыпочках и моргал при каждом ударе. Наконец,
отверстие над кольцом было пробито. Мужчины прекратили махать топорами, и один
из них сунул руку в образовавшуюся дыру, чтобы отодвинуть засов.
Когда
дверь соизволила открыться, Адам выкрикнул что-то нечленораздельное и окаменел.
Помощники поспешили заглянуть ему через плечо и тут же принялись креститься,
бормоча молитвы. Спотыкаясь, Адам вошел в комнату.
У
Криспина на затылке вздыбились волосы, и когда он, в свою очередь, тоже
заглянул внутрь, опасения подтвердились. Широко раскрыв рот, Уолкот навзничь
лежал на полу. Зрачки были расширены, под телом расплылось бурое пятно
неправильной формы.
Шериф*
Саймон Уиншком стоял посреди комнаты и разглядывал завешанные гобеленами стены.
Затем он переключил внимание на остывший очаг, изрубленную дверь и, наконец, на
Криспина.
-
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - сноска - - - - - - - - - -
- - - - - - - - - - - - - - - - - - -
*
Слово «шериф» происходит от shire reeve, должности человека, которому
поручалось разбирать споры и в целом поддерживать порядок в области,
объединявшей несколько деревень и городков. Такая область называлась «шир»
(графство). С течением времени должностные обязанности шерифов менялись.
Лондонские шерифы назначались сроком на один год и служили практически
бесплатно, но в обмен на это могли пользоваться всеми преимуществами своего
положения: говоря проще, брали взятки от тех, кого привлекали к
ответственности. Дело в том, что они назначали присяжных и решали, какой именно
случай следует передать в суд. Кроме того, они сами председательствовали на
разбирательствах. – Прим. автора.
-
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - конец сноски - - - - - - - - -
- - - - - - - - - - - - - - - - -
– Ради
всего святого, вы-то что здесь делаете?!
Криспин
прислонился к стене в дальнем конце комнаты и меланхолично пожал плечами.
– Да
так, случайно проходил мимо.
Уиншком
фыркнул.
– За
дурака меня принимаете?
Криспин
открыл было рот для ответа, но вовремя передумал.
Помимо
Уиншкома, Лондон располагал еще одним шерифом, которого звали Джон Мор, однако
Криспин редко видел его за отправлением вверенных обязанностей от имени короля.
Надо полагать, свой служебный долг он исполнял каким-то иным способом. Скажем,
предпочитал составлять судебные предписания. А вот Саймон Уиншком постоянно
появлялся на улицах, стоило только возникнуть беспорядкам. Криспин подозревал,
что здесь дело скорее не в должности, а в желании хотя бы на один шажок
приблизиться к властному окружению градоначальника.
Высокий
и темноволосый, шериф Уиншком производил довольно зловещее впечатление.
Тщательно ухоженные черные усы скрывали верхнюю губу. В глаза бросалась
аккуратно подстриженная, завитая и разделенная надвое черная бородка. Он еще
раз оглядел Криспина своим вечно раздраженным взглядом, после чего,
по-видимому, выкинул его из головы.
Шериф
повернулся к Адаму и навис над ним, упершись пальцем в грудь слуги для пущей
убедительности. Криспин мысленно фыркнул. Ему не раз доводилось оказываться на
месте Адама, в то время как тот, судя по всему, не привык к столь суровым
испытаниям.
Криспин
переключил внимание на притихшую комнату и труп Никласа Уолкота. Торговца
неоднократно ударили ножом в спину. Следов борьбы не наблюдается, нет
перевернутых стульев или порванной драпировки. Кровь перестала течь много часов
тому назад. Похожие тела Криспин видел на полях сражений. Обычно их находили
под утро. Судя по цвету свернувшейся крови и серому лицу, Уолкота убили поздним
вечером.
Криспин
уже сделал беглый осмотр сразу по обнаружении трупа, но потом вмешался Адам и
не позволил обследовать комнату более тщательно, категорически настаивая на
том, что надо дождаться появления властей.
Криспин
оглянулся на Уиншкома, который, судя по всему, старался пальцем пришпилить
Адама к стене. Ухмыльнувшись, Криспин сам с собой поспорил, что теперь слуга не
так страстно желает находиться в одной компании с шерифом.
Он
перешагнул через лужицу от пролитого вина. Что же касается чаши, она лежала на
полу донышком вверх. На серванте – винные потеки. А может, это кровь? Криспин
присел на корточки и сощурил глаз.
Вино...
Не
трогая чашу, он пересек комнату, желая повнимательнее осмотреть окно. Решетка
закрыта плотно. Судя по пыли на подоконнике, створки давно не распахивали.
Когда Криспин решил подойти к двери, чтобы изучить засов, один из людей шерифа
преградил ему дорогу.
Шириной
плеч стражник мог бы померяться с дверью, и его массивный корпус почти
полностью перекрывал свет из коридора. Расплющенный нос давал понять, что в
свое время его хрящики размололи помимо воли хозяина. В памяти Криспина всплыло
имя. Уильям, вот как зовут этого молодца.
Суматоха
у входа заставила всех оглянуться. В комнату ворвалась Филиппа Уолкот в
сопровождении перепуганной челяди, тщетно пытавшейся удержать свою госпожу.
Женщина прижала ладонь к горловой впадине и широко распахнутыми глазами
уставилась на мужа, после чего издала звонкий визг.
Уиншком
глянул на Криспина, и тот немедленно обхватил хозяйку дома за плечи и вывел
прочь из комнаты.
–
Ну-ну-ну, миледи, успокойтесь, – принялся увещевать Криспин, но женщина
упорствовала. Тогда он хлестнул ее по лицу.
Филиппа
выпрямила спину и поджала губы. На бледной коже расцвело пунцовое пятно.
–
Приношу свои извинения, – тут же сказал Криспин и снял руку с ее плеча.
Женщина
потерла щеку. Бешеные глаза обежали физиономию незнакомца в поисках имени.
Когда старания не увенчались успехом, она глубоко вдохнула, и вместе с воздухом
к ней вернулся прежний румянец. Круглые глаза прикрылись полуопущенными веками,
и Филиппа еще раз оглядела Криспина. Он вернул ее взгляд с неподдельным
интересом, подмечая на сей раз более расслабленную осанку и то внимание, с
которым женщина впитывала в себя все, что творилось у нее на глазах. С
удивительным спокойствием она обратилась к Криспину.
– Я
ничего не понимаю. Объясните же, что тут случилось, – сказала Филиппа.
Криспин
ожидал, что ее голос окажется высоким и мелодичным, но вместо этого услышал
нечто хрипловатое, грудное. И возбуждающее. К тому же с неожиданным акцентом:
что-то вроде придыхания, какая-то неуловимая особенность построения речи...
– Мы и
сами не знаем. Его убили. Судя по тому, как он выглядит, я бы сказал, что это
произошло прошлым вечером.
–
Откуда вам это известно?
– Из-за
крови. Она больше не течет и...
Ее
лицо, застывшее от усилия выглядеть невозмутимым, пошло складками и морщинами,
которые Филиппа попыталась прикрыть ладонью. Криспин мысленно дал себе
подзатыльник.
– Прошу
прощения, – вновь сказал он.
Хозяйка
дома покачала головой и глубоко вздохнула. Криспин отметил, что на ней то же
платье, что он видел вчера, но с крошечным надрывом в области ключицы. Надо же,
какой у нее нетерпеливый любовник.
Филиппа
оглянулась на томившуюся позади челядь.
– У вас
что, работы нет? – резко спросила она. Слуги прекратили шушукаться и один за
другим побрели прочь по коридору, время от времени кидая через плечо взгляды и
перешептываясь на ходу. Филиппа зажмурилась, нервно выдохнула. Распахнув глаза,
она вновь обратилась к Криспину: – Что мне надо сделать?
Он
мысленно зааплодировал ее самообладанию. А впрочем... может, ей просто хочется
побыстрее со всем разделаться?
– Вы не
знаете, ваш супруг кого-нибудь принимал прошлым вечером?
– Не
знаю.
– А
вообще его вечером видели?
– Нет.
У нее
дрогнул подбородок, и Филиппа прикрыла нижнюю часть лица рукой.
– Когда
он не пришел в постель, вас это удивило?
– Он
часто работает допоздна над счетными книгами.
– А
может быть, вы легли в постель очень поздно?
Она с
интересом посмотрела на Криспина.
– А кто
вы такой?
Нельзя
сказать, что Криспин часто стушевывался из-за хорошенького личика, но на сей
раз он испытал неловкость за собственный неряшливый вид.
– Меня
зовут Криспин Гест.
– Вы
шериф?
– О,
нет-нет. Ваш муж меня нанял.
–
Нанял? С какой стати?
Криспин
выпятил челюсть.
– Я
известен под прозвищем Следопыт.
–
Следопыт? – В ее голосе прорезались панические нотки. – Разве... что-то
пропало?
– О
нет, ничего не пропало, миледи. Меня наняли по делу исключительно приватного
характера.
–
Приватного? А ваше... поручение... оно уже выполнено?
–
Почти.
– Могу
ли узнать, в чем оно заключается?
Криспин
посмотрел в коридор, надеясь отыскать какой-нибудь предлог сменить тему
разговора, но не увидел ничего кроме зайчиков утреннего солнца, угольками
горевших на половицах. Он решил прощупать ее реакцию.
–
Миледи, мне было поручено следить за вами.
Филиппа
бросила на него косой, подозрительный взгляд. («Неплохо играет», – подумал Криспин).
– Он
вас нанял шпионить за мной?
– Да.
Ее
руки, похоже, не могли найти себе места: пальцы сжимались в кулаки, мяли подол,
тянулись к лицу...
– То
есть, – натянуто продолжила она, – «многие другие вещи», как вы выразились,
подразумевают слежку за невинными женщинами?
– За невинными
женщинами? О нет, ни в коем случае!
Он бы
разочаровался, если бы в ответ на такое она не дала ему по лицу. И Филиппа не
обманула его ожиданий. В ухе зазвенело, щека вспыхнула огнем.
–
Сударыня, вы отрицаете собственную супружескую неверность?
–
Отрицаю воистину!
– И все
же я видел это прошлой ночью, своими глазами
–
Значит, глаза вас обманули.
– Да
как у вас хватает... – Он покачал головой. – У меня нет слов.
– Какая
разница? Мой муж мертв.
У нее
вновь дрогнул подбородок, и Филиппа прикусила нижнюю губу.
Криспин
нахмурился. Так же как и моя надежда на грошовый заработок.
–
Верно. Мое поручение, стало быть, на этом завершено.
–
Нет-нет... – задумчиво промолвила она. – Мне может потребоваться ваша помощь.
Криспин
вздернул брови.
– Для
чего?
– Вы
многого не знаете... – прошептала она и дернулась, когда в коридоре раздалось
эхо чьих-то далеких шагов. Округленными, испуганными глазами Филиппа окинула
тени по углам. – Не здесь. Где я могу вас найти, чтобы поговорить?
– В
моих чертогах. Дом жестянщика на Шамблз, верхний этаж. Вам любой покажет.
– Тогда
через час.
Она
пошла было прочь, но Криспин ее остановил, легко коснувшись рукава.
– Меня
нанимал мастер Уолкот. Не думаю, что...
Филиппа
поджала губы.
– Вот
как? Вы, стало быть, настолько лояльны? Что ж, прекрасно. Преданный исполнитель
мне пригодится. В особенности когда ему можно верить.
– Очень
хорошо. А если говорить про оплату, я беру...
– Меня
не интересует, сколько вы берете.
Она
подарила ему надменный взгляд, повернулась на каблучках и поспешила прочь,
затерявшись в тени зыбких гобеленов с мерцающими солнечными зайчиками.
Криспин
проследил за ее ладной фигурой, и перед глазами вновь встали увиденные прошлой
ночью груди. Лицо тут же подернулось жаром. Христе Боже, Криспин! Как ты
можешь думать такое, когда в двух шагах от тебя лежит мертвое тело ее мужа?!
Он
вернулся в комнату и подошел к задумчивому Уиншкому.
–
Загадка, – сказал шериф. – Мезонин был заперт изнутри.
– Да. И
оконные створки тоже никто не трогал.
– Тогда
каким дьявольским образом убийца проник внутрь, а потом сумел выйти?
–
Положим, внутрь его могли пригласить.
– А
потом? Девался-то он куда?
– Хм,
это и впрямь головоломка. – Криспин шагнул к очагу и даже залез в камин с
головой, топча серую золу. Упершись руками в каменную кладку, вскинул голову,
осматривая дымоход.
Шериф
хмыкнул.
– Вы
думаете, он летать умеет?
–
Хватило бы и простой веревки. Но уж очень тут тесно... Подсадите-ка меня.
– Чего-чего?
Криспин
вздохнул. Он отвлекся, забыл, что уже с давних пор не стоит выше Уиншкома по
положению. Все ровно наоборот.
–
Прошу прощения, милорд, – сказал он, едва заметно клюнув подбородком.
Уиншком
самодовольно ухмыльнулся.
–
Эй, Уильям! А ну помоги-ка ему.
Поигрывая
улыбкой на устах, стражник неторопливо приблизился к Криспину, который на
всякий случай отступил на шаг, не выходя из очага.
–
Ну что вы, что вы, – промолвил Уильям, медленно похлопывая квадратными,
мясистыми ладонями. – Вам разве не требуется моя помощь? – Он присел на
корточки и сплел кисти рук в подобие стремени. – Давайте, не стесняйтесь. –
Сложенные вместе, его могучие большие пальцы смахивали на ступеньку приставной
лестницы. – Или, может, вы меня побаиваетесь, а?
Криспину
уже доводилось иметь дело с Уильямом, и он прекрасно помнил, что за сила
кроится в этих лопатообразных ладонях. И кулаках. Криспин глубоко вздохнул,
поставил ступню на предложенные руки и подпрыгнул, удерживая равновесие за счет
кладки дымохода. Требовалось отыскать над собой некую ухватистую зацепку,
опору, но пока что ничего не нащупать не удавалось. От камней шло тепло, в носу
свербело от сажи и дымной вони. Под пальцами обламывались и рассыпались в пыль
кусочки подсохшей смолы, пахнувшей креозотом. Выяснилось также, что стоять в
полный рост здесь не получается: на уровне плеч дымовая труба сужалась так, что
в отверстии едва помещалась голова. Криспин посмотрел вверх, увидел небо и
заодно понял, что человеку тут не пролезть.
Он
спрыгнул обратно в комнату под довольный смешок Уильяма.
–
Что тебя так развеселило?
–
Вы, – ответствовал стражник. – Ни дать не взять, арап заморский.
Криспин
глянул на собственные, вымазанные сажей руки и понял, что лицо вряд ли выглядит
лучше.
–
Эй, ты! – прикрикнул шериф на Адама. – Не стой как чурбан, а принеси лохань с
водой.
Адам
молча повиновался. Тут Криспин обнаружил, что случилось с одеждой, и вполголоса
чертыхнулся.
–
Ладно, неважно, – сказал Уиншком. – Лучше о трупе поговорим. Ударили ножом раз
пять-шесть, я думаю.
–
И не только в спину, – добавил Криспин. – В грудь тоже досталось. Вот,
взгляните.
Шериф
пригнулся поближе. Небольшой, неровный разрез в районе ключицы, и тоненькая
запекшаяся полоска бурого цвета – вот и все свидетельства полученной раны.
–
Это-то? – Уиншком аккуратно отогнул воротник и осмотрел крошечное кровяное
отверстие. – Вздор, тут просто царапина.
Вернулся
Адам, поставил кувшин с водой и тазик на полку серванта. Криспин попытался было
завернуть рукава, не вымазав их дополнительно сажей с пальцев, и с надеждой
посмотрел на слугу. Тот упорно делал вид, будто ничего не замечает. Выругавшись
себе под нос в который раз, Криспин наконец справился с задачей самостоятельно,
вымыл руки и лицо водой с мылом, обтерся полотенцем и заодно отряхнул им полы
котарди, после чего отшвырнул от себя почерневшую тряпочку.
Он
присел на корточки возле трупа.
–
Первые удары ножом Уолкот получил в спину. – Криспин повернул труп на бок. –
Видите? Здесь больше всего крови. Наверное, издал свой последний вздох еще до
того, как рухнул на пол. А теперь взглянем-ка сюда...
Криспин
приподнял руку мертвеца и повернул ее ладонью кверху, попутно разглядывая
рукава.
–
Ничего особенно, руки как руки
–
Именно. Ни-че-го. Если бы он боролся, то рукава и ладони наверняка бы
пострадали. Порезы, кровь и так далее. То есть, он уже не мог сопротивляться,
когда убийца атаковал его со стороны груди.
–
«Атаковал»? Чем, штопальной иглой? Разве это рана от ножа?
Криспин
покачал головой.
–
Я не знаю. Возможно, убийца в последний момент передумал. Скажем, за
ненадобностью. Или его спугнул какой-то шум. – Криспин покрутил пальцем в
воздухе над практически идеально круглым бурым пятном на полу, рядом с трупом.
– Обратили внимание?
–
Кровь – она и есть кровь.
–
А-а, так ведь здесь не просто потек. Это отпечаток колена. Стало быть,
нападавший припал на колено, чтобы нанести последний, завершающий удар – и
вдруг передумал...
Уиншком
буркнул что-то нечленораздельное. То ли от уважения, то ли от раздражения –
Криспин так и не понял.
–
Ну-ну... Итак, мастер Криспин, при таком обилии улик и доказательств... кого вы
подозреваете?
Пришла
очередь Криспину хмыкать.
–
Милорд шериф, я пришел сюда вовсе не с намерением расследовать убийство.
–
А ведь действительно, – оживился тот и посмотрел на Криспина с новым интересом.
– Зачем же вы сюда пожаловали? Только не вздумайте умничать.
–
По сугубо приватному делу.
–
Для шерифа ничего приватного не существует!
–
Как раз в этом милорд шериф изволит заблуждаться.
Рука
Уиншкома, затянутая в кожаную рукавицу, больно прищемила Криспину горло,
вздернув на ноги.
–
Ты меня, видно, не расслышал. Я спрашиваю: ты зачем сюда явился?
Криспин
невозмутимо уставился в глаза Уиншкому.
–
Этого я говорить не вправе.
Шериф
разжал кулак, отшагнул в сторону и тут же ударил Криспина локтем под дых,
заставив сложиться пополам. Уиншком выставил вперед указующий перст и процедил:
–
В следующий раз на мои вопросы я буду ожидать ответ, как полагается.
Криспин
подождал, когда к нему вновь вернется дыхание. Это случилось далеко не сразу. Через
минуту он выпрямился и помял живот. Со стороны двери, где стоял Уильям, донесся
смешок.
–
Мои принципы не позволяют нарушать слово чести, – хрипло сказал Криспин, –
пусть даже мой заказчик уже мертв. Речь идет об очень личном деле.
Уиншком
поддернул раструбы рукавиц и бросил на своего визави косой взгляд.
–
Принципы? У вас? Где вы их подцепили? – Он усмехнулся. – А если тайны
вашего клиента имеют какое-то отношение к его же убийству?
Криспин
тяжко вздохнул и посмотрел на холодное тело бывшего клиента.
–
Не исключено. И я обещаю немедленно поставить вас в известность, если дело
обернется именно таким образом.
–
Собираетесь расследовать эту смерть?
–
У вас имеются возражения?
–
А они могут отыскаться? Тогда подскажите.
Криспин
ухмыльнулся, но ничего не ответил.
–
В таком случае я даю мое соизволение.
Уиншком
в очередной раз обмел взглядом комнату, от запертого окна до остывающего тела
на полу, и сделал вид, будто собирается выйти за дверь. Впрочем, в последний
момент он резко повернулся и припечатал Криспина спиной к стене, плотно зажав в
кулаках лацканы воротника. Боль пронзила лопатки, и Криспин невольно
поморщился, уставившись в твердые как кремень глаза шерифа.
–
Гест, даю один-единственный день на то, чтобы рассказать мне о вашей роли в
этом деле. Считайте, что у меня приступ щедрости, которую вы не заслужили.
Глаза
Уиншкома еще раз обежали лицо Криспина, затем он разжал пальцы и презрительно
фыркнул. Криспин слегка обмяк и принялся заправлять выбившиеся полы котарди под
ремень. Без дальнейших проволочек шериф шагнул за дверь, сопровождаемый по
пятам верным Уильямом. На прощание стражник подарил Криспину насмешливый
взгляд, и вскоре парочка растворилась в тени коридора.
С
горящими от унижения щеками Криспин резко оправил ремень и с независимым видом
сунул за него большие пальцы рук. Вот так куда лучше... Но тут его щеки
вспыхнули еще сильнее, потому что за спиной послышалось шарканье слуги. Адам!
Проклятый Уиншком! Что за необходимость толкаться в присутствии низкородного
мужлана?! И как теперь можно рассчитывать на ответы, если слуга потерял к нему
остатки уважения?
Он
провернулся на каблуках и бросил Адаму сумрачный взгляд, надеясь вернуть этим
контроль над ситуацией.
Адам
же, как выяснилось, не обращал на Криспина никакого внимания. Физиономия слуги
была белой как простыня, которой задернули труп его хозяина.
Криспин
с облегчением приструнил уязвленную гордость и сделал медленный, успокаивающий
выдох. Он вновь решил заняться осмотром, обшаривая глазами пядь за пядью.
Единственно возможными точками входа – и выхода – были камин, окно да ранее
запертая, а ныне изрубленная в щепки дверь. Окно, похоже, никто не трогал, а
дымоход слишком узок. Стало быть, все-таки дверь. Он подошел поближе и
пригнулся, разглядывая изуродованный засов. Провел по металлу рукой, надеясь
найти что-нибудь вроде бечевки или иного приспособления, которым можно было бы
задвинуть засов с внешней стороны. Увы, ничего нет. Криспин посмотрел на Адама,
затем переместился к окну и в очередной раз проверил прочность переплета.
Подергал одну из створок, но та даже не шевельнулась.
Адам
не отходил ни на шаг, и, по мере того как Криспин касался тех или иных
предметов в комнате, лицо слуги мрачнело все больше и больше. Наконец, Криспин
залез на подоконник и принялся ощупывать каменную кладку проема.
–
Как давно ты здесь служишь? – бросил он через плечо.
Адам
посмотрел на распростертое тело, покачал головой.
–
Пять лет...
–
С хозяином ладили?
Пару
секунд слуга молчал, затем резко повернул голову к Криспину.
–
Что значит «ладили»?
–
Да так. Ничего... А госпожа Уолкот? Они давно поженились?
–
Три года тому.
–
А они между собой ладили?
–
Всяко-разно бывало. Люди – они и есть люди.
–
И какие же они были люди?
Адам
потер затылок. Вновь посмотрел на труп.
–
Ну... не знаю. Шумели порой.
–
Часто?
Слуга
пожал плечами.
–
Да вроде нет...
–
А с чего это они шумели?
Адам
сощурил глаза, что-то прикидывая в уме. Секунды через две кончик его носа
заметно приподнялся.
–
А ведь вы не шериф. Зачем тогда задаете вопросы?
–
От любознательности. Преступления меня завораживают. И мне сильно не нравится,
когда убийцы уходят от наказания. Кем бы они ни были.
–
А мне не нравятся ваши намеки.
–
Так ведь тебя никто и не заставляет их любить.
Адам
набычился, сжал кулаки. Он вновь оценивающие взглянул на ветхую одежду
Криспина, в особенности на пояс, где не висело меча.
–
И что?
–
Я спросил, с какой стати они ссорились.
–
Не знаю я. Зато я видел, как хозяин и хозяйка... ну... относились друг к другу.
В жизни не встречал более верной и преданной жены. Несмотря на все его повадки,
вот так.
–
Муж есть глава в доме.
–
Порой даже слишком.
–
Слишком?
Адам
поиграл желваками и в следующую секунду уже занимался умывальными
принадлежностями. Он выплеснул остатки воды в камин, заботливо обернул кусок
мыла полотенцем и положил сверток в тазик.
–
Ничего больше не скажу, пока не поговорю с хозяйкой. – Он подошел к двери и
остановился на пороге. – Если у вас на этом все, то я пойду займусь делами.
Не
успел Криспин ответить, как слуга вышел в коридор.
–
Спасибо, дорогу на выход я найду и сам, – сказал Криспин в тишине пустой
комнаты.
Опустив
голову, Криспин брел навстречу сырому ветру, который силился сорвать капюшон.
Порывы ледяного воздуха завывали в проемах между строениями и жилыми домами,
неся с собой запах дождя, но не могли перебороть кислую вонь темных лондонских
улиц и сточных канав.
Криспин
поежился, плотнее закутываясь в плащ, и поднял зябкие плечи чуть ли не до ушей.
Двигаясь
на север, он миновал собор св. Павла, чьи каменные стены и шпили тянулись к
бледному солнечному диску. Колокола вдруг пробили сексту*, и он искоса глянул
на звонницу, с трудом веря, что уже полдень. Впрочем, урчание в животе дало
понять, что так оно и есть, и, выбравшись на улицу Патерностер, Криспин
подумал, что по пути домой можно бы купить пирожок у стряпухи возле
Ньюгейтского рынка – пока смрад от скотобоен не одержал верх над его аппетитом.
-
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - сноска - - - - - - - - - -
- - - - - - - - - - - - - - - - - - -
*
Секста: «шестой час», время полуденной молитвы.
-
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - конец сноски - - - - - - - - -
- - - - - - - - - - - - - - - - -
Когда
он дошел до перекрестка Шамблз, то увидел лотошника, торгующего кусочками
жареного мяса на палочках. Криспин уплатил фартинг и обнюхал мясо. Кислое.
Впрочем, нищим привередничать не пристало. Он на ходу принялся грызть жилистые
куски, стараясь не думать, от какого животного они могли быть взяты. Порция была
не велика, он прикончил ее быстро и, приближаясь к мясницким лавкам, вышвырнул
палочку в канаву, уже красную от стоков сегодняшнего забоя.
Сквозь
открытую дверь одного из домов на каменном фундаменте можно было видеть Дикона,
местного мясника, которых в этом районе насчитывалось немало. Лицо багровое,
под стать замызганному кровью фартуку. Дикон был крупным мужчиной и вполне
соответствовал задаче перетаскивания тяжелых туш. «Эй, Криспин!» – крикнул он
добродушно. Криспин вскинул руку, но вслух ничего не сказал. Сам факт
знакомства с мясниками и держателями кабачков всегда отравлял ему настроение, и
даже дружелюбное отношение всей этой черни не могло служить противоядием.
Криспин
втянул носом воздух, надеясь, что осенняя прохлада каким-то образом приглушит
смрад. Увы. Чем дальше шел он по улице, тем сильнее становилась вонь, которая
насквозь пропитала камень и дерево плотно скученных строений, нависших над
мостовой. Здесь царил запах с медным привкусом от требухи и крови, запах
смерти. Освежеванные говяжьи туши распялены на крюках, чуть дальше виднеются
заведения, где торгуют битой птицей. Над прилавками развешены тушки, чьи
окоченевшие крылья словно в издевку расправлены как бы в готовности к полету, а
рядом с ними качаются кролики и поросята с мертвыми глазами. Криспин и ухом не
повел на призывные оклики продавцов, на стук тяжелых разделочных ножей, хруст
костей под топорами, на квохтанье еще не забитой птицы, сидящей в плетеных
узилищах... Думать Криспин мог только о доме, вернее сказать, о том месте, где
он нынче спал и ел.
По
одну руку от мастерской жестянщика торговали мясом, по другую – птицей. Домик
был небольшой, с посеревшими за давностью времен балками и потрескавшейся,
отваливающейся обмазкой из глины пополам с соломенной сечкой. На первом этаже имелись
дверь и одно-единственное окно, чьи ставни откидывались вниз, образуя прилавок.
Над основанием дома выдавался второй этаж, к стене крепился брус с подвешенным
чугунным котелком, дававшим понять характер заведения. Хотя на первый взгляд
этот этаж казался более вместительным, нежели нижняя часть дома, внутри он
делился перегородкой, по одну сторону которой жил Криспин, а по другую
находилась спальня хозяина с его супругой. Мастер Кемп выбрал не вполне обычное
местоположение для своей лавки – на Шамблз, то есть в мясницком квартале, – но
это скорее говорило в пользу его практической сметки, коль скоро он всегда был
обеспечен заказами на ремонт чанов для вытапливания жира или, скажем, на
изготовление крюков для подвешивания туш.
В
каморку, где обитал Криспин, вела узкая лестница, которой лавка жестянщика
отделялась от соседа-мясника, и, хотя здесь постоянно царил тенистый полумрак,
было очень удобно иметь отдельный вход. К слову сказать, это послужило одной из
причин, почему Криспин решил обосноваться именно здесь. Второй причиной была
низкая плата за постой.
Утомленно
передвигая ноги, он добрел до лавки, где и нарвался на толстушку, занятую
смахиванием дождевых капель с откинутого прилавка. Когда Алиса Кемп, супруга
жестянщика, заметила, как Криспин извлекает дверной ключ, она уперла розовый
кулачок в пухлое бедро и высунулась из окна.
–
Ах, кого мы видим! Неужели это наш постоялец? Тот самый, кто вечно забывает
платить за комнату!
Криспин
вздохнул. Наступит такой день, когда эту Алису кто-нибудь прибьет до смерти, и
тогда ни единая душа, включая самого Криспина, не озаботится слишком уж
тщательными поисками злодея.
–
Да-да, я знаю, что задолжал, – сказал он. – А вот, кстати...
Криспин
сунул руку в болтавшийся на поясе кошель, извлек последние монетки и положил их
в раскрытую, влажную ладонь жестянщицы. Толстушка тут же сжала пальцы и
спрятала деньги в мешочек.
–
С вас бы надо вдвойне брать – за того мальчишку, который выдает себя за вашего
слугу.
Криспин
даже не оглянулся, топая ногами по темной лестнице.
–
С какой стати? Он здесь почти не появляется.
–
Все равно! – визгливо крикнула она ему в спину. – Так принято! И мне с мастером
Кемпом за это кое-что причитается! Вот попомните мое слово, я обязательно
поговорю с мужем!
–
Кто бы сомневался... – пробурчал Криспин, выставил вперед ключ, но не успел тот
поцеловать металл, как жестянщица вновь принялась за свое.
–
И женщину к вам в комнату пустила! Она-де вас наняла! – Последние слова
прозвучали с откровенной издевкой. – Вот уж не знаю, не знаю! Свежо предание,
да верится с трудом!
От
бессильной злости Криспин вцепился в рукоятку кинжала. Ей что, неймется кричать
на весь переулок? Он встал перед дверью, словно желая спиной защитить нежный
слух заказчицы от визга домохозяйки, но, разумеется, дело было уже сделано.
Насмешливые вопли, надо думать, успешно донеслись до всех и каждого на Шамблз.
Разве может быть иначе?
Криспин
опустил лицо и тут заметил, что до сих пор держит ладонь на рукояти. Ах, с
каким наслаждением он бы погрузил клинок в эту зловредную Кемп!.. Он вздохнул,
снял руку с кинжала и уставился на дверь. Интересно, мистрис Уолкот многое
услышала? Последние дни его гордость то и дело страдает. Уважение, которое к
нему выказывают люди, можно измерить числом монет в его кошельке. Он издал
грустный смешок, вспомнив, что денег не осталось вообще. Нет, какова ирония!
Вся ситуация из рук вон. Едва успел найти работу, как наниматель стал
покойником, да и заплатил-то всего лишь за полдня. А его жена, за которой – ни
много ни мало – полагалось шпионить, вдруг стала нуждаться в услугах Криспина.
Чего ради? Как-то некрасиво получается, в текущих-то обстоятельствах.
Впрочем,
монета есть монета.
Он
распахнул дверь.