Статьи

1 (c)Lёlir

Мы должны были встретиться с ней на другом конце города. Я представляла ее злой и уверенной, готовой бросить мне вызов и побить меня на моем же собственном поле. Нешуточный поединок, призом в котором был Джов. Узнав, что я получила от нее записку, он собрался к друзьям на выходные.


Записка лежала у меня в кармане. Аккуратный почерк. Рекомендация подчиниться. «Буду ждать Вас в среду, 12-ого, в 18.30 в баре отеля “Алгонкин”».


Почему она выбрала это место?


Ведь именно здесь все и случилось.


Пять минут в запасе. Невыносимое ожидание.


Я оделась вызывающе – во все черное от декольте до пят, волосы распущены, в ушах золотые массивные кольца, на лице боевой раскрас. У меня имелось превосходство над противником в виде нерастраченных двадцати лет, каждым месяцем из которых я собиралась воспользоваться.


У нее могла быть седина, могли быть морщины, мог быть избыточный вес, мог быть отвратительный гардероб. На ногах витающей в облаках поэтессы могли красоваться носки с сандалиями, а глаза поблескивать из-за стекол очков, как музейные экспонаты. Теша себя надеждой, я могла рисовать ее в своем воображении, отталкиваясь от волос и фигуры. Готова была в грязи извалять соперницу.


Никаких признаков ее присутствия. Бар напоминал шахматную доску, по которой передвигались парочки с мартини в руках и официанты с высоко поднятыми хромированными подносами. Я перевоплотилась в черного шахматного коня, шагающего буквой «Г», но за исключением нескольких ценителей женской красоты мной, кажется, больше никто не заинтересовался.


Ну, разумеется, она не пришла. Разумеется, и не собиралась. Сыграла на нервах, но проиграла. Я почувствовала, как вступило в шею. Заказала напиток и обмякла под пальмой в горшке.


– Можно присесть?


– Пожалуйста. Наверно, вы англичанка.


– Почему вы так решили?


– Слишком вежливы для американки.


– Разве американцы невежи?


– Если только не платить им как следует.


– Англичане невежи независимо от того, сколько им платишь.


– Тогда мы с вами, должно быть, эмигранты.


– Думаю, я да. Мой отец бывал здесь. Он любил Нью-Йорк. Говорил, что это единственное в мире место, где человек может оставаться собой, вкалывая, чтобы стать кем-то в этой жизни.


– Получилось?


– Что?


– Стать кем-то.


– Да. Да, он смог.


Мы замолчали. Она смотрела на дверь. Я взглянула на незнакомку. Стройная, точеная фигура; поджарое тело подалось вперед; рельефная спина обтянута рубашкой – белой, накрахмаленной, дорогой. Левая рука будто с витрины «Тиффани». Непонятно было, как женщина может носить столько серебра, не сгибаясь под его тяжестью.


Ее волосы отливали темно-красным, красным, как побеги кизила, как крашеная в красный цвет кожа. Такой оттенок волос получился благодаря дару свыше вкупе с приложенными усилиями их обладательницы. Думаю, про нее можно было сказать, что выглядела она столь изысканно, сколь и безыскусно.


– Ждете кого-то? – поинтересовалась я.


– Ждала. – Она бросила взгляд на свои часы. – А вы здесь остановились?


– Нет. Я живу в Нью-Йорке. Работаю в Институте перспективных исследований. Я здесь, чтобы встретиться…


Встретиться – увидеться тет-а-тет. Познакомиться. Представиться. Найти. Получить опыт. Переварить его. Дождаться. Сцепиться. Сцепиться в схватке.


– Я здесь, чтобы встретиться…


В зале поднялся ветер, выхвативший напитки из рук посетителей, разметавший барные бутылки, как пробки, сорвавший с места мебель и швырнувший ее в пошатнувшуюся стену. Официантов с гостями, словно ветошь, вынесло за дверь. Остались только эта женщина да я, она да я, завороженные друг другом, неспособные говорить из-за ветра.


Она взяла свои вещи, и мы ушли из разрушенного бара. Мне пришлось плестись за ней по тротуарам. Я перестала ориентироваться. Пространство исказилось. Город стал одной кривой улочкой, а эта женщина – самой пронырливой из нас двоих крысой.


Наконец, мы зашли поужинать в небольшую забегаловку в задрипанной части города. После некоторых колебаний мы уселись за пугающе симпатичный столик, накрытый скатертью в клетку, с двумя гвоздиками и хлебной корзиной с палочками гриссини. Подошел официант с кувшином красного вина и блюдом оливок, протянул нам меню, как будто это был заурядный ужин в заурядный день. Я попала в руки к Борджиа, и теперь они заставляют меня есть. Меню завлекало: «НЕТ НИЧЕГО ВКУСНЕЕ ИТАЛЬЯНСКОЙ ЕДЫ».


– Вот где я с ним познакомилась, – начала поэтесса. – В 1947 году, в тот день, когда я родилась…

2 1312

Представляю, как мы с ней будем приближаться к месту встречи с противоположных концов города. Я воображала ее разгневанной, уверенной в себе, готовой посостязаться и побить меня в моей же игре. Нас ожидал нелегкий бой, а победителя – Юпитер. Когда я сказала Юпитеру о том, что она мне написала, он решил уехать на выходные к друзьям.
Я носила ее письмо в кармане. Ее аккуратные буквы. Ее приказ подчиниться. «Встречу тебя в среду двенадцатого в 18:30 в баре отеля Алгонкин».
Почему она захотела встретиться именно здесь?
Я на месте.
Раньше на пять минут. Время жестоко.
Я оделась как воин: в черное с декольте до пят, волосы распущены, массивные золотые кольца в ушах, боевой раскрас. В моем арсенале имелось преимущество перед врагом в двадцать лет, и я намеревалась воспользоваться каждым месяцем.
Она начнет седеть, она покроется морщинами, она будет прибавлять в весе, она станет кое-как одеваться. Она станет ходячим примером сандалий с носками, глаза притихнут за стеклами очков, как музейные экспонаты. Я буквально вижу, как волосы и плоть покидают ее, в то время как надежда заперта внутри. Ей конец.


Ее здесь нет. В баре разыгрывалась шахматная партия между влюбленными парами, передвигавшими бокалы мартини, и официантами, изящно несущими хромированные подносы.
Я вступаю в игру, но мой ход конем, не считая нескольких коммерсантов, кинувших оценивающие взгляды, никого, кажется, не заинтересовал.
Разумеется, она не пришла. И она, разумеется, не придет. Это была психологическая война, и я выиграла. Я подумала, что это здорово расшатало мне нервы. Сделав заказ на баре, я разместилась возле комнатной пальмы.
─ Я могу здесь сесть?
─ Пожалуйста. Вы, наверное, англичанка.
─ Почему?
─ Слишком вежливы для американки.
─ Американцы не бывают вежливыми?
─ Бывают, только когда им щедро платите.
─ Британцы невежливы независимо от того, сколько им заплатить.
─ Тогда мы с вами эмигранты.
─ Полагаю, так и есть. Мой отец часто здесь бывал. Он любил Нью-Йорк. Он говорил, что это единственное место в мире, в котором человек мог быть самим собой, работая до изнеможения в попытке стать кем-то еще.
─ У него получилось?
─ Что?
─ Стать кем-то?
─ Да. Да, получилось.
Мы сидели молча. Она смотрела на входную дверь. Я разглядывала ее. Она была стройной и нервозной, подтянутое тело наклонено вперед так, что под ее белой, накрахмаленной, дорогой рубашкой на спине угадывался контур мышц. На ее левой руке был весь ассортимент Тиффани. Я не понимала, как женщина могла ровно сидеть под тяжестью надетого на нее серебра.
У нее были темно-рыжые волосы, цвета кроваво-красного кизила, багровой кожи, естественно лежащие отчасти благодаря природе, отчасти хозяйке. Я догадалась, что хитрость ее образа заключалась в полном отсутствии какой бы то ни было хитрости.
«Вы кого-то ждете?» - спросила я.
«Ждала, - она посмотрела на часы, - вы остановились здесь?»
«Нет, я живу в Нью-Йорке. Я работаю при Институте Перспективных Исследований. Я пришла сюда, чтобы увидеться...»
Чтобы увидеться: столкнуться лицом к лицу. Познакомиться. Быть представленными. Узнать. Иметь опыт общения. Дожидаться появления. Встретиться. Встретиться с врагом.
«Я пришла сюда, чтобы увидеться с...»


В зал ворвался ветер, он вырывал бокалы из рук посетителей, разбрасывал бутылки на баре словно пробки, отрывал от земли мебель и швырял ее в стену. Официанты вместе с людьми за столиками вылетали за дверь в разорванной одежде. Ничего не осталось, были только мы, только я и она, гипнотизирующие друг друга, не в силах продолжить разговор из-за ветра.


Она собрала свои вещи, и вместе мы покинули руины. Я шла за ней, и асфальт выворачивался под ее ногами. Я не могла понять, где мы находились. Торчала арматура. Город был кривым проулком, а она – ловкой крысой.
Наконец, мы очутились перед небольшой закусочной где-то на городских задворках. Она вошла внутрь, и мы сели за грозный в своем убранстве столик с клетчатой скатертью, двумя гвоздиками и несколькими хлебными палочками. Подошел парень с графином красного вина и миской оливок. Он вручил нам меню, как если бы это был самый обычный ужин в обычный день. Я угодила на прием к знаменитым отравителям Борджиа, и они ждут, когда я начну есть.
Я заглянула в меню. ЕДА ВКУСНЕЕ НА ИТАЛЬЯНСКОМ ЯЗЫКЕ.
«Здесь я впервые встретилась с ним, - сказала она, - в 1947 году в мой день рождения...»

3 747

Симметрия любви


Джанет Уинтерсон


Она и я двигались к месту встречи с разных концов города. Я представляла ее - злой, уверенной, готовой напасть и победить меня в игре, которую я сама и затеяла. Это была великая битва, и Джов был в ней главным призом. Когда я сказала ему о том, что она написала мне, он решил, что ему не помешает навестить друзей на выходных. Ее письмо лежало в моем кармане. Аккуратный почерк. Инструкция, которой следует подчиниться. «Встретимся в среду, двенадцатого, в шесть тридцать вечера, в баре при отеле «Элгонквин».
Почему она выбрала именно это место?
Вот оно.
У меня в запасе было еще пять минут. Время - жестокая штука.
Я оделась так, как подобает воительнице: черный цвет окутывал меня сверху донизу; распущенные волосы, золотые кольца в ушах, воинственный макияж. Мое преимущество перед соперницей равнялось двадцати годам, и я намеревалась использовать каждый его месяц.
Она могла быть седой, она могла быть морщинистой, она могла быть толстой, она могла быть неряшливой.
Она могла явиться сюда в сандалиях, из-под которых поэтично торчат носки, а ее глаза прятались бы за стеклами очков, словно экспонаты в музее.
Я представляла себе ее исчезновение: вот в воздухе растворяются волосы, затем плоть - несмотря на ее надежду, которая прячется глубоко внутри. А затем я предам ее прах канализации.


Она все еще не пришла. Бар напоминал шахматную доску, где на одной стороне были парочки, попивающие мартини, а на другой - официанты с поднятыми в руках сияющими подносами. Я пересекла клетку черного коня справа и вступила в игру, но, кроме нескольких восторженных мужчин в деловых костюмах, никто не обратил на меня внимания.
Конечно, она не пришла. Конечно, она бы и не пришла. Это была война нервов, и я выиграла. Тут я ощутила боль в шее. Заказала выпить и в изнеможении заняла место под раскидистой пальмой.
- Могу я присоединиться?
- Пожалуйста. Вы, должно быть, из Англии.
- Почему?
- Слишком вежливы для американки.
- А они что, недостаточно вежливы?
- Если только заплатить им.
- Англичане невежливы, даже если им заплатить больше.
- В таком случае мы обе эмигрировали.
- Возможно. Мой отец переехал сюда. Он любил Нью Йорк. Он говорил, что это единственное место в мире, где можно оставаться самим собой, одновременно отделываясь от собственного дерьма в попытках стать кем-то другим.
- Ему это удалось?
- Что удалось?
- Стать кем-то другим.
- Да. Да, удалось.
Мы замолчали. Она смотрела на дверь. Я смотрела на нее. Она была стройной, жилистой, чем-то походила на борзую. Когда она немного наклонилась вперед, мышцы ее спины стали видны под блузкой - белой, накрахмаленной, дорогой. Ее левая рука выглядела будто реклама ювелирного магазина «Tiffany». А я даже и не могла представить себе, что женщина носит столько серебра и не сгибается под его тяжестью.
Ее волосы были темно-рыжие, красно-рыжие, цвета огненной осенней листвы, и казалось, что это от природы... А может, и нет.
Я решила, что ее образ был продуманным, но в тоже время слишком безыскусным.
- Вы кого-то ждете? - спросила я.
- Ждала, - она бросила взгляд на свои часы.
- Вы остановились в этом отеле?
- Нет. Я живу в Нью-Йорке. Работаю в Институте специальных исследований. Я здесь, чтобы встретиться с...
«Встретиться» означает сойтись лицом к лицу. Познакомиться. Представиться. Найти. Испытать. Получить. Ждать прибытия. Столкнуться. Столкнуться в ссоре.
- И я здесь, чтобы встретиться с...


В комнату неожиданно ворвался ветер. Он вырвал бокалы с мартини из рук, сбросил бутылки на пол, будто бы это были пробки, а не тяжеловесное стекло, поднял всю мебель в воздух и швырнул ее в застывшую стену. Официанты и посетители улетели прочь, будто тряпичные куклы. Ничего и никого не осталось в комнате. Кроме нее и меня. И мы гипнотизировали друг друга, немые из-за внезапного ветра.
Она взяла свои вещи, и вместе мы покинули разгромленную комнату. Я шла по ее следам. Я не понимала, где мы. Сеть порвалась, не выдержав шторма. Город погибал как корабль в море, и она была самой умной крысой.
Наконец мы остановились в какой-то забегаловке на окраине города. Она нырнула внутрь, и мы сели за столик, покрытый слишком клетчатой скатертью, украшенный двумя гвоздиками. Гриссини уже были поданы. К нам подошел парень с графином вина и тарелкой оливок. Он вручил нам меню - будто бы ничего не произошло. Будто бы это - самый обычный обед в самый заурядный день.
Так я попала в руки Борджиа, и они хотели, чтобы я поела.
Я бросила короткий взгляд на меню. «ИТАЛЬЯНСКИЙ ЯЗЫК ДЕЛАЕТ ЕДУ ВКУСНЕЕ».
- Здесь я встретила его, - сказала она.
- В 1947 году, в день моего появления на свет...

4 Ab ovo

«Симметрии ТВО» (отрывок)
Джанет Уинтерсон

К месту сражения мы с ней будем подступать с противоположных концов города. Она представлялась мне яростной, самонадеянной, готовой сразиться со мной и победить меня в моей же собственной игре. Предстояла великая битва за Джоува. Когда я сказала ему, что она мне написала, он собрался в гости к друзьям на выходные.
Её письмо лежало у меня в кармане. Аккуратный почерк. Приказ к исполнению. «Встретимся в среду, 12-го, в 18:30, в баре при гостинице “Алгонквин”»
Почему именно в этом месте?
А вот и оно.
Оставалось пять минут. Время неумолимо.
Вид у меня был боевой: облачение – чёрное сверху донизу, волосы распущены, в ушах – массивные золотые кольца, на лице – боевая раскраска. Я лидировала над противником с отрывом в двадцать лет и намеревалась воспользоваться этим преимуществом сполна.
Наверняка у неё седеющие волосы, наверняка она вся в морщинах, наверняка страдает от лишнего веса, наверняка одевается небрежно. И, конечно же, она вдохновенно носит сандалии на босу ногу, а глаза прячет за стёклами, как музейные экспонаты. Я будто воочию видела её, теряющую волосы и физическую форму, а в глубине души таящую надежду. Но я лишу её и этого.

Ни намёка на её присутствие. Бар был похож на шахматную доску с фигурами в виде пар, производящих ловкие манипуляции с бокалами мартини, и официантов, несущих высоко поднятые хромированные подносы. Я ходила вдоль и поперёк в «Г»-образной манере чёрного шахматного коня, но никто, казалось, не обращал на меня внимания, кроме благодарной публики в лице нескольких предпринимателей.
Она, понятное дело, не пришла. Она, понятное дело, не придёт. В этой психологической войне победила я. Я почувствовала жуткую боль в шее. Заказала выпить и рухнула без сил за столик под растущей в горшке пальмой.
-Можно присесть?
-Пожалуйста. Вы, должно быть, англичанка.
-С чего Вы взяли?
-Вы не по-американски обходительны.
-А американцы разве не обходительны?
-Только если им хорошо платят.
-Британцам сколько ни плати – обходительными они не станут.
-Значит, мы с Вами беженки.
-По-моему, я – точно. Мой отец бывал здесь. Он любил Нью-Йорк. Говорил, что это единственное место в мире, где можно оставаться собой, вылезая из кожи вон в попытках стать другим.
-И он сумел?
-Что?
-Стать другим.
-Да. Сумел.
Мы замолчали. Она смотрела в сторону двери. Я смотрела на неё. Стройная, подтянутая (в тот момент – полусклонённая) фигура, как у борзой; рельеф спинных мышц подчёркивала белая, накрахмаленная, дорогостоящая блузка. Левая рука - будто манекен в витрине «Тиффани». Мне было невдомёк, как женщина может оставаться несгибаемой под тяжестью такого количества серебра.
У неё были тёмно-кизилово-телесно-рыжие волосы, обладавшие той мягкостью, которая отчасти является природным даром, отчасти - результатом приложенных усилий. Внешность её мне казалась настолько же искусственной, насколько безыскусной.
-Вы кого-то ждёте? – спросила я.
-Ждала. – Она посмотрела на свои часы. – Вы живёте здесь?
-Нет. Я живу Нью-Йорке. Работаю в Институте Передовых Исследований. Я должна была встретиться здесь с…
Вернее, встретиться лицом к лицу. Познакомиться. Представиться. Увидеть. Изучить. Получить представление. Дождаться. Неожиданно столкнуться. Столкнуться в схватке.
- Я должна была встретиться здесь с…

В зале поднялся ветер; он вырвал напитки из рук пьющих, разметал бутылки, будто пробки, поднял в воздух мебель и швырнул её об оцепеневшую стену. Официанты и посетители в лохмотьях пулей вылетели за дверь. В помещении остались только мы с ней: только она и я, очарованные друг другом, из-за ветра не способные говорить.

Она собрала свои вещи, и мы вместе вышли из разрушенного зала. Мне пришлось идти за ней по пятам, в то время как она петляла по мостовым улиц. Я перестала ориентироваться в пространстве. Решётка прогнулась под ногами. Город был подобен лабиринту, а она – наиболее сметливой крысе в нём.
Наконец, мы дошли до небольшой закусочной в потрёпанном районе города. Она свернула внутрь, и мы сели за подозрительно опрятный, покрытый клетчатой скатертью столик с двумя гвоздиками и несколькими палочками гриссини. Появился мальчик с графином красного вина и чашей с маслинами. Он протянул нам меню, будто это был совершенно обычный будничный обед. Я оказалась во власти клана Борджиа, и сейчас они приказывали мне есть.
Я заглянула в меню. БЛЮДА НА ИТАЛЬЯНСКОМ ВЫГЛЯДЯТ ВКУСНЕЕ.
-Вот тогда я и познакомилась с ним, - сказала она. – В 1947 году, в день, когда я родилась…


Примечания:
ТВО – Теории Великого Объединения (англ. Grand Unified Theory, GUT) – в физике элементарных частиц группа теоретических моделей, описывающих единым образом сильное, слабое и электромагнитное взаимодействия © Wikipedia
«Тиффани» – сеть ювелирных магазинов. Соответственно, «…манекен в витрине “Тиффани”» - манекен для ювелирных украшений.
Гриссини – хлебные палочки (традиционная итальянская выпечка).

5 Abby

Я и она должны были приближаться к месту встречи с противоположных сторон. В своём воображении я рисовала её возмущённой, самоуверенной, готовой бросить мне вызов и побить меня моим собственным оружием. Мне казалось, что это будет грандиозная битва, и победитель получит Джоува. Когда он узнал о её письме, то решил уехать на выходные к друзьям. Оно лежало у меня в кармане. Аккуратный почерк, чёткие указания. «Увидимся в среду, двенадцатого, в половине седьмого вечера, в баре отеля «Алгонкин»».


Почему она выбрала это место? Я пришла на целых пять минут раньше, и они показались мне бесконечными. Я оделась, чтобы сразить её наповал: с ног до головы в чёрном, распущенные волосы, тяжёлые золотые серьги, вызывающий вечерний макияж. Двадцать лет – серьёзное преимущество, и я не собиралась давать своей сопернице ни единого дня форы.


Я надеялась, что у неё будут блёклые волосы, увядающая кожа и лишний вес, и она не умеет одеваться. Поэтический беспорядок в одежде, босоножки с колготами, потускневшие глаза спрятаны за толстыми стёклами очков, словно музейные экспонаты. И она ещё на что-то надеется! Да я сотру её в порошок.


Она не появлялась. По шахматной доске бара бесшумно скользили официанты с хромированными подносами, пары за столиками неспешно потягивали «Мартини». Я, словно чёрный шахматный конь, пересекала демаркационные линии, делала отчаянно смелые ходы и резкие повороты, но никто не проявлял ко мне никакого интереса, кроме двух-трёх бизнесменов, одобрительно поглядывавших в мою сторону.

Она не пришла. И не придёт. Это была война нервов, и я победила. У меня вдруг невыносимо заныла шея. Я сделала заказ и рухнула под пальму.


– Не помешаю?

– Нет, садитесь, пожалуйста. Вы англичанка?

– Я похожа на англичанку?

– Вы слишком вежливы.

– А что, американцы не вежливы?

– Только если им за это хорошо платят.

– Британцы не утруждают себя вежливостью, сколько им ни заплати.

– Очевидно, у нас другие корни.

– В моём случае это так. Сюда часто приходил мой отец. Он любил Нью-Йорк. Он говорил, что это единственный город в мире, где человек может быть собой, даже если изо всех сил старается стать кем-то другим.

– И у него получилось?


– Что?

– Стать кем-то другим.

– Думаю, да. Да, у него получилось.



Мы помолчали. Она не отрывала взгляда от двери, а я – от неё. Худощавая, подтянутая, с поджарым телом английской борзой, она сидела, чуть наклонившись вперёд, и накрахмаленная белоснежная блузка, стоившая целое состояние, чётко обрисовывала безупречную линию спины. Её левую руку можно было смело выставлять на главную витрину Tiffany's. Я всегда поражалась умению некоторых женщин надеть на себя такое количество серебра и не перекоситься под его тяжестью. Ухоженные, блестящие красно-каштановые волосы с кизиловым отливом были густыми и упругими от природы. Она выглядела стильной, ухоженной и в то же время очень естественной.


– Вы кого-нибудь ждёте? – спросила я.

– Ждала … – она взглянула на часы, – а Вы здесь остановились?

– Нет, я живу в Нью-Йорке. Работаю в Институте перспективных исследований. Я пришла, чтобы встретиться …

Встретиться: встать лицом к лицу. Познакомиться. Быть представленной. Разыскать. Испытать. Получить. Дождаться прихода. Столкнуться. Вступить в схватку.

– Я пришла, чтобы встретиться …



Небывалой силы ветер пронёсся по залу, вырывая бокалы из рук. Бутылки на полках бара посыпались, словно кегли. Столы и стулья поднялись в воздух и с грохотом обрушились на застывшие в трансе стены. Обслуга и клиенты один за другим вылетали за дверь, безвольно размахивая руками, словно тряпичные куклы. В опустевшем баре остались только я и она. Мы гипнотизировали друг друга взглядами, не в силах вымолвить ни слова из-за ветра.



Она схватила свои вещи, и мы вместе покинули разрушенный бар. Тротуар змеился у неё под ногами, я с трудом поспевала за ней. Я не понимала, где мы находимся. Всё вокруг стало зыбким и нереальным. Город превратился в изогнутый туннель, и лишь она знала выход.


Наконец, мы оказались перед входом в маленькую закусочную в захолустном районе. Она толкнула дверь, и вот мы уже сидим за подозрительно уютным столиком с клетчатой скатертью. Вазочка с гвоздиками, несколько палочек гриссини. Откуда-то появляется мальчик с графином красного вина и мисочкой оливок. Он, как ни в чём не бывало, подаёт нам меню, словно мы пришли просто поужинать. Я попала в лапы Борджиа, и они заставят меня есть. Обложка меню гласит: «НА ИТАЛЬЯНСКОМ ЕДА ВКУСНЕЕ».

– Здесь я его встретила, – говорит она. – В 1947 году, в первый день моей жизни.



 

6 Agamidae

Нам предстояло добираться с разных концов города. Я воображала её: злую, уверенную, готовую сразиться со мной и победить в моей же игре. Нас ждал бой за главный приз — Джова. Сам он, услышав от меня про письмо жены, решил погостить на выходных у друзей.

Письмо лежало у меня в кармане. Аккуратный почерк, неуклонный приказ: «Встретимся в среду, 12-го, в 18:30. Бар отеля “Алгонкин”».

Почему именно там?

Итак, я на месте.

До встречи ещё пять минут. О, жестокое время.

Я одета как воин: в чёрном от декольте до подошв, волосы распущены, в ушах — толстые золотые обручи, на лице — боевой раскрас. В моём арсенале двадцать лет разницы, и я воспользуюсь каждым месяцем.

Она явится с проседью и морщинами, обрюзглая и неряшливая. На поэтический манер оносоченная и осандаленная, глаза за стеклом, точно музейные экспонаты. Я буквально вижу, как тают её волосы и тело, как чахнет взаперти надежда. Я осушу эту ведьму до последней капли гнили.

Но она не спешит. По шахматной доске бара лавируют парочки c мартини, а официанты возносят над ними хромовые подносы. Я двигаюсь чёрным конём, буквой «Г» с одной горизонтали на другую, но, кроме нескольких искушённых бизнесменов, на меня никто не смотрит.

Конечно, моя соперница не пришла. И не придёт. Ей не хватило смелости, я победила. Только сейчас заметив, как у меня ноет шея, я заказала стаканчик и рухнула под тень декоративной пальмы.

— Разрешите, присяду?

— Пожалуйста. Вы, никак, из Англии?

— Почему?

— Не по-американски вежливы.

— Американцы вроде не такие грубые.

— Только если им как следует заплатить.

— Британцам сколько не плати, они вежливы не будут.

— Значит, мы с вами беженки.

— Наверное. Мой отец сюда часто наведывался. Любил Нью-Йорк. Говорил, только здесь можно быть собой и надрываться до седьмого пота, чтобы стать кем-то другим.

— И как, у него получилось?

— Что?

— Стать другим?

— Да. Получилось.

Мы смолкли. Моя собеседница глядела на дверь, я — на неё. Жилистое стройное тело борзой, мышцы полусогнутой спины проступают через рубашку, белую, дорогую, накрахмаленную. Левая рука блестит, словно витрина ювелирного — удивительно, как это серебро её не перевешивает.

Волосы тёмные, с багряным отливом — точно красное дерево, шкура красного аспида — и шелковистые: от природы и должного ухода. В целом, искусно-безыскусный облик.

— Вы кого-то ждёте? — спросила я.

— Ждала. — Она проверила часы. — Вы остановились в отеле?

— Нет. Я в городе живу. Работаю в Институте перспективных исследований. А сюда пришла на встречу…

На встречу — лицом к лицу. Познакомиться. Представиться. Найти, принять, увидеть. Дождаться появления. Столкнуться. В битве.

— Я пришла на встречу…

…

В баре взметнулся ураган и вырвал из рук недопитые напитки, разбросал бутылки пива, как пивные крышки, поднял мебель и швырнул в обомлевшую стену. Официанты и парочки тряпьём разлетелись от входа. Не осталось ничего, кроме нас: я и она в обоюдном гипнозе, рты скованы ветром.

Она собрала вещи, и мы покинули разрушенный бар. Я следовала за ней по змеившимся тротуарам, не разбирая дороги. Решётка улиц покоробилась. Мы стали крысами в лабиринте, знакомом ей одной.

Наконец мы добрались до какого-то ресторанчика среди обшарпанных домов. Мой проводник нырнул внутрь, и мы заняли отвратительно милый столик с клетчатой скатертью, парой гвоздик и горсткой хлебных палочек. Рядом появился юноша с графином красного вина и миской оливок, который подал нам меню, словно мы пришли на обычный ужин в самый обычный вечер. Я угодила в лапы коварных Борджиа, меня ждал отравленный пир.

Я осмотрела меню: «Еда вкуснее на итальянском».

— Здесь мы с ним познакомились, — сказала она. — В сорок седьмом, в тот день, когда я появилась на свет.

7 Agla9 Zla9

From GUT SYMMETRIES
by Jeanette Winterson


Я и она – мы будем добираться до места с противоположных концов города. Я представила ее, разозленную, уверенную в себе, готовую мне соответствовать и побить меня на моем же игровом поле. Это была нешуточная борьба, а Джоув был призом. Когда я сказала ему, что она мне написала, он решил навестить друзей в выходные.


Ее письмо лежало у меня в кармане. Аккуратный почерк. Инструкция, которой нужно следовать. «Я встречусь с вами в среду, 12-го в 6:30 вечера, в баре отеля «Algonquin».


Почему она выбрала это место?


Вот оно.


Пять минут в запасе. Время неумолимо.


Я оделась как борец: в черном с головы до ног, волосы распущены, толстые серьги-кольца из золота в ушах, макияж как на тропу войны. У меня было преимущество в двадцать лет перед моей оппоненткой, и я намеревалась использовать каждый месяц из них.


Она будет седеющей, она будет морщинистой, у нее будет лишний вес, она будет небрежна в одежде. Она будет возвышенно одета в носки и сандалии, с глазами за стеклами очков, как музейные экспонаты. Я могла ее представить: отдельно от волос и уродливого тела в ней живет надежда, запертая внутри как в ловушке. Я выкачаю из нее эту надежду, как опустошают выгребные ямы.


Ее нигде не видно. Бар походил на шахматную доску с парами, маневрирующими по нему с порциями «Мартини» и официантами, высоко несущими хромовые подносы. Я двигалась как черный конь по доске – буквой «Г», но кроме нескольких оценивших меня бизнесменов, казалось, никто мною не заинтересовался.


Конечно, она не пришла. Конечно, она не придет. Это была война - проверка нервов, и я выиграла. Я наконец обратила внимание на ужасную боль в шее. Заказала напиток и тяжело осела под пальмой в горшке.


- Я могу присесть здесь?


- Пожалуйста. Вы, должно быть, англичанка.


- Почему?


- Слишком вежливы, чтобы быть американкой.


- Разве американцы невежливые?


- Только если им достаточно заплатить.


- Британцы невежливы сколько бы вы им ни платили.


- Тогда мы с вами, должно быть, беженцы.


- Полагаю, так и есть. Мой отец бывало приходил сюда. Он любил Нью-Йорк. Он говорил, это единственное место в мире, где человек может быть самим собой, в то время как урабатывается, чтобы стать кем-то другим.


- А он стал?


- Что?


- Стал кем-то другим?


- Да. Да, он стал.


Мы замолчали. Она смотрела на дверь. Я взглянула на нее. Она была худенькая, нервная, тело поджарое как у борзой, сейчас полусклоненное вперед, мускулы спины вырисовывались через рубашку – белую, накрахмаленную, дорогую. Ее левая рука выглядела как витрина «Тиффани»*. Я терялась в догадках, как женщина могла носить на себе столько серебра и не сгибаться при этом.


Ее волосы были темно-рыжими, кизилово-рыжими, как красная кожа, и мягкими, что было отчасти от природы, отчасти ее стараниями. Я подумала, что в ее внешности было поровну искусства и его отсутствия.


- Вы кого-то ждете? – спросила я.


- Я ждала, - она посмотрела на наручные часы. – Вы остановились здесь?


- Нет. Я живу в Нью-Йорке. Я работаю в Институте перспективных исследований. Я пришла сюда, чтобы встретиться…


Встретиться: столкнуться лицом к лицу. Познакомиться с. Быть представленной. Найти. Испытать. Получить. Дождаться прибытия. Схватиться. Схватиться в поединке.


- Я пришла сюда, чтобы встретиться…

В комнате поднялся ветер, который вырвал напитки у выпивающих, который разметал барные бутылки как крышки от них же, который поднял мебель и с силой ударил ее об стену, как в трансе. Официанты и обслуживаемые вылетели в куче тряпья за дверь. В комнате ничего больше не осталось, кроме меня и ее, меня и ее – загипнотизированных друг другом, неспособных говорить из-за ветра.


Она собрала свои вещи и вместе мы покинули разоренную комнату. Мне пришлось следовать за ней, в то время как тротуар прогибался под ее ногами. Я перестала понимать, где мы. Ловушка-клетка захлопнулась. Город походил на кривой крысиный лабиринт, а она была более выносливой крысой.


Наконец мы добрались до маленького ресторанчика в обветшалой части города. Она неспешно зашла внутрь, и мы сели за зловеще славный столик с клетчатой скатертью, двумя гвоздиками и несколькими прутиками гриссини*. Вышел мальчик с графином красного вина и мисочкой оливок. Он вручил нам меню, как будто это был просто обычный обед в обычный день. Я попала в руки Борджиа и теперь они хотели, чтоб я поела.


Я посмотрела на меню. ЕДА КАЖЕТСЯ ВКУСНЕЕ НА ИТАЛЬЯНСКОМ.


- Вот где я его встретила, - сказала она. – В 1947 году, в день моего рождения…


* «Тиффани» - всемирно известная ювелирная компания.


* Гриссини – традиционные итальянские хлебные палочки.

8 Alex.MG

Я и она, мы подступали друг к другу с разных концов города. Ее образ я долго вынашивала в себе: озлобленная, самоуверенная, способная без тени сомнения вступить в бой и сыграть по своим правилам в чужой игре. Решающая битва. Джов – награда победителю. Когда я сообщила мужу, что получила от нее письмо, он решил на выходные уехать к друзьям.


Письмо со мной, в кармане. Аккуратный почерк. Четкие указания. «Встретимся в среду, двенадцатого, в 18.30. Бар отеля “The Algonquin”».


Почему именно там?


Пришла.


Пять минут до начала сражения. Время не знает жалости.


Я тщательно экипирована: на мне все черное – от декольте до стелек, волосы распущены, тяжелые золотые кольца в ушах. Макияж кричит: враг обречен на поражение. У меня двадцать лет преимущества – и я воспользуюсь каждым месяцем.


Она придет с проседью в волосах. Вся в морщинах. Грузная. Одетая во что попало – романтический союз нужды с вульгарностью. Глаза, словно музейные экспонаты, спрятаны за стеклом. Я вижу ее предельно ясно: растрепанные волосы, разбухшая плоть, тщетные упования. Она обречена. Я ее раздавлю.


Ее нет. Бар – шахматная доска, на которой чередовались пары с мартини наперевес и официанты с высоко поднятыми хромированными подносами. Я – черный конь – сделала несколько ходов, но мной не заинтересовался никто, кроме нескольких бизнесменов, оценивающе меня оглядевших.


Конечно, она не пришла. С чего ей приходить? Это была война нервов – и я победила. Вдруг я поняла, что у меня ужасно болит шея. Заказала напиток и в изнеможении свалилась на стул под пальмой в горшке.


– Здесь не занято?


– Нет, присаживайтесь, пожалуйста. Вы, наверное, из Англии.


– Почему?


– Американцы не такие вежливые.


– Разве?


– Все, что угодно, но только за дополнительную плату.


– А англичанину сколько ни плати, учтивости не добьешься.


– Тогда мы с вами, определенно, чужие для всех этих мест.


– Пожалуй, я таковой и являюсь. Мой отец часто бывал здесь. Он любил этот город. Как-то он сказал, что Нью-Йорк – единственное место, где можно оставаться собой и трудиться в поте лица для того, чтобы стать кем-то другим.


– И как?


– Что?


– Стал кем-то другим?


– Да. Стал.


Мы молчали. Она смотрела в сторону двери. Я смотрела на нее. Стройная. Все тело напряжено. Фигура как у гончей. Сидит, склонившись вперед. Напряженные мышцы спины проступают под рубашкой – белой, накрахмаленной, дорогой. Левая рука, как у манекена с витрины «Tiffany & Co». Загадка: как женщина может носить столько серебра и не склониться под его тяжестью?


Волосы темно-красные, цвета ягод кизила и изделия из красной кожи, упругие отчасти от природы, отчасти благодаря уходу. Ее внешность показалась мне редким сочетанием изысканности и простоты.


– Ждете кого-то? – спросила я.


– Ждала, – она посмотрела на часы. – Вы тут остановились?


– Нет. Живу в Нью-Йорке. Работаю в Институте фундаментальных исследований. Я здесь для того, чтобы встретиться…


Встретиться: столкнуться лицом к лицу. Познакомиться. Стать знакомой. Найти. Испытать. Воспринять. Дождаться. Сойтись. Сойтись в бою.


– Я здесь для того, чтобы встретиться…


Сильный ветер вырвал напитки из рук посетителей бара, играючи раскидал бутылки, поднял в воздух мебель и швырнул к стене, где она тут же куда-то исчезла. Официантов и посетителей он бесцеремонно выставил за дверь. В комнате не осталось никого и ничего, кроме нас: меня и ее, завороженных друг другом, неспособных из-за ветра произнести ни слова.


Она собрала свои вещи, и мы вместе покинули опустевшую комнату. Мне пришлось идти за ней по пятам: тротуар под ее ногами изгибался, менялся и закручивался. Я перестала понимать, где мы находимся. Улицы изогнулись. Город принял облик извилистой аллеи, а она обратилась в хищного серого зверька, следующего по тропам только ей знакомым.


Наконец мы пришли в ресторанчик на задворках города. Она, петляя, зашла внутрь, и мы сели за настораживающе милый столик, накрытый скатертью шахматной расцветки, с парой гвоздик в вазе и несколькими гриссини на тарелке. Подошел официант с графином красного вина и миской оливок. Он протянул нам меню так, словно это был заурядный ужин вечером обычного дня. Я угодила в руки Борджиа – и теперь они хотят, чтобы я трапезничала вместе с ними.


Заглянула в меню. «Если название на итальянском, то еда вкуснее!»


– Там я с ним и познакомилась, – сказала она. – В 1947 году, в день своего рождения…

9 Algonquin

Мы приближались к месту встречи из разных концов города. Я представила себе её: сердитая, уверенная в себе, готовая сразиться со мной и победить в моей же игре. Большой битве, наградой за победу в которой был Джов. Когда я рассказала ему о её письме, он укатил на выходные к друзьям.

Письмо лежало в моём кармане. Аккуратный почерк. Требующий повиновения приказной тон: «Встретимся двенадцатого, в среду вечером, в половине шестого, в баре отеля Алгонкин».

Почему она выбрала это место?

А вот и оно.

В запасе оставалось пять минут. Время безжалостно.

Я была одета воинственно: вся в чёрном, волосы собраны назад, в ушах массивные золотые серьги-кольца, яркий боевой макияж. Я старше своей соперницы на двадцать лет и намерена воспользоваться каждым месяцем этого преимущества.
Возможно, она окажется полной, небрежно одетой женщиной с тронутым сединой волосами и морщинистым лицом. В носках и сандалиях. С глазами, спрятанными за стёклами очков, словно музейные экспонаты. Жалкое зрелище. Моё воображение рисовало её увядающей, лишённой надежды. Опустошённой мною до дна.

Её не было. Бар, напоминающий шахматную доску, был заполнен потягивающими мартини парочками, вокруг которых сновали официанты с высоко поднятыми хромовыми подносами. Я прошла в правый угол зала, который отводится в шахматах чёрному коню, но кроме нескольких жаждущих общения бизнесменов там не оказалось никого, кто выглядел бы заинтересованным моей персоной.

Разумеется, она не пришла. Само собой. Это война сильных духом, и я победила. Вдруг ощутив, как невыносимо ноет моя шея, я заказала выпивку и рухнула за столик рядом с пальмой в горшке.

— Можно присесть?

— Пожалуйста. Вы, должно быть, англичанка.

— Почему же?

— Для американки вы слишком вежливая.

— Разве американкам это не свойственно?

— Свойственно, но только за приличную плату.

— Англичанки ведут себя невежливо, сколько им не плати.

— Тогда мы с вами, вероятно, эмигранты.

— Полагаю, что так. Мой отец бывал здесь. Он любил Нью-Йорк. Он говорил, что это единственное место в мире, где человек может быть собой, стараясь изо всех сил стать кем-то другим.

— Ему удалось?

— Что?

— Стать кем-то другим.

— Да, удалось.

Мы замолчали. Она смотрела на дверь. Я смотрела на неё. Стройная, напряжённая, со спортивной фигурой, сидящая немного подавшись вперёд. Под дорогой обтягивающей блузкой белого цвета угадывались контуры мышц спины. Её левая рука напоминала витрину Tiffany’s. Удивительно, как женщина с таким количеством серебряных украшений могла сидеть прямо.
У неё были тёмно рыжие волосы оттенка кизила или добротной кожи, послушно уложенные в причёску, отчасти благодаря их природной мягкости, а отчасти её стараниям. Полагаю, она выглядела настолько же изысканно, насколько и просто.

— Вы кого-то ждёте? — поинтересовалась я.

— Да.

Она взглянула на часы.

— Вы живёте здесь?

— Нет, в Нью-Йорке. Я работаю в Институте перспективных исследований. Я пришла, чтобы встретиться…

Встретиться… Лично увидеть, познакомиться, представиться, найти, понять, принять, дождаться, столкнуться, сойтись в борьбе…

— Я пришла, чтобы встретиться…

Зал словно попал в эпицентр урагана, вырывающего из рук бокалы, разбивающего вдребезги бутылки за барной стойкой, поднимающего и раскидывающего мебель к застывшим стенам. Официантов и посетителей унесло за дверь. Мы остались одни. Лицом к лицу, загипнотизированные друг другом. Неспособные вымолвить ни слова из-за ветра.

Она взяла свои вещи, и мы вместе покинули опустошённый зал. Она шла стремительно, а я едва поспевала за ней. Я перестала понимать, где мы. Пространство сузилось. Казалось, город превратился в извилистый тоннель, а она в крысу, на которую сделали ставку в крысиных бегах.

Наконец мы добрались до маленькой закусочной на окраине города. Она проскользнула внутрь, и мы присели за симпатичный, но почему-то кажущийся зловещим столик, накрытый клетчатой скатертью. Его украшала ваза с двумя гвоздиками и несколькими хлебными палочками. К нам подошёл парень с графином красного вина и чашей с оливками. Он вручил нам меню, как если бы это был самый обычный обед в ничем не примечательный день. Я угодила в плен к семейству Борджиа и теперь должна отведать их яств.

Я заглянула в меню. Там было написано: «НА ИТАЛЬЯНСКОМ ВКУСНЕЕ».

— Я повстречала его здесь, — сказала она. — В 1947 году, в день моего рождения…

10 Alka

Она и я приближались к месту с противоположных концов города. Я представляла ее — злая, самоуверенная, готовая встретиться со мной и победить меня в моей собственной игре. Это будет большая битва и Джов в качестве награды. Когда я сообщила ему, что она написала мне, то он решил отправиться к друзьям на выходные.
Ее письмо лежало в моем кармане. Старательно написанное вручную. Инструкция к повиновению. «Я встречу вас в среду двенадцатого в 18.30 в баре отеля Алгонквин»
Почему она выбрала его?
Вот он.
Пять минут про запас. Жестокость времени.
Я оделась как воин, в черное, от нижнего белья до стелек, распущенные волосы, толстые обручи золота в ушах, боевой макияж. У меня 20-летнее преимущество перед моей соперницей и я собираюсь использовать каждый месяц из него. Она будет седеющей, она будет морщинистой, она будет потолстевшей, она будет неряшливо одетой. Она романтично наденет сандалии с носками, а ее глаза за очками будут как музейные экспонаты. Я представляла ее с теряющими красоту телом и волосами и запрятанной внутри надеждой. Я спущу ее в канализацию.
Ни намека на нее. Бар как будто шахматная доска с парами, маневрирующими с мартини, и официантами, высоко несущими хромированные подносы. Я пошла как черный слон из правого угла наискосок и пересекла поле, но кроме нескольких бизнесменов никто не выглядел заинтересованным во мне.
Конечно, она не пришла. Конечно, она не придет. Это была нервная война и я победила. Я заметила, что у меня ужасно болит шея. Я заказала выпить и рухнула под пальму в горшке.
- Могу я здесь сесть?
- Пожалуйста. Вы должно быть англичанка.
- Почему?
- Слишком вежливы для американки.
- Американцы невежливы?
- Только если вы им достаточно платите.
- Англичане невежливы вне зависимости от того, сколько вы им платите.
- Значит, и вы, и я должно быть беженцы.
- Я думаю, что я — да. Мой отец был вынужден приехать сюда. Он любил Нью-Йорк. Он говорил, что здесь единственное место в мире, где человек может быть самим собой, пока работает засучив рукава, чтобы стать кем-нибудь еще.
- И, он сделал?
- Что?
- Стал кем-нибудь еще?
- Да. Да, он это сделал.
Мы затихли. Она смотрела на двери, я смотрела на нее. У нее было стройное, подтянутое тело борзой, немного наклоненное вперед, сквозь ее рубашку, белую, накрахмаленную, дорогую, проступали контуры спортивной спины. Ее левая рука выглядела как витрина Тиффани. Я не понимала, как женщина может носить так много серебра и сидеть, не согнувшись.
Ее волосы были темно-красные, цвета кизила, цвета красной кожи, с мягкостью, которая была как подарком природы, так и получена усилием. Я понимала, что ее внешний вид был настолько же притворным, насколько и бесхитростным.
- Вы ждете кого-то? - спросила я.
- Да, - она взглянула на свои часы, - Вы остановились здесь?
- Нет. Я живу в Нью-Йорке. Я работаю в Институте Повышения Квалификации. Я пришла сюда, чтобы встретиться...
Встретиться, лицом к лицу. Познакомиться. Быть представленной. Найти. Испытать. Получить. Дождаться прихода. Встретиться. Вступить в конфликт.
- Я пришла сюда встретиться...
В комнате возник вихрь, который выхватил напитки у выпивающих, который разбросал бутылки из бара как крышки, который поднял мебель и разгромил ее об гипнотическую стену. Официанты и посетители вылетели в лохмотьях за дверь. Ничего не осталось в комнате, только я и она, мы гипнотизировали друг друга, неспособные говорить из-за урагана.
Она собрала свои вещи и вместе мы вышли из разрушенной комнаты. Я следовала за ней, тогда как она переплетала тротуары своими ногами. Я перестала понимать, где мы находимся. Мои сети спутались. От всего города для меня осталась только изогнутая аллея и она — лучшая из крыс.
Наконец мы оказались перед закусочной в обветшалой части города. Она направилась внутрь и мы сели за угрожающе элегантный, покрытый клетчатой скатертью стол, на котором лежали две гвоздики и несколько гриссини. Вышел мальчик с графином красного вина и миской оливок. Он вручил нам меню, как будто это был обычный ужин в обычный день. Я попала в руки Борджиа и теперь они хотели съесть меня.
Я взглянула на меню. ЕДА ВКУСНЕЕ НА ИТАЛЬЯНСКОМ.
Здесь я встретила его, - сказала она. - В 1947 в день, когда я родилась...

11 Alluvia

Мы должны были приближаться к месту встречи с противоположных концов города – я и она. Я рисовала её в воображении – кипящую праведным гневом, уверенную в себе, опасную соперницу, способную побить меня моим собственным оружием. Я думала, что это будет решающее сражение, и победителю достанется Джоув. Когда он узнал, что она мне написала, то решил уехать на выходные к друзьям. Её письмо лежало у меня в кармане. Аккуратный почерк, точные указания. «Встретимся в баре Algonquin Hotel в среду, двенадцатого, в 18.30».


Почему она выбрала именно это место? Я пришла на пять минут раньше. Время тянулось нестерпимо медленно. Я оделась, как воительница: элегантный чёрный наряд, распущенные волосы, толстые золотые обручи в ушах, боевая раскраска. Я была на двадцать лет моложе своей соперницы и не собиралась делать ей никаких скидок. Я надеялась увидеть седину, морщины, лишний вес и поэтическую небрежность в одежде. На ней будут позорные босоножки с колготами и какая-нибудь бесформенная хламида, а потускневшие глаза она спрячет за толстыми стёклами очков, как музейные экспонаты. Тусклые волосы, увядающая кожа, а где-то в глубине тлеет надежда. Я не оставлю от неё ни единой искорки.


Она всё не появлялась. По шахматной доске бара бесшумно сновали вышколенные официанты с хромированными подносами, посетители вертели в руках бокалы с «Мартини». Я ходила по залу, словно чёрный шахматный конь, перешагивала через клетки, делала резкие повороты и пересекала границы, но никто не проявлял ко мне никакого интереса, кроме пары бизнесменов, по достоинству оценивших мои старания.


Конечно же, она не пришла. Я знала, что она не придёт. Это была психологическая война, и я одержала победу. Я вдруг почувствовала невыносимую боль в спине, сделала заказ и рухнула в кресло под пальмой.


– Можно здесь присесть?

– Да, конечно. Вы, наверное, англичанка.

– Почему Вы так подумали?

– Вы слишком вежливы для американки.

– А что, американцы не вежливы?

– Только если им за это хорошо платят.

– Британцы не утруждают себя вежливостью, сколько им ни заплати.

– Значит, мы обе из других племён.

– Я – да. Здесь часто бывал мой отец. Он любил Нью-Йорк. Он говорил, что это единственный город в мире, где человек может оставаться собой, хотя сам изо всех сил старался стать кем-то другим.


– И он смог?

– Что?

– Стать кем-то другим.

– О да, он смог.


Мы замолчали. Она напряжённо смотрела на дверь, а я – на неё. Худощавая, подтянутая, грациозная, она сидела, чуть подавшись вперёд, и накрахмаленная белоснежная блузка чётко обрисовывала гибкую линию спины. Её левая рука была достойна главной витрины Tiffany's. Меня всегда восхищали женщины, которые могут надеть на себя такое количество серебра и не сгибаться под его тяжестью. У неё были роскошные красно-каштановые волосы, блестящие и упругие. Видно было, что ей с ними повезло, и она знает им цену. Во всём её облике чувствовались стиль, изысканность и простота.


– Вы кого-нибудь ждёте? – спросила я.

– Скорее, ждала … – она взглянула на часы, – а Вы здесь остановились?

– Нет, я живу в Нью-Йорке. Работаю в Институте перспективных исследований. Я пришла, чтобы встретиться …

Встретиться. Встать лицом к лицу. Познакомиться. Быть представленной. Найти. Испытать. Получить. Дождаться прибытия. Столкнуться. Сразиться.

– Я пришла, чтобы встретиться …


Небывалой силы ветер, пронёсшийся по залу, вырвал бокалы из рук пьющих, расшвырял бутылки на полках, словно папье-маше, поднял в воздух столы и стулья и с грохотом обрушил их на застывшие в трансе стены. Обслуга и клиенты один за другим вылетали за дверь, словно тряпичные куклы. В опустевшем баре остались только я и она. Мы гипнотизировали друг друга взглядами, не в силах произнести ни слова из-за ветра.


Она схватила свою сумочку, и мы вместе покинули разорённое поле битвы. Она неслась вперёд, как бешеная, тротуар извивался у неё под ногами, я с трудом поспевала за ней. Я не понимала, где мы находимся. Всё вокруг стало зыбким и нереальным. Город превратился в зловещий лабиринт, из которого могла найти выход только она.

Наконец, мы оказались у входа в маленький ресторанчик в захудалом районе, нырнули в дверь и сели за подозрительно симпатичный столик с клетчатой скатертью, двумя гвоздичками и несколькими палочками гриссини. Откуда-то появился паренёк с графином красного вина и мисочкой оливок. Он протянул нам меню, как будто мы пришли просто поужинать. Всё ясно. Я попала в лапы Борджиа, и они хотят заставить меня есть. На первой странице меню было написано: «По-итальянски еда вкуснее».


– Здесь я его встретила, – неожиданно сказала она. – В 1947 году, в день, когда я появилась на свет.

12 Anasazi

К месту встречи съезжались с разных концов города. Представила разъяренную, уверенную женщину, готовую дать отпор, обыграть меня по моим же правилам. Битва за Джова была в разгаре. Когда он узнал о нашей будущей встрече, решил на пару дней уехать к друзьям.

Записка от нее лежала в кармане. Ровные буквы. Четкие указания.

«Встречаемся в среду, 12-го, в 18:30. Бар гостиницы “Алгонквин”».

Почему этот пафосный старинный отель?

Пришла на пять минут раньше. Злодейское время.

Оделась воинственно: вся в черном – от декольте до шпилек, волосы распущены, в ушах по внушительному золотому кольцу, боевой раскрас. У меня преимущество в двадцать лет, я каждый месяц пущу в ход.

Должно быть, она седеющая, в морщинах. Должно быть, давно не следит за фигурой и одеждой. Придет в поэтичных сандалиях на носок, глаза упрятаны за стекла, как музейные экспонаты. Так и вижу предательски редеющие волосы и дряхлеющую плоть. Лишь слабая надежда плещется внутри. Осушу ее до дна.

Ее нигде не было. Люди в баре передвигались будто фигуры по шахматной доске – пары лавировали, боясь расплескать мартини, официанты носили хромированные подносы высоко над головами. Я прошлась по залу черным конем, ход за ходом выписывая выразительные буквы «Г», но кроме двух-трех финансистов, моих маневров никто не оценил.

Конечно, она не пришла. Конечно же, не придет. Я победила в этой войне нервов. Заметила вдруг, как сильно болит шея. Заказала выпить и рухнула в кресло под комнатной пальмой.

– Можно присесть?

– Пожалуйста. Вы, наверное, англичанка?

– Почему же?

– Для американки слишком вежливы.

– Разве американцы не вежливы?

– Только если им хорошо заплатить.

– Британцы грубят, сколько ни заплати.

– Выходит, мы с вами переселенцы.

– Полагаю, что так. Мой отец частенько бывал в Нью-Йорке. Обожал этот город. Говорил, только здесь человек может быть собой, пока из кожи вон лезет, чтобы стать кем-то другим.

– Получилось?

– Что?

– Стать кем-то другим.

– Да, у него получилось.

Помолчали. Она смотрела на дверь. Я посмотрела на нее. Энергичная, поджарая, словно борзая. Она слегка наклонилась вперед, и красивую сильную спину обтянула рубашка, белая, накрахмаленная, дорогая. Левая рука напоминала витрину «Тиффани». Не знаю, как может женщина носить столько серебра и не гнуться под весом.

Волосы темно-красные, гранатово-красные, цвета красной выделанной кожи, послушные от природы и от тщательного ухода. Ее внешность была искусна до полной естественности.

Я спросила:

– Ждете кого-то?

– Ждала, – она взглянула на часы. – Вы здесь остановились?

– Нет, я живу в Нью-Йорке. Работаю в Институте перспективных исследований. Пришла на встречу…

На встречу: чтобы встретиться лицом к лицу с ней. Дождаться ее. Познакомиться с ней. Представиться ей. Составить мнение о ней. Узнать ее. Подпустить ее. Столкнуться с ней. Схлестнуться с ней.

– Пришла на встречу…

В зал ворвался ветер, выбил из рук бокалы с напитками, разбросал бутылки, словно пробки, поднял в воздух мебель и швырнул в оцепенелую стену. Изорванных в клочья официантов и посетителей выкинуло за дверь. В полной пустоте остались только я и она, я и она, замершие в гипнотическом трансе, не способные слышать ничего, кроме шума ветра.

Она подхватила вещи, и вместе мы вышли из перевернутого вверх дном бара. Она ступала по извилистому тротуару, а я просто следовала за ней. Совсем не понимала, где мы. Система координат исказилась. Город превратился в один кривой переулок, и она оказалась более проворной крысой.

Наконец, пришли к маленькой закусочной в каком-то захудалом районе. Она юркнула внутрь, и мы сели за стол. На угрожающе милой клетчатой скатерти две гвоздики и несколько хлебных палочек. Появился официант с графином красного вина и маслинами. Подал меню, словно это был обычный день в обычной закусочной. Я угодила в лапы Борджиа, сейчас меня вынуждали есть.

Заглянула в меню. «По-итальянски еда вкуснее».

– Здесь мы с ним познакомились. В 1947-ом, в день моего рождения…

13 Anasta Red

Чреватая симметрия
Из книги «Чреватая симметрия» Дженет Уилсон

Мы с ней пойдем из разных концов города. Я представила ее, разозленную, самоуверенную, готовую сойтись со мной и побить меня на моем собственном поле. Это большая битва, и победитель получит Джова. Когда я ему сообщила об ее письме, он решил отправиться к друзьям на выходные.
Ее письмо у меня в кармане. Аккуратный почерк. Инструкция, которой нужно повиноваться. «Я встречусь с Вами в среду двенадцатого, в 6.30 вечера в баре гостиницы “Алгонкин”».
Почему она выбрала это место?
Вот и оно.
Пять минут в запасе. Время безжалостно.
Я облачилась, как воин: в черное от глубокого выреза до кончиков туфель, волосы распущены, кольца из дутого золота в ушах, на лице боевая раскраска. У меня преимущество в 20 лет, и я намерена им воспользоваться.
Она, седеющая, морщинистая, обрюзгшая, небрежно одетая, явится в сандалиях и носках, с глазами за стёклами очков, словно музейные экспонаты,.
Я будто видела ее, с вываливающимся телом, волосами и надеждой, крепко запертой внутри. Я опустошу ее до дна.
Ее нигде не видно. Бар был шахматной доской с парами, переставляющими мартини, и официантами, высоко несущими хромированные подносы. Я передвинула бокал «Черного рыцаря» буквой «Г», но за исключением двух бизнесменов-ценителей, никто мной не заинтересовался.
Разумеется, она еще не пришла. Конечно, она не придет. Это война нервов, и я ее выиграла. Я ощутила ужасную боль в шее. Я заказала себе выпить и опустила голову, прикрывшись ладонью.
- Могу я присесть?
- Да, пожалуйста. Вы, должно быть, англичанка.
- Почему?
- Слишком вежливы для американки.
- Американцы невежливы?
- Только если вы достаточно им заплатите.
- Британцы невежливы, сколько бы им не заплатили.
- Тогда мы с вами беженцы.
- Думаю, я точно. Мой отец частенько сюда приезжал. Он любил Нью-Йорк. Говорил, это единственное место на земле, где человек может быть собой, пытаясь стать кем-то еще.
- И как?
- Что?
- Стал кем-то еще?
- Да. Да, стал.
Мы помолчали. Она смотрела на дверь. Я на нее. Она была стройной, напряженной, словно борзая, чуть склонилась вперед, мышцы спины обозначились под белой накрахмаленной, дорогой рубашкой. Ее левая рука выглядела, как витрина «Тиффани». Не представляю, как женщина может сидеть, не сгибаясь, когда на ней столько серебра.
Ее волосы были красные, словно красное дерево, кожа красная и упругая, благодаря природе и усилиям. Мне подумалось, что ее внешность столь же искусна, сколь и искусственна.
«Вы ждете кого-то?» - сказала я.
«Ждала». Она взглянула на часы. «Вы остановились здесь?»
«Нет. Я живу в Нью-Йорке. Работаю в Институте повышения квалификации. Я пришла сюда встретиться с …»
Встретиться: сойтись лицом к лицу. Познакомиться. Представиться. Найти. Испытать. Получить. Ждать явления. Столкнуться.
«Я пришла сюда встретиться с …»
По комнате пронесся вихрь, он вырвал бокалы из рук, разбил бутылки, поднял на воздух мебель и швырнул ее о замершую стену. Растерзанных официантов и клиентов вынесло за дверь. В комнате не осталось ничего, только она и я, загипнотизированные друг другом, потеряв дар речи от этого вихря.
Она собрала свои вещи и вместе мы покинули разрушенную комнату. Мне пришлось идти за ней, пока тротуары извивались под ее ногами. Я не понимала, куда мы идем. Цеплялись решетки. Город искривлялся переулками, и она ловко, словно крыса, скользила по ним.
Наконец мы добрались до маленькой закусочной в неблагополучном районе города. Она шагнула внутрь, и мы уселись за подозрительно чистый стол с клетчатой скатертью и двумя гвоздиками и несколькими хлебными палочками гриссини. К нам вышел парень с графином красного вина и чашкой оливок. Он протянул нам меню, будто это был заурядный ужин в заурядный день. Я попала в руки семейства Борджиа, и теперь они хотят меня накормить.
Я взглянула на меню. «Еда вкуснее в Италии».
«Там я его и встретила», - сказала она. – «В 1947 в день моего рождения…»

14 Anastasia

Предполагалось, что мы с ней подойдем к месту встречи с противоположных концов города. В моем воображении она была злой и самоуверенной, в полной готовности сразиться со мной и победить моим же оружием. Это была жестокая битва, а Джов был главной наградой. Когда я рассказала ему, что она написала мне, он решил съездить к друзьям на выходные. Ее письмо лежало в моем кармане. Аккуратный почерк. Указание к подчинению. «Буду ждать тебя в среду, двенадцатого числа, в баре отеля Алгонкин ровно в 18.30».
Почему она выбрала именно это место?
А вот и отель.
В запасе оставалось еще 5 минут. Время безжалостно.
Я походила на воина: вся в черном, от декольте и до стелек, волосы распущены, в ушах - толстые кольца золота, на лице – боевая раскраска. Перед соперницей у меня было 20 лет преимущества, и я намеревалась извлечь выгоду из каждого месяца.
Конечно же, она седая, морщинистая, грузная, в старом тряпье. Она, естественно, носит сандалии с носками, а глаза, словно выставочные экспонаты в музее, прячет за стеклами. Ее образ настолько четко стоял передо мной, что я могла видеть, как ее волосы выпадают, а кожа становится дряблой. Все, что у нее оставалось – надежда, запрятанная глубоко внутри. Я была готова полностью опустошить ее.


Она еще не пришла. Я оглянулась вокруг. Бар был шахматной доской, на которой смешались парочки, маневрирующие мартини, и официанты, таскающие хромированные подносы на высоко поднятых руках. Я прошлась по бару прямыми углами черного коня поперек и вдоль шахматных линий, но, не считая нескольких оценивающих меня бизнесменов, никто не показал ко мне ни малейшего интереса.
Конечно же, она не пришла. Конечно же, она не придет. Это была психологическая война, и в ней я одержала победу. Ощущая ужасную боль в шее, я заказала выпить и, обессилев, села за столик под пальмой в горшке.
- Можно мне здесь сесть?
- Конечно, садитесь. Должно быть, вы из Англии.
- Почему Вы так решили?
- Слишком вежливы, чтобы быть американкой.
- Разве американцы не могут быть любезными?
- Только если им достаточно заплатить.
- Англичане грубят независимо от того, сколько им платят.
- Тогда, должно быть, мы с Вами беженцы.
- Полагаю, меня можно так назвать. Мой отец любил приезжать сюда. Ему нравился Нью-Йорк. Он говорил, что это – единственное место в мире, где возможно остаться самим собой, в поте лица пытаясь стать другим человеком.
- У него получилось?
- Получилось что?
- Стать другим человеком.
- Да. Еще как.
Мы замолчали. Она все продолжала смотреть на дверь. Я окинула ее взглядом. Худая, взволнованная, она походила на борзую; она сидела, подавшись вперед, и мышцы на ее спине были видны сквозь блузку, белую, накрахмаленную и ужасно дорогую. Ее левая рука выглядела как витрина Тиффани. Не знаю, как женщина может носить столько серебра и сидеть, не сгибаясь.
Ее волосы были бордового кожаного оттенка, совсем как плоды кизилового дерева, изгиб ее локонов частично был природным даром, частично - результатом усилий. Про себя я решила, что ее внешний вид был искусным в той же степени, как он был безыскусным.
- Вы кого-то ждете? – спросила я.
- Ждала, - она взглянула на часы. – Вы остановились в этом отеле?
- Нет, я живу в Нью-Йорке. Работаю в Институте перспективных исследований. Я пришла сюда, чтобы встретиться с…
Встретиться с: столкнуться лицом к лицу с; познакомиться с; представиться; найти; ощутить на себе; воспринять; ожидать прибытия; столкнуться; провести схватку.
- Я пришла сюда, чтобы встретиться с…


Сильный порыв ветра заставил посетителей бара разлить их напитки, он разбросал бутылки, как пробки, поднял мебель в воздух и разбил ее вдребезги о стену. Официанты и посетители в лохмотьях выскочили на улицу. В помещении не осталось никого, кроме нас, словно загипнотизированных друг другом, из-за ветра не способных произнести ни слова.


Она схватила свои вещи, и мы в спешке покинули разрушенное помещение. Она петляла по тротуарам, и мне пришлось идти за ней следом, стараясь не отставать. Скоро я перестала понимать, где мы находимся. Решетка захлопнулась. Весь город был узким переулком, а она была лучшей крысой.
Наконец мы очутились перед небольшой забегаловкой в неблагополучном районе города. Она, не торопясь, зашла внутрь, и мы уселись за покрытый скатертью в клетку столик, пугающий своей изысканностью, на котором стояли гвоздики и лежало несколько хлебных палочек. К нам вышел официант с графином красного вина и миской с оливками. Он подал нам меню, словно это был обыкновенный ужин обыкновенного дня. Я попала в руки семейке Борджиа*, и теперь они хотят, чтобы я поела.
Я взглянула на меню. ВСЕ ВКУСНЕЕ ПО-ИТАЛЬЯНСКИ.
- Здесь я его и встретила, - сказала она. – В 1947 году, в день моего рождения…


---- сноска ----
*Борджиа – испанский дворянский род, ставший синонимом распущенности.
------------

15 Anastasiya

Вероятно, мы с его женой подъедем к месту встречи с разных концов города. Думаю, она будет на меня зла, самоуверенна, готова померяться силами и превзойти меня в моей же игре. Схватка предстоит серьёзная, и в качестве приза победительнице достанется Джоув. На эти выходные он решил уехать к друзьям, после того как я сказала, что мне написала его благоверная.

Её письмо у меня в кармане. Аккуратный почерк. Инструкции для выполнения: «Встретимся двенадцатого, в среду, полседьмого, бар отеля „Алгонкин“».

Почему она выбрала именно это место?

А вот и оно.

В запасе пять минут. Беспощадного времени.

Я оделась как воительница: в чёрном от ложбинки до стелек, распущенные волосы, крупные золотые кольца в ушах, боевая раскраска-макияж. На моей стороне двадцать лет преимущества в возрасте, и я намерена использовать каждый месяц этого времени.

Уверена, у моей соперницы есть седина, есть морщины, есть лишний вес, да и одевается она как попало. Наверняка носит этакие умилительные носочки с сандалиями, а её глаза — за стёклами, будто музейные экспонаты.

Я так живо её представила: выбившиеся волосы, нависшие над поясом жировые складки, упорствующую надежду. От такой противницы я бы оставила мокрое место.



Но её нигде не было. Бар представлял собой шахматную доску из пар, маневрирующих с мартини, и официантов, которые высоко несли хромированные подносы. Я сделала несколько ходов углом, на манер чёрного коня, перпендикулярно и не перпендикулярно линиям шахматной разметки, но, кроме нескольких восприимчивых бизнесменов, мной, похоже, никто не заинтересовался. Соперница, разумеется, не пришла. Ну разумеется, с чего ей приходить. Это была война нервов, и я победила.

И тут мою шею пронзила боль. Я заказала выпить и рухнула под пальму в горшке.

— Не против, если я подсяду?

— Конечно. Вы, должно быть, англичанка.

— Почему вы так решили?

— Слишком вежливая для американки.

— Разве американцы не вежливые?

— Вежливые, но только если вы им хорошо платите.

— Британцы далеко не вежливы, сколько бы вы им ни платили.

— Тогда мы с вами наверно беженки.

— В моём случае, пожалуй, так и есть. Мой отец часто здесь бывал. Он любил Нью-Йорк. Говорил, это единственное место в мире, где человек может сохранять верность себе, пока пашет на износ, чтобы стать кем-то другим.

— И у него вышло?

— Что?

— Стать кем-то другим?

— Да, вышло.

Мы замолкли. Моя собеседница поглядывала на вход. Ну а я глядела на неё, поджарую и жилистую, как гончая. Сейчас она чуть подалась вперёд, и её рубашка — белая, накрахмаленная, дорогая — обрисовывала мышцы спины. Что до левой руки, та скорей походила на витрину «Тиффани». Как можно носить столько серебра и при этом не сгибаться под его тяжестью?

Волосы у незнакомки были тёмно рыжие, рыжие, словно древесина кизила, рыжие, словно кожа, и отличались той шелковистостью, что отчасти — дар, а отчасти — плод усилий. Пожалуй, её внешность производила впечатление утончённости и вместе с тем отсутствия всяких потуг на утончённость.

— Кого-нибудь ждёте? — спросила я.

— Ждала. — Она поглядела на часы. — Вы остановились в отеле?

— Нет. Я из Нью-Йорка. Работаю в Институте передовых исследований. Я пришла сюда встретиться…

Встретиться: увидеться лицом к лицу. Завести знакомство. Представиться. Узнать. Составить мнение. Откликнуться на письмо. Ждать прихода. Столкнуться. Столкнуться в противоборстве.

— Я пришла сюда встретиться…



В комнате поднялся ветер. Он вырвал выпивку из рук пивших, он разметал барные бутылки, словно пробки, он поднял и швырнул мебель в огорошенную стену. Потрёпанных обслугу и обслуживаемых выдуло за дверь. В помещении никого не осталось, только она и я, она и я, завороженные друг другом и неспособные говорить из-за ветра.



Затем она собрала свои вещи, и мы вместе покинули разгромленную комнату. Мне пришлось гнаться следом. Тротуары под её ногами петляли. Я совершенно перестала понимать, где мы. Координатная сетка искривилась. Город превратился в извилистый переулок, и она была крысой, которая знает все ходы и выходы лучше меня.

В конце концов, мы оказались в хорошо знакомой мне части Нью-Йорка. Моя соперница завернула в маленькую закусочную, и мы уселись за зловеще милый столик под клетчатой скатертью, на которой были две гвоздики и несколько палочек гриссини. С графином красного вина и креманкой оливок вышел парень. Он раздал нам меню так, как будто это просто обычная закусочная в обычный день. Я попала в лапы к Борджиа и теперь они хотели меня накормить.

Я взглянула на меню: «Итальянская кухня — вкуснейшая в мире».

— Именно здесь мы с ним повстречались, — сказала она. — В сорок седьмом, в тот день, когда я родилась…

16 Anjeffrey

Anjeffrey

Джанет Уинтерсон

Она и я приближались к месту встречи с разных концов города. Я представляла ее – гневную, самоуверенную, готовую противостоять мне и одержать победу в моей собственной игре. Предстоял нешуточный бой и сам Юпитер ожидался в качестве приза. Когда я сказала ему, что она написала мне, он решил съездить к друзьям на уик-энд.
Ее письмо лежало в моем кармане. Аккуратный почерк. Словно инструкция к исполнению. “Я буду ждать Вас в среду 12 числа в 6:30 вечера в баре отеля “Альгонквин”. Почему она выбрала этот отель?
А вот и он. Я была у цели. Пять минут в запасе. Как безжалостно время.
Мой наряд был сродни моему воинственному настрою: вся в черном - от декольте до стелек, распущенные волосы, массивные золотые обручи в ушах и “боевая раскраска”. Я имела 20-летнее преимущество над своим противником, каждый месяц которого обещал стать моим боевым патроном.
Она должна была быть седеющей, с морщинами, несомненно, имевшей лишний вес и небрежно одетой. Вероятно, поэтически обутая в сандалии на босые ноги, глаза скрыты за стеклами очков, как музейные экспонаты. Я могла видеть ее: растрепавшиеся волосы и выпирающая плоть, надежда, запертая внутри. Я бы слила ее в отстойник.


Никого похожего на нее. Бар выглядел шахматной доской с парами посетителей, маневрировавших с коктейлями, и официантов, высоко несших хромовые подносы. Я двинулась черным конем в правый угол, пересекая ряды клеток, но кроме нескольких оценивающих бизнесменов никто, казалось, не заинтересовался мной.
Конечно, она не пришла. Естественно, она бы не пришла. Это была психологическая схватка и я победила. Напряжение отозвалось болью в шее. Я заказала напиток и плюхнулась под комнатную пальму.
- Разрешите присесть?
- Пожалуйста. Вы должно быть англичанка.
- Почему Вы так решили?
- Слишком вежливы для американки.
- Разве американцы не вежливы?
- Только если им достаточно платят.
- Британцы невежливы вне зависимости от того, сколько им платят.
- В таком случае мы с вами, похоже, переселенцы.
- Полагаю ко мне это применимо. Мой отец частенько захаживал сюда. Он любил Нью-Йорк. Он говорил, что это единственное место в мире, где человек может быть собой, в то время как выбивается из сил, чтобы стать кем-нибудь еще.
- И ему это удалось?
- Что?
- Стать кем-нибудь еще?
- Да. Вполне.
Мы молчали. Ее взгляд был направлен к двери. Я посмотрела на нее. Она была стройной, живой, подтянутой, легкий наклон вперед очерчивал контуры ее тела под блузкой - белой, накрахмаленной, дорогой. Ее левая рука выглядела как витрина у “Тиффани”(1). Я гадала, как женщина, надев такое количество серебра, может сидеть, не опираясь.
Ее волосы были темно-рыжими, цвета кизила, с оттенком натуральной кожи и эластичностью, являвшейся как природным даром, так и результатом заботы. Я полагала, что ее облик был настолько же творческим, насколько и естественным.
- Вы ждете кого-то? – спросила я.
- Жду. - Она взглянула на часы. - Вы проездом здесь?
- Нет. Я живу в Нью-Йорке. Работаю в Институте Повышения Квалификации. Я пришла сюда, чтобы встретиться. . .
Встретиться: встать лицом к лицу. Познакомиться. Быть представленным. Обрести. Познать. Принять. Ждать прибытия. Столкнуться. Столкнуться в конфликте.
- Я пришла сюда, чтобы встретиться. . .


Внезапно пространство комнаты заполнил ветер, который, неистово заметавшись, вырвал напитки из рук пьющих, раскидал бутылки в баре словно пробки, поднял в воздух мебель и швырнул ее в оцепеневшую стену. Официанты и обслуга, словно фрагменты непрочного паззла, были сметены порывом из дверей. В опустевшей комнате остались только она и я, она и я, завороженные друг другом, неспособные говорить из-за ветра.


Она собрала свои вещи, и мы вместе покинули разрушенную комнату. Я вынуждена была следовать за ней, наблюдая, как мостовые извивались, петляли и неожиданно меняли направление под ее ногами. Я потеряла нить наших перемещений. Решетка защелкнулась. Город был лабиринтом, а она была лучшей крысой.
Наконец мы достигли небольшого ресторанчика в потрепанной части города. Она двинулась внутрь, и мы очутились за угрожающе милым, покрытым клетчатой скатертью столом, с двумя гвоздиками и несколькими прутиками гриссини(2). Вышел мальчик с графином красного вина и блюдом оливок. Он вручил нам меню, как будто это был заурядный обед в обычный день. Я попала в руки Борджиа(3), и теперь они хотели, чтобы я поела.
Я взглянула в меню. ЕДА ВКУСНЕЕ НА ИТАЛЬЯНСКОМ ЯЗЫКЕ.
- Это то место, где я встретила его, - сказала она. – В 1947-м, в день моего рождения. . .



(1)Tiffany&Co – знаменитый ювелирный дом, законодатель ювелирной моды в США
(2)Гриссини (итал. Grissini) – традиционные итальянские хлебные палочки.
(3)Борджиа – испано-итальянский знатный род, переживавший расцвет в эпоху Ренессанса. Клан Борджиа снискал славу маниакальных отравителей.




 

17 Annushka

Джанет Уинтерсон
ИДЕАЛЬНАЯ СИММЕТРИЯ (отрывок)
Она и я должны были подойти к месту встречи с противоположных концов города. Я представляла ее разозленной, уверенной в себе, готовой вступить в мою игру и выиграть. Это была серьезная битва, победитель получал Джова. Когда я ему сказала, что получила от нее письмо, он решил съездить к друзьям на выходные. Ее письмо лежало у меня в кармане. Аккуратный почерк, четкие инструкции: «Жду в среду 12-го в 6.30 вечера в баре отеля «Алгонкин».
Почему она выбрала это место?
Вот и отель.
До встречи еще пять минут. Как безжалостно время. Я оделась как воин: вся в черном от декольте до стелек, волосы зачесаны назад, в ушах большие золотые серьги-кольца, макияж - боевой раскрас. У меня было преимущество в 20 лет, и я намеревалась воспользоваться каждым месяцем из них.
Она наверняка уже седеющая, с морщинами, полноватая, небрежно одетая женщина. А еще она, вероятно, носит сандалии на босу ногу (романтичная особа), глаза - за стеклами очков, как музейные экспонаты. Я ее увижу, волосы у нее уже не те, и тело не то, только остатки надежды затаились где-то глубоко. Да я ее просто спущу в унитаз.
Ее нигде не видно. Бар напоминал шахматную доску с парочками, делающими рокировки с «Мартини», и официантами, продвигающимися с хромированные подносами над головами. Я сделала ход черным конем вправо, прошла на шаг вперед, но не заметила какого-либо интереса к себе, разве что со стороны нескольких бизнесменов.
Ну конечно она не пришла. И не должна была. Это была война нервов, и я победила. Я ощутила сильную боль в шее. Заказа напиток, я рухнула на ближайшее место под пальмой в горшке.
- Могу я здесь присесть?
- Да, конечно. Вы наверно англичанка?
- Почему?
- Слишком вежливы для американки.
- Американцы, что, не вежливы?
- Только если вы им достаточно платите.
- А британцы не вежливы, сколько бы вы им не платили.
- Тогда мы с вами беженцы.
- Думаю, что я – так уж точно. Мой отец приехал сюда. Он любил Нью-Йорк. Он говорил, что это единственное место в мире, где человек может оставаться собой, пока из кожи вон лезет, чтобы стать другим человеком.
- Ему удалось?
- Что?
- Стать другим человеком?
- Да, удалось.
Мы замолчали. Она смотрела на двери. Я на нее. Она была стройная, фигура подтянутая, поджарая как у борзой. Она сидела, чуть наклонившись вперед, рельеф мускул на спине подчеркивала ее сорочка - белоснежная, накрахмаленная, дорогая. Ее левая рука выглядела как витрина “Тиффани”. Я не представляла себе, как женщина может, не сгибаясь, носить на себе столько серебра.
Волосы у нее были темно рыжие, как плоды кизила, как рыжая замша, гладкие, упругие от природы и красиво уложенные. Весь ее внешний вид был создан с искусной небрежностью.
- Вы кого-то ждете? – спросила я.
- Ждала. - Она посмотрела на часы. – Вы живете в этой гостинице?
- Нет. Я живу в Нью-Йорке. Работаю в Институте перспективных исследований. Здесь мне нужно встретиться …
Встретиться: оказаться лицом к лицу. Познакомиться. Представиться. Найти. Попробовать. Испытать. Получить. Дождаться. Столкнуться. Вступить в конфликт.
- Здесь мне нужно встретиться …
В комнату ворвался ветер, вырвал напитки из рук, разметал все бутылки в баре, приподнял мебель и опрокинул ее о вибрирующую стену, подхватил ковры, со стоящими на них официантами и посетителями и вынес их наружу. В комнате никого не осталось, только она и я, она и я, загипнотизированные друг другом, ветер мешал нам говорить.
Она собрала свои вещи, и вместе мы вышли из разгромленного бара. Я шла за ней, она петляла по улицам. Я потеряла ориентацию в пространстве. Большой город превратился в переплетение узких кривых полумрачных улочек, снуя по лабиринтам которых она была более проворной крысой.
Наконец-то мы остановились поесть в каком-то обшарпанном квартале. Она занырнула внутрь заведения, и мы сели за подозрительно аккуратно сервированный столик с клетчатой скатертью, на котором стояли две гвоздики и несколько палочек гриссини. Вышел официант с кувшином красного вина и чашей оливок. Он протянул нам меню, как будто мы просто зашли на обычный ужин в обычный день. Я упала в объятья семейства Борджия, и они хотели меня накормить.
Я посмотрела в меню. ЕДА ВКУСНЕЕ НА ИТАЛЬЯНСКОМ.

- Здесь мы впервые встретились, - сказала она. – В 1947, в день, когда я родилась…

18 Antosha

Джанет Уинтерсон
Интуитивная симметрия отношений


Мы приближались к месту нашей встречи, вероятно, с противоположных концов города. Я представила ее разгневанную, уверенную в себе, готовую бороться и победить меня в моей же собственной игре. Это была серьезная битва, где наградой был Джов. Когда я сказала ему, что она мне написала, он решил не вмешиваться и на выходных втретиться с друзьями.
У меня в кармане лежало ее письмо. Аккуратный почерк. Инструкция к исполнению. «Мы встретимся в среду, 12-го, в 18:30, в отеле «Алгонкин», в баре».
Почему она выбрала это место?
Это здесь. До условленного времени оставалось еще пять минут. Казалось, вечность.
Мне нужно было выглядеть как можно эффектнее, ведь это была война, и я оделась, как боец: во всё черное, распущенные волосы, крупные золотые серьги, яркий макияж. Я была моложе моей соперницы на двадцать лет и собиралась использовать каждый месяц этого преимущества.
У нее, возможно, уже начали седеть волосы и появились морщины. Она, наверняка, страдает избыточным весом и небрежно одета. Может быть, она будет старомодно романтична в носочках и сандалиях, а ее глаза за стеклами очков будут мерцать, как средневековые музейные экспонаты. Я легко спущу ее в канализацию, как ненужный хлам.

Никаких признаков ее присутствия. Пол в баре был в виде шахматной доски, мелькали бокалы с напитками, а официанты пробирались между столиками, высоко поднимая над головой подносы. Я пошла по чёрным клеткам, образуя прямой угол, но, кроме нескольких благодарных бизнесменов, оценивших мой «ход конём», не было никого, кто бы мной заинтересовался.
Конечно, она не пришла. Конечно же, она не придёт. Это была битва нервов, и я победила. От перенапряжения я почувствовала сильную боль в шее. Я заказала выпить и рухнула в изнеможении на стул под пальмой в горшке.
- Извините, здесь свободно?
- Пожалуйста, присаживайтесь. Вы, должно быть, англичанка.
- Почему вы так решили?
- Вы слишком вежливы для американки.
- А американцы, значит, не вежливые?
- Только если хорошо заплатить.
- Англичане тоже не вежливые, и не важно, заплатите вы или нет.
- Получается, что мы с вами не местные.
- Ну, если говорить обо мне, то, видимо, да. Мой отец часто приезжал сюда. Он любил Нью-Йорк. Он говорил, что это единственное место в мире, где человек может быть самим собой, а если работать с утра до ночи, можно добиться многого, стать кем-то в жизни.
- И ..?
- Что?
- Стал?
- Да. Он стал.
Некоторое время мы сидели молча. Она смотрела на дверь, а я смотрела на нее. У нее было стройное, подтянутое тело. Она была сильно взволнованна, сидела немного наклонясь вперед, и контуры ее мышц виднелись сквозь рубашку, белую, кристально чистую и дорогую. Ее левая рука была в дорогих украшениях, как с витрины «Тиффани». Я не могла понять, как женщина может носить так много серебра и сидеть ровно, не заваливаясь под его тяжестью.
У нее были ухоженные, натуральные темно-рыжие волосы. Я вдруг поняла, что ее внешний вид был продуманным и в то же время естественным.
- Вы кого-то ждете?
- Ждала. Она посмотрела на часы. - А вы остановились в этом отеле?
- Нет, я живу в Нью-Йорке и работаю в Институте перспективных исследований. Я пришла сюда, чтобы встретиться...
Встретиться: лицом к лицу. Познакомиться. Представиться. Испытать. Найти. Получить. Дождаться. Столкнуться. Драться.
- Я пришла сюда, чтобы встретиться...

Внезапно между нами возникло такое сильное напряжение, как будто сильный ветер ворвался в помещение. Этот ветер вырвал напитки из рук, разбросал бутылки в баре, поднял в воздух мебель и разбил ее о стены, а посетителей и официантов вышвырнул на улицу. В баре остались только она и я. Мы гипнотизировали друг друга, не в состоянии вымолвить слова из-за ветра.

Она собрала свои вещи, и мы вместе покинули разрушенный бар. Она уверенно шла по тротуарам, в ней ощущалась сила и власть, и я вынуждена была следовать за ней. Я перестала контролировать дорогу и не понимала, где мы находимся. Город словно подчинился ей, и она чувствовала себя в нем как рыба в воде.
Наконец мы пришли в небольшую закусочную, расположенную в унылом и неприглядном районе города. Она уверенным шагом зашла внутрь, и мы сели за угрожающе милый столик с клетчатой скатерью. На столе стояла ваза с двумя гвоздиками и лежали несколько палочек гриссини* . Мальчик принес графин красного вина и тарелку оливок. Он подал нам меню, будто это был просто обычный ужин в обычный день. Я чувствовала себя как во сне, где я попала в руки Борджиа** , и теперь они хотели меня съесть.
Я посмотрела меню: НА ИТАЛЬЯНСКОМ ЯЗЫКЕ ЕДА ВКУСНЕЕ .
- Это то место, где я встретила его, - сказала она. - В 1947 году, в день, когда я родилась...

*Гриссини (итал.grissini) – традиционные итальянские хлебные палочки, обычно размером чуть больше карандаша.
**Борджиа (итал. Borgia) – испанский дворянский род из Аргона, правители города Гандиа. Род подарил католическому миру двух римских пап и два десятка кардиналов. Его имя стало синонимом распущенности и вероломства.

19 Ares

Мы направлялись на место встречи с разных концов города. Я представляла ее злой, уверенной в себе, готовой бороться и победить меня в моей собственной игре. Намечалось большое противостояние, призом в котором должен был стать Джоув. Когда я сказала ему, что получила от нее письмо, он решил в эти самые выходные навестить друзей.
Письмо лежало в кармане. Убористый почерк. Текст четок и лаконичен: « Встретимся в среду, двенадцатого числа, в 6:30 вечера в баре отеля Алгонквин».
Почему она выбрала именно это место?
А вот и он.
Осталось лишних пять минут. Время жестоко.
Одета я была воинственно: вся в черном с головы до пят, волосы распущены, в ушах – толстые золотые кольца, на лице – боевая раскраска. У меня за плечами имелось преимущество перед соперницей в двадцать лет, и я собиралась воспользоваться каждым месяцем этой разницы.
Она наверняка должна была оказаться седеющей, морщинистой, страдающей избыточным весом, небрежно одетой. Лирический образ дополнялся натянутыми на носки сандалиями, а глаза за стеклами очков походили на музейные экспонаты. Я практически воочию ее видела: теряющие форму волосы и тело, с увядшей надеждой внутри. Я готова была ее с землей сравнять.
Ее нигде не было видно. Бар – точно шахматная доска, фигурами на которой выступали парочки, ловко управлявшиеся с бокалами мартини, да официанты, разносившие хромовые подносы на высоко поднятых руках. Я, словно черный конь, вышагивала под прямыми углами вдоль и поперек между рядами, но, за исключением оценивающих взглядов нескольких бизнесменов, никому, похоже, не было до меня дела.
Конечно она не пришла. Конечно она не осмелилась бы прийти. Эта была психологическая война, и победила в ней я. Вдруг у меня ужасно заболела шея. Я заказала выпить и съежилась от легкого прикосновения ладони.
- Можно присесть?
- Да, пожалуйста. Вы, наверное, англичанка?
- Почему Вы так решили?
- Слишком вежливы для жительницы США.
- Разве американцы невежливы?
- Только если им за это хорошо платят.
- Британцы невежливы всегда, сколько бы им ни заплатили.
- Тогда мы с Вами, наверное, эмигранты.
- Думаю, я - да. Мой отец приходил сюда. Он любил Нью-Йорк. Говорил, это единственное место, где человек может из кожи вон лезть, чтобы кем-то стать и оставаться при этом собой.
- И он смог?
- Что?
- Стать кем-то.
- Да. Да, смог.
Помолчали. Она смотрела на дверь. Я взглянула на нее. Худая, нервная, телосложением напоминавшая гончую, она сидела, напряженно подавшись вперед, и мышцы спины четко вырисовывались под тканью белой, накрахмаленной, дорогой блузки. Ее левая рука была похожа на витрину магазина Тиффани. Я диву далась, как женщина может носить на себе столько серебра и не согнуться под его тяжестью.
Волосы у нее были темно-рыжие, цвета ягод кизила, цвета красной замши, упругие, отчасти благодаря природе, отчасти – уходу. На мой взгляд, выглядела она утонченно и, в то же время, бесхитростно.
- Вы кого-то ждете? – спросила я.
- Ждала. – Она посмотрела на часы. – Вы здесь остановились?
- Нет. Я живу в Нью-Йорке. Работаю в Институте перспективных исследований. Я приехала сюда, чтобы встретиться…
Встретиться: сойтись лицом к лицу; познакомиться; быть представленной; найти; убедиться на опыте; принять; ожидать прихода; столкнуться; схлестнуться в конфликте.
- Я пришла сюда, чтобы встретиться…
В помещении поднялся вихрь, который расплескал напитки, разметал бутылки на барной стойке, словно легкие пробки. Мебель поднялась в воздух и как заколдованная разбилась вдребезги о стену. Официанты и ожидавшие их гости в истерзанной одежде вылетели за дверь. В комнате не осталось никого кроме нас, ее и меня, завороженных друг другом, не способных говорить из-за ветра.
Она собрала свои вещи, и мы вместе покинули разрушенную комнату. Мне приходилось следовать за ней, ведь, казалось, тротуары закручивались у нее под ногами. Я потеряла ощущение пространства. Лабиринт улиц слился в одну. Город превратился в изогнутую аллею, а она ориентировалась в нем лучше крысы.
В конце концов мы дошли до маленького трактира в бедном районе города. Она проскользнула внутрь, и мы устроились за вызывающе милым, покрытым клетчатой скатертью столиком, на котором стояли две гвоздики и несколько палочек гриссини. Вышел молодой официант с графином красного вина и чашей оливок. Он подал нам меню, словно это был обычный обед в самый обычный день. Я попала в руки Борджиа*, и сейчас они хотели меня накормить.
Открываем меню. ЕДА, ПРИГОТОВЛЕННАЯ ПО-ИТАЛЬЯНСКИ, ВКУСНЕЕ.
- Вот здесь я его и встретила, - сказала она. – В 1947 году, в день, когда появилась на свет…

* Борджиа – старый аристократический испанский род, некоторые представители которого занимали высшие чины в католической церкви и позже перебрались в Италию.

20 arienai

Мы с ней должны были выйти к месту встречи с разных концов города. В своем воображении я рисовала ее злой, самоуверенной, готовой выступить против меня и победить в моей собственной игре. Нам предстояла грандиозная битва, битва за Джова. Когда я рассказала ему про ее письмо, он решил съездить к друзьям на выходные.

Письмо лежало у меня в кармане. Аккуратный почерк. Четкие инструкции. «Встретимся в среду, двенадцатого, в шесть тридцать, в баре гостиницы Алгонкин».

Почему она выбрала именно это место?

Но что ж, я пришла.

Пять минут ожидания. Время, ты жестоко.

Я оделась как воин: черное от выреза до стелек, распущенные волосы, массивные золотые кольца в ушах, боевой макияж. Я намеревалась использовать каждый месяц своего двадцатилетнего преимущества над противником.

У нее будет седина в волосах, морщины на лице, и лишний вес, и неряшливая одежда. И наденет она носки с босоножками, и глаза ее будут смотреть из-за стекол очков, как музейные экспонаты. Такой я представляла ее, и под волосами, под кожей я видела бьющуюся внутри надежду, которую я собиралась выжать досуха.

Ее нигде нет. Бар — шахматная доска, а пары с бокалами мартини и официанты с высоко поднятыми хромированными подносами — фигуры на ней. Я прошлась черным ферзем по диагонали и обратно, но никто не обратил на меня внимания, кроме нескольких заинтересовавшихся бизнесменов.

Конечно, она не пришла. Конечно, она передумала приходить. Я победила в войне нервов. Поняв, что у меня ужасно разболелась шея, я заказала выпить и рухнула за столик под пальмой в кадке.

— Не возражаете, если я присяду?

— О, пожалуйста. Вы, должно быть, англичанка.

— Почему?

— Слишком вежливый вопрос для американки.

— Разве американцы не вежливые?

— Только если им хорошо за это платят.

— Британцы не станут вести себя вежливо, сколько им не плати.

— Тогда мы с вами, должно быть, беженцы.

— Пожалуй, меня можно так назвать. Мой отец часто сюда приходил. Он любил Нью-Йорк. Говорил, это единственное место в мире, где человек может оставаться собой, отдаваясь до конца работе, чтобы стать кем-то другим.

— У него получилось?

— Что?

— Стать кем-то другим.

— Да. Да, у него получилось.

Мы немного помолчали. Она смотрела на дверь. Я смотрела на нее. Стройная, взвинченная, поджарая, она сидела, наклонившись вперед, и под белой, накрахмаленной, дорогой блузкой выступали мышцы спины. Левая рука — как витрина Тиффани. Я не знала, что женщина может носить столько серебра и не крениться на бок.

Ее темно-рыжие волосы, цвета кизила, цвета красной кожи, казались не то прекрасно ухоженными, не то мягкими и послушными от природы. Мне подумалось, что ее внешность настолько же искусственна, насколько безыскусна.

— Ждете кого-то? — спросила я.

— Ждала. — Она глянула на часы. — Вы живете здесь, в гостинице?

— Нет. Я живу в Нью-Йорке. Работаю в Институте перспективных исследований. А сюда я пришла, чтобы встретиться с…

Встретиться: оказаться лицом к лицу. Познакомиться. Быть представленной. Найти. Ощутить. Получить. Дождаться. Столкнуться. Столкнуться в противостоянии.

— Я пришла сюда, чтобы встретиться с…

По залу прошелся ветер: он вырвал из рук напитки, он разметал по бару бутылки, он поднял в воздух мебель и разломал ее о стены. Посетители и официанты лоскутами вылетели за двери, и в зале остались только мы с ней. Мы с ней, загипнотизированные друг другом, неспособные говорить из-за ветра.

Она собрала свои вещи, и мы вместе вышли из разрушенного бара. Мне пришлось шагать вслед за ней по тротуару, извивающемуся под ее ногами. Я перестала понимать, где мы. Сетка схлопнулась. Город превратился в кривой переулок, в котором она ориентировалась лучше меня.

Наконец мы добрались до небольшой закусочной в потрепанной части города. Она влетела внутрь, и мы уселись за пугающе милый столик со скатертью в клеточку, который украшали две гвоздики и несколько хлебных палочек. Появился молодой человек с графином красного вина и мисочкой оливок. Он вручил нам меню, словно мы пришли на обыкновенный ужин в обыкновенный день. Я попалась в руки Борджиа, и мне придется есть за их столом.

Я посмотрела на меню. «ВСЕ ВКУСНЕЕ ПО-ИТАЛЬЯНСКИ».

— Здесь мы с ним впервые повстречались, — сказала она. — В сорок седьмом, в день, в который я родилась…

21 Arina_S

Мы с ней будем добираться до места встречи с разных концов города. Представляю, как она сейчас злится, накручивает себя, чтобы помериться со мной силами и победить меня моим же оружием. Ведь призом в этой нелёгкой битве будет Джов. Когда я рассказала ему о том, что она мне написала, он решил провести выходные с друзьями.

Её письмо у меня в кармане. У неё аккуратный почерк. И приказной тон. «Встретимся в среду, 12, в полседьмого вечера, в баре отеля «Алгонкин».

Почему она выбрала именно это место?

Вот он, бар.

До встречи осталось пять минут. Как быстро летит время.

Я во всеоружии: в чёрном от декольте до пят, с распущенными волосами, с толстыми золотыми серьгами-кольцами в ушах и ярким макияжем. Я младше неё на 20 лет, и постаралась представить в выгодном свете каждый месяц своего преимущества.

Она окажется полуседой, морщинистой, полной и неряшливо одетой. В вычурных носочках и сандалиях. В очках, за стёклами которых её глаза будут выглядеть как музейные экспонаты. Я видела её словно наяву: взъерошенную и одутловатую, но всё ещё на что-то рассчитывающую. Я разобью её надежды в пух и прах.

Но что-то её нет. По бару, словно по шахматной доске, перемещались парочки с мартини и официанты с высоко поднятыми хромированными подносами. Я чёрным ферзем пересекла зал, но заинтересовались мной лишь несколько обладавших хорошим вкусом бизнесменов.

Ну конечно, она не пришла. И вряд ли придёт. Я победила в этой войне нервов. И лишь сейчас я ощутила, что у меня жутко болит шея. Я заказала выпивку и обессиленно опустилась за столик у пальмы.

– Могу я присесть?

– Да, конечно. Вы, наверное, англичанка.

– Почему вы так решили?

– Вы слишком вежливы для американки.

– Неужели американцы невежливые?

– Только если им достаточно заплатить.

– Британцы не станут вежливей, сколько им ни заплати.

– Значит, мы с вами эмигранты.

– Можно сказать и так. Мой отец часто приезжал сюда. Он любил Нью-Йорк. Он говорил, что это единственное место на Земле, где можно остаться собой, даже изо всех сил пытаясь измениться.

– И у него получилось?

– Что именно?

– Измениться.

– О да.

Мы замолчали. Она смотрела на входную дверь, я смотрела на неё. Она сидела, чуть подавшись вперёд, её стройное тело напряглось, как у гончей, гибкая спина обрисовалась под блузкой – белой, накрахмаленной, дорогой блузкой. Её левая рука выглядела как витрина магазина Тиффани. Не представляю, как женщина может носить столько серебряных украшений и не сгибаться под их тяжестью.

Волосы её, тёмно-красные, словно ягоды кизила, словно выделанная красная кожа, лежали послушно отчасти благодаря природным свойствам, отчасти – укладке. Весь её облик казался одновременно продуманным и безыскусным.

– Вы кого-то ждёте? – спросила я.

– Ждала. – Она посмотрела на наручные часы. – Вы остановились в этом отеле?

– Нет. Я живу в Нью-Йорке. Работаю в Научно-исследовательском институте. Я пришла сюда, чтобы встретиться…

Встретиться: увидеться лицом к лицу. Познакомиться. Быть представленной. Обнаружить. Узнать. Получить. Ждать прихода. Столкнуться. Вступить в конфликт.

– Я пришла сюда, чтобы встретиться…

В зал ворвался ветер, выбил напитки из рук пьющих, разметал бутылки, словно жестяные крышки, поднял мебель и швырнул её в стены. Официантов и посетителей в оборванной одежде вынесло наружу. Остались только мы с ней, зачарованно глядевшие друг на друга не в силах произнести ни слова из-за ветра.

Она взяла свои вещи, и мы вышли из разгромленного бара. Она крутила ногами мостовую, я шла за ней. И не понимала, где мы. Сеть координат изогнулась. Город превратился в лабиринт, а она стала лучшей крысой.

Наконец мы остановились у маленькой закусочной в каком-то обшарпанном районе. Она кивнула на вход, мы вошли и сели за столик с жутко симпатичной клетчатой скатертью, который украшали две гвоздики и несколько хлебных палочек гриссини. Официант принёс нам графин красного вина и чашечку оливок. И протянул меню, словно мы пришли сюда для того, чтобы просто и буднично пообедать. Я попала к Борджиа, и они хотят, чтобы я приняла пищу из их рук.

Я заглянула в меню. «НА ИТАЛЬЯНСКОМ ЕДА КАЖЕТСЯ ВКУСНЕЙ».

– Здесь мы с ним и встретились, – сказала она. – В 1947 году, в день, когда я родилась…

22 Artelais

Симметрии великого объединения

Отрывок из романа Джанет Уинтерсон «Симметрии великого объединения»

Вероятно, мы с ней отправились к месту нашей встречи из противоположных концов города. Она представлялась мне злой, самоуверенной, готовой дать отпор и одержать победу в моей собственной игре. В этой великой битве наградой был Джов. Услышав о ее письме, он решил провести выходной у друзей. Письмо лежало в моем кармане. Аккуратный почерк, приказной тон. «Встретимся двенадцатого, в среду, в шесть тридцать вечера в баре отеля «Алгонкин»».
Почему она выбрала именно это место?
Вот и отель.
Пять минут в запасе. Пытка временем.
Я нарядилась воинственно: вся в черном от декольте до пят, распущенные волосы, массивные золотые серьги, макияж - боевая раскраска. Будучи на двадцать лет моложе соперницы, я намеревалась воспользоваться каждым выигранным месяцем. Она, пожалуй, уже начала увядать. Седовата, толстовата и небрежно одета. Возвышенно облачена в носочки и сандалии, а глаза прячет за стеклами, словно музейные экспонаты. Мое воображение живописало, как она с затаенной надеждой будет пытаться спасти свою шкуру, а я размажу ее по стенке.

Никаких признаков ее присутствия. Бар напоминал шахматную доску, состоящую из парочек, потягивающих Мартини, и официантов с высоко поднятыми блестящими подносами.
Я шагала вдоль и поперек этого поля ходом черного коня, но никто, кроме нескольких благожелательных бизнесменов, не интересовался мной.

Конечно, она не пришла. Разумеется, она не захотела прийти. Это была война нервов, и я победила. Заметив, что у меня ужасно болит шея, я заказала напиток и рухнула под пальму, стоящую в горшке.

- Можно мне здесь присесть?

- Пожалуйста. Вы, должно быть, англичанка.

- Почему?

- Вы слишком вежливы, чтобы быть американкой.

- Разве американцы невежливы?

- Вежливы, если им достаточно заплатить.

- А британцы невежливы, сколько им ни заплати.

- Тогда мы с Вами, наверное, мигранты.

- Ну, про меня можно и так сказать. Мой отец бывал здесь. Он любил Нью-Йорк, считал его единственным местом в мире, где человек может оставаться самим собой, в поте лица вкалывая ради того, чтобы стать кем-то другим.

- И он стал?

- Что?

- Стал он кем-то другим?

- Да. Ему удалось.

Мы замолчали. Она поглядывала в сторону двери. Я смотрела на нее: стройное, натянутое как струна, тело породистой гончей. Легкий полунаклон вперед, контуры мышц спины на белой, накрахмаленной, дорогой блузе. Ее левая рука напоминала витрину Тиффани. Непонятно, как женщина, надев на себя столько серебра, может сидеть не скособочившись.
Ее волосы, темно-красные, кизилово-красные, замшево-красные, обладали той мягкостью, которая отчасти является даром свыше, отчасти – результатом приложенных усилий.
Весь ее облик казался мне одновременно коварным и простодушным.

- Вы кого-то ждете? – спросила я.

- Ждала... - она посмотрела на часы. - Вы здесь остановились?

- Нет. Я живу в Нью-Йорке, работаю в Институте передовых исследований. Я пришла сюда, чтобы встретиться...
Встретиться: сойтись лицом к лицу. Познакомиться. Представиться. Узнать. Почувствовать. Воспринять. Дождаться появления. Столкнуться. Столкнуться в конфликте.
«Я пришла, чтобы встретиться...»

В помещении поднялся ветер. Он выплескивал напитки, швырял по бару бутылки как пробки, поднимал в воздух мебель и разбивал ее вдребезги о зыбкую стену. Растрепанных официантов и посетилей выдуло прочь из дверей. Бар опустел. Мы с ней остались вдвоем, словно под гипнозом друг у друга. Ветер мешал нам говорить.

Она собрала вещи и мы покинули разрушенную комнату. Меня несло вслед за ней по вьющемуся под ее ногами тротуару. Я утратила чувство ориентации в пространстве. Система координат деформировалась. Город вдруг превратился в кривой переулок. В крысиных бегах по этому переулку она была лидером.
Наконец мы добрались до небольшой забегаловки в обшарпанном квартале. Она заскочила внутрь. Мы сели за подозрительно уютный столик, покрытый клетчатой скатертью. На столике – две гвоздики и несколько хрустящих хлебных палочек. Появился официант с графином красного вина и миской оливок. Он буднично вручил нам меню, словно это был самый обычный ужин. Я попала в руки Борджиа и теперь они хотели меня накормить.
Я заглянула в меню. ЕДА ЗВУЧИТ ВКУСНЕЕ ПО-ИТАЛЬЯНСКИ.
«Мы встретились с ним здесь, - сказала она, - в 1947 году, в день моего рождения...»

23 Attaboy

Мы должны были прийти с разных концов города. Я воображала её: сердитую, уверенную в себе, готовую обыграть меня в моей же игре. Ставки высоки, победитель получает Джова.

Когда я рассказала ему о письме, он решил уехать на выходные к друзьям.

Письмо я принесла в кармане. Приказ аккуратным почерком. "Встретимся двенадцатого, в среду, в половине седьмого в баре отеля Алгонкин".

Почему именно тут? Тут так тут.

Пять минут до срока. Жестокое время.

Нарядилась я воинственно: в чёрном от декольте до пят, волосы распущены, в ушах толстые золотые кольца, боевая раскраска. Собиралась использовать каждый месяц двадцати лет своего преимущества над соперницей.

Я представляла себе небрежно одетую толстуху, седую и морщинистую. В носках и сандалиях, с глазами за стеклом, словно в витрине музея. Будто видела её воочию - пряди и плоть выбиваются наружу, а надежда угасает внутри. Против меня ей надеяться не на что.

Никаких признаков толстухи. Бар словно шахматная доска пар, переставляющих коктейли, и официантов с высоко поднятыми подносами. Я как чёрный офицер, хожу по диагоналям, но получаю лишь несколько одобрительных мужских взглядов и никому не интересна.

Она, конечно, не пришла. Конечно, и не должна была прийти. Это война нервов, и я выиграла. Замечаю, что ужасно болит шея. Заказываю выпить и падаю на стул под пальмой в горшке.

- Можно здесь сесть?

- Да, конечно. Вы, должно быть, из Англии.

- Почему вы так решили?

- Слишком вежливы для американки.

- Разве? Американцы же вежливы?

- Только когда им за это хорошо платят.

- А британцам никакие деньги не помогают.

- Значит, мы с вами - беженки.

- Можно и так сказать. Сюда любил приходить мой отец. Он любил Нью-Йорк. Говорил, что это единственное место в мире, где можно быть собой, когда лезешь из кожи вон, чтобы стать кем-то ещё.

- И у него получилось?

- Что?

- Стать кем-то ещё.

- Да. Да, получилось.

Мы замолчали. Она смотрела на двери, а я - на неё. На жилистое, поджарое тело, чуть склонённое вперёд, на мыщцы на спине, обтянутые рубашкой - белой, накрахмаленной, дорогой.

Её левая рука выглядела как витрина Тиффани. Непонятно, как у неё получалось носить столько серебра и не перекашиваться.

Волосы у неё были тёмно-красные, как кизил или сафьян, роскошные и благодаря природе, и благодаря уходу. Похоже, её естественный вид требовал немалого искусства.

- Вы кого-то ждёте? - спросила я.

- Ждала. - Она поглядела на часы. - Вы приехали ненадолго?

- Нет. Я живу в Нью-Йорке. Работаю в институте перспективных исследований. Здесь я должна была встречаться...

Встречать(ся): Сходиться с разных сторон. Видеться. Обнаруживаться. Наталкиваться, находить. Совпадать, иметь точки соприкосновения. Испытывать. Принимать. Ждать прибытия. Сталкиваться, схватываться.

- Я должна была встречаться...

По залу пронёсся смерч. Он вырвал из рук стаканы, разметал жестяными крышками по бару бутылки, поднял в воздух мебель и разбил её об онемевшую стену. Официанты и клиенты тряпками вылетели за дверь. Не осталось никого, кроме нас двоих, кроме неё и меня, загипнотизированных друг другом, неспособных говорить из-за ветра.

Она собрала вещи, и мы вместе покинули разнесённый в клочья зал. Под её ногами перекручивались тротуары, я шла следом, не понимая, где мы. Решётка Манхэттена искривилась, город стал извилистой улочкой, в которой я хуже знала ходы.

Наконец она привела меня в маленькую закусочную в районе попроще. Мы уселись за зловеще симпатичный столик с клетчатой скатертью, на котором стояли две гвоздики и хлебные палочки. Вышел юноша с графинчиком вина и миской оливок. Вручил нам меню, словно ничего особенного не происходило и мы просто пришли на ужин. Я попала в лапы Борджиа, и теперь они желали, чтобы я ела.

Я посмотрела на меню. "ПО-ИТАЛЬЯНСКИ ВКУСНЕЕ".

- Здесь мы встретились с ним в первый раз, - сказала она. - В тысяча девятьсот сорок седьмом, в день, когда я родилась...

24 Ballardite

К месту встречи мы приближались с разных концов города. Я представляла, как она явится злая, самоуверенная, готовая скрестить копья и одержать победу в моей же собственной игре. Битва предстояла не на жизнь, а на смерть, и трофеем был Джоув. Узнав о ее письме, он решил уехать на выходные к друзьям.
Письмо лежало у меня в кармане. Аккуратный почерк. Беспрекословный тон. “В среду, 12 числа в 6:30 вечера в баре отеля “Алгонкин”.
И почему именно здесь?
А вот и бар.
У меня еще пять минут. Время неумолимо.
Я вся в черном, экипирована от декольте до кончика шпилек, длинные волосы, в ушах золотые кольца, яркий боевой раскрас. У меня преимущество перед врагом в двадцать лет, и каждый прожитый день обернется против нее.

Она седая, в морщинах, грузная и одета кое-как. Пикантный штрих - босоножки поверх носков. Глаза за толстым стеклом, как музейные экспонаты. Я так и представляла ее: редкий волос, поблекшая плоть. Но она еще на что-то надеется. Да я спущу ее в сточную яму!

Ну и где же она? Бар был похож на шахматную доску, на которой лавировали парочки с мартини и официанты с напитками на блестящих подносах. Я играла черными и за несколько ходов конем пробралась сквозь толпу, но кроме двух-трех солидных мужчин, на меня никто не обратил внимание.

Она не пришла. И не придет. В этой психической атаке победила я. Ужасно заныла шея. Я заказала напиток и в изнеможении опустилась за столик под пальмой.
- Вы позволите?
- Пожалуйста. Вы, должно быть, англичанка.
- Почему вы так решили?
- Для американки вы слишком вежливы.
- А разве американцы невежливы?
- Вежливы, но только если им хорошо заплатить.
- Ну, от англичан учтивости вы не дождетесь ни за какие деньги.
- Значит, мы с вами изгнанницы.
- Пожалуй. Мой отец здесь часто бывал. Любил Нью-Йорк. Говорил, что это единственное место на земле, где человек может быть самим собой, при этом лезет из кожи вон, чтобы стать кем-то другим.
- Ну и как?
- Что?
- Он стал кем-то другим?
- Да. Стал.
Мы помолчали. Она смотрела на дверь. А я на нее. Стройная, поджарая, она сидела, подавшись вперед, и под безупречно-белой дорогой блузкой проступали очертания гибкой мускулистой спины. Левая рука была как будто с витрины Тиффани. Удивительно, как женщина не сгибалась под бременем всего этого серебра.
Волосы у нее были темно-рыжие, цвета кизила, красной юфти, мягкие и упругие стараниями природы и самой хозяйки. Весь ее облик был искусственно-безыскусным.
- Ждете кого-то? - спросила я.
- Ждала. Она посмотрела на часы. - Вы остановились в этой гостинице?
- Нет. Я живу в Нью-Йорке. Работаю в Институте передовых исследований. Я должна встретиться... Встретиться лицом к лицу. Познакомиться. Представиться. Найти. Почувствовать. Получить. Подождать. Столкнуться. Вступить в бой.
- Я должна встретиться...
Налетел ветер и вырвал из рук бокалы, и разбросал бутылки, как бутылочные пробки, и поднял в воздух мебель, и обрушил ее на отделившуюся стену. Официантов и посетителей в потрепанных одеждах сдуло за дверь. В баре никого не осталось, кроме нас с ней. Мы сидели, завороженные друг другом не в силах сказать ни слова на таком ветру.
Она собрала вещи и мы вышли из развороченного бара. Я шла позади и видела, как ее каблуки впивались в тротуар. Я не понимала, где мы. Запутанная сеть улиц. Извилистые закоулки. Но у нее чутье крысы, она знает, куда идет.

Наконец мы оказались у небольшого кафе на городских задворках. Мы вошли и сели за столик, накрытый безумно милой клетчатой скатертью. На столике в вазе были две гвоздики и хлебные палочки гриссини. Официант принес графин с красным вином и тарелочку с оливками. Он вручил нам меню, как ни в чем не бывало. Меня потчевали сами Борджиа.
Я посмотрела в меню. “Неповторимый вкус итальянской еды”.
- Вот здесь я с ним познакомилась, - сказала она. В 1947 году в день своего рождения.

25 Beatrix

Она и я сходились к назначенному месту с противоположных сторон города. Я представляла ее себе злой, самоуверенной ,готовой состязаться и победить. Это великая битва, а трофей - Джоув. Я сказала ему, что она написала мне письмо, а он взял и уехал к друзьям на все выходные.

Её письмо лежало у меня в кармане. Четкое, написанное от руки.
Уведомление.

″Я встречусь с Вами двенадцатого, в среду, в восемнадцать часов тридцать минут в баре гостиницы ″Алгонкин″.

Почему она выбрала это место?

Тут было.

Лишних пять минут. Время неумолимо.

Я была во всеоружии: в черном с головы до пят, волосы распущены, в ушах огромные золотые кольца, безупречный макияж. У меня двадцатилетнее преимущество перед соперницей, и я не уступлю ни одного месяца.

Она, конечно же, седая, неряшливая, вся в морщинах. У нее лишний вес. На ней наивно сочетаются носки и босоножки, глаза прячутся за стеклами, как экспонаты в музее. Сквозь кожу и плоть можно видеть надежду, запертую внутри. И я втопчу её в грязь.

Никого похожего на нее. В баре, черно-белом, как шахматная доска, только пары, потягивающие мартини, и официанты, снующие с высоко поднятыми подносами. Я черным конем прошла через весь бар, но никто, казалось, не обратил на меня внимания, ну, может, только пара бизнесменов, знающих толк в красоте.

Конечно, она не пришла. Она бы и не пришла. Это - война нервов, и победа за мной. Почувствовав тяжесть в затылке, я заказала выпивку и застыла под пальмой.

- Я могу присесть?

- Пожалуйста. Вы, должно быть, англичанка.

- Почему?

- Слишком вежливы для американки.

- Американцы не бывают вежливыми?

- Только, если им хорошо заплатить.

- Британцы всегда невежливы, сколько им ни плати.

- Тогда Вы и я беженцы.

- Я, наверное. Мой отец часто приезжал сюда. Он любил Нью-Йорк. Говорил, что это единственное место в мире, где человек, сняв рабочую одежду, может стать кем-нибудь другим и обрести себя.

- И он?

- Что?

- Стал кем-нибудь другим?

- Он? Да.

Мы замолчали. Она сидела, чуть наклонившись вперед, и глядела на дверь. Я рассматривала её. Она была стройная, поджарая, как борзая. Белая блузка, накрахмаленная, дорогая, обтягивала её сильную спину. Левая рука могла служить витриной у Тиффани. Я не понимала, как женщина может сидеть ровно, надев на себя столько серебра. Её шелковистые волосы красного, как кизил, цвета ниспадали на плечи. Она создала свой облик так искусно, как могла бы сотворить сама природа.

- Кого-то ждете? - спросила я.

- Ждала, - она посмотрела на часы. - Вы остановились в отеле?

- Нет. Я живу в Нью-Йорке. Работаю в научно-исследовательском институте. Сюда пришла на встречу...

Встретиться лицом к лицу. Познакомиться. Узнать. Понять. Вникнуть. Сцепиться. Сцепиться в схватке.

- Сюда пришла на встречу...

В комнате поднялся ураган, вырвал из рук бокалы, раскидал как кегли бутылки ,расшвырял по стенам мебель. Официанты и посетители,как сухие листья, вылетели за дверь. В комнате не осталось никого, кроме нее и меня. Она и я из-за ветра не могли разговаривать и только пристально смотрели друг на друга.Она собрала вещи, и мы вместе вышли из разрушенного бара. Я следовала за ней, тротуары под её ногами переплетались причудливым узором. Я совсем не понимала, где мы. Хлопнула решетка. Город стал лабиринтом, она - умной крысой.

Наконец мы добрались до небольшой закусочной в каком-то захудалом районе города. Она просочилась внутрь, и мы сели за стол, накрытый клетчатой скатертью мрачной расцветки, с двумя гвоздиками и несколькими палочками гриссини. Мальчик принес кувшин с красным вином и чашку оливок. Он предложил меню, как в обычный день для обыкновенного обеда. Я попала в руки к Борджиа, которые хотели меня накормить.
Меню было на итальянском. Как будто итальянское название улучшает вкус блюда.

- Я встретила его здесь, - произнесла она. - В 1947 году, в день, когда я родилась...

26 beehappy

Из романа Джанет Уинтерсон «Суперсимметрия чрева» / «Теория струн и кишок» / «Гармония спинов и спин» (во всех трех вариантах учитываются коннотации, имеющие отношение к физике и анатомии; окончательный вариант можно выбрать после прочтения романа полностью)


Судя по всему, к месту встречи мы с ней направлялись с разных концов города. Я думала об этой женщине – грозной, уверенной, достойной противнице, вознамерившейся одержать победу в большом турнире. Обставить меня в моей собственной игре, где на кону стоял Джов. Когда я рассказала ему о письме, он счел нужным на выходные отправиться навестить друзей.


Это письмо лежало у меня в кармане. Аккуратный почерк. Безапелляционный тон: "Встретимся в среду 12-го в 18.30 в баре отеля "Алгонкин".


Почему она назначила это место?


Что ж, я пришла.


На пять минут раньше указанного. Как убить неумолимое время?


Я тщательно выбирала доспехи для поединка, и теперь от выреза декольте до каблуков мою фигуру обтягивало черное. Я распустила волосы и сделала макияж, не жалея косметики. В ушах покачивались массивные золотые кольца. Антагонистка уступила мне важный козырь, родившись на двадцать лет раньше. И теперь я намеревалась получить дивиденды с каждого месяца своей форы.


Пытаясь представить себе эту женщину, я думала, что наверняка у нее уже седина, и полно морщин, и лишний вес. И одевается она как попало. Еще и в сандалиях, а под ними носки – хрестоматийный карикатурный образ. Застекленные глаза, как музейные витрины. Я так и видела ее перед собой: бесформенная прическа и забившаяся в складки грузного тела робкая надежда. Да я просто размажу эту женщину!


Никого похожего в баре. Помещение напоминало шахматную доску, на которой между парочками разыгрывались бокалы с мартини. Официанты делали свои ходы, высоко держа хромовые подносы. Дебют черным конем – я обошла зал по периметру, но никто, кроме нескольких восхищенно посмотревших на меня мужчин в деловых костюмах, мной не заинтересовался.


Она не пришла, чего и следовало ожидать. И, ясное дело, не придет. Как-никак, велась психологическая война. И я победила. У меня ужасно разболелась шея. Заказав себе выпить, я плюхнулась в кресло под пальмой в кадке.


- Могу я присесть рядом?
- Да, конечно. Вы, наверное, англичанка.
- Почему вы так решили?
- Слишком вежливы для американки.
- Разве американцы не могут быть вежливыми?
- Могут, если достаточно им заплатить.
- А британцы, сколько им ни плати, вежливее не станут.
- Тогда мы с вами, видимо, нездешние.
- Что касается меня, думаю, так и есть. Сюда часто приходил мой отец. Ему нравился Нью-Йорк. Он говорил, что больше нигде в мире человек не может быть собой в то самое время, когда отчаянно пытается стать другим.
- Ему удалось?
- Что?
- Стать другим.
- Да. Да, удалось.


Воцарилась тишина. Незнакомка смотрела на вход, а я на нее. Стройное, мускулистое, поджарое тело хищника. Она сидела, чуть подавшись вперед, и под блузкой – крахмально-белой, из дорогих – вырисовывался мышечный рельеф спины. Левая рука от локтя до запястья напоминала витрину ювелирного магазина. В голове не укладывалось, как женщина может носить столько серебра и сохранять при этом осанку.


Рыжая шевелюра. Темный оттенок рыжего. Словно древесина кизилового дерева или неокрашенная кожа. Волосы мягкие и послушные – от природы, хотя и без укладки не обошлось. Я подумала, что ее образ тщательно продуман. Настолько же, насколько небрежен.


- Вы кого-то ждете? – спросила я.
- Ждала, – она взглянула на свои часики. – Вы остановились в этом отеле?
- Нет. Я живу в Нью-Йорке. Работаю в Институте перспективных исследований. А здесь у меня встреча...


Встреча. Лицом к лицу. Контакт. Знакомство. Расследование. Познание. Прием. Ожидание прибытия. Разведка. Разведка боем.
- У меня встреча...


По залу пронесся вихрь, вырывая стаканы из рук посетителей, расшвыривая бутылки, словно бумажные фантики, подхватывая мебель и разбивая ее о застывшую стену. Официантов и посетителей разорвало в клочья и вымело за дверь. В баре остались только мы, она и я, завороженные друг другом. Из-за ветра мы не могли сказать ни слова.


Она подхватила свои вещи, и мы вышли из разгромленного зала. Мне приходилось ступать за ней след в след. Булыжники мостовой выворачивались от ее шагов. Я уже не осознавала, где мы и куда идем. Решетка за нами опустилась. Город превратился в лабиринт, а мы – в двух крыс. Ее чутье позволяло ей ориентироваться лучше.


Мы очутились, наконец, у входа в маленький ресторанчик на Богом забытых задворках города. Она неспешно вошла, и мы устроились за подозрительно симпатичным столом, покрытым клетчатой скатертью. Две вазочки – в каждой по гвоздике. Соломинки хлебных палочек. Официант принес графин красного вина, мисочку оливок и меню, как будто намечался самый обычный ужин. Я попала в руки коварных Борджиа, и теперь они хотели попотчевать меня.


Я заглянула в меню. Итальянский добавляет блюдам вкуса. Все дело в названиях.


- Здесь я его встретила, – сказала она, – в 1947 году, в день, когда родилась...

27 BerIII

К месту встречи мы будем добираться с разных концов города. Она придет сердитая и собранная, готовая драться со мной до последней капли крови. Джов, который сбежал на выходные к друзьям, едва узнав о ее письме, станет призом победителю.

Письмо жжет карман. Строгая инструкция изящным почерком: «Ожидаю встречи с Вами в баре гостиницы «Алгонкин» в среду, двенадцатого числа, в 18:30». Интересно, почему именно здесь?

Здесь так здесь. Еще пять минут. Агония ожидания.

Моя броня безупречна: в черном - до последней нитки, свободная прическа, широкие золотые кольца в ушах, боевая раскраска индейца. Груз моего прошлого легче на целых 20 лет, и я намерена дать сопернице прочувствовать эту разницу вплоть до месяца.

Она будет седая, грузная, в морщинах. В сандалиях поверх нечистых носков, ведь ею позабыто чувство стиля. Она посмотрит на меня через мутные музейные стекла. Я увижу, как за ними, не в силах выбраться из бренной темницы, медленно умирает надежда. И я допью остатки ее жизненных соков.

Ее все нет. Бар похож на шахматную доску: столики для воркующих парочек, между ними снуют официанты, высоко поднимая подносы. Я хожу через нее зигзагом, как черный шахматный конь, но никто не обращает на меня внимания. Разве что пара бизнесменов одобрительно провожают взглядами.

Она ведь не придет. Конечно же, не придет. Ей не хватило духу, мой оказался сильнее. Я победила. И наконец заметила, как болит напряженная шея. Я заказала коктейль и рухнула в кресло возле кадушки с пальмой.

- Не возражаете, если я присяду?

- Ничуть. Вы, должно быть, англичанка?

- Почему вы так решили?

- Вы очень вежливая.

- Разве американцы не бывают вежливыми?

- Почему же, бывают, если им хорошо заплатить.

- Британцы грубят всегда, хоть ты их озолоти.

- Выходит, мы с вами подкидыши.

- Я - пожалуй. Мой отец очень любил Нью-Йорк. И это место он любил. Считал, что здесь можно побыть собой, отдохнуть от гонки, в которой выживают только самые приспособленные.

- И как, удалось ему?

- Что удалось?

- Приспособиться.

- Да. Он сумел.

Мы замолчали. Она смотрела на дверь, а я на ее поджарое, звенящее от напряжения тело. Она сидела, чуть наклонившись вперед, и под тончайшей белой блузкой прорисовалась изящная спина. На левой руке красовался чуть ли не весь ассортимент ювелира. Удивительно, как ей только удается держаться прямо, серебро довольно тяжелое…

Цвет ее мягких, ухоженных волос напоминал о красном дереве или выделанной коже. Ее облик был произведением искусства без капли искусственности.

- Вы кого-то ждете? - спросила я.

- Жду, - она взглянула на часы. - А вы, значит, живете здесь?

- Нет, в Нью-Йорке. Работаю в Институте перспективных исследований. Здесь у меня назначена встреча…

Встреча. Лицом к лицу. Знакомство. Свидание. Аудиенция. Сходка. Стрелка. Стычка. Столкновение. Столкновение интересов.

- Встреча с…

Словно смерч ворвался в бар, раскидывая бутылки, точно бумажные стаканчики, впечатал в стены мебель, вымел за дверь посетителей и официантов. Мы остались вдвоем в пустой комнате, вдвоем, в тишине, глаза в глаза. Смерч не дал нам проронить ни слова.

Она собралась, и мы покинули разоренный бар. Она лавировала в лабиринте тротуаров, я наступала в ее следы и не представляла, где мы. Кто-то смял город как газету, мы оказались на задворках, как две крысы, и вывести нас мог только ее острый нюх.

Наконец мы добрались до крошечной таверны в трущобах. Она уверенно провела меня к необычайно уютному столику: тканая скатерть, две гвоздики, корзина с гриссини. У стола возник гарсон с кувшином красного и пиалой оливок. Он дал нам меню, словно происходящее со мной было в порядке вещей. Я будто стала марионеткой в руках Борджиа, и они вдруг пожелали, чтобы я ела.

Я взяла меню с затейливой надписью: «По-итальянски - значит, вкусно!».

- Здесь он и встретил меня, - объяснила она, - в 1947 году, в день, когда я родилась.

28 Better Rat

К отелю нам предстояло подойти с противоположных концов города. Я представляла ее: разгневанную и самоуверенную, готовую бороться и переиграть меня на моем же поле. Ставки были высоки; на кону стоял Джоув. Узнав, что она мне написала, он тут же уехал к друзьям на все выходные.
Ее записка лежала в кармане. Аккуратный почерк. Властный тон. “Встретимся в среду, двенадцатого числа, в 18-30 в баре отеля “Алгонкин””.
Интересно, почему именно там?
Вот и бар.
Оставалось пять минут. Пытка ожиданием.
Я была во всеоружии: в черном от корсажа до стелек, волосы распущены, в ушах массивные золотые кольца, макияж в стиле “боевая раскраска”. Нас разделяли двадцать лет, и я намеревалась воспользоваться преимуществом на полную катушку.
У нее наверняка проседь, морщины, лишний вес и никакого вкуса. Такая себе возвышенная особа не от мира сего: сандалии с носками, глаза спрятаны за толстыми стеклами, как музейные экспонаты. Я буквально видела ее наяву, растрепанную и обрюзгшую, исполненную отчаянной надежды. Да я забью ее, как мамонта!


Ее до сих не было. Бар напоминал шахматную доску, по которой вместо фигур перемещались парочки с коктейлями и официанты с хромированными подносами. Я описывала по залу бесконечные буквы “Г”, как подобает черному коню, но меня никто не искал – только мужчины в деловых костюмах пару раз проводили одобрительным взглядом.
Разумеется, она не пришла. Кто бы сомневался! Я одержала победу в психологической войне. Боже, как болит шея! Я заказала выпить и рухнула за столик у кадки с пальмой.
- Позволите присесть?
- Прошу вас! Вы, наверное, англичанка?
- Почему?
- Для американки слишком вежливы.
- Разве американцы невежливы?
- Да, кроме тех, кому за это платят.
- А англичанам сколько ни плати, не поможет.
- Тогда мы с вами беженцы.
- Я так уж точно. Отец часто сюда приезжал: он был без ума от Нью-Йорка. По его словам, это единственное место в мире, где можно оставаться собой, и при этом из кожи вон лезть, чтобы стать другим человеком.
- И как, ему удалось?
- Что удалось?
- Стать другим.
- Да. Вполне.
Мы молчали. Она смотрела на вход. Я – на нее. Худая и нервическая, с телом гончей – корпус наклонен вперед, под белой накрахмаленной блузкой безупречного кроя отчетливо виден каждый мускул. Левая рука напоминает витрину “Тиффани”. Удивительно, как можно носить на себе столько серебра и не крениться на бок.
Волосы темно-красные – цвета кизила или лайковых перчаток, падающие красивой волной – сочетание природных данных и тщательного ухода. Весь облик одновременно небрежен и продуман до мелочей.
- Кого-то ждете? - спросила я.
- Ждала. - Она посмотрела на часы. - Вы тут в гостях?
- Нет, я живу в Нью-Йорке. Работаю в Институте перспективных исследований. У меня была встреча с...
Встреча: выход один на один. Знакомство. Рандеву. Сближение. Коллизия. Конфронтация.


Внезапный ветер вырвал из рук бокалы, разметал барные бутылки, как перышки, поднял в воздух столы и стулья и швырнул о беззащитную стену. Официанты и посетители в панике бросились к выходу. В пустом баре остались только мы вдвоем – завороженные друг другом, онемевшие от ветра.


Она собрала вещи, и мы вместе выбрались из перевернутого вверх дном бара. Тротуар словно горел у нее под ногами, и я едва поспевала следом. Я была совершенно дезориентирована. Ловушка захлопнулась; город стал лабиринтом, а она – более проворной мышью.
Наконец она привела меня в небольшое кафе на боковой улочке. Мы сели за столик, застеленный пугающе красивой клетчатой скатертью. В вазе две гвоздики, рядом – стакан с хлебными палочками. Мальчишка-официант принес графин красного вина, чашу с оливками и подал меню, как будто это был обычный ужин в обычный день. Казалось, я угодила в лапы к Борджиа и теперь должна отведать их угощение.
На обложке меню красовалась надпись: “ПО-ИТАЛЬЯНСКИ ВКУСНЕЕ”.
- Здесь мы и познакомились, - сказала она. - В сорок седьмом году, в день моего рождения...

29 Black Rose

Отрывок из “Параллельных Вселенных”
Джанет Винтерсон


Мы бы пришли на место встречи с разных концов города. Я представляла её злой, уверенной в себе, готовой стать достойным противником и победить в моей же собственной игре. Это была серьёзная битва и Джоув был наградой. Когда я рассказала ему, что получила от неё письмо, он решил уехать к друзьям на выходные.


Её письмо лежало в кармане. Аккуратный почерк. С указаниями, которым я должна была следовать. “Встретимся в среду, двенадцатого числа, в половине седьмого вечера, в баре отеля Алгонкин”.


Почему она выбрала это место?


Ну, вот я и пришла.


У меня в запасе было ещё пять минут. Безжалостное время.


Я была одета как воительница: в чёрном с головы до ног, волосы распущены, толстые золотые кольца в ушах, боевая раскраска. У меня было двадцать лет преимущества перед своей конкуренткой, и я намеревалась воспользоваться этим до последней капли. Она была бы седая, вся в морщинах, потолстевшая и кое-как одета. Босиком и в сандалиях, её глаза за очками похожи на музейные экспонаты. Я могла представить её редеющие волосы, увядающую плоть, и огонёк надежды, теплившийся внутри. Я бы растоптала его.


Её нигде не было. Бар был похож на шахматную доску, по которой лавировали парочки с бокалами мартини в руках, и официанты с высоко поднятыми подносами. Я сделала ход конём и оказалась внутри, но, кроме парочки привлекательных джентльменов, в баре не было никого, кто обратил бы на меня внимание.


Конечно она не пришла. Конечно она бы не пришла. Это была война силы духа, и я победила. Я почувствовала ужасную боль в шее. Заказав себе выпить, я села под растущей в горшке пальмой.


- Можно присесть?
- Да, пожалуйста. Вы должно быть англичанка.
- Почему?
- Вы слишком вежливы для американки.
- Разве американцы грубые?
- Если только вы им хорошо платите.
- Британцы, вот, всегда грубые, не важно, сколько вы им платите.
- Тогда мы с вами эмигрантки.
- Я считаю себя эмигранткой. Мой отец раньше бывал здесь. Он любил Нью-Йорк. Говорил – это единственное место в мире, где человек мог побыть собой, пока ему не нужно стать кем-то другим.
- И он это сделал?
- Что?
- Стал другим?
- Да. Стал.


Мы замолчали. Она смотрела на двери. Я рассматривала её. Она была стройная, бодрая, поджарая. Она наклонилась вперёд, и мышцы спины проступили под блузкой – белоснежной, накрахмаленной и дорогой. Её левая рука была похожа на витрину Тиффани. Не представляю, как женщина могла носить столько серебра и не сгибаться под его тяжестью.


Её волосы были тёмно-рыжими, цвета кизилового дерева, красной кожи, и мягкими – наполовину от природы, наполовину от приложенных усилий. Я бы сказала, что она выглядела утончённой и в то же время безвкусной.


- Ждёте кого-то? – спросила я.
- Да, ждала, - она посмотрела на часы, - вы остановились в этом отеле?
- Нет. Я живу в Нью-Йорке. Работаю в Институте прогрессивных исследований. Я пришла сюда на встречу…


На встречу: встретиться лицом к лицу. Познакомиться. Представиться. Найти. Испытать. Приобрести. Дождаться прихода. Столкнуться. Столкнуться в конфликте.
- Я пришла сюда на встречу…


По комнате пронёсся порыв ветра, вырвал напитки из рук посетителей, раскидал бутылки будто пробки, поднял в воздух мебель и швырнул её в стену. Официантов и весь обслуживающий персонал сдуло за дверь. В помещении никого не осталось, только она и я, она и я, прикованные друг к другу, потерявшие дар речи от ветра.
Она собрала свои вещи и вместе мы покинули разгромленную комнату. Мне пришлось следовать за ней, петляя по тротуарам. Я перестала ориентироваться. Ловушка захлопнулась. Город был извилистым переулком, а она знала его лучше всех.


Наконец, мы оказались у маленькой забегаловки где-то на задворках. Она юркнула внутрь, и мы сели за накрытый опрятной клетчатой скатертью столик, на котором были две гвоздики и несколько хлебных палочек. Появился официант с графином красного вина и миской оливок. Он передал нам меню, так, будто это был самый обыкновенный ужин в самый обыкновенный день. Я попала в руки Борджиа, и сейчас они хотели, чтобы я поела.


Я заглянула в меню. ЕДА ВКУСНЕЕ НА ИТАЛЬЯНСКОМ.


- Здесь я встретила его, - сказала она, - в 1947 году, в день, когда я родилась…


 

30 boreas_

Пересечение параллельных миров
Отрывок
Автор: Джанет Уинтерсон

Скорее всего, мы с ней подойдем к этому месту с разных концов города. Я представляла ее злой, уверенной, готовой состязаться со мной и победить меня в моей собственной игре. Это было крупное сражение, а Джов был трофеем. Когда я сказала ему, что она мне написала, Джов решил уехать на выходные к друзьям. У меня в кармане было ее письмо. Аккуратный почерк. Приказ, который следовало исполнять. «Встретимся в среду, двенадцатого числа, в полседьмого вечера, в баре отеля „Алгонкин“».
И почему она выбрала это место?
Но это было здесь.
Пять минут в запасе. Жестокое время. Я оделась как воин: в черное с головы до пят, волосы распущены, в ушах – толстые золотые кольца, макияж – боевой раскрас. У меня было преимущество в двадцать лет над моей соперницей, и я намеревалась использовать каждый месяц.
У нее наверняка будут волосы с проседью, морщины, лишний вес, ей наверняка будет безразлично, во что она одета. Поэтично натянутые носочки с сандалиями, глаза за стеклами очков, словно музейные экспонаты. Я могла ее себе представить: увядающие волосы и плоть, теплящаяся внутри надежда. Я выпью ее до дна.

Никаких признаков моей соперницы. Бар был шахматной доской, на которой пары маневрировали Мартини, а официанты высоко поднятыми хромированными подносами. Я пронеслась черным конем, пересекая линии под прямым углом, но кроме нескольких, знающих толк бизнесменов, больше никто мной не заинтересовался.
Конечно же, она не пришла. Конечно же, она и не придет. Это была игра на нервах, и я победила. Отметила, что ужасно болит шея. Заказала выпить, рухнула под листья пальмы, посаженной в горшок.
― Можно я присяду?
― Пожалуйста. Вы, наверное, англичанка.
― Почему?
― Слишком вежливы для американки.
― Разве американцы невежливы?
― Только если вы им прилично заплатите.
― Британцы невежливы, сколько ни заплати.
― Значит, мы с вами эмигранты.
― Думаю, насчет меня вы правы. Мой отец приезжал сюда. Он любил Нью-Йорк. Говорил, что это единственное место в мире, где человек может оставаться самим собой, работая как проклятый, чтобы стать кем-то другим.
― И он стал?
― Что, простите?
― Стал кем-то другим?
― Да. Стал.
Мы молчали. Она смотрела на дверь. Я смотрела на нее. Она была худой, нервной, тело как у борзой, сейчас немного наклоненное вперед, так, что под ее белой, накрахмаленной, дорогой рубашкой отчетливо проступали мышцы спины. Ее левая рука напоминала витрину магазина Тиффани. Я не предполагала, как женщина может носить столько серебра и не горбиться. У нее были темно-красные волосы, цвета кизилового дерева, красной кожи, склонные к такому оттенку – частично заслуга природы, частично краски. Я предположила, что ее безыскусный образ был на самом деле искусно продуман.
― Вы кого-то ждете? ― спросила я.
― Ждала.
Она посмотрела на часы.
― Вы здесь временно?
― Нет. Я живу в Нью-Йорке. Я работаю в Институте перспективных исследований. Я здесь, чтобы встретиться с…
Встретиться: столкнуться лицом к лицу. Посмотреть в глаза. Представиться. Узнать. Пережить. Получить. Дождаться. Повстречать противника.
«Я пришла встретиться…»

В комнату ворвался ветер, вырвал у пьющих бокалы, разбросал бутылки в баре, словно пробки, подхватил мебель и с размаху разбил ее о безучастную стену. Официанты и посетители в оборванной одежде вылетели за дверь. В комнате ничего не осталось, кроме нее и меня, загипнотизированных друг другом, неспособных проронить ни слова из-за ветра.

Она собрала вещи, и мы вместе покинули разрушенную комнату. Она петляла по улицам, и мне приходилось следовать за ней. Я не знала где мы. Сетка изогнулась. Город был извилистым переулком, а она проворной крысой.
В итоге мы прибыли в небольшую закусочную в богом забытой части города. Она скользнула внутрь, и мы устроились за угрожающе милым столиком: скатерть в клеточку, две гвоздики, несколько хлебных палочек гриссини. К нам подошел мальчик с графином красного вина и чашкой оливок. Он раздал нам по меню, будто бы это был обычный обед в обычный день. Я попала в руки к Борджиа, и они хотели меня накормить. Я открыла меню. ЕДА ВКУСНЕЕ ПО-ИТАЛЬЯНСКИ.
― Здесь я его встретила, ― сказала она. ― В 1947 году, в тот день, когда я родилась…





 

31 Borgia

До места встречи мы добирались с разных концов города. По пути я представляла себе ее – агрессивную, самоуверенную, готовую атаковать и победить меня в моей же игре. Нам предстояла серьезная схватка за Джова. Когда я рассказала ему, что она написала мне, он решил провести выходные у друзей.
Ее письмо лежало у меня в кармане – выведенные изящным почерком жесткие требования, которых невозможно ослушаться: «Увидимся во вторник двенадцатого. 18:30, бар отеля «Алгонкины».
Вот я и на месте.
Интересно, почему она выбрала именно его?
В запасе еще пять минут. Очень тяжелых минут.
Я была одета как воин: в черном с головы до пят, с распущенными волосами, толстыми золотыми кольцами в ушах и боевой раскраской на лице. Мое преимущество в том, что я на двадцать лет младше соперницы – и я собиралась использовать каждый месяц нашей разницы.
Я была уверена, что она окажется седой, морщинистой, толстой и безвкусно одетой. Метафорически выражаясь, она придет в сандалиях поверх носков и в очках, похожих на музейную витрину. Я живо представляла себе ее – лысеющую, рыхлую, все еще отчаянно на что-то надеющуюся. Мне бы ничего не стоило втоптать ее в грязь.
Но ее все еще не было. Бар походил на шахматную доску из потягивающих мартини парочек и официантов с высоко поднятыми металлическими подносами. Я сделала ход черным конем в правый угол доски, но кроме пары благожелательных бизнесменов никто не обращал на меня внимания.
Естественно, она не пришла. Очевидно, она уже не придет. В этой психологической войне я одержала победу. Вдруг я поняла, что у меня ужасно болит шея. Я заказала выпить и рухнула в кресло под комнатной пальмой.
– Не возражаете, если я присяду?
– Пожалуйста, садитесь. Вы, должно быть, из Англии?
– Почему вы так решили?
– Для американки вы слишком вежливы.
– Разве американцы грубы?
– Да, если только вы им хорошо не заплатите.
– Ну, а британцы невежливы, сколько бы вы им не заплатили.
– В таком случае, мы с вами обе беженки {корнями мы с вами обе оттуда}.
– Со мной все именно так. Мой отец часто бывал здесь. Он любил Нью-Йорк. Он говорил, что это единственное место в мире, где можно оставаться собой, пока пашешь, чтобы стать кем-то другим.
- И что, удалось ему это?
- Что именно?
- Стать кем-то другим.
- Да. Да, это ему удалось.
Мы замолчали. Моя соседка смотрела на дверь. Я тем временем разглядывала ее. Она была худой и поджарой, что подчеркивала дорогая белая накрахмаленная рубашка, облегающая мышцы напряженной спины. Ее левая рука выглядела как манекен в витрине «Тиффани». Представить сложно, как вообще можно нацепить на себя столько серебра и при этом не сгибаться от его тяжести. Волосы у нее были темно-красные, как кизил, и очень упругие: отчасти от природы, отчасти благодаря уходу. Я подозревала, что ее простой, естественный образ был тщательно продуман.
– Ждете кого-то? – спросила я.
– Да, – ответила она, поглядев на часы. – А вы здесь гостите?
– Нет. Я живу в Нью-Йорке. Работаю в Институте перспективных исследований. А сюда пришла, чтобы встретиться…
Встретиться: посмотреть в лицо. Познакомиться. Представиться. Найти. Узнать лучше. Принять. Ожидать прибытия. Столкнуться. Сразиться…
– Я пришла сюда, чтобы встретиться…
Вдруг в комнату ворвался ураган, выбивший бокалы из рук клиентов, с легкостью уронивший батарею тяжелых бутылок, подхвативший в воздух громоздкую мебель и разнесший ее в щепки о стену бара. Официанты и посетители в ужасе бросились прочь. В комнате остались только мы вдвоем, гипнотизируя друг друга и сохраняя молчание из-за мешающего говорить ветра.
Она собрала свои вещи, и мы покинули разрушенный бар. Мне оставалось лишь следовать за ней по запутанным, извилистым улочкам. Сама я не представляла, где нахожусь. Пространство словно искривилось, город стал крысиной норой, где моя соперница была лучшей крысой.
Наконец мы добрались до какой-то забегаловки в старой, обшарпанной части города. Она уверенно зашла внутрь, и мы сели за настораживающе милый, покрытый клетчатой скатертью столик, на котором стояли две гвоздики и тарелка с гриссини. К нам подошел официант с графином вина и миской оливок. Он предложил меню так буднично, будто нам предстоял совершенно обыкновенный обед в самый заурядный день. Я попала в лапы к Борджиа, и теперь они хотели, чтобы я отведала их яда.
Я открыла меню.
ЕДА ВКУСНЕЕ ПО-ИТАЛЬЯНСКИ.
– Именно в этом месте я встретила его, – начала она, – в 1947, в день моего рождения…

32 Born

Мы сходились с противоположных сторон. Я прекрасно понимала, что она, рассерженная и уверенная в своей правоте, пойдет, как и я, до победного конца. В этом непростом поединке на кону стоял Джоув. Когда я сказала, что получила от нее письмо, он решил не вмешиваться и уехал на выходные к друзьям.

Ее письмо лежало в кармане. Аккуратный почерк. Несколько скупых указаний: «Встречаемся в среду, двенадцатого, в восемнадцать тридцать в баре отеля «Алгонквин».

Интересно, почему именно здесь?

Кажется, я пришла.

Еще целых пять минут. Бездушное время.

Я нарядилась довольно воинственно: с головы до пят в чёрном, волосы распущены, яркий макияж, в ушах массивные золотые кольца. Она была на двадцать лет старше, и это давало мне весомое преимущество.

Ее волосы наверняка посеребрила седина, кожа испещрена морщинами, а под безвкусным одеянием скрывается тучное тело. На ногах поверх носков она носит босоножки, пол-лица закрывают очки - этакий реликт, место которому в музее. Мое воображение рисовало, как от безысходности соперница будет медленно растворяться, таять у меня на глазах. Я сотру ее в порошок, смету с лица земли.

Ее все не было. Бар напоминал шахматную доску, на которой поглощающие мартини парочки перемежались официантами, снующими с поднятыми кверху блестящими подносами. Я, подобно черному шахматному коню, пересекла зал буквой «Г», но, если не считать нескольких оценивающих мужских взглядов, никто не удостоил меня вниманием.

Она так и не пришла. И не придет. Не выдержала нервного напряжения. Только сейчас я почувствовала, как нестерпимо ноет шея. Я заказала выпивку и в изнеможении плюхнулась на стул под пальмой.

- Простите, у вас не занято?

- Нет, садитесь, пожалуйста. Вы англичанка?

- С чего вы взяли?

- Вы вежливы.

- А американцы нет?

- Только если им хорошо заплатить.

- Мне кажется, в англичанах вообще вежливости ни на грош, хоть озолоти их!

- Ну, тогда мы с вами переселенцы.

- Я - да. Сюда переехал мой отец. Ему нравился Нью-Йорк. Он говорил, что это единственное место на земле, где человек из кожи вон лезет, чтобы чего-то добиться, но при этом способен оставаться собой.

- Ну и как?

- Что?

- Добился?

- Да.

Мы помолчали. Она следила за дверью. Я же сосредоточилась на ней. Обладательница стройного, подтянутого, как у борзой, тела, она сидела, чуть склонившись вперед, так, что под белой облегающей блузкой – накрахмаленной и дорогой – угадывался каждый мускул спины. Ее левая рука могла бы занять достойное место в витрине «Тиффани». Никогда не понимала, как некоторые женщины носят столько серебра и не теряют при этом равновесия.

Волосы у нее были темно-рыжие, цвета кизила, гладкие и эластичные - частично от природы, частично ее стараниями. На мой взгляд, она выглядела противоречиво: в чем-то изысканно, а в чем-то простовато.

- Кого-то ждете? – поинтересовалась я.

- Ждала. – Она посмотрела на часы. – Вы остановились в этом отеле?

- Нет. Я из Нью-Йорка. Работаю в институте повышения квалификации. Здесь у меня была назначена встреча…

Встреча: лицом к лицу. Познакомиться. Предстать. Выяснить. Убедиться самой. Принять. Дождаться. Столкнуться. Сцепиться в схватке.

- Здесь у меня была назначена встреча…


Ветер. Он рвал из рук спиртное, неумело жонглировал бутылками в баре, поднимал в воздух мебель, бил ее о стены. Официанты и посетители исчезли, словно их сдуло. В баре остались лишь мы, она и я, завороженные друг другом, не в силах общаться из-за ветра.

Она собралась, и мы покинули растерзанную комнату. Я шла за ней по пятам, пока она петляла по тротуарам. Я потерялась в пространстве. Решетка улиц схлопнулась. Город превратился в сплошной извилистый переулок, но она плыла по нему как рыба в воде.

Наконец, мы остановились у маленькой закусочной в старой части города. Она нырнула внутрь, и мы устроились за накрытым клетчатой скатертью столиком с двумя гвоздиками и корзинкой гриссини – настолько уютным, что выглядело это даже как-то зловеще. Официант принес графин с красным вином и вазочку оливок. Он обыденно протянул нам меню, как будто вокруг ничего не происходило. Я почувствовала себя в лапах Борджиа: оставалось лишь подчиниться и поесть.

Я взглянула в меню. «Нет ничего вкуснее итальянской кухни!».

- Вот здесь мы впервые и встретились, - сказала она.- В тысяча девятьсот сорок седьмом, в день, когда я появилась на свет…

33 Brithness

Джанет Уинтерсон
Симметрии Великого объединения
(Отрывок)
И я, и она направлялись к месту встречи с противоположных концов города. Я видела ее как наяву: грозную, уверенную, готовую сразиться и одолеть меня в моей собственной игре – в большой битве за Джова. Когда я сказал Джову, что она мне написала, он тут же решил, что на этих выходных надо встретиться с друзьями.
В кармане лежало ее письмо. Аккуратный почерк. Инструкция к исполнению. «Встретимся 12-го в среду, в 6-30 вечера в баре у отеля «Алгонкин».
Почему именно здесь?
Я на месте.
Еще пять минут. Время жестоко.
Я была одета как воитель: черное от ключиц до стелек, распущенные волосы, золотые кольца в ушах и макияж а-ля боевой раскрас. Я младше ее на двадцать лет, и была намерена сделать каждый месяц этой разницы в возрасте своим преимуществом.
Она, наверное, уже седая, морщинистая, неряшливо одетая и с излишним весом. Наверно, строя из себя возвышенную натуру, она нацепит сандалии с носками и спрячет глаза за линзами очков - совсем как музейный экспонат. Я практически видела ее, ее редеющие волосы и дряхлеющую плоть, робкую надежду внутри. Я бы ее по стенке размазала.
Но ее не было. Бар выглядел как шахматная доска, где между парочками с мартини протискивались официанты, высоко неся хромовые подносы. Будто черная шахматная фигура, я сделала ход конем и прошла в правый угол, но никто, кроме нескольких малопривлекательных бизнесменов, не обратил на меня внимание. Конечно, она не придет. Конечно, она бы и не пришла. Это была война нервов, и я победила.
Я почувствовал жуткую боль в шее; заказала выпить и опустилась за столик под комнатной пальмой.
- Можно присесть?
- Пожалуйста. Вы, наверное, англичанка?
- Почему?
- Слишком вежливы для американки.
- Разве американцы не вежливы?
- Только если им хорошо заплатить.
- Сколько англичанам не плати, вежливыми они не станут.
- Тогда мы с вами, наверное, беглянки.
- Я, наверное, да. Мой отец частенько приходил сюда. Он любил Нью-Йорк. Он говорил, что только тут человек может быть собой, может снять рубашку и стать кем-то другим.
- И у него получилось?
- Получилось что?
- Стать кем-то другим.
- Да. Получилось.
Мы замолчали. Она смотрела в сторону двери. Я – на нее. Она была стройной, с подтянутым телом, и когда сидела, слегка наклонившись вперед, было видно рельефный контур мышц спины под рубашкой - белой, накрахмаленной, дорогой. Левую руку она держала на весу как Одри Хепбёрн в сцене у окна из фильма «Завтрак у Тиффани». Я не могла понять, как женщина может надеть столько серебра, а потом сидеть не опираясь.
Волосы ее были темными с отливом цвета ягод кизила, кожа смуглая и гладкая – частично благодаря наследственности, частично – уходу. Я догадывалась, что она могла быть насколько же хитрой, насколько и простодушной.
- Кого-то ждете? - спросила я.
- Да. – Она взглянула на часы.
- Вы приезжая?
- Нет. Я живу в Нью-Йорке. Работаю в Институте перспективных исследований. Я пришла сюда на встречу…
Встретиться – столкнуться лицом к лицу. Познакомиться. Представиться. Обнаружить. Пережить. Получить. Ждать прихода. Вступить. Вступить в бой.
«Я пришла сюда на встречу…»
В зале возник вихрь, который выбивал бокалы из рук посетителей, расшвыривал бутылки как крышки, поднимал мебель и разбивал ее о разрисованные стены. Официантов и посетителей разорвало в клочья и вынесло за дверь. В зале остались только я и она, я и она, завороженные друг другом, я и она, которым вихрь не давал сказать ни слова.
Она собрала вещи, и мы вместе вышли из разрушенного зала. Мне пришлось идти за ней, будто она ногами крутила тротуар. Я не могла понять, где мы. Мышеловка захлопнулась. Город стал узкой улочкой, а она – более изворотливой крысой.
Наконец мы прибыли в небольшую закусочную в спальном районе. Она нырнула внутрь, и мы уселись за стол, покрытый скатертью в угрожающе-красивую клетку, с двумя гвоздиками и стаканчиком с гриссини*. К нам подошел официант с графином красного вина и бутылкой оливок. Он передал нам меню, как будто это был самый обычный обед в обычный день. Я попала в руки Борджиа**, а они хотят со мной поужинать!
Заглянула в меню. НА ИТАЛЬЯНСКОМ ВКУСНЕЕ.
- Здесь мы встретились, - сказала она. – В 1947 году, в день моего рождения…

*Гриссини – традиционные итальянские хлебные палочки, обычно размером чуть больше карандаша.
**Борджиа – клан в Италии, прославившийся жестокостью и изворотливостью своих представителей.

34 Bubu

Наверное, мы отправимся к этому месту с противоположных концов города. Я представляла ее гневной и уверенной, готовой сразиться со мной и победить на моем же поле. Это будет грандиозная битва, а награда в ней — Джоув. Когда я сказала ему, что она мне написала, Джоув решил на выходных навестить друзей.
Ее письмо лежало у меня в кармане. Аккуратный почерк. Повелительный тон. «Встретимся в среду, 12-го, в 6.30 вечера в баре отеля "Алгонкин"».
Почему она выбрала это место?
И вот я здесь.
На пять минут раньше. Время неумолимо.
Я нарядилась по-боевому: от глубокого декольте и до пят – в черное, волосы распущены, в ушах толстенные золотые кольца, боевая раскраска на лице. Перед соперницей я имела преимущество в двадцать лет и собиралась воспользоваться этим по полной.
А у нее наверняка седина, морщины и лишний вес, одевается как попало. Она будет в носках и сандалиях — как поэтично! — глаза за стеклами очков, будто у музейного экспоната. Я прямо видела, как ее волосы и плоть исчезают, а под ними бьется в ловушке надежда. Я иссушу ее всю, до смрадного дна.
Ее нигде не видно. Бар походил на шахматную доску, по которой маневрировали парочки с мартини и официанты, гордо несущие хромированные подносы. Я сделала ход черным конем под нужным углом и пересекла невидимую границу, но никто не обратил на меня внимания, лишь несколько бизнесменов бросили оценивающие взгляды.
Ну конечно же, она не пришла. И разумеется, не придет. Это была война нервов, и я победила. Я ощутила чудовищную боль в шее. Заказала выпивку и рухнула на стул под пальмой в горшке.
— Простите, могу я здесь сесть?
— Конечно. Вы, наверное, англичанка?
— С чего вы взяли?
— Вы слишком вежливы для американки.
— А американцы разве не вежливые?
— Только если хорошо им платишь.
— Англичане не станут любезничать, сколько ни заплати.
— Значит, мы с вами беженцы.
— Я-то уж наверняка. Отец раньше частенько сюда заходил. Он любил Нью-Йорк. Говорил, что это единственное место в мире, где можно оставаться собой, даже работая до седьмого пота, чтобы стать кем-то другим.
— И ему удалось?
— Что?
— Стать кем-то другим.
— Да. Удалось.
Мы замолчали. Она смотрела на дверь. А я на нее. Она обладала стройным и натянутым как струна телом гончей, сейчас она слегка наклонилась вперед, и белая накрахмаленная блузка, явно дорогая, очертила контуры спины. Ее левая рука напоминала витрину ювелирного магазина. Даже не знаю, как можно напялить столько серебра и при этом сидеть прямо.
Волосы у нее были темно-красные — как кизил, как красная кожа, их пышность была частично природной, а частично результатом усилий. Я бы назвала ее внешний вид столь же искусным, сколь и безвкусным.
— Вы кого-то ждете? — спросила я.
— Да, — она посмотрела на часы. — А вы здесь остановились?
— Нет. Я живу в Нью-Йорке. Работаю в Институте перспективных исследований. Я пришла сюда, чтобы встретиться...
Чтобы встретиться. Лицом к лицу. Чтобы познакомиться. Представиться. Найти. Узнать. Принять. Дождаться появления. Столкнуться. Столкнуться в сражении.
— Я пришла сюда, чтобы встретиться...
По помещению пронесся порыв ветра, он вырвал из рук посетителей напитки, разметал бутылки, словно пробки, поднял мебель и швырнул ее об стену. Сдул официантов и публику в дверь мелкими ошметками. В баре не осталось ничего, кроме нас двоих, мы завороженно смотрели друг на друга, не в состоянии произнести ни слова из-за ветра.
Она собрала вещи, и мы вместе покинули руины бара. Мне пришлось поспевать следом, пока мостовая извивалась под ее ногами. Я перестала понимать, где мы находимся. Сеть улиц стянулась в один тугой узел. Город превратился в кривой переулок, а она оказалась более проворной крысой.
Наконец, мы добрались до небольшой забегаловки в обшарпанном квартале. Она нырнула внутрь, мы сели за столик со зловеще милой клетчатой скатертью, парой гвоздик в вазе и несколькими итальянскими хлебцами. Подошел мальчишка с графином красного вина и мисочкой оливок. Он протянул нам меню, словно это был обычный обед в самый обычный день. Я попала прямо в лапы семейки Борджиа, а меня пытаются накормить.
Я заглянула в меню. ПО-ИТАЛЬЯНСКИ ВСЁ ВКУСНЕЕ.
— Здесь я с ним и встретилась, — сказала она. — В 1947, в тот день, когда я родилась...

35 Buslik.

Мы с ней шли к назначенному месту из противоположных концов города. Я воображала себе ее гнев, самоуверенность, готовность сразиться и победить меня в моей собственной игре. Это была решающая битва, в которой награда победителю - Джов. Когда я рассказала ему о письме, он решил съездить к друзьям на выходные.

Ее письмо лежало у меня в кармане. Ровный почерк. Приказ, которого нельзя ослушаться. «Встретимся в среду, 12-го, в 6:30 вечера в баре гостиницы «Алгонкин».

Почему она выбрала это место?

Я пришла.

Еще пять минут. Время неумолимо.

Я оделась, как подобает воину: вся в черном от декольте до каблуков, волосы распущены, в ушах – широкие золотые серьги в виде колец, боевая раскраска макияжа. У меня было двадцать лет преимущества над соперницей. И я намеревалась использовать каждый месяца.

Она непременно окажется серой, она окажется скучной, толстой и небрежно одетой. Она наверняка обует сандалии на романтичные носочки и спрячет глаза за стеклами очков, точно экспонаты за музейной витриной. Ее внешность ускользала от моего воображения, но я отлично представляла себе скрытую в ней надежду. Я смешаю ее с грязью.

Ее не было. Бар напоминал шахматную доску, по которой парочки переставляли стаканы с мартини и сновали официанты, подняв блестящие подносы над головой. Я пересекла линии игрового поля строго под прямым углом, как черный шахматный конь. Мое появление не взволновало никого, за исключением нескольких бизнесменов, бросивших в мою сторону заинтересованные взгляды.

Разумеется, она не пришла. Разумеется, она не придет. Это была проверка на выдержку, и я победила. У меня вдруг ужасно разболелась шея. Я заказала выпивку и устало опустилась на стул под росшей в горшке пальмой.

- Могу я присесть?
- Пожалуйста. Вы, наверное, англичанка.
- С чего вы так решили?
- Слишком вежливая для американки.
- Американцы не бывают вежливы?
- Только если им хорошо заплатят.
- Британцы не отличаются вежливостью, сколько им ни заплати.
- Тогда мы с вами, должно быть, эмигранты.
- Уж я-то точно! Мой отец часто здесь бывал. Он любил Нью-Йорк. По его словам, это единственное место в мире, где можно быть самим собой и при этом из кожи вон лезть, чтобы стать другим человеком.
- И у него получилось?
- Что?
- Стать другим человеком.
- О, да.

Мы помолчали. Она смотрела на входную дверь. Я смотрела на нее. Стройная, напряженная, подтянутая, она слегка наклонилась вперед, и контуры ее спины четко проступили под рубахой. Белой, накрахмаленной, дорогой. Ее левая рука напоминала витрину «Тиффани». Я даже удивилась, как можно носить на себе столько серебра и не сгибаться под его тяжестью. У нее были темно-рыжие, оттенка сочных ягод или крови, волосы, гладкие отчасти по своей природе, отчасти в результате приложенных усилий. Ее внешность показалась мне одновременно загадочной и безыскусной.

- Вы кого-то ждете? – спросила я.
- Ждала, - она посмотрела на часы. – Вы остановились в этой гостинице?
- Нет. Я живу в Нью-Йорке, работаю в Институте перспективных исследований. А сюда пришла, чтобы встретиться…

Встретиться: столкнуться лицом к лицу. Познакомиться. Представиться. Найти. Испытать. Получить. Дождаться прихода. Сразиться. Выйти на поединок.
- Я пришла сюда, чтобы встретиться…

В зал ворвался ветер, он выхватывал напитки из рук посетителей, разбрасывал бутылки за барной стойкой, точно легкие пробки, поднимал мебель и швырял ее в стену. И официантов, и клиентов сдуло за дверь, как обрывки салфеток. В зале не осталось никого, кроме нас. Только она и я, завороженные друг другом, без малейшей возможности перекричать ветер.

Она подобрала свои вещи, и мы вместе вышли из разрушенного зала. Она легко перебегала по тротуарам, а я старалась не отставать. Я потерялась в пространстве. Сетка улиц искривилась. Город стал похож на лабиринт, а она напоминала крысу, более опытную, чем я.

Наконец, мы добрались до дешевой забегаловки в малопрестижной части города. Поколебавшись, она вошла внутрь. Мы присели за неожиданно нарядный столик, покрытый клетчатой скатертью, украшенный двумя гвоздиками и несколькими хлебными палочками-гриссини. Парнишка-официант принес нам графин красного вина и миску с оливками. Он протянул нам меню, словно это был заурядный ужин самым обычным вечером. Я попала в руки Борджиа, и теперь меня заставляли есть.
Я взглянула на меню. ЕДА ВКУСНЕЕ ПО-ИТАЛЬЯНСКИ.
- Здесь мы с ним и познакомились, - сказала она. – В 1947-м, в день моего рождения….

36 Buzaika

Мы направлялись на встречу из разных концов города. Она представлялась мне яростной, уверенной, готовой стать достойным соперником, чтобы победить в моей же игре. Это был важный бой, и победитель получал в награду Джоува. Узнав про её письмо, он решил поехать к друзьям на выходные.

То письмо лежало у меня в кармане. Указания были написаны аккуратным почерком. «Встретимся 12-го числа, в среду, в 18.30 в баре отеля Алгонквин».

Почему здесь?

Я на месте.

Ждать еще пять минут. Время жестоко.

Вид у меня был воинствующий: черная одежда, декольте, распущенные волосы, массивные золотые серьги в форме колец, да и макияж больше походил на боевую раскраску. Будучи моложе, я собиралась выгодно использовать каждый месяц своего двадцатилетнего превосходства над противником.

А она придет, седеющая, толстая, вся в морщинах. Нарядится во что попало, в какие-нибудь носки и сандалии, глаза будут спрятаны за очками как музейные экспонаты за витриной. Я буквально видела увядающую красоту её волос и кожи. Видела, что последняя надежда чахнет у нее где-то внутри. Я просто вытяну из нее все соки.

В баре её не было. Парочки сидели, попивая мартини, официанты маневрировали между столиков, неся на поднятых руках сверкающие подносы. Я прошла в бар, двигаясь как черный конь на шахматной доске под прямым углом, но, кроме двух-трех бизнесменов, на меня больше никто не обратил внимания.

Ну, конечно, она не пришла. С чего бы ей приходить! Этот бой не слабонервных, и я его выиграла. У меня жутко разболелась шея. Я заказала себе выпить и рухнула в кресло, стоявшее под большой пальмой в кадке.

- Можно присесть?

- Да, конечно. Вы, должно быть, англичанка.

- Почему вы так решили?

- Слишком вежливая для американки.

- А американцы не могут быть вежливыми?

- Ну, только если им достаточно платишь.

- Британцы хамят, сколько бы им ни платили.

- Ну, тогда мы с вами, наверное, беженцы.

- Я – да. Мой отец частенько бывал здесь. Он любил Нью-Йорк. Он говорил, что Нью-Йорк это единственное место в мире, где можно оставаться собой, при этом работая до потери пульса, чтобы стать кем-то другим.

- Получилось?

- Что именно?

- Стать кем-то другим.

- Да. Получилось.

Мы молчали. Она смотрела на дверь. Я рассматривала её, стройную и изящную как гончая, слегка напряженную. Она сидела, чуть наклонившись вперед, белое полотно её дорогой накрахмаленной блузки повторяло контуры мышц спины. Левая рука моей собеседницы напоминала витрину ювелирного магазина Тиффани. Я не понимала, как женщина могла носить столько серебряных украшений и при этом не падать. И без того послушные огненно-рыжие волосы были тщательно уложены. В целом она выглядела изысканно и в то же время просто.

- Вы кого-то ждете? – спросила я.

- Ждала.

Она посмотрела на часы. Потом спросила:

- Вы здесь проездом?

- Нет, я живу в Нью-Йорке. Работаю в Институте современных исследований. Здесь должна встретиться с …

Встретиться. Значит увидеть. Представиться. Познакомиться. Найти. Пережить. Получить. Дождаться. Столкнуться. Противостоять.

- Я должна встретиться с …

Резкий порыв ветра вырвал напитки из рук посетителей бара, разбросал бутылки словно пробки, поднял в воздух мебель и стал швырять её об стены. Официанты и клиенты быстро разбежались. Мы остались в зале одни и смотрели друг на друга как загипнотизированные. Ветер не давал нам сказать ни слова.

Она взяла свои вещи, и мы вместе покинули разрушенный ветром бар. Она твердо шла по тротуарам извилистых улиц, и мне пришлось её догонять. Я не знала где мы. Ловушка захлопнулась. Город превратился в лабиринт из узких переулков, в котором она ориентировалась намного лучше, чем я.

Наконец, мы добрались до маленькой закусочной где-то в захолустной части города. Она непринужденно зашла внутрь, и мы сели за столик, который просто пугал чистотой скатерти и стоявшими на нем гвоздиками и хлебными палочками. Молоденький официант вынес графин красного вина и чашку оливок. Он подал нам меню так, будто это был обычный ужин в самый обычный день. Я отдалась в руки семейства Борджиа, и они хотели меня накормить.

Я взглянула на меню. ВКУС ЕДЫ ЛУЧШЕ ЗВУЧИТ НА ИТАЛЬЯНСКОМ.

- Именно здесь мы с ним и познакомились, - сказала она. В день, когда я родилась, в 1947 году.

37 Cassini

Внутренние симметрии
Отрывок
Дженет Уинтерсон
Мы приближались друг к другу с разных концов города. Я представляла ее себе: сердитая, самоуверенная, готовая бросить мне вызов в моей собственной игре и победить. Это была настоящая схватка, а призом был Джов. Когда я рассказала ему, что получила от нее письмо, он решил уехать на выходные к друзьям. Письмо лежало у меня в кармане. Аккуратный почерк. Инструкция, даже приказ: «Я встречусь с вами в среду, 12 числа, в 18:30 в баре отеля “Алгонкин”».
Почему именно здесь?
И вновь я здесь.
В запасе пять минут. Вот она, безжалостность времени.
Я оделась, словно воин: с головы до пят в черном, волосы распущены, в ушах массивные золотые серьги-кольца, а на лице боевой раскрас. У меня было двадцатилетнее преимущество в возрасте, и я собиралась использовать каждый его месяц.
Как много вещей могли бы обернуться против нее. Седина, морщины, лишний вес, скверно подобранная одежда. Пресловутые носки под сандалии и глаза за стеклами очков, словно экспонаты в музее. Я так и видела ее: утратившее свежесть тело и волосы, задыхающаяся внутри надежда. Я не оставила бы от нее и мокрого места.

Ни следа ее присутствия. Бар был - шахматная доска, усеянная парочками с мартини. Мимо проходили официанты с поднятыми над головой хромированными подносами. Я вошла в бар, словно черный шахматный конь, но никто не обратил на меня внимания, кроме нескольких заинтересовавшихся бизнесменов.
Разумеется, она не пришла. Разумеется, она вообще не собиралась приходить. Это было столкновение характеров, и я вышла из него победителем. Я вдруг поняла, что у меня ужасно болит шея. Пришлось заказать напиток и укрыться под пальмой.
- Извините, могу я присесть?
- Конечно. Вы, должно быть, англичанка.
- Почему?
- Для американки вы слишком вежливы.
- А разве американцы не вежливы?
- Только если вы хорошо им за это заплатили.
- Англичане вообще не бывают вежливы, неважно, сколько вы им платите.
- Тогда выходит, что мы с вами эмигранты.
- Наверное, так и есть. Мой отец был приезжим. Он любил Нью-Йорк. Говорил, что это единственное место в мире, где можно быть собой и при этом работать на износ ради того, чтобы стать кем-то еще.
- И у него получилось?
- Что именно?
- Стать кем-то еще.
- Да. У него получилось.
Мы сидели тихо. Она смотрела на дверь, а я на нее. Она была тонкой, стройной, с поджарым телом гончей. Когда она слегка наклонилась вперед, ткань ее футболки - белой, накрахмаленной и очень дорогой, - отчетливо облепила рельефные мышцы на спине. Ее левая рука была словно витрина «Тиффани». Я не понимала, как вообще женщина может носить столько серебра и при этом не сгибаться под его тяжестью.
Волосы ее были темно-рыжими, оттенка плодов кизила или красной кожи. Очень пышные, так, будто это отчасти дар природы, а отчасти результат тщательного ухода. Я подумала, что ее образ был искусным настолько же, насколько и бесхитростным.
- Вы кого-то ждете? - спросила я.
- Ждала, - она посмотрела на часы. – Вы живете в отеле?
- Нет, я из Нью-Йорка. Я работаю в Институте перспективных исследований. Я здесь, чтобы встретиться…
Встретиться: поговорить с глазу на глаз. Познакомиться. Представиться. Отыскать. Свести знакомство. Побеседовать. Дождаться прихода. Столкнуться. Ввязаться в столкновение.
- Я здесь, чтобы встретиться…

Это был вихрь, который выбил напитки из рук едоков, и, словно легонькие пробки, разметал бутылки с барной стойки, поднял мебель в воздух и разнес ее о безучастные стены. Официантов и посетителей вынесло за дверь. А в комнате остались только мы двое, загипнотизированные друг другом, онемевшие из-за ветра.

Она собрала вещи, и мы вместе покинули разрушенную комнату. Я спешила вслед за ней, плиты мостовой мелькали под ее ногами. Я уже не понимала, где нахожусь. Дорожка была уложена неровно. Весь город был сплошной извилистой аллеей, а она ее королевой.
Наконец мы оказались в маленьком дайнере где-то далеко от престижных районов города. Она вдруг зашла туда, и мы уселись за ужасно милым столиком, застеленным клетчатой скатертью. На нем стояли две гвоздики, а рядом – несколько хлебных палочек-гриссини. К нам подошел парнишка с графином вина и миской оливок. Он принес меню, словно это был самый обычный обед и самый обычный день. Я попала в лапы Борджиа, и голодной мне уже не уйти.
Я посмотрела в меню. В ИТАЛИИ ВСЕ ВКУСНЕЕ.
- Здесь я его и встретила, - сказала она. – В 1947, в день моего рождения…

38 Castagna

Симметрии
Отрывок из романа Жанетт Уинтресон «Симметрии»

Нам с ней предстояло двигаться к месту встречи с противоположных концов города. Я представляла ее злой, уверенной, готовой биться со мной и одолеть меня в моей же игре. Сражение обещало быть серьезным, а призом был Джоув. Когда я сообщила ему, что она мне написала, он предпочел уехать к друзьям на выходные. Ее письмо было у меня в кармане – аккуратный почерк, указания, требующие подчинения: «Встречаемся в среду, 12-го, в 18.30 в баре отеля Алгонкуин».

Почему она выбрала именно это место?
Вот оно.
Пять минут до встречи. Как жестоко время!

Я оделась для битвы: вся в черном от декольте до стелек, волосы распущены, тяжелые золотые кольца серег в ушах, макияж - боевая раскраска. У меня было двадцатилетнее преимущество над соперницей и я собиралась пустить в ход каждый месяц.

Я представляла ее седеющей, морщинистой, полной и неопрятной. Я представляла ее поэтично облаченной в сандалии поверх носков, в массивных очках, похожих на музейные витрины. Я уже видела, как ее плоть спасается бегством, как ее надежда поймана в ловушку. Я собиралась опустошить ее до самого дна.

Никаких признаков ее приближения. Бар представлял собой шахматную доску, заполненную парочками, ведущими свою игру за бокалами мартини. Я обошла помещение, передвигаясь прямыми углами, как конь в шахматах, но кроме нескольких знающих людям цену бизнесменов, никто, кажется, на меня внимания не обратил.

Конечно, она не пришла. Конечно, она не придет. Это была битва на стойкость и я победила. Я вдруг заметила, что у меня ужасно болит шея. Я заказала выпить и рухнула в кресло под пальмой в горшке.

- Разрешите присесть?
- Конечно, присаживайтесь. Вы, должно быть, англичанка.
- Почему вы так решили?
- Вы слишком вежливы для американки.
- А разве американцы не вежливы?
- Вежливы, если им хорошо заплатить.
- Ну, а британцам сколько ни плати, вежливыми не станут.
- В таком случае, мы с вами, вероятно, эмигрантки.
- В некотором роде, я и есть эмигрантка. Мой отец часто бывал здесь. Он любил Нью-Йорк. Он говорил, что это единственное место на земле, где человек может оставаться собой, даже тогда, когда из кожи вон лезет, чтобы стать кем-то другим.
- И он преуспел?
- В чем?
- В становлении кем-то другим.
- Да, да, преуспел.

Мы замолчали. Она поглядывала на дверь. Я посмотрела на нее. Это была стройная, жилистая женщина, напоминавшая телосложением борзую – теперь она немного наклонилась вперед – очертания мышц ее спины были видны сквозь рубашку – белую, накрахмаленную, дорогую. Ее левая рука выглядела как витрина магазина Tiffany. Я смутно себе представляла, как женщина может носить на себе такое количество серебра и при этом сидеть прямо.

Ее волосы были темно-рыжими, как дубленая кожа, красноватыми, словно древесина кизилового дерева, упругими в равной степени благодаря природе и уходу.

- Вы кого-то ждете? – спросила я.
- Ждала, - она посмотрела на часы. – Вы остановились здесь?
- Нет, я живу в Нью-Йорке. Я работаю в Институте перспективных исследований. Я пришла сюда, чтобы встретиться…
Чтобы встретиться – столкнуться лицом к лицу. Познакомиться. Быть представленной. Найти. Познать. Получить. Ждать появления. Встретиться. Сойтись в битве.
«Я пришла сюда, чтобы встретиться…»

По залу бара пронесся ветер, выбивший хмель из посетителей, разбросал бутылки словно пробки, оторвал мебель от пола и разбил ее о стену. Официанты и посетители в беспорядке хлынули из помещения. В зале не осталось никого, кроме ее и меня. Мы застыли, загипнотизированные друг другом, из-за ветра лишенные возможности говорить.

Она собрала вещи и мы покинули разоренный зал. Мне пришлось следовать за ней, растирающей камни мостовой каждым шагом. Я перестала ориентироваться в пространстве. Клетка захлопнулась. Город был темной подворотней, а она была лучше приспособлена.

Подошел официант с графином красного вина и миской оливок. Он дал нам меню словно это был самый обычный обед в самый обычный день. Я попала в руки Борджиа и теперь они хотели, чтобы я у них отобедала. Я посмотрела в меню. ПО-ИТАЛЬЯНСКИ БЛЮДА ЗВУЧАТ АППЕТИТНЕЕ.

- Здесь я его повстречала, - сказала она. – В 1947 году, в день, когда я родилась….

39 Covarina

From GUT SYMMETRIES
by Jeanette Winterson


К месту встречи мы должны были подойти с разных концов города. Я пыталась представить ее себе: разъяренная, самонадеянная, готовая сравнять счет и победить в моей игре. Это была великая битва – а призом был Джов. Когда я сказала ему, что она мне написала, он решил уехать на выходные к друзьям.

В кармане ее письмо. Аккуратный почерк. Инструкция для выполнения. «Встретимся в среду, 12-го, в 18-30. Бар в отеле «Алгонкин».

Почему именно там?

Вот он, этот бар.

Осталось пять минут. Чертово время.

Я была воинственна: вся в черном, от декольте до пят, распущенные волосы, толстые золотые кольца в уши, боевой макияж. У меня было преимущество перед соперницей в двадцать лет, и я собиралась использовать каждый месяц.

Я ждала, что у нее будут седина, морщины, лишний вес, небрежно подобранная одежда. Скорее всего, она из тех сумасшедших, которые надевают носки под босоножки и прячут глаза за стеклами, как музейные экспонаты. Я представляла, что у нее плохие волосы и стареющее тело, а в глазах - глубоко спрятанная надежда. Я бы списала ее со счетов.

Ну где же она. Бар – как шахматная доска, на которой маневрируют несколько пар с мартини и официанты с хромированными подносами на вытянутых руках. Я ходила черным конем по клеткам зала, но кроме нескольких бизнесменов, бросающих благосклонные взгляды, казалось, никто мной не заинтересовался.

Конечно, она не пришла. Конечно, она не придет! Это была битва на выдержку, и я победила. Я вдруг ощутила ужасную боль в шее. Заказав себе выпить, я уселась рядом с пальмой в кадке.

- Могу я присесть?'
- Пожалуйста. Должно быть, Вы англичанка?
- Почему?
- Слишком вежливы для американки.
- Разве американцы не вежливы?
- Только если им прилично за это платят.
- Англичане вообще не вежливы, независимо от того, сколько им платят.
- Тогда мы с вами, скорее, из эмигрантов.
- Я, наверное, да. Мой отец любил бывать здесь. Ему нравился Нью-Йорк. Он говорил, что это единственное место в мире, где можно оставаться собой и при этом работать до потери пульса, чтобы стать кем-то другим.
- Ему удалось?
- Удалось что?
- Стать кем-то другим?
- Да. Ему удалось.

Мы помолчали. Она смотрела на выход. Я смотрела на нее: стройна, подтянута, как борзая; чуть подалась вперед, и сквозь контур ее рубашки проступил рельеф спины. Белая, накрахмаленная, дорогая рубашка. Левая рука – как витрина Тиффани. Я и представить не могла, что женщина может носить на себе столько серебра и при этом сидеть, не сгибаясь.

Темно-рыжие мягкие волосы с прядями разных тонов – частично подарок судьбы, частично результат трудов. Мне казалось, что красота ее была и искусственной, и безыскусной в то же время.

- Вы кого-то ждете? - спросила я.
- Ждала. – она посмотрела на часы,- А вы здесь остановились?
- Нет. Я живу в Нью-Йорке. Работаю в Институте перспективных исследований. Я пришла на встречу...

На встречу... Скорее, столкнуться лицом к лицу. Познакомиться. Представиться. Найти. Пережить. Принять. Дождаться. Встретиться. Начать войну.

- Я пришла на встречу...

В зале вдруг поднялся ветер. Он снес напитки у сидящих, опрокинул бутылки в баре, поднял в воздух мебель и размозжил ее о стену. Официантов и посетителей вынесло прочь в потоке обломков. Здесь ничего не осталось – только она и я: она и я, пожирающие друг друга глазами, потому что говорить из-за ветра было невозможно.

Она взяла свои вещи и мы вместе вышли из разрушенного отеля. Мне пришлось догонять ее, так быстро она переступала по плиткам. Я понятия не имела, где мы находимся. Сетка искривилась. Весь город превратился в одну извилистую улочку, по которой она искусно лавировала.

Наконец мы добрались до маленькой закусочной в разрушенной части города. Она юркнула внутрь, и мы уселись за угрожающе прекрасный стол, покрытый клетчатой скатертью, на котором стояла пара гвоздик и лежали гриссинни *. Подошел молодой человек с графином красного вина и тарелкой оливок. Он подал нам меню, как будто это был самый обычный ужин в ничем не примечательный день. Я попала в клан Борджиа, и они хотят накормить меня.

Меню гласило: НА ИТАЛЬЯНСКОМ ЕДА ВКУСНЕЕ.

- Мы встретились здесь, -сказала она. - В 1947 году, в день, когда я родилась…

• - Гриссинни – итальянские хлебные палочки

40 daksy09

ВНУТРЕННЯЯ СИММЕТРИЯ.
Джанет Уинтерсон

Мы с ней, должно быть, приближались к месту назначения с противоположных концов города. Я представляла ее себе – злую, самоуверенную, готовую сразиться и победить меня в моей же игре. Это была великая битва, а призом служил Джов. Когда я сказала, что она написала мне, он решил в выходные навестить друзей.

Письмо лежало в моем кармане. Аккуратный подчерк. Приказ к повиновению. «Я встречусь с Вами в среду, 12-го числа, в 18.30, в баре отеля «Алгонкин».

Почему она выбрала это место?

Это произошло здесь.

Пять минут свободы. Безжалостность времени.

Я оделась воинственно: в черном от стелек до декольте, волосы распущены, толстые обручи золота в ушах, боевой раскрас на лице.

Она, вероятно, седая, морщинистая, с лишним весом и одета как попало. В носках и сандалиях (как поэтично), глаза за стеклами очков, похожие на музейные экспонаты. Я почти видела ее, потерявшую волосы и фигуру, похоронившую надежду внутри. Я солью ее в унитаз.

Ни намека на нее. Бар словно шахматная доска с парочками, делающими ходы бокалами мартини, и официантами с высоко поднятыми хромированными подносами. Я сделала несколько ходов в правый угол на манер черного коня, буквой «Г». Но, кроме нескольких бизнесменов, знающих толк в женщинах, никто не обратил на меня внимания.

Конечно, она не пришла. Конечно, она бы не пришла. Это была война нервов и я победила. Я почувствовала ужасную боль в шее. И, заказав выпить, приземлилась за столик под пальмой.

- Могу я здесь сесть?

- Пожалуйста. Вы, вероятно, англичанка?

- Почему вы так решили?

- Слишком вежливы для американки.

- А американцы невежливы?

- Если только вы им достаточно не заплатите.

- Англичане невежливы, сколько им не заплати.

- Мы с вами тогда исключение?

- Я - да, полагаю. Мой отец приходил сюда. Он любил Нью-Йорк. Говорил, что это единственное место в мире, где человек может оставаться самим собой, при этом работая в поте лица, пытаясь стать кем-то другим.

- И он смог?

- Что?

- Стать кем-то другим?

- Да. Смог.

Мы помолчали. Она смотрела на дверь. Я смотрела на нее. Стройная, поджарая, сейчас она сидела, наклонившись вперед. Мышцы спины подчеркивала блузка: белая, накрахмаленная, дорогая. Левая рука - словно с витрины бутика Тиффани. Не верится, как женщина может надеть столько серебра и при этом сидеть, не облокачиваясь.

Ее волосы темно-красные, цвета кизила, отливающие красноватым кожаным блеском, с локонами наполовину естественными, наполовину рукотворными. Я поняла, что ее внешность была настолько же искусственна, насколько и натуральна.

- Ждете кого-нибудь? – спросила я.

- Ждала – она взглянула на часы. – Вы остановились здесь?

- Нет. Я в Нью-Йорке живу. Работаю в Институте фундаментальных исследований. Я пришла сюда увидеться…

Увидеться, встретиться лицом к лицу. Познакомиться. Быть представленной. Найти. Ощутить. Получить. Дождаться прибытия. Наткнуться. Наткнуться на конфликт.

- Я пришла сюда увидеться…

Налетел ветер: он вырвал коктейли из рук посетителей, разбросал бутылки в баре словно бутылочные пробки, поднял в воздух мебель и обрушил ее на обомлевшие стены. Барменов, бизнесменов в лохмотьях выдуло в дверь. В комнате не осталось ничего, только я и она, она и я, завороженные друг другом, из-за ветра лишенные возможности говорить.

Она собрала свои вещи и вместе мы покинули разгромленную комнату. Мне пришлось следовать за нею, пока она петляла по тротуарам. Я перестала ощущать, где мы находились. Система координат выгнулась. Город был похож на искривленную аллею, и она ориентировалась в нем не хуже крысы.

Наконец мы прибыли в небольшую забегаловку в богом забытой части города. Она вплыла внутрь, и мы сели за пугающе милый столик с двумя гвоздиками, накрытый клетчатой скатертью и сервированный несколькими гриссини*. Вышел мальчик с графином красного вина и чашей маслин. Он дал нам обеим меню, будто это самый обычный обед в самый обычный день. Я попала в руки Борджия и теперь они хотели меня накормить.

Заглянула в меню. ВКУС ЕДЫ ЛУЧШЕ ОЩУЩАЕТСЯ НА ИТАЛЬЯНСКОМ.

- Здесь я встретила его – сказала она. – В 1947 году, в день моего рождения…



* гриссини (итал.) – хлебные палочки.

41 damartynova

Джанет Уинтерсон «Теории Великого объединения»

Каждая из нас доберется до назначенного места с разных концов города. Стерва собирается сцепиться со мной в жестокой схватке. Наградой победителю станет Джов. Он уехал к друзьям на пару дней, как только узнал, что она написала мне.

Ее записка у меня. Аккуратно выведенные буквы. Словно приказ: «Встретимся 12-го в среду, в 6 вечера, в баре отеля «Алгонкин».

Почему именно там?

Я приехала.

Еще есть пять минут. Мучительное ожидание.

Я готова к бою: черная одежда подчеркивает грудь, волосы распущены, в ушах массивные золотые кольца, вызывающий макияж. К тому же, я на двадцать лет моложе – явное преимущество длиною в двести сорок месяцев.

Мое лицо не усеяно морщинами, кожа гладкая и свежая, не страдаю от лишнего веса, и мне не все равно, как я выгляжу. Так и вижу эту доисторическую особь: в носках и сандалиях, с толстыми линзами очков. Предстоящая встреча полностью захватила мысли. Я выбью почву из-под ее ног в два счета.

Пока никого. Посетители бара с «Мартини» в руках и официанты с высоко поднятыми стальными подносами напоминали шахматные фигуры. Пройдясь вдоль и поперек игрового поля, словно черный конь, я лишь привлекла внимание кучки бизнесменов.

Разумеется, никто не пришел. Этого стоило ожидать. В напряженной борьбе она потерпела полное поражение. Ноющая боль ударила в шею. Заказав выпить, я устроилась под комнатной пальмой.

– Позвольте я присяду?

– Пожалуйста. Вы должно быть англичанка?

– Почему?

– Американцы не так обходительны.

– Разве?

– Только если им за это платят.

– Даже если вы заплатите британцу, он не станет любезнее.

– Тогда мы явно нездешние.

– Что касается меня, так и есть. Отец часто тут бывал. Он любил Нью-Йорк. Говорил, что это единственное место на земле, где мужчине нет нужды притворяться, пока он примеряет новую роль на пути к цели.

– Ему удалось?

– Что?

– Достичь своей цели?

– Да. Пожалуй.

Мы молчали. Она смотрела на дверь. Я – на нее. Легкий наклон вперед придавал ее стройной фигуре сходство с борзой: точеное тело, мышцы спины проглядывались через белую рубашку, дорогую и накрахмаленную. Ее левая рука будто витрина «Тиффани». Думаю, женщине тяжело сохранять равновесие под тяжестью всех этих серебряных украшений.

Темно-рыжие волосы оттенка спелых ягод кизила, хорошие от природы, мягкие, ухоженные, словно выделанная красная кожа. Элегантность, граничащая с безвкусицей.

– Кого-то ждете? – спросила я.

– Да, – она взглянула на часы. – Вы остановились в отеле?

– Нет. Я живу в Нью-Йорке. Работаю в Институте перспективных исследований. У меня здесь встреча…

Встреча – одна против другой. Знакомство. Представиться. Первое впечатление. Пережить. Я здесь. Я жду. Противостояние. Столкновение.

– У меня здесь встреча…

Внезапно поднявшийся ветер вырывал напитки из рук посетителей, падали и вдребезги разбивались бутылки, подхваченная потоком воздуха мебель ударялась о трясущуюся стену.
Всех людей в баре вихрем вынесло наружу. В пустой комнате остались только мы: она и я, плененные друг другом, не способные вымолвить и слова из-за разыгравшейся стихии.

Она взяла вещи, и мы покинули разрушенный зал. Я шла за ней кривыми улицами. Не помню, где мы были. Точно из клетки выбрались. Бежали, как крысы, по лабиринту города.

В каком-то запущенном районе мы остановились у закусочной. Она проскользнула внутрь, и мы присели за жутко милый столик с клетчатой скатертью, парой гвоздик и несколькими хлебными палочками. К нам подошел паренек с графином красного вина и чашкой оливок.
Привычным движением он подал нам меню – вряд ли он понимал важность этого дня.
Распутность охватила меня, будто я одна из рода Борджиа. Самое время как следует поесть.
Я взглянула на меню: «ЕДА ПО-ИТАЛЬЯНСКИ ВКУСНЕЕ».

– Здесь я его и встретила, – сказала она. – В 1947-м, в день своего рождения».

42 Dana Scully

Джанет Уинтерсон
Gut symmetries (отрывок)

Мы должны были выдвинуться на ристалище с разных концов города. Я воображала себе её злой, самонадеянной, готовой биться на равных и ударить меня моим же оружием. Нам предстояла великая битва за Джова. Когда я рассказала Джову о её письме, он собрался провести выходные с друзьями.

Её письмо лежало у меня в кармане. Чёткий почерк и приказ повиноваться: «Встретимся в среду двенадцатого в половине седьмого вечера, бар отеля «Алгонкин».

Почему она выбрала этот бар?

Здесь всё случилось.

Осталось пять минут. Время безжалостно.

Я пришла в образе воительницы: вся в чёрном от декольте до подошв, распущенные волосы, массивные золотые серьги в виде колец, боевая раскраска. У меня фора в двадцать лет над соперницей, и я не упущу ни одного месяца.
Наверное, у неё седые волосы, морщины. И ещё лишний вес. Наверное, она носит затрапезную одежду. Скажем, ходит в носках и сандалиях. И глаза за стёклами очков. Музейный экспонат, да и только! Так и вижу, как она, загнанная в ловушку, выбивается из сил и рвёт на себе волосы. Чтоб ей утонуть в болоте!


Она запаздывала. Бар напоминал шахматную доску, где мартини маневрировали парами и официанты ходили с высоко поднятыми хромированными подносами. Я прогуливалась то вдоль, то поперёк зала, поворачивая под прямым углом, как чёрный шахматный конь, но кроме нескольких состоятельных господ, ценителей прекрасного, никто, казалось, мной не интересовался.
Что ж, она не пришла. И теперь уже не придёт. Я победила в этой войне нервов. Как невыносимо болит голова… Я заказала выпивку и в изнеможении опустилась за столик, рядом с пальмой в кадке.

– Вы позволите?

– Да, садитесь, пожалуйста. Вы, должно быть, из Англии.

– Почему вы так решили?

– Слишком вежливы для американки.

– Разве американцы не вежливы?

– Если только им достаточно за это платят .

– Британцы не будут вежливы, сколько бы им не платили.

– Тогда мы с вами, наверное, эмигранты.

– Я-то точно. Мой отец часто захаживал сюда. Он любил Нью-Йорк. Называл его единственным местом в мире, где человек может быть собой, работая как проклятый, чтобы стать кем-то другим.

– И ему удалось?

– Удалось – что?

– Стать кем-то другим.

– Да. Ему как раз и удалось.

Мы помолчали. Она смотрела на дверь, а я на неё. Стройная и длинноногая, очень энергичная, она сидела, слегка подавшись вперёд. Под дорогой блузкой, белой и накрахмаленной, проступали тренированные мышцы. Левая рука напоминала главную витрину «Тиффани». Не понимаю, как женщина может носить столько серебра и не сгибаться под тяжестью.

Локоны насыщенного тёмно-вишнёвого цвета струились лёгкой волной, над которой поработали как природа, так и хороший стилист. Моя собеседница выглядела в равной степени и нарочитой, и безыскусной, и я гадала, какая же она на самом деле.

– Вы кого-то ожидаете? – спросила я.

– Ожидала, – она посмотрела на часы. – Вы остановились в отеле?

– Нет, я живу в Нью-Йорке. Работаю в Институте фундаментальных исследований. У меня здесь встреча…

Встреча – это… Это свидание. Знакомство. Находка. Познание. Приём. Ожидание прихода. Столкновение. Поединок.

– У меня здесь встреча…


Это ветер пронёсся по залу, выплеснул напитки из бокалов, раскатил бутылки как пробки, поднял в воздух мебель и швырнул её о ходуном ходящие стены. Официанты и посетители, те, кто ждал, и те, кого ждали – все вылетели в двери. Ничего не осталось в зале, только она и я, она и я, загипнотизированные друг другом, не в силах сказать ни слова на этом ветру.


Она собрала вещи, и мы вместе ушли из разорённого зала. Она вела меня за собой, и дорога меняла траекторию под её каблуками. Я уже не понимала, где мы находимся. Координатная сетка искривилась. Город превратился в одну извилистую узкую улочку, и лишь моя спутница знала, куда идти.

Наконец мы добрались до маленького кафе в бедном квартале. Она проскользнула внутрь, и мы уселись за чудовищно уютный столик, накрытый клетчатой скатертью. На столике стояли две гвоздики и тарелочка гриссини(1). Появился официант с графином красного вина и чашкой оливок, подал нам меню. Как будто это всего лишь обычный ужин в самый заурядный день. Что ж, попала в руки Борджиа, теперь заставят есть.

Я бросила взгляд в меню. «ПО-ИТАЛЬЯНСКИ ВКУСНЕЕ!»

– Именно здесь я его встретила, – сказала она. – В сорок седьмом, в тот день, когда я родилась.

(1) Хрустящие хлебные палочки, традиционная итальянская выпечка.

43 Denter

Gut symmetries
Отрывок из книги Дженет Винтерсон
«Gut symmetries»

Мы должны были войти в город с противоположных сторон. Я представляла ее злость, ее уверенность, ее готовность принять правила моей игры и нанести мне поражение. Это должно было быть грандиозное сражение. И Джов был в нем наградой. Когда я рассказала ему, что получила письмо от нее, он решил уехать к друзьям на выходные.

В кармане лежало ее письмо. Безоговорочный приказ, написанный убористым почерком. «Приходи в бар в отеле Алгонквин, в среду 12 числа в 18:30»
Почему она выбрала именно это место?
И вот я здесь.
Оставалось еще пять минут. Каким же жестоким может быть время.
Я была готова к битве: на мне было черное платье с декольте и черные же туфли, волосы были распущены, в ушах золотые кольца-серьги и вечерний макияж. На моей стороне было преимущество в двадцать лет, и я собиралась обрушить на нее каждый месяц.
Она же придет с сединой в волосах, с морщинами, располневшая и одетая как попало. Оцепенев, она будет меланхолично смотреть на меня своими мутными глазами, спрятанными за стеклами очков, подобно музейным экспонатам. Я могла видеть ее образ, ее волосы, лишний вес, бросающийся в глаза и надежду, запрятанную глубоко внутри. Я попросту раздавлю ее.

Ее нигде не было видно. Бар представлял собой шахматную доску с фигурами мужчин и женщин, танцующих Танго, и скользящими между ними официантами с высокоподнятыми хромированными подносами. Я вошла подобно черной королеве, и прошла через весь зал по диагонали направо, но никто, за исключением нескольких бизнесменов, не обделённых вкусом, не обратил на меня внимание.
Конечно, она не пришла. Конечно же, она не придет. Это была битва решимости, и я одержала победу. Внезапно я почувствовала жуткую усталость. Я заказала выпить и рухнула за столик, стоявший под пальмой.
– Разрешите присесть?
– Да, конечно. Вы англичанка.
– С чего вы взяли?
– Вы слишком вежливы для американки
– Разве не бывает вежливых американцев?
– Только если вы платите им достаточно.
– Британцы грубы, не зависимо от того, сколько вы им платите.
– В таком случае мы с вами отступники
– Думаю я да. Мой отец часто бывал здесь. Он любил Нью-Йорк. Он говорил, что это единственное место, где человек может побыть собой, в то время как на работе он из кожи вон лезет, чтобы стать кем то еще.
– Он смог?
– Что?
– Стать кем-то другим
– Да. Да он смог.
Мы сидели молча. Она смотрела прямо на дверь. Я смотрела на нее. Она чем-то напоминала борзую. Взбудораженная, она сидела, слегка наклонившись вперед, и ее белая блузка, накрахмаленная, дорогая, обтягивала мышцы спины, подчеркивая ее стройную фигуру. Ее левая рука ни чем не уступала витрине «Tiffany’s». Было трудно поверить, что женщина, надев столько серебра, может сидеть абсолютно ровно.
Свет отражался на изгибах ее темно рыжих волос, оттенка красного дерева, придавая им притягательный блеск. Отчасти заслуга природы, отчасти ее собственная. Мне казалось, что все в ней было в равной степени естественно и искусственно.
– Вы кого-то ждете? – спросила я.
– Ждала,– она посмотрела на часы.– Вы остановились здесь?
– Нет. Я живу в Нью-Йорке. Работаю в институте передовых исследований. Я приехала, чтобы встретиться…
Встретиться: сойтись лицом к лицу. Познакомиться. Представиться. Найти. Испытать. Принять. Ждать. Наткнуться. Быть втянутой в конфликт.
– Я пришла встретиться…

В помещении подул ветер, вырывая людей из объятий алкоголя, разбрасывая бутылки в баре, словно пробки, поднимая мебель в воздух и разбивая ее на части. Кто-то ждал кого-то на пороге за дверью. В комнате не осталось ничего, кроме нас двоих, загипнотизированных друг другом, не способных произнести ни слова из-за ветра.

Она собрала вещи, и мы вместе покинули разрушенное помещение. Тротуар мелькал под ее ногами, и мне пришлось догонять ее. Я не имела никакого представления, о том, где мы находимся. Всюду висели вывески и провода. Город представлял собой лабиринт, и она была лучшей крысой.
Наконец мы вышли к небольшой закусочной в заброшенной части города. Она ворвалась внутрь, и мы сели за столик. Столик, старый и потрёпанный, но все же уютный, был покрыт клетчатой скатертью, на нем стояло 2 цветка гвоздики и несколько палочек гриссини. К нам вышел мальчик, неся в руках графин красного вина и чашку с оливками. Он передал нам меню, словно это был обычный ужин в обычный день. По моему телу растеклось тепло от выпитого вина, и теперь я хотела есть.
Я взглянула на меню. ЕДА ВКУСНЕЕ В ИТАЛЬЯНСКОМ.
– Здесь мы с ним познакомились,- сказала она. – В 1947 году в день моего рождения…

44 Digital Shadow

Симметрии великого единства


Автор: Джанет Уинтерсон


На место встречи мы добирались с разных концов города. Я представляла ее сердитой, но уверенной в себе, готовой победить меня в моей же игре. Предстояло большое сражение, в котором наградой победительнице был Юпитер. Когда я рассказала о письме от нее, Юпитер решил провести выходные у друзей.


Письмо лежало у меня в кармане. Это был старательно написанный от руки приказ: «Встретимся в среду двенадцатого, в половине седьмого в баре отеля Алгонкин».


Почему она выбрала это место?


Ну, вот она я.


До назначенного времени оставалось пять мучительных минут.


Я была готова к бою: черная с головы до пят одежда, распущенные волосы, крупные золотые кольца в ушах, агрессивный макияж. Я была моложе на двадцать лет, и каждый месяц этой разницы в возрасте работал на меня.


Она представлялась мне серой мышкой, бесхитростной, полноватой и кое-как одетой. Будет носить сандалии вместе с носками и считать это богемным, а глаза прятать за старыми очками, которые давно пора сдать в музей. Я почти видела ее: красота волос и тела исчезает, и остаются лишь пустые надежды. Проглочу и не замечу.


Она не появлялась. Расставленные в баре столики делали его похожим на шахматную доску, где сошлись армии парочек с бокалами Мартини и официантов с начищенными до блеска подносами. Я вообразила себя черным конем и, миновав два столика, повернула направо и села за тот, который оказался передо мной. Два бизнесмена неподалеку явно оценили мой «ход», но кроме них никто не обратил на меня особого внимания.


Конечно, она не пришла, и не придет. В этой игре на нервах победила я. Почему-то вдруг сильно заболела шея. Я заказала выпивку и подперла голову рукой.


- Простите, могу я присесть?


- Конечно. Наверное, вы англичанка.


- С чего вы взяли?


- Для американки вы слишком вежливая.


- Разве американцы не бывают вежливыми?


- Бывают, если платить им как следует.


- Англичане ни за какие деньги не будут любезничать.


- Тогда мы с вами две эмигрантки.


- Я-то уж точно. Мой отец любил Нью-Йорк и часто приезжал сюда. Он говорил, что только здесь можно быть самим собой, пока из кожи вон лезешь ради того, чтобы стать кем-то другим.


- И как, у него получилось?


- Что именно?


- Стать кем-то другим.


- Да, у него получилось.


Повисла тишина. Она поглядывала на дверь, я поглядывала на нее. Она сидела, чуть подавшись вперед, худая, даже поджарая, в дорогой, накрахмаленной до белизны блузке, которая не могла скрыть сильных рук. На левой руке было столько драгоценностей, сколько за раз можно увидеть разве что в витрине ювелирного магазина. Я удивилась, как она может таскать на себе столько серебра и не сгибаться под его тяжестью.


В ее волосах сплетались темная рыжина, цвет кизиловых ягод и багрянец красной кожи. Они были мягкими, отчасти от природы, отчасти благодаря труду парикмахера. Глядя на нее, я подумала о том, что весь ее облик лишь казался бесхитростным, на самом деле над ним немало поработали.


- Вы кого-то ждете? – спросила я.


- Ждала, – с этими словами она посмотрела на часы. – Вы остановились в этом отеле?


- Нет, я живу в Нью-Йорке, работаю в Институте перспективных исследований. Я пришла сюда встретиться…


Встретиться лицом к лицу. Познакомиться. Дать себя рассмотреть. Выяснить. Изучить. Получить сведения. Подождать прибытия. И наконец вступить в войну.


- Я пришла сюда встретиться…


В помещение ворвался ветер, вырвал стаканы из рук посетителей, перебил бутылки в баре, поднял в воздух мебель и принялся швырять ее об невидимые стены. Официантов и клиентов вынесло в дверь, и в зале остались только мы. Из-за ветра говорить было невозможно, только сидеть, уставившись друг на друга.


Она поднялась, и мы вместе вышли из разрушенного бара. Тротуары искривлялись у нее под ногами, и мне приходилось идти следом. Я не понимала, где мы, само пространство вокруг искажалось. Город сжался до кривого узкого переулка, однако она точно знала, куда идти.


Наконец мы добрались до небольшой закусочной в каких-то трущобах. Она проскользнула в дверь и уселась за ужасающе милый столик, покрытый клетчатой скатертью. В вазе красовались две гвоздики, стояла корзинка с хлебными палочками. Откуда-то появился парень с графином красного вина и миской оливок. Он невозмутимо вручил нам по меню, словно мы каждый день приходили сюда. У меня было чувство, будто я попала на прием к семейству Борджиа, и от обеда отвертеться не получится.


Я посмотрела на меню, где крупными буквами было написано «Итальянский язык придает блюдам особый вкус».


- Я встретила его здесь, – сказала она. – В сорок седьмом году, в свой день рождения…

45 Dinah

Мы должны были прийти из разных концов города. Я представляла себе ее: сердитую, уверенную в себе, готовую дать мне отпор и одержать верх в моей же собственной игре. Жестокая схватка, а награда — Джов. Когда я сказала, что получила от нее послание, он решил провести выходные у друзей.
Ее письмо лежало у меня в кармане. Написанная аккуратным почерком инструкция: «Встретимся в среду, 12-го, в 18:30. Бар отеля "Алгонкин"».
Почему именно здесь?
Я зашла внутрь.
Оставалось еще пять минут. Пять минут мучительного ожидания.
Я пришла во всеоружии: вся в черном, открытое декольте, волосы распушены, в ушах — массивные золотые кольца, и, конечно же, яркий макияж. У меня было преимущество в двадцать лет, и я собиралась использовать его по максимуму.
Она будет седеющей дамой с морщинами, полной и небрежно одетой, в удобных туфлях и носках. Ее глаза будут смотреть на меня из-за толстых линз очков, словно музейные экспонаты. Я уже видела ее перед собой: увядающая женщина, которая еще на что-то надеется... Нет, у нее не будет ни единого шанса!

Она все еще не появилась. Бар был похож на шахматную доску — пары, разыгрывающие свои «мартини», и официанты, высоко держащие блестящие подносы. Я сделала ход конем и оценила обстановку. Кроме нескольких бизнесменов, отметивших мое присутствие, никто, похоже, меня здесь не ждал.
Конечно же, она не пришла. И уже не придет. Это была проверка на прочность, и я выиграла. У меня ужасно разболелась шея. Я взяла себе выпить и устроилась под пальмой, росшей в кадке.
— Можно присесть?
— Пожалуйста. Вы из Англии?
— С чего вы взяли?
— Слишком вежливы.
— А что, американцы не такие?
— Только если им хорошо платят.
— А британцы невежливы, сколько бы им ни платили.
— Тогда мы с вами, должно быть, беженцы.
— Я — да. Мой отец любил приезжать сюда. Он говорил, что Нью-Йорк — это единственное место в мире, где человек может быть самим собой, лезя из кожи вон, чтобы стать кем-то другим.
— И как?
— Что?
— Он стал кем-то другим?
— Да, стал.
Мы молчали. Она смотрела на дверь, а я смотрела на нее. Она была стройная, подтянутая — как гончая. Когда она немного наклонилась вперед, мышцы ее спины отчетливо проступили через рубашку: белую, накрахмаленную, дорогую. Ее левая рука напоминала витрину «Тиффани». Мне было непонятно, как женщина может носить на себе столько серебра и не сгибаться под его тяжестью.
У нее были темно-красные волосы, цвета красного дерева, или красной кожи. Прическа говорила как о природной красоте волос, так и о хорошем уходе. И весь ее образ был настолько же продуманным, насколько он был простым.
— Вы кого-то ждете? — спросила я.
— Ждала, —ответила она и посмотрела на часы. — Вы остановились в этом отеле?
— Нет, я живу в Нью-Йорке. Работаю в Институте перспективных исследований. Я пришла встретиться...
Встретиться — оказаться лицом к лицу, познакомиться, представиться, увидеть, узнать, обсудить, разрешить вопрос...
— Я пришла встретиться...

Налетевший вдруг вихрь вырвал бокалы из рук посетителей, разнес вдребезги все бутылки из бара, оторвал от пола столы и стулья и размозжил их о застывшую в недоумении стену. Гостей и обслугу вынесло на улицу как тряпичных кукол. В зале не осталось никого, кроме нас двоих: мы не могли ни отвести друг от друга взгляда, ни заговорить, оглушенные этим внезапным порывом.

Она взяла свои вещи, и мы вышли из бара, от которого не осталось и камня на камне. Я следовала за ней, пока она чеканила шаги по тротуарной плитке. Мир вокруг меня изменился. Улицы города изогнулись, и мы будто шли по поверхности географического глобуса, который вертелся благодаря ей.
В конце концов мы оказались в небольшой закусочной на оживленной улице. Она уверенно вошла внутрь, и мы сели за один из столиков с неподобающе уютной клетчатой скатертью. На столе стояли две гвоздики и хлебные палочки «гриссини». Подошел официант с графином красного вина и оливками. Он вручил нам меню, как будто это был обычный обед в обычный день. Я словно попала в сети итальянского клана, откуда никого не выпускают голодным.
Меню гласило: «Еда с итальянским акцентом вкуснее».
— Здесь мы с ним встретились, — начала она. — В 1947-м, в день моего рождения...

46 Dmitry Dementjev

Симметрия внутренностей

Отрывок из новеллы «Симметрия внутренностей»
Джанет Уинтерсон

Мы с ней приближались к месту встречи с противоположных концов города. Я представляла себе её: разгневанную, самоуверенную, готовую помериться со мной силами и победить в моей же собственной игре. Большая битва, наградой в которой был Джов. Он внезапно решил съездить к друзьям на выходные после того, как я рассказала, что она написала мне.
В моём кармане лежало её письмо. Аккуратный почерк. Команда подчиниться. «Встретимся в полседьмого вечера 12-го числа, в среду, в баре отеля „Алгонкин“».
Почему она выбрала это место?
Вот и оно.
Пять минут в запасе. Немилосердное время.
Я была одета как воин: вся в чёрном, от декольте до стелек, распущенные волосы, толстенные золотые кольца в ушах, боевая раскраска макияжа. У меня было преимущество в двадцать два года перед соперницей, и я намеревалась воспользоваться каждым его месяцем.
Она наверняка седеет, у неё морщины, лишний вес; должно быть, она небрежно одета. На ней, фигурально выражаясь, сандалии с носками, а её глаза за стеклом подобны музейным экспонатам. Я так и вижу её: волосы и плоть спасаются бегством, надежда похоронена внутри. Я смою её в канализацию.

Ни малейших признаков её присутствия. Бар был шахматной доской из парочек, маневрирующих своими коктейлями и официантов, разносящих высоко поднятые хромированные подносы. Я вошла ходом чёрного коня, направо и по диагонали, пересекая линии на доске, но кроме нескольких бизнесменов-ценителей никто мной не заинтересовался.
Конечно, она не пришла. Конечно, она не придёт. Я победила в этой войне самообладания. Внезапно у меня ужасно разболелась шея. Я заказала напиток и обрушилась под комнатную пальму.
— Могу я присесть?
— Да, пожалуйста. Вы, кажется, англичанка?
— С чего бы?
— Слишком вежлива для американки.
— Разве американцы невежливы?
— Нет, если вы не платите им за это.
— Британцы невежливы независимо от того, платите вы им или нет.
— Пожалуй, мы с вами — иммигранты.
— В моём случае это возможно. Мой отец часто приезжал сюда. Он любил Нью-Йорк. Он говорил, что это — единственное место в мире, где человек может оставаться самим собой, надрывая спину на работе в желании стать кем-то другим.
— И у него получилось?
— Что?
— Стать кем-то другим.
— Да. Да, у него получилось.
Мы замолчали. Она смотрела в сторону двери. Я смотрела на неё. Она была стройна, подтянута, её поджарое тело борзой было слегка наклонено вперёд, контуры спинных мышц угадывались под её блузкой, белой, накрахмаленной, дорогой. Её левая рука напоминала витрину ювелирного магазина. Я не совсем представляла себе, как может женщина с таким количеством серебра на себе сидеть прямо.
Её волосы были тёмно-красными, кизилово-красными, кораллово-красными, с намёком не только на старания парикмахера, но и на природный цвет. Мне показалось, что её внешний вид был и роскошен и безыскусен в равной степени.
— Вы ждёте кого-то? — спросила я.
— Ждала, — она взглянула на свои часы. — Вы остановились в этом отеле?
— Нет. Я живу в Нью-Йорке. Работаю в Институте перспективных исследований. Я пришла сюда встретиться…
Встретиться: повстречаться лицом к лицу. Познакомиться. Представиться. Найти. Почувствовать. Воспринять. Дождаться прибытия. Столкнуться. Столкнуться в борьбе.
— Я пришла сюда встретиться…

В зале поднялся ветер, вырвавший коктейли из рук посетителей, разметавший бутылки и пробки в баре, закруживший вихрем мебель и разбивший её вдребезги об оцепеневшую стену. Обслуга и обслуживаемые словно тряпки вылетели через дверь. В зале остались только мы с ней, только я и она, загипнотизированные друг другом, неспособные произнести ни слова из-за ветра.

Она собрала свои вещи и вместе мы покинули разрушенный зал. Мне пришлось следовать за ней, потому что она переплетала все тротуары под своими ногами. Я совершенно потеряла ориентацию. Матрица искривилась. Город превратился в изогнутую подворотню, и она была в ней главной крысой.
Наконец мы добрались до небольшой закусочной в обшарпанном районе города. Она нырнула внутрь, и мы сели за угрожающе красивый стол, покрытый клетчатой скатертью, с двумя гвоздиками и несколькими палочками итальянского хрустящего хлеба на нём. Вышел мальчик с графином красного вина и порцией оливок. Он вручил нам обеим меню, как будто это был самый обычный ужин в самый обычный день. Я попалась в лапы семейства Борджиа, и теперь они собирались съесть меня.
Я заглянула в меню. ПО-ИТАЛЬЯНСКИ ВКУСНЕЕ.
— Вот здесь я и встретила его, — сказала она. — В 1947, в тот день, что появилась на свет…

47 Dodo

Gut symmetries
From GUT SYMMETRIES
by Jeanette Winterson

Мы приближались к месту встречи с разных концов города. Я представила себе её: рассерженную, самоуверенную, готовую сразиться и победить в моей же игре. Это был решающий матч, а чемпиону доставался Джов. Когда я сообщила ему о письме, оказалось, что он уже решил провести выходные у друзей.

Её записка лежала у меня в кармане. Чёткий почерк. Приказ, не подлежащий обсуждению. «Жду вас в среду, 12-го числа, в полседьмого вечера в баре отеля «Алгонкин».

Почему она выбрала это место?

А вот и оно.

Пять минут до встречи. Как мучительно тянется время.

Я выгляжу воинственно: вся в чёрном от макушки до пят, распущенные волосы, толстые золотые кольца серёг, агрессивный макияж. Я на двадцать лет моложе своего противника и собираюсь извлечь выгоду из каждого месяца.

Она седа, она морщиниста, она толста, она неряшлива. На ней наивные носочки с сандалиями, а глаза за стёклами очков как музейные экспонаты. Я так и вижу её, теряющую волосы и молодость, с затаённой надеждой внутри. Я выжму и выброшу её.

Ни намёка на её присутствие. Бар как шахматная доска с фигурами посетителей, пикирующихся бокалами мартини, и официантов, высоко несущих хромированные подносы. Я сделала ход конём – прямой угол, пересечение линий, – но кроме одного-двух особо впечатлительных бизнесменов почти никто не проявил ко мне интереса.

Конечно же, она не пришла. Конечно же, она и не придет. Это была схватка характеров, и я победила. Ужасно заныла шея. Я заказала выпить и рухнула за столик возле пальмы.

– Позволите присесть?
– Конечно. Должно быть, вы англичанка.
– Почему?
– Слишком вежливы для американки.
– Разве американцы невежливы?
– Только если вы им достаточно платите.
– Англичане грубы независимо от того, сколько вы им платите.
– Тогда, очевидно, мы с вами иммигранты.
– Думаю, это про меня. Мой отец бывал здесь. Он любил Нью-Йорк. Он говорил, что этот город единственное место на земле, где человек может быть самим собой, пока вкалывает, чтобы стать кем-то другим.
– И у него получилось?
– Что?
– Стать кем-то другим?
– Да. Получилось.

Мы молчали. Она смотрела на вход, я на неё. Она была похожа на английскую борзую, вся подтянутая, напряженная, слегка склонившаяся вперед. Очертания мускулистой спины проступали через блузку: белую, накрахмаленную, дорогую. Левая рука выглядела как центральная витрина у Тиффани. Ума не приложу, как можно надеть на себя столько серебра и сидеть, не заваливаясь.

Её тёмно-рыжие волосы оттенка благородной древесины или натуральной кожи мягко струились, благодаря совместным усилиям природы и стилистов. Мне подумалось, что весь её облик настолько же рукотворен, насколько естественен.

– Вы кого-то ждёте? – спросила я.
– Ждала. – Она взглянула на часы. – Вы тут остановились?
– Нет. Я живу в Нью-Йорке. Работаю в Институте перспективных исследований. У меня здесь встреча…

Встреча. Лицом к лицу. Знакомство. Открытие. Впечатление. Испытание. Ожидание. Столкновение. Поединок.

«У меня здесь встреча…»

Ураган вырвал из рук бокалы, разбросал все бутылки как винные пробки, поднял в воздух мебель и швырнул её о невидимую стену. Растерзанные в клочья персонал и персонажи бара вылетели за дверь. Всё исчезло из зала, остались только мы, я и она, зачарованные друг другом, не способные вымолвить ни слова из-за поднявшегося ветра.

Она подхватила свои вещи, и мы вместе покинули разгромленный бар. Я послушно следовала за ней, пока она танцующим шагом пересекала улицы и сворачивала в переулки. Я потеряла чувство пространства. Моя система координат дала сбой. Город превратился в запутанный лабиринт, а она была более опытной крысой.

Наконец мы добрались до небольшой закусочной в захудалой части города. Не меняя темпа, она влетела туда, и мы оказались за подозрительно милым столиком с клетчатой скатертью, на котором стояли две гвоздики и несколько хлебных палочек. Подошел мальчик с графином красного вина и миской оливок и вручил нам меню, как будто это всего лишь обычный день и обычный обед. Я попала в лапы семейки Борджиа, и теперь они хотят меня съесть.

Я заглянула в меню. «По-итальянски еда вкуснее».

«Здесь я встретила его», – сказала она. – «В 1947 году, в день, когда родилась…»

48 Dreamy_Girl

Симметрия пола


Мы прибудем к месту встречи с разных концов города. Я представляла её раздраженной, самоуверенной, равной мне по силе и готовой обыграть меня в моей же игре. Знатная схватка, ей-богу, и Джов в ней главный приз. Когда я рассказала ему о письме, он внезапно собрался на выходные к друзьям.


Я хранила письмо в кармане. Аккуратный почерк. Инструкция для выполнения.


«Встретимся 12-го в среду в половину седьмого в баре отеля «Алголкин».


Почему она выбрала это место?


Вот оно.


У меня в запасе минут пять. Как несправедливо время.


Я была одета как воин: вся в черном с головы до пят, волосы распущены, увесистые золотые кольца оттягивают мочки ушей, на лице – боевой раскрас. У меня преимущество в двадцать лет, и я собиралась использовать каждый месяц этого времени.


Я пыталась представить её: волосы с проседью, она вымотана, страдает от лишнего веса и носит мятую одежду. Я воображала, что она носит сандалии с носками и смотрит на мир через толстенные стекла очков как у музейных смотрителей. Я представляла её худущей и лысеющей, надеющейся. Я доведу её до отчаяния.


Никаких признаков её присутствия. Бар был похож на шахматную доску из фигур, вливающих в себя мартини, и официантов, снующих с хромированными подносами. Я примкнула к черным фигурам, сделала ход конем, пройдя по ломанной линии, но мной заинтересовались лишь несколько бизнесменов.


Разумеется, она не пришла. Разумеется, она и не придет. Это война не для слабых, и я победила. У меня жутко ныла шея. Я заказала себе выпить и заняла место под растущей в кадке пальмой.


- Позволите, я присяду? – услышала я.

- Да. Должно быть, вы англичанка.

- С чего вы взяли?

- Вы слишком вежливы для американки, - пояснила я.

- Разве американцы не вежливые?

- Только если вы им за это платите.

- Британцы не станут любезничать, сколько бы вы им не заплатили.

- Тогда мы с вами беженки.

- Думаю, я – да. Мой отец частенько приезжал сюда. Ему нравился Нью-Йорк. Он говорил, что только в этом городе человек может быть собой, работая до потери пульса, чтобы стать кем-то другим.

- И он?

- Что? – переспросила она.

- Стал другим?

- Да. Он стал.


Мы молчали. Она поглядывала на дверь. Я – на неё. Она была стройной, взвинченной, легкой на ногу. Теперь она немного подалась вперед, и сквозь белую накрахмаленную дорогую рубашку я могла видеть очертания мышц её спины. Её левая рука была воплощением витрины Тиффани. Я удивлялась, как женщине удается носить на себе столько серебра и не сгибаться под его тяжестью.


У нее были темно-рыжие волосы, цвета ягод кизилового дерева, лаково-рыжие волосы, послушные от природы и от приложенных для ухода за ними усилий. Я удивилась, насколько причудливо и одновременно незамысловато она выглядела.


- Вы кого-то ждете? – поинтересовалась я.

- Ждала, - ответила она, взглянув на часы. – Вы живете поблизости?

- Нет. Я живу в Нью-Йорке, работаю в Институте перспективных исследований. Я здесь, чтобы встретиться…

Встретиться. Нет, не так. Столкнуться лицом к лицу. Познакомиться. Представиться. Найти. Выяснить. Узнать. Дождаться. Столкнуться. Сцепиться.


- Я здесь, чтобы встретиться…


Над помещением пронесся вихрь: вырвал напитки из рук пьющих, разметал бутылки, словно они были легкими, как винные пробки, приподнял стулья и столы и запустил ими в стену. Официантов и растрепанных посетителей вынесло за дверь. В помещении не осталось никого и ничего, но мы – она и я, завороженные друг другом, из-за ветра не могли говорить.



Она собрала свои вещи, и мы вместе вышли из раскуроченного зала. Мне пришлось идти за ней. Я потеряла чувство реальности. Клетка захлопнулась. Город был одним большим извилистым переулком, а она - лучшей ищейкой.


Наконец, мы пришли к небольшой забегаловке в разрушенной части города. Она скользнула внутрь. Мы сели за угрожающе прекрасный стол с клетчатой скатертью, на котором стояли две гвоздики и тарелка с хлебными палочками. Вышел официант с графином красного вина и миской маслин. Он подал нам меню, словно мы зашли на обычный ужин в обычный день. Я чувствовала себя так, словно попала в руки Борджии и меня собирались съесть.


Я взглянула на меню. В ИТАЛИИ ЕДА ВКУСНЕЕ.


- Мы познакомились с ним здесь, - начала она. – В 1947 году в день моего рождения…

49 Elster

Пересеченные параллели

К месту встречи она пришла бы с другого конца города. Я представляла ее рассерженной и собранной, готовой столкнуться и разбить меня в прах в затеянной мной игре. Это был финал, а Джов - главный приз. Узнав, что я получила от нее письмо, он собрался на выходные к друзьям.

Это письмо лежало у меня в кармане. Аккуратно написанный приказ к выполнению: “Встретимся в среду, двенадцатого, в 18.30 в баре отеля Алгонкуин”.

Но почему именно там?

Вот и отель.

Оставалось еще пять минут. До неизбежного.

Оделась я воительницей: с головы до ног в черное, распущенные волосы, тяжелые золотые кольца-серьги, яркий макияж. Моим козырем в этой игре были двадцать лет, и против нее я была готова использовать каждый их месяц.

Ведь она наверняка с сединой, морщинами, полновата и неряшлива. Ведь она придет в носках под босоножки, глядя как из музейной витрины через стекла очков. Я даже могла представить надежду, сдавленную внутри ее увядающего, стареющего тела. Мне бы осталось просто отправить ее на свалку.

Ее не было. А бар был похож на шахматное поле с парочками, переставляющими мартини, и официантами, разносящими подносы. Я же перемещалась между клетками столиков на манер черного коня, однако кроме пары скучающих бизнесменов, на меня ник-то не взглянул.

Конечно она не пришла. Она бы ни за что не пришла. Это была война самообладания и ее выиграла я. Но что за ужасная боль в шее. Я закала выпить и опустилась за угловой столик.

- Могу ли я присесть?
- Конечно. Вы должно быть англичанка.
- Почему?
- Для американки вы слишком вежливы.
- Они не вежливы?
- Только если хорошо заплатить.
- Британки не вежливы, и не важно, сколько вы им заплатите.
- Получается, мы обе здесь чужие.
- Вы правы. Но мой отец бывал здесь. Он любил Нью-Йорк. Он говорил, что это единственный город, где можно оставаться самим собой, пытаясь стать кем-то другим.
- И у него получилось?
- Что?
- Стать кем-то другим?
- Да. Да, он смог.

Мы замолчали. Она смотрела на дверь. Я смотрела на нее. Она была худа, взволнованна. Сейчас полуразвернутое, ее спортивное тело проглядывало очертаниями мускул спины, стянутыми рубашкой, белой, отглаженной, дорогой. Левая ее рука напоминала витрину Тиффани. Мне даже показалось странным, что, одев столько серебра, можно сидеть не кренясь.

Ее волосы были темно рыжими: терново, неистово рыжими и послушными, не то от природы, не то от ухода. Казалось, что в ней поровну намешенны вкус и безвкусица.

- Вы кого-то ждете? - спросила я.
- Ждала, - она взглянула на свои часики. - Вы здесь проездом?
- Нет, я живу в Нью-Йорке. Работаю в Институте перспективных исследований. Я встречаюсь здесь с ...

Встречаюсь: Жду встречи. Знакомлюсь. Представляюсь. Узнаю. Сталкиваюсь. Выясняю отношения. Борюсь.

Я встречаюсь здесь с…

Шквал ветра ворвался в бар, выплеснув напитки, разбросав будто пробки бутылки, отправив в воздух столы и швырнув их о стены. Официанток и клиентов вместе с креслами сдуло наружу. В комнате не осталось ничего и никого кроме нас. Онемевшие от ветра, остались только она и я, зачарованные друг другом.

Схватив свои вещи, мы вместе выскочили из разрушенной комнаты. Я должна была бежать за ней, ускользающей в мелькающие переулки. Где мы, было уже не понятно. Координаты изогнулись. Город искривился и я положилась на ее чутье.

Наконец мы остановились у ресторанчика в разрушенном районе. Проскользнув внутрь, мы сели за столик, зловеще убранный скатертью в клетку, с двумя гвоздичками и несолькими палочками гриссини. К нам вышел мальчик с кувшином красного вина и миской оливок. Он раздал нам меню, будто это был самый обычный ужин обычного дня. Будто я очутилась в семействе Борждиа и теперь они настаивали на заказе.

Я опустила глаза на меню: ВКУСНЕЙ НА ИТАЛЬЯНСКОМ.

- Мы встретилась с ним здесь, - начала она. - в 1947, в тот день я родилась.
 

50 elta

Gut symmetries
Симметрия теорий плоти
Джанет Уинтерсон

Мы с ней подойдём к месту встречи с противоположных концов города. Я воображала её себе: злую, уверенную в себе, готовую сразиться и побить меня в моей же собственной игре. Всё это одна большая битва и главный приз в ней – Джов. Стоило мне сказать ему о том, что она мне написала, как он решил уехать к друзьям на выходные. Её письмо лежало в моем кармане. Аккуратный почерк. Приказ повиноваться. «Я встречусь с Вами 12-го в среду, в 6.30 в баре у отеля Алгонкин».

Почему она выбрала это место?

Вот и оно.

В запасе ещё пять минут. Время беспощадно.

Я оделась как воин: с ног до головы в чёрном, волосы зачёсаны, массивные золотые кольца в ушах, боевой макияж. У меня было двадцатилетнее преимущество над врагом, и я собиралась воспользоваться каждым месяцем. Она будет седеющей, морщинистой, безвкусно одетой, в комплекте с лишним весом. В лучших традициях «поэтического» стиля она придёт в сандалиях поверх носков, а её глаза за стёклами очков будут похожи на музейные экспонаты. Я видела её, пойманную в капкан из собственных волос и плоти. Я выжму из неё все соки.

Никаких признаков того, что она здесь. Бар был шахматной доской из потягивающих мартини парочек, и таскающих хромированные подносы официантов. Я, на манер чёрного офицера, пересекла клетки доски, держась в стороне от нескольких оценивающе поглядывающих бизнесменов, никого из которых, по-видимому, я не заинтересовала.

Естественно, она не пришла. Естественно, она не придёт. Это была битва воли, и я победила. Только тут я почувствовала ужасную боль в шее. Я заказала выпивку и рухнула под посаженную в горшок пальму.

– Могу я присесть?

– Прошу, садитесь. Вы, должно быть, англичанка.

– Почему?

– Слишком вежливы для американки.

– Разве американцы не вежливы?

– Только если прилично заплатить им.

– Британцы не станут вежливыми, сколько не плати.

– Тогда, должно быть, мы с Вами беженцы.

– Верно насчёт меня. Мой отец приезжал сюда. Он любил Нью-Йорк. Говорил, что это единственное место в мире, где человек может быть самим собой, пока пытается стать кем-то ещё.

– И у него получилось?

– Что получилось?

– Стать кем-то другим.

– Да. Получилось.

Мы обе молчали. Она смотрела в сторону дверей. Я взглянула на неё. Она была худой, напряжённой, с телом гончей. Сейчас она чуть подалась вперед, так что белая дорогая накрахмаленная рубашка обрисовала рельеф мышц спины. Её левая рука была настоящей витриной магазина Тиффани(1). Мне было сложно понять, как женщина может носить столько серебра и не сгибаться под его тяжестью.

В её волосах поселились все оттенки красного: от темного к насыщенному цвету плодов кизила и до цвета выделанной кожи. В этом была естественность, в этом видна была работа над собой. Во всём её облике было столько же притворства, сколько и бесхитростности.

– Вы ждёте кого-то? – спросила я.

– Жду, – она бросила взгляд на свои часы. – Вы остановились здесь?

– Нет, я живу в Нью-Йорке. Работаю в Институте повышения квалификации. Я пришла сюда, чтобы встретиться с…

Чтобы встретиться: повстречаться лицом к лицу. Познакомиться. Представиться. Найти. Испытать. Выяснить. Ожидать прибытия. Столкнуться. Спровоцировать конфликт.

– Я пришла сюда, чтобы встретиться с…

В бар ворвался ветер, вырвал выпивку из рук пьющих, раскидал бутылки как крышечки, поднял мебель в воздух и впечатал её в стену. Растрёпанные официанты и обслуга были сдуты за дверь. В комнате не осталось никого, кроме меня и её, меня и её, загипнотизированных друг другом, онемевших от ветра.

Она собрала свои вещи, и вместе мы вышли из разрушенной комнаты. Мне приходилось вести ее, пока асфальт изгибался под её ногами. Я потеряла всякое чувство направления. Сеть искривилась. Город сузился до изогнутой аллеи, а она была крысой.

Наконец мы дошли до ресторанчика в богом забытой части города. Она, пошатываясь, вошла, и мы сели за пугающе милый, застеленный клетчатой тканью, столик, на котором расположилась пара гвоздик и несколько палочек гриссини. Вышел юноша с графином красного вина и тарелкой оливок. Он подал нам меню, словно это был самый обычный ужин самого обычного дня. Я отдала себя на милость Борджиям(2), и теперь они требовали, чтобы я поела.

Я посмотрела в меню. ЕДА ВКУСНЕЕ, КОГДА ОНА НА ИТАЛЬЯНСКОМ.

– Здесь я встретила его, – заговорила она. – В 1947 году в день моего рождения…

1 – Tiffany & Co. – популярная ювелирная компания. Первый магазин был открыт на Манхэттене (прим. переводчика).

2 – семья Борджи знаменита, вместе с остальным, своим «вином» - ядом без вкуса и запаха (прим. переводчика).

51 elvika

Теория внутренних симметрий

Она и я направимся к месту встречи с противоположных концов города. Я буквально видела ее, рассерженную, уверенную, готовую помериться силами и разбить меня на моем же поле. Предстояла большая битва, и Джов был призом. Когда я рассказала ему о письме, он решил провести выходные у друзей.

Ее письмо лежало у меня в кармане. Выверенный почерк. Указания, которым нельзя не подчиниться. "Я встречусь с вами в среду, 12-го, в 6:30 вечера в баре отеля Алгонквин."

Почему именно сюда?

Вот я и на месте.

Пять минут на передышку. Такова жестокость времени.

Я оделась как воин: в черном с декольте до пят, распущенные волосы, массивные золотые серьги-обручи, самый дерзкий макияж. У меня было преимущество двадцати лет, и я намеревалась использовать каждый месяц.

Она, я уверена, окажется седой, морщинистой, расплывшейся, небрежной. У нее уйдет почва из-под ног, глаза застынут за стеклами очков, как старые экспонаты в музее. Я представляла, как ее покидают кожа и плоть, обнажая запертую надежду. Я ее осушу до грязного илистого дна.

Она не появлялась. Бар напоминал шахматную доску, по которой лавировали пары с бокалами Мартини и официанты с блестящими подносами высоко в воздухе. Я покрутилась по бару: прямо, под прямым углом и наискосок, как черный конь, – но, кроме нескольких воодушевленных бизнесменов, не было никого, заинтересованного в моей фигуре.

Конечно, она не пришла. Конечно, она бы и не пришла. Это была битва характеров, и я победила. Почувствовав, как жутко затекла шея, я заказала выпивку и рухнула возле кадки с пальмой.

- Здесь можно присесть?
- Пожалуйста. Вы, похоже, англичанка.
- Почему?
- Слишком вежливы для американки.
- А американцы разве не вежливы?
- Только если хорошо заплатить.
- Ну, британцы грубят независимо от оплаты.
- В таком случае мы с вами беженцы.
- Думаю, про меня вы правы. Мой отец часто заглядывал сюда. Он любил Нью-Йорк. Говорил, что это единственное место в мире, где человек может быть собой, пока рвет штаны в попытке стать кем-то другим.
- И как он?
- Что?
- Стал кем-то другим?
- Да. Да, он стал.

Мы замолчали. Она смотрела на дверь. Я смотрела на нее. Она была худой, как проволока, гибкое тело гончей чуть наклонено вперед, давая мышцам спины четко проступить под обтягивающей белой рубашкой, явно дорогой. Ее левая рука напоминала витрину у Тиффани. Я не представляла, как женщина может носить столько серебра и сидеть без опоры. Волосы у нее были темно-красные, оттенка красного дерева или выделанной кожи, с легкой небрежностью, которая не столько дар, сколько труд. Я не сомневалась, что ее облик был продуманным предметом искусства настолько же, насколько казался безыскусным.

- Вы кого-то ждете? – спросила я.
- Ждала, – она посмотрела на часы. – Вы здесь живете?
- Нет. Я живу в Нью-Йорке. Работаю в Институте перспективных исследований. Пришла сюда, чтобы встретить...

Встретить: встать лицом к лицу. Познакомиться. Быть представленной. Выявить. Испытать. Получить. Дождаться прибытия. Сойтись. Сойтись в битве. "Я пришла, чтобы встретить..."

Комната наполнилась ветром, который вырывал напитки из рук и разбрасывал барные бутылки как жестяные крышки, поднимал в воздух мебель и швырял ее в потерявшие реальность стены. Служащих и недообслуженных клочьями сдуло за дверь. В комнате не осталось ничего, кроме нас, она и я, под гипнозом друг от друга, не в состоянии вымолвить ни слова из-за ветра.

Она взяла вещи и вместе мы покинули разрушенное помещение. Мне пришлось неотрывно следовать за ней, пока она вертела и скручивала тротуары своими шагами. Я потеряла чувство пространства и не знала, где мы. Направляющие съехали. Город превратился в изгибистый переулок, и она была наилучшим путеводителем.

В конце концов мы добрались до забегаловки в замызганной части города. Она скользнула внутрь и мы уселись за угрожающе милый столик с клетчатой скатертью, двумя гвоздиками и набором хрустящих хлебных палочек в стакане. Подошел официант с графином красного вина и чашкой оливок. Он выдал нам меню, словно в обычный день за обычным обедом. Я же чувствовала, будто попала в лапы семейства Борджиа и сейчас придется есть.

Я взглянула на меню. ЕДА ВСЕГДА ВКУСНЕЕ В ИТАЛИИ.

- Именно здесь я с ним и познакомилась, – сказала она. – В 1947, в день, когда родилась.

52 ezhoks

Джанет Уинтерсон
Отрывок из романа «Геометрия плоти»
Я и она будем двигаться к месту встречи с разных концов города. Мне представлялось, как она, разозленная и уверенная в себе, вступит со мной в противостояние и победит меня в моей же игре. Это была великая битва, трофеем в которой выступал Джов. Узнав, что я получила от нее письмо, он вспомнил, что на выходных хотел навестить друзей.

В кармане лежало ее письмо. Написанное аккуратным почерком, оно гласило, словно инструкция: «Встретимся в среду, 12-го, в половину седьмого, в баре отеля Алгонкин».

Почему она выбрала именно это место?

Ну вот, кажется, я пришла.

Как же жестоко время – осталось еще пять минут.

Я оделась, приготовившись к битве: в черное с ног до головы, волосы распустила, надела крупные золотые серьги и сделала яркий макияж. Перед соперницей у меня было преимущество в двадцать лет, и я собиралась использовать в свою пользу каждый месяц этих двадцати лет.

Она, наверное, седеющая и морщинистая. Страдая от лишнего веса, не заботится о том, как выглядит. О, этот милый ансамбль – носочки и сандалии! А ее глаза скрыты стеклами очков, как экспонаты в музее. Я увижу женщину, которую покидает красота, но душа которой - море надежд. Что ж, на месте моря останется высушенное болото.

Что-то ее не видно. Бар напоминал шахматную доску, на которой парочки вертели в руках бокалы мартини, а официанты проносили высоко над головами подносы. В этой партии я двигалась совсем как конь, обогнув угол; но оказалось, что я вызвала интерес лишь у нескольких бизнесменов, сидевших в зале.

Несомненно, она еще не пришла. Она и не придет. Это была битва характеров, и выиграла ее я. Вдруг я почувствовала боль в шее. Заказав виски, я опустилась под пальму в кадке.

- Я могу присесть?
- Конечно. Вы, должно быть, англичанка.
- Почему?
- Вы слишком вежливы для американки.
- А разве американцы не вежливы?
- Только если вы им достаточно заплатите.
- Британцы грубы всегда, сколько бы вы им ни заплатили.
- Должно быть, мы с вами иностранки.
- Полагаю, я и есть иностранка. Мой отец бывал здесь. Он любил Нью-Йорк. Он говорил, что это единственное место, где человек, работая изо всех сил, чтобы чего-то добиться, может оставаться самим собой.
- А он добился?
- Добился чего?
- Стал кем-то?
- Да, стал.

Мы замолчали. Она смотрела на дверь, а я на нее. У нее была худая подтянутая фигура. Когда она наклонилась вперед, под ее белой крахмальной и, очевидно, дорогой блузкой проступили контуры мышц. Ее рука могла бы красоваться в рекламе украшений Тиффани. Я не понимала, как можно носить на себе столько серебра и не сгибаться под его тяжестью.

У нее были рыжие волосы багряного оттенка, а кожа румяная и упругая, что могло быть как даром природы, так и плодом усилий. Я подумала, что выглядела она столь же изысканно, сколь и безыскусно.

- Вы кого-то ждете? – спросила я.
- Ждала. – Она посмотрела на часы: - Вы здесь проездом?
- Нет. Я живу в Нью-Йорке. Работаю в институте углубленных исследований. А сюда пришла, чтобы встретиться с…

Встретиться: столкнуться лицом к лицу. Познакомиться. Быть представленной. Найти. Испытать. Почувствовать. Получить. Ожидать прибытия. Столкнуться. Схлестнуться в схватке. А сюда пришла, чтобы встретиться с…

В зале поднялся ураган, расплескавший напитки из стаканов; он разбросал бутылки, словно пробки, поднял в воздух мебель и швырнул ее в стену. Официантов и посетителей унесло на улицу в лохмотьях. В комнате не осталось ничего, только я и она, мы, загипнотизированные друг другом. Ветер мешал промолвить хоть слово.

Она собрала вещи, и мы вместе ушли из разрушенного бара. Она быстро меняла направление, и мне приходилось поспевать за ней. Я совсем потерялась и не понимала, где мы. Сетка координат словно искривилась. Город стал запутанной тропинкой, а она словно была здесь завсегдатаем.

Наконец, мы пришли в небольшую закусочную на окраине города. Она вошла внутрь, и мы сели за угрожающе-прекрасный столик, покрытый скатертью. На столе стояли две гвоздики и несколько хлебных палочек.

Вышел официант с графином красного вина и чашей оливок. Он протянул меню нам так, словно это был обычный обед в обычный день. Я попала в руки Борджиа, и теперь они хотели, чтобы я отобедала.

Я взглянула на меню, где красовался слоган: «По-итальянски – вкуснее!»

-Здесь мы с ним и встретились, - сказала она. – В 1947 году, в день, когда я родилась.

 

53 faeryreel

На встречу мы поедем с разных концов города. Я представила её: разгневанная, уверенная в себе, она готова сразиться со мной и побить меня моим же оружием. Намечалась серьёзная схватка, и наградой победителю был Джов. Узнав о её письме, он решил на все выходные уехать к друзьям.
Письмо это лежало у меня в кармане. Аккуратный почерк. Чёткие указания.
"В среду 12-го числа ровно в 18:30 я буду ждать вас в ресторане Алгонкинского отеля."
Почему именно там?
Впрочем, вот и отель.
Ещё пять минут. Время жестоко.
Я подготовилась к нашей встрече так же тщательно, как воин готовится к сражению: вся в чёрном – начиная с низко вырезанного на груди платья и заканчивая стельками, волосы распущены, в ушах – массивные золотые серьги в форме колец, яркий макияж. Я была на двадцать лет моложе соперницы, и сегодня мне пригодится каждый месяц этой разницы.
В её волосах, вероятно, будет седина, на лице – морщины. Сама она окажется полной и небрежно одетой. В лучших поэтических традициях она наденет носки с сандалиями; глаза её за стёклами очков будут похожи на музейные экспонаты. Сквозь волосы и тело я видела надежду, трепещущую у неё внутри. Я выпью её до дна.

Никаких признаков её присутствия. Ресторан напоминал шахматную доску, фигурами на которой были пары, ловко управляющиеся с бокалами мартини, и официанты, снующие вокруг с хромированными подносами в руках. Я пошла между рядами столиков, как ходит чёрный конь, каждый раз поворачивая направо, иногда нарушая границы и подходя к столикам слишком близко. Впрочем, всё, чего мне удалось добиться – заинтересованные взгляды нескольких мужчин.
Разумеется, она не пришла. Разумеется, она и не собиралась приходить. Я вышла победителем из этой войны нервов.
Внезапно я поняла, что у меня ужасно болит шея. Сделав заказ, я рухнула за столик, рядом с которым стоял горшок с пальмой.
– Можно здесь присесть?
– Пожалуйста. Вы, наверное, англичанка.
– Почему?
– Для американки вы чересчур вежливы.
– Разве американцы не вежливы?
– Только если вы им достаточно заплатите.
– Сколько бы вы ни заплатили британцам, они от этого вежливее не станут.
– Раз так, то мы с вами, должно быть, эмигранты.
– Полагаю, так и есть. Мой отец часто приходил сюда. Он любил Нью-Йорк. Говорил, что это единственное место в мире, где человек может оставаться собой, одновременно работая до седьмого пота с целью стать кем-то другим.
– У него получилось?
– Что?
– Стать кем-то другим.
– Да. Да, у него получилось.
Мы молчали. Она смотрела на дверь. Я смотрела на неё. Она была похожа на борзую – поджарая, напряжённая, сидит, чуть наклонившись вперёд; под белой накрахмаленной рубашкой отчётливо прорисовываются мышцы спины. Левая рука – словно витрина Тиффани. Удивительно, как женщина, надевшая столько серебра, умудряется сидеть прямо.
Волосы её – тёмно-красные, как кожа, как древесина кизила – лежали безупречно, что наполовину объяснялось природным даром, наполовину – приложенными усилиями. Мне пришло в голову, что по её облику нельзя сказать, имеет ли она отношение к искусству.
– Вы кого-то ждёте? – спросила я.
– Ждала, – она взглянула на часы. – Вы остановились в отеле?
– Нет. Я живу в Нью-Йорке. Работаю в Институте перспективных исследований. Я здесь, чтобы встретиться...
Встретиться: столкнуться лицом к лицу. Познакомиться. Представиться. Убедиться. Испробовать. Принять. Дождаться прибытия. Схватиться. Вступить в бой.
– Я здесь, чтобы встретиться...

Внезапно поднявшийся ветер выхватил у людей стаканы, раскидал стоявшие на барной стойке бутылки, закружив в воздухе мебель, швырнул её об стену. Официанты и посетители вылетели за дверь, точно тряпичные куклы. В опустевшем ресторане остались мы вдвоём. Мы вдвоём, загипнотизированные друг другом, вынужденные молчать из-за шума ветра.

Она собрала вещи, и мы вместе ушли из разорённого помещения. Там, где она проходила, тротуар менял направление, так что мне пришлось идти следом. Я перестала понимать, где мы находимся. Линии изогнулись. Город превратился в лабиринт, в котором она одна могла отыскать дорогу.
В конце концов мы дошли до небольшого ресторанчика в довольно потрёпанном районе. Она вошла внутрь, и мы уселись за угрожающе милый столик: клетчатая скатерть, две гвоздики, несколько палочек гриссини. Появился официант с графином красного вина и миской маслин в руках. Он протянул нам меню, как будто это был самый обычный ужин в самый обычный день. Я оказалась в руках Борджиа, и теперь они хотели заставить меня есть.
Я взглянула на меню. ПОД ИТАЛЬЯНСКИМИ НАЗВАНИЯМИ БЛЮДА ВКУСНЕЕ.
– Именно здесь я впервые встретила его, – произнесла она. – В 1947 году в день, когда я родилась...

54 Feng Hua

Нутряная симметрия
Джанет Уинтерсон


Мы пойдем с противоположных концов города. Я вообразила ее – рассерженную, уверенную в себе, готовую бросить мне вызов и одолеть меня в моей собственной игре. Серьезная схватка, приз в которой – Иов. Когда я сообщила, что она написала мне, он решил уехать на выходные к друзьям.


Ее письмо лежало у меня в кармане. Аккуратный почерк. Инструкция к действию, как приказ: «Встречаемся в среду 12 числа в шесть тридцать вечера в баре отеля «Алгонкуин».


Почему она выбрала это место?


Место, в которое я прибыла.


Еще пять минут. Беспощадный ход времени.


Я оделась, как на войну: во все черное, с выреза на груди до самых стелек, волосы распущены, в ушах тяжелые золотые кольца, боевая раскраска на лице. У меня было двадцать лет преимущества, и я рассчитывала на каждый месяц.


А она будет седеющей, она будет морщинистой, она будет тучной, она будет небрежно одетой. Она будет возвышенно облачена в носки и сандалии; глаза за стеклами очков, словно экспонаты в музее. Я видела ее воочию – утекающие волосы и телеса, закованная внутри надежда. Я утоплю ее в канализации.


Все еще никого. Шахматная доска бара была заставлена парочками, перебрасывающимися мартини, и официантами, несущими хромированные подносы на высоко поднятых руках. Я черным конем двинулась под прямыми углами вдоль и поперек линий, но, кажется, никто не заинтересовался, если не считать парочки умеющих ценить прекрасное бизнесменов.


Конечно, она не пришла. Конечно, она не придет. Это была битва силы воли, и я победила. Я ощутила, что у меня мучительно болит шея. Я заказала напиток и скорчилась под пальмой в кадке.


– Могу я присесть?


– Конечно. Вы, должно быть, англичанка.


– Почему?


– Слишком вежливы для американки.


– Разве американцы не вежливы?


– Только за хорошую плату.


– Англичане не вежливы, сколько им ни плати.


– Значит, мы с вами белые вороны.


– Полагаю, что я такова. Мой отец бывал здесь. Ему нравился Нью-Йорк. Он говорил, что Нью-Йорк – единственное место на земле, где человек может быть самим собой, одновременно в поте лица работая на то, чтобы стать кем-то другим.


– И стал ли он?


– Что?


– Кем-то другим.


– Да. Да, он стал.


Мы замолчали. Она смотрела в сторону двери. Я смотрела на нее. Она была стройной, тонкой, с телом борзой. Сейчас она наполовину склонилась вперед, отчего мускулы спины вырисовывались под ее рубашкой – белой, накрахмаленной, дорогой. Ее левая рука была словно с витрины «Тиффани». Непонятно, как она могла сидеть прямо с таким количеством серебра.


Ее волосы были темно-рыжими, кроваво-рыжими, лакированно-рыжими, с той мягкостью, которая создается в равной степени природой и трудом. Я решила, что этот облик был одновременно продуманным и безыскусным.


– Вы кого-то ждете? – спросила я.


– Ждала. – Она взглянула на наручные часы. – Вы здесь остановились?


– Нет. Я живу в Нью-Йорке, работаю в Институте Специальных Исследований. Я пришла сюда встретиться с …


Встретиться лицом к лицу. Познакомиться. Быть представленной. Найти. Испытать. Воспринять. Ждать прихода. Столкнуться. Столкнуться в борьбе.


«Я пришла сюда встретиться с …»


В комнате бушевал ветер; он вырвал напитки у пьющих, разбросал барные бутылки, словно бутылочные крышки, подхватил мебель и разнес ее о стену, выкинул за дверь официантов и клиентов в изорванной одежде. В комнате не осталось никого и ничего, кроме нее и меня, нее и меня, завороженных друг другом, неспособных говорить из-за ветра.


Она собралась, и мы вместе покинули разрушенную комнату. Мне пришлось следовать за ней, прокручивающей плитку тротуара под ногами. Я перестала понимать, где мы. Сетка координат исказилась. Город был изогнутыми переулком, а она – более умелой крысой.


Наконец, мы прибыли к небольшому кафе в потрепанной части города. Она повернула внутрь, и мы уселись за угрожающе притягательный стол, накрытый клетчатой скатертью, с двумя гвоздиками и парой палочек гриссини*. Появился мальчик с графином красного вина и миской оливок. Он подал нам меню, словно это был обычный обед в обычный день. Я попала в руки Борджиа**, и теперь они хотели, чтобы я поела.
Я взглянула на меню: «ЕДА ВКУСНЕЕ ПО-ИТАЛЬЯНСКИ».
– Здесь я встретила его, – сказала она. – В 1947 году, в день моего рождения…


*Гриссини (итал. grissini) — традиционные итальянские хлебные палочки.
**Испанский дворянский род, имевший большое влияние на территории нынешней Италии

55 Finita

Великое объединение душ

Скорее всего, мы с ней приближались к месту с разных концов города. Я представила, как она идет - в гневе, но уверенная в себе и готовая доказать, что она тоже не промах, и побить меня в моей же игре. Это была великая схватка, и победительница получала Джова. Когда я рассказала ему, что она мне написала, он решил съездить к друзьям на выходные.
У меня в кармане лежало ее письмо. Аккуратный почерк. Следуй моим инструкциям. "Встретимся в среду двенадцатого в 6:30 вечера в баре отеля «Алгонкин».
Почему она выбрала это место?
Вот и оно.
На пять минут раньше. Чертово время!
Я оделась как воительница: вся в черном – от линии декольте до подошв, волосы распущены, в ушах – массивные золотые кольца, на лице – боевая раскраска. У меня было преимущество в двадцать лет над моей соперницей, и я намеревалась воспользоваться каждым его месяцем.
Должно быть, она уже седеет. У нее морщины, лишний вес, и одета она будет абы как. Она из тех возвышенных натур, что надевают носки под босоножки, а глаза ее спрятаны за стеклами, словно музейные экспонаты. Я уже вижу ее: волосы и плоть спасаются бегством, а надежды тают. Я спущу ее в канализацию.

Ее нигде не было видно. Бар представлял собой шахматную доску, где пары совершали маневры с «мартини», а официанты сновали с высокоподнятыми хромированными подносами. Я сделала свой ход черным конем: направилась вправо и пересекла зал под прямым углом, - но кроме пары бизнесменов, окинувших меня оценивающими взглядами, мной, похоже, никто больше не заинтересовался.
Ну, разумеется, она не пришла. И, разумеется, уже не придет. Это была психологическая война, и я победила. Я ощутила ужасную боль в шее. Я заказала выпить и буквально рухнула под пальмой в кадке.
- Можно мне присесть?
- Пожалуйста. Вы, наверное, англичанка.
- С чего вы взяли?
- Вы слишком вежливы, чтобы быть американкой.
- Разве американцы не вежливы?
- Только если вы им достаточно заплатите.
- Британцы невежливы в принципе, независимо от того, сколько вы им платите.
- Тогда вы, наверное, беженка.
- Полагаю, что да. Мой отец, бывало, приезжал сюда. Он любил Нью-Йорк. Он говорил, что это единственное место в мире, где человек может быть самим собой, изнашивая до дыр рубашку, чтобы стать кем-то еще.
- И ему удалось?
- Что?
- Стать кем-то еще.
- Да, удалось.
Мы сидели молча. Она смотрела на дверь. Я взглянула на нее. Она была стройна, вся на нервах, тело как у борзой. Сейчас она наклонилась вперед, и очертания спинных мышц стали видны сквозь ее блузку – белую, накрахмаленную и дорогую. Ее левая рука напоминала витрину «Тиффани». Я недоумевала, как женщина может надеть так много серебра и не склоняться под его тяжестью.
Ее волосы были темно-рыжего, почти красного, цвета. Словно кизил. Словно красная кожа. Очень эластичные - наполовину дар Божий, наполовину собственные старания. Я догадалась, что главной хитростью ее вида была его внешняя бесхитростность.
- Вы кого-то ждете? – спросила я.
- Ждала, - ответила она, посмотрев на часы. – Вы тут остановились?
- Нет. Я живу в Нью-Йорке. Я работаю в Институте перспективных исследований. Я пришла сюда, чтобы встретиться…
Чтобы встретиться: чтобы оказаться лицом к лицу. Чтобы познакомиться. Чтобы показать себя. Чтобы найти. Чтобы испытать. Чтобы получить. Чтобы дождаться прибытия. Чтобы начать. Чтобы начать схватку.
- Я пришла сюда, чтобы встретиться…

В комнату ворвался ветер, вырвав бокалы из уст пьющих, разбросав бутылки из бара словно бутылочные пробки, подняв мебель и размозжив ее о замершую в трансе стену. Официантов и ожидавших свои заказы клиентов, словно бумажки, смело за дверь. В зале не осталось ничего, кроме ее и меня, ее и меня, загипнотизировавших друг друга и не могущих произнести ни слова из-за этого ветра.

Она собрала вещи, и мы вместе покинули разрушенный зал. Она петляла по тротуару под ее ногами, а мне пришлось идти за ней. Я не понимала, где мы. Все смешалось в глазах. Город превратился в петляющий лабиринт с узкими дорожками, и она была той крысой, которая в нем лучше ориентировалась.
Наконец, мы дошли до небольшой закусочной в не самой благополучной части города. Она прошмыгнула внутрь, и мы сели за угрожающе красивый стол, накрытый клетчатой скатертью, где стояли пара гвоздик и несколько палочек гриссини. Вошел парень с графином красного вина и миской с оливками. Он вручил нам меню так, словно это был самый обычный ужин в самый обычный день. Мне показалось, что я попала в руки семейству Борджиа, и теперь они готовились меня сожрать.
Я посмотрела на меню. ЕДА ВКУСНЕЕ ПО-ИТАЛЬЯНСКИ.
- Здесь мы с ним и встретились, - сказала она. - В 1947 году, в день, когда я родилась…

56 Friede95

Отрывок из книги «Внутренняя гармония»
Джанетт Винтерсон

Мы с ней, вероятно, добирались до места встречи из разных концов города. Я представляла ее себе злобной, решительной, готовой дать отпор и победить меня в моей же собственной игре. В этой борьбе Джоув был главным призом. Он решил отправиться к друзьям на выходные, когда я рассказала ему, что она мне написала. Ее письмо лежало в кармане. Аккуратный почерк. Инструкция, которой нужно следовать. «Я хочу встретиться с тобой в 18:30 в баре отеля «Алгонквин» в среду двенадцатого».

Почему она выбрала именно это место?

Ну, вот я и здесь.

Еще есть пять минут в запасе. Как жестоко время.

Я оделась как настоящий боец – в черном с ног до головы, боевой макияж, большие золотые серьги-обручи и распущенные волосы. У меня было двадцать лет форы перед моей соперницей, и я рассчитывала использовать каждый месяц своей молодости.

Она, наверняка, полновата и одета безвкусно, на лице уже появились морщины, а волосы поседели. На ней будут очаровательные носочки и сандалии, а глаза за стеклами очков будут казаться музейными экспонатами. Я смогу увидеть, как ее волосы и тело увядают, и только надежда бьется внутри. Я бы вышвырнула ее на свалку.

Ее еще не было. В баре то тут, то там сидели парочки, попивая мартини, и официанты разносили еду, высоко держа подносы. Я проходила между рядами как темный рыцарь, но, не считая нескольких бизнесменов, мной никто не заинтересовался. Конечно же, она не пришла. Она и не пришла бы. Это была психологическая игра, в которой я выиграла. У меня началась ужасная головная боль. Я заказала выпить и рухнула на место под пальмой.

− Здесь не занято?

− Присаживайтесь, пожалуйста. Вы, должно быть, англичанка.

– Почему же?

− Слишком вежливы, чтобы быть американкой.

− Разве американцы не вежливы?

− Только если им за это хорошо заплатить.

− Англичане не будут вежливы, даже если им хорошо заплатить.

− Тогда мы с вами точно беженцы.

− Возможно. Мой отец часто здесь бывал. Он любил Нью-Йорк. Он говорил, что это единственное место на Земле, где человек может остаться самим собой, работая в поте лица, чтобы добиться большего.

− И ему удалось?

− Что?

− Добиться большего.

− Да, конечно.

Наступило молчание. Она внимательно смотрела на дверь, а я – на нее. Она была стройная как струна, ее подтянутое тело чуть наклонилось вперед, и белая дорогая накрахмаленная блузка красиво облегала сильную спину. Левая рука выглядела как живая реклама Тиффани. Я не могла понять, как может женщина носить столько серебра и сидеть ровно, не опираясь на руку.

Цвет ее волос переходил от темно-рыжего до кроваво-красного, что было отчасти подарком природы, а отчасти результатом усердной работы парикмахера. Я подумала, что ее образ настолько стильный, насколько и безвкусный.

− Вы ждете кого-то? – спросила я.

− Да, − она посмотрела на часы. – Вы остановились в этом отеле?

− Нет. Я живу в Нью-Йорке и работаю в Институте специальных исследований. Я пришла сюда, чтобы встретиться…

Встретиться, увидеть собственными глазами. Познакомиться. Представиться. Составить мнение. Испытать. Узнать. Получить. И ждать. Столкнуться. Столкнуться в схватке.

− Я пришла сюда, чтобы встретиться…

В бар ворвался ветер, который вырвал стаканы из рук посетителей, раскидал бутылки, словно крышки от них, поднял в воздух мебель и кинул ее об стену. Официанты и посетители толпой бросились к выходу. Никого не осталось кроме нас двоих, ее и меня, не в силах из-за ветра сказать ни слова, но заворожено смотрящих друг на друга.

Она собрала вещи, и мы вместе покинули тот разрушенный бар. Она быстро удалялась, и мне пришлось идти за ней следом. Мы петляли по улицам Нью-Йорка. Я понятия не имела, где мы находились. Она, словно крыса, ориентировалась в лабиринтах города.

Наконец мы пришли к закусочной в бедном районе города. Она проскользнула внутрь, и мы сели за премилый столик с клетчатой скатертью, парой гвоздик в вазе и корзинкой хлебных палочек. Вышел парнишка с графином красного вина и тарелочкой оливок. Он дал нам меню, как будто это был самый обычный обед в совершенно обычный день. Я попала в руки коварной семейки Борджиа, совсем как в сериале, а теперь они хотят заставить меня есть.

Я посмотрела в меню. ЕДА НАМНОГО ВКУСНЕЕ В ИТАЛИИ.

− Это место, где я впервые встретилась с ним, − сказала она. – В 1947 году в день моего рождения.

 

57 Galatea

К месту встречи мы приближались с разных концов города, она и я. В моём воображении она представала самоуверенной, злобной, готовой помериться силой и одержать верх в моей же игре. Это битва не на жизнь, а на смерть, а Джоф — награда победителю. Когда он узнал, что она написала мне письмо, то решил на выходные податься к друзьям.
Письмо лежало в кармане. Аккуратный почерк. Чёткие инструкции.
«Встретимся в среду, 12-го, в 18:30, в баре отеля «Algonquin»
Почему именно здесь?
Я на месте. До встречи ещё пять минут. Самые тягостные минуты.
Я во всеоружии: сплошь в чёрном от декольте до туфель, волосы распущены, в ушах большие золотые обручи, на лице броский макияж. Между нами разница в двадцать лет, и я намерена воспользоваться этой разницей до самого последнего месяца.
Ведь она могла оказаться неприметной серой мышью, могла быть вся в морщинах, могла страдать избыточным весом, могла неряшливо одеваться. Она могла быть не от мира сего и носить носки с сандалиями, а глаза прятать за стёклами, словно музейный экспонат. Шевельнулась надежда — я увижу, как она мелькнёт, ускользая с поля боя. Тогда я бы сделала её одной левой.
Но её нет. Бар — словно шахматная доска, по которой курсируют пара мартини да официанты с блестящими подносам над головой. Я, как чёрная шахматная фигура, двинула через всё поле, но, кроме публики в виде пары бизнесменов, никого особо не заинтересовала.
Конечно, она не пришла. Конечно, и не придёт. Это была проверка на выдержку, и я победила.
В шее вспыхнула ужасная боль. Я заказала выпить и упала на стул под комнатной пальмой.
— Могу я присесть?
— Пожалуйста. Вы, должно быть, англичанка.
— Это почему?
— Слишком уж воспитаны для американки.
— А американки невоспитанны?
— Разве только хорошо им приплатить.
— Ну, воспитание британцев не зависит от того, сколько им платят.
— Выходит, мы с вами эмигрантских кровей.
— Пожалуй, да. Мой отец переехал сюда. Он любил Нью-Йорк. Говорил, что это единственное место в мире, где человек может обрести себя и сменить гимнастёрку на другой наряд.
— И у него получилось?
— Что?
— Сменить наряд.
— Да. Да, получилось.
Мы помолчали. Она смотрела на дверь. Я рассматривала её. Она была стройной, поджарой, а когда её сухощавое тело наклонилось вперёд, очертания крепкой спины проступили сквозь белую, накрахмаленную, дорогую рубашку. Её левая рука больше напоминала витрину «Tiffany». Ума не приложу, как женщина может носить столько серебра и сидеть при этом прямо.
У неё были волосы тёмно-красного цвета, цвета ягод кизила, бурого цвета, и грация, которая была отчасти природным даром, отчасти — результатом упорного труда. Мне показалось, этот её облик был в равной мере искусен и прост.
— Ждёте кого-нибудь? — спросила я.
— Ждала. — Она посмотрела на часы. — Вы в отеле живёте?
— Нет, я живу в Нью-Йорке. Работаю в Институте перспективных исследований. А сюда пришла, чтобы встретиться…
Встретиться — сойтись лицом к лицу. Познакомиться. Показать себя. Узнать. Испытать. Приобрести. И ждать встречи. Столкновения. Столкновения в битве.
— Чтобы встретиться…
По комнате пронёсся вихрь, выдернул напитки из рук посетителей, расшвырял бутылки, словно пробки, завертел мебель в воздухе и расколошматил её о стену. Официантов и посетителей вымело наружу. В баре остались только она и я. Она и я, заворожённые друг другом, неспособные произнести ни слова из-за ветра.
Она взяла свои вещи и вместе мы покинули развороченный бар. Пришлось идти следом за ней, петляющей по мостовым. Я потеряла всякое представление о том, где мы находимся. Пространство исказилось. Город превратился в извилистые катакомбы, а она безошибочно выбирала путь. В конце концов мы очутились у крохотной закусочной в каком-то обветшалом квартале города. Она скользнула внутрь, и мы уселись за столик, на котором была зловеще милая скатерть в клеточку, пара гвоздик и палочки гриссини. К нам вышел мальчуган с графинчиком красного вина и миской оливок. Меню он подал так, будто мы самые обыкновенные посетители в самый обыкновенный день. Ясно, я угодила в лапы Борджиа, которым не терпится меня угостить.
Я посмотрела в меню.
«По-итальянски всегда вкуснее»
— Именно тут я встретила его, — произнесла она, — В 1947 году, в тот самый день, когда я появилась на свет…

58 Gammeljord

Я и она – мы прибудем к месту встречи из разных концов города. Я представляла ее, разъяренную, уверенную, готовую на равных играть и победить в моей собственной игре. Грандиозный поединок, выигравшему доставался Джов. Я сказала ему о том, что она мне написала, а он решил уехать к друзьям на выходные. Ее письмо лежало у меня в кармане. Аккуратный почерк. Слова звучали как приказ. «Я встречусь в сами в среду, 12 числа, в 6.30 вечера в баре гостиницы «Алгонквин»».
Почему она выбрала это место?
А вот и гостиница.
Ждать еще пять минут. Прямо пытка какая-то.
Я была в полном снаряжении: в черном с головы до ног, распущенные волосы, толстые золотые кольца-серьги в ушах, боевая раскраска на лице. Я не собиралась уступать ни одного месяца из 20 лет преимущества над противником - седеющей, покрытой морщинами, полнеющей дамой в небрежной одежде. Впечатляющие надетые на носки туфли, закрытые от мира как музейные экспонаты глаза за стеклами очков. Она отчетливо стояла у меня перед глазами, запертая в дряхлеющем теле надежда. Я втопчу ее в грязь.


В баре ее не было. Только жонглирующие мартини парочки и фигуры официантов с высоко поднятыми блестящими подносами. Я как черный рыцарь прочесала все поле, но помимо двух оценивших мою подготовку бизнесменов мной, похоже, никто не заинтересовался.
Само собой, она не пришла. Само собой, она и не придет. В этой психологической войне победила я. А потом у меня вдруг сильно заболела шея. Я заказала себе выпить и рухнула за столик под кадкой с пальмой.
-Можно присесть?
-Присаживайтесь. Вы, похоже, англичанка.
-Почему вы так думаете?
-Чересчур вежливы для американки.
-А что, американцы не отличаются вежливостью?
-Только если вы им прилично заплатите.
-А британцы невежливы во всех случаях, платят им за это или нет.
-Похоже, мы с вами выходцы из других стран.
- Ну, я-то да. Мой отец сюда постоянно приходил. Он любил Нью-Йорк. Говорил, это единственное место в мире, где человек может оставаться собой, работая как каторжный, чтобы стать кем-то другим.
- А у него получилось?
-Что?
-Ну, стать кем-то другим?
-Да, получилось.
Мы помолчали. Она не отрывала взгляд от двери. Я смотрела на нее. Стройное, пружинистое, подтянутое тело, в полунаклоне четко проступали рельефные контуры спины под дорогой белой накрахмаленной рубашкой. Левая рука была скорее похожа на манекен из витрины Тиффани. И как только она ровно сидит с такой кучей серебра.
Волосы у нее были темно-красные, огненные, блестящие, их мягкие волны были подарком природы и навряд ли требовали лишней заботы. Я осознала всю гармонию простоты и сложности ее облика.
- Кого-то ждете? – спросила я.
-Ждала, - она посмотрела на часы. - А вы в гостинице остановились?
-Нет. Я в Нью-Йорке живу. Работаю в Институте перспективных исследований. Я сюда пришла, чтобы встретиться с…
Чтобы встретиться: встретиться лицом к лицу. Познакомиться. Представиться. Выяснить. Испытать. Получить. Подождать прихода. Столкнуться. Столкнуться, чтобы выяснить отношения.
-Я сюда пришла, чтобы встретиться с…


И тут в зал внезапно ворвался ветер. Он вырвал бокалы из рук, он раскидал бутылки в баре как игрушечные, он поднял мебель в воздух, и она унеслась сквозь потерявшие границы стены. Официанты и посетители лоскутками вылетели в двери. В комнате не осталось никого – только она и я, она и я – пристально смотревшие друг на друга, ветер лишил нас дара речи.


Она собрала свои вещи, и мы двое вышли из разрушенного бара. Я цеплялась взглядом за тротуар, бегущий из-под ее ног. Я не понимала, куда мы шли. Клетка захлопнулась. Город превратился в одну узкую улочку, все ходы и выходы из которой она знала намного лучше меня.
В конце концов мы добрались до маленькой закусочной где-то на задворках. Она уверенно прошла внутрь, и мы сели за угрожающе уютный стол с клетчатой скатертью, двумя гвоздиками и несколькими хлебными палочками «гриссини». К нам подошел парень с графином красного вина и чашкой оливок. Он дал нам меню, как будто это был обычный обед в один из обычных дней нашей жизни. Я попала в вероломные руки Борджиа, и теперь они хотят заставить меня есть.
Я посмотрела на меню. НА ИТАЛЬЯНСКОМ БЛЮДА НАМНОГО ВКУСНЕЕ.
- Вот здесь я его и встретила, - сказала она. – В 1947 году, в день моего рождения…

59 Gemera

К месту встречи мы будем с ней добираться из разных концов города. Я мысленно представила ее: злую, уверенную в себе, готовую дать отпор и разгромить меня в моей же игре. Это была грандиозная битва, а на кону – Джов. Когда я сказала ему, что она мне написала, он решил уехать на выходные к друзьям.

У меня в кармане лежало ее письмо. Аккуратный почерк. В письме инструкция: «Встретимся в среду 12-го в 18:30 в баре отеля «Алгонкин»».

Почему она выбрала это место?

А вот и бар.

Пять минут в запасе. Время жестоко.

Я оделась как воин: в черное с головы до ног, волосы распущены, в ушах массивные золотые кольца, макияж в духе боевой раскраски. У меня двадцать лет преимущества перед своей соперницей, и я намерена использовать каждый месяц этого срока.

Она поседеет, покроется морщинами, наберет лишний вес и станет небрежно одеваться. Выражаясь литературно, будет ходить в носочках и сандаликах, пряча глаза, словно музейные экспонаты, за стеклами очков. Я вижу, как потихоньку исчезают ее волосы и плоть, унося за собой запертую внутри надежду. Мне останется лишь нажать на слив.

Ни единого признака ее присутствия. Бар напоминал шахматную доску: парочки ходят бокалами с мартини, официанты — высоко поднятыми хромированными подносами. Я среди них, словно черный конь, двигалась под прямым углом вдоль и поперек линий, но кроме нескольких восприимчивых бизнесменов не заметила никого, кто казался бы мной заинтересованным.

Естественно она не пришла. И, конечно, не придет. Это была психологическая война, и я победила. Сильная боль пронзила шею. Я заказала напиток и опустилась за столик у кадки с пальмой

— Можно присесть?

— Пожалуйста. Вы, наверное, англичанка?

— Почему?

— Слишком вежливы для американки.

— А разве американцы не вежливы?

— Только если им достаточно заплатить.

— Британцы не вежливы независимо от того, сколько им платишь.

— Тогда, стало быть, мы с вами беженцы.

— Полагаю, я — да. Мой отец приезжал сюда раньше. Он любил Нью-Йорк. По его словам, это единственное место в мире, где человек может оставаться самим собой, работая не покладая рук, для того, чтобы стать кем-то другим.

— И у него получилось?

— Что?

— Стать кем-то другим.

— Да. Получилось.

Мы замолчали. Она смотрела на дверь. Я смотрела на нее. Она сидела, чуть наклонив вперед стройное поджарое тело, белая дорогая рубашка обтянула мускулы на спине. Левая рука напоминала витрину магазина Тиффани. Я не понимала, как с таким количеством серебра ей удавалось держать осанку. Волосы темно-красные, будто кровь или кожа, мягко струились отчасти благодаря природе, отчасти как результат собственных усилий. Я догадывалась, что ее образ был одновременно простым и тщательно продуманным.

— Кого-то ждете? — поинтересовалась я.

— Ждала, — она глянула на часы.

— Вы живете здесь?

— Нет. В Нью-Йорке. Работаю в Институте перспективных исследований. Я приехала сюда, чтобы встретиться...

Встретиться: увидеться лицом к лицу. Познакомиться. Представиться. Найти. Испытать. Получить. Дождаться прихода. Столкнуться. Сойтись в бою.

— Я приехала сюда, чтобы встретиться…

В зал ворвался ветер, он выхватил напитки из рук посетителей, разбросал бутылки в баре будто пробки, поднял в воздух мебель и с грохотом обрушил ее на замершую стену. Растрепанные официанты и посетители выскочили на улицу. В зале не осталось ничего кроме ее и меня, и мы гипнотизировали друг друга взглядом, не в силах говорить из-за ветра.

Она собрала свои вещи, и мы вдвоем вышли из разрушенного зала. Мне пришлось пойти за ней, наблюдая за тем, как она скользит по извилистым тротуарам. Я перестала ориентироваться в пространстве. Система координат искривилась. Город превратился в изогнутую аллею, и моя спутница была лучшим проводником.

Наконец, мы добрались до маленькой закусочной в изувеченной части города. Она впорхнула внутрь, и мы сели за невероятно красивый столик, украшенный клетчатой скатертью, двумя гвоздиками и несколькими палочками гриссини. Вышел официант с графином красного вина и чашкой оливок. Он вручил нам меню, словно это был самый обычный ужин в самый обычный день. Я попала в лапы семейства Борджиа*, и теперь они собираются меня съесть.

---- сноска ----
* Борджия - Семейство, занимающее самое скандальное место в Римском обществе, как самое гнусное, развратное, кровожадное и вероломное.

Я бросила взгляд на меню. «БЛЮДО С ИТАЛЬЯНСКИМ НАЗВАНИЕМ ВСЕГДА ВКУСНЕЕ».

— Вот здесь я его и встретила, — заговорила она. — В 1947 году, в день моего рождения...

60 Ginger

Мне было известно, что я и она подойдем к отелю с противоположных концов города. Я представила себе ее — ожесточенную, самоуверенную, готовую сразиться со мной и одержать верх в войне, которую я начала. Этот битва была решающей: победительница получала Юпитера. Когда я сказала ему, что она написала мне, он решил отправиться к друзьям на выходные.

Ее письмо лежало у меня в кармане. Выведенное аккуратным почерком. В повелительном наклонении. "Ждите меня в баре отеля Алгонкин в среду двенадцатого в половине седьмого вечера".

Почему она выбрала это место?

И вот я уже внутри.

Еще пять минут. Мучительно долго.

Я как следует подготовилась к сражению: вся в черном от декольте до туфель на высоких каблуках, волосы распущены, в ушах массивные золотые кольца, на лице боевой раскрас. Имея двадцатилетнее преимущество перед моей соперницей, я каждый месяц держала на счету.

Я думала, что она будет седеющей, морщинистой, потолстевшей, одетой кое-как. Она мне представлялась в носках и сандалиях, в очках, с глазами похожими на музейные экспонаты. Я отчетливо видела ее перед собой: волосы выпадают, платье трещит по швам... И эта женщина еще надеется на что-то! Я не оставлю ей ни единого шанса.

Ее все не было. Бар напоминал шахматную доску, состоявшую из парочек, пьющих за столиками мартини, и официантов, высоко несущих хромированные подносы. Я пошла конем, пересекая линии клеток, но за исключением нескольких бизнесменов - ценителей женской красоты - не вызвала ни в ком интерес. Она, естественно, не пришла. И она, естественно, не придет. В этой психической войне победа осталась за мной.

Тут я заметила, что у меня жутко болит шея. Я заказала выпить и обессиленно опустилась на стул рядом с высокой пальмой в горшке.
- Я могу здесь присеть?
- Пожалуйста. Вы, наверное, из Англии.
- Почему?
- Слишком учтивы для местных.
- А разве американцы неучтивы?
- Только если ты им достаточно платишь.
- А от англичан не стоит ждать учтивости, сколько бы ты им ни платил.
- Тогда мы с вами, видимо, эмигранты.
- Похоже, что так. Мой отец когда-то приходил сюда. Он любил Нью-Йорк. Говорил, что это единственное место в мире, где ты можешь оставаться собой, работая не покладая рук, чтобы кем-то стать.
- И ему удолось?
- Что?
- Стать кем-то.
- Да. Да, ему удалось.

Мы замолчали. Она не сводила глаз с входной двери. Я взглянула на нее. Она сидела, сильно наклонившись вперед; тело стройное, подтянутое, сквозь белую накрахмаленную ткань блузки прорисовывались мышцы спины. Левая рука походила на витрину магазина "У Тиффани". Ума не приложу, как ей удавалось сохранять равновесие с при таком количестве серебряных украшений.

У нее были темно-рыжие волосы, медно-рыжие, которые лежали естественно, хотя и угадывалось, что без руки мастера дело не обошлось. Я подумала, что своей наружностью она в равной степени была обязана как природным данным, так и стилистам.

- Вы кого-то ждете? - спросила я.
- Ждала, - она взглянула на часы. - А вы здесь живете?
- Нет. Я сама из Нью-Йорка. Работаю в научном институте. Я пришла сюда, чтобы встретиться...

Встретиться... Дождаться. Отыскать. Представиться. Свести знакомство. Иметь дело. Сойтись лицом к лицу. Столкнуться. Вступить в борьбу.

- Я пришла сюда, чтобы встретиться...

Вмиг налетевший ураган рванул бокалы из рук пьющих, разметал бутылки по комнате, вдребезги разбил мебель о несуществующую стену. Оборванных официантов и посетителей из комнаты как ветром сдуло. Остались только она и я, она и я завороженные друг другом, безмолвные из-за оглушаюшего гула ветра.

Она взяла вещи, и всместе мы покинули разгромленную комнату. Каменный тротуар изгибался под подошвами ее туфель, мне приходилось следовать за ней. Я уже не знала, где мы находимся. Расположение улиц сместилось. Мы оказались на городских задворках, а она уверенно вела меня крысиными тропами.

Наконец мы вышли к небольшому ресторанчику в обшарпанной части города. Она скользнула внутрь, мы сели за столик с пугающе изысканной скатертью, букетиком гвоздик и несколькими палочками гриссини. Показался молодой официант с графином красного вина и чашей оливок. Он протянул нам меню, как будто это был самый обычный ужин в самый обычный день. Я попала в лапы Борджиа и теперь должна была что-нибудь съесть.

Я пробежала взглядом названия блюд. Еда вкуснее на итальянском!

- Здесь я впервые встретила его в тысяча девятьсот сорок седьмом, - сказала она. - Это случилось в день моего рождения...
 

61 hail_the_cake

Мы оба должны были добираться до места встречи из противоположных концов города. Я представляла себе ее – разозленную, уверенную, готовую сравняться со мной и побить меня в моей собственной игре. Предстояла великая битва, и наградой победителю должен был стать Джоув. Когда я рассказала ему про письмо, Джоув принял решение на выходных повидаться с друзьями.


Письмо лежало у меня в кармане. Аккуратный почерк. Приказ, которому надлежало подчиняться. «Встречаемся в среду, 12 улица, в половину седьмого вечера. Бар отеля Элонкин».
Вот и сам бар. Почему она выбрала именно это место?
Еще пять минут до назначенного часа. Время – жестокая штука.


Я вырядилась, словно воин – с головы до ног в черном, распущенные волосы, толстенные сережки, «боевой» макияж. У меня было двадцатилетнее преимущество в возрасте перед оппоненткой, и я не собиралась воспользоваться каждым его месяцем.
Она должна была быть стареющей, растолстевшей, равнодушной к вещам. Ее ноги будут спрятаны в поэтичные сандалии, ее глаза будут выглядывать из-за очков, словно музейные экспонаты. Плоть предает ее, волосы ее покидают, но внутри скрывается надежда. Я собираюсь лишить ее этой надежды.

Ее не было. В баре в шахматном порядке порядке расположились влюбленные парочки, потягивающих мартини. С блестящими подносами сновали официанты. Я прошла, однако никто, кроме нескольких бузнесменов меня не заметил. Конечно же, она еще не пришла. Конечно, она даже и не собиралась – это была война нервов, в которой я одержала победу. Тем временем я почувствовала жуткую боль в шее. Я заказала выпить и рухнула за столик, что стоял рядом с какой-то пальмой.

-Могу ли я составить Вам компанию?
-Конечно. Вы, должно быть, англичанин.
-Почему Вы так решили?
-Слишком уж вежливы для американки.
-Разве американцы не могут быть вежливыми?
-Только если заплатить как следует.
-Британцев не назовешь вежливым народом, и неважно, платите вы им или нет.
-В таком случае, мы, видимо, оба беженцы.
-Я отношу себя к ним. Раньше мой отец частенько сюда приходил. Он любил Нью-Йорк – он говорил, что это единственное место во всем мире, где можно быть самим собой, стараясь при этом изо всех сил стать кем-то другим.
-А ему это удалось?
-Что?
-Стать кем-то другим.
-Да. Определенно.

Мы замолчали. Она смотрела в сторону двери, а я – на нее. Худощавая, с телом борзой. Спина уже начала горбиться, на дорогой накрахмаленной блузке проступали мышцы спины. Левая рука напоминала витрину бутика Tiffany. Удивительно было, как женщина может таскать на себе столько драгоценностей и все равно сидеть прямо.
У нее были шикарные темно-рыжие волоcы - частично -результат ее стараний, частично - природный дар. Я понимала, что весь ее образ был настолько же непринужденным, насколько тщательно продуманным.
-Ждете кого-нибудь?
-Ждала. – Тут она посмотрела на часы. – Вы здесь останетесь?
-Нет. Я работаю в Институте перспективных исследований. Я приехала, чтобы встретиться…
Встретиться, а точнее – столкнуться лицом к лицу. Познакомиться. Представить. Найти. Почувствовать. Ожидать встречи. Сойтись. Сойтись в конфликте.
-Я прехала, чтобы встретиться…

Тут подул ветер – ветер, от которого пьяные протрезвели, бутылки разлетелись по бару, словно пластиковые крышечки, мебель поднялась в воздух и полетела в стену. Официанты и посетители рванулись к двери. В баре не осталось никого – только я и она, загипнотизированные друг другом, не в состоянии вымолвить из-за ветра и единого слова.

Она взяла вещи и мы вышли из разрушенного помещения. Мы сворачивали с одной улицы на другую, и мне приходилось поспевать. Я потеряла ориентацию в пространстве. Город стал лабиринтом, и дорогу знала она.
Наконец, мы добрались до небольшой кафешке на богом забытой окраине. Она изящно проскользнула внутрь и мы расположились за угрожающе-аккуратным столиком покрытым клетчатой скатертью, и украшенным прутиком гриссини. К нам вышел официант с графином красного вина и чашей олив. Он выдал нам меню – как будто бы это был обычный ужин в обычный день. Я оказалась в руках семейки Борджиа. Теперь мне приказано было есть.
Я посмотрела в меню. Надпись гласила: «Еда вкуснее, когда о ней говорят на итальянском»
-Здесь я повстречала его. В 1947 году, в мой День рождения…

62 I.K.

К месту встречи мы подойдем с разных концов города. Я представила, как ее распирает от ярости, самоуверенности, желания во что бы то ни стало превзойти меня. Превзойти меня в моей же собственной игре. Это была схватка не на жизнь, а на смерть, но, все-таки, главный трофей — Джоув. Я не стала скрывать, что получила письмо от своей соперницы, и как только он узнал об этом, незамедлительно уехал в гости к друзьям на выходные.
Теперь то самое письмо лежало у меня в кармане. Не приглашение, но, выведенный аккуратным почерком, приказ. «Встречаемся в баре отеля «Алгокин» в среду, 12-го, в половине седьмого вечера».
Почему она решила назначить встречу именно здесь?
Ну, вот я и на месте.
Еще пять минут до назначенного часа. Время беспощадно.
Весь мой внешний вид говорил, что я готова к бою: одетая в черное с головы до ног, волосы распущены, в ушах массивные золотые кольца, на лице боевой раскрас. У меня было преимущество над противницей в двадцать лет. Так пускай все это видят.
Я представила ее себе. Мою поседевшую, моя морщинистую, мою растолстевшую соперницу, давно уже переставшую следить за собой и за модой. Воображение рисовало все более карикатурный образ. Носки под сандалиями. Я представила ее глаза, упрятанные за толстое стекло, будто музейный экспонат. Волосы истончились, формы потеряли былую пышность, внутри — зажатая в тиски надежда. Да я просто втопчу ее лицом в грязь!

Ее нигде не видно. Бар был похож на шахматную доску. Я решительно прошла прямо, мимо столиков с парами, изящно попивавшими «Мартини», и официантов, снующих с блестящими подносами на вытянутых руках, а затем повернула направо под прямым углом. Черные ходят конем. Однако, если не считать одобрительных взглядов со стороны двух-трех одиноких бизнесменов, мое появление не произвело на присутствующих должного впечатления.
Ну разумеется, она не пришла. Разумеется, она и не придет. Я оказалась сильнее в войне нервов. Я победила. Напряжение болью отдалось в шее. Я заказала выпить и, наконец-то расслабившись, присела под раскидистыми ветвями пальмы.
— Вы позволите?
— Прошу, садитесь. А Вы, должно быть, англичанка.
— Почему?
— Для американки Вы слишком вежливая.
— А что, разве американцы не могут быть вежливыми?
— Только если за это им хорошо платят.
— Знаете, а вот британцы не такие уж и вежливые, сколько бы им не платили.
— Стало быть, Вы, как и я, приезжая.
— Вроде того. Отец часто бывал здесь. Он любил Нью-Йорк. Считал, что это единственное место на земле, где человек может оставаться самим собой, пытаясь стать кем-то другим.
— Так ему удалось?
— Что?
— Стать кем-то другим.
— Да. Да, удалось.
Мы замолчали. Моя собеседница подалась вперед и перевела взгляд на дверь. А я, в свою очередь, принялась изучать собеседницу. Ее тело было худое и жилистое, иссушенное как у породистой борзой. Мышцы проступали на дорогой, накрахмаленной белой рубашке. Левая рука напоминала витрину ювелирного «Тиффани». Никогда бы не подумала, что при таком количестве надетого на себя серебра можно по-прежнему держать спину прямо.
Шелковистость волос темно-рыжего цвета, цвета спелых ягод кизила, цвета красного сафьяна была наполовину даром природы, наполовину — результатом бережного ухода.
Весь ее облик в одно и то же время был и притворно-загадочным, и совершенно бесхитростным.
— Ждете кого-то? — поинтересовалась я.
— Ждала, — она взглянула на часы. — А Вы снимаете номер в этом отеле?
— Нет, я живу в Нью-Йорке. Работаю в Институте перспективных исследований. А в баре я по делу: у меня назначена встреча…
Назначена встреча. О да, я пришла, чтобы встретиться. Лицом к лицу. Познакомиться. Представиться. Выяснить. Испытать. Получить. Ждать прихода. Сойтись. Сойтись один на один.
— У меня назначена встреча…

Внезапный порыв ветра ворвался в бар. Он выбивал напитки из рук гостей, он легко разбрасывал бутылки, словно это были лишь пробки, он поднимал мебель в воздух и с силой разбивал ее о невидимую стену. Он рвал одежду на официантах и посетителях и вышвыривал их за дверь. Ветер опустошил помещение. Остались только мы вдвоем. Только я и она. Не в состоянии отвести взгляд друг от друга, не в состоянии вымолвить ни слова.

Она схватила сумочку, и мы ушли, оставив за спиной разрушенный бар. Мне приходилось идти след в след по дороге, петлявшей из-под ее каблуков. Я перестала ориентироваться в пространстве. Клетка захлопнулась. Город превратился в одну узкую, извилистую улочку, и лишь моя спутница знала дорогу.
Наконец мы добрались до небольшого ресторанчика в знакомом районе. Она вошла внутрь, покачивая бедрами, и провела меня к подозрительно опрятному столику, накрытому клетчатой скатертью. На столе — две гвоздики и несколько хлебных палочек гриссини. Появился официант с графином вина и мисочкой оливок. Он протянул нам меню, словно это был самый обыкновенный обед в ничем не примечательный день. Я попала в руки Борджиа, и они хотели меня накормить.
Я взглянула в меню. НА ИТАЛЬЯНСКОМ ЕДА ВКУСНЕЕ.
— Здесь-то мы с ним впервые и встретились, — пробормотала моя спутница. — В 1947 году. В тот самый день, когда я родилась…

63 Insomnia

Симметричные


Джанет Уинтерсон


Отрывок из произведения «Симметричные»


Мы ехали навстречу друг другу с разных концов города. Я рисовала её перед внутренним взором, разозлённую, уверенную в себе, готовую принять мои правила и всё равно одержать победу. Предстоял великий бой, на кону которого – Джоув. Когда я сообщила о её письме, он изъявил желание провести выходные с друзьями. Её письмо лежало в кармане. Аккуратный почерк. Инструкции, не терпящие неповиновения. «Встречаемся в среду 12 числа в 18.30 в баре отеля "Алгонквин "».


Почему именно здесь?


На месте.


Пять минут до встречи. Время неумолимо.


Я экипировалась так, словно шла на войну: вся в чёрном, начиная от воротника и заканчивая стельками в обуви, развевающиеся на ветру волосы, массивные золотые кольца в ушах, боевая раскраска на лице. С форой перед противником в двадцать один год и крепким намерением не пренебрегать ни единым месяцем этого преимущества.


У неё пробивается седина, её лицо испещрено морщинами, она толстая, с отвратительным вкусом в одежде. Её ноги покоряют нежным сочетанием носков с сандалиями, глаза недвижно, словно музейные экспонаты, застыли за толстыми стёклами очков. Я уже созерцала её лысеющую голову и ссыхающееся тельце, и в этой полуживой ловушке – остатки надежды. Которую я выпью до дна, оставив лишь оболочку-мумию.


Ни намёка на её присутствие. В баре – на шахматной доске – парочки пускали в ход очарование и бокалы с «Мартини», а официанты, высоко держа хромированные подносы, ловко маневрировали между столами. Я пересекла помещение по ломаной линии – черным конём, два по горизонтали, два по вертикали, – но никто, за исключением нескольких позитивистов, обсуждающих развитие бизнеса, не обратил на меня внимания.
Само собой, она не явилась. Конечно, она не придёт. Её храбрость против моей – и я победила. «Что-то шею ужасно ломит», - вдруг отметила я. Заказав выпивку, я упала на стул под пальмовым деревом в горшке.


- Можно к Вам присоединиться?


- Пожалуйста. Англичанка, да?


- Почему Вы так решили?


- Слишком вежливы для американки.


- Американцы разве не бывают вежливыми?


- Только если им оплатят вежливость с лихвой.


- Вежливость англичан не купишь ни за какие деньги.


- По-видимому, мы с вами эмигранты.


- Пожалуй. Мой отец здесь бывал. Ему нравился Нью-Йорк. Говорил, что это единственное место в мире, где человек волен быть самим собой, работая до седьмого пота, чтобы стать кем-то другим.


- И он стал?


- Что, простите?


- Стал, кем хотел?


- Да. У него получилось.


Мы помолчали. Её взгляд устремился к двери. Я свой переместила на неё. У нее было худое, поджарое тело, она напряженно подалась вперёд, под рубашкой – белой, накрахмаленной, дорогой, – виднелись чётко очерченные мышцы спины. Левая рука девушки без труда представлялась на витрине "Тиффани энд Ко". Я подивилась, как женское тело может содержать на себе столько серебра и не сгибаться под его тяжестью.


Её волосы, то тёмно-медные, то цвета спелого кизила, то отливающие красной медью кожаного изделия, мягко переливались, отчасти благодаря природе, отчасти – усилиям со стороны владелицы. У меня мелькнула мысль, что в образе девушки столько же продуманности, сколь и простоты.


- Ждёте кого-то? – спросила я.


- Ждала. – Она посмотрела на часы. – Вы остановились в этом отеле?


- Нет. Я живу в Нью-Йорке. Работаю в Институте Передовых Исследований. Я тут встречаюсь с…


Встречаюсь: пришла встретиться лицом к лицу. Познакомиться. Представиться. Узнать. Испытать. Получить. Сидеть в ожидании. Случайно столкнуться. Столкнуться в битве.


- Я встречаюсь с…


В комнату ворвался ветер, который вырвал напитки из рук пьющих, и бутылки пробками повылетали с барной стойки, который поднял в воздух мебель и отправил её в полёт прямо в заклятую стену. Обслуживающие и обслуживаемые в спешке ретировались за дверь. Комната опустела, и остались лишь мы с ней, она и я – загипнотизированные друг другом, потерявшие из-за ветра способность говорить.


Она взяла свои вещи, и мы вместе покинули руины комнаты. Пришлось следовать за ней, пока дорога окончательно не запуталась у меня под ногами. Я уже не понимала где мы. В Grid-вычисление вкралась ошибка. Город стал искривленным узким переулком, а она – крысой, ориентирующейся в нём лучше меня.


Наконец, мы оказались в маленькой закусочной в полуразвалившейся части города. Она юркнула внутрь, и мы уселись за до отвращения милый столик, застланный клетчатой скатертью, с двумя гвоздиками и несколькими палочками гриссини на нём. Перед нами возник мальчик с графином вина и чашкой с оливками. Он сунул нам меню – обычный обед в обычный день. Я оказалась в лапах семьи Борджиа , и теперь мне предложили поесть.


Я заглянула в меню. НА ИТАЛЬЯНСКОМ ЛЮБАЯ ЕДА ВКУСНЕЕ.


- Здесь я его и встретила. – Вдруг заговорила она. – В 1947 году, в день моего рождения…

64 Irene

Она и я добирались с разных частей города. Я представлял ее раздраженную и самоуверенную, готовую сразиться со мной и одержать победу в игре, которую я сам выдумал. Это был серьезный бой и Джов выиграла. Он решил провести с друзьями выходные, когда я сказал ему, что она мне написала.
Я положил ее письмо с аккуратным почерком в карман. Указания были следующими: «Я встречусь с вами двенадцатого числа, в среду, в 18.30 в баре, который находится в отеле «Алголкин».
Почему она выбрала именно это место?
Это было здесь.
Осталось всего пять минут. Так мало времени.
Я оделся так, быстро как это делают в армии: и вот я весь в черном, начиная от воротничка и заканчивая стельками, с распущенными волосами, с золотыми кольцами в ушах и с боевым духом на лице. Я был на двадцать лет моложе соперницы и намеревался использовать все свое преимущество.
У нее будут седые волосы, морщины и лишний вес. Также она будет небрежно одета и обута в босоножки без носков. А ее глаза будут безжизненны, словно экспонаты в музее. Я смогу видеть ее, ее волосы, ее старость. Надеюсь, я заманю ее в ловушку. Я выведу ее из игры.


Никаких известий от нее. В баре стояла шахматная доска, на которой стояли два стакана мартини, а официанты бегали с высоко поднятыми серебряными подносами. Я перебрался к черному рыцарю, который стоял напротив, но, кроме нескольких благодарных бизнесменов, не было никого, кто, казалось, интересовался мной.
Конечно, она не пришла. Безусловно, она не придет. Это было тяжелая борьба, и я выиграл. Я почувствовал ужасную боль в шее. А после заказал выпить и рухнул под пальмой.
- Можно я присяду здесь?
- Конечно. Должно быть, вы англичанин.
- С чего вы это взяли?
- Слишком вежлив для американца.
- Разве американцы не вежливы?
- Только если вы хорошо им платите.
- Британцы неучтивы независимо от того, сколько вы им платите.
- Тогда мы с вами, пожалуй, беженцы.
- Полагаю так. Мой отец приезжал сюда. Он любил Нью-Йорк и говорил, что это единственное место в мире, где человек может быть самим собой, работая, а после - становиться кем – то еще.
- И он стал?
- Кем?
- Кем – то еще.
- Да.
Мы замолчали. Она смотрела на дверь. Я взглянул на нее. Она была стройной, загадочной, с резвым телом, которое она наклонила сейчас вперед, и стали видны мышцы спины, которые обтянула белая накрахмаленная рубашка. Которая к тому же была дорогой. Ее левая рука выглядела как витрина магазина «Тиффани». Я был уверен, что женщина не может носить столько серебра и при этом не есть мяса.
Ее волосы были такого темно-красного оттенка, как ягодки кизила. А кожа хотя и румяная, но при этом, было заметно, за ней основательно ухаживали. Я догадался, что ее вид был столь хитрым, что казался бесхитростным.
- Вы кого - то ждете? - спросил я.
- Я ждала. - она посмотрела на часы. - Вы остаетесь здесь?
- Нет. Я живу в Нью-Йорке. Работаю в институте научных исследований. Я пришел сюда, чтобы встретиться…
Встретиться: лицом к лицу; для знакомства с; для того, чтобы быть в деле; чтобы найти; получить опыт; испытать. Чтобы дождаться прихода и столкнуться. Столкновения в бою.
- Я пришел сюда встретиться…


В комнату внесся ветер, снося напитки и разбрасывая бутылки, наполненные алкоголем, с верхних полок бара. Они падали на мебель и разбивались об стену. Официанты входили и прибирались. В комнате все утихло, но мы были заворожены друг другом и не могли ничего говорить из-за ветра.


Она сложила свои вещи, и мы покинули это место. Я вынужден был следовать за ней будто по пятам. Я не мог понять, где мы находимся. Сетка была накинута. Город состоял из множества аллей, а она ориентировалась среди них лучше крыс.
Наконец мы прибыли в небольшую закусочную в дальней части города. Она непринужденно зашла внутрь, и мы сели за невероятно прелестный столик, который уже был зарезервирован. На нем стояли две гвоздики и несколько палочек гриссини. Вышел парень с графином красного вина и миской оливок. Он подал нам меню, словно это был обычный ужин в обычный день. Я попал в руки похотливости, которая готова была меня поглотить.
Я поглядел в меню. В Италии пища вкуснее.
- Вот где я встретила его, - сказала она.- В 1947 году. В день своего рождения…

65 Irina0207

Мы с ней приближались к назначенному месту с разных концов города. Я представляла ее – разгневанную, уверенную в себе, готовую побороться со мной и победить меня в моей же собственной игре. Это было великое сражение, а призом в нем – Джови. Когда я сказала ему, что она мне написала, он решил уехать на выходные к друзьям.
У меня в кармане лежало ее письмо - написанные аккуратным почерком инструкции, которым следовало подчиняться: «Встретимся 12-го в среду в 18.30 в баре отеля Алгонкин».
Почему она выбрала это место?
Вот оно.
Еще долгих пять минут.
Я экипировалась как на бой: оделась в черное с головы до пят, распустила волосы, нанесла боевой раскрас, вставила в уши массивные золотые кольца. У меня было преимущество в 20 лет над моей соперницей, и я собиралась использовать каждый его месяц в свою пользу.
Она будет седеть, покрываться морщинами, набирать лишние килограммы, неопрятно одеваться. Она будет носить босоножки с носками, нацепив на нос очки как музейный экспонат. Я практически могла видеть ее – теряющую волосы и молодость, с надеждой запертой внутри. Я спишу ее в утиль.


Ее нигде не было видно. Бар напоминал шахматную доску – маневрирующие пары с мартини в руках и снующие официанты с хромированными подносами над головами. В этой партии я была черным конем. Мой ход буквой «Г», похоже, особо никого не заинтересовал, за исключением пары бизнесменов, которые сопроводили меня оценивающими взглядами.
Конечно, она не пришла и не придет. В нашей войне нервов победа оказалась за мной. Невыносимая боль в шее пронзила меня. Заказав выпивку, я в изнеможении присела за столик под комнатной пальмой.
- Могу я вас потеснить?
- Конечно. Вы, должно быть, англичанка.
- Почему?
- Слишком вежливы для американки.
- Разве американцы не вежливы?
- Только когда им достаточно платят.
- Британцы не вежливы, несмотря на то, сколько им платят.
- Тогда мы с вами, должно быть, беженцы.
- Предполагаю, что так и есть. Мой отец частенько сюда заходил. Он любил Нью-Йорк и говорил, что это единственное место на земле, где человек может быть собой, пока работает не покладая рук, чтобы стать кем-то другим.
- И у него получилось?
- Что именно?
- Стать кем-то другим.
- Да, получилось.
Мы молчали. Она смотрела на дверь. Я - на нее. Стройная, подтянутая, поджарая, как борзая, она сидела, чуть наклонившись вперед. Ее рельефную спину облегала дорогая белоснежная накрахмаленная рубашка. Левая рука напоминала витрину Тиффани. В голове не укладывалось, как женщина может носить на себе столько серебряных украшений, не сгибаясь под их тяжестью.
Ее волосы были темно-красные, цвета красного дерева, красной кожи, мягкость которой наполовину естественна, наполовину является результатом приложенных усилий. Я полагала, что ее прическа как раз такой случай.
- Вы кого-то ждете? – поинтересовалась я.
- Ждала, – она посмотрела на часы. – Вы остановились здесь?
- Нет. Я живу в Нью-Йорке. Работаю в институте передовых исследований. Пришла сюда, чтобы встретиться…
Встретиться: столкнуться лицом к лицу, познакомиться, быть представленным, найти, испытать, получить, ждать прибытия, вступить в противоречие.
- Я пришла сюда встретиться…


В заведение ворвался ветер, вырвав напитки из рук посетителей, разбросав бутылки, словно пробки, оторвав от пола мебель и швырнув ее в стену. Официанты и посетители выбежали за дверь. Внутри никого не осталось. Только я и она не сводили друг с друга глаз, не в состоянии говорить из-за ветра.


Взяв вещи, мы вместе покинули разрушенное помещение. Мне пришлось следовать за ней, пока она петляла по тротуарам. Я понятия не имела, где мы находимся. Клетка захлопнулась. Город напоминал извилистый, узкий проход, в котором она была лучшей крысой.
Наконец мы подошли к небольшой закусочной в знакомой части города. Она проскользнула внутрь, и мы сели за устрашающе опрятный столик, накрытый клетчатой скатертью. На нем красовались две гвоздики и несколько гриссини*. Появился официант с графином красного вина и миской с оливками. Он подал нам меню с таким видом, будто это был обычный ужин в обычный день. Я попала в руки к Борджиа**, и теперь они собирались накормить меня. Я заглянула в меню. БЛЮДА ЗВУЧАТ АППЕТИТНЕЕ НА ИТАЛЬЯНСКОМ.
«Здесь я его встретила, – сказала она. – В 1947 году, в день, когда я родилась».

*гриссини – традиционные итальянские хлебные палочки
**Борджиа – испанский дворянский род, впоследствии обосновавшийся в Италии

66 izabella

Обычно мы с ней приближались к месту встречи с противоположных концов города. Я представлял ее, заведенную и уверенную в себе фурию, готовую как отдаться мне, так и довлеть надо мной в моей же собственной игре. Боже праведный, что это была за потасовка! Когда я рассказал ему, что получил от нее письмо, то он решил на выходные съездить к друзьям. Это ее письмо лежало в моем кармане. Аккуратный почерк. Инструкции, которым я должен следовать. "Встретимся в среду, двенадцатого, в шесть тридцать вечера в баре отеля "Алгонкин""*.
Почему она выбрала это место?
Вот оно.
Еще пять минут ожидания. Как же долго тянется жестокое время!
Я оделся в костюм воина: весь в черном с головы до пят, волосы распущены по плечам, толстые золотые кольца в ушах, грим воина на лице. Я намеревался наилучшим образом использовать каждый месяц из своего двадцатилетнего преимущества над соперником.
Она могла бы стать седой, покрыться морщинами, располнеть, могла быть неряшливо одета. Или наоборот, говоря возвышенным языком, могла облачать свои ножки в сандалии с гольфами, прятать глаза, словно музейные экспонаты, за стекла очков. Я готов был к любому ее виду: с облысевшей головой, худой до измождения, с потухшим взглядом. потерявшим надежду, с надеждой, запрятанной глубоко внутри ее существа. Я готов был испить ее до дна.

Никакого намека на ее присутствие. Бар был похож на шахматную доску, где фигуры - любовные парочки - то тут, то там потягивали мартини, а официанты шныряли по залу, держа на вытянутых руках хромовые подносы. Я прошел через весь зал в темный правый угол для лиц из благородных и, казалось, никто, кроме нескольких все подмечающих бизнесменов, мной не заинтересовался.
Конечно, она не пришла. Конечно, она не придет. Это была война нервов, и я в ней победил. Я ощутил пронзительную боль где-то в области шеи. Заказав напиток, я сжался в уголке возле пальмы в горшке.
- Можно мне здесь присесть?
- Да, пожалуйста. Вы, должно быть, англичанка.
- Почему вы так решили?
- Вы слишком вежливы для американки.
- А разве американцы невежливы?
- Только если им хорошо заплатят.
- Британцы невежливы, независимо от того, сколько им заплатят.
- Тогда мы с вами, вероятно, приезжие.
- Полагаю, что я - да. Мой отец обычно сюда приезжал. Он любил Нью-Йорк. Он говорил, что это единственное место в мире, где человек может оставаться самим собой, даже работая до седьмого пота, чтобы кем-то стать.
- Ну и как?
- Что?
- Он кем-то стал?
- Да. Да, конечно.
Мы замолчали. Она смотрела на дверь. Я - на нее. Стройная, высокая, худощавая, она своим телом напоминала борзую, готовую к схватке. Дорогая белая накрахмаленная блузка плотно облегала ее грудь и спину, рельефно подчеркивая мышцы спины. Ее левая рука, вся в серебряных украшениях, смахивала на витрину магазина Тиффани. Интересно, на женщине столько серебра, а она сидит прямо, не склоняясь под его тяжестью.
Ее мягкие и шелковистые волосы (частично от природы, частично благодаря хорошему уходу за ними) были медного цвета, цвета кизила, цвета красной кожи. Казалось, что вся ее внешность была одновременно и натуральной, и "сделанной" искусными руками стилиста.
- Вы здесь кого-то ждете? - спросил я.
- Ждала. - Она посмотрела на часы. - А вы здесь остановились?
- Нет. Я живу в Нью-Йорке. Работаю в институте прикладных наук. Я пришел сюда, чтобы встретить...
Встретить. Столкнуться лицом к лицу. Познакомиться. Быть представленным. Найти. Прочувствовать. Получить. Ожидать прибытия. Неожиданно увидеть. Сойтись в поединке.
- Я пришел сюда, чтобы встретить...

Непонятно откуда налетевший сильный порыв ветра смел все на своем пути: бокалы с напитками и бутылки летали по залу, как легкие пробки, предметы мебели отрывались от пола и разбивались о пляшущие стены. Официантов и их клиентов выдуло за пределы бара, словно они были тряпичными лохмотьями. В помещении никого и ничего не осталось, лишь она да я, лишь мы вдвоем, загипнотизированные друг другом, не способные даже словечка вымолвить из-за ветра.

Она собрала свои вещи, и мы вместе покинули разрушенный зал. Я должен был сопровождать ее, так как у нее заплетались ноги, и земля уходила из-под ног. Я потерял ощущение реальности, ощущение того, где мы в тот момент находились. Ловушка захлопнулась. Весь город сжался до единственного переулка, куда мы с ней и свернули.
Наконец ее нюх крысы привел нас к маленькому бистро в многолюдной части города. Она нырнула внутрь, я - за ней, и мы сели за столик, покрытый жутко приятной клетчатой скатертью. На столе в вазочке стояли две гвоздики, а рядом лежало несколько хлебных палочек гриссини**. Вскоре мальчик - официант вынес и поставил на стол графин красного вина и пиалу с оливками. Он протянул нам меню, словно это был самый обычный ужин в самый обыкновенный день. Я попал в руки семейства Борджиа*** и должен был вкусно поесть.
Я заглянул в меню. ИТАЛЬЯНСКАЯ ЕДА ВКУСНЕЕ.
- Именно здесь я его встретила, - сказала она. - Это было в 1947 году, в день, когда я родилась...


* Алгонкины - народность, проживающая в Северной Америке и говорящая на алгонкинском наречии.
** Хлебные палочки гриссини - традиционная итальянская закуска.
*** Семейство Борджиа - древний аристократический род. Это имя стало символом распущенности и порока.



 

67 Janeshvary

Я и она должны были туда прийти с разных концов города. Я так и видела, как она, обозлённая, самоуверенная, рвётся принять мой вызов и победить меня в состязании, которое затеяла я сама. В этом большом сражении, где наградой победителю станет Джов. Я сказала ему, что она прислала мне письмо, - он собрался на выходные к друзьям.

Её письмо лежало у меня в кармане. «Инструкция к подчинению», написанная ровным почерком: «Встретимся 12-го в среду, в 18.30, в баре отеля “Алгонкин”».


Почему она выбрала это место?
Здесь.
До встречи осталось пять минут. Время неумолимо.


Я сейчас похожа на воительницу: вся в чёрном, волосы распущены, в ушах увесистые золотые кольца серёг, на лице «боевая раскраска». У меня перед ней преимущество в двадцать лет, и я не упущу из него ни одного месяца. Вероятно, она – какая-нибудь седеющая неряха, «поэтично» облачённая в носки с сандалиями, испещрённая морщинами и обременённая лишними килограммами. Она будет таращиться на меня из-под очков, и за их стёклами её глаза напомнят мне музейные экспонаты. Представляю, как томится надежда на счастье в этой клетке из стареющей плоти. И моё неумолимое эго эту надежду проглотит.


Её нигде не видно. В баре, как фигуры на шахматной доске, расположились парочки за бокалами «Мартини» и официанты с подносами. Чёрным «конём» я прошлась по развернувшемся полю, однако, кроме нескольких бизнесменов, никто мной не заинтересовался.


Конечно, она не пришла. И не придёт. Это была война двух самообладаний, и я в ней победила. У меня ужасно заболела шея. Я заказала выпивку и нашла себе местечко под комнатной пальмой, чтобы перевести дух.


- Можно присесть?
- Пожалуйста. Вы наверняка англичанка.
- Почему?
- Слишком вежливая для американки.
- Разве американцы невежливы?
- Только если им хорошо платят.
- Британцы не упражняются в вежливости, сколько им не плати.
- Тогда мы с вами эмигранты.
- Я, наверное, да. Мой папа приезжал сюда время от времени. Он любил Нью-Йорк. Говорил, только здесь и больше нигде человек может быть самим собой, пока из кожи вон лезет, чтобы стать кем-то другим.
- У него получилось?
- Что?
- Стать другим.
- Да. Получилось.


Мы замолчали. Она смотрела на дверь. Я же смотрела на неё. Стройная, сильная, нервная, она сидела наклонившись вперёд, и под тканью её дорогой белой накрахмаленной блузы отчётливо проступали мышцы спины. Левая рука моей собеседницы, казалась витриной ювелирного магазина. Как можно носить столько серебра и не сгибаться под такой ношей?


Её волосы – не без намёка на укладку – отливали тёмно-рыжим, отливали пламенем кровавого пожара. Выглядела она искушенной и простодушной одновременно.


- Вы кого-то ждёте? – спросила я.
- Ждала, - она посмотрела на часы. - Вы остановились здесь?
- Нет. Я живу в Нью-Йорке. Работаю в Институте передовых исследований. Я пришла сюда встретиться…


Встретиться лицом к лицу. Познакомиться. Представиться. Оказаться. Пережить. Принять. Дождаться. Столкнуться. Сойтись на дуэли.


- Я пришла сюда встретиться…


Поднялся ветер, он оторвал посетителей от бокалов, разметал бутылки, словно пробки, закружил мебель и разбил её о стену, безучастно всё наблюдавшую. Прочь полетели истерзанные вихрем официанты и публика. Не осталось никого и ничего, только она и я, она и я, завороженные, взирали друг на друга, не в силах сказать ни слова под натиском бури.


Она собрала свои вещи, и вместе мы оставили разгромленный бар. Я следовала за ней, её ноги сплетали нам путь из тротуаров. Я перестала понимать, где мы. Сеть координат искривилась. Город превратился в извилистый проулок, а она – в хитроумную крысу.


Наконец мы добрались до дешевого ресторанчика в какой-то трущобе. Она прошествовала внутрь, и мы сели за зловеще милый столик, покрытый клетчатой скатертью. Его украшала пара гвоздик да несколько итальянских хлебных палочек. Появился официант с графином красного вина и чашкой оливок. Он так протянул нам меню, словно это был самый заурядный обед, в самый что ни на есть заурядный день. Меж тем как я попалась в руки клана Борджиа, и им не терпится меня съесть.


Я заглянула в меню. Оно сообщало: «ВКУСНЕЕ – ПО-ИТАЛЬЯНСКИ».


- Здесь мы с ним встретились, - сказала она. – В 1947-м году, в день, когда я родилась.


 

68 jarr.otomn

Я и она приближались к назначенному месту встречи с разных концов города. Я представлял её: сердитая, уверенная, готовая противостоять и победить меня в моей же игре. Это была крупная схватка, трофеем которой был Джов, решивший отправиться на выходные к друзьям после того, как узнал о её письме ко мне.

Письмо в моём кармане. Аккуратный почерк. Наказ послушаться. «Встретимся 12 числа, в среду, в 18:30 в кафе отеля «Алгонкин».

Почему она выбрала это место?

И вот я здесь.

Пять минут до встречи. Бессердечность со стороны времени.

Я был одет как военнослужащий: чёрный цвет с головы до ног, причёсанные волосы, позолоченные серьги-кольца в ушах, боевой раскрас. Я обгонял своего соперника на 21 год, и в моих намерениях было использовать каждый месяц этого преимущества над ним.

Будут ли её волосы тронуты сединой, кожа покрыта морщинами, будет ли она полновата, небрежно одета. Будет ли она обута так, как будто сошла со страниц классической литературы, или будут ли её глаза прикрыты стёклами, наподобие выставочных экспонатов. В душе таилась надежда, что я узнаю её, даже мимолётно увидев. Среди множества других людей я узнаю именно её.

Ни одной приметы, что она здесь. Мне представилось, что кафе – это шахматная доска, черными клетками которой были пары, маневрирующие бокалами Мартини, а жёлтыми клетками – официанты, проносящие над головами посетителей подносы цвета хрома. Я вселился, в точности как это делают ангелы, в чёрного шахматного коня, полностью повторив его очертания, но, казалось, что кроме нескольких признательных бизнесменов больше никто не проявлял заинтересованности во мне.

Как и следовало ожидать, она не пришла. И не придёт. Это было испытание на решимость, и только я его с успехом прошёл. Я вдруг почувствовал, как сильно пересохло в горле. Я заказал стакан воды, и, чувствуя себя как выжатая губка, присел под комнатной пальмой.

- Можно мне здесь сесть?

- Да, пожалуйста. Вы, должно быть, англичанин.

- Почему вы так решили?

- Слишком вежливы для американца.

- Неужели американцы невежливы?

- Только если заплатить им приличную сумму.

- Англичане неучтивы вне зависимости от того, сколько им заплатить.

- Тогда, должно быть, мы с вами оба эмигранты.

- Полагаю, да, я эмигрант. Мой отец, бывало, приезжал сюда. Он обожал Нью-Йорк. Он говорил, что это единственное место в мире, где человек может быть самим собой, в то время как сам же прилагает все усилия для того, чтобы стать кем-то другим.

- И он стал?

- Кем?

- Кем-то другим.

- Да. Да, он стал.

Мы замолчали. Она смотрела в сторону двери. Я окинул её взглядом. Стройная, крепкая, широкие грудь и плечи. Она сидела, чуть ссутулившись; очертания мышц её спины виднелись на блузе – белой, накрахмаленной, дорогой. Её левую руку можно было бы сравнить с витриной ювелирного магазина «Tiffany & Co»: я не мог понять, как женщина, носящая на себе так много серебряных украшений, может сидеть, не наклоняясь от их перевеса.

Её волосы тёмно-красные, цвета кизила, оттенка красной кожи; они выглядели послушными, но кое-где были заметны старания в их укладке. Я гадал, как и почему в её, казалось бы, неизящном облике царила утончённость.

- Вы ждёте кого-то? – спросил я.

- Ждала, - она взглянула на свои часы. – Вы остановились здесь?

- Нет. Я живу в Нью-Йорке, работаю в Институте Современных Исследований. Я пришёл сюда встретиться…

Встретиться, лицом к лицу. Быть познакомленным. Быть представленным. Обрести. Ощутить. Заполучить. Дождаться прибытия. Столкнуться. Вступить в противоречие.

- Я пришёл сюда, чтобы встретиться с…

В комнату ворвался ветер, вырвав стаканы из рук, разбросав бутылки из барной стойки подобно стеклянным горным цепям, подняв в воздух всю мебель и превратив её в обломки ударом в стену, сдвинувшуюся с места. Официантов и прислугу, одежда которых превратилась в лохмотья, вынесло за дверь. В комнате не осталось ничего и никого, кроме нас - меня и её, очарованных друг другом, не способных сказать ни слова из-за штормящего ветра.

Она собрала свои вещи, и мы вместе покинули разрушенную комнату. Я был вынужден следовать за её фигурой, так как очертания тротуара искажались от её шагов. Я утратил восприятие того, что нас окружает. Всё стало терять равновесие. Город выглядел как изогнутая аллея, и она, та, за которой я шёл, была самым прекрасным существом из живущих здесь.

Наконец мы подошли к маленькой дешёвой закусочной, находящейся в забытом, избитом районе города. Она направилась внутрь; и вот мы сидим за угрожающе милым столиком, покрытым клетчатой скатертью, с двумя гвоздиками и несколькими палочками гриссини на нём. Появился мальчик с графином красного вина и чашей оливок. Он подал нам меню так, как будто это был обычный обед в обыкновенный день. Я попал в руки рода Борджа, и теперь они хотели, чтобы я у них обедал. Я взглянул на меню. «ЕДА ЗВУЧИТ ВКУСНЕЕ НА ИНТАЛЬЯНСКОМ».

- Здесь я его встретила, - сказала она. – В 1947 году, в день моего рождения…

69 Jie-jie

Gut symmetries

Мы с ней должны были подойти к условленному месту с разных концов городка. Она представлялась мне раздраженной и самонадеянной, готовой выступить против меня в моей собственной игре и победить. Схватка намечалась серьёзная, и выигрышем в ней был Джов. Который, узнав, что она мне написала, решил поехать на все выходные к друзьям.

Её письмо лежало у меня в кармане. Аккуратный почерк. Чёткие инструкции. «Я встречусь с вами в среду, 12-го числа в 18.30 в баре отеля Алгонкин». Почему она выбрала это место?

Вот оно.

Ещё пять минут в запасе. Ожидание невыносимо.

На мне облачение воина: в чёрном с головы до пят, грива распущенных волос, в ушах массивные золотые кольца, боевая раскраска. У меня двадцатилетнее преимущество над противником, и ни месяца из них я не упущу.

А вот она должна быть седой, морщинистой, толстой и плохо одетой. Наверняка носит дурацкие романтические сандалии на босу ногу, а глаза её прячутся за стеклами очков, как экспонаты музея в витринах. Я буквально видела её – неухоженные волосы, запущенное тело, а внутри плещется надежда. Я же собиралась не оставить ей ни капли.

Не похоже, что она уже здесь. Бар лежал передо мною, как шахматная доска, где парочки двигали по столикам свои Мартини, а официанты сновали по проходам, высоко задирая хромированные подносы. Я пересекла этот бар чёрным конём вдоль и поперёк, но, кроме нескольких бизнесменов, окинувших меня одобрительными взглядами, кажется, никого не заинтересовала.

Ну конечно, она не пришла. Она и не придёт. Это была война нервов, и выиграла в ней я. Только сейчас я почувствовала, как ужасно у меня болит шея. Я заказала выпить и рухнула на какой-то стул под пальмою в горшке.

- У вас не занято?
- Присаживайтесь, пожалуйста. Вы, должно быть, англичанка.
- Почему же?
- Слишком вежливы для американки.
- То есть американцы, по-вашему, не вежливы?
- Только если вы хорошо им платите.
- Зато британцы не вежливы независимо от того, платите вы им или нет.
- В таком случае, вы и я, наверное, приезжие.
- Я уж точно. Мой отец когда-то ходил сюда. Он любил Нью-Йорк. Он говорил, это единственное место в мире, где человек может побыть собой, пока в поте лица своего выбивается в люди.
- И как он?
- Что именно?
- Выбился в люди?
- О да. Он выбился.

Мы помолчали. Она смотрела на дверь. Я – на неё. Худая, с телом породистой борзой, склонилась вперёд так, что мускулы обозначились под дорогой рубашкой, белоснежной, накрахмаленной. Её левая рука выглядела, как витрина Тиффани. Никогда не понимала, как женщина может носить столько серебра и не крениться под его тяжестью.

У неё тёмно-красные волосы, цвета кизила или - хорошо выделанной красной кожи. С такими мало родиться, надо и руки приложить. Я подумала, что внешность её сколь продумана, столь же и безыскусна.

- Кого-то ждёте? – спросила я.
- Ждала. – Она посмотрела на часы. – А вы живёте в отеле?
- Нет. Я живу в Нью-Йорке. Работаю в Институте Перспективных Исследований. Я просто пришла сюда, чтобы встретиться…

Встретиться: оказаться лицом к лицу. Познакомиться. Быть представленной. Обрести. Прочувствовать. Воспринять. Ожидать появления. Нечаянно столкнуться. Столкнуться с противником.

- Я пришла, чтобы встретиться…

В комнату ворвался ветер, который вырвал стаканы из рук выпивох, раскидал бутылки как пробки, поднял в воздух мебель и впечатал её в ошеломленные стены. Официантов и гостей разметало в клочки и вынесло в дверь. В комнате не осталось никого, кроме нас, нас двоих, зачарованных друг другом, неспособных говорить из-за этого безумного ветра.

Она собрала свои вещи, и мы вышли вместе из разгромленной комнаты. Мне нельзя было отставать, потому что тротуары непонятным образом закручивались у неё под ногами, искажая пространство. Я не узнавала ничего вокруг. Дверца захлопнулась. Город оказался лабиринтом, и она была в нём лучшей крысой.

В конце концов мы добрались до маленькой закусочной в какой-то непрезентабельной части города. Она резко нырнула внутрь, и мы уселись за покрытый клетчатой скатертью столик. Миленький до жути: и тебе пара гвоздик, и хлебные палочки в стакане. Подошел мальчик с графином вина и миской оливок. Он вручил нам меню, как будто это был самый обычный обед в самый обыкновенный день. Тогда как я оказалась в руках Борджиа, и теперь они хотели меня накормить.

Я уставилась в меню. ПО-ИТАЛЬЯНСКИ ВСЁ ВКУСНЕЕ.

- Именно здесь я встретилась с ним, - сказала она. – В 1947-м, в день моего рождения…
 

70 Jill

Gut symmetries.
From GUT SYMMETRIES
by Jeanette Winterson

Мы с ней должны были приехать из разных концов города. Я представляла себе злую, уверенную соперницу, готовую вступить в поединок и победить в моей же собственной игре. Битва была крупной, а победителю доставался Джов. Когда я рассказала, что получила от нее письмо, он решил уехать на выходные к друзьям.

Записка лежала у меня в кармане. Старательный почерк. Указание, которому нужно подчиняться: "Буду ждать в среду, 12-го, в 6:30 вечера в баре отеля Алгонквин".

Почему она выбрала это место?

Вот и оно.

Пять минут в запасе. Беспощадность времени.

Я нарядилась воительницей: вся в чёрном, от глубокого декольте до каблуков, волосы распущены, толстые золотые серьги - обручи, боевой макияж с сильно подведенными черным глазами. У меня было преимущество в двадцать лет, и я собиралась использовать каждый месяц.

Она, конечно, седая, с морщинами на лице. Наверняка, уже и одевается небрежно, как раз, чтобы было заметно, как она раздалась. Этакий музейный экспонат - очкарик в носках и сандалиях. Угасающая безволосая старуха, без надежд и без будущего. Я смешаю ее с грязью.

Ее не было. Бар походил на шахматную доску, по которой плыли пары - фигуры с мартини и сновали официанты - пешки, высоко несущие хромовые подносы. Я же, как черный шахматный конь, выписывала прямые углы туда-сюда, но кроме нескольких бизнесменов, никто мной не заинтересовался.

Конечно, она не пришла. Конечно, она и не придет. В этой игре на нервах победила я. Ужасная боль сковала шею. Заказав напиток, я рухнула под пальму, растущую в горшке.

- Можно присесть?
- Пожалуйста. Вы, должно быть, из Англии.
- Почему Вы так решили?
- Слишком вежливо обращаетесь для американки.
- А что, американцы так не делают?
- Только за большие деньги.
- Британцы и за деньги не будут вежливы, сколько им не заплати.
- Тогда мы с Вами, должно быть, эмигранты.
- Думаю, меня так можно назвать. Мой отец когда-то приходил сюда. Он любил Нью-Йорк. Говорил, что это - единственное место на планете, где можно быть собой, продавая последнюю рубаху, чтобы стать другим человеком.
- Получилось?
- Что?
- Получилось у него стать другим человеком?
- Да. Да, получилось.

Мы помолчали. Она смотрела на двери, а я на нее. Стройная, натянутая, как проволока, осанистая, она напоминала мне борзую. Девушка сидела, подавшись корпусом вперед, и мышцы ее спины очерчивались под белой, накрахмаленной рубашкой из дорогого магазина. Ее левая рука была точно с/представляла всю/ витрины Тиффани. Не понимаю, как вообще можно надеть столько серебра и не согнуться под его тяжестью.

Ее тёмно-рыжие, рябиново-красные, кроваво-красные волосы поражали такой естественностью, что я думала, наследственный это дар или приобретенный цвет. Ее красота была для меня загадкой: столь совершенная, и в то же время природная.

- Ждете кого-то? - спросила я.
- Ждала, - посмотрела она на часы. - Вы остановились в отеле?
- Нет. Я живу в Нью-Йорке. Работаю в Институте перспективных исследований. Я здесь должна была встретиться...
Встретиться лицом к лицу. Познакомиться. Быть представленной. Найти. Испытать. Получить. Дождаться прибытия. Нарваться. Нарваться на стычку.
- … Я здесь должна была встретиться...

Ворвавшийся в комнату ветер расплескал напитки из бокалов, разбросал бутылки в баре подобно легким бутылочным крышкам, поднял мебель в воздух и обрушил её в стену. Официанты и посетители, галдя, повалили в двери. Никого не осталось в комнате, кроме нас, мы были заворожены друг другом и не могли говорить из-за ветра.

Она собрала вещи, и вместе мы покинули разрушенную комнату. Я старалась не отстать от нее, петляющей по мостовым. Я уже не понимала, где мы. Сетка, сотканная из улиц города, изогнулась. Нью-Йорк превратился в один искривленный узкий закоулок, а она в юркую крысу.

Наконец, мы оказались у небольшого ресторанчика в старой части города. Она нырнула внутрь. Стол, за который мы сели, был до ужаса мило сервирован клетчатой скатертью, гвоздиками и хлебными палочками, какие делают в Италии. Мальчик-официант вышел с графином красного вина и вазой оливок. Он подал нам меню, словно это был просто обычный обед в обычный день. Я же будто попала на званый обед при дворе семейства Борджиа.

В меню красовалась надпись: «Еда вкуснее, если приготовлена по-итальянски.»

- Здесь мы и познакомилась с ним, – сказала она. – В 1947 году, в день, когда я родилась...

71 JuleVerne

Симметрия ТВО или Схожее внутреннее чувсТВО


К условленному месту нам с ней нужно было идти с разных концов города. Я представляла её себе, разгневанную, уверенную в себе, готовую встретить меня и победить моим же оружием. Наша встреча должна была стать финальным сражением, а наградой победительнице был Джоув. Когда я сообщила ему о её письме, он предпочел провести выходные у друзей.

Ее письмо лежало у меня в кармане. Выведенные аккуратным почерком строчки. Это было даже не письмо, а скорее инструкция. «Жду тебя в среду, 12-го числа, 18.30, в бар отеля Алгонкуин».

Почему она выбрала именно это место?

Я пришла к условленному месту.

Еще пять минут в запасе перед решающим моментом. Как долго же они длятся…

Я оделась как на парад: в длинном черном платье, волосы распущены, в ушах золотые кольца, яркий макияж. Перед моей противницей у меня было преимущество в двадцать лет, и я намеревалась максимально использовать его.

Наверняка она уже седеет, на некогда красивом лице появились морщины, фигура расплылась, а небрежная одежда лишь подчеркивает перемены. Она придет в сандалиях, поэтично обутыми на голую ногу, а глаза будут надежно скрыты за толстыми стеклами очков. Я словно видела ее душу, безнадежно страдающую от вынужденного заключения в дряхлеющей плоти. Я бы вынудила ее истратить последние жизненные силы в борьбе со мной.

Ее все еще не было видно. Бар напоминал мне шахматную доску с перемещающимися по ней, словно фигуры, официантами с бокалами мартини и высоко поднятыми хромированными подносами. Я устремилась в правый угол, в котором на шахматной доске стоял бы черный конь, пересекла воображаемую линию защиты, но, очевидно, я ни в ком не вызывала интереса, кроме как в паре бизнесменов - ценителей прекрасного.

Разумеется, ее еще не было. Конечно, она и не придет. Наша борьба была борьбой душ, и я в ней вышла победительницей. Я почувствовала невыносимую боль в шее. Заказав бокал спиртного, я уселась на полу возле пальмы в горшке.

- Можно ли я сяду здесь?
- Конечно. Вы ведь англичанка, да?
- Почему вы так решили?
- Вы слишком вежливы, чтобы быть американкой.
- По-вашему, американцы грубы?
- Они вежливы, если им достаточно платить.
- Англичане не будут вежливы, сколько бы им не платили.
- Тогда вы, как и я, должны быть эмигрантом.
- Да, думаю, это про меня. Мой отец приходил в этот бар. Ему нравился Нью-Йорк. Он говорил, во всем мире не было другого такого места, где в безумной гонке стремления быть кем-то другим можно оставаться собой.

Мы оба замолчали. Та, кого я так тщетно ждала, стояла возле входа в бар. Я смотрела на нее. Она была стройной, подтянутой, ее мускулистое тело в полунаклоне не скрывало крепких мышц под дорогой белой накрахмаленной рубашкой. Ее левая рука была унизана дорогими украшениями, словно рука манекена в ювелирном бутике. Я не могла понять, как под тяжестью такого количества серебра она могла сидеть ровно.

Ее волосы были темно красные, с глубоким отливом благородного дерева или рубина, и очень мягкие, что было не только заслугой природы, но и ее собственными усилиями. Ее облик был столь же искусственен, сколь и естественен.

- Вы ждете кого-то? – спросила я.
- Я ждала – был ответ. Она взглянула на часы на руке. – Вы живете в этом городе?
- Нет. Я живу в Нью-Йорке. Я работаю в институте специальных исследований. Я приехала сюда, чтоб встретиться с…

Встретиться с кем-то, то есть столкнуться лицом к лицу. Познакомиться. Быть представленной. Найти. Испытать. Принять. Ожидать чьего-то прихода. Бороться.

- Я приехала сюда, чтоб встретиться с…

Неожиданно в комнату ворвался мощный порыв ветра, который разогнал пьянствующих посетителей, разбросал тяжелые бутылки как перышки, поднял мебель в воздух и разломал ее ударом о стену. Официанты и обслуживающий персонал поспешно вышли из помещения. В комнате остались только она и я, мы молча гипнотизировали друг друга, потому что из-за сильного ветра не смогли бы расслышать ни слова.

Затем она собрала свои вещи, и мы вместе вышли из полуразрушенного помещения. Она сворачивала с одной тропинки на другую, и я была вынуждена за ней следовать. Я не знала, где мы находимся. Тропинка все вилась и вилась. Нью-Йорк был лабиринтом из дорожек, и она ориентировалась в них, полагаясь на безошибочный внутренний компас.
Наконец мы пришли к маленькой забегаловке где-то на окраине. Она проскользнула внутрь, и мы сели за подозрительно опрятный столик, покрытый клетчатой скатертью, с двумя гвоздиками и хлебными палочками в вазочке. К нам подошел официант, держа в руках графин с красным вином и миской оливок. Он вручил каждой из нас меню, делая вид, будто это был самый обычный ужин. На самом деле я попала в лапы к коварной семейке Борджиа, и теперь они хотят мной пообедать.

Я прочитала надпись на меню. «Еда становится вкуснее, если ее называть по-итальянски».

- Я познакомилась с ним в этом самом месте – сказала она. - В 1947 году, в тот день, когда я родилась…

 

72 Julie_Mak

Она и я, мы будем приближаться к месту встречи с противоположных концов города. В моем воображении она была грозной, уверенной в себе, готовой дать мне отпор и побить в моей собственной игре. Будет большая битва, а на кону - Джов. Когда я сказала ему, что она написала мне, он решил уехать к друзьям на все выходные. Письмо в моем кармане. Аккуратный почерк. Требование подчиниться. «Встретимся 12-го в среду в 18.30 в баре отеля Алгонкин».


Почему именно там?
А вот и отель.
Пять минут в запасе. Бессердечное время.


Я одета как воительница: вся в черном от декольте до подошв, волосы распущены, массивные золотые кольца в ушах, боевой раскрас. У меня преимущество в двадцать лет перед соперницей - и я намерена использовать каждый его месяц.


Она будет серой, морщинистой, страдающей избыточным весом, неопрятно одетой. Как поэтично – в носках и сандалиях, глаза за стеклом, словно музейные экспонаты. Я почти видела ее – облезлые волосы, дряхлая, надежда внутри как в ловушке. Я выжму из нее все соки.


Ее нигде нет. Бар был шахматной доской для парочек, поигрывающих бокалами с мартини, и официантов, несущих хромированные подносы на уровне плеч. Я сделала ход конем и пересекла линию, но кроме кучки бизнесменов, знающих толк в женщинах, никто не заинтересовался моей персоной.


Конечно же, не пришла. И не придет. Это была психологическая война, война характеров, и я одержала победу. Почувствовала ужасную боль в шее. Заказала выпивку и рухнула под сенью пальмы в горшке.


- Могу я здесь присесть?
- Пожалуйста. Вы, должно быть, англичанка.
- Почему?
- Слишком вежливы для американки.
- Разве американцы не вежливы?
- Только если вы им хорошо заплатите.
- Британцы - невежи, неважно, сколько им платят.
- Значит, мы с вами, должно быть, чужаки здесь.
- Думаю, я - да. Мой отец приезжал сюда. Он любил Нью-Йорк. Говорил, это единственное место в мире, где человек может быть самим собой, работая на износ, чтобы стать кем-то другим.
- И он стал?
- Что?
- Стал кем-то другим?
- Да. Да, он стал.


Мы замолкли. Она смотрела на вход, а я – на нее. Она стройная, гибкая, с подтянутым телом, сидела, наполовину согнувшись вперед, очертания мышц спины проступали под белой рубашкой, накрахмаленной, дорогой. Ее левая рука была будто с витрины ювелирного бутика Tiffany & Co. Не понимаю, как женщина может носить столько серебра и не сгибаться под его тяжестью.


Ее волосы темно-красные, кроваво-красные как дерево кизила, как красная кожа, эластичные – отчасти дар природы, отчасти результат ухода за собой. Я решила, что весь ее образ столь же искусно продуман, сколь и безыскусен.


- Вы кого-то ждете? – спросила я.
- Ждала, - она взглянула на наручные часы, - вы остановились здесь?
- Нет, я живу в Нью-Йорке. Работаю в Институте перспективных исследований. Пришла сюда встретиться…
Встретиться: столкнуться лицом к лицу. Познакомиться. Быть представленным. Найти. Испытать. Приобрести. Дождаться прибытия. Схлестнуться. Схлестнуться в конфликте.


- Я пришла сюда встретиться…


В помещение ворвался ветер, вырвал напитки из рук посетителей, расшвырял бутылки из бара как пробки, подхватил мебель и расшиб ее о призрачную стену. Официантов и посетителей разнесло в клочья и унесло за дверь. Ничего не осталось, кроме нее и меня, только она и я, завороженные друг другом, утратившие дар речи из-за ветра.


Она собрала свои вещи, и вместе мы покинули разрушенное помещение. Я должна была следовать за ней, пока она петляла по тротуару. Я потерялась в пространстве. Цепь замкнулась. Город - запутанный лабиринт, и она была лучшей крысой, чем я.


Наконец, мы прибыли к маленькой закусочной в полуразвалившейся части города. Она впорхнула внутрь, и мы присели за столик - зловеще милая клетчатая скатерть, две гвоздики и несколько хлебных палочек гриссини. Подошел мальчик-официант с графином красного вина и миской маслин, вручил нам меню - будто бы обыкновенный ужин в обыкновенный день. Я попала в руки Борджиа, и теперь они хотели, чтоб я поела. Заглянула в меню - В ИТАЛИИ ВСЁ ВКУСНЕЕ.


- Здесь я с ним познакомилась, - сказала она. – В 1947 году в день моего рождения…

73 JUMA

From GUT SYMMETRIES
by Jeanette Winterson

Перевод JUMA

Скорее всего, мы приближались к месту встречи с разных концов города. Мне она представлялась злой, уверенной в себе, готовой противостоять и победить меня моим же оружием. Это была большая драка и Джоув в ней – приз. Когда он узнал о том, что она написала мне, то решил на выходные навестить друзей.
Ее письмо, написанное аккуратным почерком, лежало в моем кармане. Звучит прямо как приказ к немедленному исполнению – «Буду ждать вас в среду двенадцатого в половину седьмого вечера в баре отеля «Алгонкин».
И почему именно здесь?
А вот и он, этот самый бар.
Еще пять минут. Время неумолимо.
Одежда на мне как на воине; все черное от ложбинки между грудей до стелек, волосы распущены, в ушах толстые золотые кольца, боевая раскраска на лице. Мое преимущество над оппонентом это еще и разница в двадцать лет и нужно использовать из них каждый месяц.
Пусть она седая, пусть вся в морщинках, полновата, неряшливо одета. Пусть без носок и обута в босоножки, а глаза за стеклами очков как музейные экспонаты. Только бы увидеть ее, как у нее истончается волос и иссушается плоть, а внутри еще теплится надежда. И просто опустошить ее.

Ее нигде не было видно. На барной стойке перемещались расставленные в шахматном порядке бутылки Мартини, и официанты несли на вытянутых руках хромированные подносы. Я вдоль и поперек обошла те углы, где располагается черный конь, но кроме нескольких признательных бизнесменов, казалось, никто не обратил на меня внимания.
Конечно, она не пришла. И, естественно, не придет. Это была война нервов, победа в которой за мной. Я почувствовала ужасную боль в шее, заказала себе выпить и свалилась под комнатной пальмой.

- Здесь свободно?
- Да, пожалуйста. Вы наверно из Англии?
- Почему?
- Слишком вежливы для американцев.
- Американцы невежливы?
- Только если вы хорошо им заплатите.
- Британцы невежливы независимо от того сколько вы им заплатите.
- Наверно мы с вами эмигранты.
- Предположим я - да. Мой отец часто приезжал сюда. Ему нравился Нью-Йорк. Он говорил, что это единственное в мире место, в котором человек может быть самим собой, работая до седьмого пота, чтобы чего-то добиться.
- И ему удалось?
- Что?
- Чего-то добиться.
- Да, конечно.

Мы замолчали. Она смотрела на дверь, а я на нее. Она была стройна, с телом гибким как у собаки и слегка наклоненным вперед, Ее левая рука выглядела словно фасадное окно в работах Тиффани. Удивительно, как женщина, на которой так много серебра, могла сидеть прямо. У нее темно-красные волосы, цвета кизила, такая же мягкая кожа отчасти дар, отчасти результат усилий. Я нашла в ее взгляде, и хитрость, и простоту.

- Вы кого-то ждете? – спросила я.
- Ждала.- Она посмотрела на часы. – Вы здешняя?
- Нет. Живу в Нью-Йорке. Работаю в институте специальных исследований. Я здесь, чтобы встретиться с…

Встретиться. Лицом к лицу. Познакомиться. Быть представленной. Найти. Чувствовать. Получить. Ждать прихода. Неожиданно встретиться. Повздорить.

- Я здесь, чтобы встретиться…

Ветер смел напитки из рук, загулявших посетителей, легко разбросал бутылки с барной стойки, поднял в воздух мебель и бил ее об воображаемую стену. Официанты и клиенты в панике рванули за дверь. И остались в зале только мы. Мы, зачарованные друг другом, не в силах из-за ветра произнести ни слова.
Она собрала вещи, и мы вместе покинули этот беспорядок. Мне пришлось идти прямо за ней, так как ее ноги писали восьмерки на тротуаре. Я не понимала где мы. Решетка изогнулась. Город походил на кривую аллею, а она – на девицу легкого поведения. Наконец мы зашли в ресторанчик в какой-то разбитой части города. Покачиваясь, она вошла внутрь, и мы устроились за угрожающе красивым столом, покрытым скатертью в клеточку и украшенным двумя гвоздиками и несколькими стеблями желто-оранжевой орхидеи. Появился мальчик с графином полным красного вина и миской оливок. Он протянул нам меню так, как будто это был обычный обед в обычный день. Я попала в руки семейки Борджиа, и теперь эти люди хотели, чтобы я поела.
Я взглянула в меню. ВКУСНЕЕ ЕДА ПРИГОТОВЛЕННАЯ ПО-ИТАЛЬЯНСКИ.

- Так вот где он увидел меня, - сказала она. – В 1947 году, в тот самый день, когда я появилась на свет.

74 karlos

Нам обеим предстояло добираться до этого места из разных концов города. Я представляла ее сердитой, уверенной в себе, настроенной сражаться и побить меня на моем же поле. Это была большая битва, и призом был Джов. Когда я сказала ему, что она написала мне, он решил отправиться к друзьям на выходные. Письмо лежало у меня в кармане - старательно написанное от руки руководство к действию. «Встретимся в среду 12-го, в 19-30 в баре отеля Алгонкин».

Почему она выбрала это место? А вот и оно. Еще пять минут. Неумолимый ход времени.

Я была одета как воин: в черном от ложбинки между грудей до стелек, волосы распущены, массивные золотые кольца в ушах и боевая раскраска. У меня было преимущество над моей соперницей в двадцать лет, и я была намерена использовать каждый их месяц.

Она будет седеющей морщинистой неряхой с излишком веса. Она будет причудливо безвкусна, глаза спрятаны за стеклами очков, словно музейные экспонаты. Я отчетливо представляла ее: эти волосы и плоть, рвущиеся наружу вопреки всему. Я бы смыла ее в унитаз.

Она так и не пришла. Бар был шахматной доской из парочек, управляющихся с «мартини», и официантов, балансирующих высоко поднятыми блестящими подносами. Я сделала ход черным конем в правый угол, но кроме нескольких благожелательных бизнесменов здесь не было никого, кто бы заслуживал моего внимания. Конечно же, она не пришла. Само собой, она бы и не пришла. Это была война нервов, и я одержала победу. При этом оказалось, что ужасно болит шея. Я заказала выпить и устроилась под комнатной пальмой.

- Могу я присесть рядом?
- Пожалуйста, садитесь. Вы наверняка англичанка.
- Почему же?
- Слишком вежливы для американки.
- А американцы не вежливы?
- Если только им заплатишь как следует.
- Британцы хамят независимо от того, сколько им заплатишь.
- Значит, мы обе не местные.
- Наверное, это обо мне. Мой отец бывал здесь. Он любил Нью-Йорк. Он говорил, что это единственное на свете место, где человек мог быть самим собой, сбросив с себя маску, чтобы стать кем-то еще.
- И он это сделал?
- Что?
- Стал кем-то еще?
- Да. Стал.

Мы молчали. Она смотрела в сторону двери. А я смотрела на нее. Она была стройна, свежа, тело гончей, наполовину наклоненное вперед, блузка, обтягивающая спину – белая, накрахмаленная и дорогая. Ее левая рука походила на витрину от Тиффани. Мне было не совсем понятно, как женщина может носить на себе столько серебра и при этом сидеть без подпорки.
У нее были темно-рыжие волосы кроваво-красного цвета, их упругость была отчасти дарована природой, отчасти являлась результатом постоянного ухода. Мне показалось, что она выглядела так же утонченно, как и безвкусно.

- Вы кого-то ждете? – спросила я.
- Ждала, - она взглянула на свои часы. - Вы здесь остановились?
- Нет, я живу в Нью-Йорке. Работаю в Институте перспективных исследований. Я пришла сюда, чтобы встретиться с …
Чтобы встретиться лицом к лицу. Чтобы познакомиться. Быть представленной. Чтобы найти. Чтобы испытать. Чтобы получить. Чтобы ждать ее. Чтобы столкнуться. Столкнуться лбами.
- Я пришла сюда, чтобы встретиться с…

Ветер в помещении выхватил напитки у посетителей, разбросал бутылки из бара словно пробки, поднял в воздух мебель и бросил ее прямо в застывшую стену. Официанты и посетители обрывками вылетели из двери. В комнате не осталось никого, только она и я, она и я, загипнотизированные друг другом, неспособные говорить из-за этого ветра.

Она взяла свои вещи, и мы вместе покинули разрушенную комнату. Мне пришлось петлять вслед за ней по тротуарной плитке, и я уже перестала понимать, где нахожусь. Сетка изогнулась. Весь город был одной изогнутой аллеей, а она была лучшей крыской.

В конце концов мы добрались до небольшой закусочной в городских развалинах. Она скользнула внутрь, и мы уселись за ужасающе милый столик с клетчатой скатертью, на котором стояли две гвоздики и несколько палочек гриссини*. Появился официант с графином красного вина и миской оливок. Он подал нам этот заказ, словно самый обычный обед в самый обычный день. Я угодила в объятия «борджиа», которое теперь требовало, чтобы я поела.

Я заглянула в меню: ЕДА ВКУСНЕЕ В ИТАЛЬЯНСКОМ.

- Здесь я его встретила, - сказала она. - В тысяча девятьсот сорок седьмом, в тот день, когда родилась.

----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
* Гриссини (итал. grissini) — традиционные итальянские хлебные палочки, обычно размером чуть больше карандаша.

75 katerina

Мы направлялись к месту встречи с противоположных концов города. Я представляла, как она, разгневанная, отважно готовится противостоять мне, нанести сокрушительный удар в затеянной мною же игре. Это нешуточная борьба, победителю полагается награда в лице Джова. Узнав, что она написала мне, он засобирался на выходные к друзьям.

В кармане лежало ее письмо. Аккуратный почерк. Она диктовала правила: «Встретимся в среду, 12-ого, в 18.30. В баре отеля Алгонкин».

Почему она выбрала именно это место?

Вот оно.

Осталось пять минут. Безжалостное время.

На встречу с ней я шла как на войну: вся в черном с головы до ног, распущенные волосы, массивные золотые кольца в ушах, агрессивный макияж. Я младше соперницы на двадцать лет, и каждый месяц этой разницы я рассчитывала обратить в преимущество.

Воображение нарисовало ее поседевшие волосы, увядшее от морщин лицо, располневшее тело. Она нелепо натягивает сандалии поверх носков, а глаза прячет за стеклами очков. Неприглядная, словно музейная ветошь. Вместе с красотой угасают ее надежды. Я бы спустила ее в сточную канаву.

Ее не было. Как шахматные фигурки по барной стойке скользили бокалы мартини и бережно передаваемые официантами подносы. Я резким движением шахматного коня развернулась и пересекла линию игрового поля. Однако кроме парочки заинтересованно оглянувшихся бизнесменов никто не обратил на меня внимания. Естественно, она не пришла. Бессмысленно ждать ее. Бедняжка не выдержала психологического поединка и сдалась. У меня жутко заболела шея. Я заказала коктейль и устроилась под небольшим пальмовым деревом.

- Позволите присесть рядом с вами?

- Разумеется. Вы, должно быть, англичанка.

- Как вы догадались?

- Слишком воспитаны для американки.

- Американцы разве не воспитаны?

- Если только хорошо им приплачиваешь.

- А англичане не воспитаны всегда, сколько бы ты им не платил.

- Выходит, мы здесь чужаки.

- Можно сказать и так. Отец часто приезжал сюда, он любил Нью-Йорк. Как он повторял, Нью-Йорк это единственное место на земле, где любой работяга может выбиться в люди.

- И у него получилось?

- Что?

- Выбиться в люди.

- Да. Получилось.

Мы умолкли. Она косилась на дверь, а я рассматривала ее. Стройная, искрящаяся, с изящным, чуть подавшимся вперед, телом. Белоснежная дорогая рубашка элегантно повторяет контур спины. Левая рука украшена, как витрина Tiffany. Я поразилась, как ей удается сидеть, не сгорбившись под таким грузом серебра. У нее бордовые волосы гранатового удивительно насыщенного оттенка. Вряд ли таким одарила природа. В ней сочетались простота и изысканность.

- Кого-то ждете? – поинтересовалась я.

- Ждала. - она глянула на часы. – Вы здесь надолго?

- Нет. Я живу в Нью-Йорке, работаю в институте перспективных исследований, а сюда приехала на встречу…

На встречу? Чтобы посмотреть друг другу в глаза. Увидеть. Выти из тени. Найти. Испытать. Завладеть. Дождаться появления. И наконец столкнуться. Столкнуться в бою.

- Я приехала сюда на встречу…

В это мгновение в зал ворвался ветер. Он расплескал напитки посетителей, опрокинул бутылки, точно те были крошечными флакончиками, вскружил мебель и разбил ее о стену. Все, кто был в баре, вылетели вместе с коврами на улицу. В помещении остались только она и я. Мы изумленно смотрели друг на друга, не способные проронить ни слова из-за рассвирепевшего ветра.

Она торопливо собрала сумочку и мы покинули разрушенное заведение. Оступаясь, она бежала по мостовой, а я поспевала следом. Я уже не понимала, где мы. Ловушка захлопнулась. Город превратился в извилистую аллею, а она теперь походила на снующую в темноте крысу.

Наконец-то мы добрались до закусочной на разгромленной окраине города. Переступив порог, она повела меня к пугающему мрачной красотой столу, застеленному клетчатой скатертью. Его оживляли две гвоздики и несколько палочек гриссини. Официант принес нам графин красного вина и вазочку с оливками. Он простодушно протянул нам меню, как будто это был обычный ужин в самый обычный день. Я попала в лапы Борджиа и теперь мне отсюда не выбраться.

Я открыла меню. ЛУЧШИЕ БЛЮДА ИТАЛЬЯНСКОЙ КУХНИ.

- Здесь мы с ним встретились. – начала она. – В 1947-ом, в день, когда я родилась…

76 Katja Klipova

Мы пойдем к месту встречи из противоположных концов города. Я представила, как она появится – разозлившаяся, уверенная в себе, готовая померяться силами и обставить меня в моей же собственной игре. Это будет битва не на жизнь, а на смерть, и награда победившей – Юпитер. Когда я сказала Юпитеру, что получила от нее письмо, он решил провести выходные у друзей.
Письмо у меня в кармане. Такой ровный почерк. Приказ к повиновению. «Жду тебя в среду, 12ого, в 19.30, в баре отеля «Алгонкин».
Почему именно там?
Я на месте.
Еще пять минут. Беспощадное время.
Я оделась, как на войну: вся в черном, от декольте до пят, распущенные волосы, в ушах – толстые золотые кольца, на лице – боевая раскраска. Перед моей соперницей у меня явное преимущество – двадцать лет разницы в возрасте, и я собираюсь использовать их все, до последнего месяца. Она будет седеть, у нее появятся морщины, она потолстеет, ей станет плевать, во что одеваться. Она превратится в ходячую безвкусицу, с глазами, спрятанными за стеклами очков, как экспонаты в витрине музея. Я уже видела, как у нее выпадают волосы, дряхлеет тело, внутри которого, как в ловушке, стиснута надежда. Да я сровняю ее с землей.
Она пока не появилась. Бар был похож на шахматную доску, поделенную между парочками с мартини и официантами с хромовыми подносами над головой. Я пробралась вперед, свернув несколько раз под прямым углом, как черный конь, но, не считая нескольких знающих толк в шахматах бизнесменов, мой ход навряд ли кто-то оценил.
Разумеется, она не пришла. И, разумеется, не придет. В этой войне все решали крепкие нервы, поэтому победа была за мной. Я вдруг ощутила чудовищную боль в шее. Заказав выпить, я рухнула под росшей в горшке пальмой.
- Можно здесь присесть?
- Пожалуйста. Вы, должно быть, англичанка.
- С чего вы решили?
- Для американки вы слишком вежливы.
- А что, американцы не вежливы?
- Разве что за большие деньги.
- А от британцев и за большие деньги вежливости не дождешься.
- В таком случае мы с вами, видимо, беженцы.
- Я-то точно. Мой отец раньше захаживал сюда. Он любил Нью-Йорк. По его словам, Нью-Йорк – единственное на свете место, где человеку можно быть самим собой, пока он горбатится до седьмого пота, чтобы стать кем-то другим.
- И что же - стал?
- Кем?
- Кем-то другим?
- А, да. Стал.
Мы замолчали. Она смотрела в сторону выхода, а я смотрела на нее: худое, напряженное, как у гончей, тело подалось вперед, под дорогой белоснежной, накрахмаленной рубашкой отчетливо проступают мышцы спины. На ее левой руке красовалась чуть ли не полмагазина «Тиффани». Было непонятно, как женщина, увешанная таким количеством серебра, вообще умудряется сохранять равновесие.
Ее густо-рыжая, даже, скорее, кроваво-рыжая, шевелюра была в идеальном порядке – спасибо отчасти матери-природе, отчасти - усилиям хозяйки. Я вдруг поняла, что по ней совершенно невозможно определить, является ли ее внешность всецело результатом ее кропотливых стараний или напротив – именно так и выглядит естественность.
- Вы кого-то ждете? – спросила я.
- Ждала. – Она взглянула на часы. – Вы остаетесь?
- Нет. Я живу в Нью-Йорке. Работаю в Институте передовых технологий. Я должна была увидеться…
Увидеться…интересное слово. Столкнуться лицом к лицу. Познакомиться. Представиться. Обнаружить. Ощутить. Принять. Ожидать прибытия. Столкнуться. Вступить в конфликт.
- Я должна была увидеться…
Вдруг начался сильный ветер. Он вырывал бокалы из рук, разбрасывал бутылки легко, словно пробки, поднимал в воздух мебель и швырял ее в отупевшую стену. Официантов и посетителей унесло в распахнутые двери. В зале остались лишь мы – я и она, загипнотизированные друг другом, лишенные ветром дара речи.
Она взяла свои вещи, и мы покинули разгромленный бар. Она шагала мудреными петлями, и мне приходилось не отставать. Я уже не понимала, где мы. Как две крысы, для которых весь город – один кривой переулок, и она знала его лучше, чем я.
Наконец, мы оказались перед небольшой забегаловкой где-то не отшибе. Она скользнула внутрь, я-за ней, и мы сели за столик: скатерть в клетку, две гвоздики и несколько хлебных палочек – умилительно до дрожи. Тут же возник молодой человек с графином красного вина и оливками. Он раздал нам меню с таким видом, словно это был самый обычный день, и два самых обычных человека решили просто поужинать. Я утонула в объятиях Борджиа, и они желали меня накормить. На меню крупными буквами было написано: НА ИТАЛЬЯНСКОМ ЕДА ВКУСНЕЕ.
- Здесь я его и встретила, - начала она. – В 1947м, в день моего рождения…

77 Katyonka

Мы придем к отелю с противоположных концов города. Я представила ее – сердитую, самоуверенную, готовую помериться со мной силами и растоптать меня в моей же игре. Борьба будет нешуточной, победителю награда – Джоув. Когда я ему сказала о письме, Джоув решил съездить к друзьям на уик-энд.

Вот ее письмо у меня в кармане. Аккуратный почерк. Инструкция к повиновению. «Встретимся в среду, 12-го, в 6.30 в баре отеля Алгонкин».

Почему она выбрала именно это место?

Вот и отель.

Еще пять минут. Время жестоко.

Я оделась, как на войну: в черное от белья до стелек в туфлях, распущенные волосы, массивные золотые кольца в ушах, боевой макияж. У меня было двадцатилетнее преимущество над противником, и я собиралась каждый месяц обратить в свою пользу.

Она, должно быть, уже седеет, у нее много морщин, она располнела и не следит за одеждой. Она надевает сандалии на носки, как в стихах про стариков, глаза, как музейные экспонаты, спрятаны за стеклами. Я представила ее - тающее тело, выпадающие волосы, внутри трепыхается надежда. Я растопчу ее в один миг.

Ее нигде нет. В баре, как на шахматной доске, передвигались фигуры с бокалами мартини и официанты с блестящими подносами. Я черным конем обошла все квадраты, - несколько оценивающих взглядов бизнесменов, больше никто на меня внимания не обращал.

Конечно, она не пришла. Конечно, она и не придет. Это была война игры на нервах, и я выиграла. Я заметила, что у меня сильно болит шея. Заказав себе выпить, я рухнула под пальму в кадке.

- Можно мне присесть?

- Конечно. Вы, похоже, англичанка.

- Почему?

- Слишком вежливая для американки.

- А американцы разве не вежливые?

- Только если им хорошо заплатить.

- Британцы грубы, сколько им ни плати.

- Что ж, похоже, мы с вами беженцы.

- Думаю, да. Мой отец раньше сюда часто приходил. Он любил Нью-Йорк. Говорил, это единственное место в мире, где человек может быть собой, при этом выпрыгивая из штанов, чтобы стать кем-то другим.

- И получилось?

- Что?

- Он стал кем-то другим?

- О, да.

Мы замолчали. Она посмотрела на дверь. Я посмотрела на нее. Стройная, подтянутая, как гончая, немного наклонилась вперед, и блузка очертила мышцы на спине – блузка белоснежная, накрахмаленная, дорогая. Ее левая рука сияла, как витрина Тиффани. Не знаю, как женщина может навесить на себя столько серебра и сидеть прямо.

Ее волосы были темно-красные, того оттенка, какого бывают дорогие кожаные изделия, - оттенка кизила, мягкие благодаря природе и приложенным усилиям. Думаю, весь ее облик сочетал ухоженность и стихийность.

- Вы кого-то ждете? – Спросила я.

- Ждала. – Она взглянула на часы. – А вы остановились в этом отеле?

- Нет, я живу в Нью-Йорке. Работаю в Институте перспективных исследований. А здесь я, чтобы встретиться…

Чтобы встретиться: лицом к лицу. Познакомиться. Представиться. Узнать. Понять. Дождаться очной ставки. Столкнуться. Сразиться.

- А здесь я, чтобы встретиться…

В гостиницу влетел вихрь, вырвал напитки из рук пьющих, разметал бутылки в баре, словно пробки, подхватил мебель и грохнул ею об экзальтированную стену. Официанты и посетители разноцветными лоскутками унеслись в открытую дверь. Ничего не осталось, только она и я, она и я - поглощенные друг другом, потерявшие из-за вихря дар речи.

Она взяла сумку, и мы вышли из опустошенной гостиницы. Мне пришлось следовать за ней - так она петляла по городу. Я уже не представляла, где мы находимся. Все кварталы смешались. Город сжался до изогнутой улочки, а из нее следопыт был лучше, чем из меня.

Наконец мы пришли в маленький ресторанчик в потрепанном районе. Она уверенно зашла внутрь, и мы уселись за подозрительно милый столик со скатертью в шашечку, двумя гвоздиками и хлебными палочками. Мальчик-официант принес красное вино в графине и миску оливок. Он протянул нам меню, словно это был обычный обед в обычный день. Я попала в руки к коварным Борджиа, и теперь они хотели угостить меня блюдами своей фирменной кухни.

Я раскрыла меню. ЕДА ВКУСНЕЕ ПО-ИТАЛЬЯНСКИ.

- Тут я встретила его впервые, - произнесла она. – В 1947 году в день моего рождения…

78 Kotey

В предчувствии Великого Объединения
Автор: Джанет Винтерсон


Я представляла, как мы с ней, словно в вестерне, движемся навстречу друг другу с противоположных концов города. В моем воображении соперница выглядела грозной, уверенной в себе, готовой сражаться и побеждать меня в моей же игре. Битва обещала быть жаркой, ведь на кону стоял Джов. Кстати, когда он узнал, что она мне написала, то решил сбежать на выходные к друзьям.
Само письмо лежало сейчас в моем кармане – этакая выведенная аккуратным почерком инструкция: «Приходите в бар отеля «Алгонквин» 12-го в среду в 6:30 вечера». Почему она выбрала именно это место?
И вот я здесь - пришла на пять минут раньше.
Время всегда подводит.
К встрече я подготовилась как воин к битве: черное, спускающееся до самых пят, платье с глубоким декольте, распущенные волосы, толстые золотые кольца в ушах и, конечно, «боевой раскрас» на лице. Соперница старше меня на двадцать лет, и, каждый месяц этой разницы я намеревалась обратить в свою пользу.
Наверняка она уже седеет, страдает от морщин и избыточного веса. Скорей всего, она одна из тех, кто надевает носки под сандалии и прячет глаза за очками, самое место которым в музее. Она так и стояла передо мной, потерявшая всякую надежду, махнувшая рукой на свою фигуру и прическу… Я уже предвкушала, как втопчу её в грязь!

Но её пока не видно.
Бар был похож на огромную шахматную доску. По ней двигались парочки с бокалами мартини и официанты с хромированными подносами.
Я, словно черный слон, пересекла зал по диагонали. Никто, кроме компании подвыпивших бизнесменов, не обратил на меня внимания.
«Она не пришла! – со злорадством подумала я – И, конечно, уже не придет». Эта война съела много нервов, но победа того стоила. Только сейчас я ощутила, как сильно болит шея. Заказав напиток, я обратилась к женщине, расположившейся на диване под сенью огромной пальмы:
- Извините, могу я здесь присесть?
- Пожалуйста. Вы должно быть англичанка? - спросила она, когда я рухнула рядом.
- Откуда Вы узнали?
- Слишком вежливы для американки.
- Неужели американцы такие грубияны?
- Американская вежливость измеряется в деньгах, которые они за эту вежливость получают.
- Британцы тоже могут нагрубить, и, неважно, платите Вы им или нет.
- Что ж, тогда мы с Вами счастливые исключения.
- Надеюсь, что так. Знаете, моему отцу нравилось бывать здесь. Он вообще любил Нью-Йорк. Считал, что это единственное место на земле, где человек готов продать последнюю рубашку, чтобы стать кем-то другим.
- И как? Ему удалось?
- Что удалось?
- Стать кем-то другим.
- А, да. Ему удалось.
Мы замолчали. Она смотрела на дверь, а я на нее. На грациозное и стройное тело, слегка наклоненное вперед; на очертания лопаток, угадывающихся под обтягивающей белой и очень дорогой рубашкой. Ее левая рука была точной копией руки манекена с витрины Тиффани*. И как только она умудряется держаться прямо под весом всех этих украшений?
Волосы у нее великолепные, ничего не скажешь. Их темно-рыжий цвет можно было сравнить с ягодами кизила или с натуральной выделанной кожей. Такие волосы - отчасти щедрый дар Природы, а отчасти - результат долгого и тщательного ухода. В ее глазах одновременно читались и хитрость и беспомощность.
- Ждете кого-то?- поинтересовалась я
- Ждала, - она взглянула на часы, - А Вы остановились в отеле?
- Нет, я из Нью-Йорка. Работаю в Институте Перспективных Исследований. Я здесь, чтобы встретиться...
Встретиться... Неверное слово. Скорее сойтись лицом к лицу. Вступить в битву. Увидеть. Узнать. Получить ответы на вопросы и расставить, наконец, все точки над i.
- Я здесь, чтобы встретиться с ...
Резкий порыв ветра ворвался в комнату. Он выбил напитки из рук посетителей и разбросал бутылки в баре c такой легкостью, словно это были бутылочные пробки. Он поднял посуду и разбил ее о стену, которая почему-то начала плыть перед глазами. Официантов и остальную прислугу просто выбросило за двери. Ничего и никого не осталось в зале, кроме нас. Нас, гипнотизирующих друг друга взглядами, неспособных разговаривать из-за ветра.
И ветер этот был внезапной истиной, обрушившейся на нас обеих.
Она забрала сумочку, и вместе мы покинули бар. На улице она зашагала по тротуару так быстро, что я едва за ней успевала. Спустя некоторое время я совершенно потеряла чувство реальности и не имела ни малейшего представления о том, где мы находимся. Кажется, эта женщина знала все извилистые переулки лучше любой крысы.
Наконец мы вышли к небольшому ресторанчику в одном из старых районов города. Она резко залетела внутрь, и мы сели за стол, накрытый милой, но заурядной клетчатой скатертью. На столе стояла ваза с двумя гвоздиками, рядом с ней - корзинка гриссини**. Появился официант с графином красного вина и оливками. Он вручил нам меню с таким видом, словно это был самый обычный обед в самый обычный день. Мне же казалось, что это семейный ужин клана Борджиа, на котором я – главное блюдо.
«Еда вкуснее, если она из Италии» - гласила надпись на меню.
- Здесь мы с ним и познакомились, - внезапно сказала она, - Это было в 1947 году, в день, когда я появилась на свет…


*Тиффани – всемирно известный бренд ювелирных украшений.
**Гриссини – традиционные итальянские хлебные палочки

79 KsenPen

Мы надвигаемся друг на друга из разных концов города. В моих мыслях она: грозная, самоуверенная, готовая к схватке, готовая сразить меня на моей же территории. Это решающая битва; кто победит в ней, с той и останется Джоув. Когда я ему рассказала, что она мне пишет, он порешил навестить друзей на выходных.
Её письмо у меня в кармане. Почерк аккуратный. Предписание: «Я Вас встречу в среду, 12-го числа, в 6:30 вечера в баре отеля «Алгонкуин»». Почему здесь?
Вот я и на месте.
Осталось пять минут. Время жестоко.
Я была во всеоружии: в чёрном от глубокого выреза на груди до стелек, распущенные волосы, золотые кольца в ушах, на лице боевой раскрас. На моей стороне двадцать лет, и я намерена использовать каждый месяц как оружие.
У ней, конечно, и волосы седеют, и морщины, и лишний вес, и одета она небрежно. Красуются ноги в носках и сандалиях. Глаза её защищены стеклом очков, словно музейные экспонаты. Я почти вижу её: тающие волосы и кожа, в груди теплится надежда. Я выкачаю из неё все силы.

Её всё не видно. Бар как шахматная доска, на которой парочки шагают стаканами с мартини, и официанты снуют с высоко поднятыми блестящими подносами. Я же была чёрным конём, прошагавшем поперёк всей доски, но никто кроме нескольких остроглазых бизнесменов не заинтересовался в моей фигуре.
Конечно, она не пришла. Да и как бы осмелилась? Это была психологическая война, и я победила. Только сейчас я чувствую чудовищную боль в шее. Заказываю напиток и, ослабшая, усаживаюсь под пальмой в горшке.
- Не позволите ли здесь сесть?
- Присаживайтесь. Вы, должно быть, из Англии.
- Почему Вы так решили?
- Вы слишком вежливы для американки.
- Разве американцы не умеют быть вежливыми?
- Только если им за это платят.
- Британцы не вежливы вне зависимости от того, сколько им платят.
- Значит, мы с Вами беженцы.
- Мне это подходит. Мой отец сюда часто ездил. Он обожал Нью-Йорк. Он говорил, что это единственное место в мире, где человек может быть самим собой, вылезая из кожи, чтобы стать кем-то другим.
- У него получилось?
- Что?
- Стать кем-то другим.
- Да. Да, у него получилось.
Мы смолкли. Она смотрит на дверь. Я смотрю на неё. Своим тонким, напряжённым телом гончей она надвинулась на меня; сквозь блузу мне были видны очертания её спинных мышц сквозь блузу – белую, накрахмаленную, дорогую. Её левая рука была будто с витрины «Тиффани». До этого я бы не представила себе, чтобы женщина, настолько увешанная серебром, не сидела в расслабленной позе.Тёмно-рыжие её волосы, волосы цвета красного дерева, цвета красной кожи были уложены непринуждённо и подвижно. Моё впечатление от её внешнего вида оказалось двояким: она столь же утончена, сколько и груба.
Я спросила:
- Вы кого-то ждёте?
- Ждала.
Она взглянула на часы.
- Вы остановились в этом отеле?
- Нет. Я живу в Нью-Йорке. Работаю в Институте перспективных исследований. Я пришла сюда на встречу с…
Встречать: увидеть чьё-то лицо. Познакомиться с кем-то. Представиться. Найти. Испытывать. Принимать. Ждать чьего-то появления. Столкнуться. Столкнуться в конфликте.
- Я пришла сюда на встречу с…
В помещение ворвался ветер, выхватив бокалы из рук, рассыпав бутылки в баре, словно пробки, подняв мебель и обрушив её о стену в трансе. Официанты и их клиенты, разодраны в клочья, вылетели из дверей. Не осталось никого, кроме меня с ней, меня с ней, загипнотизированных друг другом, лишившихся дара речи из-за ветра.
Она собрала свои вещи, и вместе мы покинули разрушенный бар. Мне пришлось следовать за её ногами, проглатывающими брусчатку. Я потеряла ощущение места. Решётка была погнута. Город превратился в скомканный переулок, и она была приспособленной крысой.
Наконец мы прибыли в небольшую забегаловку в необустроенной части города. Она скользнула внутрь, и мы уселись за жутко миленьким столиком: скатерть в клеточку, две гвоздики и несколько палочек гриссини. Вышел паренёк с графином красного вина и миской оливок. Он подал нам меню, будто бы это был обычный ужин в обычный день. Я попала в лапы Борджиа и теперь они хотят меня накормить.
Я смотрю на меню. ЕДА ВКУСНЕЕ НА ИТАЛЬЯНСКОМ.
- Здесь я с ним познакомилась. В 1947 году в день своего рождения.

80 Kuper

Отрывок из книги Джанетты Уинтерсон «Gut symmetries»


Я и она приближались к условленному месту встречи с разных концов города. Я представляла ее страстной, уверенной в себе, готовой к соперничеству со мной и к победе надо мной в моей же собственной игре. Это была грандиозная битва, наградой в которой был Джов. В тот день, когда я рассказала ему, что она мне написала, он сразу же решил уехать к друзьям на выходные.
Ее записка была сейчас при мне. Аккуратный почерк. Инструкция к беспрекословному повиновению. «Я встречу Вас в среду 12-го числа в 6:30 вечера в баре отеля Алгонквин»
Почему именно это место?
Должно быть это оно.
У меня еще пять минут в запасе. Время так неумолимо.
Я походила на воина: вся в черном, волосы распущены, в ушах толстые золотые серьги, макияж, словно боевая раскраска. У меня было явное преимущество над соперницей в двадцать лет, и я намеревалась использовать каждый месяц преимущества.
У нее могли быть седые волосы и морщины на лице, она могла быть полной и небрежно одетой. Она могла быть одета, поэтично выражаясь, ни к селу, ни к городу, и носить очки, как будто ее глаза это – два экспоната в музее. Я могла видеть ее, ее волосы, ее фигуру, и думала, что она в ловушке. Я бы морально уничтожила бы ее.


Никаких признаков ее присутствия. Бар походил на шахматную доску с несколькими маневрирующими бутылками мартини, и официантами, высоко держащими свои хромированные подносы. Я прошла между столами, повторяя движения коня на шахматной доске: сначала прямо потом в бок. В баре, казалось, не было никого, кто интересовался бы мной, за исключением пары доброжелательных бизнесменов.
Разумеется, она еще не пришла. И, конечно же, не придет. Это была война нервов, в которой я одержала победу. Я почувствовала сильную боль в горле. Я заказала выпить и села за столик возле комнатной пальмы.
- Можно здесь присесть?
- Да. Вы должно быть англичанка.
- Почему Вы так решили?
- Вы слишком вежливы для американки.
- А американцы, что не вежливы?
- Только в том случае, если заплатить им достаточно.
- Британцы вообще невежливы, в независимости от того, сколько им заплатить.
- Тогда мы обе эмигрантки.
- Я, точно эмигрантка. Мой отец часто приезжал сюда. Ему нравился Нью-Йорк. Он говорил, что это единственное место в мире, где человек может быть самим собой и, усердно работая, стать кем-то еще.
- И он это сделал?
- Что?
- Стал кем-то еще?
- Да. Да, он стал.
Мы были спокойны. Она то и дело посматривала на дверь. А я посматривала на нее. Она была взволнованной, ее стройная фигура напоминала тело гончей собаки. Она слегка наклонилась, на ее спине мышцы четко вырисовывали контуры ее белой, накрахмаленной и дорогой блузки. Ее левая рука походила на одну из витрин в ювелирном магазине Тиффани. Я не до конца понимала того, как такая женщина может носить столько серебра и при этом держаться ровно.
Ее волосы были темно-рыжего цвета, цвета красного дерева, мягкие как красная кожа. Они были такие от природы, и отчасти от соответствующего ухода. Мне казалось, что ее внешний вид сочетал в себе элегантность и простоту.
- Вы кого-то ждет? - Спросила я.
- Ждала,- она посмотрела на часы, - Вы проживаете здесь, в отеле?
- Нет. Я живу в Нью-Йорке. Я работаю в институте перспективных исследований. Я пришла сюда, чтобы встретиться…
Чтобы встретиться, чтобы столкнуться лицом к лицу, чтобы познакомиться, представиться, найти, узнать, увидеть, ждать появления, столкнуться, столкнуться в противостоянии.
- Я пришла сюда, чтобы встретиться…


В бар подул сильный ветер, который опрокинул напитки посетителей, разбросал бутылки в баре, словно бутылочные крышки. Ветер поднимал мебель в воздух и швырял ее в стену. Обсуживающий персонал моментально выдуло из бара. В баре никого не осталось, кроме нас, мы гипнотизировали друг друга, а из-за ветра мы не могли продолжить разговор.


Она взяла свои вещи, и мы вместе вышли из разгромленного ветром бара. Мне пришлось пойти за ней, она кружила по городу. Я потеряла ориентацию. Улицы города стали изгибаться. Город стал походить на лабиринт, но она была лучшей из тех крыс, что блуждают по лабиринту.
Наконец мы пришли в небольшую закусочную в людной части города. Она вошла в закусочную уверенным шагом, и мы сели за фантастически красивый стол, покрытый клетчатой скатертью, с двумя гвоздиками на нем и несколькими хлебными палочками гриссини. Вышел мальчик с графином красного вина и миской оливок. Он дал нам меню, как будто это был просто очередной ужин в самый обычный день. Я попала в руки Борджиа, и теперь они хотят мной полакомиться.
Я посмотрела на меню. САМОЕ ВКУСНОЕ, ЧТО ЕСТЬ В ИТАЛИИ.
- Это и есть то место, где я первый раз повстречалась с ним, - начала она. - В 1947 году в день моего рождения…

81 Lasselanta

Внутренняя симметрия Великого объединения*


Из романа «ВНУТРЕННЯЯ СИММЕТРИЯ ВЕЛИКОГО ОБЪЕДИНЕНИЯ»

Дженет Уинтерсон


Она и я — мы подойдем к точке встречи с противоположных концов города. Я представляла ее перед собой: разгневанную, уверенную в себе, готовую состязаться со мной и победить меня моим же оружием. Это была большая битва, и призом был Джов. Когда я ему рассказала, что она написала мне, он решил на выходные поехать к друзьям.


Ее письмо лежало у меня в кармане. Аккуратный почерк. Руководство к действию. “Я встречусь с вами в среду, 12-го, в 18:30, в баре отеля “Алгонкин».”


Почему она выбрала это место?


Вот оно.


Еще пять минут. Время жестоко.


Я оделась как воин: в черном - от края декольте до стелек, волосы распущены, в ушах массивные золотые кольца-серьги, боевая раскраска макияжа. Перед противницей у меня было преимущество в двадцать лет, и я намеревалась использовать каждый месяц.


У нее — седина, и морщины, и лишний вес, и небрежность в одежде. Она поэтично носит носки с сандалиями, ее глаза - за стеклами, словно музейные экспонаты. Я видела ее как наяву: волосы, выбивающиеся из прически, плоть, распирающая платье, огонек надежды, запертый глубоко внутри. Да я ее в канализацию спущу.




Ее нет как нет. Бар был шахматной доской, где пары маневрировали бокалами мартини, а официанты воздевали и разносили хромированные подносы. Черным рыцарем на черном шахматном коне я сделала несколько ходов вправо, пересекая границы полей, но, кроме нескольких оценивших зрелище бизнесменов, в зале, похоже, не было никого, кто бы мной заинтересовался.


Ну конечно она не пришла. Конечно, она не придет. Это была психологическая война, и я победила. Я осознала, что у меня ужасно болит шея. Заказав выпить, я рухнула под пальму в кадке.


- Можно я здесь присяду?


- Пожалуйста. Вы, должно быть, англичанка.


- Почему?


- Вы слишком вежливы для американки.


- Разве американцы не вежливы?


- Только если ты им достаточно платишь.


- Британцы не будут вежливы, сколько им ни плати.


- Тогда мы с вами, должно быть, беженцы.


- Я-то — наверное. Мой отец часто приезжал сюда. Он любил Нью-Йорк. Говорил, что это единственное место в мире, где человек может быть самим собой, пока работает до седьмого пота, чтобы стать кем-то еще.


- И ему удалось?


- Что?


- Стать кем-то еще.


- Да. Да, удалось.


Мы помолчали. Она смотрела в сторону входной двери. Я смотрела на нее. Она была стройной, возбужденно напряженной, тело как у борзой, сейчас подавшееся вперед всем корпусом, так, что мышцы спины вырисовывались под рубашкой — белоснежной, накрахмаленной, дорогой. Ее левая рука выглядела как витрина салона Тиффани. Я не очень понимала, как вообще женщина может носить на себе столько серебра и при этом сидеть, не клонясь набок.


Волосы у нее были темно-рыжими — нет, темно-красными, как красное дерево, как красная кожа, - и послушными той покорностью, которая отчасти дар природы, отчасти результат усилий. Я бы сказала, весь ее облик был столь же искусно создан, сколь и безыскусен.


- Вы кого-то ждете? - спросила я.


- Ждала. - Она глянула на часы на запястье. - Вы остановились в этом отеле?


- Нет. Я живу в Нью-Йорке. Работаю в Интстуте перспективных исследований. А сюда пришла, чтобы встретиться...


Встретиться: сойтись лицом к лицу. Познакомиться. Быть представленной. Найти. Пережить опыт. Воспринять. Дождаться прибытия. Столкнуться. Столкнуться и противостоять.


- Я пришла сюда, чтобы встретиться…




По залу пронесся ветер: он выдул напитки из бокалов и ртов, он расшвырял бутылки, как пробки, он подхватил мебель и грохнул ее о дальнюю стену. Официантов и посетителей вымело прочь из бара, как цветные лоскуты. В зале ничего не осталось - только она и я, она и я, загипнотизированные друг другом, не способные говорить из-за этого ветра.




Она собрала вещи, и мы вместе покинули разгромленный бар. Мне пришлось следовать за ней, пока она — шаг за шагом — откручивала назад плитки тротуара. Я утратила представление о том, где мы находимся. Координатную сетку перекосило. Город был тоннелем со множеством поворотов, а она - более успешной крысой.


Наконец мы дошли до маленькой кафешки в потрепанной части города. Она раскованной походкой вошла внутрь, и мы сели за угрожающе мило оформленный столик, с клетчатой скатертью, двумя красными гвоздиками и несколькими палочками гриссини. Появился парень с графином красного вина и тарелочкой оливок. Он подал нам меню, как будто это был самый обыкновенный ужин в самый обыкновенный день. Я угодила в лапы семейства Борджа, и теперь они хотят, чтобы я ела.


Я посмотрела на меню. «По-итальянски еда вкуснее.»


- Вот где я встретилась с ним, - сказала она. - В 1947 году, в день, когда я родилась...

_______________
*Название "Gut Symmetries" отсылает одновременно и к Теориям Великого объединения ((англ. Grand Unified Theory, GUT), и к значениям слова "gut", и, скорее всего, к идиоме "gut feelings" (интуиция, внутреннее чувство или чутье). В русском языке невозможно сохранить игру слов и смыслов в полном объеме, однако знакомство с текстом романа позволило бы выбрать наиболее подходящую версию названия.

82 LAV

Отрывок из "Великого слияния миров" Джанет Уинтерсон

Она и я уже почти добрались до места на другом конце города. Я представила ее серьезной, уверенной в себе, готовой противостоять мне и выиграть игру, которую затеяла я сама. Это грандиозная битва, и желанной добычей был Джов. Когда я рассказала ему об этом, она написала, что он решил отправиться к друзьям на выходные.

Ее письмо лежало у меня в кармане. Аккуратный почерк. Требование подчиниться. "Встретимся в среду, 12 числа, в 6:30 вечера в баре отеля Алгонкуин". Почему она выбрала именно это место?

А вот и оно.

Только пять минут в запасе. Как жестоко время.

Я была одета подобно бойцу: вся в черном с головы до ног, с распущенными волосами, золотыми кольцами в ушах и боевой раскраской на лице. Двадцать лет у меня было преимущество над врагом, и я не собиралась упускать ни единого удобного момента.

Она бы уже постарела, ее лицо бы избороздили морщины, она бы весила больше, чем когда-то, она бы перестала уделять внимание своему внешнему виду. Она была бы измотана, а глаза ее были бы за стеклом, как галерейные экспонаты. Я бы увидела ее, утратившую былую привлекательность, с таящейся надеждой внутри. Я бы смела ее в выгребную яму.

Никакого признака ее присутствия. Пол бара был похож на шахматную доску, где была пара свободных мест и официанты, разносящие хромированные подносы. Подобно ходу черным конем я прошла под прямым углом мимо столиков, и кроме нескольких признательных бизнесменов, казалось, не было никого, кто был бы заинтересован во мне.

Конечно же, она не пришла. Она и не придет. Это была психологическая война, которую я выиграла. Я почувствовала сильную боль в шее. Я заказала напиток и расположилась под декоративной пальмой.

– Могу я сесть здесь?

– Конечно, садитесь. Вы, должно быть, англичанка?

– Почему?

– Вы слишком вежливы для американки.

– А разве американки не вежливые?

– Только если дать им достаточно денег.

– Британки, на самом деле, не вежливые. И неважно, сколько им за это заплатят.

– Тогда, должно быть, мы с Вами – мигранты.

– Я так полагаю, я и есть мигрантка. Мой отец когда-то бывал здесь. Он любил Нью-Йорк. Как-то он сказал, что этот город – единственное место на Земле, где мужчина может быть самим собой, пока он усердно работает, чтобы стать другим человеком.

– Он так и сделал?

– Что именно?

– Стал другим человеком?

– Да, так он и сделал.

Наступила тишина. Она смотрела в сторону выхода. Я смотрела на нее. Она была стройной, подтянутой, с телом как у борзой. Белая, накрахмаленная, дорогая блузка на ней подчеркивала мышцы ее спины. Ее левая рука была похожа на витрину ювелирной лавки. Я не могла понять, как женщина может надеть столько серебра и выглядеть убогой.

У нее были темно-красные, даже кровавого оттенка послушные от природы или от особых усилий волосы. Я догадывалась, что ее внешний вид был настолько искусным, насколько и безыскусным.

– Ждете кого-то? – спросила я у нее.

– Ждала. – она посмотрела на часы. – Вы остановились здесь?

– Нет. Я живу в Нью-Йорке. Работаю в Институте перспективных исследований. Я пришла сюда, чтобы встретиться…

Чтобы встретиться: Чтобы столкнуться лицом к лицу. Чтобы познакомиться. Чтобы представиться. Чтобы найти. Чтобы узнать. Чтобы получить. Чтобы подождать прихода. Чтобы столкнуться. Чтобы вступить в борьбу.

– Я пришла сюда, чтобы встретиться…

По комнате гулял ветер, который отрезвлял пьяниц, который разбрасывал бутылки по всему бару, поднимал в воздух мебель и крушил ее о стены. Официанты и посетители в панике выбежали из заведения. Внутри остались только я и она, я и она гипнотизировали друг друга, не в силах говорить из-за ветра.

Она взяла свои вещи, и вместе мы покинули разрушенную комнату. Я старалась не отстать от нее, так как она петляла между улиц. Я уже не понимала, где мы. Капкан захлопнулся. Город был сплошным пересечением улиц, а она ориентировалась в нем лучше крысы.

Наконец, мы прибыли в небольшую закусочную в полуразрушенной части города. Она спокойно зашла внутрь, и мы сели за грозный стол с клетчатой скатертью, двумя гвоздиками и несколькими хлебными палочками на нем. К нам подошел парень с графином красного вина и миской оливок. Он вручил нам меню, как если бы это был обычный ужин в самый обыкновенный день. Я попала в руки семейства Борджиа, и теперь они хотели, чтобы я поела.

Я взглянула на меню. ЕДА ЗВУЧИТ ВКУСНО НА ИТАЛЬЯНСКОМ.

– Это – то самое место, где я с ним познакомилась. – сказала она. – В 1947 году, в день, когда я родилась…

83 Lerleth

Gut symmetries


From GUT SYMMETRIES

by Jeanette Winterson


Мы подойдем с противоположных концов города. Мысленно я уже ясно видела ее перед собой: воинственную, уверенную в победе, готовую побить меня на моем собственном поле. Сегодня мы схлестнемся в смертельной схватке за Джоува. Узнав, что она мне писала, он поспешил устраниться и провести эти выходные с друзьями.

Письмо лежало у меня в кармане, написанное от руки аккуратным разборчивым почерком. Четкая инструкция к действию. «Встретимся в среду 12-ого числа в 18:30 в баре отеля Алгонкин».

Почему она захотела встретиться именно там?

И вот я на месте.

Пять минут до назначенного часа. Ожидание невыносимо.

Я оделась для битвы – затянута в черное от чулок до декольте, распущенные волосы спадают на плечи, массивные золотые серьги и боевой раскрас. У меня было двадцать лет форы, и я намеревалась пустить в ход каждый месяц.

Наверняка у нее будет первая седина, гусиные лапки возле глаз, лишний вес, неряшливая одежда, извечные сандалии поверх носков и глаза, спрятанные за толстыми стеклами, словно экспонаты в музее. Воображение живо нарисовало ее мне, скудеющую волосами и телом, живущую лишь беспомощной надеждой, которая теплится внутри. Я выжму из нее эту надежду до последней капли.

Но ее все нет. Бар похож на шахматную доску: парочки прохаживаются с бокалами мартини, официанты снуют с натертыми до блеска подносами, высоко подняв их над головой. Я старалась маневрировать на этой доске как черный конь, прямо и затем направо, но, казалось, никто за исключением двух-трех ценителей из деловых кругов не обращал на меня внимания.

Конечно она просто не явилась. Конечно она с самого начала не собиралась приходить. Это было состязание в выдержке, и победа осталась за мной. У меня вдруг разболелась шея. Я заказала себе выпить и обессилено рухнула под пальмой в кадке.

- Могу я к вам присоединиться?

- Да пожалуйста. Вы, наверное, англичанка?

- С чего вы взяли?

- Слишком вежливая для американки.

- Разве американцы не вежливы?

- Только если им как следует заплатить.

- Англичан не заставишь быть вежливыми ни за какие деньги.

- Значит, мы обе неместные.

- Я, пожалуй. Мой отец любил здесь бывать. Он обожал Нью-Йорк. Говорил, это единственное место в мире, где человек может оставаться самим собой, пока лезет вон из кожи, пытаясь стать кем-то другим.

- И у него получилось?

- Что именно?

- Стать кем-то другим.

- Да. Да, у него получилось.

Мы замолчали. Она наблюдала за входной дверью. Я взглянула на нее. Стройная, жилистая, сложена как борзая собака. Она сидела, подавшись вперед, рельеф мышц ее спины проступал сквозь натянутую ткань блузки, кипенно-белой, дорогой и накрахмаленной. Ее левая рука напоминала витрину ювелирного магазина от Тиффани. В голове не укладывалось, как можно навесить на себя столько серебра и умудряться держать спину прямо.

У нее были темные волосы цвета красного дерева, цвета дорогой кожи, в них была какая-то особая упругость, частично врожденная, но в то же время выдающая предельную ухоженность. Казалось, во всем ее облике столько же искусства, сколько и безыскусности.

- Вы кого-то ждете? – спросила я.

- Ждала, - она покосилась на часы. – Вы остановились в этом отеле?

- Нет. Я живу в Нью-Йорке. Работаю в Институте передовых исследований. Я должна была здесь встретиться...

Встретиться: оказаться лицом к лицу. Нос к носу. Познакомится. Открыть для себя. Испытать на себе. Дождаться прибытия. Столкнуться. Столкнуться на поле брани.

- Должна была встретиться…

По комнате пронесся внезапный порыв ветра, вырвав бокалы из рук посетителей, разбросав бутылки из бара словно бутылочные пробки, подняв мебель в воздух и ударив ее о стены, которых больше не существовало. Обслуживающий персонал и обслуживаемые гости пестрыми лоскутками вылетели за дверь, подхваченные ветром. Остались только она и я, она и я, завороженные друг другом, не в силах говорить из-за ветра.

Она подхватила свои вещи, и мы вместе покинули разрушенную комнату. Мне пришлось идти за ней след в след, потому что тротуары меняли направление под ее шагами. Я перестала понимать, где мы находимся. Координатная сетка искривилась. Город стал переплетением потайных ходов, а мы крысами в лабиринте, в котором она ориентировалась намного лучше меня.

Наконец мы очутились возле небольшого ресторанчика в одном из самых потрепанных районов города. Она скользнула внутрь и присела за столик, накрытый ужасающе милой клетчатой скатертью и украшенный парой гвоздик и горкой хлебных палочек гриссини. Откуда-то возник официант с графином красного вина и тарелкой маслин. Он предложил нам меню с таким видом, словно это был самый обычный день и самый обычный ужин. Я была во власти клана Борджиа, и теперь они вознамерились меня накормить.

Я взглянула на меню. "Еда вкуснее по-итальянски".

- Здесь я встретила его в первый раз, - сказала она. - В 1947 году, в день моего рождения…
Gut symmetries


From GUT SYMMETRIES

by Jeanette Winterson


Мы подойдем с противоположных концов города. Мысленно я уже ясно видела ее перед собой: воинственную, уверенную в победе, готовую побить меня на моем собственном поле. Сегодня мы схлестнемся в смертельной схватке за Джоува. Узнав, что она мне писала, он поспешил устраниться и провести эти выходные с друзьями.

Письмо лежало у меня в кармане, написанное от руки аккуратным разборчивым почерком. Четкая инструкция к действию. «Встретимся в среду 12-ого числа в 18:30 в баре отеля Алгонкин».

Почему она захотела встретиться именно там?

И вот я на месте.

Пять минут до назначенного часа. Ожидание невыносимо.

Я оделась для битвы – затянута в черное от чулок до декольте, распущенные волосы спадают на плечи, массивные золотые серьги и боевой раскрас. У меня было двадцать лет форы, и я намеревалась пустить в ход каждый месяц.

Наверняка у нее будет первая седина, гусиные лапки возле глаз, лишний вес, неряшливая одежда, извечные сандалии поверх носков и глаза, спрятанные за толстыми стеклами, словно экспонаты в музее. Воображение живо нарисовало ее мне, скудеющую волосами и телом, живущую лишь беспомощной надеждой, которая теплится внутри. Я выжму из нее эту надежду до последней капли.

Но ее все нет. Бар похож на шахматную доску: парочки прохаживаются с бокалами мартини, официанты снуют с натертыми до блеска подносами, высоко подняв их над головой. Я старалась маневрировать на этой доске как черный конь, прямо и затем направо, но, казалось, никто за исключением двух-трех ценителей из деловых кругов не обращал на меня внимания.

Конечно она просто не явилась. Конечно она с самого начала не собиралась приходить. Это было состязание в выдержке, и победа осталась за мной. У меня вдруг разболелась шея. Я заказала себе выпить и обессилено рухнула под пальмой в кадке.

- Могу я к вам присоединиться?

- Да пожалуйста. Вы, наверное, англичанка?

- С чего вы взяли?

- Слишком вежливая для американки.

- Разве американцы не вежливы?

- Только если им как следует заплатить.

- Англичан не заставишь быть вежливыми ни за какие деньги.

- Значит, мы обе неместные.

- Я, пожалуй. Мой отец любил здесь бывать. Он обожал Нью-Йорк. Говорил, это единственное место в мире, где человек может оставаться самим собой, пока лезет вон из кожи, пытаясь стать кем-то другим.

- И у него получилось?

- Что именно?

- Стать кем-то другим.

- Да. Да, у него получилось.

Мы замолчали. Она наблюдала за входной дверью. Я взглянула на нее. Стройная, жилистая, сложена как борзая собака. Она сидела, подавшись вперед, рельеф мышц ее спины проступал сквозь натянутую ткань блузки, кипенно-белой, дорогой и накрахмаленной. Ее левая рука напоминала витрину ювелирного магазина от Тиффани. В голове не укладывалось, как можно навесить на себя столько серебра и умудряться держать спину прямо.

У нее были темные волосы цвета красного дерева, цвета дорогой кожи, в них была какая-то особая упругость, частично врожденная, но в то же время выдающая предельную ухоженность. Казалось, во всем ее облике столько же искусства, сколько и безыскусности.

- Вы кого-то ждете? – спросила я.

- Ждала, - она покосилась на часы. – Вы остановились в этом отеле?

- Нет. Я живу в Нью-Йорке. Работаю в Институте передовых исследований. Я должна была здесь встретиться...

Встретиться: оказаться лицом к лицу. Нос к носу. Познакомится. Открыть для себя. Испытать на себе. Дождаться прибытия. Столкнуться. Столкнуться на поле брани.

- Должна была встретиться…

По комнате пронесся внезапный порыв ветра, вырвав бокалы из рук посетителей, разбросав бутылки из бара словно бутылочные пробки, подняв мебель в воздух и ударив ее о стены, которых больше не существовало. Обслуживающий персонал и обслуживаемые гости пестрыми лоскутками вылетели за дверь. Остались только она и я, она и я, завороженные друг другом, не в силах говорить из-за ветра.

Она подхватила свои вещи, и мы вместе покинули разрушенную комнату. Мне пришлось идти за ней след в след, потому что тротуары меняли направление под ее шагами. Я перестала понимать, где мы находимся. Координатная сетка искривилась. Город стал переплетением потайных ходов, а мы крысами в лабиринте, в котором она ориентировалась намного лучше меня.

Наконец мы очутились возле небольшого ресторанчика в одном из самых потрепанных районов города. Она скользнула внутрь и присела за столик, накрытый ужасающе милой клетчатой скатертью и украшенный парой гвоздик и горкой хлебных палочек гриссини. Откуда-то возник официант с графином красного вина и тарелкой маслин. Он предложил нам меню с таким видом, словно это был самый обычный день и самый обычный ужин. Я была во власти клана Борджиа, и теперь они вознамерились меня накормить.

Я взглянула на меню. "Еда вкуснее по-итальянски".

- Здесь я встретила его в первый раз, - сказала она. - В 1947 году, в день моего рождения…

84 Lissy Wepry

Отрывок из «Симметрии великого объединения» Джанет Уинтерсон.


Мы с ней приближались к назначенному месту с разных концов города. Я представляла ее, злую и уверенную в себе, готовую столкнуться со мной и победить в моей же игре. Это столкновение обещало стать настоящим сражением за Джова. Он собирался встретиться с друзьями на выходных, когда я сказала ему, что получила от нее письмо.


Письмо было в моем кармане. Аккуратный почерк. Инструкция, почти приказ. «Встретимся с вами в среду 12-го в 6:30 по полудню в баре при отеле Algonquin».


Почему она выбрала это место?


Вот и оно.


Еще пять минут. Ожидание убивает.


Я оделась, как на войну: в черном с головы до ног, распущенные волосы, серьги в виде широких золотых колец, боевой макияж. У меня преимущество в двадцать лет перед соперницей, и я не собираюсь пренебрегать ни единым месяцем из них.


Должно быть, она уже седеет, лицо покрыто морщинами, тело скрыто за лишним весом, а за одеждой она наверняка не следит. Она может быть в сандалиях на босу ногу, глаза скрыты за стеклом очков, подобно музейным экспонатам. Я почти вижу ее — пренебрегшую волосами и обликом, тщательно хранящую в душе надежду. Я иссушу ее до дна.


Никого похожего. Бар был похож на шахматную доску — меж с парочками, потягивающими мартини, лавировали официанты с подносами высоко в руках. Я сделала ход конем и пересекла все помещение по диагонали, но кроме нескольких дельцов никого я не интересовала. Разумеется, она не пришла. Разумеется, она и не придет. Войну характеров выиграла я. Только сейчас я заметила, что у меня ужасно болит шея. Я заказала выпить и без сил опустилась за столик рядом с пальмой, растущей в горшке.


Можно присесть?


Конечно. Должно быть, вы англичанка.


Почему вы так решили?


Для американки вы слишком вежливы.


Разве в Америке нет вежливых людей?


Только те, кому вы достаточно заплатили


Британцы не станут с вами расшаркиваться, сколько бы вы им не платили


Тогда мы с вами, должно быть, беглецы.


Пожалуй, в моем случае все именно так. Мой отец часто бывал здесь. Он любил Нью-Йорк. Он говорил, что это — единственное место на планете, где человек может побыть собой, отдохнуть от гонки от себя настоящего к новой жизни


И ему удалось?


Что?


Стать кем-то другим
.

- Да. Да, он стал.


Мы замолчали. Она смотрела на дверь, я смотрела на нее. Она была стройной и нервной. Ее белая накрахмаленная дорогая рубашка подчеркивала мышцы спины, проявившиеся, когда она, поджарая, словно гончая, чуть наклонилась вперед. Ее левую руку можно было снимать в рекламе Тиффани. Я не понимала, как женщина может носить столько серебряных украшений и не клониться от их тяжести


Она была темно-рыжей, ее волосы были оттенка красного дерева, цвета замши, настолько мягкие, что было видно, что природные данные были умело подчеркнуты. Я предположила, что весь ее облик настолько же непродуман, насколько тщательно подобран.


Ты кого-то ждешь? – поинтересовалась я.


Ждала, - она взглянула на часы. - Ты здесь живешь?


-Нет. Я живу в Нью-Йорке. Работаю в Институте Перспективных исследований. Приехала сюда, чтобы встретиться...


Чтобы встретиться. Чтобы столкнуться лицом к лицу. Чтобы познакомиться. Чтобы быть представленной. Чтобы найти. Чтобы узнать. Чтобы получить. Чтобы дождаться прибытия. Чтобы натолкнуться. Чтобы вступить в конфликт.


-Приехала сюда, чтобы встретиться...


По комнате промчался ветер, вырвавший напитки из рук пьющих, разбросавший бутылки из бара, словно кегли в боулинге, поднявший в воздух и швырнувший в стену психоделической расцветки мебель. Официанты и дожидавшиеся своей очереди у бара повалились на пол. В комнате не осталось ничего, кроме нас с ней. Нас с ней, загипнотизированно смотрящих друг другу в глаза, неспособных сказать и слова из-за ветра.


Она собрала вещи, и вместе мы вышли из разрушенной комнаты. Мне пришлось идти за ней, петляющей по тротуарам. Я перестала понимать, куда мы идем. Привычные координаты потеряли смысл. Весь город был сплошным изогнутым проулком, а она была в нем своей.


Наконец мы дошли до маленькой закусочной в захудалой части города. Она скользнула внутрь, и мы сели за пугающе милый, застеленный скатертью стол с двумя гвоздиками и несколькими гриссини. Официант принес графин красного вина и тарелку олив. Он передал нам меню, словно мы просто собирались поужинать в самый обычный день. Я попала в цепкие лапы Борджиа, и теперь они хотели, чтобы я поела.


Я взглянула на меню. ИТАЛЬЯНСКАЯ КУХНЯ ВКУСНЕЕ.


- Именно здесь я встретила его, - сказала она. - В 1947 году, в день моего рождения...

85 Luominen

Джанет Уинтерсон. Внутренние симметрии, или Теория Великого Объединения

Добираться до места встречи мы должны были с разных концов города. Я представляла ее разгневанной, самоуверенной, готовой помериться силами и одолеть меня в моей собственной игре. Схватка предстояла нешуточная, и наградой победительнице был Джов. Когда я сообщила ему, что она мне писала, он решил уехать в гости к друзьям на выходные. Ее письмо лежало у меня в кармане. Оно содержало написанный аккуратным почерком приказ к исполнению. «Встретимся 12-го, в среду, в 18:30, в баре отеля “Алгонкин”».

Почему именно здесь?

Я на месте.

До встречи еще пять минут. Время неумолимо.

Оделась я как на войну: вся в черном, волосы распущены, в ушах крупные золотые серьги-кольца, макияж подобен боевому раскрасу. Я была моложе соперницы на двадцать лет и намеревалась обратить каждый месяц этой форы себе на пользу.

Она же будет с проседью, сетью морщин на лице, лишним весом, и одета будет кое-как. Сандалии на носки. Глаза скрыты стеклами очков, как музейные экспонаты. Я четко представляла ее: потускневшие волосы, дряблая кожа, во взгляде едва теплится надежда. Я ее уничтожу.

Она все не появлялась. Будто фигуры по шахматной доске, по бару скользили парочки с бокалами мартини и официанты, высоко подняв сверкающие подносы. Войдя в образ черного коня, я совершила несколько ходов буквой «Г» по клеткам пола, но никого, кроме нескольких бизнесменов, мои маневры не заинтересовали.

Разумеется, она так и не пришла. И не собиралась. Это было испытание на прочность, и я прошла его. Вдруг я ощутила, как разболелась шея. Заказала выпивку и устало опустилась на диван под декоративной пальмой.

— Я присяду?
— Конечно. Вы, наверное, англичанка.
— С чего вы взяли?
— Американцы не такие вежливые.
— Разве?
— Только если им платишь.
— А британцы учтивостью не отличаются даже за деньги.
— Тогда, похоже, мы с вами беженки.
— Я-то уж точно. Мой отец бывал здесь. Он обожал Нью-Йорк. Говорил, что только здесь можно оставаться собой, даже надрываясь ради того, чтобы стать другим человеком.
— И ему удалось?
— Что?
— Стать другим человеком?
— Да. Удалось.

Мы замолчали. Она неотрывно смотрела на дверь, а я разглядывала ее. Она слегка подалась вперед; ее сильное, подтянутое тело было точно сжатая пружина, а на спине, под тканью ее дорогой белой накрахмаленной блузки, угадывались очертания мышц. Левую руку украшала, казалось, добрая половина ассортимента ювелирного магазина «Тиффани». И как можно носить на себе столько серебра, не сгибаясь под его тяжестью?

У нее была грива темно-рыжих волос, с медным оттенком ягод кизила и натуральной кожи, прекрасная отчасти от природы, отчасти благодаря уходу. Я подумала, что образ ее казался столь естественным, сколь и тщательно продуманным.

— Ждете кого-то? — поинтересовалась я.
— Ждала. — Она перевела взгляд на наручные часы. — Вы остановились в отеле?
— Нет, я живу в Нью-Йорке. Работаю в Институте перспективных исследований. Я тут встречаюсь…

Встречаюсь. Схожусь лицом к лицу. Знакомлюсь поближе. Представляюсь. Ищу. Обретаю опыт. Принимаю. Жду прибытия. Сталкиваюсь. Вступаю в конфликт.

— Я тут встречаюсь…

Внезапный порыв ветра вырвал бокалы из рук посетителей, с легкостью раскидал бутылки на барной стойке, поднял в воздух столы и стулья и швырнул их об стену. Официанты и гости в разорванной одежде вылетели в открытую дверь. Мы с ней остались наедине, не в силах оторвать друг от друга взгляд и ни слова вымолвить из-за ветра.

Она собрала вещи, и мы вместе вышли из разгромленного бара. Она стремительно шагала по тротуарам, и мне ничего не оставалось, как следовать за ней. Я уже не понимала, где мы находимся. Пространство изогнулось. Улицы города превратились в извилистые ходы, в которых она ориентировалась куда лучше меня.

Мы добрались до кафешки в каких-то трущобах. Она прошмыгнула внутрь, и мы уселись за накрытый клетчатой скатертью, подозрительно чистенький столик, на котором стояла вазочка с двумя гвоздиками и хлебными палочками. Юный официант принес графин с красным вином и оливки, а затем вручил нам меню, как ни в чем не бывало. Я попалась в руки вероломных Борджиа, и они желали, чтобы я отобедала.

Меню гласило: «Блюда итальянской кухни непревзойденны».

— Здесь мы с ним и познакомились, — начала она. — В сорок седьмом году, в день моего рождения…

86 Maiya

Она и я приближались к месту встречи с противоположных сторон города. Я воображала её разгневанной, уверенной в себе, готовой драться и победить в моей игре. Предстоял жёсткий поединок и в награду победителю доставался Джов. После того как я рассказала ему о письме, он решил на выходные уехать к друзьям.
Её письмо лежало у меня в кармане – написанная аккуратным почерком инструкция: «Встречу вас в среду, 12-го, в шесть тридцать вечера, в баре отеля «Алгонкин».
Почему она выбрала это место?
И вот я здесь.
До встречи ещё пять минут. Как тянется время.
Я в полной боевой готовности: от нижнего белья до туфель оделась во всё чёрное, волосы распущены, в ушах огромные золотые серьги-кольца, на лице броский макияж. Перед соперницей у меня преимущество в двадцать лет и я настроена каждым месяцем воспользоваться по максимуму.
Она седая, она морщинистая, она толстая, она небрежно одета, она носит романтические носочки и сандалии, и глаза её за стёклами очков похожи на музейные экспонаты. Воображение рисовало мне уродину, которая, тем не менее, на что-то надеется. Я иссушу её до дна.
Никого похожего. Бар как шахматная доска, по которой перемещаются пара бокалов мартини и официанты с высоко поднятыми сияющими подносами. Будто чёрный конь на этой шахматной доске решительно иду вперёд. Но кроме нескольких мужчин, моим появлением, кажется, никто не заинтересовался.
Конечно же, она не пришла. И не придёт. Это была война нервов, и я выиграла! Вдруг в шее возникла ужасная боль. Я заказала напиток и в изнеможении шагнула к ближайшему столику:
- Разрешите присесть?
- Да, пожалуйста. Должно быть вы англичанка.
- Почему?
- Слишком любезны.
- А, как же американцы?
- Только если вы им достаточно платите.
- Британцы не любезны и неважно, сколько вы им платите.
- Значит мы с вами эмигранты.
- Да, пожалуй. Раньше сюда приезжал мой отец. Он любил Нью-Йорк, и говорил, что это единственное место в мире, где человек остаётся самим собой пока в поте лица работает, чтобы кем-то стать.
- И как?
- Что?
- Стал?
- Да, он добился, чего хотел.
Мы замолчали. Она не отводила взгляда от входа в бар. Я смотрела на неё. Незнакомка была худощавой, нервной, точно породистая борзая. Сидела, слегка наклонившись вперёд, и дорогая белая блузка обтягивала стройную спину. Левая рука похожа на руку манекена с витрины магазина Тиффани. Не знаю, как женщина может носить столько серебра и при этом не гнуться под его тяжестью.
У неё тёмно-рыжие волосы, шелковистые частью от природы, частью благодаря стараниям. Я подумала, что вся она выглядит ухоженной, но в то же время очень естественной.
- Вы кого-то ждёте?
- Ждала, - она взглянула на часы. – Вы остановились в этом отеле?
- Нет, в Нью-Йорке. Работаю в институте перспективных исследований. А здесь, чтобы встретиться… - Познакомиться. Представиться. Узнать. Встретиться лицом к лицу. Столкнуться. – Встретиться…
Словно ураган ворвался в бар, вырывая бокалы из рук, разметая бутылки как пробки, поднимая мебель и бросая её в оцепеневшие стены. Официантов и посетителей будто сдуло прочь. Никого не осталось, только она и я, зачарованные друг другом, из-за ветра неспособные сказать ни слова.
Незнакомка собрала вещи, и мы покинули разрушенное место. Пока она петляла по городу, я шла за ней следом, совершенно не осознавая, где нахожусь. Моя система координат искривилась.
Наконец, на какой-то заброшенной улице мы оказались перед маленьким ресторанчиком. Вошли внутрь и сели за стол, покрытый изящной клетчатой скатертью. Стол украшали две гвоздики и несколько палочек итальянского хлеба гриссини. С кувшином красного вина и чашкой оливок к нам подошёл мальчик. Он подал меню, словно это был самый обычный обед в самый заурядный день. А мне казалось, что я попала на обед к злодейскому семейству Борджиа.
В меню значилось – «По-итальянски вкуснее».
- Мы встретились с ним здесь, - сказала она, - в 1947 году, в день, когда я родилась…

87 Maria_com

Наши с ней пути туда вели с противоположных концов города. В своём воображении я рисовала её гнев, решимость, готовность бросить мне вызов и одолеть моим же оружием. Мы шли на великое сражение, а Джов – награда победителю. Когда я рассказала о её письме, он решил съездить к друзьям на выходные.

Её записка лежала у меня в кармане. Аккуратный почерк. Не терпящий возражений приказ. «Жду тебя в среду, 12-го, в 18:30, в баре отеля “Алгонкин”».

Почему там?

И вот я там.

За пять минут до срока. Время не ведает жалости.

Я облачилась как воин: от декольте до стелек в чёрное, волосы распущены, в ушах широкие кольца золотых серёг, боевая раскраска макияжа. У меня перед соперницей двадцать лет преимущества, и я намеревалась каждый его месяц пустить в ход.

Её волосы будут блестеть сединой, лицо будет в морщинах, фигура – грузной, а одежда – неряшливой. Поэтическая натура в сандалиях поверх носков, глаза за стёклами, как музейные экспонаты. Я видела её как живую: волосы и плоть рвутся на волю, а внутри томится надежда. Я осушу её, как болото.

Её там не было. Бар – шахматное поле пар, лавирующих бокалами с мартини, и официантов с зеркалами подносов над головой. Я обошла это поле ломаным зигзагом чёрного коня, но, кроме пары-тройки заинтригованных бизнесменов, никто меня, казалось, не заметил.

Она, конечно, не пришла. Она, конечно, не пришла бы. Это испытание на храбрость выдержала только я. Жутко разболелась шея. Я заказала коктейль и рухнула на стул под комнатной пальмой.

– Не возражаете?

– Нисколько. Вы, должно быть, англичанка.

– Почему?

– Слишком вежливы для американки.

– Американцы вежливостью не грешат?

– Разве что им щедро заплатят.

– Британцы грубят, сколько им ни плати.

– Тогда, выходит, мы с вами иммигрантки.

– Я, пожалуй, да. Мой отец здесь бывал. Он обожал Нью-Йорк. Говорил, это единственное место, где человек может быть собой, трудясь до седьмого пота, чтобы стать кем-то другим.

– Смог?

– Что?

– Стать кем-то другим?

– Да. Да, смог.

Мы замолчали. Она глядела на вход. Я поглядела на неё. Худым крепким телом борзой она подалась вперёд, мышцами спины придавая объём рубашке – белой, накрахмаленной, явно дорогой. Её левая рука напоминала витрину ювелирного магазина. Я недоумевала, как под таким грузом серебра женщина способна сидеть без крена.

Волосы у неё тёмно-рыжие, цвета кизила, глянцево-красные, их послушные локоны – произведение природы напополам с собственными усилиями. Её внешность намекала на творческий беспорядок работы мастера.

– Вы кого-то ждёте? – спросила я.

– Ждала. – Она взглянула на часы. – Вы здесь проездом?

– Нет. Я в Нью-Йорке живу. Работаю в Институте перспективных исследований. Я здесь, чтобы встретиться...

Встретиться – увидеть воочию, познакомиться, представиться, найти, познать, принять, дождаться появления, столкнуться, прийти в столкновение.

– Я здесь, чтобы встретиться...

***

По залу пронёсся ветер, он вырвал хмель из захмелевших, разметал бутылки в баре, как бутылочные пробки, ветер поднял в воздух мебель и швырнул в оцепеневшую стену. Официанты и их гости лохмотьями вылетели за дверь. Внутри не осталось никого, кроме нас, неё и меня, зачарованных друг другом, из-за ветра потерявших голос.

Она собралась, и вместе мы покинули разорённую комнату. Тротуары искривлялись под её ногами, мне оставалось только идти следом. Я уже не понимала, где мы. Решётка пространства изогнулась. Город превратился в косую подворотню, где она – более ловкая крыса.

Наконец мы остановились у скромной закусочной в обшарпанной части города. Она распахнула двери и мы устроились за зловеще уютным столиком с клетчатой скатертью, двумя гвоздиками и блюдцем хлебных палочек. К столику подошёл мальчик с графином красного вина и мисочкой оливок. Он вручил нам меню, словно у нас обыкновенный ужин самым обыкновенным вечером. Я оказалась во власти клана Борджиа, и они желали меня накормить.

Я взглянула на меню. «Еда вкусней на итальянском».

– Я встретила его здесь, – начала она. – В 1947-м, в день, когда я родилась...

88 Mary Lou

До места нам с ней предстояло добираться из разных концов города. Я воображала себе этакую самонадеянную особу в гневе, готовую помериться силами и разбить меня моим же оружием. Близилась нелегкая схватка. Победительнице достанется Джов. Узнав о ее письме, он ретировался, уехав на выходные к друзьям.

Ее письмо лежало у меня в кармане. Аккуратный почерк. Приказ к исполнению. «Жду Вас в среду, 12-го, в 18.30 в баре отеля „Алгонкуин“».

Почему она выбрала это место?

Вот я и здесь.

Еще пять минут. Невыносимость ожидания.

Я выглядела так, словно ступила на тропу войны: вся в черном, с глубоким декольте, волосы распущены, в ушах массивные золотые кольца, а на лице боевой макияж. Я на двадцать лет моложе соперницы и сделаю все, чтобы каждый месяц нашей разницы сыграл против нее.

У нее, наверняка, седина, морщины, лишний вес и вдобавок дурной вкус. Она носит носки с сандалиями, а глаза прячет за стеклами очков. Ни дать ни взять музейный экспонат. Волосы редеют, тело стареет, но надежда все еще жива. Я вырву ее с корнем.

Она не появлялась. Бар напоминал шахматную доску, на которой передвигались парочки с мартини и официанты с подносами. Я тоже перемещалась туда-сюда, словно фигурка, но на меня никто не обращал внимания, не считая нескольких бросающих оценивающие взгляды бизнесменов.

Она, конечно же, не пришла. Она, конечно же, и не придет. Это была война нервов, и я победила. У меня ужасно заболела шея. Я заказала выпить и тяжело опустилась на стул под пальмой.

− Могу я присесть?

− Пожалуйста. Вы, должно быть, англичанка.

−Почему?

− Для американки вы слишком вежливы.

− А что американцы невежливы?

− Если только им как следует заплатить.

− А вот британцы невежливы, сколько им не плати.

− Значит, мы обе эмигрантки.

− Я, пожалуй, да. Мой отец часто приезжал сюда. Он любил Нью-Йорк. Он говорил, это единственное место в мире, где человек остается собой, вкалывая, чтобы стать кем-то другим.

− И ему удалось?

− Что?

− Стать кем-то другим.

− Да, удалось.

Мы замолчали. Она смотрела на дверь. Я смотрела на нее. Стройная и подтянутая, полная энергии, она сидела, немного наклонившись вперед, а сзади через белую накрахмаленную рубашку, стоившую немалых денег, прорисовывались очертания мышц. Левая рука выглядела точно витрина «Тиффани». Я недоумевала, как можно не согнуться под тяжестью всего этого серебра.

Темно-рыжие волосы цвета выделанной кожи или ягод кизила выглядели роскошно. Вот он, плод стараний и природного чутья. Весь ее образ казался мне сочетанием простоты и изысканности.

− Вы кого-то ждете? – спросила я.

− Ждала. − Она посмотрела на часы. − Вы здесь живете?

− Нет. Я живу в Нью-Йорке. Я работаю в Институте перспективных исследований. Я пришла, чтобы встретиться…

Чтобы встретиться: чтобы сойтись лицом к лицу. Чтобы познакомиться. Чтобы представиться. Чтобы найти. Чтобы познать. Чтобы поприветствовать. Чтобы дождаться прибытия. Чтобы столкнуться. Чтобы столкнуться в схватке.

− Я пришла, чтобы встретиться…

В помещение ворвался ветер, который вырвал бокалы из рук пивших, расшвырял бутылки, поднял в воздух мебель и разбил ее вдребезги о заколдованную стену. Официантов и посетителей вынесло за дверь. Ничего и никого не осталось, только она и я, она и я, загипнотизированные друг другом и потерявшие из-за ветра дар речи.

Она собрала вещи, и мы вместе покинули опустошенное помещение. Я еле поспевала за ней, когда она петляла по тротуару. Я не понимала, где мы находимся. Координатная сетка деформировалась. Город превратился в извилистую аллею, а она, точно пронырливая крыса, была куда более приспособлена.

Наконец-то, мы оказались у небольшого ресторанчика в полуразрушенной части города. Она вошла, и мы расположились за покрытым клетчатой скатертью столом, на котором стояли две гвоздики и несколько палочек гриссини. Все выглядело зловеще гостеприимно. С графином красного вина и миской оливок вышел официант. Он подал меню так, будто это был обычный обед в обычный день. Я попала в лапы к Борджиа, и теперь они собирались меня накормить.

Я заглянула в меню. ЕДА ВКУСНЕЕ НА ИТАЛЬЯНСКОМ.

− Здесь я его встретила, − начала она. – В 1947 году, в день моего рождения…


 

89 mavlentiy

К месту встречи мы обе добираемся из разных частей города. Я представляю, как она, злая и уверенная в себе, уже готова со мной сразиться и одержать победу в моей же игре: в серьезном состязании, где главный приз – Джов. Он решил уехать к друзьям на выходные, когда узнал, что она мне писала.

В кармане лежит письмо. Аккуратный почерк. Неоспоримый приказ. «Встретимся в среду 12-го у бара гостиницы «Алгонкин» в 18:30».

--- Сноска ---
«Алгонкин» – гостиница в Нью-Йорке, в которой останавливались многие известные писатели, актеры и публицисты, в т.ч. члены так называемого «Алгонкинского круглого стола»
---------

Почему именно здесь?

Итак.

Пять минут про запас. Время жестоко.

Я готова к битве: одета в черное с головы до ног, распущенные волосы, тяжелые золотые кольца в ушах, агрессивный макияж. Я на двадцать лет моложе соперницы и собираюсь использовать каждый месяц этого временного преимущества.

Наверное, она седая, с кучей морщин, толстая, да и одета небрежно. Наверное, как синий чулок, она носит сандалии на босу ногу и прячет глаза за стеклами очков, как музейные экспонаты. Так и представляю, что ее волосы и тело потеряли былую привлекательность, а надежда давно спряталась глубоко в душе. Да я спущу ее в унитаз.


Ее нет. В баре сидят парочки с бокалами мартини, а между ними, как по шахматной доске, снуют официанты с хромированными подносами в руках. Я двигаюсь по доске подобно черному коню, зигзагами огибая столики, но кроме нескольких любопытствующих бизнесменов никто не обращает на меня внимания.

Она не пришла. И не придет. Я выиграла психологическую войну. Вдруг жутко заболела шея, я заказала выпить и плюхнулась возле пальмы.

- Здесь свободно?

- Да, конечно. Вы, должно быть, из Англии.

- Почему?

- Вы слишком вежливы по сравнению с американцами.

- Разве американцы невежливы?

- Вежливы, но только когда им платят за это.

- А британцы невежливы независимо от того, сколько им платишь.

- Тогда мы с вами, скорее всего, иностранцы.

- Я уж точно. Мой отец раньше приезжал сюда. Ему нравился Нью-Йорк. Он говорил, что это единственное место на земле, где можно быть самим собой, работая на износ, чтобы стать кем-то другим.

- У него получилось?

- Что?

- Стать другим человек?

- Да, получилось.

Тишина. Она смотрела на дверь, а я взглянула на нее. Худая, напряженная словно борзая, она наклонилась вперед, так что под накрахмаленной тканью дорогой белой рубашки проступили очертания мышц. Левая рука как с витрины «Тиффани». Интересно, как может женщина носить столько серебра и не прогибаться под его тяжестью.

--- Сноска ---
Сноска: «Тиффани» - компания, занимающаяся производством и продажей ювелирных украшений, а также иных предметов роскоши, в том числе изделий из кожи, фарфора, хрусталя.
---------

У нее темно-рыжие волосы цвета красного дерева, красной кожи, отчасти от природы, отчасти от должного ухода. Думаю, весь ее облик был в одинаковой степени детищем природы и результатом ее собственных стараний.

- Вы кого-то ждете? – спросила я.

- Да, - она взглянула на часы. – Вы здесь живете?

- Нет, я живу в Нью-Йорке. Работаю в научно-исследовательском институте. Пришла сюда, чтобы встретиться…

Встретиться: оказаться лицом к лицу. Познакомиться. Представиться. Узнать. Увидеть. Встретить. Ожидать приезда. Столкнуться. Нарваться на конфликт.

- Пришла сюда, чтобы встретиться…


Ветер вырвал напитки из рук пьющих, раскидал бутылки в баре как бутылочные пробки, поднял мебель в воздух и вдребезги разбил ее о психоделическую стену. Слуг и обслуживаемых сдуло на улицу. В комнате остались только мы, она и я, загипнотизировано глядя друг на друга, не в силах вымолвить ни слова на ветру.


Она взяла свои вещи, и мы вместе покинули разрушенную комнату. Мне приходилось следовать за ней, когда она поворачивала. Я уже не знала, где мы. Пространство изогнулось. Город стал лабиринтом, а она – крысой, которая первой прибежит к лакомству.

Наконец мы оказались у маленькой забегаловки в богом забытой части города. Она скользнула внутрь, и мы сели за подозрительно милый столик с узорчатой скатертью, на котором стояли две гвоздики и лежали палочки гриссини. Мальчик вынес графин красного вина и миску с оливками. Он подал меню так, словно мы всего лишь зашли пообедать в самый обыкновенный день. А я попала в лапы к семейству Борджиа, и теперь они хотят меня накормить.

--- Сноска ---
Гриссини – традиционные итальянские хлебные палочки, размером чуть больше карандаша.

Борджиа – дворянский род из Испании, представители которого занимали высшие посты католической церкви в XV-XVII вв. Кроме прочего, известны тем, что устраивали роскошные и изысканные приемы и обеды, во время которых отравляли своих противников.
---------

Я открыла меню. «ПО-ИТАЛЬЯНСКИ ЕДА ВКУСНЕЕ».

- Здесь мы встретились впервые, - сказала она. – В 1947 году, в день моего рождения.

90 milado

- Она и я приближались к месту назначения, наверное, с разных концов города. Я представляла её разозлённой, уверенной и готовой состязаться со мной, и победить меня моим же оружием. Это была большая борьба, где призом был Джов. Он решил провести выходные с друзьями, когда я рассказала о том, что его жена мне написала. Её письмо лежало в моём кармане. Почерк – аккуратный. С инструкцией послушаться её. “Встречу тебя в среду 12го, вечером в 6.30, в баре отеля Algonquin”.


Почему она выбрала это место?
Вот я пришла.
Есть еще пять минут. Как время жестоко.
Я оделась, как воин: в черное с головы до ног, волосы опущены, в моих ушах толстые золотые обручи и яркий макияж. У меня было двадцать лет преимущества над моим противником, и я использовала каждый его месяц.
Она, может быть, седеет, возможно стареет, скорее всего полнеет, очевидно она небрежно одевается. Она, быть может, поэтично постелена и потопчена, её глаза за очками как музейные экспонаты. Я смогла понять её душу, убегающею и обманутую надеждой. Я опустошила бы её душу до дна.


Её не видно. Бар напоминал шахматную доску, парами, выпивающими мартини и официантами, высоко несущими хромированные подносы. Я направилась к углу ходом чёрного коня правыми углами и обошла, стоящих у бара, но никто не обратил внимания, не считая некоторых оценивающими взглядами бизнесменов. Несомненно, она не пришла. Естественно, она бы не пришла. Это была война нервов и я победила её. Я почувствовала нестерпимую боль на шее. Я заказала себе попить, и села под комнатной пальмой.
- Могу ли я сесть сюда?
- Да, пожалуйста. Вы, должно быть, англичанка.
- Почему?
- Слишком вежливы, чтобы быть американкой.
- Американцы не вежливые?
- Вежливые, если им заплатите.
- А британцы невежливые, сколько бы не заплатили.
- Тогда вы и я должны быть беженцами.
- Да, подозреваю, что это так. Мой отец приходил сюда часто. Он говорил, что только здесь в мире, человек может стать самим собой, когда как из кожи вон лезет, чтобы стать другим.
- У него получилось?
- Что?
- Стать другим.
- Да. Да, у него получилось.
Мы сидели тихо. Она смотрела на дверь. Я смотрела на неё. Её тело было хрупким, и сейчас, когда она сидела полусогнутая, её белая рубашка, накрахмаленная и дорогостоящая, подчёркивала форму её мускул спины. Её левая рука выглядела как витрина Tiffany’s. Я не понимала, как женщина смогла надеть столько золота на такое хрупкое тело.
Её волосы были тёмно-красными, как плоды кизила, как кожаная ткань с ощущением мягкости, которые казались от части унаследованной, от части результатом собственных усилий. На мой взгляд, она выглядела настолько великолепно и насколько просто.
- Вы кого-то ждёте? – спросила я.
- Да, ждала. – Она посмотрела на часы. – Вы здесь остановились?
- Нет. Я живу в Нью-Йорке. Я работаю в институте перспективных исследований. Я пришла, чтобы встретиться…


Почувствовался ветер, который вырвал стаканы у сидящих, разбросал барные бутылки, как пробки, поднял мебель и ударил её в глухую стену. Голоса официантов и посетителей бара проносились с обрывками за дверью. В комнате были она и я. Никого, кроме нас. Мы смотрели друг на друга, как зачарованные, но не смогли проговорить и слова из-за ветра.
Она собрала свои вещи и вместе мы оставили разрушенный зал. Я должна была следовать за ней, она вела меня по тротуарам. Я не знала, где мы находимся. Город представал передо мной извилистым переулком, а она, словно крыса, была более проворна.
Наконец мы прибыли в небольшой ресторан в старой части города. Она влетела вовнутрь, и мы сели за стол, покрытой ужасно приятной скатертью клетчатыми узорами, с двумя гвоздиками и двумя палочками гриссини.
Молодой парень появился с графином красного вина и тарелкой оливок. Он вручил нам меню, как если бы это был обычный ужин в обычный день. Я попала во власть Борджий, и сейчас они хотели, чтобы я попробовала их.
Я посмотрела на меню. ЕДА ВКУСНЕЕ В ИТАЛИИ.
- Я встретила его здесь, - проговорила она. – В 1947 году, в день, когда я родилась…

91 Milwaukee

Внутренние симметрии
Дженет Уинтерсон
Она прибудет с одного конца города, я – с другого. Я представила ее себе – сердитую, уверенную, готовую померяться силами и сразить меня в моей собственной игре. Эта битва велика, и награда в ней – Джоув. Когда я сказала ему, что она написала мне, он решил отправиться к друзьям на выходные.

Ее письмо лежало в моем кармане. Аккуратный почерк. Инструкции к повиновению. «Я встречусь с вами в среду 12-ого в 6-30 вечера в баре отеля «Алгонкин».

Почему она выбрала это место?

Вот и оно.

Еще пять невыносимых минут.

Я оделась, как воин: в черном от декольте до стелек туфель, волосы опущены, толстые золотые кольца в ушах, боевая раскраска на лице. У меня над противником двадцать лет преимущества, и я воспользуюсь каждым месяцем из них.

У нее наверняка седина, морщины, тело оплывшее, одежда висит кое-как. Сандалии надеты на носки, глаза за очками, как застекленные музейные экспонаты – мечта поэта... Я прямо вижу ее: волосы и плоть спасаются бегством, но надежда ее сперта внутри. Да я ее в унитаз солью.

Только не видать ее что-то. На шахматной доске бара парочки делали ходы бокалами мартини, а официанты – подносами, высоко поднятыми над головой. Я двинулась облаченным в черное конем прямыми углами по пересеченной местности, но кроме нескольких деловых людей с утонченным вкусом, никто не заинтересовался.

Разумеется, она не явилась. Она бы и не решилась. Это война нервов, и я победила. Как же шея болит ужасно!.. Закажу-ка себе выпить и упаду вон там, у горшка с пальмой.

– Могу ли я тут присесть?
– Пожалуйста. Вы, должно быть, англичанка.
– Почему вы так решили?
– Слишком вежливы для американки.
– Разве американцы не вежливы?
– Только когда им достаточно платят.
– Манеры британцев не улучшаются, сколько им ни плати.
– Значит, мы с вами беженцы.
– Я так точно. Мой отец, бывало, приезжал сюда. Он любил Нью-Йорк. Говорил, это единственное место на земле, где человек может оставаться самим собой, выворачиваясь наизнанку, чтобы стать кем-то другим.
– Получилось?
– Простите?
– Стать кем-то другим?
– Да. Он стал.

Мы молчали. Она смотрела на дверь, я – на нее. Со стройностью и волнением борзой собаки она выгнула вперед свое тело, и мышцы на ее спине проступили под рубашкой – белой, накрахмаленной и дорогой. Ее левая рука выглядела, словно витрина магазина Тиффани. Мне оставалось только гадать, как женщина может сидеть и не крениться под весом этого серебра.

У нее были темно-рыжие, кроваво-красные волосы, гибкие, как мягкая кожа, с упругостью отчасти данной, отчасти приобретенной. Сдавалось мне, что ее образ был настолько же искусственным, насколько и безыскусным.

– Вы кого-то ждете? – спросила я.
– Ждала. – Она взглянула на часы. – Вы остановились здесь, в отеле?
– Нет. Я живу в Нью-Йорке. Работаю в Институте высших исследований. Я здесь, чтобы встретиться с…

Встретиться – сойтись лицом к лицу. Познакомиться. Представиться. Найти. Испытать. Принять в гости. Дождаться прибытия. Столкнуться. Вступить в конфликт.

– Я здесь, чтобы встретиться с…

По бару прошелся ветер такой силы, что пьяницы забыли, зачем пришли. Он раскидал бутылки, как пустые склянки, поднял над землей мебель и швырнул ее в остолбеневшую стену. Официантов с клиентами вынесло лохмотьями за двери. Ничего не осталось внутри кроме нее и меня, гипнотизирующих друг друга, и ветер не давал нам и слова вымолвить.

Она взяла свои вещи, и вместе мы покинули разрушенное помещение. Тротуары у нас под ногами меняли направление согласно ее желаниям, и мне приходилось послушно следовать. Я уже не знала, где мы. Петля затянулась на топографической сетке. Город стал одной изогнутой аллеей, по которой она вела меня, как бывалая крыса.

Наконец мы добрались до маленькой закусочной в обшарпанной части города. Она влетела внутрь, и мы сели за угрожающе милый столик, покрытый клетчатой скатертью, украшенный букетом из двух гвоздик и хлебными палочками. Парнишка принес графин красного вина и чашку оливок. Он вручил нам меню, словно это был обычный обед в обычный день. Я попала в лапы Борджиа, и не выберусь, не вкусив еды.

Я заглянула в меню: ЕДА ВКУСНЕЕ НА ИТАЛЬЯНСКОМ.

– Здесь я его встретила, – сказала она. – В 1947, в день, когда я родилась…

92 mona_stacyV

Параллели

Я и она добирались до места встречи с противоположных концов города. Я представляла ее как злую, самоуверенную женщину, готовую состязаться со мной и обыграть меня в моей же игре. Это была серьезная борьба, и Джов был в ней призом. Когда я сказала ему, что она написала мне, он решил уехать к друзьям на выходные.
Ее письмо лежало у меня в кармане. Аккуратный почерк. Приказ к исполнению. «Встретимся в среду, 12го, в 18.30 в баре отеля «Алгонкин».
Почему она выбрала именно это место для встречи?
А вот и оно.
5 минут до назначенного времени. Как тянется время!
Я оделась как воительница: одежда черная от декольте до стелек, волосы распущены, в ушах толстые золотые серьги-обручи, на лице яркий макияж. У меня есть преимущество над моей соперницей – я на 20 лет моложе ее и собираюсь использовать каждый месяц этой разницы.
Должно быть, у нее седина, морщинистое лицо, она тучная и небрежно одета. Возможно, она придет, как все поэты, в сандалиях на босу ногу, а ее глаза в очках будут напоминать музейные экспонаты. Я представляла ее с растрепанными волосами, расплывшейся фигурой и застывшей надеждой в глазах. Я обыграю ее в два счета.
Ее не было видно. Бар напоминал шахматную доску с парами, которые совершали ходы бокалами с мартини, и официантами, которые носили хромированные подносы высоко над головами. Я продвигалась через это поле, как черный «конь», буквой «Г», поперек линий и пересекая их, но поодаль от кучки бизнесменов-ценителей – там не было никого, кто мог бы быть мне интересен.
Конечно, она не пришла. Конечно, она не придет. Это была война нервов, и я ее выиграла. Я почувствовала ужасную боль в шее. Я заказала напиток и сжалась от легкого удара кулаком.
- Могу я присесть рядом?
- Да, пожалуйста. Должно быть, Вы англичанка.
- Почему?
- Вы слишком вежливы для американки.
- Разве американцы невежливы?
- Только если им достаточно заплатить.
- Британцы невежливы независимо от того, сколько им заплатить.
- Тогда мы с Вами, должно быть, беженцы.
- Возможно, таковой я и являюсь. Мой отец когда-то приезжал сюда. Он любил Нью-Йорк. Он говорил, что это единственное место в мире, где человек может быть самим собой, пока работает в поте лица, чтобы стать кем-то.
- У него получилось?
- Что?
- Стать кем-то.
- Да. Да, он стал.
Мы замолчали. Она смотрела в сторону двери. Я посмотрела на нее. Это была стройная женщина с подтянутой фигурой, с фигурой борзой собаки, ее тело немного наклонено вперед, рельефные мышцы спины выступали через блузку, белую, накрахмаленную, дорогую. Ее левая рука была украшена драгоценностями от «Тиффани» будто витрина этого магазина. Удивительно, как женщина может носить столько серебра и не прогибаться под его тяжестью!
Ее волосы были темно-рыжими, даже кроваво-красными, огненно-красными, уложенные с легким талантом и минимумом усилий. Ее внешний вид был создан с долей искусства и долей естества.
- Вы кого-то ждете? – спросила я.
- Ждала, - ответила она, посмотрев на часы. – Вы остановились в этом отеле?
- Нет. Я живу в Нью-Йорке, работаю в Институте повышения квалификации. Я пришла сюда встретиться…
Глагол «встретиться» имеет следующие значения: 1. столкнуться с кем-либо или чем-либо; 2. познакомиться с кем-либо; 3. быть представленным кому-либо; 4. встречать; 5. испытать; 6. получить; 7. ожидать чьего-либо прихода; 8. повстречать кого-либо; 9. противостоять.
- Я пришла сюда встретиться…
Вдруг будто ветер поднялся, который вырвал напитки из рук пьющих, который смёл на своем пути бутылки, словно это были всего лишь горлышки от бутылок, который поднял мебель в воздух и разбил ее о застывшую стену. Официанты и ожидающие вылетели за дверь словно пушинки. В комнате не осталось ничего и никого, кроме меня и ее, меня и ее, загипнотизированных друг другом и неспособных говорить из-за ветра.
Она собрала вещи, и мы вместе вышли из разрушенной комнаты. Мне приходилось поспевать за ней, поскольку она проворно двигалась по улицам и переулкам. Я потеряла ощущение того, где мы находимся. Ловушка захлопнулась. Город превратился в извилистую аллею, где она была лучшей крысой.
В конце концов, мы пришли в маленький ресторанчик на окраине города. Она не спеша вошла внутрь, и мы сели за страшно милый столик с клетчатой скатертью, на котором стояла ваза с двумя гвоздиками и тарелка с хлебными палочками. К нам подошел официант с графином красного вина и чашей с оливками. Он вручил нам меню так, как будто это был обычный ужин в обычный день. Я попалась в сети семейства Борджиа, и теперь они хотели, чтобы я ела.
Я посмотрела в меню. ЕДА ВКУСНЕЕ В ИТАЛЬЯНСКОМ РЕСТОРАНЕ.
- Это то место, где я его встретила, - сказала она, – в 1947 году, в день, когда я родилась…

93 nadya_kay

До места встречи нам обеим предстояло добираться с противоположных концов города. Воображение рисовало озлобленную женщину, готовую ввязаться в затеянную мной игру, в отчаянной попытке одержать верх. Это была настоящая схватка, ей-богу. Узнав, что она мне написала, он решил уехать к друзьям на выходные. В моем кармане лежало ее письмо с аккуратно выведенными указаниями. «Я встречусь с Вами в среду, 12-го, в 18.30, в баре при отеле Алгонкин».
Почему она выбрала это место?
А вот и оно.
Оставалось пять минут. Как неумолимо время.
На встречу я облачилась подобно воину: вся в черном от макушки до пят, волосы распущены, в ушах массивные золотые серьги, макияж, больше похожий на боевую раскраску. Перед оппоненткой у меня было преимущество в двадцать один год, и я намеревалась воспользоваться этим сполна.
Наверняка она седая, в морщинках, располневшая, нелепо одетая, таких еще называют клушами. Непременно в очках, за стеклами которых глаза походят на музейные экспонаты. Мне виделись ее поредевшие волосы, потерявшее упругость тело, надежда, запертая глубоко внутри. Мое воображение не оставляло ей и шанса.

Она все не появлялась. В баре, как на шахматной доске, расположились парочки, потягивавшие мартини, сновали официанты с высоко поднятыми подносами. Исполненная решимости, я шагнула внутрь заведения, повернула направо и пересекла зал, но кроме нескольких скучавших дельцов никто, казалось, не проявил ко мне интереса.
Разумеется, она не пришла. Разумеется, она и не пришла бы. В этой изматывающей борьбе победа осталась за мной. Нестерпимо разболелась шея. Заказав напиток, я рухнула за столик возле пальмы.

- Можно присесть?
- Да, пожалуйста. Вы должно быть англичанка?
- Почему вы так решили?
- Слишком вежливы для американки.
- А разве американки невежливы?
- Только, если вы раскошелитесь.
- Британки не становятся любезнее, даже, если вы платите.
- Значит, вы и я приезжие.
- Полагаю, что так и есть. Мой отец наведывался сюда. Он любил Нью-Йорк. Он говорил, что это единственное место в мире, где человек может быть самим собой, продолжая при этом вкалывать, чтобы стать кем-то еще.
- И у него получилось?
- Получилось что?
- Стать кем-то еще.
- Да. Получилось.
Мы замолчали. Моя собеседница не сводила глаз с двери. А я смотрела на нее. Поджарая, словно борзая, она подалась вперед, обнаружив гибкую спину, контуры которой подчеркивала белоснежная накрахмаленная блузка, явно не из дешевых. Ее левую руку впору было выставлять в центральной витрине Тиффани. Даже не знаю, как женщины умудряются таскать столько украшений, обходясь при этом без поддержки. Ухоженные густые волосы переливались сочными оттенками спелых ягод. Что ж, выглядела она изыскано и в то же время просто.

- Ждете кого-то? – спросила я.
- Да, - она посмотрела на часы. – Вы останетесь здесь?
- Нет. Я живу в Нью-Йорке, работаю в Институте, в аспирантуре. Я здесь, чтобы встретиться…
Встретиться: увидеть воочию. Познакомиться. Представиться. Выяснить. Убедиться. Принять. Ждать появления. Столкнуться. Вступить в конфликт.
- Я здесь, чтобы встретиться…
Резкий порыв ветра устремился в бар, вырывая напитки из рук посетителей, разбивая бутылки вдребезги, круша мебель, попавшуюся ему на пути. Гонимые стихией официанты и посетители спешно покидали бар. Остались лишь я и она, как зачарованные мы смотрели друг на друга, не в силах вымолвить и слова.
Она подобрала свои вещи, и мы вместе покинули разгромленное заведение.
Я петляла за ней по улочкам, стараясь не отставать.
Куда нас занесло? На глаза попалась отогнутая сетка. Подобно крысе моя спутница безошибочно угадывала путь в лабиринте городских закоулков. В конце концов, мы добрались до небольшой забегаловки на окраине города. Она пробралась внутрь, и мы очутились за миленьким столиком под клетчатой скатертью, на котором красовались две гвоздики да несколько палочек гриссини.
Подоспевший паренек принес графин красного вина и оливки. Он вручил нам меню, словно это был просто обычный ужин самым обычным вечером. Я погружалась в атмосферу маленькой Италии, и теперь меня явно собирались накормить.
Взглянув на меню, я прочла: «НАСТОЯЩАЯ ИТАЛЬЯНСКАЯ КУХНЯ».
- Здесь мы с ним впервые встретились, - молвила она. – В 1947-ом, в день, когда я появилась на свет.

94 Nathela

Инстинктивная гармония.
Дженет Винтерсон


Мы с ней пойдем к месту встречи с противоположных концов города. В моем воображении я рисовала её злой, уверенной в себе, готовой сразиться со мной и победить меня в моей собственной игре. Предстоял большой бой, и Йов достанется победительнице. Когда я сказала ему, что получила от нее записку, он решил уехать к друзьям на выходные.


Ее записка лежала у меня в кармане. Написанная аккуратным почерком. Инструкция, которой нельзя было не подчиниться: «Встречусь с тобой в среду 12-го в 18.30 в баре отеля Алгонкин».
Почему она выбрала именно это место?
Это здесь. В запасе у меня оставалось пять минут, чтобы осмотреться. Время дорого. Оделась я воинственно – во все черное с головы до пят, точнее от декольте до стелек, волосы распущены, массивные золотые обручи в ушах, не макияж, а боевая раскраска на лице.
У меня была фора в двадцать лет перед моей соперницей, и я намерена была обернуть себе на пользу каждый месяц из этих двадцати лет.
У нее появятся седые волосы, морщины, лишний вес, она перестанет хорошо одеваться. Говоря поэтическим языком, облаченная в носки и сандалии, глядя на мир сквозь стекла очков, она превратится в музейный экспонат. Так и вижу, как ее волосы и тело испаряются, а с ними и ее надежды. Я бы смыла ее в канализацию.


Ее не было видно. В баре как фигуры на шахматной доске перемещались парочки с бокалами мартини и официанты с хромированными подносами над головами. Я вошла и, пройдя несколько шагов вперед, повернула под прямым углом, словно, сделав ход черным конем, но кроме нескольких бизнесменов, окинувших меня оценивающими взглядами, никто, казалось, не обратил на меня внимания.


Она, конечно же, не пришла. Она и не собиралась приходить. Это была война нервов , и я одержала в ней победу. Я почувствовала невыносимую боль в шее. Я заказала выпить и рухнула за столик под пальмой в кадке.
- Могу я к вам присесть?
- Пожалуйста, вы, наверное, англичанка?
- Почему вы так решили?
- Для американки – вы чересчур любезны;
- А американки, что же, не могут быть любезными?
- Могут, но только, если им достаточно заплатить;
- А британкам, сколько ни заплати, любезности не дождешься.
- Ну, тогда мы с вами обе из приезжих.
- Так и есть в моем случае. Мой папа сюда часто приезжал. Он обожал Нью-Йорк. Он говорил, что это единственное место в мире, где человек может выпрыгивать из штанов, чтобы чего-то добиться, не изменяя себе.
- А он смог?
- Что смог?
- Чего-то добиться?
- Да, конечно.
Мы помолчали. Она смотрела на дверь. А я на нее. Худая, взвинченная, тело, как у поджарой борзой, слегка подавшейся вперед в эту минуту, мышцы спины проступают сквозь белую, накрахмаленную, дорогую рубашку. Левая рука, словно витрина магазина Тифани. Непонятно как может женщина носить столько серебра и не заваливаться набок под его тяжестью. У нее были красно-рыжие волосы, цвет «темный-кизил» или «красная кожа», на вид мягкие, отчасти природный дар, отчасти плод собственных усилий. Мне показалось, что ее облик был столь же искусственным, сколь и натуральным.
- Вы кого-то ждете? - спросила я;
- Да, ждала, - она посмотрела на часы и спросила, - вы остановились в этом отеле?
- Нет. Я живу в Нью-Йорке. Работаю в Институте Передовых Исследований. Приезжала сюда ….
Как объяснить, зачем я приезжала: чтоб встретиться лицом к лицу. Познакомиться. Быть представленной. Выяснить. Испытать. Получить. Дождаться встречи. Столкнуться нос к носу . Схлестнуться лоб в лоб.
- Я приезжала сюда, встретиться….


И тут на бар налетел ветер такой силы, что вырвал из рук посетителей бокалы с напитками, раскидал бутылки за барной стойкой, словно пробки, взметнул в воздух мебель и швырнул ее в стену. Официантов и тех, кого они обслуживали, вынесло в дверь. В баре не осталось никого кроме нас двоих, загипнотизированных друг другом, не в состоянии продолжать беседу из-за ветра.
Она засобиралась, и мы вместе вышли из разгромленного помещения. Мне ничего не оставалось, как следовать за нею по пятам, пока она кружила по тротуарам. Я перестала понимать, где мы. Словно захлопнулась клетка. Город превратился в извилистую улочку, которая была ей знакома лучше, чем мне. Наконец мы добрались до небольшой закусочной в разрушенной части города. Она распахнула дверь, мы вошли и сели за столик с подозрительно красивой клетчатой скатертью, на котором стояла пара гвоздик и несколько палочек гриссини. Вышел официант с графином красного вина и чашечкой с оливками. Он протянул нам меню, будничным жестом, как будто предстоял обычный обед в самый заурядный день. Я попала в руки к Борджиа, и теперь они хотят, меня накормить.
Я взглянула в меню. НА ИТАЛЬЯНСКОМ ЕДА ВКУСНЕЕ.
- Именно здесь я с ним встретилась, - заговорила она, - в 1947 году в свой день рождения…»

95 nienna

Джанет Уинтерсон
Мы добирались до места встречи из разных концов города. Я пыталась представить ее: грозная, уверенная в себе, готовая бросить мне вызов и обыграть меня на моем же поле. Это серьезная битва, и наградой был Джови. Когда я сказала ему, что она написала мне, он решил поехать к друзьям на выходные. Ее письмо лежало у меня в кармане. Аккуратный почерк. Инструкция к исполнению. «Встретимся в баре отеля Алгонквин. 12-ого в среду, 18.30.».

Почему она выбрала это место?
Вот я и здесь.

В запасе еще пять минут. Порой время жестоко. Я облачилась в черное, как воин: от стелек до мельчайших трещинок на одежде, волосы распущены, большие золотые серьги, бойцовский макияж. Разница между мной и моим врагом составляла двадцать лет, и я собиралась использовать каждый месяц моего преимущества.
Конечно, ведь у нее седые волосы, вся в морщинах, толстая, в какой-то неопрятной одежде. На ногах, наверное, очень поэтично смотрятся босоножки с носками, а глаза в очках как будто музейный экспонат на выставке. Я словно вижу ее сейчас перед собой, ее надежду в ловушке испаряющегося тела. Я выжму из нее все соки.
Ее все еще нет. Бар был подобием шахматной доски, на которой разыгрывали партию несколько бокалов Мартини и официанты, бережно несущие подносы. Я сделала ход конем в правый угол, прошлась по бару, но мой маневр заметило только несколько бизнесменов, сидящих за столами-пешками.
Конечно, она не пришла. Конечно, она и не собиралась этого делать. Это была не просто война, бились даже наши нервные окончания, и я ее выиграла. Только что заметила, что сильно разболелась шея. Я заказала выпивку и скрылась за горшком с пальмой.

- Можно присесть?
-Пожалуйста, садитесь. Вы, наверное, англичанка.
-С чего вы решили?
-Слишком вежливая для американки.
-А разве американцы не вежливы?
-Только если им хорошенько заплатят.
-Англичане не церемонятся, и не важно, сколько им заплатят.
-Значит, мы с вами покинули свою страну.
-Думаю, да. Мой отец частенько сюда приходил. Он обожал Нью-Йорк, говорил, что это единственное место на земле, где человек может быть самим собой, пока выпрыгивает из штанов, чтобы стать кем-то.
-И у него получилось?
-Что?
-Стать кем-то?
-Да. Да, у него получилось.
Мы замолчали. Она смотрела на входную дверь, а я – на нее. Стройная, подтянутая, фигура борзой собаки, сейчас она склонилась над столом, и контуры мышц отчетливо видны сквозь рубашку: белую, накрахмаленную, дорогую. Ее левая рука как витрина Тиффани. Я не понимала, как женщина может носить столько серебра и сидеть при этом ровно.
Ее волосы темно-красного цвета, как у красных ягодок кизила или красного кожаного пиджака. Их мягкость и ухоженность от природы и некоторых усилий. Внешний ее вид в целом был искусен, но в тоже время безыскусен.
-Вы ждете кого-то? – спросила я.
-Ждала. – она посмотрела на часы. – Вы здесь останетесь?
-Нет, я живу в Нью-Йорке. Работаю там в Институте перспективных исследований. Я пришла сюда встретиться с…
Встретиться: лицом к лицу. Познакомиться. Представиться. Найти. Испытать. Принять. Дождаться появления. Столкнуться. Сойтись в поединке.
-Я пришла сюда встретиться с…
Налетел ветер, который смёл выпивку у сидящих, опрокинул бутылки за барной стойкой, поднял на воздух всю мебель и разнес ее о дрожащую стенку. Официантов и посетителей вынесло через входную дверь. В зале остались только я и она. Мы смотрели друг другу в глаза не в состоянии заговорить из-за ветра.
Она собрала свои вещи, и мы вместе вышли из разрушенного бара. Под ее ногами тротуар вихрился, постоянно менялось направление, и я шла по ее следам, не понимая, где мы. Мышеловка захлопнулась. Город напоминал лабиринт, и она была самой умной крысой.
Наконец, мы пришли к небольшой закусочной в старой части города. Она впорхнула внутрь первая, и мы сели за странный столик с клетчатой скатертью. Столик украшали две гвоздики и несколько палочек гриссини .
Парень принес графин вина и блюдце с оливками. Он так посредственно подал нам меню, будто это был обычный обед в обычный день. Я оказалась в руках семейства Борджиа , и теперь они хотят меня съесть.
В меню было написано: «По-итальянски еда вкуснее!»
-Здесь мы с ним познакомились. В 1947 году, в день моего рождения… - начала она.
 

96 Niki

Даже до места встречи мы, наверное, добирались с противоположных концов города. Я представляла ее: злую, уверенную в себе, готовую сразиться со мной и победить меня в моей же игре. Это была великая битва, а трофеем в ней был Джов. Я сказала ему, что она мне написала, а он решил, что, пожалуй, навестит в выходные друзей.
Ее записка лежала в моем кармане. Лаконичная инструкция. Без вариантов. «Я встречусь с тобой в среду, 13-го, в 18:30, в баре отеля «Алгонквин».
Почему именно это место?
И вот я здесь.
Оставалось пять минут. Как неумолимо время.
Я выглядела воинственно: в черном с ног до декольте, волосы распущены, крупные серьги-кольца, боевой раскрас. У меня было преимущество в 21 год, и я собиралась использовать против соперницы каждый месяц.
Она, должно быть, уже поседевшая, с морщинами, с лишним весом, небрежно одета. Разумеется, в своем поэтическом стиле - в носках и сандалиях, а глаза, как музейные экспонаты, за стеклами очков. Я ясно представляла ее себе, уже не первой свежести, и в груди теплилась надежда. Я смешаю ее с грязью.


Ее не было. Бар был похож на шахматную доску, на которой маневрировали парочки с мартини и официанты с высоко поднятыми блестящими подносами. Я же, как черный конь, ходила вдоль и поперек, но никто, кроме нескольких благожелательно настроенных бизнесменов, не проявил ко мне никакого интереса.
Ну, конечно же, она не пришла. Конечно же, она и не могла прийти. Это была битва нервов, и я ее выиграла. Я почувствовала острую боль в шее. Я заказала себе выпить и обессилено рухнула под растущей в горшке пальмой.
-Разрешите присесть?
-Пожалуйста. Вы, наверное, англичанка.
-Почему?
-Слишком вежливы для американки.
-Разве американцы не вежливы?
-Только если им за это платят.
-Британцы не будут вежливы, сколько бы им ни заплатили.
-Значит, и вы, и я, надо думать, эмигранты.
-Пожалуй, да. Мой папа приезжал сюда. Он был влюблен в Нью-Йорк. Он говорил, что это единственное место в мире, где человек может оставаться самим собой, вместе с тем изо всех сил стараясь стать кем-нибудь другим.
-И у него получилось?
-Получилось что?
-Стать кем-нибудь другим.
-Да. Да, у него получилось.
Мы замолчали. Ее внимание было направлено на дверь. Я рассмотрела ее. Она была стройной, напряженной, тело, как у борзой, немного наклонено вперед. Сквозь ее блузку: белую, накрахмаленную, дорогую – прорисовывался рельеф спинных мышц. Ее левая рука была как витрина Тиффани. Даже удивительно, как она может носить столько серебра, не сгибаясь при этом под его тяжестью.
Её темно-красные волосы, красные как дёрен, были искусно уложены в естественном беспорядке. Я отметила, что она выглядит одновременно просто и элегантно.
-Вы кого-то ждете? - спросила я.
-Ждала, - она посмотрела на свои часы. – А вы остановились в этом отеле?
-О, нет. Я живу в Нью-Йорке. Я работаю в Институте передовых исследований. Я пришла сюда, чтобы встретиться…
Встретиться лицом к лицу. Познакомиться. Убедиться. Осознать. Принять. Ждать. Столкнуться. Столкнуться в противостоянии.
-Я пришла сюда, чтобы встретиться…


Порыв ветра пронесся по залу, вырвав бокалы из рук присутствующих, разбросав бутылки в баре как пробки, подняв мебель в воздух и обрушив ее на возникший барьер. Изрядно потрепанных посетителей и официантов унесло за дверь. Вокруг нас не осталось ничего и никого, только я и она. Только я и она, загипнотизированные друг другом, не имея возможности сказать ни слова из-за ветра.


Она собрала свои вещи, и мы вместе покинули разрушенный бар. Мне пришлось следовать за ней, пока она петляла по тротуарам. Я уже не знала, где мы. Пространство изменилось. Весь город был одной сплошной искривленной улицей, а она – лучшей крысой.
В конце концов, мы пришли к небольшой закусочной в каком-то невзрачном районе города. Она завернула внутрь, и мы сели за неожиданно уютный столик, на котором были клетчатая скатерть, две гвоздики и несколько гриссини. Появился официант с графином красного вина и миской оливок. Он вручил нам меню, как будто бы это был самый обычный ужин в самый обычный день. Как будто бы я побывала в руках у Борджиа, а теперь они хотели, чтобы я c ними поужинала.
Я взглянула на меню. «ПОЧУВСТВУЙ ВКУС ИТАЛИИ».
-Здесь я встретила его,- сказала она,- в 1947, в день, когда я родилась…

97 NL

Предположу, что мы едем к месту встречи с разных концов города. Я представила ее: возмущенную, уверенную в себе, готовую сразиться и победить меня моим же оружием. Нам предстояло решающее сражение, роль трофея в котором отводилась Юпитеру. Узнав, что его жена мне написала, он сбежал на выходные к друзьям. Ее письмо лежало в кармане. Аккуратный почерк. Приказ, которому должно повиноваться. «Жду вас в среду, 12-го числа, в 18.30, в баре отеля “Алгонкин”».


Почему она решила встретиться именно здесь?


Я на месте.


Еще пять минут в запасе. Пытка временем.


Оделась как на войну: в черном с декольте до пят, волосы распущены, в ушах тяжелые золотые кольца, на лице боевая раскраска. Я моложе соперницы на 20 лет, и, клянусь, эти годы послужат мне сполна, до самого последнего месяца. Что ждет меня в баре? Седина, морщины и лишние килограммы под нелепой одеждой? Неизменно актуальные сандалии на носки и глаза, застывшие под стеклом, как музейные экспонаты? Не женщина, а жалкое сочетание угасающей сексуальности и неугасимой надежды. Из числа тех, которым место на свалке.


Ее не было. Бар напоминал шахматную доску, по которой влюбленные парочки перемещали мартини, а официанты – хромированные подносы в высоко поднятых руках. Я, в свойственной шахматному коню манере, пустилась в путь между столиками, но, похоже, никому, кроме истинных ценителей прекрасного в лице пары бизнесменов, до меня дела не было.


Разумеется, она не пришла. Разумеется, она бы никогда не решилась прийти. Наша война была прежде всего психологической, и победа осталась за мной. Я вдруг почувствовала, как жутко болит шея. Заказала напиток и рухнула под торчавшую из кадки пальму.


– Вы не возражаете, если я здесь присяду?


– Сделайте одолжение. Полагаю, вы англичанка?


– Почему вы так решили?


– Слишком вежливы для американки.


– Разве американцы не вежливы?


– Только если им как следует заплатить.


– А британцу сколько ни плати, он от этого вежливее не станет.


– Видимо, мы обе – эмигрантки.


– Да, пожалуй, меня можно так назвать. Мой отец частенько бывал здесь. Он любил Нью-Йорк. Говорил, это единственное место в мире, где человек может быть собой, в поте лица стараясь стать кем-то другим.


– И у него получилось?


– Что именно?


– Стать кем-то другим?


– Да, получилось.


Повисла тишина. Она смотрела на входную дверь. Я смотрела на нее. Стройное, поджарое тело замерло в напряженном ожидании. Она сидела, слегка подавшись вперед, так что рельеф мышц спины был отчетливо виден под обтянувшей их блузкой. Под белой, накрахмаленной, дорогой блузкой. Вид ее левой руки навевал мысли о витрине «Тиффани». Неужели можно надеть на себя столько серебра и все-таки сохранить гордую осанку под его тяжестью?


У нее были темно-рыжие, скорее даже красные, как киноварь красные волосы, своей красотой в равной мере обязанные щедрости природы и усилиям хозяйки. Мне подумалось, что выглядеть так просто весьма непросто.


– Вы кого-то ждете? – спросила я.


– Ждала. – Она посмотрела на часы. – Вы планируете здесь задержаться?


– Нет, я живу в Нью-Йорке. Работаю в Институте фундаментальных исследований. А сюда приехала, чтобы встретиться…


Встретиться. То есть увидеться с глазу на глаз. Завязать знакомство. Быть представленной. Застать. Познакомиться с. Сойтись. Дождаться прихода. Столкнуться. Столкнуться в схватке.


– Я приехала сюда, чтобы встретиться …


Порыв ветра вырвал напитки из рук пьющих, расшвырял бутылки с барной стойки, как будто каждая весила не больше воткнутой в нее пробки, поднял в воздух предметы мебели и запустил ими в стену психоделической расцветки. Обслуживающих и обслуживаемых в растрепанных чувствах выдуло в открытую дверь. Вокруг не осталось ничего, кроме нее и меня, ее и меня, очарованных друг другом, лишенных возможности говорить из-за ветра.


Она собрала вещи, и вместе мы покинули раскуроченный зал. Вслед за ней я погрузилась в бескрайний лабиринт улиц и вскоре перестала понимать, где мы находимся. Попала в область искривления пространства. Город превратился в кривой переулок, и она, как матерая крыса, знала его лучше.


Наконец, мы добрались до маленькой закусочной в каком-то потрепанном жизнью квартале. Она бочком проскользнула внутрь, и мы уселись за угрожающе милый, накрытый клетчатой скатертью столик, на котором стояла пара гвоздик и несколько палочек гриссини. Появился парнишка с графином вина и чашкой оливок. Он вручил нам меню так, будто это был банальный ужин в обычный день. Я угодила в лапы к семейству Борджиа, и в данный момент они желали, чтобы я отужинала. Ну что ж, заглянем в меню. ПО-ИТАЛЬЯНСКИ ЕДА ВКУСНЕЕ.


– Вот здесь мы с ним и встретились, – сказала она. – В 1947 году, в тот самый день, когда я родилась…

98 NN

К месту встречи ей и мне предстояло добираться с противоположных концов города. Я воображала её разгневанной, самоуверенной, готовой разорвать меня на клочки, обойти в моей собственной игре. Борьба шла не на жизнь, в на смерть, ибо победившая получала Джоува. Когда я рассказала, что получила письмо от неё, Джоув решил уехать на выходные к друзьям.
Её письмо лежало у меня в кармане. Аккуратный почерк, тон, не терпящий возражений: "Жду вас 12-го (среда) в 18:30 в баре отеля "Алгонкин"".
Интересно, почему именно здесь?
Вот я пришла.
Оставалось ещё пять минут: время неумолимо.
Я была в полной амуниции: вся в чёрном, волосы распущены, макияж а-ля "боевая раскраска", в ушах массивные золотые кольца. На моей стороне было преимущество в двадцать лет, и я не собиралась уступать ни одного месяца.
А она, конечно, седая, морщинистая, наверняка с лишним весом и не умеет одеваться. Конечно, она носит трогательные сандалии с носками, а её глаза можно увидеть только под стёклами очков, как музейные экспонаты. Мёртвой хваткой она цепляется за надежду, но собственные волосы и плоть отказываются служить ей.
Я просто смою её в канализацию.

Её нигде не было видно. Бар напоминал шахматную доску: парочки распоряжаются насчёт мартини, а официанты снуют между ними, высоко держа хромовые подносы. Ходом чёрного коня я пересекла несколько линий, но никто не обращал на меня внимания - разве что два-три бизнесмена, способных оценить прекрасное.
Ну конечно, она не пришла. И не придёт. Войну нервов выиграла я. Вдруг оказалось, у меня жутко болит шея. Я заказала выпивку и приземлилась под пальмой в кадке.
- Можно здесь сесть?
- Да, пожалуйста. Вы англичанка?
- Почему вы так решили?
- Для американки вы слишком вежливы.
- Разве американцы не вежливы?
- Смотря сколько им за это платят.
- Англичане не будут вежливы, сколько бы им ни платили.
- Значит - бежали по идейным соображениям, как и я?
- Вроде того. Сюда переехал мой отец. Он любил Нью-Йорк. Называл его единственным местом на земле, где можно быть самим собой - и при этом лезть из кожи вон, чтобы стать кем-то ещё.
- У него получилось?
- Что?
- Стать кем-то ещё.
- Да. Получилось.
Мы помолчали. Она смотрела на дверь. Я рассматривала её. У неё было стройное гибкое тело, как у гончей собаки. Она сидела облокотившись о стол, и под накрахмаленной белой тканью дорогой блузки выделялись спинные мускулы. Её левая рука напоминала витрину Тиффани: как только ей удавалось не клониться в сторону под тяжестью всего этого серебра?
Волосы у неё были красновато-каштановые, цвета красного дерева или натуральной кожи,и будучи вьющимися от природы, были к тому же тщательно уложены. Искусная небрежность - вот что скользило во всём её облике.
- Вы кого-нибудь ждёте? - спросила я.
- Ждала, - сказала она, поглядев на часы. - А вы снимаете здесь номер?
- Нет, я живу в Нью-Йорке. Работаю в Институте перспективных исследований. А здесь я должна была встретиться...
Встретиться - сойтись лицом к лицу, познакомиться с кем-либо; быть представленным кому-либо; найти что-либо или кого-либо; испытать не себе что-либо; получить что-либо; сойтись с кем-либо, вступить в поединок с кем-либо.
- Я должна была встретиться...

По залу пронёсся вихрь, вырвал из рук бокалы, расшвырял бутылки в баре, поднял в воздух мебель и расплющил её об обескураженную стену. Официанты и посетители оказались смяты и вынесены за дверь. Остались только она и я; она и я пожирали друг друга глазами и из-за ветра не могли вымолвить ни слова.

Она взяла свои вещи, и мы вдвоём покинули развалины бара. Мне приходилось идти за ней по пятам, поскольку тротуарная плитка выворачивалась под её ногами. Вещи лишились скелета. Город превратился в мираж, а мы в призраков.
Наконец мы подошли к маленькой закусочной в захолустной части города. Она скользнула внутрь, и мы уселись за столик, покрытый угрожающе симпатичной клетчатой скатертью, сервированный двумя гвоздичками и корзинкой с хлебцами гриссини. Мальчик вынес нам графин с вином и тарелочку с маслинами, подал меню. С виду всё напоминало обычный обед в обычный день. Я чувствовала себя пленницей Борджиа, которую приглашают к столу.
Я заглянула в меню. "По-итальянски вкуснее".
- Здесь мы с ним познакомились, - сказала она. - В 1947 году, в день моего рождения.

99 Olga

Она и я прибудем на место с противоположных концов города. Я представила её, злую, уверенную в себе, готовую соревноваться и побить меня в моей же собственной игре. Это была большая битва, а Джов – трофеем. Стоило мне сказать ему, что она написала, как он сразу решил съездить к друзьям на выходные.


Её письмо лежало в моем кармане. Аккуратный почерк. Инструкция к повиновению. «Я встречусь с Вами в среду 12-го в 18.30 в баре отеля «Алгонкуин».


Почему она выбрала это место?


Вот оно.


Пять минут в запасе… Неумолимость времени.


Я оделась как воин: вся в черном – сверху до низу, распущенные волосы, широкие золотые кольца в ушах, яркий макияж. Я на 20 лет моложе своей соперницы, и каждый месяц разницы будет моим преимуществом.


Она будет седеющей, морщинистой, с лишним весом, неряшливой. Босоножки с носками, глаза за стеклами очков как музейные экспонаты… Я представляла её, теряющую волосы и плоть, загнавшую надежду глубоко внутрь. От неё ничего не останется...


Ни следа соперницы. Бар – шахматная доска с парочками, переставляющими бокалы Мартини, и официантами, высоко несущими блестящие подносы. Черным конем я пошла под прямым углом и через линии, но, кроме пары бизнесменов, казалось, никто мной не заинтересовался.


Конечно, она не пришла. Конечно, она не придет. Это была война нервов, и я одержала победу. Боже мой, как сильно разболелась шея. Я заказала выпить и рухнула в кресло под пятнистой пальмой.


- Могу я здесь сесть?


- Конечно. Вы, должно быть, англичанка.


- Почему Вы так решили?


- Слишком вежливы для американки.


- Разве американцы невежливы?


- Только если достаточно им платить.


- Британцы невежливы вне зависимости от того, сколько вы им платите.


- Тогда Вы и я эмигранты.


- Думаю, в моем случае это верно. Мой отец бывал здесь… Он любил Нью-Йорк. Он говорил, что это единственное место в мире, где человек может быть собой, пока из кожи вон лезет, чтобы стать кем-нибудь другим.


- Он стал?


- Простите?


- Стал кем-нибудь другим?


- Да. Да он стал.


Мы молчали. Она смотрела на дверь. Я смотрела на неё. Она была стройной, энергичной, тело, как у гончей, сейчас подалось вперед, белая, дорогая, накрахмаленная рубашка обтягивала мускулы спины. Её левая рука выглядела как витрина Тиффани. Никогда не понимала, как женщина может носить так много серебра и при этом сидеть прямо.


Её волосы были темно-красными, как ягоды кизила, как красная кожа, послушные, наполовину от природы, наполовину в результате усилий. Я предположила, что её внешний вид настолько же искусствен, насколько и естествен.


- Вы кого-то ждете? – спросила я.


- Ждала, - она посмотрела на часы. – Вы здесь остановились?


- Нет. Я живу в Нью-Йорке. Работаю в институте передовых исследований. Я пришла сюда, чтобы встретиться…


Встретиться: столкнуться лицом к лицу. Познакомиться с… Представиться…Повидаться.. ...Соприкоснуться… Принять у себя…Дождаться прибытия... Столкнуться… Схлестнуться…


Я пришла сюда, чтобы встретиться…


Вихрь закружился вокруг, вырвал бокалы из рук посетителей, расшвырял бутылки как пробки, подхватил мебель и швырнул её в неподвижную стену. Официанты и клиенты улетели прочь на коврах. В баре никого не осталось, только она и я, она и я, завороженные друг другом, оглушенные вихрем.


Она собрала вещи, и вместе мы покинули разрушенный бар. Мне пришлось следовать за ней, она вела меня таким извилистыми путями, что через некоторое время я перестала понимать, где мы находимся. Клетка захлопнулась. На изогнутых аллеях города хозяйкой была она.


Наконец мы подошли к маленькому ресторанчику в заброшенном районе. Покачиваясь, она вошла внутрь, и мы уселись за зловеще очаровательный столик с клетчатой скатертью. На столике стояла пара гвоздик и несколько палочек гриссини. Подошел официант с графином красного вина и мисочкой олив. Он подал нам меню, как будто бы это был обычный обед в будний день. Я попала в руки к Борджиа, и они хотят меня накормить.


Я взглянула в меню. Еда вкуснее по-итальянски…


- Здесь я встретила его, - сказала она. – В 1947, в день своего рождения.

100 olgagon

GUT SYMMETRIES
by Jeanette Winterson

Мы с ней приближаемся к месту встречи с противоположных концов города. Я представила ее: обозленную, уверенную в себе, готовую сражаться со мной на равных и победить меня моим же оружием. Предстояла большая драка, и ставка в ней – Джов. Когда я рассказала ему, что получила от нее записку, он решил отправиться на выходные к друзьям.


Записка лежала у меня в кармане. Аккуратный почерк. Приказ, не подразумевающий возражений. «Жду Вас в среду 12 числа в 6.30 вечера в баре гостиницы «Алгонквин».


Почему именно здесь?


Итак, я на месте.


Еще пять минут. Время безжалостно.


Я приготовилась к битве: вся в черном -- от лифчика до стелек, волосы распущены, золотые кольца толщиною в палец в ушах, боевая раскраска на лице. У меня двадцать лет преимущества над соперницей, и я намерена использовать каждый месяц из них.


Она будет с сединой в волосах. Она будет в морщинах. Она будет полной. Она будет небрежно одетой. Она будет не от мира сего: в босоножках и носках, глаза за стеклами очков как экспонаты в музейных витринах. Черты ускользали, но я видела ее душу, до краев наполненную надеждой. Я не оставлю ей ни капли.



Ее не видать. Бар напоминал шахматную доску, по которой парочки передвигали бокалы с мартини и сновали официанты с высоко поднятыми хромированными подносами. Я вошла как черный конь, углом пересекая ряды, но кроме нескольких ценителей из деловых, мною, видимо, никто не заинтересовался.


Ну, конечно, она не пришла. И не придет. Это была война нервов, и победа на моей стороне. Я вдруг заметила, что у меня ужасно болит шея; заказала себе выпить и рухнула на стул по соседству с пальмой в горшке.


-- Можно присесть?


-- Пожалуйста. Вы, наверное, англичанка.


-- Почему?


-- Слишком вежливы для американки.


-- Разве американки не вежливы?


-- Только, если им хорошо платят.


-- Зато британцы невежливы, сколько бы им не платили.


-- Значит, мы с вами просто отбились от стаи.


-- Возможно. Мой отец бывал здесь. Он любил Нью-Йорк. Говорил, что это единственное место в мире, где человек может оставаться самим собой, даже работая из последних сил и выпрыгивая из штанов, чтобы стать кем-то еще.


-- А он стал?


-- Кем?


-- Кем-то еще?


-- А-а, да. Стал.


Мы замолчали. Она смотрела в сторону двери. Я оглядела ее. Стройная, напряженная. По-кошачьи грациозное тело склонилось вперед, и под блузкой – белой, накрахмаленной, дорогой – прорисовывались мышцы спины. Ее левая рука выглядела как витрина Тиффани(*). Непонятно, как может женщина надеть столько серебра и не согнуться под его тяжестью.


Волосы у нее были темно-рыжие, такой цвет бывает у древесины или у кожи, слегка волнистые, от природы и не только. Я догадалась, что большого искусства требовала эта внешняя безыскусность.


-- Вы кого-то ждете? – спросила я.


-- Уже нет, -- она глянула на часы. – Вы остановились в этой гостинице?


-- Нет, я живу в Нью-Йорке. Работаю в Институте перспективных исследований. Я пришла сюда, чтобы встретиться…


Встретиться – оказаться лицом к лицу. Познакомиться. Быть представленной. Найти. Испытать. Получить. Дождаться прибытия. Столкнуться. Вступить в бой. «Я пришла сюда, чтобы встретиться…»



Словно тайфун ворвался в зал. Он рвал напитки изо ртов пьющих, расшвыривал как пробки бутылки за стойкой, поднимал мебель в воздух и разбивал ее о застывшие в обмороке стены. Официанты и посетители, все в лохмотьях, вылетали в дверь. Бар опустел, остались только она и я, она и я, загипнотизированные друг другом, из-за ветра не способные вымолвить ни слова.


Она собрала свои вещи, и мы вместе покинули разгромленный бар. Она шла, и мостовая извивалась у нее под ногами. Мне пришлось последовать за ней - я потеряла представление о том, где мы находились. Клетка захлопнулась. Город превратился в лабиринт, и только она знала, где искать выход.


Наконец мы остановились около маленькой забегаловки в какой-то неприглядной части города. Она завернула внутрь, и мы сели за накрытый клетчатой скатертью подозрительно милый столик, с двумя гвоздиками и несколькими палочками гриссини(**) на нем. Мальчик вынес нам графин красного вина и миску с оливками. Он подал меню, словно это был самый обычный день и самый обычный обед. Я в руках Борджиа(***), и теперь им нужно, чтобы я поела.

Я бросила взгляд на меню. «ЕДА ВКУСНЕЕ ПО-ИТАЛЬЯНСКИ».

-- Я встретила его здесь, -- начала она. – В 1947 году, в день, когда я родилась…


(*) Тиффани – сеть дорогих ювелирных магазинов.
(**) Гриссини -- традиционные итальянские хлебные палочки, обычно размером чуть больше карандаша, длинные, тонкие и хрустящие.
(***) Борджиа (или Борджа) – испанский дворянский род, имя которого стало синонимом распущенности и вероломства; для достижения своих целей представители рода часто использовали яды.
 

101 Oxana

Мы шли к месту встречи с разных концов города. Мысленно я представляла себе ее: злая, самоуверенная, готовая противостоять мне и бить меня моим же оружием. Это была серьезная схватка, и Джоув был наградой. Когда я сказала ему, что его жена мне написала, он решил уехать к друзьям на выходные.

В моем кармане лежало письмо, написанное аккуратным почерком. Содержимое послания предполагало повиновение: «Я встречусь с Вами в среду двенадцатого числа, в шесть тридцать вечера в баре отеля Алгонкин».
Почему именно здесь?

Ну вот, я на месте.

Осталось пять минут. Беспощадное время.

Я оделась как воин в черное с головы до ног, волосы распущены, массивные золотые серьги-обручи, полный боевой макияж. Каждый месяц из двадцатилетнего преимущества над своей соперницей я собиралась использовать полностью.

Она придет стареющая, морщинистая, излишне полная, небрежно одетая. И как работница музея, в сандалиях на носки, глаза спрятаны за очками. Я уже видела ее: волосы и тело предают, надежда спряталась глубоко внутри. Я осушу ее до дна.

Ее нет. Бар был как шахматная доска с парочками, жонглирующими мартини, и официантами с хромированными подносами. Я сделала ход черным конем и заш

--- От модератора: из-за технического сбоя "ХВОСТ" не получен. ---

102 pig

Дороги приведут нас сюда с противоположных концов города. Я представляла ее злой, уверенной в себе, полной решимости одержать надо мной верх в моей собственной игре. Это была великая битва, а Юпитер был призом. Когда я рассказала ему о письме, он решил отправиться на выходные к друзьям.
Ее письмо, написанное аккуратным подчерком, лежало у меня в кармане. Требование подчиниться. «Встретимся в баре отеля Алгонкин в среду 12-го в 18:30». Почему она выбрала именно это место?
Я была у цели.
Еще 5 минут. Время тянулось.
Я выглядела воинственно: одета в черное, декольте, распущенные волосы, внушительные золотые кольца в ушах, на лице – боевой раскрас. У меня было преимущество в 20 лет над моей соперницей, и я собиралась воспользоваться им в полной мере.
У нее, вероятно, седеющие волосы, морщины, лишний вес и она совершенно неразборчива в одежде. На ногах – невообразимые сандалии, одетые на носки, глаза спрятаны за стеклами очков, словно музейные экспонаты. Я увижу ее во всей красе, когда она войдет. Я сотру ее в порошок.

Она не появлялась. В баре как фигуры на шахматной доске расположились парочки, потягивающие мартини, официанты разносили заказы, высоко держа сверкающие подносы. Я, словно черный рыцарь, обошла весь бар, но никто, кроме нескольких бизнесменов, знающих толк в прекрасном, не обратил на меня внимания.

Она, конечно, не пришла. И не придет. Это была психологическая война, и я одержала победу. Я заметила, что у меня ужасно болела шея. Я заказала себе выпить и, почувствовав слабость, расположилась под растущей в горшке пальмой.
- Можно присесть?
- Да, пожалуйста. Вы, должно быть, англичанка.
- Почему?
- Для американки вы слишком вежливы.
- А что, американцы не вежливы?
- Только, если им прилично заплатить.
- Британцы невежливы в независимости от того, сколько им заплатишь.
- Тогда мы с Вами эмигранты.
- Вероятно да. Мой отец часто бывал здесь. Он любил Нью-Йорк. Он говорил, что это единственное место в мире, где можно быть самим собой, и если много работать, то можно многого добиться.
- У него получилось?
- Что?
- Добиться многого?
- Да. Получилось.

Мы замолчали. Она смотрела на дверь. Я смотрела на нее. Передо мной была стройная женщина с подтянутым как у борзой телом, она слегка наклонилась вперед и под ее белой, накрахмаленной, дорогой блузой просматривались мышцы на спине. Ее левая рука выглядела как витрина Тиффани. Я не понимала, как женщина может носить столько серебра и не сгибаться под его тяжестью.
Ее волосы были темно – красные, кроваво – красные, цвета бычьей крови – умело дополненный подарок природы. Я догадалась, что вся естественность ее образа была искусно продумана.
- Вы кого-то ждете? – спросила я.
- Ждала,- она посмотрела на часы.- Вы здесь остановились?
- Нет. Я живу в Нью-Йорке. Работаю в Институте перспективных исследований. Я здесь, чтобы встретиться с … .
Встретиться! Встретиться лицом к лицу. Познакомиться. Быть увиденной. Обнаружить. Убедиться. Дождаться прихода. Столкнуться. Схлестнуться в конфликте.
- Я здесь, чтобы встретиться с …..
Внезапно в комнату ворвался ветер, который вырывал бокалы из рук отдыхающих, как пушинки разбрасывал бутылки, поднимал в воздух мебель и швырял о стены. Официанты и посетители, одежда которых походила на лохмотья, исчезли за дверью. Не осталось ни одной живой души кроме меня и нее, мы словно находились под гипнозом друг друга. Ветер не позволял разговаривать.

Она собрала свои вещи и вместе мы вышли из комнаты, в которой царил хаос. Я следовала за ней, сворачивая с одной улицы на другую. Я перестала понимать, где мы. Ловушка захлопнулась. Город был лабиринтом улиц, а преимущество было на ее стороне.
В конце концов, мы добрались до маленького кафе в невзрачной части города. Она вошла первой, и мы сели за внушительных размеров стол, накрытой клетчатой скатертью, на котором стояли две гвоздики и лежали несколько палочек гриссини*. Вышел мальчик-официант с графином красного вина и пиалой оливок. Он подал меню, словно это был обычный ужин в самый обычный день. Я попала в руки семейства Борджиа* и теперь они хотят меня сожрать.
Я посмотрела на меню: ИТАЛЬЯНЦЫ ЗНАЮТ ТОЛК В ЕДЕ.
- Здесь я встретила его, - сказала она. – В 1947 году, в день когда я родилась… .


Гриссини (итал. grissini) — традиционные итальянские хлебные палочки.

Семейство Борджиа - достигло вершин власти в Италии в период Возрождения, одно из самых жестоких и развратных семейств в 15 веке.

103 Polina

GUT symmetries

GUT – Grand Unification Theory – Теория Великого Объединения
Gut – также может относиться к интуиции, например, в “gut feeling”, etc.

Итак, название переводится либо как «Симметрия теорий великого объединения», либо «Симметрия интуиции»

Автор Джанетт Винтерсон

Мы с ней направлялись бы к назначенному месту из противоположных концов города. Я представляла ее, злящуюся, уверенную, готовую померяться силами и выиграть у меня в моей же игре. Предстояла серьезная схватка, и в этой схватке Джов был призом. Когда я сообщила ему, что она написала мне, то он решил уехать к друзьям на выходные. Ее письмо лежало у меня в кармане. Аккуратный почерк. Инструкция к послушанию. «Увидимся в среду, 12-го, в 6:30 вечера, в баре гостиницы «Алгонкуин».
Почему она выбрала именно это место?
Я прибыла.
Оставалось пять минут до назначенного времени. Какая все-таки жестокость время.
Я выглядела настоящим бойцом: вся, с головы до пят, в черном, распущенные волосы, толстые золотые серьги-кольца в ушах, боевой раскрас на лице. У меня было двадцать лет преимущества над моей соперницей, и я планировала использовать каждый месяц из них.
Она должна была быть седеющей, вся в морщинах, располневшей, безвкусно одетой. Носки в сандалиях и глаза за толстым стеклом очков, словно музейные экспонаты, поэтически дополнили бы эту картину маслом. Я почти видела ее: волосы и тело, ускользающие из-под ее контроля, и надежда, которая находится внутри нее, словно в заключении. Я бы смыла ее в канализацию.

Она все еще не появилась. Бар выглядел шахматной доской, где пары переставляли бокалы с мартини, а официанты сновали с хромовыми подносами в высоко поднятых руках. Я передвигалась под прямыми углами, словно шахматный конь, но, за исключением нескольких способных оценить меня бизнесменов, в баре не было никого, кто был бы во мне заинтересован. Конечно, она не появилась. Конечно, она и не появилась бы. Это была война нервов, и я стала в ней победительницей. Я почувствовала сильную боль в шее. Заказала выпить и устроилась под пальмой в кадке.
- Можно присесть?
- Пожалуйста. Вы, наверное, англичанка.
- Почему?
- Слишком вежливы для американки.
- Разве американцы не вежливы?
- Только если им достаточно заплатят.
- Ну а англичане не вежливы независимо от того, сколько им заплатят.
- Тогда мы с Вами, должно быть, беглецы.
- Возможно, я такая и есть. Мой отец сюда приезжал. Он любил Нью-Йорк. Говорил, что это единственное место в мире, где человек может оставаться самим собой в то время, когда он пытается стать кем-то другим.
- И что же?
- Что?
- Стал кем-то другим?
- Да. Да, он стал.
Мы замолчали. Она смотрела в сторону двери. Я смотрела не нее. Она была стройной, подтянутой, ее тело напоминало охотничью собаку. Она слегка наклонилась вперед. Мышцы спины очерчивали белую, накрахмаленную, дорогую блузу. Ее левая рука выглядела словно витраж ювелирного магазина «У Тиффани». Я была не уверена, как женщина, на которой было такое количество украшений из серебра, могла сидеть ровно, на перегибаясь.
Ее волосы были темно рыжими, цвета кизилового дерева, или, возможно, цвета красной кожи, в них была та мягкость, которая является частично даром, а частично появляется благодаря приложенным усилиям. Мне представилось, что ее внешний вид был как искусством, так и отсутствием такового.
- Вы кого-то ждете?
- Ждала. – Она посмотрела на часы. – А Вы здесь живете?
- Нет. Я из Нью-Йорка. Работаю в институте передовых исследований. Сюда пришла, чтобы встретиться с… - Встретиться лицом к лицу с. Познакомиться с. Представиться. Найти. Понять. Получить. Дождаться. Испытать конфликт.
- Я пришла сюда, чтобы встретиться с…

По комнате пронесся ветер, вырвав бокалы из рук посетителей, расшвыряв бутылки по бару, словно они были легкими крышками, подняв мебель в воздух и после этого шарахнув ее о стены. Официанты и те, кого они обслуживали, были вышвырнуты за дверь. В комнате на осталось ничего и никого, кроме меня и ее. Мы были загипнотизированы друг другом, не в состоянии сказать и слова из-за поднявшегося ветра.
Она собрала свои вещи, и вместе мы покинули разрушенное помещение. Мне приходилось следовать за ней, так как она разрушала мостовую у себя под ногами. Я была растеряна и не знала, где мы. Сеть закрылась. Город превратился в перекореженную аллею, в которой она была более приспособленной крысой.
Наконец, мы добрались до небольшой забегаловки в заброшенной части города. Она ворвалась в нее, мы устроились за столом, покрытым угрожающе приятной скатертью в клетку, на котором стояла ваза с двумя гвоздиками и тарелка с хлебными палочками. Подошел мальчишка с графином вина и чашкой с оливками. Он подал нам меню, как будто мы находились в обычной забегаловке в совершенно обычный день. Словно я попала в руки Борджий, и теперь они хотели, чтобы я ела.
Я посмотрела в меню. «ЕДА ВКУСНЕЕ НА ИТАЛЬЯНСКОМ.»
- Я познакомилась с ним здесь. – Произнесла она. – В 1947 году, в тот день, когда я родилась…

104 Polina A

«Тайнопись плоти»
Дженет Уинтерсон
Она и я приближались к месту встречи с разных концов города. Я представляла, насколько она, разъяренная и уверенная в себе, готова сразиться и победить в моей собственной игре. Это была действительно большая схватка и призом был Джоув. Я сказала ему о том, что она написала мне, что решила навестить друзей на выходных. Письмо было у меня в кармане. Каллиграфический подчерк. Инструкция к применению. «Увидимся в среду, 12-го, в 6:30 вечера в баре отеля «Algonquin» ».
Почему она выбрала это место?
Пятиминутное, жуткое ожидание.
Я была одета словно воин: вся в черном, распущенный волос, золотые серьги, макияж. У меня было двадцатилетнее преимущество перед моей соперницей и я собиралась использовать каждый месяц этого преимущества. Скорее всего, моя соперница – седеющая, полная, небрежно одетая дама, словно музейный экспонат.
Ни единого намека на то, что она уже пришла. Бар представлял собой место, в котором маневрировали парочки, потягивающие Мартини, и официанты с высокими подносами. Я протиснулась в дальний угол бара между несколькими важными бизнесменами, которых, я кажется, совсем не заинтересовала. Разумеется, она еще не пришла. Конечно, она не придет. Это была игра нервов, которую я выиграла. Я почувствовала сильную боль в шее. Я заказала выпить.
«Могу я здесь присесть?»
«Пожалуйста. Возможно, вы англичанка».
«Почему?»
«Вы слишком вежливы, чтобы бать американкой».
«Неужели американцы вежливые?»
«Только тогда, когда им за это достаточно заплатят».
«Британцы невежливые не зависимо от того, сколько им заплатят».
«Тогда мы с Вами, должно быть, беженцы».
«Скорее всего, я – да. Мой отец, бывало, приходил сюда. Он любил Нью-Йорк. Он говорил, что это единственное место в мире, где человек может оставаться собой, в то время, пока он работает, чтобы доказать, что может стать кем-то еще».
«И он достиг чего-нибудь?»
«Что?»
«Да».
Мы замолчали. Она смотрела на дверь. Я смотрела на нее. Она была одета дорогую, белую, накрахмаленную рубашку, которая выгодно подчеркивала ее худощавое, мускулистое тело. Ее левая рука выглядела будто витрина магазина Тиффани. Я не могла себе представить, как она может сидеть, не сгибаясь, под такой тяжестью украшений, которые были на ней одеты. У нее были темно-рыжие волосы.
«Вы кого-то ждете?» - начала я.
«Да». Она посмотрела на часы. «Вы живете здесь?»
«Нет. Я живу в Нью-Йорке. Я работаю в институте специальных исследований. Я пришла сюда на встречу…» Встретиться, познакомиться, представиться, найти, попробовать, получить. «Я пришла сюда на встречу».
Внезапный ветер раскидал все бутылки, посуду и мебель в баре в разные стороны. Из-за ветра смешались посетители и официанты. Казалось, будто никого кроме нас не осталось, только она и я, загипнотизированные другом другом, не в состоянии говорить из-за ветра.
Она собрала свои вещи и мы вместе вышли. Я должна была следовать за ней. Я потеряла ощущение, где мы находимся.
Наконец-то мы дошли до маленькой кафешки. Мы зашли туда, сели за столик со скатертью и вазой, в которой стояли гвоздики. Пришел официант с бутылочкой красного вина и тарелкой маслин. Он протянул нам меню, будто бы это был обычный ужин в обычный день. Я посмотрела меню. Итальянская еда лучше по вкусу.
«Это тогда, когда я встретила его», - начала она. «В 1947, в тот день, когда я родилась …»
 

105 probe

Она и я приближались к месту с противоположных концов города. Я представляла себе ее – злую, самоуверенную, готовую соревноваться со мной и победить меня в моей же собственной игре. Это была большая игра и Йов был призом. Когда я сказала ему об ее письме, он решил погостить у друзей неделю.
Ее письмо было у меня в кармане, написанное аккуратным почерком. Инструкция подчиняться. – Я встречусь с тобой в среду 12 числа в 6.30 в баре в отеле Алгонкуин.
Почему она решила встретиться здесь?
Вот это место.
Пять мину в запасе. Это целая вечность.
Я была одета как воин – вся в черном от макушки до пяток, волосы зачесаны, толстые золотые кольца в ушах, боевая раскраска на лице. У меня было преимущество в 20 лет перед моей соперницей, и я собиралась использовать каждый месяц этого преимущества.
Она поседееет, покроется морщинами, я смету ее, ее одежда будет истрепана в клочья. Говоря поэтическим языком, она будет выглядеть как человек, надевший сандалии с носками, с глазами за стеклами очков, застывшими, словно музейные экспонаты. Я представляла, как она бледнеет, как надежда умирает внутри нее. Я втопчу ее в землю.


Ни малейшего намека на ее присутствие. Бар был похож на шахматную доску, на которой парочки маневрировали с мартини в руках, уворачиваясь от официантов с хромированными подносами. Я двигалась по диагонали, как черный офицер в шахматах, пересекая пути других людей, но только несколько скучающих бизнесменов взглянули на меня.
Конечно, она еще не пришла. Несомненно, она вообще не придет. Это была война нервов и я вышла из нее победителем. Неожиданно я почувствовала ужасную боль в шее. Я заказала выпивку и рухнула рядом с пальмой в горшке.
- Можно присесть?
- Конечно. Вы, должно быть, англичанка?
- Почему вы так решили?
- Вы слишком вежливы для американки.
- Разве американцы невежливые люди?
- Только если вы платите им достаточно
- Британцы грубы вне зависимости от того, сколько вы им платите.
- В таком случае, мы с вами, должно быть, беженцы.
- Полагаю, что да. Мой отец бывал здесь раньше. Он любил Нью-Йорк. Он говорил, что это единственное место в мире, где человек может быть собой, когда в остальное время он из кожи лезет вон, чтобы стать кем-то другим.
- И у него получилось?
- Что?
- Стать кем-то другим?
- О да, получилось.
Мы замолчали. Она стояла за дверью и смотрела. Она была стройная, жилистая, поджарая, как борзая собака, наполовину согнувшаяся вперед в данный момент, контуры мышц спины отчётливо проступали сквозь ее белую накрахмаленную дорогую блузку. Ее левая рука напоминала парадное окно Тиффани. Я терялась в догадках, как женщина могла носить столько серебра и ходить ровно.
Ее волосы были темно-красного цвета, цвета кизила, красной кожи, что наводило на мысль, что этот цвет был частично дан от природы, частично доведен до ума хозяйкой. Я подумала, что она выглядела в равной степени хитрой и простодушной.
- Ждешь кого-то? – спросила я.
- Уже дождалась. Она взглянула на свои часы. – Ты остановилась здесь?
- Нет. Я живу в Нью-Йорке. Я работаю в институте повышения квалификации. Я приехала сюда чтобы встретиться…
Какое интересное слово встретиться. Встретиться – столкнуться лицом к лицу с чем-то. Стать знакомым с кем-то. Быть представленным. Найти. Испытать. Получить. Ждать приближения. Обнаружить. Вступить в конфликт. Какое же из значений подходит в моем случае?
-… Я приехала сюда, чтобы встретиться…


Неожиданно в комнате задул такой сильный ветер, что показалось, что он выдул весь алкоголь из людей, разметал все бутылки в баре, как будто это были бутылочные крышки, поднял в воздух мебель и разбил ее о стену. Персонал и посетителей мигом сдуло в дверь. В комнате не осталось никого, только она и я, загипнотизированные друг другом, не способные говорить из-за ветра.


Она собрала свои вещи и мы вместе покинули опустошенную комнату. Я была вынужден следовать за ней, так как тротуар извивался под ее шагами. Я потеряла ощущение того, где мы находимся. Сеть была установлена. Город был подобен задней аллее, а она была самая проворная крыса на задворках.
В конце концов мы добрались до небольшого ресторанчика в полу-заброшенной части города. Она проскользнула внутрь и мы сели за столик, застеленный подозрительно свежей клетчатой скатертью. На столе стояла пара гвоздик и тарелка с несколькими ломтиками гриссини. Появился юноша с графином красного вина и миской с оливками. Он протянул нам меню так, как будто это был обычный ужин в обычный день. Я угодила в лапы клана Борджиа и теперь они хотели накормить меня. Я взгляну в меню. ИТАЛЬЯНСКИЕ БЛЮДА ЛУЧШЕ НА ВКУС.
- Здесь я впервые встретил его, - сказала она. В 1947, в день, когда я родилась…

106 Psheno

Отрывок из книги «Любовная симметрия» Дж. Уинтерсон

К месту встречи мы прибудем с разных концов города. Я представляла ее грозной уверенной – достойной соперницей в игре, которую я сама с ней затеяла. Борьба готовилась нешуточная, ведь призом был Джов. Узнав, что его жена написала мне, он решил уехать на выходные к друзьям.


Ее письмо лежало у меня в кармане. Почерк аккуратный. Тон не допускал возражений: “Встретимся в среду 12-го в 18-30 у бара в отеле «Алгонкин»”


Почему именно там?


Я была на месте.


Оставалось пять минут. Время беспощадно.


Я оделась, словно готовилась к бою: черный наряд, распущенные волосы, массивные золотые серьги кольцами, воинственный макияж. У меня перед соперницей был двадцать один год форы, и я не собиралась уступить ни месяца.


Может, окажется, что у нее седина и морщины, что она не следит за фигурой и небрежно одевается. Может, трогательно носит сандалии на босу ногу, а глаза прячет за стеклами очков как музейные экспонаты. Осыпающаяся оболочка, внутри которой теплится надежда. Я уничтожу ее.


Она не появлялась. Бар был похож на шахматное поле - фигуры передвигались по нему с коктейлями в руках, официанты, лавируя, высоко поднимали хромированные подносы. Я ходила туда-сюда, сворачивая под прямыми углами как черный конь. Но, кроме нескольких дельцов, бросивших оценивающие взгляды, никто не обращал на меня внимания.


Ну конечно, она не пришла. И не придет. Это было испытание на смелость, и я прошла его. Вдруг ужасно заболела шея. Я заказала напиток и села, привалившись к горшку с пальмой.


- Можно я присяду здесь?


- Садитесь. Похоже, Вы англичанка.


- Почему?


- Для американки Вы слишком учтивы.


- Разве американцы не умеют вести себя?


- Только если им достаточно платят.


- Англичане не будут вежливы, сколько им ни плати.


- Видимо, мы обе избегаем общества.


- Пожалуй. Мой отец часто бывал здесь. Он любил Нью-Йорк. Говорил, что это единственное место в мире, где человек может быть собой, пока работает до седьмого пота, чтобы стать кем-то еще.


- У него получилось?


- Что?


- Стать кем-то еще.


- Да. Получилось.


Мы замолчали. Она смотрела на двери. Я покосилась на нее. Стройное поджарое тело было немного наклонено вперед, дорогая белая крахмальная блузка облегала спину. Ее левая рука была похожа на витрину «Тиффани». И как только женщина может носить столько серебряных украшений и не сгибаться под ними.


У нее были темно-рыжие волосы, цвета натуральной древесины или кожи, послушные отчасти от природы, отчасти благодаря усилиям хозяйки. Искусно созданная естественность.


- Вы ждете кого-то? – спросила я.


- Ждала. – Она посмотрела на часы. – Вы живете здесь?


- Нет. Я живу в Нью-Йорке. Работаю в институте специальных исследований. Я приехала встретиться с…


Встретиться. Оказаться лицом к лицу. Познакомиться. Представиться. Найти. Испытать. Принять. Дождаться прибытия. Столкнуться. Сцепиться.


- Я приехала встретиться с…


В зале вдруг поднялся ветер, вырвал у кого-то бокалы из рук, разметал бутылки в баре как пробки, подхватил и пронес по воздуху мебель, швыряя ее о стену. Растрепанных официантов и посетителей сдуло за дверь. В комнате остались только мы, она и я, словно зачаровали друг друга, обе не в силах говорить из-за вихря.


Она собрала вещи, и мы вместе покинули разрушенный бар. Я следовала за ней, поворот за поворотом. Я перестала понимать, где мы. Дверца захлопнулась. Мы кружили по городу как крысы по лабиринту.


Наконец мы подошли к небольшой забегаловке в довольно ушлой части города. Она проскользнула внутрь, и мы сели за неожиданно уютный стол - клетчатая скатерть, на ней две гвоздики и хлебные палочки. К нам вышел парень с графином красного вина и плошкой оливок. Он вручил нам меню, будто ужин и день были самыми обыкновенными. Я сидела как пленник семьи Борджиа*, приглашенный к столу. «НА ИТАЛЬЯНСКОМ ЕДА ВКУСНЕЕ».


----сноска----
* Борджиа — испанско-итальянский знатный род, переживавший расцвет в эпоху Ренессанса. Считается олицетворением жестокости из-за преступлений, которые совершили его члены - в том числе, массовых отравлений своих врагов.
------------


- Здесь я встретила его, – сказала она. – В 1947 году, в день, когда я родилась…

107 Qwerty

Нам с ней предстояло добираться до места с разных концов города. Я представляла ее, разгневанную, самоуверенную, готовую потягаться со мной и одолеть меня моим же оружием. Намечалось генеральное сражение, и трофеем был Джов. Когда я сообщила ему, что она мне написала, он решил съездить к друзьям на выходные.

Письмо лежало у меня в кармане. Аккуратный почерк. Руководство к исполнению. «Я встречусь с вами в среду, двенадцатого числа, в 6:30 вечера в баре отеля «Алгонкин».

Почему именно здесь?

Вот и он.

Пять минут в запасе. Неумолимость времени.

Я разоделась, как на поле боя: полностью в черном от декольте до подошв, волосы распущены, массивные золотые кольца в ушах, боевой раскрас. У меня было двадцатилетнее преимущество над моей соперницей, и я собиралась извлечь выгоду из каждого месяца.

Наверняка она окажется седеющей, в морщинах и с лишним весом, небрежно одетой. Вероятно, носит романтические носочки и сандалии, а глаза прячет за стеклами, словно музейные экспонаты. Будто наяву я видела эти увядающие волосы и плоть, затаенную внутри надежду. Мне хотелось смешать ее с отбросами.


Что-то ее не видно. По бару, как по шахматной доске, лавировали несколько мартини, официанты разносили на поднятых руках хромированные подносы. Я прошлась черным конем под прямыми углами вдоль и поперек, но помимо нескольких глазеющих бизнесменов никто, кажется, не обратил на меня внимания.

Естественно, она не пришла. Попросту не отважилась. Это была война нервов, и я победила. Ощутив вдруг ужасную боль в шее, я заказала выпить и в изнеможении опустилась под пальмой в кадке.

– Можно присесть здесь?
– Пожалуйста. Должно быть, вы – англичанка.
– Почему?
– Слишком учтивы для американки.
– Разве американцы не учтивы?
– Только если им достаточно платят.
– От британцев и того не дождешься, сколько им не плати.
– Тогда, выходит, мы с вами – изгои.
– Получается, что так. Мой отец раньше сюда захаживал. Он обожал Нью-Йорк. Говорил, что это – единственное место на свете, где можно быть собой, пока вкалываешь, чтобы стать кем-то другим.
– Ну и как?
– Что?
– Удалось ему стать кем-то?
– Да. Удалось.

Мы замолчали. Она посматривала на дверь. Я смотрела на нее. Стройная, с подтянутой фигурой гончей. Сейчас, когда она чуть наклонилась вперед, очертания мышц спины проступали под рубашкой, белой, накрахмаленной, дорогой. Ее левая рука напоминала витрину Тиффани. Я не представляла, как женщина, на которой столько металла, может сидеть не сгибаясь.

Волосы у нее были темно-рыжие, оттенка красного кизила, кожа – розоватая и нежная, отчасти – дар природы, отчасти – результат усилий. Я бы определила ее внешность как в равной степени изысканную и заурядную.

– Вы ждете кого-то? – спросила я.
– Ждала. – Она взглянула на часы. – Вы остановились здесь?
– Нет. Я живу в Нью-Йорке. Работаю в Институте передовых исследований. Я пришла сюда, чтобы встретиться…

Встретиться. Сойтись лицом к лицу. Познакомиться. Отрекомендоваться. Выяснить. Обрести опыт. Постичь. Дождаться прибытия. Столкнуться. Ввязаться в бой.

– Я пришла сюда, чтобы встретиться…


По залу пронесся ураган, который вырвал выпивку из рук пьющих, раскидал барные бутылки, словно пробки, поднял в воздух мебель и швырнул ее в застывшую стену. Официанты и посетители, разорванные в клочья, вылетели за дверь. В зале не осталось ничего, только мы с ней, она и я, загипнотизированные друг другом, не в состоянии разговаривать из-за урагана.


Она взяла свои вещи, и вдвоем мы покинули разрушенное место. Мне пришлось плестись следом, пока она петляла по улицам. Я утратила всякое представление о том, где мы находимся. Система координат сдвинулась. Город превратился в извилистый переулок, и у нее был более острый нюх.

Наконец добрались до небольшой закусочной в обшарпанной части города. Она проскользнула внутрь, и мы уселись за пугающе опрятный, накрытый клетчатой скатертью столик с двумя гвоздиками и несколькими палочками гриссини*. Появился официант с графином красного вина и чашей оливок. Он вручил нам меню, как будто это был самый обыкновенный ужин в любой из дней. Я оказалась во власти Борджиа, и теперь меня принуждали к трапезе.

Я взглянула на меню. «ВКУСНЕЙШИЕ ИТАЛЬЯНСКИЕ БЛЮДА».

– Здесь я и повстречалась с ним, – сказала она. – В 1947-м, в день своего рождения…

---- сноска ----
* Блюдо итальянской кухни, длинные тонкие хлебные палочки.
----------------

108 Rae Seddon

Равные духом

Из «Равных духом»
Джанет Уинтерсон

Мы должны были прийти на место с разных концов города. Я вообразила её гнев, самоуверенность и решимость победить меня в моей же собственной игре. Нам предстояла большая схватка, призом в которой был Джов. Когда я рассказала ему о письме, Джов решил съездить на выходные к друзьям.
Её письмо лежало у меня в кармане. Аккуратный почерк. Указания, которым я должна следовать: «Встретимся в среду, 12-го числа, в 18:30 в баре гостиницы «Алгонкин».
Почему она выбрала именно это место?
А вот и оно.
Осталось пять минут. Как жестоко время.
Я была одета, как воин: вся в чёрном, волосы распущены, в ушах толстые золотые серьги в виде колец, на лице боевая раскраска макияжа. У меня было двадцать лет преимущества перед моей соперницей, и я намеревалась использовать каждый их месяц.
Она поседеет от страха, она будет напряжена, она будет страдать от лишнего веса и небрежно одеваться. Она попытается создать поэтичный образ: наденет сандалии на босу ногу, а её глаза за стёклами очков будут напоминать музейные экспонаты. Я почти увидела, как она бледнеет, выцветает, заперев надежду в душе. Я выпью все её силы до дна.

Её не оказалось на месте. Бар был шахматной доской из парочек с мартини, маневрирующих между официантами с серебристыми подносами, поднятыми высоко над головами. Я, словно чёрный конь, поперёк всех линий прошла в правый угол на другой стороне зала, но, по всей видимости, мною никто не заинтересовался, кроме пары бизнесменов, оценивших меня по достоинству.
Естественно, она не пришла. Естественно, она и не придёт. Это была война выдержки, и победа осталась за мной. Я вдруг заметила, что шея ужасно болит, поэтому заказала выпить и рухнула на сидение под пальмой в горшке.
- Могу я присесть здесь?
- Пожалуйста. Должно быть, Вы англичанка.
- Почему?
- Вы слишком вежливы для американки.
- Но ведь американцам не чужда вежливость?
- Только если им как следует заплатить.
- Зато англичане не проявляют вежливость, сколько бы им ни заплатили.
- В таком случае, должно быть, мы обе беженцы.
- Думаю, так и есть. Мой отец часто приходил сюда. Он любил Нью-Йорк. Отец говорил, что это единственное место во всём мире, где человек может быть самим собой и при этом из кожи вон лезть, пытаясь стать кем-то другим.
- И как, он смог?
- Что?
- Стать кем-то другим.
- Да. Да, смог.
Мы замолкли. Она смотрела в направлении двери. Я взглянула на неё. Она была стройной и жилистой, словно гончая. Рельефные мышцы её спины вырисовывались под блузкой – белой, накрахмаленной, дорогой. Её левая рука могла бы сойти за витрину ювелирного магазина. Мне сложно было представить, как женщина может носить столько серебра и не сгибаться под его весом.
У неё были тёмно-рыжие, вишнёвого оттенка волосы, настолько густые, что это казалось в равной степени как природным даром, так и результатом личных усилий. На мой взгляд, она выглядела столь же коварной, сколь и невинной.
- Вы кого-то ждёте? – спросила я.
- Ждала, - она посмотрела на часы. – Вы здесь проездом?
- Нет. Я живу в Нью-Йорке. Работаю в Институте перспективных исследований. Я пришла сюда, чтобы встретиться с...
Встретиться – увидеться лицом к лицу. Познакомиться. Представиться. Найти. Испытать. Воспринять. Дождаться прибытия. Столкнуться. Столкнуться интересами.
- Я пришла, чтобы встретиться...

В зале поднялся ветер: он вырвал напитки из рук посетителей, разметал бутылки в баре, словно пробки, поднял в воздух и в щепки разнёс мебель, швырнув её о стену. Официантов и прислугу вынесло за дверь в клочьях. В зале больше не осталось никого, кроме нас двоих – только лишь мы двое, зачарованные друг другом, неспособные говорить из-за ветра.

Она собрала свои вещи, и мы вместе покинули разрушенный зал. Мне пришлось следовать за ней, пока её ноги то и дело перескакивали с одного тротуара на другой. Я перестала понимать, где мы. Я попалась в сеть, из которой не было выхода. Город был извилистым переулком, а она оказалась лучшей крысой, чем я.
В конце концов мы добрались до маленькой закусочной в захолустной части города. Она неторопливо прошествовала внутрь, и мы сели за угрожающе милый столик с клетчатой скатертью, на которой расположилась пара гвоздик и несколько хлебных палочек гриссини. К нам подошёл официант с графином красного вина и вазочкой с оливками. Он вручил нам меню, словно это был обыкновенный обед в обычный день. Я попалась в руки отравителей Борджиа, и они хотели накормить меня.
Я посмотрела в меню. Надпись на нём гласила: «Итальянская еда приятнее на вкус».
- Я встретила его в этом самом месте,  сказала она. - В 1947 году, в день моего рождения.

109 red-blue coat

Мы с ней будем двигаться к месту встречи с противоположных концов города. Я так и видела ее: злую, уверенную в себе, готовую схватиться со мной и побить меня на моем же поле. Борьба была жестокой, а наградой был Джо. Когда я сказала ему о том, что она мне написала, он решил уехать к друзьям на выходные.
Ее письмо лежало у меня в кармане. Аккуратный почерк. Повелительный тон. «Я встречусь с тобой в среду 12го в 6:30 в баре отеля «Алгонкин».
Почему она выбрала это место?
Но вот я здесь.
Ждать еще пять минут. Неумолимость времени.
Я оделась, как воительница: вся в черном, волосы распущены, в ушах массивные золотые серьги-кольца, яркий макияж. У меня есть преимущество в двадцать лет перед моей противницей, и каждый месяц до единого я обращу в свою пользу.
Наверное, она седеет; наверное, у нее морщины; наверное, она располнела; наверное, она будет небрежно одета. Наверное, на ней будут носки и сандалии, − так поэтично, − а на носу очки, настоящие музейные экспонаты. Я так и видела ее перед собой: обрюзгшую, полинявшую, с надеждой, наглухо запертой в сердце. Я опустошу ее до дна, оставлю одни опивки.
Ее ни слуху, ни духу. Бар − точно шахматная доска, и парочки маневрируют с мартини, и официанты на высоко поднятых руках проносят желтые блестящие подносы. Я точно черный конь двигаюсь по клеткам, поворачивая под прямым углом, но никому я вроде бы не интересна, разве что нескольким приглядчивым бизнесменам.
Само собой она не пришла. Само собой она и не должна была прийти. В нашей борьбе побеждал тот, у кого крепче нервы, и я выиграла. Я вдруг почувствовала, что у меня ужасно болит шея. Я заказала выпить и устало опустилась на стул под пальмой в горшке.
− Можно тут присесть?
− Да, пожалуйста. Вы, должно быть, англичанка.
− Почему бы?
− Слишком вежливы для американки.
− Разве американцы не вежливые?
− Вежливые, только если им хорошо платишь.
− Британцы невежливы, независимо от того, сколько им платишь.
− Тогда мы с вами, должно быть, отщепенцы.
− Я, должно быть, да. Мой отец часто бывал тут. Он любил Нью-Йорк. Он говорил, что это единственное место на свете, где человек может оставаться собой, вкалывая при этом до седьмого пота, чтобы стать кем-то другим.
− А он?
− Что?
− Стал кем-то другим?
− Да. Да, стал.
Мы умолкли. Она смотрела на дверь. Я смотрела на нее. Она была худой, жилистой, тело, как у борзой; сейчас она склонилась вперед, и под рубашкой на спине обрисовывались мускулы; рубашка была дорогая, крахмально-белая. Ее левая рука выглядела, как витрина «Тиффани». Я не очень понимала, как женщина может носить на себе столько серебра и не гнуться под его тяжестью.
У нее были темно-рыжие волосы, с красным отливом, как ветви кизила, очень мягкие, видимо, не только благодаря природе, но и благодаря тщательному уходу. Я подумала, глядя на нее, что есть в ней какой-то искус и в то же время безыскусность.
− Вы кого-то ждете? – спросила я.
− Ждала, − она взглянула на часы. – Вы приехали сюда на время?
− Нет. Я живу в Нью-Йорке. Работаю в институте фундаментальных исследований. Я пришла сюда, чтобы встретиться…
Чтобы встретиться: сойтись лицом к лицу. Завязать знакомство. Быть представленной. Найти. Испытать. Получить. Дождаться прибытия. Столкновения. Столкновения и противоборства.
− Я пришла сюда, чтобы встретиться…
И тут налетел ветер, ветер расплескал напитки, раскатил бутылки, точно пробки, ветер поднял мебель и разбил ее об обалдевшую стену. Официантов и тех, кого они обслуживали, вымело за дверь, точно сор. Ничего не осталось в комнате, кроме нас с ней; мы смотрели друг на друга, как загипнотизированные, и не могли ничего сказать из-за шума ветра.
Она собрала свои вещи, и мы вышли из разгромленной комнаты. Мне приходилось следовать за ней, а она шагала по тротуарам, то и дело сворачивая. Я уже не могла определить, где мы. Сетка координат искривилась. Город превратился в кривой переулок, и она была крысой, лучше знавшей дорогу.
Наконец, мы оказались перед маленькой закусочной в непрезентабельном районе города. Она стремительно вошла, и мы уселись за угрожающе-милый столик, покрытый клетчатой скатертью, на котором стояли две гвоздики и несколько палочек гриссини*. Мальчик принес нам графин красного вина и глубокую тарелку с оливками. Он вручил нам меню так, точно это был самый обыкновенный ужин в самый обыкновенный день. Я угодила в руки к Борджиа, и вот они желали, чтобы я поела.
Я посмотрела в меню. НА ИТАЛЬЯНСКОМ ЕДА ВКУСНЕЕ.
− Я встретила его здесь, − произнесла она. – В 1947, в день, когда я родилась…

* традиционные итальянские хлебные палочки, обычно размером чуть больше карандаша

110 RIM

Симметрия и теория всемирного объединения.
Жанет Винтерсон.

Мы могли бы сойтись с разных концов города. Я представляла её себе так: раздражённая, готовая столкнуться со мной, уверенная в себе и в своей победе. Предстояла большая схватка, и призом в ней был Джов. Когда я рассказала ему, что она мне написала, он решил отправиться к друзьям на выходные.


Её письмо, написанное аккуратным почерком, лежало в моём кармане. Это было даже не письмо, а инструкция, которой следовало подчиниться: «Я встречусь с Вами 12-го числа, в среду, в 6.30 вечера в баре Элгонкин Хотел».


Почему она выбрала именно это место? Вот он, этот бар. На пять минут раньше. Жестокая штука, время.


Я оделась воинственно: вся чёрная с головы до ног, волос распущен, с боевым макияжем и толстыми золотыми кольцами в ушах. У меня есть одно преимущество - я на двадцать лет моложе её, и я не собираюсь терять ни дня.


Она, наверное, с сединой и морщинами, полнеющая, безразличная к одежде, в носках и сандалиях, а глаза её закрыты очками, словно музейный экспонат. Я уже представляла себе, как она убегает, подавленная, надежды её попраны. Я могу её просто раздавить.


Её не было. Бар был похож на шахматную доску, где пары смаковали мартини, а официанты высоко носили блестящие подносы. Я пересекла зал и прошла в тёмный правый угол. Кроме нескольких представительных бизнесменов там не было никого, кто мог бы обратить на меня внимание. Ну, конечно же она не пришла! И не могла бы прийти! Это — спарринг нервов, и я в нём победила. Я почувствовала внезапную боль в шее, плюхнулась на сиденье у развесистой пальмы в горшке, и заказала себе выпить.


Могу я присесть?
Да, пожалуйста. Вы, должно быть, англичанка?
Почему Вы так думаете?
Для американки Вы слишком вежливы.
А разве американцы не вежливы?
Только если им хорошо заплатят.
Британцы никогда не вежливы. Даже если им хорошо заплатят.
Ну, тогда Вам и мне придётся эмигрировать.
Думаю, я и есть иммигрант. Мой отец любил приезжать сюда. Он любил Нью-Йорк. Он говорил, что это единственное место в мире, где человек может оставаться самим собой, даже когда он из кожи вон лезет, чтобы стать кем-то ещё.
Ну и как, у него получилось?
Что?
Стать кем-то ещё?
Да, получилось.


Мы молчали. Она смотрела на дверь, а я смотрела на неё. Она была худая, напряжённая, мускулистое тело немного склонилось вперёд, формы её спины и мышцы отпечатались отчётливым контуром на белой, накрахмаленной дорогой рубашке. Правая её рука была похожа на витрину магазина Тиффани. Не представляю, как женщина может носить столько серебра и при этом не сгибаться под его тяжестью.

Волосы её были тёмно-рыжие, цвета кизилового дерева, мягкие. Это отчасти дар, а отчасти результат хорошего ухода. Взгляд её показался мне и коварным и простодушным одновременно.

Вы кого-то ждёте? - спросила я.
Ждала. - она посмотрела на свои часы. - Вы здесь в гостях?
Нет, я живу в Нью-Йорке. Я работаю в Институте перспективных исследований. Я здесь, чтобы встретиться....
… Встретиться. Столкнуться лицом к лицу. Познакомиться. Показать ей себя. Найти. Получить. Прочувствовать. Дождаться. Нарваться на конфликт....
Я здесь, чтобы встретиться...


В комнату ворвался ветер. Он иссушил напитки из сидящих, за горлышки разбросал бутылки из бара, поднял в воздух мебель и вдребезги разбил её о застывшие стены. Он выдул на улицу, разорвав в клочья, и официантов и посетителей, и в комнате не осталось ничего и никого, только она и я, поглощённые друг другом, и ветер, что лишил нас возможности говорить.

Она собрала свои вещи, и мы покинули раскуроченную комнату. Я почувствовала необходимость следовать за ней, и тротуар извивался под её ногами. Я потеряла ощущение места. Город стал похож на изогнутую решётку аллей, и она мчалась по ним как огромная крыса.

Наконец мы добрались до закусочной в раздолбанной части города. Она вошла в двери и мы расположились за ужасно милым столиком с клетчатой скатертью и двумя гвоздиками с несколькими веточками гриссини. К нам подошёл официант с графином красного вина и чашечкой олив. Он протянул нам меню, так, словно это был обычный ужин в обычный день. Кажется, я попала в руки к самим Борджия, и теперь они хотели заставить меня есть. Я посмотрела в меню . «ЕДА, КОТОРАЯ ВКУСНЕЕ В ИТАЛИИ»

Это место, где мы с ним встретились. - сказала она. - В 1947 году, в день, когда я родилась.

111 rita256

Отрывок из произведения «Симметрии ТВО»
Джанет Уинтерсон
Мы с ней добирались до места встречи с противоположных концов города. Я представляла ее разгневанной, уверенной в себе, готовой противостоять мне и победить меня в моей же собственной игре. Это была крупная битва, и Джов был в ней трофеем. Когда я сообщила ему, что она написала мне, он решил отправиться на выходные к друзьям. Ее письмо лежало у меня в кармане. Аккуратный почерк. Инструкция для повиновения. «Я встречу Вас 12 числа, в среду, в 18:30 в баре отеля Algonquin».
Почему она выбрала именно это место?
Вот и оно.
У меня еще 5 минут. Жестокость времени.
Я оделась как воин: вся в черном, от декольте до кончиков туфель, массивные золотые кольца в ушах, макияж похож на боевую раскраску. У меня было 21 год преимущества над моим оппонентом, и я намеревалась использовать каждый месяц этого срока.
Она будет седеющей, морщинистой, толстой, неопрятной. Она будет обута в носки и сандалии, а глаза будут скрываться за стеклами, как музейные экспонаты. Я видела, как от нее бегут волосы и мышцы, как в ней заперта надежда. Я солью ее в канализацию.
Она не появлялась. Бар был похож на шахматную доску с парой маневрирующих мартини и официантками, высоко несущими хромированные подносы. Я двигалась конем по бару, но, за исключением нескольких представительных бизнесменов, никто не проявлял ко мне интереса. Конечно, она не пришла. Конечно, она не придет. Это была психологическая война, и я одержала в ней победу. Я заметила, что у меня ужасно болит шея. Я заказала себе выпить и рухнула под комнатной пальмой.
− Могу ли я присесть?
− Пожалуйста. Вы, должно быть, англичанка?
− Почему?
− Слишком вежливы, чтобы быть американкой.
− А разве американцы не вежливы?
− Только если им достаточно заплатить.
− Британцы невежливы, сколько бы им не заплатили.
− В таком случае, мы с Вами точно беженцы.
−Я полагаю, что да. Мой отец сюда приходил. Он любил Нью-Йорк. Он говорил, что это единственное место на земле, где можно быть собой, одновременно вкалывая ради того, чтобы стать кем-то другим.

− Удалось ему?
− Что?
− Стать кем-то другим.
− Да. Удалось.
Мы замолчали. Она смотрела на дверь. Я смотрела на нее. Она была стройной, подвижной, с телом борзой собаки, слегка наклоненной вперед, контуры ее спинных мышц повторяли контуры рубашки – белой, накрахмаленной, дорогой. Ее левая рука выглядела как витрина магазина Tiffany. Я не понимала, как женщина может надеть столько серебра, не накренясь вбок. Ее образ был изящным и безвкусным одновременно.

Ее волосы были темно-рыжими, древесно-рыжими, цвета рыжей кожи, такой цвет всегда наполовину подарок природы, а наполовину – прилагаемые обладательницей усилия.
− Вы кого-то ждете? - спросила я.
− Ждала, – она посмотрела на часы. – Вы остановились в этом отеле?
− Нет. Я живу в Нью-Йорке. Я работаю в Институте Специальных Исследований. Я пришла сюда, чтобы встретиться… Встретиться: встретиться лицом к лицу. Познакомиться. Быть представленным. Найти. Испытать. Встретить. Ожидать появления. Столкнуться. Столкнуться в конфликте. Я пришла сюда, чтобы встретиться…
В комнате поднялся ветер, который вырывал напитки из рук людей, раскидал бутылки
в баре, поднял в воздух мебель и швырнул ее в стену. Официанты смотрели, как ветер вырывал куски из дверей. В баре не осталось никого, кроме нас, нас, загипнотизированных друг другом и не способных говорить из-за ветра.
Она собрала свои вещи, и мы покинули разрушенное помещение. Дорога изгибалась под ее ногами, мне пришлось следовать за ней. Я уже не знала, где мы находимся. Сетка деформировалась. Город был кривым переулком, а она была более опытной крысой.
Наконец мы прибыли в маленькую закусочную в непрезентабельной части города. Она прошмыгнула внутрь, и мы сели за угрожающе нарядный стол с двумя гвоздиками и несколькими веточками гриссини. Появился мальчик с графином красного вина и мисочкой оливок. Он протянул нам меню так, как будто это был обычный ужин в самый обычный день. Я попала в руки Борджия и сейчас они хотели, чтобы я ела.
Я взглянула на меню. ЕДА ВКУСНЕЕ В ИТАЛЬЯНСКОМ.
− Здесь я встретила его, - сказала она. – В 1947 году, в день, когда я родилась.

112 Ross

From GUT SYMMETRIES by Jeanette Winterson

К месту встречи мы будем сходиться с противоположных концов города. Я представила ее, злобную, напористую, готовую сразиться со мной в моей же игре и победить. Это жестокая драка, - кому достанется Джоув. Когда я сказала ему о письме Стеллы, он ответил, что на выходные едет к друзьям.

Ее письмо лежало у меня в кармане. Четко выписанные буквы. Слова, не терпящие возражения, «я увижу вас в среду, двенадцатого числа, в шесть – тридцать вечера. В баре гостиницы «Алгонквин»».

Почему она выбрала это место?

Вот я здесь.

Еще пять минут. Пытка временем.

Как суровая воительница, я оделась во все черное, от фермуара до чулок. Волосы тяжело падают вниз, в ушах массивные золотые кольца, густая агрессивная косметика. Я на двадцать лет моложе противника, - каждый месяц из них пойдет мне в зачет.

Она седеющая, обрюзгшая, небрежно одетая женщина с морщинистым лицом. На ногах очаровательные носки и сандалеты, за стеклами очков глаза, холодные музейные экспонаты. Я представила ее дряхлеющее тело, еще таившее в себе надежду. Не дам ни единого шанса.

Ее все нет. Столики расставлены в шахматном порядке, парочки заняты своим мартини, официанты скользят с высоко поднятыми блестящими подносами. Черной фурией рыскаю по пустым полям, но сталкиваюсь только с оценивающими взглядами скучающих дельцов.

Итак, она не пришла. Конечно, она не придет. Это была война нервов, и выиграла я. Сильно заболела шея. Заказав коктейль, я устроилась под декоративной пальмой.

- Можно мне сесть за ваш стол?

- Да, пожалуйста. Вы, наверное, англичанка.

- Почему вы так решили?

- Для американки вы слишком учтивы.

- Разве американцы не учтивы?

- Только в том случае, если им хорошо платят.

- Британцы грубы, независимо от того, сколько им платят.

- Выходит, и вы, и я на родине чужие.

- Думаю, я чужая. Мой отец частенько приезжал сюда. Он любил Нью-Йорк. Он говорил, это единственное место на земле, где мужчина остается самим собой, когда пашет до седьмого пота, чтобы достичь большего.

- И ему удалось?

- Что?

- Достичь большего.

- Да. Удалось.

Мы замолчали. Она смотрела на дверь. Я смотрела на нее. Хорошо сложена, тело, как у борзой, напряжено и выгнуто. Мышцы спины облегает белая, накрахмаленная, дорогая рубашка. Ее левая рука представляет собой рекламный стенд известного ювелирного дома. Я только удивлялась, как может женщина так легко нести на себе столько серебра.

Волосы темно-рыжие, даже кроваво-рыжие, кожа розовая, нежная, что отчасти дано природой, отчасти достигнуто должным уходом. Ее забота о своей внешности была как искусна, так и бесхитростна.

- Вы кого-то ждете? – спросила я.

- Ждала, - она посмотрела на часы. – Вы остаетесь в гостинице?

- Нет. Я живу в городе. Работаю в Институте продвинутых исследований. Здесь я хотела встретить…

Встретить: оказаться лицом к лицу с кем-либо. Познакомиться с кем-либо. Быть представленным. Найти. Узнать. Принять. Ждать. Сойтись. Сойтись в драке.

- Здесь я хотела встретить…

Ураган влетел в бар, разметал бутылки, подняв мебель, разнес ее о дремотные стены. Вся обслуга и посетители, оборванные и ободранные, вылетели вон. В помещении оставались только я и она, загипнотизированные друг другом, неспособные говорить, оглушенные ураганом.

Она схватила сумочку, и мы покинули разгромленное помещение. Я должна была идти след в след, - тротуар искривлялся под ней. Невозможно было понять, где мы находимся. Энергетическая система не выдержала. Город превратился в извилистую нору; она оказалась здешней крысой.

Наконец, уткнулись в маленький ресторан в заброшенном районе. Она нырнула в него, и мы уселись за чересчур приличный столик, покрытый клетчатой скатертью, на которой лежали две гвоздики и хлебные палочки. Мальчик принес кувшин красного вина и чашу с оливками. Предложил меню, будто мы, как обычно, зашли пообедать в обычный день. Я попала в сети семьи Борджиа, и сейчас они хотели накормить меня.

Меню гласило: НАЗВАННАЯ ПО-ИТАЛЬЯНСКИ, ЕДА СТАНОВИТСЯ ВКУСНЕЕ.

- Вот здесь я его встретила, - сказала она. – В 1947 году, в день, когда родилась.

113 Scarecrow

К месту встречи мы с нею должны были подойти с противоположных сторон. Я представляла её себе, злую, самоуверенную, готовую к борьбе и победе в начатой мною игре. Предстояло решающее сражение за Джоува. Узнав, что она мне написала, на выходные он решил съездить к друзьям.


Её письмо лежало у меня в кармане. Разборчивый почерк. Содержание вынуждало подчиниться её воле: "Встречусь с вами в среду 12-го в 6:30 вечера в баре отеля Алгонквин".


Почему именно Алгонквин?


Вот, это здесь.


Ещё пять минут. Жестокость времени.


Я оделась, как воин: всё, что ниже декольте, и до стелек − чёрное. Волосы распущены, серьги − массивные золотые обручи, лицо в боевой раскраске. Она старше меня на двадцать лет, и я намеревалась воспользоваться каждым месяцем своего преимущества. У неё, должно быть, уже появляется седина, морщины, лишний вес, неряшливость в одежде. Придёт на встречу в сандалиях и носках (как поэтично!), глаза за стёклами очков − как влажные препараты в музее. Я так и видела её: волосы лезут и торчат, тело расползается, надежда зажата где-то внутри. Разделаю под орех.


В баре никаких признаков её появления. Зал − шахматная доска пар, переставляющих бокалы мартини, и официантов, ходящих с высоко поднятыми хромированными подносами. Чёрным конём я направилась вдоль одного ряда столов, свернула под прямым углом и пошла вдоль другого, и так снова и снова, но кроме нескольких оценивших меня бизнесменов, никто интереса ко мне не проявил.


Разумеется, она не пришла. И, конечно, не придёт.
В этой войне должна была победить та из нас, у кого нервы крепче, и победа досталась мне. Тут у меня ужасно заболела шея, я заказала себе выпивку и рухнула за стол возле кадки с пальмой.


− Простите, здесь незанято?


− Садитесь, пожалуйста. Вы, должно быть, англичанка.


− Почему вы так решили?


− Для американки вы слишком вежливы.


− А разве американцы невежливы?


− Вежливы, но только когда им хорошо платят.


− Британцы невежливы всегда, сколько ни заплати.


− Ну, тогда мы с вами, наверно, беженки.


− Я, пожалуй − да. У меня отец здесь бывал. Любил Нью-Йорк. Говорил, это единственный город в мире, где человек может оставаться собой. Даже если вкалывает до седьмого пота, чтобы стать кем-то другим.


− И стал?


− Что?


− Стал он кем-то другим?


− Да. Стал.


Мы помолчали. Она смотрела в сторону входа в зал. Я оглядела её. Худая, жилистая, поджарая, как борзая, эта женщина сидела, чуть подавшись вперёд, и мышцы на боках под белой, накрахмаленной, дорогой рубашкой определяли контуры её грудной клетки. Левая рука обилием украшений могла бы соперничать с витриной Тиффани*. Не представляю, как можно носить на себе столько серебра и при этом сохранять такую осанку.


Сноска


*Тиффани − ювелирный магазин.


Волосы тёмно-рыжие с кизиловым оттенком, такого цвета бывает выделанная кожа, с небольшим запозданием после каждого резкого поворота головы они приходили в движение и затем, оседая, восстанавливали прежнюю форму − отчасти дар природы, отчасти результат ухода. Мне показалось, что в её причёске поровну естественного и привнесённого умелой рукой.


− Ждёте кого-нибудь? – спросила я.


− Ждала, − она взглянула на часы. – Вы тут остановились?


− Нет. Живу здесь, в Нью-Йорке. Работаю в Институте перспективных исследований. Я должна встретиться…


Встретиться: оказаться лицом к лицу. Познакомиться. Представиться. Найти. Испытать. Принять. Ожидать появления. Случайно столкнуться. Столкнуться в противостоянии.


− Я должна встретиться…


Поднявшийся вдруг ветер вырвал бокалы из рук у пьющих, разметал бутылки в баре, будто крышки от бутылок; оторвавшуюся от пола мебель разнёс в щепы об обомлевшую стену; людей в изодранной одежде − публику и официантов − вышвырнул за дверь. Никого не осталось в зале, кроме нас, кроме неё и меня, загипнотизированных друг другом, лишённых ветром дара речи.


Она собрала свои вещи, и мы вместе вышли из разгромленного бара. Мне пришлось идти следом за нею: ступая по тротуару, она заставляла улицу менять направление. Я уже не понимала, где мы находимся. Прямоугольная сетка улиц и проспектов Манхэттена смялась, скривилась, перекосилась. Весь город стянулся в одну кривую улочку. Мы были как две крысы в лабиринте, но моя спутница, в отличие от меня, чувствовала себя здесь, как дома.


Наконец, в квартале с запущенными домами мы дошли до небольшого ресторанчика. Она свернула в него, и мы сели за покрытый зловеще-опрятной клетчатой скатертью стол, на котором в одной вазочке стояли две гвоздики, в другой − несколько хлебных палочек. Мальчик вынес нам графин красного вина, вазу с оливками и дал каждой по меню, будто мы сели за обычный ужин в обычный день. Я поняла, что попала в руки Борджиа*, и сейчас меня хотят "накормить".


Сноска


* Борджиа − Недоброжелатели создали папе Александру VI Борджиа репутацию маниакального отравителя, «аптекаря сатаны», и это имя собственное стало синонимом распущенности и вероломства.


Заглянула в меню. С ИТАЛЬЯНСКИМИ НАЗВАНИЯМИ ВКУСНЕЕ.


− Вот здесь мы с ним впервые встретились, − сказала она. – В 1947-ом году в день моего рожденья.

114 Schatten

Мы придем с противоположных концов города. Мысленно я уже видела ее – раздраженную, уверенную в себе, готовую бросить мне вызов на моем же поле, готовую победить. Предстояло большое сражение, но награда того стоила. Когда он узнал, что она написала мне письмо, то тут же решил уехать к друзьям на выходные.
Ее письмо лежало в кармане. Приказ подчиниться, выведенный аккуратным почерком. «Я буду ждать в среду, 12-го числа, в 18.30 в баре отеля Алгонкин».
И почему именно там?
Вот и отель.
Еще пять минут. Пять бесконечных минут.
Я была во всеоружии – в черном с ног до декольте, волосы распущены, в ушах тяжелые золотые кольца серег, боевой макияж. Главным же моим преимуществом была молодость, и каждым месяцем нашей двадцатилетней разницы в возрасте я собиралась воспользоваться на полную.
А она уже наверняка седеющая, морщинистая толстуха, которой все равно, что носить. Придет в сандалиях, поэтично надетых на носок, и в очках с толстыми, как музейная витрина, стеклами. Мысленно уже я видела ее – несмотря на внешнюю невзрачность, в ней еще теплилась надежда. Но я сотру ее в порошок.
Ее нигде не видно. По бару, словно по шахматной доске, были разбросаны фигуры с бокалами мартини в руках и сновали официанты, высоко подняв блестящие подносы. Ход черным слоном – я пересекла бар и села в углу, где никого не было, кроме пары людей делового вида поодаль, и где меня никто не потревожил бы.
Разумеется, она не пришла. И уже не придет. Это психологическая борьба, и я ее выиграла. Почему-то начала ужасно болеть шея. Я заказала выпить и откинулась назад, прислонившись к пальме в горшке.
- Могу я здесь присесть?
- Да, конечно. Вы, наверное, из Англии?
- Почему Вы так решили?
- Потому что для американки слишком вежливо.
- Разве американцы невежливы?
- Вежливы, когда заплатят.
– А англичане невежливы в любом случае – хоть с деньгами, хоть без.
- Тогда мы с вами, по-видимому, эмигранты.
– Возможно. Мой отец часто здесь бывал. Он любил Нью-Йорк – говорил, во всем мире нет другого места, где можно наконец быть самим собой, когда выбиваешься из сил, чтобы стать кем-то другим.
- И как, получилось у него?
- Что?
- Стать кем-то другим.
- А, да. Получилось.
Мы замолчали. Она смотрела в сторону входа, я разглядывала ее. Она сидела, чуть наклонившись вперед, стройная, как натянутая струна, и поджарая, как английская борзая. Под дорогой, накрахмаленной до белоснежности рубашкой отчетливо выделялись сильные спинные мышцы. Левую руку унизывало такое количество украшений, что на ум невольно приходили витрины Тиффани*. Не представляю, как женщина может носить такую неподъемную гору серебра на одной руке.
Ее темно-рыжие волосы имели необычный красноватый оттенок, отчасти благодаря природе, отчасти – усилиям парикмахера. Образ столь же продуманный, сколь и простой.
- Вы кого-то ждете? – спросила я.
- Ждала. – Она бросила взгляд на часы. – Вы приезжая?
- Нет, я живу в Нью-Йорке. Работаю в Институте перспективных исследований. Мы договаривались встретиться здесь с…
Встретиться. Предстать лицом к лицу. Увидеть. Увидеться. Познакомиться. Дождаться. Столкнуться. Противостоять.
- Встретиться с…
По залу пронесся ураган. Он вырвал бокалы из рук посетителей, разнес бутылки в баре, будто кегли, поднял в воздух мебель и расшвырял во все стороны. Одежду официантов и посетителей разорвало в клочья, а их самих сдуло прочь из зала. В эпицентре смерча оставались лишь я и она. Ветер был слишком силен, чтобы говорить, и мы лишь смотрели, не отрываясь, друг на друга.
Наконец она поднялась, собрала вещи, и мы вышли из разгромленной комнаты на улицу. Она шла вперед, то и дело сворачивая, мне приходилось идти следом. Вскоре я перестала понимать, где мы находимся. Мы беспорядочно петляли по городу, словно крысы, выбравшиеся через сломанную сточную решетку на извилистую улицу. Вот только она была лучшей крысой, чем я.
В конце концов мы оказались у какой-то забегаловки в захудалом районе города. Она резко свернула внутрь, и мы сели за стол – приятный, накрытый скатертью в клетку, слишком обычный для зловещей атмосферы. На нем стояли гвоздики и блюдо с хлебными палочками; подошедший официант поставил еще графин красного вина, чашу с оливками и подал меню, словно это был обычный обед в обычный день. Я угодила прямо в вероломное логово Борджиа, а теперь должна была еще и пообедать.
Я взяла меню. Первая строка гласила «ПО-ИТАЛЬЯНСКИ ВКУСНЕЕ!».
- Это здесь мы с ним познакомились, - неожиданно произнесла она. – В 1947 году, как раз в мой день рождения…

*Тиффани – известная ювелирная фирма.

115 Schreibikus

Gut symmetries by Jeanette Winterson

Надо полагать, на встречу со мной она подойдет с другой стороны. Я представляла ее самонадеянной, язвительной, готовой померяться силами, чтобы унизить меня, ведь это — наше решающее сражение, а Джов — трофей в нем. Когда он узнал о ее письме, у него уже были свои планы на выходные с друзьями.
Само письмо сейчас лежало у меня в кармане. Ровный почерк. Сухая инструкция: «Встречаемся в среду, двенадцатого числа, в половине седьмого вечера в баре отеля "Алгонкин"».
Интересно, а почему там?
Ну, вот и отель.
Пять минут у меня еще есть. Все-таки, как беспощадно время.
Я оделась, подобно воительнице, во все черное, небрежно распустила волосы и ярко накрасилась, в ушах блестели массивные золотые кольца. К тому же, перед соперницей у меня есть преимущество в двадцать лет, и я использую его полностью, без остатка, до последнего месяца.
А она, должно быть, седая, неухоженная, толстая и небрежно одетая. Следуя поэтическому настрою, носит сандалии с носками и прячет глаза за стеклами очков, словно это — музейные экспонаты. Я мысленно рисовала себе ее — едва уворачивающуюся от ударов, лишенную всяких надежд. Я обращу ее в прах.
Никого похожего я не увидела. Бар напоминал шахматную доску, по которой вместо фигур перемещались парочки с бокалами мартини и официанты с высоко поднятыми сияющими подносами. Я решительным шагом пересекла бар под прямым углом. Мой дерзкий проход «конем», кажется, не произвел впечатления на публику в зале, и лишь несколько бизнесменов оценило партию «черных».
Ну, конечно же, она не пришла. И, конечно, уже не придет. Это — война нервов, и я победитель в ней. Вдруг страшно заныла шея, поэтому я спешно сделала заказ и совершенно разбитая присела за столик возле комнатной пальмы.
– Не помешаю?
– Нет, садитесь. Вы англичанка?
– Почему вдруг так решили?
– Вы слишком вежливы для американки.
– Американцы не могут быть вежливыми?
– Только за хорошую плату.
– Ну, от англичан и того не жди.
– Похоже, мы обе здесь пришлые.
– Я, пожалуй, да. Мой отец когда-то приехал сюда. Он любил Нью-Йорк. Считал, что это — единственное место на Земле, где можно оставаться собой, предпринимая отчаянные попытки стать другим.
– Получилось?
– Что?
– Стать другим.
– Да, все сложилось.
Разговор прервался. Ее взгляд был прикован к входной двери. Я же взглянула на нее: худая, нервная, поджарая. Она подалась вперед, и рубашка — такая белая, накрахмаленная, дорогая, — натянувшись сзади, четко обозначила мускулы спины. Левая рука походила на витрину магазина Тиффани. Для меня вечная загадка, как некоторые умудряются носить столько серебра и не сгибаться под тяжестью украшений.
Темно-рыжие волосы цвета кизила, мягкая, легко заливающаяся румянцем кожа — дар небес и результат ухода за собой. Мелькнула мысль, что облик ее тщательно продуман и прост одновременно.
– Ждете кого-то? – Спросила я.
– Ждала. – Она посмотрела на часы.
– Остановились в этом отеле?
– Нет. Я живу в Нью-Йорке, работаю в Институте перспективных исследований. Я пришла сюда, чтобы встретиться…
Встретиться: увидеться, познакомиться, представиться, узнать, пережить, получить, дождаться, столкнуться, противостоять.
– Я пришла сюда, чтобы встретиться…
И поднялся ветер вокруг нас. Он выхватил бокалы из рук, раскидал бутылки, словно пробки, оторвал от пола мебель и швырнул ее в оцепеневшие стены. Одним рывком развеял в клочья официантов и посетителей и унес их прочь. Не осталось никого и ничего, только она и я, только мы с ней, завороженные друг другом, оглушенные ветром.
Она собрала свои вещи, и мы покинули разоренную комнату. Я послушно следовала за ней, настолько извилистым был путь. Скоро я вообще перестала понимать, где мы. Сеть прямых параллельных и перпендикулярных улиц сейчас исказилась. Город змеился узкими проулками, и она знала, куда нырнуть.
Наконец, мы очутились в каком-то запущенном квартале. Она свернула внутрь небольшого ресторанчика, и мы заняли столик, украшенный подозрительно уютной клетчатой скатертью, двумя гвоздичками и корзиной хлебных палочек. Появился официант с кувшином красного вина и миской оливок и равнодушно протянул нам меню, будто это был самый обычный ужин в самый обычный день. Судьба связала меня с коварным семейством, и вот теперь меня хотят отравить.
Меню гласило: НА ИТАЛЬЯНСКОМ ЯЗЫКЕ ЕДА ВКУСНЕЕ.
— Там мы с ним встретились, — сказала она. — Это было в 1947, в тот день я родилась…

116 Sette

Мне представлялось, как мы приближаемся к месту встречи с разных концов города — она и я. Так и виделись её гнев, уверенность, готовность встретиться лицом к лицу и желание обставить меня в моей же игре. Нам предстояла серьёзная схватка, награда за которую — Джов. Когда я сообщила ему о полученном письме, он тут же решил отправиться к друзьям на пару-тройку дней.
Теперь её письмо лежало у меня в кармане. Написано аккуратным почерком, внутри предписание: «Встретимся в баре отеля «Алгонкин» в среду 12-го числа в 18:30».
Почему здесь?
Как бы то ни было, я уже на месте.
Пять минут в запасе. Ещё целых пять — чёртово время.
На встречу я оделась как настоящая воительница: всё чёрное от выреза до пят, волосы распущены, в ушах огромные золотые кольца, макияж сродни боевой раскраске. Моё преимущество перед соперницей — молодость, и каждый месяц из двадцати лет, что нас разделяли, должен был стать моим оружием.
Я представляла, как увижу её — старуху, всю в морщинах, жирную и одетую не пойми во что. Умилительные носочки с босоножками, глаза — пустенькие невыразительные, как у музейных экспонатов. Облезлые волосы, тощая фигура и душонка, что едва-едва трепыхалась в теле и надеялась на что-то. Мне ничего не стоило втоптать её в грязь.

Моя соперница пока не объявилась — ни слуху, ни духу. Будничная жизнь бара кипела и походила на бесконечную шахматную партию: то тут, то там мелькали бокалы мартини на высоко поднятых квадратных подносах официантов. Чёрным ферзём я пересекла игровое поле, но никто кроме пары успешных бизнесменов не оценил моего появления.
Конечно же, она не пришла. И, конечно, не придёт. Наша изматывающая и затянувшаяся война наконец подошла к концу — победа за мной. Только теперь я заметила, как нестерпимо ныла шея. Заказав выпивку, я обессиленно опустилась на место под раскидистой декоративной пальмой.
— Не против, если присяду?
— Конечно, прошу. Вы, должно быть, англичанка.
— С чего вы решили?
— Для американки вы слишком вежливы.
— Неужели американцам совсем не знакома вежливость?
— За приличную сумму им знакомо почти что угодно.
— А вот англичанам сколько не заплати, вежливости во век не сыщешь.
— Стало быть, мы обе — эмигрантки.
— Уж я-то точно. Мой отец любил бывать здесь. Любил Нью-Йорк. Он говорил, что только тут человек может остаться собой и в то же время стать кем-то другим, вкалывая, как проклятый.
— И у него получилось?
— Что получилось?
— Стать кем-то другим.
— Да, у него получилось.
Какое-то время мы молчали. Она посматривала в сторону дверей, а я рассматривала её — стройную, напряжённую, похожую на гончую, спина чуть согнута, изгиб мышц очерчен под белой блузой, накрахмаленной и очень дорогой. Левая рука — миниатюрная копия главной витрины ювелирного магазина Тиффани. Для меня оставалось загадкой, как при таком количестве надетого серебра можно сидеть ровно и не заваливаться на бок.
Её волосы отливали тёмно-красным цветом, как ягоды кизила, а причёска была незатейлива и лишь подчёркивала естественную красоту. Мне подумалось, что как раз в подобных случаях принято говорить: просто и со вкусом.
— Вы кого-то ждёте?
— Ждала, — ответила она, глядя на часы. — Вы здесь проездом?
— Нет, я живу в Нью-Йорке. Работаю в Институте перспективных исследований. Я здесь, чтобы встретиться…
Чтобы просто «встретиться»? Куда точнее — сойтись лицом к лицу. Познакомиться. Представиться. Увидеть. Опознать. Принять во внимание. Дождаться прибытия. Столкнуться. Сцепиться.
— Чтобы встретиться…

Резкий порыв ветра в момент выхватил бокалы из рук посетителей, вдребезги разбил все бутылки на барных полках, подхватил мебель и ударом об стену превратил её в щепки. Официантов и посетителей вышвырнуло за дверь. В зале остались только она и я. Она и я — загипнотизированные друг другом и не способные вымолвить ни слова: резкий порыв ветра лишил нас голоса и слов.

Она быстро собрала свои вещи, и мы вместе покинули разрушенный бар. Мне приходилось поспешно следовать за ней, за нескончаемой чредой её поворотов: то тут, то там, с одной улицы на другую, — в конце концов, я заблудилась. Ловушка захлопнулась. Город превратился в запутанный лабиринт, по которому нас, словно подопытных крыс, выпустили блуждать, и моя спутница оказалась очень проворной крысой, точно знавшей, где выход.
Наконец мы вышли к небольшой закусочной близ городских трущоб. Моя соперница впорхнула внутрь, и мы разместились за нетипичным для заведения столиком, покрытым чистой клетчатой скатертью, поверх которой красовались пара гвоздик и плетёная корзинка, полная гриссини. Официант принёс графин красного вина и вазочку с оливками, а затем предложил меню, как если бы обслуживал самый обычный ужин в ничем не примечательный будний вечер. Меня не покидало ощущение, что я угодила в лапы семейства Борджиа, и теперь мне предлагали разделить с ними трапезу. Я открыла меню: «ИТАЛЬЯНСКАЯ КУХНЯ — ВСЕГДА СО ВКУСОМ».
— Здесь мы впервые встретились, — заговорила моя спутница. — В 1947 году, в день, когда я родилась…

117 Skriv

Мы должны были выехать из разных концов города. Я представила её: озлобленную, самонадеянную — ни за что не уступит, грезит о победе в игре, в которой мне нет равных. Это война, и победителю достанется Джов. (Стоило рассказать о её письме, и он додумался смотаться на выходные к друзьям.)

Письмо у меня в кармане. Аккуратно выведенные буковки требуют:  “В среду, двенадцатого, в 18-30 приходи в бар Алгонкин-отеля.”

Почему именно сюда?

Я на месте. В запасе ещё пять минут. Пять минут пытки.

Я словно воин: вся в чёрном — от обуви до платья с разрезом, волосы распущены,  толстые золотые серьги-кольца в ушах, на лице боевая раскраска макияжа. Она старше на двадцать лет, и каждый месяц этой разницы в возрасте я обращу против соперницы. Как наяву вижу её: седина в волосах, на лице морщины, одета безвкусно. Она, наверное, если выражаться высоким штилем, предстанет предо мной, облачённая в носки и сандали, а глаза спрячет, словно музейные экспонаты, за толстыми стёклами очков. Песок сыпется, а внутри всё теплится надежда. Да я её в труху измельчу!

Мою соперницу ещё не видно. Ровные ряды столиков напоминали шахматную доску. Сидящие пары искусно расправлялись с мартини, официанты с хромовыми подносами лавировали между столиками. Войдя в образ чёрного рыцаря, я прошла через зал буквой “Г”, как шахматный конь. В мою сторону с интересом посмотрели несколько бизнесменов — и больше никто. Разумеется, она не пришла. И не придёт. В этом противостоянии победила я.

Заныла шея. Выбрав напиток, я согнулась, накрыв голову ладонью.

— Простите, пожалуйста, я не помешаю?
— Ни в коем случае. Вы, наверное, англичанка?
— Отчего же?
— Для американки вы слишком вежливы.
— Неужели американцы невоспитаны?
— Смотря сколько им заплатить.
— Но британцам плати, не плати — хороших манер не дождёшься.
— Тогда мы с вами, наверное, эмигранты..
— Угадали. Мой отец когда-то приехал в Нью-Йорк и полюбил его. Говорил, что только здесь человек может оставаться самим собой, пока в поте лица пытается стать кем-то другим.
— И у него получилось?
— Что именно?
— Стать кем-то другим?
— Получилось.

Мы замолчали. Она поглядывала на дверь, а я на неё. Подтянутая, похожая точёной фигурой на грейхаунда, она сидела вполоборота, и дорогая накрахмаленная белая сорочка облегала мышцы спины. Левая рука напоминала витрину ювелирного магазина.Сложно представить, что можно надеть на себя столько серебра и так ровно при этом сидеть.
Волосы её, тёмно-красные, цвета кизила или красной кожи, были уложены с изяществом: их обладательница и природа — обе потрудились на славу. Тщательно выверенная естественность сквозила во всём облике моей визави.

— Вы кого-то ждёте? — спросила я.
— Ждала, — она взглянула на часы. — А вы остановились в гостинице?
— Нет, живу в Нью-Йорке. Работаю в институте перспективных исследований. Хотела встретиться…

Встретиться. Свидеться. Дождаться прибытия. Предстать лицом к лицу.  Сойтись. Сойтись в битве.

— Хотела встретиться…

В зал ворвался ветер. Выхватил бокалы из рук пьющих. Разметал бутылки в баре с лёгкостью, с которой бы разбросал бутылочные крышки. Поднял столики и стулья и швырнул их в ни в чём неповинную стену. И официантов, и посетителей мигом смело из бара. Остались только я и она, мы не спускали друг с друга глаз, а ветер не давал нам вымолвить ни слова.

Она собрала вещи, и вместе мы покинули разрушенный бар. Она ныряла из одного проулка в другой, я старалась не отставать и вскоре перестала понимать, где мы. Сеть улиц запуталась. Город превратился в один петляющий переулок, но эта женщина, словно крыса, была в своей стихии.

Наконец, мы оказались в захолустном районе у небольшой закусочной, проскользнули внутрь и сели за вызывающе уютный столик. На клетчатой скатерти стояли пара гвоздик и итальянские хлебные палочки. К нам вышел паренёк с графином красного вина и миской оливок. Он протянул меню так, будто вечер был самым обычным, а мы пришли просто поужинать. Казалось, я очутилась во власти вероломных Борджа, и им вдруг стало угодно меня накормить. В меню красовалась надпись: “Итальянское — синоним вкусного”.

— Здесь мы увиделись впервые, — произнесла моя спутница. — В сорок седьмом. В день, когда я родилась.

118 Skylark

Мы будем идти сюда с противоположных концов города. Я представила её: злую, самоуверенную, готовую вести борьбу и добить меня моим же оружием.
Призом в этом важном поединке станет Джоув. Как только я сказала, что от неё пришло письмо, он решил отправиться на выходные к друзьям.
Письмо у меня с собой, в кармане. Аккуратный почерк. Повелительный тон. «Встретимся в среду, 12-го, в 18.30 в баре Алгонкинского отеля».
Почему именно это место?
Вот и оно.
Осталось пять минут. Ужасно тянется время.
Я оделась воинственно: в чёрное от декольте до стелек. Волосы распущены, в ушах – массивные кольца, боевая раскраска. Из двадцатилетнего превосходства над соперницей я не намерена уступить ни месяца.
Придёт седеющая, морщинистая, полноватая, небрежно одетая женщина. В носках и сандалиях – на поэтический манер. Глаза, словно музейные экспонаты, скрыты за стёклами очков. Можно будет увидеть её волосы и увядающее тело. Надежду, запрятанную глубоко внутрь. И смешать её с грязью.
Но она не появлялась. Бар напоминал шахматную доску, на которой разыгрывали партию любители мартини и официанты, высоко несущие хромированные подносы. Примерив роль чёрного коня, я, петляя, пересекла зал. Но никто, кроме пары заинтересовавшихся бизнесменов, не обратил на меня внимание.
Конечно, она не пришла. И конечно, не придёт. Война нервных клеток состоялась, и победа на моей стороне. Сильно разболелась шея. Заказав чего-нибудь выпить, я в изнеможении опустилась у пальмы в кадке.
– Можно присесть?
– Пожалуйста. Вы, наверное, англичанка.
– Почему?
– Слишком вежливы для американки.
– Разве американцы не вежливы?
– Только если хорошо заплатишь.
– Британцы невежливы, сколько им ни плати.
– Выходит, мы c вами из беженцев.
– Я – да, вполне. Мой отец раньше часто здесь бывал. Он любил Нью-Йорк. Говорил, что это единственное место в мире, где человек может оставаться собой, и в то же время работать не покладая рук, чтобы стать кем-то ещё.
– И у него получилось?
– Что?
– Стать кем-то ещё?
– Да. Да, получилось.
Мы молчали. Она смотрела на дверь, а я на неё. Худощавая, подтянутая, сложённая, как гончая собака, она подалась вперед, и сквозь рубашку – белую, накрахмаленную, дорогую – обозначилась рельефная спина. Её левая рука напоминала витрину у Тиффани. В голове не укладывалось, как женщина, надевшая столько серебра, способна держать осанку?
Ее волосы – тёмно-красные, цвета кизила и выделанной красной кожи – производили впечатление послушных от природы и в то же время ухоженных. Казалось, она выглядит в одинаковой степени искусственно и безыскусно.
– Вы кого-то ждёте? – спросила я.
– Ждала, – она посмотрела на часы. – Вы остаётесь здесь?
– Нет. Я живу в Нью-Йорке. Работаю в Институте перспективных исследований. Я пришла сюда, чтобы встретиться…
Встретиться: оказаться лицом к лицу. Познакомиться. Получить представление. Убедиться. Испытать. Признать. Ожидать. Столкнуться. Столкнуться в конфликте.
– Я пришла сюда, чтобы встретиться…
В комнате поднялся ветер – он вырывал из рук рюмки, раскидывал барные бутылки, словно бутылочные крышки, подбрасывал мебель и разбивал её об оцепеневшие стены. Официанты и посетители в изорванной одежде очутились за дверью. В комнате никого не осталось – только мы вдвоём, загипнотизированные друг другом. Ветер мешал произнести хоть слово.
Она собрала вещи, и мы покинули разрушенную комнату. Она начала кружить по улицам, и мне ничего не оставалось, как двигаться вслед. Было трудно понять, где мы находимся. Пространство искривилось. Город превратился в извилистую аллею, а моя спутница явно превосходила меня в беге.
В конце концов, мы добрались до маленькой закусочной в старой части города. Она завернула туда, и мы уселись за невозможно изысканный стол, накрытый клетчатой скатертью, сервированный двумя гвоздиками и несколькими палочками гриссини. Вышел мальчик с графином красного вина и чашей с оливками. Он протянул нам меню, будто намечался ничем не примечательный обед в один из обычных дней. Я попала в руки к Борджиа и теперь они желают, чтобы я поела.
Я заглянула в меню. «Еда, приготовленная по-итальянски, вкуснее».
– Здесь мы и встретились, – начала она. – В 1947 году, в тот день, когда я родилась…

119 Snoosmoo

Дженет Уинтерсон

Квантовое чувство


К месту встречи мы добирались с разных концов города. Я представляла ее: сердитую, уверенную в себе, – достойную соперницу, готовую победить меня на моем же поле. Это финал, и награда победителю – Юпитер. Когда я призналась ему, что получила от нее письмо, он сразу засобирался на выходные к друзьям. Письмо лежало в моем кармане. Четкий почерк. Приказ к исполнению. «Встречаемся в среду двенадцатого в 18.30 в баре гостиницы «Алгонкин»»

Почему она выбрала это место?

Ну вот, я и пришла.

Осталось убить пять минут. Беспощадное время.

Оделась я как воин: в черном с головы до пят, распущенные волосы, широкие золотые креолки, боевая раскраска. Мое преимущество перед соперницей – двадцать три года, и из них я не намерена упустить ни месяца.

Она поседеет, приобретет морщины и лишний вес, перестанет следить за одеждой. Она войдет, как в песне, в носках и босоножках, ее глаза за стеклами очков будут напоминать витрину музея. Я практически видела ее, теряющую волосы и плоть, ее надежду, запертую внутри. Я выпью ее досуха.

А ее все нет.

Бар – шахматная доска, где парочки совершают ходы рюмками мартини, и официанты высоко несут хромированные подносы. Я двигалась черным конем через клетки и условности, но, кроме двух бизнесменов-ценителей, едва ли кто-нибудь мной интересовался.

Конечно, она не пришла. Она и не собиралась приходить. Это была война нервов, и я победила. Я только сейчас заметила, как ужасно болит шея. Заказала выпить и плюхнулась под пальмой в кадке.

– Можно присесть?

– Пожалуйста. Вы, наверное, англичанка.

– Да?

– Вы слишком вежливы для американки.

– Разве американцы не вежливы?

– Только если достаточно им заплатить.

– Британцы наглые, сколько им ни плати.

– Тогда мы с вами, наверное, беженки.

– Я точно. Раньше мой отец часто приходил сюда. Он любил Нью Йорк. Он говорил, это единственное место в мире, где человек может оставаться собой, работая на износ, чтобы стать кем-то еще.

– И он стал?

– Кем?

– Кем-то еще.

– Да. Конечно, стал.

Мы помолчали. Она посмотрела на дверь. Я посмотрела на нее. Она была стройной, энергичной; поджарое тело с легким наклоном вперед, мышцы спины, обтянутые белоснежной, накрахмаленной, дорогой рубашкой. Ее левая рука напоминала витрину Тиффани. Не представляю, как женщина может носить столько золота и не сидеть, откинувшись. Ее волосы – темно красные, цвета кизила или красной кожи, шелковистые, роскошные от природы и ухоженные. Я подумала, что весь ее вид одновременно свидетельствовал об искушенности и простоте.

– Вы ждете кого-нибудь? – спросила я.

– Да. – она посмотрела на часы. – Вы остановились в гостинице?

– Нет. Я живу в Нью Йорке. Работаю в Институте перспективных исследований. Я пришла, чтобы встретить...

Встретить. Столкнуться. Познакомиться. Быть представленной. Найти. Пережить. Принять. Дождаться. Сразиться. Вступить в бой.

– Я пришла сюда, чтобы встретить...

В зале поднялся ветер. Он вырвал бокалы из рук посетителей, разбросал бутылки в баре, как будто они были пробками, поднял мебель и с грохотом разнес ее о пребывающую в шоковом состоянии стену. Официанты и посетители вылетели клочьями за дверь. В комнате не осталось никого, кроме нее и меня, она и я, загипнотизированные друг другом, не в состоянии говорить из-за ветра.

Она собрала вещи и вместе мы вышли из разрушенной комнаты. Мне пришлось последовать за ней, так как мостовая изгибалась у нее под ногами. Я перестала понимать где мы. Мир искривился. Город стал лабиринтом, и она была более умной крысой.

Наконец мы добрались до забегаловки в полуразрушенной части города. Она ворвалась туда, и мы сели за угрожающе милый столик со скатертью в клеточку, двумя гвоздиками и несколькими палочками соленой соломки. Появился официант с графином красного вина и вазочкой, полной оливок. Он передал нам меню, как будто это был самый обыкновенный ужин в самый обыкновенный вечер. Я попала в лапы Борджиа, и теперь они хотели, чтобы я ела.

Я посмотрела в меню. ЕДА ВКУСНЕЕ ПО-ИТАЛЬЯНСКИ.

– Именно здесь я его встретила, – сказала она, – В 1947 году, в собственный день рождения.

120 sovano

Мы придем с разных концов города. Представляю ее себе, злую, уверенную, готовую на равных вступить в мою игру и взять верх. Предстояла главная схватка и на кону был Джов. Когда я сказала ему, что она мне написала, он решил провести выходные с друзьями. Ее письмо, написанное аккуратным почерком, лежало у меня в кармане. Не письмо, скорее, четкая инструкция: «Встретимся в среду, 12-го, в 18:30. Бар гостиницы «Алгонкин». Почему она выбрала это место? И вот я здесь. Еще пять минут – о, жестокое время! Оделась как на битву - в черное с головы до ног, волосы выпрямила, в ушах толстые золотые кольца, на лице – боевая раскраска. На моей стороне молодость – целых двадцать лет – и каждый месяц каждого года станет моим оружием.

Она, скорее всего, толстая, седеет, лицо в морщинах и одевается как попало, вроде носков на сандалии, глаза как музейные экспонаты за витриной очков. Так и вижу ее редеющие волосы и обвисающую кожу, но в ее душе еще теплится огонек надежды. Затушу его одним махом.

Она пока не появилась. В баре официанты с блестящими подносами на высоко вытянутых руках разносят напитки, а парочки маневрируют с бокалами мартини, как на шахматной доске. Зигзагами на манер черного коня пересекаю пространство из угла в угол, но кроме парочки мужчин я, похоже, никого не интересую. Конечно, она не пришла, она и не должна была прийти. Это проверка, у кого нервы крепче, и я победила. Внезапно я поняла, как болит у меня шея, и, заказав выпить, рухнула в кресло у кадки с пальмой.
- Позволите присесть?
- Прошу вас. Вы, должно быть, англичанка?
- Почему вы так решили?
- Для американки вы слишком вежливы.
- А разве они все не поголовно вежливы?
- Только если вы им хорошо платите.
- От англичан вежливости не дождешься, сколько ни заплати.
- Значит, мы с вами беженцы.
- Я да, наверное. Мой отец бывал здесь, он любил Нью-Йорк. Всегда говорил, что это единственное место на земле, где можно быть самим собой, когда из кожи вон лезешь, чтобы стать кем-то еще.
- И что, стал?
- Кем?
- Кем-то еще.
- Да.

Мы замолчали. Она смотрела на дверь, а я на нее – стройную, энергичную, с телом гончей. Сейчас она наклонилась вперед так, что мышцы спины проступили под белой накрахмаленной блузкой. Левая рука ее как будто демонстрировала весь ассортимент магазина Тиффани. Не знаю, как можно было надеть столько серебра, чтобы оно при этом на сторону не перевешивало. Ее темно-рыжие волосы были цвета кизила или темной кожи, они слегка вились от природы, что было умело подчеркнуто. Я поняла, что весь ее облик был хорошо продуманным и безыскусным одновременно.
- Вы кого-то ждете? – спросила я.
- Ждала. – Она посмотрела на часы. – Вы здесь проездом?
- Нет, я живу в Нью-Йорке, работаю в Институте перспективных исследований. Я пришла встретиться с …
Встретить, -ся. Увидеть лицом к лицу, познакомиться, найти, испытать, дождаться прибытия, столкнуться.
-Я пришла встретиться с…

По комнате пронесся страшный ветер, вырывая бокалы из рук посетителей; бутылки в баре взлетели в воздух как пробки шампанского, мебель подхватило и вдребезги разнесло о стену, официантов и гостей разорвало в клочья и вымело за дверь. В опустевшей комнате остались лишь мы двое, загипнотизированные друг другом, не в силах и слова сказать из-за ветра.

Она собрала свои вещи и мы вместе покинули разрушенную комнату. Когда она петляла по улицам, я только шла за ней следом и теперь уже не представляла, где мы находимся. Звякнул замок решетки. Город был как темный кривой переулок, а она как вожак стаи крыс.

Наконец мы пришли к маленькому кафе в захудалой части города. Она толкнула дверь и мы оказались за ужасно милым столиком с клетчатой скатертью, двумя гвоздичками в вазе и хлебными палочками. Появился юноша с графином красного вина и миской оливок, обыденно протянул нам меню, как будто это просто ужин и все. Я попалась в лапы семейке Борджиа и они вот-вот меня накормят. Я взглянула на меню, на нем было написано: «По-итальянски все вкуснее!»

- Вот здесь я и встретилась с ним, - сказала она. – В 1947 году, в день своего рождения.

121 Starlight

На место встречи мы с ней поедем с разных концов города. Мое воображение рисовало ее, злую, уверенную в себе, готовую сразиться со мной и победить меня моим же оружием. В этой великой битве победитель получал Джова. Я рассказала ему, что она написала мне, и он тут же решил отправиться к друзьям на выходные.


Ее письмо лежало у меня в кармане. Аккуратный почерк. Приказ, который не обсуждается. «Я буду ждать Вас в среду 12 числа в 6 часов вечера в баре гостиницы Алгонкин».


Почему она выбрала именно этот бар?


Вот я и на месте.


Еще целых пять минут. Как же мучительно ожидание.


Я хорошо подготовилась к битве: во всем черном, волосы распущены, толстые золотые кольца в ушах. Дополнял образ воительницы агрессивный макияж. Перед моей соперницей у меня было несомненное преимущество, ведь я на двадцать лет моложе. Каждый месяц нашей разницы в возрасте я собиралась использовать против нее.


Я попыталась представить ее: волосы с проседью, морщины, лишний вес, одета небрежно и безвкусно, в сандалях на носки. Глаза за стеклами очков, точно музейные экспонаты, такие же холодные и безжизненные. Я словно видела ее насквозь. В глубине души она еще на что-то надеется. Я от нее мокрого места не оставлю.


Ее еще не было. Бар напоминал шахматную доску, фигурами на которой были посетители, совершавшие ходы к барной стойке за бокалом мартини, и официанты, сновавшие между столиками, высоко подняв хромированные подносы. Сегодня моей шахматной фигурой был черный конь. Я обогнула два столика и повернула направо. Никто не проявил ко мне интереса, если не считать парочки бизнесменов, проводивших меня оценивающим взглядом.


Конечно, она еще не пришла. И, конечно же, она не появится. Победа в этой психологической войне осталась за мной. Я вдруг почувствовала острую боль в шее. Заказав выпить, я без сил опустилась на стул под пальмой в горшке.


– Не возражаете, если я присяду?

– Пожалуйста. Вы, должно быть, англичанка.

– Почему Вы так решили?

– Для американки вы слишком уж вежливы.

– Разве американцам не достает вежливости?

– Они вежливы только с теми, у кого есть деньги.

– Что ж, англичане не слишком-то учтивы, независимо от того есть у вас деньги или нет.

– Значит, мы обе с Вами иммигрантки.

– Думаю, Вы правы. Мой отец часто бывал здесь. Он любил Нью Йорк. Он говорил, что это единственное место на земле, где человек может быть самим собой и при этом из кожи вон лезть, пытаясь стать кем-то другим.

– И что же, получилось это у него?

– Что получилось?

– Стать кем-то другим.

– Да, ему это удалось.


Наступило молчание. Она смотрела на дверь. Я воспользовалась этим, чтобы ее рассмотреть. В ее стройном, словно у гончей, теле чувствовалось напряжение. Она немного подалась вперед, так что блузка очерчивала изгибы ее спины. Белая, накрахмаленная, дорогая блузка. Украшения на ее левой руке были скорее всего куплены в магазине Тиффани. Я подумала, как это ей удается сидеть прямо под тяжестью всего этого серебра.


У нее были темно-рыжие волосы, оттенка красного дерева или кожи, послушные от природы. И все же она потратила немного времени, чтобы их уложить. Думаю, очарование ее образа заключалось в его естественности.


– Вы кого-то ждете? — спросила я.

– Ждала. — Она посмотрела на часы. — Вы остановились в Алгонкине?

– Нет. Я живу в Нью Йорке. Работаю в Институте перспективных исследований. Я должна была встретиться здесь с...


Встретиться. Познакомиться. Представиться. Найти. Испытать. Получить. Ждать встречи с ней. Наконец встретиться. Вступить в бой.


– Я должна была встретиться здесь с...


И вдруг точно порыв ветра влетел в зал. Он вырвал стаканы из рук, раскидал бутылки, подхватил мебель и швырнул ее в застывшую стену, вымел за дверь официантов и посетителей, словно клочки бумаги. Не осталось ничего, кроме нас двоих, были только мы, я и она. Мы смотрели друг на друга как завороженные и не могли произнести ни слова.


Она собрала свои вещи, и мы вместе вышли из разрушенного зала. Я послушно следовала за ней, пока она петляла по мостовым. Я уже не понимала, где мы находимся. Улицы причудливо изгибались, и она двигалась по этому лабиринту, как ученая мышь.


Наконец, мы добрались до маленькой забегаловки в каком-то захолустье. Она направилась внутрь, и мы сели за раздражающе милый столик, покрытый клеенчатой скатертью. На столике стояли две гвоздики и несколько хлебных палочек. Подошел официант с графином красного вина и тарелкой оливок. Он положил перед нами меню, как будто это был обычный ужин, какой бывает каждый день. Я попала в руки Борджиа, и вот теперь они хотят меня накормить.


Я посмотрела на меню. ИТАЛЬЯНЦЫ ЗНАЮТ ТОЛК В ЕДЕ.


– Здесь я впервые встретила его, — прервала она молчание. — В 1947 году в день моего рождения...

122 stranger danger

До места встречи мы добирались с противоположных концов города. Так и представлялось, как она сердито и напористо мчится сражать меня моим же оружием. Решающий бой, бой за Джова. Сам он решил уехать на выходные к друзьям, когда узнал, что она мне написала. Письмо лежало у меня в кармане. Ровный почерк и полная безапелляционность. «Встречаемся в среду, 12-го, в 18:30 в баре отеля «Алгонкин». И почему именно там?

Я на месте. Осталось 5 минут. Момент неумолимо близится.

Образ у меня получился очень воинственный: в чёрном с декольте до каблучков, волосы распущены, в ушах массивные серьги-обручи, на лице боевая раскраска. В мою пользу были 20 лет разницы, и я намеревалась выжать их до последнего месяца. У неё-то наверное проседь, морщины, лишний вес и никакого стиля. Хрестоматийные сандалии на носки, а глаза за толстыми стёклами, будто музейные экспонаты. Так и вижу, как она, теряющая свежесть и волосы, усилием хранит в себе надежды. Уж я-то от них ничего не оставлю.

Её всё не видно. Бар словно шахматная доска: часть полей занята ловко управляющимися с бокалами мартини парочками, а по рядам между ними снуют официанты, высоко держа металлические подносы. Я пересекала зал как чёрный конь, поворачивая в соседний ряд справа после каждой пары столиков, но никто, кроме парочки женолюбивых бизнесменов даже не обратил на меня внимания.

Ну конечно, она не пришла. Ну ещё бы она пришла. Это была проверка, кто первый струсит, и я выиграла. У меня внезапно жутко заболела шея, я заказала себе выпить и плюхнулась возле горшка с пальмой.

- Вы позволите подсесть?
- Располагайтесь. Вы, должно быть, родом из Англии?
- С чего вы взяли?
- Слишком неамериканская вежливость.
- Разве американцы не вежливы?
- Только если прилично заплатишь.
- А британцы и за деньги не станут любезничать.
- Тогда кто же мы с вами, беженцы?
- Меня можно и так назвать. Мой отец частенько здесь бывал. Он любил Нью-Йорк. Говорил, что это единственное место на Земле, где можно быть собой, пока из кожи вон лезешь, чтобы стать кем-то другим.
- Вышло у него?
- Что?
- Стать кем-то другим.
- Да, вышло.

Мы помолчали. Она всё смотрела на дверь, а я на неё. Она сидела, наклонившись вперед, настороженная, поджарая словно охотничья собака, и из-под дорогой белой накрахмаленной блузки проступали упругие мышцы спины. Её левая рука походила на витрину «Тиффани»: я и не представляла себе, как можно навесить на себя столько серебра и не согнуться под его тяжестью.

Волосы у неё были тёмно-рыжие, словно кожа или красная древесина, от природы мягкие и вдобавок очень ухоженные. Видно было, что этот простой и естественный вид создавался очень тщательно.

- Вы кого-то ждёте? – спросила я.
- Ждала, - ответила она, взглянув на часы. – А вы тут остановились?
- Нет, я местная. Работаю в Институте передовых исследований. Я здесь, чтобы встретиться с…

Встретиться: столкнуться лицом к лицу. Познакомиться. Собраться. Пересечься. Обнаружить. Узнать. Дождаться прибытия. Сойтись. Сойтись в борьбе.

- Я здесь, чтобы встретиться с…

Неистовый ветер выплеснул напитки из бокалов, разметал бутылки в баре, словно пробки, поднял ввысь и разнёс о стену мебель.

Обслуживающий персонал и обслуживаемые так и повылетали через дверь, все изодранные. В комнате остались только мы, я и она, зачарованные друг другом и заглушённые ветром.

Она взяла вещи, и мы покинули разгромленное помещение. Я покорно следовала за ней, прогибающей ногами мостовую. Я уже не понимала, где мы. Пространство искривилось. В лабиринте, которым стал город, она была более сообразительной крысой.

Наконец мы дошли до крохотной закусочной в каком-то захудалом районишке. Она непринуждённо зашла внутрь, и мы сели за пугающе уютный столик, где на клетчатой скатерти стояла пара гвоздик и хлебные палочки. К нам вышел официант с графином красного вина и мисочкой оливок. Он равнодушно протянул нам меню, будто бы это был ничем не примечательные вечерние посиделки ничем не примечательных людей. Я попала в руки Борджиа, и мне повелевают есть. «По-итальянски вкуснее!» - призывало меню.

- Тут мы с ним впервые и встретились, - сказала она, - в 1947-м, в день моего рождения.

123 Sul9

Симметрии объединения.

Джанет Уинтерсон.

Мы подходили с противоположных концов города. Ею наверняка двигала злость, решимость дать мне отпор, разбить меня на моем же поле. Нам предстояла эпическая битва за Джова. Узнав про её письмо ко мне, до понедельника он ретировался к друзьям.

Письмо лежало у меня в кармане. Аккуратный почерк. Приказ повиноваться. "Встречаемся в 18:30 в среду, двенадцатого, в баре гостиницы Алгонкин".

Почему именно здесь?

Вот я и пришла.

Ещё целых пять минут. Как жестоко время.

Вид у меня был боевой: декольте, вся в черном, прямые волосы, толстые золотые кольца в ушах, агрессивный макияж. Всё, чтобы подчеркнуть каждый месяц из моего двадцатилетнего преимущества над противником.

Над ней, не иначе как толстухой с проседью и морщинами, которая совсем себя забросила. Классика жанра - носки с сандалиями, глаза за стеклами очков, словно музейные экспонаты. Нечто с выбивающимися волосами и телесами, с наглухо заточенной внутри надеждой. Как же она скиснет, увидев меня.


Только где она? В баре, как на шахматной доске, клиенты лавировали бокалами мартини, а официанты высоко поднятыми подносами. Черным конем я зигзагами перемещалась с позиции на позицию. Кроме нескольких бизнесменов с их оценивающими взглядами, никто не обратил на меня внимания.

Конечно же, она не пришла. И, конечно же, не собиралась - сдали нервы в психологической войне. Я ощутила ужасную тяжесть в затылке. Взяла себе выпить и рухнула на место под горшечной пальмой.

- Я вам не помешаю?

- Нет, сидите. Англичанка?

- Почему вы так решили?

- Американцы не такие вежливые.

- Мне казалось, наоборот.

- Только если им выгодно.

- Британцам и выгода не повод для вежливости.

- Значит, мы с вами тут чужаки.

- Я, наверное, да. А мой отец обожал сюда приезжать. Считал Нью-Йорк уникальным городом, где можно оставаться собой и при этом лезть из кожи вон, чтобы выбиться в люди.

- И у него получилось?

- Что?

- Выбиться в люди?

- Да, получилось.

Повисло молчание. Она неотрывно смотрела на вход. Я рассматривала её. Худощавая, нервозная, она сидела, наклонившись вперед. На мускулистой спине натянулась белая рубашка, дорогая и накрахмаленная. На левой руке красовалась прямо-таки витрина «Тиффани». Как она вообще держала осанку, нацепив столько серебра?

Её волосы были цвета спелой вишни с алым отливом, мягкие в своей ухоженности и от природы. Во всем её облике сквозила продуманная естественность.

- Кого-то ждете? - спросила я.

- Уже нет, - она взглянула на часы. - Вы тут в гостинице остановились?

- Нет, я живу Нью-Йорке, работаю в Институте перспективных исследований. У меня тут встреча...

Встреча. Столкновение лицом к лицу. Знакомство. Представление. Открытие. Впечатление. Восприятие. Ожидание. Соприкосновение. Схватка.

- У меня тут встреча...


Вдруг налетел ураган, вырвал из рук стаканы, разметал бутылки словно пушинки и, вздыбив мебель, швырнул её в обморочную стену. Официанты с посетителями ринулись из помещения. Остались лишь мы с ней, в обоюдном гипнозе, не в силах говорить из-за ветра.

Она собрала вещи и мы покинули этот хаос. Я безропотно сворачивала за ней с тротуара на тротуар. Я не соображала, где мы. Пространство-время изогнулось. Город схлопнулся до кривых переулков, а она была в своей стихии.

Наконец мы очутились у ресторанчика в каком-то неприглядном районе. Зашли, сели за угрожающе-прелестный столик с клетчатой скатертью, двумя гвоздиками и палочками гриссини. Какой-то парнишка принес графин красного вина и чашку оливок. Вручил нам меню, словно в обычный ужин, в обычный день. Я оказалась во власти Борджиа, и меня настойчиво угощали.

Меню гласило: «ИТАЛЬЯНСКАЯ КУХНЯ - ЭТО ОСОБЫЙ ВКУС».

- Здесь мы и познакомились, - начала она. - В 1947 году, в день моего рождения...

124 Sweet Sweety

Она и я приближались бы к месту встречи с разных концов города. Я уже представляла, как она, разгневанная, уверенная в своих силах, готова была наброситься на меня и побороть в моей же собственной игре. Это была жестокая война, и Джов был трофеем. Когда я сообщила ему о том, что она предложила мне встретиться, трофей внезапно решил отправиться к друзьям на уик-энд.

Послание, выведенное аккуратным почерком, лежало у меня в кармане. Оно скорее напоминало инструкцию, которой я должна была подчиниться.
«12 число. Среда. 18.30. Бар в гостинице Алгонкин».

Почему она решила назначить встречу именно здесь?
Я уже на месте.
Осталось 5 минут. Время так жестоко.

Я была одета как воин: с головы до ног в черном, распущенные волосы, золотые сережки-обручи и яркий боевой макияж. У меня было двадцатилетнее преимущество перед моей соперницей, и я намеревалась использовать каждый его месяц.

Она начнет седеть, её лицо покроется морщинами, она наберет вес и станет безвкусно одеваться. Она будет похожа на экспонат музея, одетый в носки, сандалии и очки. Я могла представить ее, безнадежную, теряющую волосы и красоту. Я бы слила ее в отстойную канаву.
Нет никакого намека на ее присутствие. Бар напоминал шахматную доску, на которой маневрировали бокалы Мартини и официанты с блестящими подносами. Сделав ход черным конем, я прошла вперед на пару столиков и повернула направо, но кроме нескольких оценивающих меня взглядом бизнесменов, там не было никого, кто мог бы быть заинтересован во мне. Конечно, она не пришла. Конечно, она не придет. Это была напряженная битва, и я победила. Вдруг я почувствовала ужасную боль в шее. Я заказала напиток и уселась за столик, который стоял рядом с декоративной пальмой.

- Извините, могу я присесть?
- Конечно, пожалуйста. Вы должно быть из Британии?
- Почему Вы так решили?
- Вы слишком вежливы для американки.
- Разве американцы невежливы?
- Они вежливы, только когда им хорошо платят. Британцы невежливы, независимо от того, сколько вы им заплатите.
- Тогда мы, должно быть беженцы.
- Я считаю себя такой. Мой отец часто приезжал сюда. Он любил Нью-Йорк. Он говорил, что это единственное место в мире, где человек может оставаться собой, но в то же время работать до изнеможения, чтобы стать другим человеком.
- И он стал?
- Кем?
- Стал другим человеком?

Мы замолчали. Она смотрела в сторону выхода. Я смотрела на нее. Она была стройная, скованная, словно борзая собака, сидела, немного наклонившись вперед. Мышцы ее спины обтягивала белая накрахмаленная дорогая рубашка. Ее левая рука напоминала руку манекена с витрины «Tiffany & Co»1. Я не понимала, как женщина может носить столько серебра и не склоняться под его тяжестью.

Прядки ее волос переливались от рыжего до кроваво-красного цвета, их эластичность была отчасти подарком природы, отчасти отличной работой стилиста. Я поняла, что она выглядела настолько же хитро, насколько простодушно.

-Вы кого-то ждете?
- Ждала, - она посмотрела на часы, - Вы остановились в гостинице?
- Нет, я живу в Нью-Йорке. Работаю в Институте передовых исследований. Я пришла сюда, чтобы встретиться…
Встретиться лицом к лицу. Ждать встречи. Представиться. Познакомиться. Испытать. Получить. Столкнуться. Столкнуться в битве.
- Я пришла сюда, чтобы встретиться…

В баре поднялся «ветер» войны, который выветрил весь дурман из тех, кто пил алкоголь. Ветер, который разбросал все бутылки, словно пробки, поднял мебель в воздух и разбил ее о стены. Ветер, который разорвал официантов и посетителей в клочья и вышвырнул их из бара. В помещении ни осталось никого и ничего, только она и я, загипнотизированные друг другом, не в состоянии говорить из – за «ветра».
Она взяла свои вещи, и вместе мы вышли из разрушенного бара. Я должна была следовать за ней, обходя все тротуары. Я не понимала где мы. Напряжение нарастало и выплескивалось наружу. Город казался извивающимся узким переулком, а она была лучшей в нем крысой.

Наконец, мы добрались до небольшой закусочной, в какой – то полуразрушенной части города. Она резко зашла внутрь. Мы сели за угрожающе красивый столик, покрытый клетчатой скатертью. На нем стояла ваза с двумя гвоздиками и несколько традиционных итальянских хлебных палочек. Нам принесли графин красного вина и оливки. Затем вручили меню. Все происходящее напоминало обычный ужин в обычный день. Сначала я попала в руки Борджия 2, а теперь они хотят, чтобы я с ними поужинала.

Я посмотрела на меню. «ЕДА ВКУСНЕЕ НА ИТАЛЬЯНСКОМ»
- Это то место, где я встретила его,- она начала разговор, - В 1947 году, в день, когда я родилась…

1 «Tiffany & Co» - ювелирная транснациональная компания, основанная в 1837 году Чарльзом Льюисом Тиффани и Джоном Ф. Янгом. Компания Tiffany продает ювелирные изделия, серебро, фарфор, хрусталь, канцелярские принадлежности, парфюмерию, украшения, аксессуары, а также некоторые изделия из кожи. – Прим. перев.
2 Борджиа - испанский дворянский род из Арагона. В 1492 году род Борджиа стал правящим органом Папской области. Рим погрузился в коррупцию, воровство, убийства и тиранию. – Прим.перев.

125 Talisman

Отрывок из книги Дженнет Уинтерсон «СИММЕТРИЯ»


Мы добирались до месту встречи с противоположных концов города. Воображение рисовало мне портрет злой, уверенной в себе женщины, которая готова дать мне отпор и использовать против меня мои же приемы. Ожидался серьезный бой, но игра стоила свеч. Когда я сказала ему, что она написала мне письмо, он решил навестить своих друзей на выходных.
Ее письмо лежало в кармане. Выведенное каллиграфическим почерком. Инструкция, не дающая права на неповиновение. «Встречаемся в среду, 12 числа в 18.30 в баре отеля «Алгонкин».
Почему именно здесь?
Вот я и на месте.
Еще 5 минут. Как медленно течет время.
Я была в полной боевой готовности: одета в черное с головы до пят, волосы распущены, в ушах блестели внушительные золотые серьги, яркий макияж напоминал боевую раскраску. У меня было преимущество в 21 год над моей соперницей, и я собиралась обратить каждый месяц в свою пользу. Я представляла себе седеющую, покрывающуюся морщинами женщину, страдающую от ожирения и неряшливо одетую. Сандалии на босу ногу, и глаза, спрятанные за стеклом, словно музейные экспонаты. Я живо представляла себе, как она лысеет, дурнеет, теряет последнюю надежду. Я высушу ее до капли.

Ее нигде нет. Бар напоминал шахматный турнир, в котором вместо пешек посетители ходят бокалами с мартини, а официанты маневрируют с блестящими подносами. Я металась из угла в угол, но, очевидно, никто не проявлял ко мне интереса, кроме парочки взыскательных бизнесменов.
Конечно, она не пришла. И не собиралась. Это была психологическая война, и я победила. Я почувствовала ужасную боль в шее. Заказав себе выпить, я рухнула под пятнистой пальмой.
– Можно присесть?
–Да, конечно. Вы, должно быть, англичанка.
–Почему вы так думаете?
–Вы слишком вежливы для американки.
–Разве американцы не вежливые?
–Только если им достаточно заплатить.
–Британцы грубые независимо от того, сколько им заплатить.
–Тогда мы с вами, должно быть, беженцы.
–Можно сказать, я беженка. Мой отец раньше приезжал сюда. Он любил Нью-Йорк. Говорил, что это единственное место в мире, где человек может оставаться самим собой, работая до потери пульса, чтобы стать кем-то еще.
–У него получилось?
–Что?
–Стать кем-то еще.
–Да. Да, получилось.
Мы замолчали. Она поглядывала в сторону двери. Я бросила на нее взгляд. Она была стройная, напряженная, с изящным, как у лани, телом. Она слегка наклонилась вперед, и мышцы спины прорисовались сквозь ее блузку, белую, накрахмаленную, дорогую. Ее левая рука напоминала витрину Тиффани. В моей голове не укладывалось, как можно носить на себе столько серебра и сидеть при этом прямо.
Волосы у нее были темно-рыжие, как кизил, и мягкие, что отчасти дар Божий, отчасти результат усилий. Я догадалась, что ее образ был в равной степени продуманным и небрежным.
–Вы кого-то ждете? – спросила я.
–Ждала , – ответила она и бросила взгляд на часы. – Вы здесь временно живете?
–Нет. Я живу в Нью-Йорке. Я работаю в Институте перспективных исследований. Я собиралась здесь встретиться…

Встретиться лицом к лицу. Познакомиться. Быть представленной. Выяснить. Испытать. Получить. Дождаться, когда она придет. Натолкнуться. Столкнуться в поединке.
–Я собиралась здесь встретиться…
В комнату ворвался ветер, который расплескал содержимое стаканов , опрокинул бутылки, подхватил мебель и швырнул ее о стену. Официанты и посетители тоже оказались за дверью. Мы остались вдвоем, загипнотизированные друг другом, и ветер не давал нам промолвить ни слова.

Она собрала свои вещи, и мы вместе вышли из разрушенной комнаты. Я покорно шла за ней, в то время как она петляла по тротуару. Я совсем не понимала, где мы сейчас находимся. Навигатор сломался. Город превратился в лабиринт, и она лучше знала, где выход.
Наконец мы забрели в маленькую забегаловку в полуразрушенном районе. Она проскользнула внутрь, и мы сели за стол, устланный подозрительно милой клетчатой скатертью, с гриссини на нем. К нам вышел паренек с графином красного вина и мисочкой оливок. Он вручил нам меню, как будто бы это был совершенно обычный, ничем не выдающийся обед. Я попала в зависимость от сериала «Боржиа», и сейчас как раз было время обеда.
Я открыла меню. ИТАЛЬЯНСКИЙ ЯЗЫК ДЕЛАЕТ БЛЮДА ВКУСНЕЕ.
–Здесь мы познакомились,– промолвила она.
–В 1947, в день, когда я родилась …

126 tattum

СИММЕТРИЯ ВЗАИМОДЕЙСТВИЙ

Дженнет Винтерсон
К месту встречи мы с ней будем двигаться из противоположных концов города. Я воображала ее себе злой, уверенной, готовой противостоять и переиграть меня моими же методами. Призом в этой большой битве был Иов. Когда я рассказала ему о ее письме, он решил что именно в этот уик-энд навестит своих друзей. Ее письмо в моем кармане. Написано аккуратным почерком. Инструкция для исполнения: «Встречусь с вами в среду 12-го в 6-30 вечера в баре отеля Алгонкин».
И почему она выбрала это место?
И вот я уже на месте.
До встречи пять минут. Время безжалостно бежит. Я облачилась в наряд воительницы: от декольте до стелек все черное, прямые распущенные волосы, в ушах толстые кольца золотых серег, макияж как боевая раскраска. Перед моей соперницей у меня двадцатилетнее преимущество, и каждый месяц его я собираюсь использовать.
Она будет седеющей, морщинистой, с лишним весом, одета как попало. С поэтическим беспорядком на голове, сандалиями на ногах и глазами, спрятанными, как музейные экспонаты, за стекло. Я прямо-таки вижу ее истощенные волосы и плоть, отсутствие надежды в глазах. Да я сотру ее в порошок!


Ни намека на ее присутствие. В баре, рассаженные словно фигуры на шахматном поле, лишь парочки, потягивающие мартини и официанты, снующие с высоко поднятыми хромированными подносами. Она, конечно, не пришла. Она, конечно, не придет. Это была война нервов, и я ее выиграла. Почувствовав в шее сильную боль, я заказала выпивку и в изнеможении рухнула под растущей в горшке пальмой.
- Можно я здесь присяду?
- Пожалуйста. Вы, наверное, англичанка?
- Почему вы так решили?
- Слишком вежливы, чтобы быть Американкой.
- Разве американцы не вежливы?
- Только если вы им хорошо платите.
- Британцы не вежливы даже если вы им много платите.
- Тогда, наверное, мы с вами беженки.
- Думаю что я – да. Мой отец бывал здесь. Он любил Нью-Йорк. Он говорил, что это единственное в мире место, где человек может оставаться самим собой, пока не доработается до того, чтобы стать кем-то другим.
- И как?
- Что как?
- Стал он кем-то другим?
- Да. Он стал.
Мы замолчали. Она смотрела на дверь. Я смотрела на нее. У нее было стройное, напряженное как у борзой тело. Она немного подалась вперед, и рубашка повторила рельефы мускулов ее спины. Белая накрахмаленная дорогая рубашка. Ее левая рука была словно с витрины Тиффани. Я не могла понять, как женщина с одетым на себя таким количеством серебра, может сидеть без подпорки.
Волосы ее были глубокого рыжего цвета, как кизиловое дерево или красная кожа, эластичные частично от природы, частично - благодаря уходу. Я подумала, что ее внешность столь же искусна, сколь и безыскусственна.
- Вы ждете здесь кого-то? – спросила я.
- Да, ждала, - она посмотрела на свои часы.– А вы остановились в этом отеле?
- Нет, я живу в Нью-Йорке. Работаю в Исследовательском институте. Я пришла сюда на встречу…..
Встреча: Столкновение лицом к лицу, знакомство, аудиенция, раут, свидание, соревнование, состязание, матч, игра, соперничество, единоборство, поединок.
«Я пришла сюда на встречу…..»

По залу пронесся ветер, который вывернул наизнанку желудки пьющих, разметал бутылки, словно бутылочные пробки, приподнял мебель и шваркнул ее об стены. Официантов и гостей, на которых уцелели только лохмотья, вынесло из дверей. В зале остались только я и она, я и она, загипнотизированные друг другом, не в состоянии говорить из-за порывов ветра.


Она взяла свои вещи, и мы вместе покинули разгромленное помещение. Я вынуждена была следовать за ней по тротуару, который вращался под ее ступнями. Я не понимала, где мы находимся. Система координат необъяснимо искривилась. Город превратился в извилистый переулок, а она была завсегдатаем этих мест.

Наконец мы добрались до маленького кафе в заброшенной части города. Она проскользнула внутрь, и мы сели за столик, покрытый угрожающе безупречной скатертью в клеточку и стоящими на ней двумя гвоздиками и пучком хлебных палочек гриссини. К нам вышел юноша с графином вина и миской оливок. Он вручил нам меню так, словно это был совершенно обычный обед в совершенно обычный день. Я попалась в руки Борджиа и теперь они хотели заставить меня есть. Я заглянула в меню. ЕДА ПО-ИТАЛЬЯНСКИ ВКУСНЕЕ.
-Это место, где я его встретила,- промолвила она,– в 1947 году. В день, когда я родилась.

127 Tengu

GUT SYMMETRIES


Jeanette Winterson


К назначенному месту мы с ней приближались с разных сторон. Я представляла себе ее – сердитую, самоуверенную, готовую сразиться со мной на моем поле и победить. Грандиозная схватка. И Джоув в качестве трофея. Когда я сообщила ему, что она мне написала, он тут же решил смотаться к друзьям на выходные.


Ее письмо лежало у меня в кармане. Аккуратный почерк. Инструкция, требующая повиновения. «Я буду ждать вас в баре отеля «Алгонкин» в среду, двенадцатого числа, в половину седьмого вечера».


Почему именно там?


А вот и бар.


Еще пять минут придется ждать. Безжалостность времени.


Я пришла, готовая к битве, в полном облачении: в черном с ног до головы, волосы распущены, крупные золотые серьги кольцами, на лице боевая раскраска. У меня было преимущество над противником в целых двадцать лет, и я собиралась пустить в ход каждый месяц.


У нее, наверное, пробивается седина, у нее морщинки и лишний вес, а одевается она, как Бог на душу положит. Явится она, предполагаю, в носках и сандалиях, как и положено поэтической натуре, пряча глаза за очками – взгляд из-под музейного стекла. Как отчетливо я ее себе представляла: красота утекает, надежда заперта в стареющем теле. Я собиралась сровнять ее с землей.


Да где же она? Бар был словно шахматная доска, где вместо фигур – посетители, правдами и неправдами добивающиеся, чтобы им принесли, наконец, мартини, и официанты, разносящие хромовые подносы, держа их высоко над головой. Я вошла – черные сделали ход конем – но, за исключением нескольких бизнесменов, никто из посетителей это не оценил. Никто не обратил на меня внимания.


Конечно же, она не пришла. Конечно же, и не придет. Это была война нервов, и мои оказались крепче. Я вдруг осознала, что у меня шея болит от напряжения. Я заказала себе выпить и без сил опустилась за столик, стоящий рядом с пальмой в кадке.


- Можно мне присесть?


- Разумеется. Вы, вероятно, англичанка?


- Почему?


- Для американки вы слишком вежливы.


- А что, американцы вежливыми не бывают?


- Пока не заплатишь как следует – нет.


- Британцы вежливыми не бывают вовсе, плати – не плати.


- Ну тогда мы с вами, наверное, беженцы.


- Я – пожалуй. Мой отец часто сюда заходил. Он любил Нью-Йорк. Говорил, это единственное место на Земле, где можно быть собой и параллельно вкалывать ради того, чтобы стать кем-нибудь другим.


- И как, удалось ему?


- Что?


- Стать кем-нибудь другим.


- Да. Да, удалось.


Мы помолчали. Она смотрела на дверь, а я на нее. Стройная, поджарая, натянутая как струна… Когда она подалась вперед, линии ее спины четко обрисовались под футболкой – белой, накрахмаленной, дорогой. Левая рука ее была – как витрина «Тиффани». Сплошное серебро, удивительно, как это ее еще не скособочило под его весом.


Волосы у нее были темно-рыжие, цвета красного дерева, цвета замши. Их небрежная мягкость казалась отчасти даром природы, отчасти – результатом целенаправленных усилий. Мне подумалось, что добиться такой безыскусности образа – это целое искусство.


- Вы кого-то ждете? – спросила я.


- Ждала. – Она посмотрела на часы. – Вы из постояльцев отеля?


- Нет. Я живу в Нью-Йорке. Работаю в Институте перспективных исследований. А сюда пришла, чтобы встретиться…


Встретиться: оказаться лицом к лицу. Познакомиться. Быть представленными друг другу. Найти. Познать. Принять. Ожидать прибытия. Столкнуться. Сойтись в бою…


- Пришла, чтобы встретиться…


По бару пронесся порыв ветра. Он вырвал бокалы из рук у посетителей. Бутылки раскатились по барной стойке легко, как пробки. Мебель приподнялась в воздух и с размаху врезалась в застывшую стену. Официантов и посетителей разметало и вынесло за дверь. Никого не осталось в баре – только мы с ней. Мы с ней, застывшие глаза в глаза, задохнувшиеся до немоты от этого ветра.


Она подхватила свои вещи, и мы покинули перевернутый вверх дном бар. Она шла, и тротуар под ее ногами выписывал восьмерки. Мне пришлось следовать за ней: я перестала понимать, где мы находимся. Словно карта ландшафта пошла волнами. Город обернулся лабиринтом, и из двух крысок в этом лабиринте она была сообразительней.


В итоге мы набрели на небольшую забегаловку в каких-то трущобах. Она завернула туда. Мы выбрали угрожающе уютный столик, покрытый клетчатой скатертью. На ней уже ждали две гвоздички и пара-тройка хлебных палочек. Появился паренек с графином красного вина и корзинкой оливок. Он вручил нам меню так, словно это был самый обычный ужин в самый обычный день. Я попала в руки к Борджиа, и им вздумалось меня угостить…


Я посмотрела на меню. «По-итальянски вкусней».


- Вот здесь мы с ним и познакомились, - сказала она. – В 1947 году, в день моего рождения.

128 Tirlim-pum-pum

Мы двигались к месту встречи с разных концов города, я и она. Я легко могла себе ее представить – раздраженную, самоуверенную, готовую сыграть по моим правилам и победить. Ставки высоки, приз – Джов. Узнав про ее записку, он решил уехать на выходные к друзьям.

Ее письмо – в моем кармане. Аккуратный почерк. Четкие указания.

«Встречусь с вами в среду, 12-ого, в 18:30, в баре отеля “Алголкин”».

Почему там?

Вот я на месте.

Еще пять минут ожидания. Неумолимая бездна времени.

Я во всеоружии: в черном от стелек до декольте, волосы водопадом, в ушах золотые обручи, вызывающий макияж. Перед соперницей у меня двадцать лет преимущества, и я уж постараюсь выжать все из каждого месяца.

Что до нее, она наверняка седа и морщиниста, грузна, небрежно одета. На ногах поэтично болтаются сандали с носками, глаза прячутся за стеклами очков, как экспонаты музея. Так и вижу ее – увядающую, лысеющую, затаившую призрачную надежду. Я втопчу ее в грязь.

Ее нигде нет. Бар – шахматная доска, на которой расставлены парочки с мартини, между ними снуют официанты с блестящими подносами. Я продвигаюсь вперед, черным конем скольжу по вертикалям и горизонталям, но кроме нескольких ценителей женской красоты никто не проявляет ко мне интереса.

Она не явилась. Ну разумеется. Мы играли друг у друга на нервах, и я победила. В шее резанула острая боль. Я заказала выпить и устроилась за столиком у пальмы в кашпо.

– Можно присесть?

– Пожалуйста. Вы, как видно, из Англии?

– Почему вы так решили?

– Слишком вежливы для американки.

– Американцы грубы?

– Пока им как следует не заплатишь.

– От англичан вежливости не дождешься, сколько им ни плати.

– Тогда мы с вами, получается, эмигранты.

– Да, по крайней мере, я. Мой отец часто здесь бывал. Нью-Йорк ему нравился. Он считал, что только здесь можно оставаться самим собой, пока до седьмого пота трудишься, чтобы стать другим человеком.

– И ему удалось?

– Что именно?

– Стать другим человеком.

– О да. Определенно.

Мы замолчали. Она смотрела на двери, а я – на нее. Худая, поджарая, возбужденная, замерла в наклоне вперед, мышцы спины обтянуты блузкой – белоснежной, дорогой, накрахмаленной. Левая рука – как витрина “Тиффани”. Я и не предполагала, что можно носить столько украшений и не гнуться под тяжестью стольких украшений.

Волосы – темно-красные, цвета побегов кизила или выделанной кожи, то ли дар природы, то ли плод направленных усилий. Естественность ее образа граничила с искусством.

– Ждете кого-то? – спросила я.

– Да. – Она бросила взгляд на часы.

– Вы здесь остановились?

– Нет, в Нью-Йорке. Работаю в Институте перспективных исследований. Я пришла, чтобы встретиться с…

Встретиться: столкнуться лицом к лицу. Познакомиться. Представиться. Найти. Повидать. Получить представление. Дождаться. Сойтись. Схлестнуться.

“Я здесь, чтобы встретиться…”

Ветер ворвался в комнату, вырвал из рук стаканы, разбросал бутылки как пробки, поднял в воздух столы и стулья и швырнул их в стену. Одним порывом выбросил официантов и посетителей клочками бумаги за двери. В комнате остались лишь двое – я и она, она и я, прикованные друг к другу взглядами, онемевшие от внезапного урагана.

Она взяла сумку, и мы покинули разрушенный бар. Она неслась вперед, я – за ней, тротуары так и мелькали у нас под ногами. Я уже не могла уследить, куда мы свернули. Координатная сетка поплыла. Город превратился в клубок кривых переулков, знакомых из нас двоих только ей.

Наконец мы остановились у забегаловки в обшарпанном квартале. Она прошла внутрь, и мы расположились за подозрительно жизнерадостным столиком с парой гвоздик и несколькими гриссини. Официант принес бутылку вина и вазочку оливок. Он вручил нам меню столь обыденным жестом, словно мы по привычке заглянули сюда перекусить. Я угодила в лапы Боржиа, и они хотят заставить меня есть. Я открыла меню. «Обедайте по-итальянски – так вкуснее!»

– Вот здесь я его и встретила, – сказала она. – В 1947, в тот же день, когда появилась на свет.

(1) Гриссини – итальянские хлебные палочки.

129 tootoo

«Симметрии великого объединения» (отрывок)
Джанет Уинтерсон


Она и я: мы приближались к назначенному месту с разных концов города. Я представила ее – яростную, уверенную, готовую сразиться и сразить меня моим же оружием. Это была решающая битва, битва за Джови. Он запланировал поездку к друзьям на эти выходные еще до того, как я сказала, что она мне написала.


Сейчас ее записка лежала в моем кармане. Аккуратный почерк. Предписание повиноваться. «Встретимся в баре отеля “Алгонкин”. Среда, двенадцатое, 6:30 вечера».
Почему она выбрала это место?


Вот я и здесь.


В запасе еще пять минут. Как жестоко время.
Я была в черном, как воин, от ложбинки, рассекающей вырез, до стелек; боевая раскраска, волосы распущены, в ушах – толстые золотые кольца. Я собиралась пустить в ход каждый месяц своего двадцатилетнего преимущества. Она, должно быть, седая, конечно, морщинистая, без сомнения, грузная, разумеется, небрежно одета. Она наверняка носит сандалии поверх носков – очень поэтично – и уж точно прячет свои пыльные глаза-экспонаты за музейными стеклами очков. Она стояла у меня перед глазами как живая - она и ее надежда в капкане испаряющейся плоти. Я осушу ее до дна.


Ни намека на ее присутствие. Бар был шахматной доской, на которой парочка лавирующих Мартини разыгрывала очередную партию с высоко задравшими свои хромированные подносы официантами. Мой ход конем (через пешки столов и вправо – теперь черные в белом тылу) остался незамеченным, если не считать рассеянных взглядов нескольких бизнесменов.
Конечно, она не пришла. Конечно, она не придет. Мы состязались в стойкости – и я устояла. Тут я почувствовала ужасную боль в шее. Я заказала выпить и обессилено поникла под пальмой.


- Можно присоединиться?


- Да, пожалуйста. Вы, наверное, англичанка.


- Почему?


- Слишком вежливы для американки.


- Разве американцы не вежливы?


- Только если им хорошенько заплатили.


- Англичане грубят, сколько бы им ни заплатили.


- Тогда, похоже, мы с вами исключения.


- Похоже. Мой отец раньше часто приходил сюда. Он любил Нью-Йорк. Говорил, это единственное в мире место, где человек может быть самим собой, пока выпрыгивает из штанов, чтобы стать кем-то другим.


- И он стал?


- Кем?


- Кем-то другим?


- Да. Да, он стал.


Мы замолчали. Ее взгляд был прикован к двери. Я посмотрела на нее: натянутая струна, тонкое тело борзой, мышцы спины вырисовываются под белой рубашкой – дорогой, накрахмаленной. Ее левая рука походила на витрину бутика Тиффани. В голове не укладывалось, как женщина может носить столько серебра и сидеть прямо. Ее волосы были темно-красного, как кровавый побег свидины или дубленая кожа, цвета. Весь ее облик, пожалуй, был искусен своей безыскусностью. Я спросила:


- Вы ждете кого-то?


- Ждала, - она посмотрела на часы. - Вы остановились здесь?


- Нет, я живу в Нью-Йорке. Работаю в Институте перспективных исследований. Сюда я пришла, чтобы встретиться…


Чтобы встретиться: чтобы столкнуться лицом к лицу. Познакомиться. Представиться. Найти. Узнать. Принять. Дождаться появления. Столкнуться. Сойтись в поединке.


- Я пришла сюда, чтобы встретиться с…


В зале поднялся вихрь, вырывающий у пьющих выпивку, поднимающий в воздух столы и стулья, таранящий ими обезумевшую стену. Бутылки пробкой вылетали из горлышка барной стойки, в клочья разлетались официанты и ожидающие их посетители. Внутри не осталось никого, кроме нас – ее и меня, загипнотизированных друг другом, не способных говорить из-за этого вихря.


Она взяла свои вещи, и мы вышли из разрушенного бара. Тротуар извивался, менял форму и направление под ее ногами, я перестала понимать, где мы, и просто шла за ней. Ловушка захлопнулась. Город стал лабиринтом, и она была более приспособленной крысой.


Наконец мы подошли к небольшой закусочной. Она непринужденно толкнула дверь, и мы сели за подозрительно милый столик с клетчатой скатертью. Мальчик поставил маслины и графин красного вина рядом с двумя гвоздиками и горсткой гриссини. Он подал нам меню так, словно это был самый обычный обед в обычный день. Я попала в лапы семейства Борджиа, и теперь они собирались меня съесть.


Я заглянула в меню: «ПО-ИТАЛЬЯНСКИ ВКУСНЕЕ».


- Здесь я впервые его встретила, - сказала она. - В 1947-м, в день, когда я родилась…

130 tsvoff

К месту встречи мы с ней направлялись с разных концов города. Она, конечно, была зла. И самонадеянна, раз собиралась одолеть меня в моей же собственной игре. В смертельном поединке, приз в котором – Джов. Он, узнав о её письме, тут же решил уехать к друзьям до конца недели.

Письмо было со мной. Аккуратный почерк, не предполагающий возражений тон: «Встретимся вечером в среду, двенадцатого, в 6.30 в баре гостиницы «Алгонкин»».

Почему именно тут?

Но, как бы то ни было, я пришла.

Всего пять минут в запасе. Время неумолимо.

Я явилась во всеоружии: вся в чёрном, волосы распущены, в ушах массивные золотые «обручи», боевая раскраска на лице. Свою фору в двадцать лет я собиралась использовать по максимуму.

Я надеялась, что соперница будет седа, морщиниста, с лишним весом. Наверняка, небрежно одета, может быть, даже носит сандалии поверх носков. В очках, стекла которых делают глаза похожими на экспонаты в музейной витрине. Я хотела видеть её – стареющую, увядающую и всё ещё на что-то надеющуюся. Я собиралась оставить от неё мокрое место.

Но её, похоже, здесь нет. Чёрной королевой я пересекла шахматную доску бара, где парочки, прибегая к помощи официантов с хромированными подносами, двигали бокалы с мартини. Увы, похоже, никому, за исключением пары папиков, до меня не было дела.

Ну, конечно, она не пришла. И не придёт. Это была война нервов, и победа осталась за мной. Шея внезапно разболелась, я попросила официанта принести выпить и плюхнулась за столик возле кадки с пальмой.

— Не возражаете?

— Располагайтесь. Вы, должно быть, англичанка?

— Почему вы так решили?

— Слишком вежливы для американки.

— Что, американцы не могут быть вежливыми?

— Могут. Если как следует заплатить.

— А от британцев вежливости не дождешься, сколько денег ни давай.

— Тогда мы с вами — чужаки среди своих.

— Полагаю, что я – да. Мой отец часто приезжал сюда. Он любил Нью-Йорк. Говорил, только здесь можно оставаться собой, пытаясь стать кем-то ещё.

— Ему удалось?

— Что?

— Стать кем-то ещё.

— Да. Ему удалось.

Мы замолчали. Она не сводила глаз с входа в бар. Я разглядывала её. Стройное поджарое тело было напряжено. Она сидела, чуть подавшись вперёд, и мышцы спины проступали через блузку — белую, крахмальную. Дорогую. Левая рука выглядела, как витрина «Тиффани». Чертовски сложно, должно быть, не заваливаться набок, когда с одной стороны у тебя столько серебра!

Ей очень шёл сложный тёмно-красный цвет волос с оттенками кизила и бордо. Мне было трудно подобрать нужное слово, её красота была одновременно и естественной, и изысканной.

— Ждёте кого-то? — поинтересовалась я.

— Ждала, — она взглянула на часы. — Вы остановились в этом отеле?

— Нет. Я живу в Нью-Йорке — работаю в Институте перспективных исследований. Здесь я должна была встретиться…

Встретиться. Увидеться лицом к лицу. Познакомиться. Узнать. Испытать. Принять. Дождаться. Приблизиться. Столкнуться.

— Должна была встретиться…

Порыв ветра вырвал бокалы из рук сидящих, раскатил по бару бутылки, поднял мебель в воздух и, ударив о стену, превратил в щепки, унёс официантов и посетителей прочь. Остались только мы — она и я, завороженные друг другом, не в силах произнести ни слова из-за поднявшегося ветра.

Она собрала вещи, и вместе мы покинули разгромленное заведение. Тротуар под её ногами змеился, меняя направление, и мне пришлось следовать за ней неотступно, чтобы не потеряться. Город превратился в извилистый лабиринт, в котором она ориентировалась куда лучше меня.

Наконец мы добрались до маленькой закусочной где-то на задворках. Заскочив внутрь, уселись за столик с парой гвоздик и корзинкой гриссини на отталкивающе милой клетчатой скатерти. Поставив на стол графин красного вина и чашку оливок, официант протянул нам меню. Для него это был обычный день и обычный ужин. Я же чувствовала себя пленницей на пиру у Борджиа.

«Еда вкуснее по-итальянски», — утверждало меню.

— Здесь я его и встретила, — произнесла моя спутница. — В сорок седьмом, в день своего рождения…

131 Unknown

Мы должны были прийти к месту встречи с противоположных концов города. Я представляла ее себе раздраженной, самоуверенной, готовой сразиться со мной и одолеть меня в игре по моим же правилам. Это была великая битва, в которой победителю доставался Джов. Когда я сказал ему о том, что она написала мне, он решил отправиться на выходные к друзьям. Ее письмо лежало у меня в кармане. Аккуратный почерк. Больше похоже на инструкции к исполнению. «Я буду ждать вас в среду двенадцатого числа в 18.30 в баре отеля «Алгонкин».

Почему она выбрала именно это место?

И вот я здесь.

Осталось всего пять минут. Время безжалостно.

Я оделась как настоящий боец – с головы до пят в черном, волосы распущены, в ушах – золотые кольца, на лице – боевой раскрас. У меня было преимущество над противником в двадцать лет, и я собиралась использовать каждое мгновение.
Пусть она будет седой, пусть она будет вся в морщинах, толстая, неряшливо одетая! Пусть она напялит носки с сандалиями, а на носу у нее будут очки, глаза за которыми будут казаться музейными экспонатами! Я представляла ее себе, лысеющую, худеющую, но еще надеющуюся на что-то. Я сотру ее в порошок.

Но ее нигде не было. Бар был словно шахматная доска, по которой маневрировали парочки с бокалами мартини и официанты, высоко придерживающие свои блестящие подносы. Пересекая шахматные квадраты, я двигалась словно фигура черного коня в правый угол, но кроме нескольких чутких к таким делам бизнесменов, казалось, никто мной не заинтересовался.
Конечно, она не пришла. Конечно, она и не придет. Это была игра на нервах, и я ее выиграла. Я вдруг поняла, что у меня ужасно болит горло. Я заказала себе выпить и рухнула около растущей в горшке пальмы.

«Можно мне присесть?»
«Конечно! Вы, видимо, англичанка».
«Почему?»
«Слишком вежливы, чтобы быть американкой».
«Неужели американцы невежливые?»
«Только если хорошенечко им заплатить».
«Британцы вежливыми не станут, сколько им не плати».
«Ну, тогда мы с вами, видимо, беженки».
«Я-то уж точно. Мой отец когда-то захаживал сюда. Он обожал Нью-Йорк. Говорил, это единственное на свете место, где можно быть самим собой, из кожи вон вылезая, чтобы стать кем-то другим».
«И у него получилось?»
«Что?»
«Стать кем-то другим».
«Да. У него получилось».

Мы помолчали. Она смотрела на дверь. Я пригляделась к ней. Она была стройная и гибкая, тело ее было напряжено и подалось вперед, из-за чего ее спина была туго обтянута рубашкой – белоснежной, накрахмаленной, не из дешевых. Ее левая рука выглядела словно витрина у Тиффани: я даже представить себе не могла, как женщины способны носить на себе так много серебра и сидеть так прямо.
Ее волосы были медного цвета с оттенком кроваво-красного, огненного, мягкие, что было отчасти ее заслугой, отчасти – природы. Мне кажется, она выглядела настолько же искусно, насколько искусственно.

«Вы кого-то ждете?» - спросила я.
«Ждала», - она посмотрела на свои часики. «Вы отсюда?»
«Нет, я живу в Нью-Йорке, работаю в Институте перспективных исследований. Пришла сюда, чтобы встретиться с…»

Встретиться: столкнуться лицом к лицу. Познакомиться. Узнать. Заявить о себе. Прийти на встречу. Подождать появления. Столкнуться. Вступить в конфликт.

«Я пришла сюда, чтобы встретиться с…»

Неожиданно в зал ворвался порыв ветра, да такой сильный, что посетители остались без напитков, бутылки в баре посыпались, словно елочные игрушки, мебель поднялась в воздух, и ее отшвырнуло к стене. И персонал, и посетители ринулись к дверям. Зал оказался пуст. Только она и я. Я и она, загипнотизированные друг другом, неспособные заговорить из-за этого ветра.

Она собрала вещи, и мы вместе ушли из полуразрушенного помещения. Мне пришлось идти за ней, потому что она то и дело куда-то сворачивала, так что я уже и не понимала, где мы. Клетка захлопнулась. Город превратился в лабиринт, в котором она была крысой-вожаком.


Наконец, мы пришли к небольшой закусочной в не самом лучшем районе города. Она вошла внутрь, и мы сели за слишком милый столик со скатертью в клеточку и двумя гвоздиками и несколькими веточками гриссини на нем. К нам вышел официант с графином красного вина и тарелкой оливок. Он подал нам меню так, словно это был обычный ужин в один из обычных дней. Я попала в руки Борджиа, и теперь они хотели, чтобы я поела.

Я взглянула в меню. ЕДА НА ИТАЛЬЯНСКОМ ЗВУЧИТ ВКУСНЕЕ.

«Именно здесь я и встретила его», - сказала она. «В 1947 году в день своего рождения…»

132 Vann

Мы с ней должны были сейчас приближаться к месту встречи с разных концов города. Я представила себе ее, гневную, уверенную в себе, готовую противостоять мне на равных и побить меня в моей собственной игре. Это было генеральное сражение, и призом в нем был Джов. Когда я сказала ему, что получила от нее письмо, он решил на выходные отправиться к друзьям.
Письмо лежало у меня в кармане. Аккуратный почерк. Инструкция к действию. "Я встречусь с тобой в среду, 12го, в 6:30 в баре отеля Алгонквин".
Почему она выбрала это место?
Ну, вот и бар.
Пришла на пять минут раньше. Ждать - это жестоко.
Я оделась, как воительница: все черное от глубокого декольте до каблуков, волосы распущены, в ушах толстые золотые обручи, макияж - как боевая раскраска. У меня было преимущество перед противником в двадцать лет, и я намеревалась воспользоваться каждым их месяцем.
У нее будет пробивающаяся седина, у нее будут морщины, лишний вес, она будет одета как придется. Она будет поэтично носить сандалии на носки, ее глаза будут за стеклом, как музейные экспонаты. Я практически видела ее перед собой, ее редкие волосы, дряблую плоть и надежду, бьющуюся внутри. Да я в помойку ее спущу.

Никаких признаков ее присутствия. Бар напоминал шахматную доску с парочками, делающими ходы бокалами "мартини", и официантами, носящими над головами серебряные подносы. Я прошла по клеткам черным конем, от края до края, но кроме пары бизнесменов, смеривших меня оценивающим взглядом, никто, похоже, не проявил ко мне интереса.
Ну конечно, она не пришла. Конечно, она не пришла бы. Это война нервов, и я победила. Я обнаружила, что моя шея ужасно болит. Я заказала выпивку и рухнула под пальму в горшке.
- Можно присесть с вами?
- Пожалуйста. Вы, должно быть, англичанка.
- Почему?
- Вы слишком вежливы для американки.
- Американцы что, не вежливы?
- Только если вы достаточно им платите.
- Британцы невежливы вне зависимости от того, сколько им платишь.
- Тогда, должно быть, мы с вами - эмигрантки.
- Со мной, думаю, так и есть. Мой отец сюда переехал. Он любил Нью-Йорк. Говорил, это единственное место на Земле, где человек может быть собой, вылезая из кожи, чтобы стать кем-то другим.
- И ему удалось?
- Что?
- Стать кем-то другим.
- Да. Да, удалось.
Мы замолчали. Она смотрела на дверь, я смотрела на нее. Она была стройная, жилистая, тело, как у борзой, теперь слегка подавшееся вперед, мышцы спины рисовали силуэт под ее блузкой, белой, накрахмаленной, дорогой. Ее левая рука была похожа на витрину "Тиффани". Не знаю, как можно навесить на себя столько серебра и ни на йоту не склониться под его тяжестью.
Ее волосы были темно-красными, кизилово-красными, красными, как выделанная кожа, с гибкостью, частично природной, частично обретенной тщательным уходом. Ее облик казался искусно созданным, и в то же время безыскусным.
- Ждете кого-то? - спросила я.
- Ждала. - Она поглядела на часы. - Вы остановились в гостинице?
- Нет. Я живу в Нью-Йорке. Я работаю в Институте Перспективных Исследований. Зашла сюда, чтобы встретиться...
Встретиться: лицом к лицу. Познакомиться. Быть представленной. Обнаружить. Испытать. Принять. Ожидать прибытия. Столкнуться. Вступить в схватку.
- Я зашла сюда, чтобы встретиться...

По комнате внезапно пронесся порыв ветра. И он вырвал хмель из выпивших, он разметал бутылки в баре, точно кегли, он поднял в воздух мебель и швырнул ее в психоделическую стену, разбив вдребезги. Официанты и посетители разлетелись клочьями по полу. В комнате ничего и никого больше не осталось, кроме меня и ее, зачарованных друг другом, неспособных произнести ни слова из-за этого ветра.

Она подхватила сумочку, и вместе мы покинули разгромленную комнату. Мне пришлось следовать за ней. Тротуары вертелись под ее ногами, и скоро я перестала понимать, где мы. Сетка улиц вдруг изогнулась, город стал кривым переулком, и она была в нем лучшей крысой.
Наконец мы добрались до маленькой закусочной в запущенной части города. Она ворвалась внутрь, и мы уселись за пугающе миленький столик, на котором были клетчатая скатерть, пара гвоздик и несколько палочек гриссини.* Подошел парнишка с графином красного вина и тарелкой маслин. Он подал нам меню, как будто обычным посетителям в обычный день. Я попала в руки Борджиа, и сейчас меня будут кормить.
Я посмотрела в меню. ПО-ИТАЛЬЯНСКИ ЕДА ВКУСНЕЕ.
- Здесь я его встретила, - сказала она. - В 1947 году, в день, когда я родилась...

* Гриссини - итальянские хлебные палочки.

133 vsekane4to

Единство желаний(?)
Джанет Уинтерсон


Мы должны были встретиться на другом конце города. Воображение рисовало нашу встречу, где она - злая и самоуверенная, готова соперничать и победить в начатой мною игре. В этой войне победительница оставалась с Джовом. Он решил уехать к друзьям на выходные, после того как я рассказала о ее письме, которое сейчас лежало в кармане. Аккуратный почерк и приказ подчиниться. «Встретимся в среду двенадцатого числа, в 18.30. Бар отеля Алгонкин».
И почему она выбрала это место?
Я подошла к отелю.
Оставалось 5 минут. Как же безжалостно время.
Выглядела я превосходно: в черном до пола, с глубоким декольте, распущенными волосами, сквозь которые проглядывали массивные золотые кольца-серьги, и вечерним макияжем, который завершал образ. С преимуществом в двадцать лет, я намеревалась использовать каждый месяц в свою пользу.
Она, скорее всего, уже седеет, борется с морщинами, возможно, даже страдает от лишнего веса или даже не следит за собой. Наверняка, как любая творческая натура, носит бесформенные кофты с сандалиями и прячет глаза за огромными старинными очками. Легко представляю себе ее стареющее тело с еле теплящейся надеждой внутри. Я разрушу ее мир.


Ни намека на ее присутствие. В баре, как на шахматной доске, маневрировали бокалы Мартини и официанты с подносами. Я прошла в темный рыцарский зал и осмотрелась, но, кроме нескольких привлекательных бизнесменов, казалось никто не обратил на меня внимания.
Конечно, она не пришла. И не появится. Это испытание силы воли и я выиграла. Почувствовав жуткую боль в шее, я заказала напиток и, почти без сил, устроилась на стуле рядом с пальмой.

- Могу я присесть?

- Да, безусловно. Вы, должно быть, англичанка.

- Почему вы так решили?

- Слишком вежливы для американки

- Разве американцы грубые?

- Нет, если достаточно им заплатить.

- Британцы грубят вне зависимости от того, сколько им заплатят.

- Тогда вы наверняка эмигрантка

- Можно сказать и так. Мой отец часто сюда приезжал. Он обожал Нью-Йорк. Говорил, что это единственное место в мире, где мужчина может оставаться собой, трудясь в поте лица и зарабатывая на лучшую жизнь.

- У него получилось?

- Что именно?

- Добиться лучшей жизни.

- Да, в этом он преуспел.

Мы сидели в тишине. Она смотрела на дверь. Я отметила ее внешность - стройная, немного навзводе, с подтянутым телом, привлекающим внимание из-за того, что сидела она слегка наклонившись вперед и дорогая белая рубашка прорисовывала красивую линию спины. Ее левая рука была похожа на рекламу аксессуаров Тиффани. Сложно представить, как женщина может носить столько серебра и не сгибаться под его тяжестью.
Волосы цвета темного багрянца, переходящего в кроваво-красный оттенок кизилового дерева и красноту выделанной кожи с той мягкостью, которая могла быть как врожденной, так и искусно созданной. Казалось, она выглядела одновременно коварной и бесхитростной.

- Вы кого-то ждете? - спросила я.

- Ждала. – ответила она, бросив взгляд на часы. - Вы здесь остановились?

- Нет, я живу в Нью-Йорке. Я работала в Институте перспективных исследований. Здесь я должна была встретиться…

Встретиться: увидеться лицом к лицу; познакомиться с; быть представленным; обнаружить; испытать; получить; ожидать прибытия; столкнуться; вступить в противоречие.

- Здесь я должна была встретиться...


Внезапный порыв ветра ворвался в комнату и расплескал напитки посетителей, с легкостью разбил бутылки в баре, поднял в воздух мебель и бросил ее на гипностену. Официанты и гости бара в едином порыве паники бросились к дверям. Кроме нас в комнате ничего не осталось, только мы были зачарованы друг другом и не могли произнести ни слова из-за ветра.


Она взяла свои вещи, и мы вышли из разрушенной комнаты. Я шла за ней следом, когда тротуар закрутился под ногами. Я не знала где мы. Арматура изгибалась волнами. Город превратился в ломаную улицу, в которой она отлично ориентировалась.
Наконец мы оказались у небольшого ресторанчика в разрушенной части города. Она скользнула внутрь, и мы сели за удивительно милый столик с клетчатой скатертью, двумя гвоздиками и несколькими палочками итальянского хлеба гриссини. Официант принес графин красного вина, блюдо с оливками и отработанным жестом предложил меню. Я попала в руки Борджиа и они хотели, чтобы я подкрепилась.
Взглянув в меню, я заметила фразу “Самые вкусные блюда в Италии”.
- Тут я впервые встретила его. – сказала она. - В 1947 году, в день когда я родилась.

134 wordless

Мы отправимся навстречу друг другу и сойдемся там. Я воображала ее злой, уверенной, готовой сразиться и победить меня в моей же игре. Предстояла великая битва за Джова. Когда я рассказала о письме от его жены, Джов решил провести выходные у друзей.


Письмо лежало у меня в кармане. Аккуратный почерк. Приказной тон. «Жду вас в среду, 12-го, в 6:30 вечера в баре отеля «Алгонкин»».


Почему именно это место?


Вот и оно.


Еще пять минут. Уходит время злое [1].


Я приготовилась к войне: с ног до головы в черном, распущенные волосы, массивные золотые серьги-кольца, броский макияж. Имея двадцать лет преимущества над противником, я собиралась использовать каждый его месяц.


Она будет седой, морщинистой, толстой, небрежно одетой. Она будет, выражаясь метафорически, в сандалиях, надетых на носки, глаза, как музейные экспонаты, закроют очки. Я мысленно видела, как она сбегает, оставляя всякую надежду. Я отправлю ее в отстойник.


Моей соперницы нигде не было. В баре, как на шахматной доске, лавировали пары с бокалами мартини в руках и официанты с высоко воздетыми хромированными подносами. Я двигалась ходом черного коня, пересекая горизонтали и вертикали, но, кроме нескольких бизнесменов, никто не обратил на меня внимания. Конечно же, она не пришла. Она ни за что не пришла бы. Я выиграла войну нервов. Внезапно шея отозвалась ужасной болью. Я заказала коктейль и устало села возле пальмы в горшке.


- Могу я присесть рядом?


- Да, пожалуйста. Вы, должно быть, англичанка?


- Почему вы так подумали?


- Вы слишком вежливы для американки.


- Разве американцы невежливы?


- Да, если им мало платишь.


- А британцы грубы, сколько ни дай.


- Значит, мы обе эмигрировали.


- Я, пожалуй, да. Мой отец приезжал сюда время от времени. Он любил Нью-Йорк. Он говорил, что это единственное место в мире, где можно быть самим собой, при этом вылезая из кожи вон, чтобы стать кем-то другим.


- И удалось ему?


- Что именно?


- Стать другим.


- Да. Ему удалось.


Мы молчали. Она смотрела в сторону двери. Я смотрела на нее. Та немного подалась вперед, стройная, поджарая, как борзая собака, мышцы спины угадывались под блузкой, белой, накрахмаленной, дорогой. Левая рука была похожа на витрину ювелирного магазина. Я плохо представляла себе, как может женщина носить столько серебра и не сгибаться под его тяжестью.


Ее волосы, темно-красные, как ягоды кизила, лежали мягкой кожей, отчасти от природы, отчасти благодаря уходу. Думаю, она смотрелась в равной степени изощренно и безыскусно.


- Вы кого-то ждали? - сказала я.


- Ждала. - Она взглянула на часы. - Вы остановились в отеле?


- Нет. Я живу здесь, в Нью-Йорке. Работаю в Институте передовых исследований. Я пришла, чтобы встретить...


Встретить — увидеться лицом к лицу. Познакомиться. Представиться. Обнаружить. Прийти в соприкосновение. Приветствовать. Ждать прибытия. Столкнуться. Вступить в конфликт.


- Я пришла, чтобы встретить...


Ветер в комнате выхватил бокалы у пьющих, разбросал бутылки, словно бутылочные пробки, поднял мебель и разбил ее о потрясенную стену. Официантов и посетителей унесло за дверь, как клочки бумаги. Остались только она и я, загипнотизированные друг другом, и ветер не давал нам сказать ни слова.


Она собрала вещи, и мы покинули разрушенное помещение. Пришлось идти следом за ней, потому что она прогибала тротуары себе под ноги. Я перестала понимать, где мы. Дороги перекосило. Город стал кривым переулком, и она лучше знала, куда идти.


В конце концов мы пришли к небольшому ресторанчику в разрушенной части города. Она проскользнула внутрь, и мы сели за агрессивно-изысканный столик, покрытый клетчатой скатертью, сервированный парой гвоздик в вазе и палочками гриссини [2]. Вышел молодой человек с графином красного вина и тарелкой оливок. Он, как ни в чем не бывало, подал нам меню. Я попала в лапы семейства Борджиа, и меня хотели накормить.


Я заглянула в меню. Да, на итальянском все блюда вкуснее.


- Здесь я и встретила его, - сказала она. - В 1947 году, в день моего рождения...


[1] уходит время злое - Ода XI, Гораций:
Не спрашивай: грешно, о Левконоя, знать,
Какой тебе и мне судили боги дать
Конец. Терпи и жди! Не знай халдейских бредней.
Дано ли много зим иль с этою последней,
Шумящей по волнам Тиррены, смолкнешь ты.
Пей, очищай вино и умеряй мечты.
Пока мы говорим, уходит время злое:
Лови текущий день, не веря в остальное. (пер. А. А. Фета)


[2] гриссини — традиционные итальянские хлебные палочки, обычно размером чуть больше карандаша.

135 yakou

Высокие, высокие отношения!
(это от бессилия, не могу придумать ничего адекватного:))

Джанетт Уинтерсон


Мы двигались навстречу друг к другу с разных концов города. Я представила, как она идет, злая, уверенная, готовая драться на равных на чужом поле. Да, битва будет жестокой, а победителю достанется Джов. Как только я сообщила ему о ее письме, он решил смотаться на выходные к друзьям.


Это письмо лежит у меня в кармане. Аккуратный почерк. Не письмо, а инструкция. "Встречаемся 12-го в среду, в 19:30, бар в отеле Алгонкуин".
И почему именно здесь?


Итак. Дело на пять минут. Жестокость времени.
Я оделась как воин: вся в черном, от декольте до стелек, волосы распущены, в ушах - огромные золотые кольца, раскраска — боевая. Я имею перед противником преимущество в двадцать лет и каждый месяц из них будет использован.


Она поседеет, сморщится, растолстеет, опустится. Покроется паутиной и патиной, спрячет глаза под стекло, как музейную древность. Я буквально видела это: волосы редеют, тело иссыхает, последнее, что остается — надежда. Я смешаю эту женщину с помоями.
Ее нигде не видно. По бару, как на шахматной доске плавают бокалы мартини, подносы блестят над головами официантов. Я, как черный конь, прошлась буквой L, но, кроме пары флиртующих бизнесменов, никого, кажется, не заинтересовала.


Разумеется, она не придет. И разумеется, не пришла бы. Это война нервов и я победила. Вдруг страшно заболела шея. Я заказала выпивку и плюхнулась за столик под пальмой.


— Можно присесть?
— Пожалуйста. Вы, наверное, из Англии.
— Почему?
— Вы слишком вежливы для американки.
— Разве американцы грубые?
— Если им недостаточно платят.
— Британцы грубы всегда и неважно сколько им платишь.
— Ну, значит, мы с вами беженцы.
— Я, видимо, да. Мой отец всегда сюда заходил. Он любил Нью Йорк. Говорил, это единственное место, где можно оставаться собой, при этом вкалывая, чтобы стать другим.
— Ну и как?
— Что как?
— Он стал другим?
— Да. Да, стал.
Мы сидели молча. Она смотрела на дверь. Я смотрела на нее. Стройная, худощавая, поджарая, как гончая собака. Она наклонилась вперед и рубашка обтянула ее крепкую спину. Белая, накрахмаленная, дорогая рубашка. На левой руке — витрина Тиффани. Не понимаю, как женщина может сидеть и не гнуться под таким количеством серебра. Темно-красные волосы, оттенка кизила, красной кожи, красивые от природы, минимальная укладка. Было в ее облике что-то тщательно продуманное и в то же время безыскусное.


— Кого-то ждете? — спросила я.
— Ждала, — она взглянула на часы, — Вы остановились здесь?
— Нет. Я живу в Нью Йорке. Работаю в Институте перспективных исследований. Я пришла встретиться...


Встретится: лицом к лицу. Познакомиться. Представиться. Выяснить. Испытать. Получить. Дождаться. Столкнуться. Столкнуться в бою.
— Я пришла встретиться...
В зале бушевал такой ветер, что из рук вылетали бокалы, а у бутылок отрывались горлышки, мебель поднималась в воздух и разбивалась о гудящие стены. И официантов и клиентов вынесло за дверь. Никого не осталось, только я и она, я и она, сидели завороженные друг другом. Ветер не давал нам произнести ни слова.
Она схватила свои вещи и вместе мы покинули разрушенный бар. Тротуар извивался под ее ногами, я бежала следом. Я не понимала, где мы находимся. Пространство замкнулось. Город изогнулся в петлю, меня несло за моим стремительным проводником.


Наконец, в обшарпанном районе мы наткнулись на маленький дайнер. Она нырнула внутрь и мы сели за зловеще уютный столик с красно-белой клетчатой скатертью. В вазе торчали две гвоздики, на тарелке — несколько палочек грессини. Официант принес графин с красным вином и чашку оливок. Меню он нам вручал с таким видом, будто это был обычный день и обычный ужин. Я попала в руки к Борджиа и вот они ждут, когда я начну есть.


Я взглянула на меню. Оно гласило: "НА ИТАЛЬЯНСКОМ ВКУСНЕЕ"


— Здесь мы с ним впервые встретились, — произнесла она, — в сорок седьмом, в день, когда я родилась...

136 yesterday_s jam

Мы с ней будем идти к месту встречи с противоположных концов города. Я представляла её рассерженной и самонадеянной, готовой помериться силами и превзойти меня в моей же игре.

Это была грандиозная схватка, а Джов был призом. Когда я рассказала ему о её письме, он решил съездить на выходные к друзьям.

Письмо лежало в моём кармане. Аккуратный почерк. Точные указания. «Встретимся в среду, 12-го, в 6.30 вечера в баре отеля «Алгонкин».

Почему именно здесь?

И вот я на месте.

До встречи оставалось всего пять минут. Как беспощадно время!

Я выглядела воинственно: вся в чёрном — от пят до глубокого декольте, распущенные волосы, тяжёлые серьги-конго1 и боевая раскраска. У меня было преимущество длинной в двадцать лет, и я собиралась использовать каждый его месяц.

Я представляла её седеющей, покрытой морщинами, с лишним весом и небрежно одетой. На ней будут сандалии с носками, а глаза её будут похожи на музейные экспонаты за стёклами очков. Я так и видела её увядающее тело с заключённой внутри надеждой на победу. Я повергну её в прах.


Никого похожего на неё. Бар походил на шахматную доску с парочками, потягивающими мартини, и официантами с хромированными подносами. Я передвигалась по этой доске подобно шахматной фигуре, однако никто, кроме нескольких предприимчивых бизнесменов, так и не заинтересовался мной.

Она не пришла и, разумеется, не придёт. Я вышла победительницей в этой войне нервов. Внезапно я ощутила нестерпимую боль в области шеи. Я заказала выпить и приземлилась за столик под комнатной пальмой.

-Могу я присесть?
- Разумеется. Вы, должно быть, англичанка.
- С чего вы взяли?
- Слишком вежливы для американки.
- Разве американцы не вежливы?
- Только если им за это платят.
- А британцы грубы, сколько им ни плати.
- В таком случае, мы с вами, наверное, беженцы.
- Полагаю, так и есть. Мой отец часто приезжал сюда. Он любил Нью-Йорк, говорил, что это единственное место в мире, где человек может быть самим собой, пока лезет из кожи вон, чтобы стать кем-то другим.
- И у него получилось?
- Что?
- Стать кем-то другим.
- Да, получилось.

Мы замолчали. Она поглядывала на дверь, а я — на неё. Стройная и гибкая, она сидела, слегка наклонившись вперёд, так, что сквозь её дорогую накрахмаленную блузку проступали рельефные очертания мышц спины. Её левая рука напоминала витрину Тиффани2. Для меня осталось загадкой, как можно сидеть прямо, когда на тебе столько серебра.

Её волосы были тёмно-красными, цвета крови, гладкими и упругими — частично от природы, частично благодаря уходу. Она выглядела настолько же изысканно, насколько безвкусно.

- Кого-то ждёте? - спросила я.
- Ждала, - она посмотрела на часы. - А вы здесь остановились?
- Нет. Я живу в Нью-Йорке. Работаю в институте, в аспирантуре. Я пришла сюда, чтобы встретиться...

Чтобы встретиться: предстать лицом к лицу. Познакомиться. Представиться. Сделать выводы. Почувствовать. Принять. Дождаться. Столкнуться. Сразиться.

- Я пришла сюда, чтобы встретиться...

Внезапно налетел ветер. Он вырывал из рук стаканы и разбрасывал бутылки словно пробки, поднимал в воздух мебель и с размаху швырял о стену. Официанты и посетители, в чём были, выбежали из бара. В комнате не осталось никого и ничего кроме нас. Она и я, загипнотизированные друг другом, не в состоянии были произнести ни слова из-за ветра.


Она собрала свои вещи, и мы вместе вышли из разгромленного зала. Я едва поспевала за ней – асфальт просто горел под её ногами. Я уже перестала понимать, где мы находимся. Ловушка захлопнулась. Город превратился в лабиринт, а она была лучшей подопытной крысой. Наконец мы оказались у небольшой закусочной на окраине города. Она вошла внутрь, и мы устроились у подозрительно милого столика, накрытого скатертью. На нем лежали две гвоздики и несколько палочек гриссини3. Появился официант с графином вина и тарелкой оливок. Он подал нам меню, как будто это был всего лишь обыкновенный ужин в самый обычный день. Я попала в лапы к Борджиа4, и теперь они приглашали меня к столу.

Я посмотрела в меню. ИТАЛЬЯНСКАЯ ЕДА ВКУСНЕЕ.

- Здесь я и встретила его, - сказала она. - В 1947-ом, в день моего рождения...


1Серьги в форме колец.
2Магазин на Пятой авеню в Нью-Йорке, специализирующийся на продаже ювелирных украшений. Назван в честь американского художника и дизайнера Луиса Тиффани.
3Традиционная итальянская закуска в виде хлебных палочек.
4Дворянский род, известный развратом и коварством. Среди его представителей были два римских папы и более двадцати кардиналов.
 

137 Zero Moustafa

К месту встречи мы добирались с разных концов города. Она наверняка будет злой, самоуверенной, готовой сразиться и победить меня в моей собственной игре. Битва предстояла суровая, а наградой должен был стать Джоув. Узнав, что она мне написала, он тут же решил уехать на выходные к друзьям.
Письмо лежало у меня в кармане. Почерк аккуратный, тон командирский. «Встретимся в среду 12-го в полседьмого вечера в баре отеля «Алгонкин»».
Почему именно это место?
Вот и оно.
В запасе пять минут. Время неумолимо.
На мне облачение воина: черное с декольте до пят, массивные золотые кольца в ушах, макияж как боевая раскраска. Моя соперница на двадцать лет старше, и каждый разделяющий нас месяц я собиралась обернуть в свою пользу.
Она – наверняка седеющая, грузная, с морщинами, одетая как попало. Возвышенно босая, в сандалиях, глаза за стеклами очков, словно музейные экспонаты. Я представила себе клубок волос и плоти, в глубине которого едва теплилась надежда. По сравнению со мной ее место на свалке.
Ни намека на ее присутствие. Внутри в шахматном порядке сидели потягивающие «мартини» пары, официанты сновали с хромированными подносами в руках. Словно черный шахматный конь, я двигалась буквой «Г» между столиков, но, если не считать нескольких бизнесменов, никто не обратил на меня внимания.
Разумеется, она не пришла. И наверняка не придет. Битву нервов я выиграла. Почувствовав резкую боль в шее, я заказала коктейль и уселась рядом с пальмой в горшке.
– Можно сесть с вами?
– Конечно. Вы, должно быть, англичанка.
– Почему вы так решили?
– Слишком вежливы для американки.
– Американцы тоже могут быть вежливыми.
– Только если им хорошо заплатить.
– А британцам сколько ни плати, вежливыми не будут.
– Тогда мы с вами, должно быть, беженки.
– Пожалуй, в моем случае так и есть. Мой отец частенько тут бывал. Ему нравился Нью-Йорк. Он говорил, что только здесь человек может лезть из кожи вон, чтобы стать кем-то другим, при этом оставаясь самим собой.
– Получилось у него?
– Что именно?
– Стать кем-то другим.
– Получилось.
Мы замолчали. Моя собеседница поглядывала на входную дверь, а я смотрела на нее. Она наклонилась вперед, стройная, жилистая, словно гончая собака, под дорогой накрахмаленной рубашкой вырисовывались мускулы. Ее левая рука выглядела, словно витрина ювелирного магазина «Тиффани». Никогда бы не подумала, что женщина может носить столько серебра и при этом держать осанку.
Ее волосы были темно-рыжими, цвета кизиловых ягод или красной кожи, и обладали пышностью, отчасти врожденной, отчасти приобретенной в результате усердной работы над ними. Можно сказать, что облик ее был одновременно изысканным и безвкусным.
– Ждете кого-то? – поинтересовалась я.
– Ждала, – она взглянула на часы. – Вы приезжая?
– Нет, живу в Нью-Йорке. Работаю в Институте перспективных исследований. Я должна была встретиться с…
Встретиться. Лицом к лицу. Познакомиться. Узнать. Найти. Испытать. Принять. Дождаться. Столкнуться. Противостоять.
– Я должна была встретиться с…
Поднялся ветер, выхватил бокалы из рук пьющих, волчками закружил бутылки в баре, поднял в воздух мебель и разбросал в покачивающиеся стены. Растрепанные официанты и посетители вылетели за дверь. Внутри не осталось никого, кроме нас, зачарованных друг дружкой, но неспособных произнести ни слова из-за ветра.
Она собрала сумочку, и мы покинули заведение. Я с трудом поспевала за ней, казалось, что мостовая под ее ногами прогибается. Я не понимала, где мы. Дорожное полотно пузырилось. Город превратился в извилистую подворотню, и в нашей маленькой крысиной стайке она была вожаком.
Наконец, мы очутились у небольшой закусочной в одном из старых районов города. Она ворвалась внутрь, и мы уселись за столик с пугающе аккуратной клетчатой скатертью. На столике - две вазочки с гвоздиками и корзинка хлебных палочек-гриссини. Юный официант принес графин вина и чашу оливок. Он передал нам меню, будто это был совершенно рядовой ужин в совершенно обычный день. Я попала в лапы семейства Борджиа, и теперь они собирались меня накормить.
Я взглянула на меню. «ПО-ИТАЛЬЯНСКИ ЛЮБАЯ ЕДА ВКУСНЕЕ».
– Здесь я впервые его встретила, – сказала она. – В день моего рождения в 1947…

138 Zoe

Триединая гармония.

С противоположных концов города мы направлялись навстречу друг другу, чтобы сойтись в назначенном месте. Мне представился её образ — раздражённая, уверенная в себе девушка, готовая принять мой вызов и одолеть меня на моей же территории. Сражение предстояло нелёгкое, но за Джова стоило побороться. Когда я сказала ему, что получила от неё письмо, он решил уехать к друзьям на выходные.
Это письмо сейчас лежало у меня в кармане. Написанное аккуратным почерком указание, которое следовало исполнить. «Жду Вас в баре при отеле «Алгонквин» в среду, двенадцатого, в 18:30».
Почему она выбрала именно это место?
Похоже, это здесь.
Пять минут до встречи. Время жестоко.
Как и подобает войну, я оделась во всё чёрное, волосы распущены, в ушах сверкают золотые серьги-кольца, агрессивный макияж. У меня было над ней преимущество в двадцать пять лет, и я собиралась использовать каждый их прожитый месяц. Она будет в сером, слегка накрашена, обременена лишним весом, неразборчива в выборе одежды. Наверняка наденет сандалии на босу ногу, считая, что это романтично, и спрячет глаза за тёмными очками, словно музейные экспонаты. В своём воображении сквозь её плоть я видела надежду, что таилась внутри. Я выжму из неё все соки.

Её нигде не было видно. По бару, словно по шахматной доске, курсировали парочки с бокалами мартини и официанты, несущие хромированные подносы над головой. Подобно чёрному коню я двинулась сквозь зал, огибая углы и обходя прочие фигуры, но за исключением нескольких бизнесменов, способных разглядеть настоящую леди, никто не обращал на меня внимания.
Разумеется, она не пришла. Она и не думала приходить. Это было своего рода испытание на прочность, и я вышла из него победителем. Стоило напряжению спасть, я ощутила сильную боль в шее. Я заказала напиток и опустилась за столик возле стоящей в горшке пальмы.
- Позвольте присесть?
- Присаживайтесь, конечно. Вы, должно быть, англичанка?
- Почему Вы так решили?
- Вы слишком вежливы, чтобы быть американкой.
- Разве американцы не вежливы?
- Только если Вы им достаточно за это заплатите.
- А британцы не станут с Вами любезничать, сколько бы Вы им не заплатили.
- Что ж, в таком случае, мы, должно быть, отщепенцы.
- Думаю, про меня можно сказать и так. Мой отец раньше часто бывал здесь. Он любил Нью-Йорк, говорил, что это единственное место в целом свете, где человек может быть собой, работая в поте лица, чтобы стать кем-то другим.
- И ему это удалось?
- Что?
- Он стал кем-то другим?
- Да, ему удалось.
Мы замолчали. Она смотрела на дверь. Я окинула её взглядом. Она была стройна, её изящное, словно у гончей, тело замерло, слегка наклонившись вперёд, и теперь можно было разглядеть каждую мышцу спины, очерченную блузкой, белой, накрахмаленной, дорогой. На её левой руке были собраны, кажется, все украшения с витрин «Тиффани». Невольно я удивилась, как женщина может носить столько серебряных украшений, не сгибаясь под их тяжестью. Её тёмно-красные, словно плоды кизила, волосы, блестели подобно кожаным изделиям, мягкие и послушные, отчасти благодаря природе, однако, она хорошо за ними ухаживала. Пожалуй, её внешность была столь же искусна, сколь проста.
- Вы кого-то ждёте? - спросила я.
- Ждала. - Она взглянула на часы. - Вы остановились здесь?
- Нет, я живу в Нью-Йорке. Работаю в исследовательском институте. Здесь я должна была встретиться...
Встретиться лицом к лицу. Познакомиться. Быть представленной. Найти. Испытать. Обрести. Ожидать прибытия. Столкнуться. Сойтись в схватке с противником.
- Здесь я должна была встретиться...

По помещению пронёсся ураган, что выбил бокалы из рук гостей, расшвырял бутылки, стоявшие на барной стойке, закружил в вихре мебель и в щепки разнёс её о стены. Официанты и посетители вылетели за двери, словно лоскуты рваной одежды. Здесь не осталось никого, лишь я и она, завороженные друг другом, не способные произнести ни слова из-за этой бури.

Она взяла свои вещи, и вместе мы покинули заведение. Мне нужно было лишь следовать за ней, за её следами на асфальте. Я перестала понимать, где мы находимся. Ловушка захлопнулась. Город вдруг превратился в бесконечную узкую аллею, где она была лучшей крысой.
Наконец мы добрались до небольшой закусочной в полузаброшенной части города. Она заскочила внутрь, и мы присели за настораживающе-милый, покрытый скатертью столик, украшенный парой веток гвоздики и корзиной гриссини. Из-за стойки показался юноша с графином вина и вазой оливок. Он предложил нам меню, будто это был обычный обед в самый обычный день. Я попала в руки Борджиа, и теперь они требуют, чтобы я у них отобедала. Я взглянула на меню. ИТАЛЬЯНСКАЯ КУХНЯ. НЕПРЕВЗОЙДЁННЫЙ ВКУС.
- Здесь я и повстречалась с ним, - сказала она. - В сорок седьмом, в день своего рождения...

139 Александр Щедрин

в зеркале непознанного совершенства

Джанет Уинтерсон
Из «В зеркале непознанного совершенства»


Она и я приближались бы к месту встречи с разных концов города. Я рисовал ее себе сердитой, уверенной, готовой бросить вызов и победить меня в моей собственной игре. Это было бы славное сражение, где призом был успех. Когда я сказал ему, что она написала мне, он решил провести выходные у друзей.
Ее письмо лежало у меня в кармане. Аккуратный почерк. Предписание к послушанию: «Я встречу тебя 12-го в среду в половине седьмого вечера в баре у отеля Algonquin».
Почему она выбрала это место?
А вот и оно.
Еще пять минут в запасе. Мучительные минуты.
Я вырядился прямо-таки воином: в черном от пояса до пят, волосы распущены, толстенные золотые кольца в ушах, по-бойцовски размалеванное лицо. Я имел двадцатилетнее преимущество в возрасте перед моим оппонентом, и намеревался использовать каждый месяц его.
Она оказалась бы уже седеющей и у нее были бы морщины, у нее был бы избыточный вес и она была бы неряшливо одетой. Она была бы в сандалиях на босу ногу, что весьма поэтично, а глаза ее, как музейные экспонаты, прятались бы за стеклами очков. Я мог разглядеть покидающие ее волосы и плоть и затравленную надежду внутри.
Никаких признаков ее. Бар был подобием шахматной доски, где фигурировали парочки, потягивающие мартини и снующие между ними официанты с высоко поднятыми хромированными подносами. Я вошел как рыцарь в черном, прошелся и под прямыми углами и вдоль и поперек рядов, но, кроме нескольких тонких ценителей бизнесменов, никто не выказал ко мне никакого интереса.
Конечно, она не пришла. Конечно, она и не пришла бы. Это была война нервов и я победил. Я вдруг ощутил страшную боль в шее. Я заказал себе немного выпивки и плюхнулся под пальмой, высаженной в кадке .
– Могу я тут присесть?
– Пожалуйста. Вы, должно быть, англичанин.
– Почему это?
– Слишком вежливы для американца.
– Разве американцы не вежливы?
– Только, когда вы им хорошо заплатите.
– Англичане всегда не вежливы, сколько бы вы им ни заплатили.
– В таком случае, должно быть, мы оба беженцы.
– Я полагаю, что со мной так оно и есть. Мой отец захаживал сюда. Он любил Нью-Йорк. Он говорил, что это единственное место в мире, где человек мог оставаться самим собой, даже продав последнюю рубашку, лишь бы достичь чего-то.
– И ему удалось?
– Что?
– Достичь чего-то.
– Да. Ему удалось.
Мы помолчали. Она всматривалась в дверь. Я смотрел на нее. Она была стройная, тонкая, с подтянутой фигурой, в эту минуту несколько подавшейся вперед так, что под блузкой – белой, накрахмаленной, дорогой – хорошо очерчивались мышцы спины. Ее левая рука смахивала на витрину ювелирного дома Тиффани. Мне казалось чудом, чтобы женщина могла иметь на себе столько много серебра и при этом сидеть не сгибаясь.
Волосы ее были темно-рыжие, цвета кизиловой древесины или красного сафьяна, и эластичны частью от природы, частью ее стараниями. Мне показалось, что вид ее был столь же артистичен, сколь и безыскусен.
– Вы кого-нибудь ждете? – спросил я.
– Ждала. – Она взглянула на свои часы – Вы здесь остановились?
– Нет. Я живу в Нью-Йорке. Работаю в научно-исследовательском институте. Я пришел сюда, чтобы встретиться….
Встретиться: оказаться лицом к лицу. Познакомиться. Быть представленным кому-то. Отыскать. Приобрести опыт. Удостоиться. Ожидать прихода кого-то. Столкнуться. Сойтись в споре.
– Я пришел сюда, чтобы встретиться….
По залу прошелся порыв ветра, вырвавший напитки из рук выпивающих, разметавший бутылки с барной стойки, словно бутылочные пробки, поднимая мебель и буквально впечатывая ее в ошалевшие стены. Официанты и клиенты вылетали из дверей в разорванных одеждах. В помещении ничего не осталось, кроме нее и меня; она и я в магнетическом трансе друг от друга, не в состоянии говорить из-за ветра.
Она собрала свои вещи и вместе мы покинули разгромленное помещение. Я покорно следовал за ней, в то время как у нее под ногами играли тротуарные плитки. Я перестал соображать, где мы находились. Ловушка захлопнулась. Город превратился в один кривоколенный переулок, а она обратилась в царевну-лягушку.
В конце концов мы оказались в небольшой закусочной в потрепанной временем части города. Она свернула внутрь, и мы уселись за столик, по устоявшейся традиции накрытый умилительно чистой скатертью с двумя гвоздиками и парой палочек гриссини на ней. Появился малый с графином красного вина и корзиной оливок. Он подал нам меню так, как будто это был самый будничный обед в простой день. Я попал в руки клана Борджиа, и теперь они хотят, чтобы я поел.
Я посмотрел меню. ЕДА КАЖЕТСЯ ВКУСНЕЕ НА ИТАЛЬЯНСКОМ ЯЗЫКЕ.
– Вот здесь я встретила его, – сказала она. – В 1947 году, в день моего рождения….
 

140 Алина

Симметрии Великого объединения


До места мы добирались из противоположных частей города. Я представляла ее гневной, самоуверенной, готовой бороться и победить меня в моей собственной игре. Это был великий бой, награда в котором – любовь. Как только он узнал, что я получила от нее письмо, то тут же решил уехать на выходные к друзьям.


В кармане лежала ее записка, написанная аккуратным почерком. Приказ, которому следовало подчиниться: «Встретимся в среду 12 числа. 18:30 в баре отеля Алгонкин». Почему она выбрала именно это место?


И вот я здесь, в запасе еще пять минут. Как же безжалостно время.
На эту встречу я оделась как воин: вся в черном с ног до головы, волосы распущены, в ушах огромные золотые серьги, боевая раскраска. У меня было двадцатилетнее преимущество над моим противником, и я собиралась использовать каждый месяц.


У нее уже могли появиться седые волосы, морщины, лишний вес. Она могла небрежно одеваться и поэтично носить сандалии поверх носков. Ее глаза защищены очками, словно музейные экспонаты за стеклом. Я смогла бы наблюдать за тем, как разрушаются ее тело и волосы. Я бы отправила ее в сточный колодец.


Никаких признаков, что она здесь. Барная стойка была похожа на шахматную доску, по которой двигаются бокалы с Мартини. Официанты высоко держали желтые подносы. Я сделала ход черным конем, однако никто, кроме нескольких бизнесменов, не заинтересовался мной. Конечно, она не пришла. Она не стала бы приходить. Это была напряженная война, и я победила. Внезапно мое колено пронзила жуткая боль. Я заказала выпивку и без сил опустилась на сиденье под комнатной пальмой.


– Могу я присесть?
– Конечно. Вы должно быть англичанка.
– Почему?
– Слишком вежливая для американки.
– Американцы не вежливы?
– Только если ты им достаточно платишь.
– Англичане грубы независимо от того, сколько ты им платишь.
– В таком случае, мы с вами эмигранты.
– Думаю, я могу быть эмигрантом. Мой отец часто приезжал сюда, ему очень нравился Нью-Йорк. Он говорил, что это единственное место, где человек может быть самим собой и в то же время продавать последнюю рубашку, чтобы стать кем-то другим.
– У него получилось?
– Что?
– Стать кем-то другим.
– Да, у него получилось.


Мы замолчали. Она смотрела на дверь, а я смотрела на нее. Она была стройна, полна энергии, ее тело склонилось вперед как тело борзой собаки, готовой броситься вперед. Белая, накрахмаленная рубашка туго обтягивала ее спину. Ее левая рука по стоимости могла сравниться с витражным окном Тиффани. У никогда меня не укладывалось в голове, как женщины могут носить столько серебра и не сгибаться под их тяжестью.


У нее были темно-красные волосы, словно кора кизилового дерева, штаны из красной эластичной кожи. Ее внешний вид показался мне и простым, и искусным одновременно.


– Вы кого-то ждете? – спросила я.
– Ждала, – ответила она, взглянув на часы. – Вы остановились в этом отеле?
– Нет, я живу в Нью-Йорке. Работаю в Институте перспективных исследований. А здесь я должна была встретиться…


Что значило для меня это «встретиться»? Столкнуться лицом к лицу. Познакомиться. Показать себя. Найти. Познать. Воспринять. Дождаться приезда. Случайно столкнуться. Ввязаться в конфликт.
– Здесь я должна была встретиться…


В комнате поднялся ветер, он вырвал стаканы из рук посетителей, разбросал бутылки в баре, поднял в воздух всю мебель и с грохотом разбил ее о стену. Официанты и прислуга исчезли в дверях. В комнате осталось только двое: я и она. Мы были зачарованы друг другом, не могли вымолвить ни слова из-за этого внезапного ветра.


Она собрала свои вещи, и мы вместе покинули разрушенную комнату. Асфальт извивался под ее ступнями, и мне приходилось следовать точно за ней. Я не могла понять, где мы находимся. Система координат изогнулась. Город стал похож на кривой узкий переулок, где она ориентировалась лучше крысы.


Наконец мы добрались до маленькой закусочной в одном полуразрушенном районе. Она завернула внутрь, и мы сели за угрожающе красивый стол, покрытый клетчатой скатертью. На столе стояли две гвоздики и лежали несколько палочек гриссини. Вышел мальчик с бутылкой красного вина и чашей оливок. Он протянул нам меню так, словно это был обычный ужин, и он видит такие каждый день. Я попалась в руки к семейству Борджиа, и теперь они хотели накормить меня.


Я посмотрела в меню: «Еда вкуснее, если она приготовлена по-итальянски».
– Здесь я и встретила его, – начала она. – В 1947 году в день моего рождения…

141 Алла

Джанет Уинтерсон

ЗАКОНЫ СУПЕРСИММЕТРИИ (ОТРЫВОК)


Я и она должны были приближаться к месту встречи с противоположных концов города. Я рисовала её в своём воображении: рассерженная, самоуверенная, готовая сойтись со мной и повергнуть меня моим же оружием. Предстоял великий бой за один вожделенный трофей – Джова. Когда я сообщила ему о полученном от неё письме, он пожелал провести выходные у друзей.

Письмо лежало в моём кармане. Старательный почерк. Предписание повиноваться: «Встречаемся в среду, 12-го, в 18:30 в баре гостиницы «Алгонкин».

Почему она выбрала это место?

Вот оно.

Пять минут в запасе. Мучительность времени.

Я оделась, словно на битву: в чёрное, от декольте до стелек, волосы нароспуск, золотые толстые серьги-кольца в ушах, боевая раскраска. Я обладала преимуществом перед моим противником в целых двадцать лет, и из этих двадцати лет я собиралась воспользоваться каждым месяцем.

Вероятно, она уже седеет, кожа её покрыта морщинами, она страдает избыточным весом, небрежна в одежде. Вероятно, она предпочитает романтичное сочетание босоножек с носками и глаза её закрыты стеклами, словно музейные экспонаты. Я живо представляла её: торчащие клочья волос и жира, а внутри – бездонное море надежды. Я осушу его до лужи.


Никаких признаков её присутствия. Бар напоминал шахматную доску из пар, манипулирующих бокалами с мартини, и официантов, носящих хромированные подносы над головами. Я ходила чёрным конём, под прямыми углами пересекая клетки, однако на меня никто не обращал особого внимания, лишь несколько по-деловому одетых мужчин проследили за мной одобрительными взглядами.

Разумеется, она не пришла. Разумеется, она и не должна была прийти. Это была психологическая атака, и я её выдержала. Вдруг я почувствовала чудовищную боль в шее. Заказала себе выпить и измождённо опустилась на стул под горшечной пальмой.

– Разрешите мне к вам подсесть?

– Пожалуйста. Вы, вероятно, англичанка?

– С чего вы взяли?

– Для американки вы чересчур вежливы.

– Для американцев вежливость не характерна?

– Только если им хорошо заплатить.

– Англичане не проявят вежливость, как бы хорошо им не заплатили.

– Тогда получается, мы с вами беженцы.

– Думаю, в моём случае это так. Отец, бывало, приезжал сюда. Он любил Нью-Йорк. Считал этот город единственным местом в мире, где человек может оставаться собой, из кожи вон вылезая, чтобы стать другим.

– И что же он?

– Что?

– Стал другим?

– Да. Да, стал.

Мы молчали. Она смотрела на дверь. Я рассматривала её. У неё было стройное, напряжённое тело борзой собаки, в эту минуту полунаклоненное вперёд, так что мышцы её спины определяли очертания рубашки: белоснежной, накрахмаленной, дорогой. Её левая рука напоминала витрину ювелирного магазина. Я не понимала, как женщина может носить столько серебра и сидеть, не свешиваясь набок.

Волосы её были тёмно-рыжего цвета, кизилового цвета, цвета красной дублёной кожи и отличались такой упругостью, которая обычно достигается благодаря сочетанию природного дара и усилий. Мне пришла в голову мысль, что её внешний вид был столь же искусным, сколь и безыскусным.

– Вы ждёте кого-то? – спросила я.

– Ждала, – она взглянула на часы. – Вы приезжая? Остановились здесь?

– Нет. Я в Нью-Йорке живу. Работаю в Институте передовых исследований. Я пришла встретиться...

Встретиться... Сойтись лицом к лицу. Познакомиться. Представиться. Узнать. Испытать. Принять. Дождаться прихода. Столкнуться. Вступить в противоборство.

– Я пришла встретиться...


По бару гулял ветер, который выдувал выпивку из выпивших, расшвыривал бутылки, словно бутылочные пробки, поднимал в воздух мебель и крушил её о равнодушные стены. Обслуживающие и обслуживаемые, уносимые ветром, вылетали в дверь в лохмотьях. В баре не осталось ничего, кроме её и меня: её и меня, загипнотизированных друг другом и из-за ветра неспособных выговорить ни слова.


Она собралась, и мы вместе покинули превращённый в руины бар. Я вынуждена была следовать за ней, пока она переплетала дороги своими шагами. Вскоре я перестала понимать, где мы находимся. Решётка прогнута. Город представлялся петляющим подземным ходом, в котором она оказалась более умелым кротом.

Наконец мы достигли маленькой закусочной в старой части города. Она вошла мерным шагом, и мы опустились за угрожающе милый столик с клетчатой скатертью, двумя гвоздиками и несколькими палочками гриссини. Парнишка принёс графин с красным вином и чашу с оливками. Он подал нам меню, как если бы это был самый обычный ужин в самый обычный день. Я попала в руки Борджей, и теперь они хотят меня накормить.

Я посмотрела на меню: «ЕДА ВКУСНЕЕ, КОГДА ПРИГОТОВЛЕНА ПО-ИТАЛЬЯНСКИ».

– Здесь я встретила его, – заговорила она. – В 1947-м, в день, когда я родилась...

142 алле

К месту встречи мы добирались, похоже, с разных концов города. Я словно видела её – разъярённую, готовую схлестнуться со мной и победить в моей же собственной игре, в великой битве, где триумфатору доставался Джов. А он собрался на уикенд к друзьям, как только я рассказала про её письмо. В тот день оно было у меня с собой, в кармане. Тщательно выведена каждая буква, не письмо – приказ: «Жду вас в среду, 12-го, в 6 ч. 30 мин. вечера, в баре отеля Алгонкин».


И почему она выбрала именно это место?


Вот и отель.


Ещё пять минут. Жестокая штука – время.


Я экипировалась, как валькирия: вся в чёрном, в ушах − массивные золотые кольца, волосы распущены, не макияж – боевая раскраска! Плюс преимущество над противником − двадцать лет, и каждый месяц из них я твёрдо решила обернуть в свою пользу.


Придёт, скорее всего, седеющая, в морщинах, и толстая; и одета наверняка небрежно, да ещё в античных ремешках на босу ногу. А глаза − музейные экспонаты за стеклами очков. Как наяву видела: волосы редкие, мышцы дряблые, но всё-таки на что-то надеется. Я мокрого места от неё не оставлю!


Но её, судя по всему, не было. В баре с шахматным полом парочки разыгрывали свои партии, маневрируя бокалами мартини, сновали официанты, вознеся хромированные подносы над головой. Черным конём, поворачивая на девяносто градусов, я пересекла зал вдоль и поперёк, но никто мной не заинтересовался. Только несколько бизнесменов одобрительно поглядывали вслед. Конечно, она не пришла. И не могла прийти. То была война нервов, и я её выиграла.


Внезапная боль пронзила шею. Я заказала выпивку и рухнула около кадки с пальмой.


− Разрешите?


− Конечно. Вы англичанка?


− Почему вы так решили?


− Для американки вы уж слишком вежливы.


− Я считала американцев вежливыми...


− Только когда им хорошо заплатят.


−А от англичан, сколько им не плати, все равно обходительности не дождёшься.


− Тогда, возможно, мы с вами беженцы.


− Думаю, я точно из их числа. Сюда когда-то перебрался мой отец. Любил Нью-Йорк. Говорил, это единственное место на свете, где человек может быть самим собой, пока, вкалывая день и ночь, не станет кем-то ещё.


− Ему удалось?


− Что?


− Стать кем-то еще.


− Да, удалось.


Мы сидели молча. Она смотрела на дверь, я − на неё. Гибкая, тонкая как борзая, она развернулась в пол оборота, и каждый мускул спины проступил под крахмальной тканью дорогой белой рубашки. Левая рука − просто витрина Тиффани! Никогда не могла понять, как женщинам удается сохранять осанку, навесив на себя столько серебра.


Волосы у нее были тёмно-рыжие, цвета красного дерева. Природа, конечно, не поскупилась, но такой мягкости и блеска без постоянных усилий не добьешься, и это сочетание искусственного и натурального угадывалось во всём облике незнакомки.


− Вы кого-то ждёте?


− Ждала, − сказала она и посмотрела на часы. − А вы здесь остановились?


− Нет, я живу в Нью-Йорке. Работаю в Институте перспективных исследований. Пришла, чтобы встретиться...


Встретиться. Познакомиться. Объяснить, кто я есть. Присмотреться. Изучить. Понять. Выждать. Бросить вызов. Ринуться в бой...


− Пришла, чтобы встретиться...


И взвился вихрь. И вырвал из рук бокалы со спиртным. Словно пробки, разбросал бутылки в баре, подхватил всё, что было вокруг, закружил в воздухе и раскрошил вдребезги о стену безмятежности. И официантов, и посетителей вымело наружу. И ничего, и никого не осталось, только я и она. Я и она. Загипнотизированные друг другом, мы слова не могли вымолвить из-за бушевавшего урагана.


Она поднялась, и мы покинули разоренный бар. Незнакомка стремительно переходила с одной улицы на другую, а я едва за ней успевала. Вскоре я вообще не могла понять, где мы находимся: вместо регулярных кварталов пошли кривые улочки, но она чувствовала себя в нью-йоркских закоулках как рыба в воде.


Наконец в какой-то полуразрушенной части города мы оказались возле закусочной. Она нырнула туда, и мы сели за стол. На подозрительно красивой клетчатой скатерти стояли хлебные палочки – гриссини и ваза с двумя гвоздиками. Официант принес графин красного вина, миску оливок и протянул меню. Как будто абсолютно ничего не случилось, и мы пришли поужинать в самый обычный день! Мелькнуло: «Попала в лапы к Борджиа, тут меня и съедят». Покосилась на меню. Заведение называлось: «Вкуснее не бывает. Итальянская кухня».


− Вот здесь мы с ним впервые встретились, − сказала она. – В сорок седьмом, в тот день, когда я родилась…

143 Анна Фокова

Отрывок из романа «Гармония нутра» Джанет Уинтерсон

К месту встречи мы с ней ехали с разных концов города. По пути я представляла, как она выглядит: яростная, уверенная в себе, готовая вступить в схватку на чужом поле и растерзать меня в клочья. Да, это должна была быть величайшая битва, победительнице которой достался бы Джов.

Когда я сказала ему, что она приезжает к друзьям на выходные, написанное ею письмо уже лежало в моём кармане. Аккуратный почерк. Инструкции, которые надлежало исполнить. «Я буду ждать Вас в баре отеля “Алгонкин” в 18:30, 12-го числа». Интересно, почему она выбрала именно это место?

Как бы то ни было, я пришла. В запасе у меня оставалось пять минут. Пять жестоких минут.

Я выглядела как воин: одетая во всё чёрное от ворота до носков туфель, с распущенными волосами и толстыми кольцами золотых серёг в ушах, с макияжем, похожим на боевую раскраску. Я была моложе своей оппонентки на двадцать лет и собиралась использовать каждый год из этого срока.

Она — седеющая, покрытая морщинами, страдающая от избыточного веса, одетая кое-как. Она — в поддетых под босоножки носках, смотрящая на меня сквозь стёкла очков, за которыми её глаза были скрыты как музейные экспонаты. Я могла представить себе её: огонёк надежды за предавшей её плотью. У неё не было никаких шансов.

В баре её не было. Помещение напоминало шахматное поле с расставленными на нём фигурками-парочками, которые потягивали «Мартини», и официантами, балансировавшими между ними с хромированными подносами наперевес. Я сделала ход конём: шагнула вперёд и свернула в угол, переступив дозволенную мне линию, но никто не обратил на меня внимания, кроме парочки бизнесменов-ценителей.

Конечно же она не пришла. Она и не собиралась приходить. Это была психологическая война, в которой я одержала победу.

Я почувствовала жуткую боль в шее. Сделав заказ, я рухнула на стул под высаженной в горшок пальмой.

— Здесь не занято?
— Садитесь, пожалуйста. Вы, должно быть, англичанка.
— Почему вы так решили?
— Для американки вы слишком вежливы.
— Разве американцы не вежливы?
— Только если им заплатить.
— А британцы не вежливы вне зависимости от того, платите вы им или нет.
— Тогда мы с вами, наверное, эмигранты.
— Я-то уж точно. Мой папа частенько сюда приезжал. Нью-Йорк ему нравился. Говорил, что это единственное место на земле, где человек может быть самим собой и при этом вкалывать как лошадь, чтобы стать кем-то другим.
— Он стал?
— Что?
— Стал кем-то другим?
— О, да. Да. Он стал.

Мы замолкли. Она смотрела на дверь, а я — на неё. Подтянутая и жилистая, с телом гончей, она слегка наклонилась вперёд, и сквозь ткань её белоснежной накрахмаленной блузки проступили мышцы спины. Её левая рука выглядела как витрина «Тиффани». И как женщина могла носить столько серебра и не гнуться под его весом?

Её волосы были выкрашены в тёмно-красный, кизилово-бордовый, в оттенок кожи, который переливался так, что становилось непонятно, появился ли этот цвет случайно или намеренно. Мне показалось, что она выглядела настолько же искусно, насколько безвкусно.

— Вы ждёте кого-то? — спросила я.
— Ждала. — Она взглянула на часы. — А вы?..
— Нет. Я живу в Нью-Йорке, работаю в Институте перспективных исследований. Я пришла сюда, чтобы встретиться с...

Встретиться: увидеться с кем-либо. Оказаться рядом. Познакомиться. Быть представленной. Узнать. Испытать. Получить. Ожидать. Столкнуться. Столкнуться в поединке.

— Я пришла сюда, чтобы встретиться с...

В бар ворвался ветер. Ветер вырвал стаканы из рук гостей, раскидал бутылки, подкинул мебель в воздух и швырнул её оземь. Официантов и посетителей выбросило прочь из бара, и мы с ней остались вдвоём, только я и она, зачарованные друг другом, неспособные говорить из-за рёва ветра.

Подхватив вещи, мы вместе покинули разрушенный бар.

Казалось, будто она меняет направление улиц, просто прикасаясь к ним ногами. Мне пришлось следовать за ней, и совсем скоро я перестала понимать, где мы находимся. Канализационная решётка слетела с петель. Город превратился в одну изогнутую линию, которую она знала намного лучше меня.

В конце концов, мы оказались у двери крохотной закусочной в трущобах. Мы вошли и сели за устрашающе аккуратный столик, накрытый клетчатой скатертью, на котором стояли вазочка с двумя гвоздиками и корзинка с парой гриссини [1]. К нам вышел юноша; в руках он нёс графин с красным вином и наполненное оливками блюдце. Освободившись от ноши, он подал нам меню — так, словно это был совершенно заурядный день с совершенно заурядной закусочной.

Я сидела за столом в окружении Борджиа, и они хотели, чтобы я отведала их яств.

Мой взгляд упал на меню. «НА ИТАЛЬЯНСКОМ — ВКУСНЕЕ».

— Здесь я впервые его встретила, — вдруг сказала она. — В 1947 году. В тот день, когда я появилась на свет...

1. Гриссини — небольшие хлебные палочки размером с карандаш, традиционное блюдо итальянской кухни.

144 Борджиа

Великая симметрия любви

Мы сойдемся, друг против друга, из противоположных уголков города. Она мне виделась наяву, грозная, уверенная в себе, готовая выстоять и побить меня на моем же поле. Джоуви, главный приз предстоящей битвы, достанется победителю. Когда я рассказала, о чем её письмо, Джоуви решил уехать к друзьям на выходные.
Листок в моем кармане. Написано аккуратно, от руки. Распоряжение начальницы подчиненной. «Придите в среду 12-го, в 18:30 для встречи со мной в баре отеля Алгонквин».
Почему именно в нем?
Ну вот, я пришла.
Пять минут собраться с силами. Время неумолимо.
На мне костюм воительницы, черный до пят с глубоким вырезом на груди, волосы зачесаны вниз, в ушах толстые золотые кольца, макияж под боевую раскраску. У меня преимущество в двадцать лет и каждый месяц из них я использую против неё.
Она седеет, у неё морщины, грузноватое тело и небрежность в одежде. Говоря высоким стилем, она будет босая, в сандалиях, с глазами за толстыми стеклами, так прячут экспонаты в музее. Она мне видится потерявшей последнюю надежду, с неё стекает плоть, и опадают волосы. Я спущу противницу в самый грязный отстойник.

Её не видно. Снуют официанты с поднятыми выше головы хромированными подносами, а парочки у барной стойки томно передвигают бокалы мартини, словно фигурки по шахматной доске. На манер черного коня я пересекла зал зигзагом, продвигаясь буквой «Г» от столика к столику, но похоже, кроме двух понимающих красоту бизнесменов, никто не оценил мой проход и не выказал интереса.
Конечно, она не пришла. Разумеется, она не придёт. В войне нервов моя победа. От напряжения жутко заболела шея. Я заказала коктейль и рухнула в кресло под пальмой.
– Разрешите сесть рядом?
– Пожалуйста, садитесь. Вы должно быть англичанка?
– Почему?
– Слишком вежливы для американки.
– Разве американцы не вежливы?
– Только за большие деньги.
– Зато британцы, сколько им не плати, все равно грубят.
– Тогда мы с вами скитальцы без родины.
– Наверно, так. Мой отец захаживал сюда. Он любил Нью-Йорк и говорил, что это единственный город, где человек может оставаться самим собой, выбиваясь из сил, чтобы стать кем-нибудь.
– Ну и?
– Что?
– Он стал кем-нибудь?
– Да. Ему удалось.
Мы сидели и молчали. Она смотрела на выход. А я на неё. Поджарая, с узким напряженным телом, словно гончая на старте, слегка наклонилась вперед, мышцы спины проступают рельефно через накрахмаленную рубашку, белую и очень дорогую. Её левая рука похожа на витрину Тиффани. Не могу представить, как женщина с таким количеством серебра может сидеть и не перекоситься.
У неё темно-красные волосы под цвет плодов кизила, густые плотные, как парик из выделанной кожи, природный дар и результат работы над собой. Все в ней было искусно и в то же время бесхитростно, так мне казалось.
– Вы кого-то ждёте?
– Ждала, – она взглянула на часы. – Остаётесь?
– Нет. Я живу в Нью-Йорке и работаю в научно-исследовательском институте. Сюда зашла, чтобы встретить…
Встретиться лицом к лицу. Познакомиться. Быть представленной. Обрести. Испытать. Получить. Дождаться прибытия. Столкнуться. Схлестнуться.
– Пришла, чтобы встретить…
По залу пронесся шквал, ветер вырвал бокалы из рук, смахнул с полок бутылки, приподнял мебель и обрушил на колеблющиеся стены. Официанты и посетители валялись на полу тряпичными куклами. Остались только мы с ней и больше никого, она и я, загипнотизированные друг другом, не способные ни сказать, ни выдохнуть из-за ветра.
Она собрала свою сумочку, и мы вышли из разгромленной комнаты. Мне пришлось идти за ней точно вслед по тротуарам, что вились под её ногами. Я потеряла ощущение пространства и не знала, где мы. Параллели и меридианы вспучились. Город распался на изогнутые аллеи. И она, словно мудрая крыса, знала все ходы и выходы.
Мы забрели в замызганный квартал и увидели небольшую кафешку. Моя спутница резко свернула внутрь, я за ней, чтобы усесться за стол с ужасающе красивой скатертью в клетку и вазой с двумя алыми гвоздики и хлебными палочками гриссини. Юный официант вынес графин красного вина и оливки в чаше. Буднично, как на самом заурядном обеде, он передал меню каждой из нас. Руки кровожадных Борджиа вцепились в меня, они хотели, чтобы я начала есть.
Я раскрыла обложку. О БОЖЕ, КАК ВКУСНО, КОГДА НАПИСАНО ПО-ИТАЛЬЯНСКИ.
– Именно здесь я встретила его, – сказала она. – В 1947, в тот день, когда родилась…

145 Вадим

Я и она подходили к месту с противоположных концов города. Я представил ее, разгневанную, уверенную, готовую посостязаться со мной и выиграть меня в своей игре. Это был большой бой, и Юпитер был призом. Когда я сказал ему, что она написала мне, что решил посетить друзей на выходных.
У меня в кармане было ее письмо. Аккуратный почерк. Инструкция с приказом выполнения. "Я встречу вас в среду 12ого числа, в 6:30 вечера, в баре, в отеле Алгонкин."
Почему она выбрала это место?
Вот это было здесь.
Пять минут экономии. Важного времени.
Я оделся как воин: черный с расщеплением на стельки, падающие вниз, толстые золотые обручи в ушах, военная раскраска. Я имел двадцати летнее преимущество над моим оппонентом, и я намеревался использовать каждый месяц этого времени.
Она могла быть седой, она могла быть морщинистой, она могла весить больше нормы, она могла быть небрежно одета. Она могла быть измотанной и обутой в сандали, ее глаза позади стекла, как на музейные выставки. Я видел ее, ее волосы и кожу. Надежда, пойманная в ловушку внутри. Я бы слил ее в раковину.


Никаких признаков ее. Бар был шахматной доской пар, выводящих Мартини и хромовые подносы высокого переноса официантов. Я прошел мимо черного рыцаря, пересекая линии, но кроме нескольких благодарных бизнесменов не было ни одного, кто, казалось, интересуется мной.
Конечно, она не пришла. Конечно, она не придет. Это была война нерв, и я победил в ней. Я заметил, что меня стала беспокоить боль в шее. Я заказал выпить и рухнул за стол под комнатной пальмой.
"Можно присесть?
'Пожалуйста. Вы должны быть из Англии '.
'Почему?'
"Слишком вежливы, чтобы быть американцем.
'Американцы грубые?
"Только если вы достаточно им платите им.
"Британцы вежливы, независимо от того, сколько вы платите им.
"Тогда вы, и я могли бы быть беженцами.
"Я полагаю, это так. Мой отец приехал сюда. Он любил Нью-Йорк. Он сказал, что это было единственное место в мире, где человек может быть самим собой, отделываясь от его “рубашки”, чтобы стать кем-то еще'.".
И он это сделал?
'Что?'
"Стал кем-то еще."
'Да. Да, он сделал.'
Мы были спокойны. Она смотрела в сторону двери. Я смотрел на нее. Она была стройна, она телеграфировала, тело было, как у борзой, половина которого была наклонена вперед, очертания ее мышц спины были видны сквозь рубашку, белую, крахмальную, дорогую. Ее левая рука была похожа на переднее окно Тиффани. Я не был уверен, как женщина могла носить так много серебра и сидеть прямо.
Ее волосы были темно-красные, цвета красного кизила, кожный красный с гибкостью, которая является частью подарка, часть усилий. Я предположил, что ее взгляд был столь же ловким, как это оказалось простым.
"Вы кого-то ждет? Сказал я.
'Ждала.' Она посмотрела на часы. 'Вы остаетесь здесь? "
"Нет. Я живу в Нью-Йорке. Я работаю в Институте перспективных исследований. Я пришел сюда на встречу. , .
Встретиться лицом к лицу с. Познакомиться с. Представлять. Найти. Испытать. Получить. Ждать прибытия. Столкнуться. Столкнуться в конфликте.
"Я приехал сюда, чтобы встретиться. , .


В комнате был ветер, который разрывал выпивку из пьющих, которые рассеивали барные бутылки как крышки, которые подняли мебель и разбили ее об стену транса. На посетителей и офицантов дул ветер из двери. Не было ничего в комнате, но она и я, она и я загипнотизированы кем-то другим, не в состоянии говорить из-за ветра.


Она собрала свои вещи, и вместе мы покинули разрушенную комнату. Я должен был следовать за нею, когда она прокручивала тротуары под ногами. Я потерял смысл того, где мы были. Сетка признала ошибку. Город был переулком склонности, и она была лучшей крысой.

Наконец мы дошли до небольшого ресторанчика в избитой части города. Она долго колебалась внутри, и мы сидели за необычно красивый стол, на котором была постелена скатерть в клетку, с двумя гвоздиками и несколькими палочками гриссини. Мальчик вышел с графином красного вина и миской маслин. Он вручил нам меню, как будто это было просто обычным ужином в обычный день. Я попал в руки Борджиа
, и теперь они хотели, чтобы я поел.
Я посмотрел на меню. ЕДА вкуснее, чем в Италии.
"Это то, где я встретилась с ним," сказала она. "В 1947 году ,в день, когда я родилась. , .

146 Васильева Екатерина

GUT SYMMETRIES
Автор: Jeanette Winterson

Она и я, мы направимся к месту встречи с разных концов города. Я представляла себе, какая она: злая, уверенная, готовая сразиться и одержать победу в моей же игре. Большая схватка, и Джов в качестве приза. Он уехал на выходные к друзьям, когда узнал от меня, что она писала.

Ее письмо лежало в кармане. Аккуратный почерк. Руководство к действию. «Встретимся в среду, 12-го, в 18.30 в баре отеля Алгонкин».

Почему она выбрала это место?

Вот и оно.

Пять минут до встречи, безжалостное время.

Я была в образе воина: черный цвет в одежде, от нижнего белья до основания туфель, распущенные волосы, яркий макияж, в ушах - золотые кольца. Моим оружием была молодость, я собиралась обратить в свою пользу каждый месяц из 20-летней разницы между нами.

Я так и видела ее: угасающая, морщинистая, располневшая, махнувшая на себя рукой. На ногах, конечно, босоножки с носками – поэтично! Глаза за линзами очков, как музейный экспонат, пожухлые волосы, увядающая плоть, спрятанная глубоко надежда. От этой женщины не останется и следа.

Ее нигде не было. По шахматной доске бара двигались фигуры с Мартини и официанты, держащие над собой хромированные подносы. Я прошла вглубь - черный рыцарь, клетка черная, клетка белая, мимо прямых углов. Только два бизнесмена-ценителя обратили на меня внимание.

Разумеется, она не пришла. Разумеется, она и не собиралась. Битва была напряженной, и я ее выиграла. Я почувствовала жуткую боль в шее. Заказав выпить, я опустилась на стул около пальмы.

— Можно присесть?

— Конечно. Вы, наверное, англичанка?

— Простите?

— Для американки вы слишком вежливы.

— Американцы настолько грубые?

— Нет, если вы им хорошо платите.

— Хм, британцы грубы, сколько им не плати.

— Тогда мы с вами нездешние.

— Похоже на то. Мой отец бывал здесь время от времени. Ему нравился Нью-Йорк. Он говорил, что это единственное место в мире, где можно быть собой и выпрыгивать из штанов, чтобы стать кем-то другим.

— У вашего отца получилось?

— Простите?

— Получилось кем-то стать?

— Да, вполне.

Мы затихли. Она смотрела на дверь, я смотрела на нее: худое, напряженное, наполовину согнутое стройное тело, мышцы спины, проступающие через белую, плотную, дорогую футболку. Ее левую руку украшали, казалось, все изделия с витрины Tiffany. Я не могла понять, как женщина с таким количеством серебра на руке может сидеть прямо.

Ее волосы – темно-рыжие, коньячно-рыжие, апельсиново-рыжие – смесь приобретенной и природной красоты. Ее внешний вид поражал своей безукоризненностью и простотой.
— Вы кого-то ждете? - спросила я.
— Ждала. — Она бросила взгляд на часы. — Вы здесь проездом?
— Нет, я здесь живу, работаю в Институте перспективных исследований. Я хотела встретиться…
Встретиться. Столкнуться лицом к лицу. Познакомиться. Представиться. Обрести. Пережить. Получить. Подождать появления. Сойтись. Сойтись в схватке.
— Я хотела встретиться…
Поднялся ветер и перевернул все: он выбил напитки из рук посетителей, он вытолкнул бутылки с алкоголем из бара, как пробки, вдребезги разбив их, он поднял мебель в воздух и разбросал по бару, он выдул всех взлохмаченных посетителей и официантов. Остались только я и она, я и она, загипнотизированные друг другом, потерявшие способность говорить из-за сильного ветра.
Она взяла свои вещи, и мы вышли из опустошенного бара. Я шла точно за ней, боясь оступиться, под ее ногами вздымалась земля. Я не знала, где мы. Дверца в ловушке закрылась. Город состоял из сотен узких ходов, и лучшей крысой была она.
Хождения закончились в одном местечке в развалившейся части города. Она юркнула внутрь, и мы уселись за чересчур милый стол с клетчатой скатертью, с двумя гвоздиками и хлебными палочками. Официант принес графин вина и оливки. Он дал нам меню, как будто это был обычный ужин обычного дня. Я уже была во власти Борджиа, а теперь мне подадут еще еды.
Я открыла меню: «Еда вкуснее, если есть ее по-итальянски».
— Это там, где мы встретились, — сказала она. — В 1947 году, в день, когда я родилась…

147 Виктор

Джанет Уинтерсон
Отрывок из GUT SYMMETRIES (Симметрия ТВО)

И мне и ей пришлось бы добираться до назначенного места с разных концов города. Я понимала, что она будет разгневана, уверена в себе, готова бросить мне вызов и сокрушить меня в моей же игре. Намечалась серьёзная битва, и наградой за победу был Джоув. Когда я рассказала ему о её письме, он решил съездить на выходные к друзьям. Письмо я держала в кармане. Аккуратный почерк. Инструкция к повиновению. «Встречаемся в среду 12-го числа в 18:30 в баре отеля Алгонкин».
Почему она выбрала именно это место?
Я пришла.
Пять минут в запасе. Как же неумолимо время.
Я оделась как подобает воину: вся в чёрном – от головы до пят, волосы уложены, увесистые золотые кольца в ушах и боевой раскрас – макияж. У меня было двадцать лет преимущества над соперницей, и я намеревалась использовать каждый его месяц.
Скорее всего, у неё уже есть седые волосы, морщины и лишний вес. Она вряд ли следит за модой и наверняка будет одета а-ля «носки с сандалиями», а глаза за очками будут напоминать музейные экспонаты. Я представляла, как надежда покидает её увядающее тело. Я не оставила бы ей ни единого шанса.
Её не было видно. Бар напоминал шахматную доску, но вместо фигур на ней были парочки, попивавшие мартини, и официанты, носившие хромированные подносы высоко над головой. Я пробиралась прямыми углами, словно чёрный конь, пересекающий клетки игрового поля, но похоже, что кроме нескольких знающих толк бизнесменов никто мною не интересовался. Естественно, она не пришла. Естественно, она бы не осмелилась. Это было испытание силы духа, и я одержала победу. Внезапно у меня жутко разболелась шея. Я заказала напиток и от слабости рухнула под комнатной пальмой.
– Могу я присесть рядом?
– Пожалуйста. Вы, наверное, из Англии?
– С чего вы взяли?
– Слишком вежливы для американки.
– Мне казалось, американцы вежливы.
– Если хорошо им заплатить.
– А британцы невежливы, сколько бы им не платили.
– Значит мы с вами беженки.
– Полагаю, так и есть. Мой отец часто приезжал сюда. Он любил Нью-Йорк. Однажды он сказал, что это единственный город в мире, где мужчина может быть самим собой, пока вкалывает, чтобы стать кем-то другим.
– У него получилось?
– Что?
– Стать кем-то другим.
– Ах, да. Получилось.
Мы сидели молча. Она смотрела в сторону двери, а я смотрела на неё. Фигура её была без изъяна, как у борзой – стройная и подтянутая. Она сидела слегка наклонившись вперёд, и рельеф её мышц на спине отчётливо выдавался под белой, накрахмаленной и явно дорогой блузкой. Её левая рука напоминала витрину салона «Тиффани». Я не могла понять, как женщина может носить столько серебра и сидеть не согнувшись.
Волосы её были бордовыми, бордовыми как дерево или кожа, и мягкими, что отчасти было природным даром, а отчасти – её заслугой. Она выглядела бесхитростной и коварной одновременно.

– Вы кого-то ждёте? – спросила я.
– Ждала, – она взглянула на свои часы. – Вы здесь остановились?
– Нет, я живу в Нью-Йорке. Я работаю в Институте перспективных исследований. У меня здесь встреча…
Встреча: свидание один на один, собрание с целью знакомства, контакт, столкновение.
– У меня здесь встреча…
В зал ворвался ветер и вырвал напитки из рук отдыхающих; разбросал бутылки из бара, словно они были бумажными; поднял мебель в воздух и разбил её об невидимую стену. Все посетители поспешили выбежать на улицу. В зале никого не осталось кроме нас с ней. Мы были околдованы друг другом, но из-за ветра не могли говорить.
Она собрала вещи, и мы вместе покинули разрушенный бар. Мне пришлось поспевать за её быстрой походкой и резкими манёврами. Я перестала понимать, где мы находимся. Клетку открыли, город превратился в лабиринт, а она была самой способной крысой.
Наконец-то мы дошли до небольшого кафе в потрёпанном ветром районе города. Она юркнула внутрь, и мы уселись за подозрительно опрятный стол с клетчатой скатертью, на котором стояли две гвоздики и несколько хлебных палочек гриссини. К нам подошёл официант с графином красного вина и чашкой оливок. Он передал меню так, словно это был самый обычный ужин в самый обычный день. Я попала в плен к Борджиа, а теперь они хотят меня накормить.
Я ознакомилась с меню. ЕДА С ИТАЛЬЯНСКИМИ НАЗВАНИЯМИ ВСЕГДА ВКУСНЕЕ
– Здесь мы с ним познакомились, – сказала она. – В 1947-м году, в день моего рождения…

148 Виктор Панежин

Даже символично, что мы ехали к месту встречи из разных концов города.


Я представляла ее злой и самоуверенной, готовой не просто бороться за Джова, а стереть кого угодно в порошок. А вот будущий трофей решил съездить к друзьям на выходные, узнав о письме.


Оно лежало у меня в кармане. Аккуратный почерк и четкие инструкции: «Встретимся в среду, 12-го, в 18:30 в баре гостиницы «Algonquin».


Почему именно это место?


Я пришла на пять минут раньше. На целую вечность раньше.


Я подготовилась к войне: черное платье и туфли, распущенные волосы, массивные кольца золотых сережек, мрачный макияж и преимущество в двадцать лет, каждый месяц которого я намеревалась пустить в бой.


А она? Куда там: какая-нибудь седеющая, морщинистая, пухлая, надушенная, унылая тетушка. Я живо представила ее потухшие глазенки за роговой оправой. Я втопчу в грязь этот божий одуванчик!


Но где же она? По бару, которому предстояло стать полем битвы, рассыпались фигурки парочек, попивающих мартини, и официантов с хромированными подносами на вытянутых руках. Я намеренно прошлась через весь зал, но только несколько поддатых бизнесменов заинтересованно обернулись во след.


Что ж, очевидно, она не пришла. Наверняка и не собиралась приходить. Победа в этом поединке нервов осталась за мной. Я заказала выпить и заняла дальний столик под пальмой.


– Можно присесть?


– Пожалуйста. Вы, должно быть, англичанка?


– Почему?


– Слишком вежливы для американки.


– По-вашему, американцы не отличаются вежливостью?


– Нет, если, конечно, им не заплатить.


– Англичане не отличаются вежливостью, даже если заплатишь.


– Значит мы с вами беженцы.


– Я – точно. Мой отец частенько приезжал сюда. Он любил Нью-Йорк и говорил, что это единственное в мире место, где человек может оставаться собой, вкалывая как проклятый, чтобы стать кем-то другим.


– А сам он?


– Что?


– Стал «кем-то другим»?


– Да, безусловно.


Мы молчали. Она смотрела в сторону двери. Я смотрела на нее. Стройная, подтянутая, даже спортивная, она сидела, склонившись над столиком, а через дорогую накрахмаленную белоснежную блузку виднелись контуры мышц спины. Ее левая рука напоминала стенд с витрины «Tiffany». Как женщина может надеть такое количество серебра и при этом спокойно сидеть без какой-либо специальной подставки?


Ее волосы, облагороженные почти незаметной завивкой, были темно-красного цвета. Даже, скорее, кизилового, или цвета натуральной кожи. Вся ее внешность казалась одновременно простой и изысканной.


– Ждете кого-то? – спросила я.


– Ждала. – Она посмотрела на часы. – У вас тут номер?


– Нет. Я живу в Нью-Йорке, работаю в Институте перспективных исследований. У меня здесь встреча…   


Встреча… Поединок, схватка, стычка, противостояние… Встреча?


– У меня здесь встреча с…


К тому времени в зале поднялся такой ветер, что пьющие не могли удержать бокалы. Бутылки сыпались с полок, словно картонные, мебель переворачивалась и разбивалась о шатающуюся стену. Официанты и посетители, ругаясь, толкались в дверях. Бар опустел. Ветер не давал сказать ни слова, но мы и так молчали, загипнотизированные друг другом.


Она собрала вещи и вышла из зала. Я отправилась вслед – сам тротуар толкал меня. Я потеряла чувство реальности происходящего. Поле зрения исказилось. Город терпел крушение, и мы, как крысы, покидали палубу.


Я пришла в себя возле какой-то забегаловки на окраине. Она зашла внутрь, и мы уселись за ужасно милый столик, покрытый клетчатой скатертью, на котором стояла пара гвоздик и тарелка гриссини. К нам подошел официант с графином красного вина и чашкой оливок. Он, как ни в чем не бывало, подал меню.


Я попала в лапы Борджиа и готовилась выбрать яд.


На обложке красовалась надпись: «ЕДА ВКУСНЕЕ ПО-ИТАЛЬЯНСКИ».


– Здесь мы с ним и познакомились, – сказала она. – В 1947 году, в день, когда я появилась на свет.

149 Вран

Добираться до места встречи мы должны были с противоположных концов города. Я представляла её сердитой, решительной, готовой дать бой и сокрушить меня на моём же собственном поле. Предстояло крупное сражение, в котором победительнице доставался Джоув. И едва узнав про её письмо, он решил уехать к друзьям на все выходные.

Письмо лежало у меня в кармане. Аккуратный почерк. Требовательный тон. «Я встречусь с вами в среду, 12-го, в 18:30, в баре гостиницы “Алгонкин”».

Почему именно там?

Вот я и на месте.

В запасе пять минут. Отмерен срок мучений.

Я оделась в самый раз для битвы: чёрные доспехи от груди до пят, распущенные волосы, прочные кольца золотых серёг, боевая раскраска. Моё преимущество перед соперницей — целых двадцать лет, и я собиралась обратить себе на пользу всё вплоть до последнего месяца.

Наверняка она седая, в морщинах, с избыточным весом, одевается неряшливо. Наверняка не от мира сего, в носках и сандалиях, и глаза её спрятаны за стёклами, точно музейные экспонаты. Я как наяву видела неопрятные космы, неухоженную кожу — портрет женщины, махнувшей на себя рукой. Да я от неё мокрого места не оставлю!


Где же она? Бар напоминал шахматную доску, где между потягивающими мартини парочками сновали официанты с высоко поднятыми хромовыми подносами. Я выдвинулась чёрным конём — вперёд и под прямым углом в сторону, — но вызвала интерес только у нескольких бизнесменов, оценивших мою внешность.

Разумеется, она не пришла. Разумеется, и не придёт. Это война нервов, и я в ней победила. Внезапно разболелась шея. Я заказала выпивку и бессильно опустилась на стул под сенью пальмы, растущей из кадки.

— Можно за ваш столик?

— Пожалуйста. Вы, должно быть, англичанка.

— Почему это?

— Слишком вежливы для американки.

— Разве американцы невежливы?

— Только когда хорошо им платишь.

— А британцы невежливы, сколько ни плати.

— Тогда нам с вами нужно податься в эмигранты.

— Похоже, я уже. Мой отец часто сюда приезжал. Он любил Нью-Йорк. Говорил, что это единственное на свете место, где человеку удаётся побыть самим собой. Здесь можно сбрасывать шкуру, которую надеваешь, чтобы стать другим.

— И он это сделал?

— Что?

— Стал другим?

— Да, да, стал.

Мы замолчали. Она смотрела на дверь. Я смотрела на неё. Она была стройной, нервной, поджарой, сидела наклонившись вперёд, отчего под блузкой — белой, накрахмаленной, дорогой — обозначились мускулы. Её левая рука напоминала витрину «Тиффани». Наверное, женщина, которая носит столько серебра, вообще не может сидеть прямо.

Волосы у неё были тёмно-рыжие, каштаново-рыжие, кирпично-рыжие — отчасти дар природы, отчасти результат сознательных усилий. Я решила, что её стиль одновременно и безыскусен, и изыскан.

— Кого-то ждёте? — спросила я.

— Ждала. — Она вглянула на часы. — Вы остановились в этой гостинице?

— Нет. Я живу в Нью-Йорке. Работаю в Институте перспективных исследований. Пришла сюда, чтобы встретиться…

Встретиться. Устроить рандеву. Оказаться лицом к лицу. Увидеться. Познакомиться. Присмотреться. Спознаться. Пообщаться. Сойтись. Сойтись в поединке.

— Пришла сюда, чтобы встретиться…


Налетел ветер, который выхватил из рук напитки, разметал бутылки в баре, как пластиковые крышечки, поднял мебель в воздух и швырнул её в обмеревшую стену. Официантов и клиентов вынесло за дверь, точно бумажные клочки. И не осталось никого, кроме нас с ней — нас с ней, загипнотизированных друг другом, неспособных говорить из-за ветра.


Она собрала свои вещи, и мы покинули этот погром. Она принялась петлять по улицам, а я покорно брела следом. У меня не было ни малейшего понятия, где мы находимся. Система координат сбилась. Не город, а извилистый лабиринт, в котором мы — подопытные крысы. И моя соперница куда лучше справлялась с заданием.

Наконец мы добрались до маленькой итальянской закусочной в обветшалом квартале. Моя спутница нырнула внутрь, я за ней, и мы сели за столик — зловеще прекрасный столик, накрытый клетчатой скатертью, где были две гвоздики и несколько хлебных палочек. Официант принёс кувшин красного вина и вазочку с оливками. Он подал нам меню, словно это был самый обычный ужин в самый обычный день. Я попала в руки безжалостных Борджиа, и они хотели меня накормить.

Я заглянула в меню. «НА ИТАЛЬЯНСКОМ — ВКУСНЕЕ».

— Здесь мы с ним и встретились, — сказала она. — В сорок седьмом году, в день моего рождения…

150 Девятая Майя

Мы будем двигаться с противоположных концов города. Я представляла ее раздраженной и самоуверенной особой, мне под стать, способной побить меня моим же оружием. Нас ожидает грандиозная битва, и победителю достанется Джоув. Когда я рассказала ему о письме, он решил на выходных погостить у друзей.

У меня в кармане ее письмо. Аккуратный почерк. Краткая инструкция: «Я буду ждать Вас в среду, 12-го, в 18:30 в баре отеля "Алгонкин"».

Почему именно здесь?

Я на месте.

Пять минут в запасе. Время безжалостно.

Вид у меня воинственный: вся в черном от декольте до стелек, волосы приглажены, толстенные золотые кольца в ушах, боевой раскрас. Свое двадцатилетнее преимущество перед соперником я намеревалась использовать на всю катушку.

Она – седая, морщинистая, грузная и одетая кое-как. Возвышенная натура в носочках и сандалиях, прячущая глаза за стеклами, словно музейные экспонаты. Я уже видела, как она, ее волосы и плоть спасаются бегством, засунув надежду куда поглубже. Я спущу ее в унитаз.

Никаких признаков ее присутствия. Бар – шахматная доска, на которой парочки разыгрывают комбинации бокалами мартини, а официанты носятся, подняв хромированные подносы высоко над головой. Черным конем я нарезала углы вдоль и поперек, но за исключением парочки бизнесменов, бросавших одобрительные взгляды, никто не проявлял интереса к моей персоне.

Конечно, она не пришла. Да и не должна была. В войне нервов победу одержала я. Ужасно заныла шея. Я заказала выпить и рухнула за столик под пальмой.

– Разрешите присесть?

– Прошу вас. Вы, должно быть, англичанка.

– Почему?

– Слишком вежливы для американки.

– Разве американцы невежливы?

– Только когда им хорошо платят.

– Британцы невежливы независимо от того, сколько им платят.

– Значит, мы с вами – эмигранты.

– Пожалуй. Мой отец приходил сюда. Он любил Нью-Йорк. Говорил, это единственное место, где человек может побыть собой, пока во внешнем мире изо всех пытается стать кем-то другим.

– Ему удалось?

– Что?

– Стать кем-то другим.

– Да. Удалось.

Мы замолчали. Она смотрела в сторону двери. Я смотрела на нее. Ее стройная, поджарая фигура наклонилась вперед, обозначив мышцы спины под накрахмаленной белизной дорогой рубашки. Ее левая рука напоминала витрину Тиффани. Я диву давалась, как можно носить на себе столько серебра и сидеть так прямо.

Ее волосы темно-рыжие, как кизил, как кожа рыжего оттенка, и гладкие – подарок природы в сочетании с правильным уходом. Я догадывалась, что ее внешний вид – результат искусных усилий и явной безыскусности.

– Вы ждете кого-то?

– Ждала. – Она взглянула на часы. – Вы приехали ненадолго?

– Нет. Я живу в Нью-Йорке. Работаю в Институте перспективных исследований. Здесь я встретила…

Встретиться – очутиться лицом к лицу. Познакомиться. Быть представленной. Найти. Ощутить. Получить. Ожидать прибытия. Столкнуться. Вступить в конфликт.

– Здесь я встретила…

В помещение ворвался ветер, вырвал из рук бокалы, разбросал графины в баре, приподнял мебель и разбил ее об ошарашенные стены. Взлохмаченные официанты и гости вылетели на улицу. В зале никого не осталось, кроме нас. Мы гипнотизировали друг друга, из-за ветра не способные говорить.

Она собралась, и мы покинули разгромленный бар. Я послушно следовала за ней, пока она петляла по тротуарам. Я не имела ни малейшего представления, где мы. Прутья решетки разошлись. Город превратился в узкий лабиринт, в котором она была более ловкой крысой.

Наконец, мы очутились у небольшой забегаловки в каком-то обшарпанном районе. Она завернула внутрь, и мы сели за подозрительно милый столик с клетчатой скатертью, двумя гвоздичками и парочкой гриссини. Официант принес графин красного вина и тарелку оливок. Он протянул нам меню, словно это был обычный ужин в обычный день. Я угодила к Борджиа, которые желали накормить меня.

Я взглянула на меню. ПО-ИТАЛЬЯНСКИ ВСЕГДА ВКУСНЕЕ.

– Здесь я встретила его, – произнесла она. – В 1947 году, в день, когда я родилась…

151 ека

Мы должны были подъехать к месту из разных частей города. Я представляла её злой, уверенной в себе, готовой противостоять мне и победить в моей же игре. Схватка была сильной, и призом в ней был Джоув. Когда я сказала ему, что она написала мне, он решил навестить друзей на выходных.
Её письмо лежало у меня в кармане. Аккуратный почерк. Указание, что делать. «Встретимся в среду 12-го в 18-30 в баре отеля Алгонквин».
Почему она выбрала это место?
А вот и бар.
Лишние пять минут. Время жестоко.
Я оделась как воин: во всё черное с головы до пят, волосы распущены, массивные золотые кольца в ушах, воинственный макияж. Моим козырем была двадцатилетняя разница в возрасте с соперницей, и я хотела использовать это по полной.
У неё будут седые волосы, морщины, лишний вес и немодная одежда. Поэтичный вид будут придавать носки и сандалии, а на носу будут торчать очки как из музея. Я представляла, не говоря о волосах и теле, её надежду, замурованную внутри. Я выжму из неё все соки.


Она не появлялась. Бар был шахматной доской, где пары ловко передвигались с мартини, а официанты высоко носили хромовые подносы. Я пошла по правой стороне позиции черного коня, но кроме нескольких оценивающих бизнесменов, казалось, я никому не была интересна.
Конечно, она не пришла. Конечно, она не придёт. Это была война нервов, и победа была за мной. Я ощутила ужасную боль в шее. Я заказала выпить и окаменела от лёгкого похлопывания ладони.
- Можно присесть тут?
- Пожалуйста. Вы, наверное, англичанка.
- Почему?
- Слишком вежливы для американки.
- Разве американцы невежливые?
- Только, если им достаточно платят.
- Британцы невежливы, несмотря на то, сколько им платят.
- Ну, тогда мы с вами, наверное, чужестранки.
- Наверное. Мой отец раньше приезжал сюда. Он любил Нью-Йорк. Он говорил, что это единственное место в мире, где человек может быть собой, работая до потери пульса, чтобы стать кем-то.
- И он стал?
- Что?
- Стал кем-то?
- Да. Он стал.
Мы молчали. Она смотрела на дверь. Я смотрела на неё. Она была стройной, энергичной, с поджарым телом, сидела, чуть наклонившись вперёд, и очертания мышц её спины проступали на рубашке - белой, накрахмаленной, дорогой. Её левая рука смотрелась как витрина Тиффани. Я не понимала, как женщина могла носить так много серебра и сидеть без подпорки.
Её волосы были темно-красного цвета, кизилово-красные, податливые, что было и подарком, и результатом усилий. Я оценила её вид как хитрый и простодушный одновременно.
- Вы ждёте кого-то? – спросила я.
- Я ждала.
Она посмотрела на часы.
- Вы остановились в этом отеле?
- Нет. Я живу в Нью-Йорке. Работаю в Институте специальных исследований. Я приехала сюда, чтобы встретиться …
Встретиться – увидеться лицом к лицу. Познакомиться. Представиться. Найти. Узнать. Получить. Ждать появления. Встретиться. Встретиться, будучи в конфликте.
- Я приехала сюда встретиться…


Ветер, ворвавшись в бар, вырвал напитки из рук посетителей, раскидал бутылки, словно пробки, и, подняв мебель, грохнул её о стену. Официанты и клиенты, растрёпанные, выбежали на улицу. В помещении не осталось никого, кроме меня и её, меня и её, загипнотизированных друг другом, неспособных говорить из-за ветра.


Она собрала свои вещи, и мы вышли из разрушенного бара. Мне приходилось идти за ней, так как она виляла тротуарами. Я потеряла ощущение того, где мы находимся. Городская сетка выгнулась. Город стал извилистой аллеей, а она - лучшей крысой.
В конце концов, мы пришли в дешёвый ресторан в захолустной части города. Она завернула вовнутрь, и мы сели за пугающе симпатичный клетчатый столик с двумя гвоздиками и несколькими прутиками гриссини. Появился официант с графином красного вина и тарелкой оливок. Он подал нам меню, как будто это был обычный ужин в обычный день. Я оказалась в руках Борджиа, и теперь они хотели меня съесть. Я взглянула в меню. БЛЮДА ВКУСНЕЕ НА ИТАЛЬЯНСКОМ.
- Это то место, где я познакомилась с ним, - сказала она. – В 1947 году в день, когда я родилась…

152 Жемойдо

Вывернутая симметрия (отрывок из произведения Дженет Винтерсон)


Что-то подсказывало мне, что мы приближаемся к месту встречи с противоположных концов города. Я представляла, с какой неистовой уверенностью она готова сразиться со мной и победить в игре по установленным мною же правилам. Это будет настоящая битва. Ну а награда говорит сама за себя. Юп.

Я поведала ему о полученном от нее послании. Юп деликатно ответил, что на выходные как раз собирался навестить друзей. Послание было у меня в кармане. Аккуратный почерк, сжатый и безаппеляционный тон: «Встретимся в среду, 12-го числа, в 18:30, в баре гостиницы «Альгонкуин». Но почему именно там и что может скрываться за этим?..
Вот я и на месте. У меня в запасе пять минут. Время, как всегда, неумолимо.

Я со всей тщательностью подбирала доспехи для предстоящей битвы, и вот стою вся в черном, исключая декольте. Волосы распущены, в ушах сногсшибательные золотые серьги, на лице боевой макияж. У меня преимущество в двадцать лет, и уж я-то воспользуюсь каждым месяцем. С превеликим удовольствием буду наблюдать, как постепенно седеют ее волосы, лицо покрывается морщинами, фигура расплывается, как она уделяет все меньше внимания своему гардеробу. Как, хватаясь за соломинку, она пытается изобразить из себя романтика, эдакого мудреного очкарика в сандалиях на босу ногу, по которому музей плачет. Но у времени нет фаворитов, и она также становится его жертвой, хороня в душе последнюю надежду. Voila! Пора со двора!

Но где же она? Парочки с мартини в руках и официанты с высоко поднятыми хромированными подносами перемещались по бару, словно фигуры на шахматном поле. Я, как подобает черному коню, пошла букой «Г». Лишь несколько бизнесменов одарили меня любопытными взглядами, остальные же остались полностью равнодушны. Очень надо! Было очевидно, что она еще не пришла. И не придет. В этой борьбе нервов я вышла победительницей.

Я ощутила невыносимую боль в шее. Заказала выпить, и с трудом добравшись до столика под пальмой, растущей в массивном горшке, повалилась на стул.
– Не возражаете? – спросила я даму напротив.
– Ни в коем случае. А Вы, наверное, прибыли из Англии? – в свою очередь поинтересовалась моя визави.
– Почему Вы так решили?
– Слишком вежливы для американки.
– А разве вежливость не присуща американцам?
– Только в том случае, если они с этого что-то имеют.
– Я Вам так скажу: вежливость англичан не проявится, что бы они с этого не имели.
– Тогда мы с Вами, должно быть, беженцы.
– В отношении меня – похоже, так и есть. Мой отец часто приезжал сюда. Он любил Нью-Йорк и говаривал, что это единственный город на всем белом свете, где можно оставаться самим собой, при этом работая на износ, чтобы стать кем-то еще.
– И что он?..
– Что именно?
– Ну, стал он кем-то еще?
– Да... Он-то стал.

Какое-то время мы храним молчание. Я изучаю ее. Взгляд направлен в сторону двери. Тонкая, жилистая, она напоминает борзую, немного подавшуюся вперед. Дорогая накрахмаленная добела блуза, подчеркивающая мышцы спины. По обильности украшений левая рука не уступает витрине лавки ювелирных изделий от Тиффани. Даже не знаю, как женщина может держаться прямо, навесив на себя такое количество серебра. Темно-рыжие волосы цвета кизилового дерева или, скорее, дубленой кожи. Упругие, но сомнительной естественности. Искусность и простота сочетаются в ее образе в равной мере.

– Вы кого-то ждете? – спрашиваю я.
– Уже нет, – отвечает она, взглянув на часы.
– А Вы остановились в этой гостинице?
– Нет. Я живу в Нью-Йорке. Работаю в институте перспективных исследований. Сюда пришла встретиться…. «Стоп! Да не встретиться же, а сразиться с врагом, сойтись с ним лицом к лицу, узнать, кто из нас чего стóит, пройти испытание, получить урок жизни, не дрогнуть в мучительном ожидании, вступить в бой…пришла встретиться»…

По бару гуляет ветер, вырывающий бокалы из рук посетителей и разбрасывающий в стороны бутылки с такой легкостью, будто это всего лишь пробки. Он сносит с поверхностей все мелкие предметы, с силой ударяя их о входную дверь. Обслуга и обслуживаемые выбегают наружу в растрепанном виде, один за другим, пока мы не остаемся вдвоем – я и она. Мы гипнотизируем друг на друга взглядами, без слов: при таком ветре вербальное общение практически исключено.

Наконец она берет свои вещи, и мы выходим из разоренного ветром бара. Мне ничего не остается, как следовать за ней. Она идет впереди, то и дело сворачивая с одной улицы на другую. С каждым шагом я все больше теряюсь в пространстве. Ветер сплющивает крысиную клетку, именуемую городом, изгибает и вытягивает ее в одномерный канал, и она прорывается в него первой, оказавшись более проворной крысой.

Финишная точка нашего туннелирования представляет собой небольшое кафе в изрядно обшарпанной части города. Она непринужденной походкой заходит внутрь, я за ней. Мы садимся за столик, накрытый клетчатой скатертью, настолько изящной, что даже страшно к ней прикасаться. Столик украшает ваза с двумя гвоздиками и стакан с несколькими хлебными палочками. К нам подходит официант, дополняя композицию стола графином красного вина и блюдцем с оливками. Он вручает каждой из нас меню с такой аскетической отрешенностью к происходящему снаружи, как будто это самый заурядный ужин самым заурядным вечером. Похоже, я попалась в цепкие лапы «Борджиа». Интересно, чем они собираются меня отравить?
«ИТАЛЬЯНСКИЕ БЛЮДА ВКУСНЕЕ», – утверждает лозунг со шпайзе-карты.

– Вот здесь я и познакомилась с ним, – нарушает молчание она, – в 1947-м году, в день своего рождения…

153 Женя

ТВО: твой мир, твои чувства

Джанет Уинтерсон

Мы пойдем с ней туда из разных концов города. Я представила свою соперницу: сердитая, уверенная в себе, она готова помериться силами и побить меня моим же оружием. Предстоит решающее сражение, и победителю достанется Джов. Когда я сказала ему про письмо Стеллы, то он предпочел уехать на эти выходные к друзьям.

Её письмо у меня в кармане, аккуратным почерком даны указания: «В среду двенадцатого числа, в 18:30, бар отеля Альгонкин».

Почему именно здесь?

Тем не менее, здесь.

Нужно занять чем-то пять минут. Время течет невыносимо медленно.

Я в полном вооружении: вся в черном, в ушах массивные золотые серьги-кольца, волосы распустила, накрасилась как индеец, который вышел на тропу войны. На моей стороне целых двадцать лет разницы, и я собиралась воспользоваться этим.

Конечно же, она окажется седой, морщинистой, полной, неряшливо одетой. Сандалии поверх чулок на манер томных поэтичных барышень, на носу очки, как у музейного экспоната. Я почти что видела её: чахнет, волосы выпадают, все надежды давно забыты. Не ей со мной тягаться.

Её не видно. Бар – шахматная доска, на которой черно-белыми фигурами расставлены парочки, изящно потягивающие Мартини, между ними перемещаются официанты, жёлтые подносы в высоко поднятых руках. Чёрным конем двигаюсь на две клетки вперед и на одну направо, я захожу далеко, но моё появление заинтересовало только каких-то разборчивых предпринимателей. Больше никого.

Разумеется, она не пришла… и не придет. Это была моя моральная победа. Я поняла, что у меня ужасно болит шея, заказала себе выпить и упала на стул под горшком с пальмой.

- Разрешите присесть?

- Да, садитесь. Вы, должно быть, англичанка?

- Почему вы так решили?

- Для американки вы слишком вежливы.

- Разве американцы не могут быть вежливыми?

- Почему же, могут, если как следует им заплатить.

- Англичане не смогут, сколько им ни плати.

- Я так понимаю, мы с вами иммигранты?

- Я да. Отец приезжал сюда, ему нравился Нью-Йорк. Говорил, это единственное место на земле, где ты можешь остаться самим собой, изо всех сил пытаясь стать другим.

- И что же, ему удалось?

- Что именно?

- Стать другим?

- Да, удалось.

Помолчали. Она глядела на дверь, я на неё. Стройная, нервная, сухопарая, она чуть наклонилась вперед, блузка хорошо сидит на мускулистой спине. Белая, дорогая, накрахмаленная блузка. Левая рука увешана как витрина ювелирного магазина «Тиффани». Удивительно, как она умудряется носить столько серебряных побрякушек и при этом ходить и сидеть без посторонней помощи.

Темно-рыжие волосы, цвета веток кровавой свидины, одета в красную кожу. Она грациозна, и эта грация отчасти дарована природой, отчасти результат осознанных усилий. Я бы сказала, что моя собеседница оделась со вкусом и без излишеств.

- Вы ждете кого-то? – спросила я.

- Ждала, - она посмотрела на свои часы, - вы здесь остановились?

- Нет, я живу в Нью-Йорке, работаю в Институте перспективных исследований. Мне здесь нужно встретиться…

Встретиться: увидеться лицом к лицу с, познакомиться с, представиться, отыскать, пройти через, принять, ждать прихода, столкнуться с. Дать бой.

- У меня здесь назначена встреча…

Порыв ветра отрезвил всех посетителей, разбросал по залу бутылки, поднял в воздух мебель и размозжил её о безучастную ко всему стенку. Официантов и посетителей сдуло за дверь как кучу тряпья. Никого кроме нас не осталось. Мы зачарованно смотрели друг на друга, но не могли говорить из-за ветра.

Стелла собрала свои вещи, и мы вышли из развороченного зала. Мне приходилось идти следом, пока она выворачивала мостовую у себя под ногами. Я потеряла чувство места и направления, пространство изогнулось. Вокруг нас только изогнутая улица, где она чувствовала себя как дома.

Наконец мы пришли в небольшую забегаловку в каком-то обшарпанном районе. Мерным, спокойным шагом она вошла и села за подозрительно симпатичный столик: клетчатая ткань, две гвоздики, несколько хлебных палочек гриссини. Откуда-то возник официант с графином красного вина и чашкой оливок, он дал нам меню, будто это был ничем не примечательный день и самый обыкновенный обед. Я попала руки коварных отравителей, и теперь они хотят меня кормить.

Я заглянула в меню: «Еда по-итальянски вкуснее».

- Здесь мы с ним познакомились, - сказала она, - в 1947 году, в день моего рождения…

154 Иванка

К месту встречи мы должны были прибыть с противоположных концов города. Я представляла ее себе: решительную, уверенную, готовую принять мой вызов и обыграть меня. На кону был Джов. Когда я сказала ему, что получила ее письмо, он решил съездить на выходные к друзьям. Ее письмо лежало в моем кармане. Аккуратный почерк, точные указания: «Встретимся в среду, 12ого числа, в 18:30 в баре отеля Алгонкин».
Почему она выбрала этот отель?
Вот и он.
Еще пять минут ждать. Время неумолимо.
Моя одежда была моим оружием: черного цвета, как и обувь, декольте. Ниспадающие волосы, массивные золотые серьги, безупречный макияж. Моим преимуществом была двадцатилетняя разница в возрасте, и каждый месяц должен был работать на меня.
У нее, должно быть, седеющие волосы, морщины на лице, лишний вес и одета она неряшливо.
В носках и сандалиях (непосредственность творческих людей), глаза, скрытые за очками, как музейные экспонаты за стеклом. В моем воображении она была такой: волосы убраны, кожа более не дает повода для гордости, а внутри теплится надежда. Но ей со мной не тягаться.


Ее все нет. Бар был похож на шахматную доску, где парочки потягивали мартини, а официанты скользили с высокоподнятыми сверкающими подносами. Я двигалась подобно черному коню в шахматах, пересекая зал прямо и под углом, но никто не проявлял ко мне интереса, кроме нескольких бизнесменов, окинувших меня оценивающим взглядом.
Конечно, она не пришла. Вероятно, и не собиралась. Это было испытание на выдержку, и победила я. Я почувствовала резкую боль в шее. Заказав напиток, я рухнула на сиденье под пальмой в горшке.
- Я Вам не помешаю?
- Нисколько. Должно быть, Вы англичанка.
- Почему?
- Для американки Вы слишком вежливы.
- Разве американцы не могут быть вежливыми?
- Только если им хорошенько заплатить.
- Англичане ни за какие деньги не будут церемониться.
- В таком случае, мы с Вами, видимо, отступники.
- Возможно, Вы правы насчет меня. Мой отец бывал здесь. Он любил Нью-Йорк. Говорил, что это единственное место во всем мире, где человек может оставаться собой, даже когда он из кожи вон лезет, чтобы стать кем-то другим.
- У него получилось?
- Что?
- Стать кем-то другим?
- Да. Получилось.
Мы помолчали. Она смотрела на дверь. Я смотрела на нее. Она была стройна, напряжена; гибкое тело, сейчас слегка склоненное вперед, мышцы спины угадывались сквозь рубашку – белую, накрахмаленную, дорогую. Ее левая рука выглядела как витрина магазина Тиффани. Я думала, что с таким весом серебра невозможно сидеть прямо.
Волосы цвета спелой вишни, сияюще красные, насыщенно красные, роскошные от природы и ухоженные. Я подумала, что ее взгляд был так же коварен, как и невинен.
- Вы ждете кого-то? – спросила я.
- Ждала, - она посмотрела на свои часы, - Вы надолго здесь остановились?
- Я живу в Нью-Йорке. Работаю в институте перспективных разработок. Я здесь должна была встретиться с…
Встретиться: сойтись лицом к лицу. Познакомиться. Быть представленной. Найти. Узнать. Принять гостью. Дождаться прибытия. Столкнуться. Столкнуться с врагом.
- Я здесь должна была встретиться с…


Словно порыв ветра ворвался в комнату, вырвал из рук бокалы, раскидал бутылки как пробки, поднял в воздух мебель и обрушил ее на замершие стены. Официантов и гостей смёл на улицу, разорвав их одежду в клочья. Внутри остались только мы с ней, лишь она и я, зачарованные друг другом, лишенные этой бурей дара речи.


Она взяла свои вещи, и мы вместе покинули разрушенный бар. Она шла извилистым путем, и мне оставалось только следовать за ней. Вскоре я уже не могла ориентироваться. Клетка захлопнулась. Город превратился в изогнутый узкий переулок, и из двух крыс сильнейшей была не я.
Наконец мы подошли к небольшому кафе в дешевом районе города. Она непринужденно вошла, и мы сели за покрытый клетчатой скатертью столик, угрожавший развалиться от неделикатного обращения. На столике были две гвоздики и несколько палочек гриссини. Появился официант с графином красного вина и миской с оливками. Он дал нам меню, словно это был обычный обед в самый обычный день. Я попала в руки к Борджиа*, и должна была отведать угощение. Я посмотрела в меню. ИТАЛЬЯНСКИЙ ПРИДАСТ ВКУСА ЛЮБОМУ БЛЮДУ.
- Здесь мы с ним встретились, - сказала она, - в 1947 году, в тот день, когда я родилась…


* Борджиа – испанский дворянский род. С целью избавления от противников подмешивали яд в их еду.

 

155 Калерия

Согласно правилам дуэли, к барьеру (а в нашем случае — к условленному месту) мы сойдемся с противоположных концов города. Я представляла себе противника: она будет рассерженной, самонадеянной, готовой сражаться и победить. Игра, где призом был Джов, стоила свеч. Кстати, узнав о её записке, он вспомнил, что кого-то надо было срочно навестить, и уехал на неделю.


Записка была при мне, в кармане. Аккуратный почерк, чёткие указания: «Встретимся в среду, двенадцатого числа, в 18:30 в баре отеля „Алгонкин“».


Почему именно там?


Я на месте.


Еще пять минут. Мучительно долго.


Бой предстоял тяжёлый, а потому я пришла во всеоружии: черный цвет одежды, декольте, распущенные волосы, золотые серьги-кольца и макияж роковой красотки. Я была младше на двадцать лет и собиралась использовать каждый месяц этого преимущества.


Конечно, она будет жалкой. Седеющей, в морщинах, прячущей оплывшее тело в безразмерных бесформенных тряпках. Синий чулок: носочки, сандалии, огромные очки, делающие её похожей на стрекозу. Эта женщина утратила свежесть и красоту, но упорно цеплялась за надежду. Что ж, я лишу её и этой опоры.


Она всё не появлялась. По бару, как по шахматной доске, маневрировали парочки, и летали официанты с хромированными подносами в руках. Что ж, пусть первый ход в этой партии принадлежал не мне, посмотрим, удастся ли ей Сицилийская защита. Я осмотрела зал, но интерес ко мне проявили лишь несколько мужчин в деловых костюмах, явно ищущих приключений на вечер.


Ну разумеется, она не пришла. Скорее всего, уже и не придёт. Игра была напряженной, но я победила. Шах и мат. Жутко болела шея. Сделав заказ, я устроилась под пальмой, растущей в горшке.


— Извините, пожалуйста, здесь не занято?


— Нет, присаживайтесь. Вы, наверное, из Англии.


— Почему вы так решили?


— Вы слишком вежливы для американки.


— Разве американцы не вежливы?


— Только если хорошо платите.


— Британцы не будут церемониться, сколько бы вы ни платили.


— Значит, мы обе — исключения из правил.


— Возможно. Сюда часто приезжал мой отец. Он вообще любил Нью-Йорк. Говорил, это единственное место в мире, где ты можешь быть собой, пытаясь стать кем-то ещё.


— У него получилось?


— Что, простите?


— Стать кем-то ещё.


— Да. Получилось.


Мы замолчали. Она смотрела в сторону двери, я разглядывала её. Стройная, поджарая, она была похожа на гончую, готовую вот-вот броситься вперед. Её накрахмаленная белая рубашка, купленная в дорогом магазине, облегала рельефные мышцы спины. Левая рука напоминала витрину «Тиффани». Не понимаю, как можно носить столько серебра и не гнуться от его тяжести.


Медно-рыжие волосы, волосы оттенка кизиловой древесины или тёмно-красного кожаного дивана, выглядели мягкими и послушными. Дар природы или результат усилий? Весь её образ был продуман ровно настолько, чтобы казаться совершенно естественным.


— Кого-то ждёте? — спросила я.


— Да, — она взглянула на часы. — Вы остановились в этом отеле?


— Нет, я живу в Нью-Йорке, работаю в Институте фундаментальных исследований. Я пришла, чтобы встретиться…


ВСТРЕТИТЬСЯ (значения): увидеться для беседы, привлечь внимание, оказаться на пути у кого-либо, сблизиться, сойтись, столкнуться в противоборстве, вступить с кем-либо в схватку.


— Я пришла встретиться…


Внезапно по залу пронёсся тайфун. Он разметал бутылки, поднял и закружил мебель, вынося вместе с ней из бара официантов, напитки, уже пьющих и еще ждущих заказа. Не осталось никого, только она и я. Я и она, смотрящие друг на друга, и не способные говорить из-за стихии.


Она собралась, и мы покинули место катастрофы. Лёгкой походкой она пошла вперёд, мне пришлось идти следом. Я не понимала, где нахожусь. Решетка захлопнулась, город внезапно стал крысиным лабиринтом, а рядом со мной, очевидно, был крысоволк, питающийся собратьями.


Наконец мы остановились у обшарпанной, как и всё вокруг, кафешки. Она проскользнула внутрь и заняла место за неожиданно милым, покрытым клетчатой скатертью столом, на котором стояли гвоздики и вазочка с хлебными палочками гриссини. Я села напротив. Официант принес графин красного вина и тарелку с оливками. Он подал нам меню так, как будто это был обычный день и обычный обед. Я попала в руки клана Борджиа, и теперь они хотят, чтобы я отобедала. Меню радостно сообщало: «Еда вкуснее, когда она из Италии».


— Там мы и встретились, — сказала моя визави. — В 1947 году, в день, когда я появилась на свет. В первые часы моей жизни…

156 Кирилл А. Борисов

Мы сходились на условленное место с противоположных концов города. Я представила, как она вышагивает — злая, уверенная в себе, готовая ответить ударом на удар и взять верх на моем поле. Предстояла жестокая схватка, и победитель получал Джова. Который, узнав от меня о ее письме, засобирался к друзьям на выходные.


Письмо лежало в кармане — безоговорочный приказ, выведенный аккуратным почерком. «Встречаемся в среду 12 числа в баре отеля Алгонкин в 18:30 вечера».


Почему именно здесь?


Так, я на месте.


Еще пять свободных минут. О, как безжалостно время!


Я была в черном с головы до пят воинском облачении — волосы распущены, в ушах толстые кольца золотых сережек, на лице макияж, похожий на боевую раскраску. Мое преимущество над соперницей составляло двадцать лет, и я собиралась толково распорядиться каждым из двухсот сорока месяцев.


Эта серая мышь с морщинистой кожей, отягощенная лишним весом и безвкусно одетая. Напялившая носки с сандалиями в своем особом стиле, спрятавшая глаза за стеклами очков словно музейные экспонаты. Я вообразила ее как наяву — растрепанные волосы и выпирающие из-под одежды жировые складки, дикие глаза, блестящие тайной надеждой. Я сотру ее в порошок.


Она не показывалась. Бар походил на шахматную доску, которую заполняли парочки, ловко двигавшие по столам рюмки с мартини и в упор не замечавшие официантов, носивших над головами хромированные подносы. Я черным конем обошла ее вдоль и поперек, осмотрев все и вся, однако оказалась никому не нужна, кроме пары бизнесменов, бросавших на меня интригующие взгляды.


Как и следовало ожидать, мышка не пришла и уже не придет. Я вышла победительницей из этой психологической войны. Внезапно я поняла, что у меня ужасно болит шея. Заказала выпивку и рухнула за столик рядом с посаженной в кадку пальмой.


— Здесь можно присесть?
— Да, конечно. Вы англичанка, верно?
— Неужели?
— Вы слишком вежливы для американки.
— Разве американцы не умеют быть вежливыми?
— Только за хорошие деньги.
— А вот британское хамство не лечится никакими деньгами.
— Стало быть, мы с вами отщепенцы.
— Я-то наверняка. Моему отцу нравилось сюда ходить. Он любил Нью-Йорк. Говорил, только здесь каждый может быть собой, когда пашет как лошадь, стремясь стать кем-то другим.
— И ему удалось?
— Что?
— Стать кем-то другим.
— Да. Вполне.


Мы замолчали. Она смотрела в сторону двери, а я глядела на нее. Ее худое, напряженное, поджарое тело подалось вперед в полунаклоне, мускулистую спину облегала белая, донельзя накрахмаленная и очень дорогая сорочка. Левая рука сидящей казалась витриной ювелирного магазина. Невозможно было понять, как этой женщине удается сидеть прямо, надев столько серебра.


Темно-красные волосы цвета пролитой крови или бордовой замши ниспадали с ее головы с той трудноуловимой легкостью, которая отчасти божий дар, отчасти плод кропотливых усилий. Ее внешний вид казался мне столь же изящным, сколь и простым.


— Ждете кого-то? — спросила я.
— Ждала, — она бросила взгляд на часы. — Вы тут живете?
— Нет, в Нью-Йорке. Тружусь в Институте перспективных исследований. У меня здесь встреча…


Встреча! Столкновение лицом к лицу, близкое знакомство, возможность представить себя и ответить на приветствие, обрести человека как желанное сокровище, нетерпеливо ожидая момента, когда ты утонешь в нем с головой. Непримиримое противостояние, первый удар беспощадного противоборства. «У меня здесь встреча…».


Поднявшийся в зале ветер заставил пьяниц извергнуть выпитое, расшвырял бутылки на барных полках как пивные пробки, поднял в воздух мебель и расколошматил об оцепеневшие стены. Изорвал и разлохматил одежду на официантах и их менее официальных клиентах, а затем вымел всех за дверь. Внутри остались только мы вдвоем, завороженные друг другом, не способные вымолвить ни слова — ветер унес остальное прочь и заткнул нам рты.


Она собралсь, и мы вместе покинули развалины некогда приличного заведения. Мостовые под ее ногами сплетались в прихотливый узор, и мне оставалось лишь покорно следовать за ней. Вскоре я перестала понимать, где мы находимся. Все ориентиры потерялись. Город стал кривым переулком, где моя провожатая была далеко не худшей крысой.


Наконец мы добрались до небольшой забегаловки в каком-то обшарпанном районе. Спутница непринужденно скользнула внутрь, и мы сели за угрожающе милый столик, накрытый клетчатой скатертью, поверх которой расположилась ваза с несколькими гвоздиками и корзинка с парой хлебных палочек. Подошедший официант принес графин красного вина и миску оливок. Затем привычным жестом вручил нам меню, будто мы просто зашли пообедать в заурядный день. Настоящие сфинксы, решившие сначала накормить путника, которым захотели полакомиться.


Я заглянула в меню. «ИТАЛЬЯНСКИЕ БЛЮДА — УСЛАДА ДЛЯ СЛУХА И ВКУСА!», — гласила надпись.


— Здесь я и встретила его, — начала она. — В 1947 году, в день своего рождения…

157 Константин Воронин

Парадоксы теории частиц


Из книги Джанет Уинтерсон «Парадоксы теории частиц»


В назначенное место мы с ней придем с разных концов города. Я представляла ее, злую, уверенную, готовую сражаться и одолеть меня в моей же игре. Это был последний поединок, и победителю доставался Джов. Узнав, что она написала мне, он вдруг решил съездить на выходные к друзьям. Послание лежало у меня в кармане. Аккуратный почерк. Четкий инструктаж. «Я встречусь с тобой в среду, двенадцатого, в шесть-тридцать вечера, в баре отеля «Алгонкин».
Интересно, почему именно там?
Вот я и на месте.


Пять минут в запасе. Как жестоко время.


Я оделась, как воин: вся в черном от декольте до каблуков, волосы распущены, в ушах толстые золотые серьги-кольца, боевой раскрас. У меня было двадцать лет преимущества перед соперницей, и я намеревалась использовать каждый месяц.


Мне представлялось, как она придет: с проседью, в морщинах, располневшая, одетая, бог знает как. Еще в носочках и сандалиях – как поэтично. Глаза спрячет за стеклом очков, словно музейные экспонаты. Я, будто воочию, видела, как ее плоть и волосы растворяются на глазах, и от нее остается одна лишь надежда. Пощады не будет.


Что-то не видать моей соперницы. Бар казался шахматной доской, на которой туда-сюда сновали, стараясь не зацепить друг друга, парочки с бокалами мартини и официанты с высоко поднятыми блестящими подносами. Я пошла черным конем, вперед и в сторону, но кроме нескольких бизнесменов, разбирающихся в женской красоте, никто, казалось, даже не обратил на меня внимание.


Конечно, она не пришла. Наверняка и не придет. Это была война «у кого нервы крепче», и она проиграла. Вдруг разболелась шея. Я заказала выпить, а потом обессилено рухнула под комнатную пальму.


- Разрешите присесть?

- Да, конечно. Вы, должно быть, англичанка.

- Почему?

- Для американки вы слишком деликатны.

- А разве американцы не вежливы?

- Только если им хорошо заплатили.

- Британцам сколько ни плати – обходительности не дождешься.

- Тогда, думаю, мы с вами - беженки.

- Я-то - точно. Мой отец, бывало, приходил сюда. Он обожал Нью-Йорк. Говорил, это единственное место в мире, где человек может быть собой, пока не заработает право стать кем-то еще.

- И у него получилось?

- Что?

- Стать кем-то еще.

- Да. Получилось.

Повисла пауза. Моя собеседница посматривала в сторону двери, а я приглядывалась к ней. Стройная, подтянутая, даже поджарая, она сидела, наклонившись вперед, и на ее спине натянулась белая блузка, накрахмаленная, дорогая. Левая рука выглядела, как витрина «Тиффани». Никогда не понимала, как женщина может надеть на себя столько серебра и сидеть, не горбясь.


Ее волосы отливали темно-рыжим, кизилом, красной кожей. Они казались очень мягкими, не только от природы, но и благодаря большим усилиям. Мне подумалось, что внешность ее была смесью изысканности с безвкусицей.


- Ждете кого-то? – поинтересовалась я.

- Ждала, – она посмотрела на свои часы. – Вы здесь остановились?

- Нет. Я живу в Нью-Йорке. Работаю в Институте Современных Исследований. А сюда пришла встретиться…

Встретиться: столкнуться лицом к лицу. Познакомиться. Быть представленной. Найти. Испытать. Получить. Дождаться появления. Сразиться. Сойтись в поединке.

- А сюда пришла встретиться …


Внезапный порыв ветра сдул все напитки, словно пробки, раскидал бутылки на барной стойке, поднял в воздух мебель и разнес ее о потухшую стену. Официанты и посетители вылетели в дверь, как тряпье. Во всем баре не осталось никого, кроме нас. Мы гипнотизировали друг друга, не в состоянии говорить из-за ветра.


Она собрала свои вещи, и мы вместе оставили уничтоженное место. Мне пришлось кружить следом за ней по тротуарам. Ощущение пространства исчезло. Привычная сетка улиц искривилась. Город был темным переулком, а моя спутница – старой крысой. Наконец мы оказались у маленькой кафешки в каком-то захудалом районе. Она проскользнула внутрь, и мы сели за столик. Он был угрожающе милым, со скатертью, гвоздичками и несколькими палочками гриссини. К нам подошел официант с графином красного вина и чашкой оливок. Он подал нам список блюд, будто это был обычный ужин, в самый обычный день. Похоже, я попалась в лапы к Борджиа, и они решили меня угостить.


Я заглянула в меню. Надпись гласила: «ПО-ИТАЛЬЯНСКИ ВСЕ ГОРАЗДО ВКУСНЕЕ».


- Вот где я встретилась с ним, - начала она. - В тысяча девятьсот сорок седьмом, в день, когда я родилась…

158 Константин Кардава

Перевод: Константина Кардавы

Суперсимметрии

(Отрывок из романа Джанета Уинтерсона “Суперсимметрии”)

Теперь, наверное, мы обе направлялись к месту назначения с двух противоположных концов го-рода. Я представляла её раздосадованной и самонадеянной, готовой состязаться со мною и нане-сти мне удар в моей же игре. Разыгрывалось большое сражение и победительнице достался бы Джов. Когда я ему сообщила, что она прислала мне письмо, он уже намерен был навестить своих друзей на выходные.
Её письмо находилось в моём кармане. Аккуратненький почерк. Указания, которые следует вы-полнять. «Увидимся в среду, двенадцатого, в полседьмого, в кабачке гостиницы “Алгонкин”».
Почему она выбрала именно это место?
Ну вот, я добралась.
В моём распоряжении пять минут. Каким жестоким бывает время.
Я была одета словно воительница: вся в чёрном с ложбинки между моих грудей до самых вклад-ных стелек, распущенные волосы, крупные золотые кольцеобразные серьги в ушах, боевая рас-краска лица. Обладая двадцатилетним преимуществом над своей соперницей, я намеревалась во-спользоваться его каждым месяцем.
В своём воображении я рисовала её седеющей, изборождённой складками, оплывшей, небрежно одетой женщиной по-поэтски в чулках и в сандалиях. Её глаза виднеются за стеклом, словно муз-ейные экспонаты. Я могла разглядеть её с отсутствующими волосами и плотью, с таящейся вну-три неё надеждой. Я заставила бы её влиться в впадину.
Ничто не указывало на её присутствие. Кабачок этот напоминал шахматную доску пар, жонглир-ующих бокалами коктейля Мартини, и официантов с высоко поднятыми вверх хромированными подносами. Словно чёрная пешка, я двинулась по прямоугольным полям, и пересекла линии, но помимо нескольких обходительных бизнесменов, я никому не показалась занимательной.
Разумеется, она не явилась, и этого никогда бы не случилось. Я боролась с нервной напряжён-ностью и мне удалось одержать победу. Я вдруг обнаружила, что меня мучила жгучая боль в го-рле. Заказав напиток, я хлопнулась под горшечную пальму.
- Позвольте мне сюда присесть?
- Сядьте, пожалуйста. Должно полагать, вы уроженка Англии.
- Почему?
- Вы чересчур почтительны, чтобы быть американкой.
- Неужто американцы лишены почтительности?
- Они почтительны, только если им порядочно платят.
- Британцы тоже не славятся любезностью, и при этом неважно, сколько им платят.
- В таком случае мы обе должны быть изгоями.
- Полагаю, что я есмь. Мой отец порой приходил сюда. Он любил Нью-Йорк. По его словам, это единственное место на свете, где человек может остаться собой, при этом пытаясь всеми силами стать кем-то другим.
- И с ним такое случилось?
- Что именно?
- Он стал кем-то другим?
- Ах, да, он стал.
Мы обе молчали. Её взор был прикован к двери. Я бросила на неё взгляд. Она была тонка, рас-тревожена, её борзоподобно грациозная фигура, сейчас полунаклоненная вперёд, подчёркивала очертания спинных мышц сквозь белоснежную, накрахмаленную, дорогую рубашку. Её левая ру-ка была вся усыпана драгоценностями словно оконная витрина компании Тиффани. Я не могла себе вообразить, как женщина ухитрялась носить столько серебра и сидеть без какой-то опоры.
Волосы у неё были тёмно-красные, кизилового или шкурного цвета, обладающие гибкостью, что отчасти является даром, отчасти - заботой. Я сообразила, что её взгляд был наигранным в той же мере, в какой он был безыскусственным.
- Ты кого-то ждёшь? - осведомилась я.
- Уже нет, - ответила она, взглянув на свои наручные часы, - Ты останешься здесь?
- Нет. Я живу в Нью-Йорке, и преподаю в ВУЗе. Я тут приехала, чтобы встретить...
Чтобы встретить: чтобы оказаться лицом к лицу, чтобы познакомиться, чтобы представиться, чтобы отыскать, чтобы накопить опыт, чтобы получать, чтобы дождаться чьего-то прибытия, чтобы впутываться, чтобы вовлекаться в конфликт.
- Я тут приехала, чтобы встретить...
В комнате веял ветер, который отвлекал отхлёбывающих от напитков, разметывал кабацкие бут-ылки словно бутылочные крышки, и поднимал высоко на воздух мебель, разламывая её об рас-шатывающуюся стену. Разлохмаченные официанты и заказчики уносились наружу. В комнате не
осталось никого, кроме неё и меня. Мы сидели, вперившись друг в друга гипнотизирующими взглядами и соблюдая тишину, ибо порыв ветра заглушил бы наши слова.
Она собрала свои вещи и вместе мы покинули разорённую комнату. Мне нужно было идти вслед за ней, ибо тротуарные плитки рокотали под её ногами. Мне уже было не под силу ориентиров-аться. Градусная сетка прогибалась. Весь город превратился в косой переулок, а она сама - в ми-ленького грызунчика.
Наконец мы прибыли в маленький вагон-ресторан в потрёпанной части города. Она вкатилась внутрь и мы сели за чертовски отличный стол, покрытый клетчатой скатертью. На столе стояла ваза с двумя гвоздиками, и лежали несколько гриссиновых палочек. К нам подошёл гарсон, дер-жащий в руках графин с красным вином и чашу с оливками. Он раздал нам меню, как будто это был самый обычный обед в обычный день. Я попала в руки семейства Борджии, и теперь они хо-тели, чтобы я приступила к еде.
Я пересмотрела своё меню. ЕДА КАЖЕТСЯ ВКУСНЕЕ НА ИТАЛЬЯНСКОМ.
- Это то самое место, где я впервые встретилась с ним, - промолвила она, - в 1947 году, в день моего рождения...


 

159 Курочка

Мы должны были прийти к месту с разных концов города. Воображение рисовало её: раздражённую, уверенную в себе, готовую встретиться и победить меня в моей же игре. Предстояла серьёзная битва, в которой трофеем был Юпитер. Стоило ему узнать, кто мне написал, как он тут же решил провести выходные в кругу друзей.


Письмо в кармане. Аккуратный почерк. Приказ, не терпящий возражения. «Встретимся в среду, двенадцатого числа, в полседьмого, в баре при отеле Алгонкин».


Почему именно там?


Дошла.


В запасе ещё целых пять минут. Время, ты жестоко.


Я была во всеоружии. В чёрном с головы до пят: и платье с декольте, и туфли (даже стельки). Волосы распущены, в ушах толстенные золотые обручи, на лице боевая раскраска. У меня была фора в двадцать лет, и я собиралась выжать максимум из каждого непрожитого месяца.


У неё уже наверняка седина, у неё морщины, у неё лишний вес, у неё неряшливая одежда. Трогательное сочетание носков и сандалий на ногах, глаза за оправой очков словно музейные экспонаты за стеклом. Я буквально видела, как красота волос и плоти ускользают от неё, но в плену тела ещё теплится надежда. Просто без шансов.



Её нигде нет. Бар был шахматной доской, на которой парочки с мартини в руках и официанты с высоко поднятыми хромированными подносами делали свои ходы. Чёрным конём я скакала по полю буквой «Г», но, помимо нескольких деловых мужчин, меряющих меня взглядом, никто мною не заинтересовался.


Естественно, она не явилась. Никто не удивлён. Эту проверку на прочность смогла пройти только я. Внезапно у меня ужасно разболелась шея. Я заказала напиток и, найдя спасение под тенью пальмы в горшке, без сил рухнула на стул.


— Могу я присесть?

— Конечно. Вы, наверное, англичанка.

— Почему вы так решили?

— Для американки вы слишком вежливы.

— А что, американцы не бывают вежливы?

— Только если им прилично заплатить.

— Британцы, сколько им ни заплати, всё равно невежливы.

— Не поэтому ли мы от них сбежали?

— Интересная мысль… Мой отец раньше сюда приезжал. Ему нравился Нью-Йорк. Он говорил, что это единственное место в мире, где человек, предавая своё истинное существо, будет из кожи вон лезть, чтобы стать кем-то другим.

— И как, удалось?

— Что?

— Стать кем-то другим.

— Да. Да, ему удалось.


Мы замолчали. Она наблюдала за дверью, а я за ней. Стройная, взволнованная. Поджарое тело наклонено вперёд, так, что проступает рельеф спины через рубашку — белую, накрахмаленную, дорогую. Левая рука — витрина «Тиффани». Не понимаю, как столько серебра не перекашивало её на одну сторону.


Волосы тёмно-рыжие, скорее красные, цвета кизиловой ягоды, цвета боксёрской перчатки. Их упругость — равная заслуга природы и старательной хозяйки. Образ изысканен и безыскусен в одно и то же время.


— Кого-то ждёте? — спросила я.
— Ждала, - она взглянула на часы. — Вы в Нью-Йорке проездом?
— Нет, живу здесь. Работаю в институте перспективных исследований. Я пришла сюда встретиться…


Встретиться… Лицом к лицу. Познакомиться. Представиться. Найти. Испытать. Принять. Считать минуты до прихода. Сойтись. Сойтись в схватке.


— Я пришла сюда встретиться…



В комнату налетел ветер, который вырвал напитки из рук посетителей, разбросал бутылки с бара словно крышки, поднял мебель в воздух и впечатал её в стену, созданную силой гипноза. Обслуживающие и обслуживаемые испепелились в лохмотья и вихрем вылетели через дверь. В помещении больше никого не осталось, только я и она, околдованные друг другом. Мы молчали: говорить из-за ветра было невозможно.



Она собрала свои вещи и вместе мы вышли из разрушенного здания. Я петляла за ней по тротуарам. Я уже не знала, где мы. Ловушка давным-давно захлопнулась. Город был извилистым лабиринтом, а она проворной крысой в поиске выхода.


Наконец мы пришли к какой-то маленькой забегаловке в захудалом районе города. Она юркнула внутрь и села за угрожающе милый столик, на клетчатой скатерти которого в вазе стояло две гвоздики, и из рюмки торчал пучок гриссини. Вошёл мальчик с графином красного вина и миской оливок. Он подал нам меню как ни в чём не бывало, как будто это был обычный обед в обычный день. Я попалась в лапы Борджиа, а они хотят, чтобы я поела.


Я посмотрела на меню. ЕДА ВКУСНЕЕ, ЕСЛИ ЕЁ НАЗВАНИЕ НА ИТАЛЬЯНСКОМ.


— Здесь я его и встретила, — начала она, — в 1947 году, в день, когда я родилась…



 

160 Лариса Резинелли

Gut symmetries (Симметрии объединенных реальностей) (1)

Из книги «Симметрии объединенных реальностей»
Автор - Джанет Уинтерсон


К назначенному месту мы будем добираться с противоположных концов города. Я представляла ее гневной, уверенной в себе, готовой ответить на мой вызов и победить меня моим же оружием. Это был жестокий поединок, а призом победителю - Джов. Когда я сказала ему, что получила от нее письмо, он решил, что проведет уик-энд с друзьями.
Ее письмо было у меня в кармане. Аккуратный почерк. Приказ, подлежащий исполнению. «Встретимся в среду, двенадцатого, в 18.30, в баре отеля Алгонквин».
Почему она выбрала это место?
Это здесь.
Еще пять минут. Время неумолимо.
Я оделась как воин: в черное с головы до пят, волосы - распущены, в ушах - массивные золотые кольца, боевой макияж. Свое двадцатилетнее преимущество в возрасте над соперницей я была намерена использовать на полную катушку.
У нее будут волосы с проседью, лицо - в морщинах, она будет толстой и одетой в чем попало. Поэтический беспорядок будут довершать носки и сандалии, а глаза за стеклами очков будут походить на музейные экспонаты. Я могла вообразить исчезающую красоту ее волос, увядающее тело, умирающую надежду. Я отправлю ее на свалку истории.

Ну и где же она? Бар был шахматной доской, на которой парочки совершали маневры бокалами с мартини, а официанты - с высокоподнятыми хромированными подносами. Подобно черному коню, я сделала ход по пересекающимся линиям прямого угла, однако никто не проявил интереса ко мне, кроме нескольких бизнесменов, окинувших меня оценивающим взглядом.
Ну конечно, она не пришла. Ну конечно, она не придёт. Это была война нервов, и я победила. Я почувствовала страшную боль в затылке. Заказав себе напиток, я без сил опустилась под растущую в горшке пальму.
- Можно я здесь присяду?
- Пожалуйста. Вы, должно быть, англичанка.
- Почему?
- Вы слишком вежливы для американки.
- Разве американцы невежливы?
- Они вежливы только тогда, когда вы им хорошо платите.
- Британцы - невежливы, независимо от того, сколько вы им платите.
- Тогда мы с вами, должно быть, беженцы.
- Вероятно, вы правы. Мой отец, бывало, наезжал сюда. Он любил Нью-Йорк. Он говорил, что этот город был единственным местом на земле, где человек мог оставаться собой, работая в поте лица, чтобы стать кем-то другим.
- Получилось?
- Что?
- Стать кем-то другим.
- Да, получилось.
Повисла тишина. Она смотрела на дверь. Я бросила взгляд на нее. Стройная, энергичная, с гибким телом борзой, сейчас - немного поддавшаяся вперед, мышцы спины вырисовываются на ее блузке, белой, накрахмаленной, дорогой. Левая рука - витрина Тиффани (2). Мне не совсем понятно, как может женщина с таким количеством серебра на себе, сидеть, не согнувшись под его тяжестью.
У нее были темно-рыжие волосы, с оттенком цветущего кизилового дерева, выделанной красной кожи, мягкость которого была наполовину природной, наполовину - рукотворной. По-моему, она выглядела сколь изысканно, столь и безвкусно.
- Вы ждете кого-то? - спросила я.
- Уже нет. Она посмотрела на часы. - Вы остановились в отеле?
- Нет. Я живу в Нью-Йорке. Я работаю в Институте перспективных исследований. У меня здесь назначена встреча…
Встреча - лицом к лицу. Встреча - знакомство. Встреча - представление. Узнать. Почувствовать. Допустить. Ожидать прибытия. Встретиться. Бросить вызов.
«У меня здесь назначена встреча…»

Ветер пронесся по бару, вырвав напитки из рук, разметав бутылки легко, как крышки, подняв мебель и раскрошив ее о неподвижную, словно в трансе, стену. Официантов и посетителей в остатках одежды вышвырнуло через двери на улицу. В опустошенном баре остались только мы вдвоем, она и я, загипнотизированные друг другом, из-за ветра не в состоянии вымолвить ни слова.

Она собрала вещи, и вместе мы покинули разгромленный бар. Я вынужденно следовала за ней по петлявшему под ее ногами тротуару. Я перестала ориентироваться. Я попала в ловушку. Аллеи этого города вели к греху, и она была лучшей из грешниц.
Наконец мы подошли к небольшой закусочной, находившейся в старом квартале города. Она свернула туда, и мы уселись за угрожающе-приятный столик с клетчатой скатертью, двумя гвоздиками и несколькими гриссини (3). Вышел мальчик с графином красного вина и вазочкой с оливками. Он подал нам меню так, как будто это был просто обыкновенный ужин в обычный день. Я угодила в лапы семейки Борджиа (4), и теперь они хотят, чтобы я ела.
Я взглянула на меню. ЕДА ВСЕГДА ВКУСНЕЕ ЗВУЧИТ ПО-ИТАЛЬЯНСКИ.
- Вот здесь я его и встретила, сказала она, - в 1947 году, в тот день, когда я родилась…


Примечания:
1 - Gut Symmetries - название книги на английском языке представляет собой игру слов. GUT (Grant Unified Theory) - теория великого объединения, и gut - внутреннее чувство, интуиция.
2 - Тиффани - сеть ювелирных магазинов транснациональной компании, основанной в 1837 году Чарльзом Льюисом Тиффани и Джоном Ф. Янгом.
3 - Гриссини - традиционные итальянские хрустящие хлебные палочки.
4 - Борджиа - испанский дворянский род, имя стало синонимом распущенности и вероломства.

161 Лилу и Стич

Мы должны были приехать на место встречи из разных концов города. Я представляла ее разгневанную, уверенную в себе, готовую обыграть и разбить меня в моей же собственной игре. Это был великий бой, а Джов – награда победителю. Когда я рассказала ему, что получила от нее письмо, он решил навестить друзей на выходных. Ее письмо лежало у меня в кармане. Аккуратный почерк. Инструкция для выполнения. «Я встречу тебя в среду, 12 числа, в 18:30 в баре отеля Элгонкуин.»
Почему она выбрала это место?
Это здесь.
Пять минут в запасе. Время безжалостно.
Я вырядилась, как на бой: в черном с головы до ног, прямые волосы, массивные золотые серьги, на лице боевая раскраска. У меня было преимущество в двадцать лет перед моей соперницей, и я намеревалась использовать каждый месяц этого преимущества.
Я представляла ее себе седеющей, с морщинами на лице, с лишним весом и неопрятно одетую, образно говоря, в босоножках, надетых на носок, и глазами, спрятанными за стеклами очков, как экспонаты на выставке. Она виделась мне, теряющая красоту волос и молодость кожи, но с надеждой, которая теплилась внутри. Я бы выжала ее, как лимон.

Нет ни следа ее присутствия. Бар был шахматной доской для пары маневрирующих Мартини и официантов, разносивших хромированные подносы. Как черный конь, я двинулась в правый противоположный угол, пересекая линии, но, казалось, вызвала интерес лишь у пары внимательных бизнесменов. Конечно же, она не пришла. И абсолютно точно, она не придет. Это была психологическая воина, и я одержала победу. Я заметила, как ужасно разболелась моя шея. Заказав напиток, я рухнула в кресло под декоративной пальмой.
- Могу я присесть рядом с Вами?
- Да, конечно. Вы должно быть англичанка.
- Почему Вы так решили?
- Вы слишком вежливы, чтобы быть американкой.
- Разве не бывает вежливых американцев?
- Только, если Вы им хорошо заплатите.
- Британцы не отличаются хорошими манерами в независимости от того, сколько вы им заплатите.
- В таком случае, мы с Вами эмигранты.
- Полагаю так и есть. Мой отец приезжий. Он обожал Нью Йорк. Он говорил, это единственное место в мире, где человек может быть самим собой, работая в поте лица, что бы стать кем-то другим.
- И у него получилось?
- Что именно?
- Стать кем-то другим.
- Да. У него получилось.
Мы замолчали. Она смотрела на дверь. Я – на нее. Она была стройна и подтянута, как борзая собака. Если она немного наклонялась вперед, можно бы заметить контур мышц ее спины под рубашкой, белой, накрахмаленной, дорогой. Ее правая рука выглядела, как витрина Тиффани. Я удивлялась, как женщина может носить на себе столько серебра и сидеть не сутулясь.
У нее были темно красны волосы, цвета красного дерева, цвета красной кожи, шелковистые, про такие говорят: половина – дар, вторая половина - работа. Полагаю, ее внешний вид был столь же искусный, сколько и бесхитростный.
- Вы кого-то ожидаете? – поинтересовалась я.
- Уже нет. – Она взглянула на часы. – Вы здесь остановились?
- Нет. Я живу в Нью Йорке. Работаю в Институте перспективных исследований. Я пришла на встречу…
На встречу лицом к лицу. Пришла, чтобы познакомиться. Чтобы меня представили. Чтобы найти. Чтобы ощутить. Чтобы получить. Чтобы дождаться. Чтобы столкнуться. Чтобы вступить в схватку.
- Я пришла на встречу…

В зале поднялся такой ветер, что все напитки сдуло из бокалов, бутылки за барной стойкой разбросало, как винные пробки, мебель поднялась в воздух и разбилась о встречную стену. Официантов и тех, кого они обслуживали, в миг выдуло из дверей. Ничего не осталось в комнате кроме нас двоих. Она и я, загипнотизированные друг другом и неспособные говорить из-за ветра.

Она собрала свои вещи и вместе мы покинули разрушенное помещение. Мне приходилось поспевать за ней, тротуар ломался под ее шагами. Я потеряла чувство пространства. Клетка захлопнулась. Город превратился в извилистую тропинку, а она стала крысой.
Наконец мы приехали в скромный буфет где-то на задворках города. Она плавно вошла внутрь и села за угрожающе милым столиком со скатертью, двумя карнациями и несколькими палочками гриссини. Официант подошел с графином красного вина и оливками. Он подал нам меню так, будто это был самый обычный ужин в самый обычный день. Я попала в руки семейству Борджия и теперь они хотели, чтобы я поужинала. Я взглянула на меню. ПО-ИТАЛЬЯНСКИ ЕДА ВКУСНЕЕ.
- Здесь я впервые встретила его, – произнесла она. - В 1947, в день моего рождения.

162 Любава

В условленное место мы прибудем из разных концов города. Я представляла ее: уверенная в себе, разъяренная фурия, жаждущая возмездия. Грядет грандиозная битва, и главный в ней приз – Джов. Узнав, что я получила от нее послание, он решил дезертировать к друзьям на уик-энд. Ее письмо у меня в кармане. Приказ, не терпящий возражений, выведенный аккуратным почерком: «Встретимся в баре отеля «Алгонкин» в четверг в 18:30».
Почему именно здесь?
Я на месте. Еще пять минут. Неумолимо мчится время.
Я в полной боевой готовности: яркий макияж, распущенные волосы, в ушах массивные золотые кольца. В возрастной категории у меня перед ней фора в двадцать лет, и я намеревалась использовать каждую йоту своего преимущества. Да что она из себя представляет? Наверняка запустившая себя замухрышка: лишний вес, седые волосы. Прячет пустые глаза за очками. Полная безвкусица (посмотрите только на ее босоножки с носками!). Я прямо видела, как ее душонка уходит в пятки. Надежда – единственное, за что она цепляется. От нее и мокрого места не останется!
Ее нигде нет. Не бар, а гудящий улей. Официанты с высоко поднятыми блестящими подносами шмыгают между парочек. А те на ходу пьют мартини. Я ринулась в темноту бара, обшарила каждый уголок, но кроме двух - трех бизнесменов, оценивших меня по достоинству, не нашла никого, кто бы искал встречи со мной. Ну конечно, она не решилась сюда сунуться. Надо было полагать. У нее сдали нервы. Победа! Я почувствовала нестерпимую боль в шее. Заказав выпивку, я рухнула за столик под пальмой.
- Я вам не помешаю?
- Нисколько. Вы, наверное, англичанка?
- Почему вы так решили?
- Для американки вы слишком вежливы.
- Разве американцы хамы?
- Нет, но только когда им хорошо платят.
- Сколько бы ни платили англичанам, они неисправимые грубияны.
- Тогда мы с вами, скорее всего, иммигрантки.
- Наверное, меня можно так назвать. Мой отец перебрался сюда. Он любил Нью-Йорк. Только здесь он мог оставаться самим собой, работая до седьмого пота, чтобы выбиться в люди.
- И как?
- Что как?
- Он выбился в люди?
- Да, вполне.
Повисла пауза. Наклонившись вперед, она следила за входной дверью, а я за ней. Дорогая белая рубашка сидит как с иголочки на точеной фигуре. Не рука, а целая экспозиция ювелирных украшений от «Тиффани». Как она умудрялась сидеть ровно под грузом такого количества серебра, для меня оставалось загадкой.
Темно красные волосы уложены в послушные локоны. Ей пришлось приложить немало усилий, чтобы совладать с ними. Весь ее образ балансировал на грани стиля и безвкусицы.
- Вы кого-то ждете? – поинтересовалась я.
- Уже нет. – Она посмотрела на часы. - А вы здесь живете?
- Нет. Я из Нью-Йорка. Работаю в «Институте перспективных исследований». Приехала сюда, чтобы встретиться с…
Встретиться… Хм… Столкнуться. Налететь. Напасть. Наброситься. Атаковать.
- Я здесь, чтобы… чтобы…
Вдруг по залу пронесся ураган, сметая все на своем пути. Не осталось ничего: ни мебели, ни парочек с мартини, ни официантов, ни очереди за дверью. Только я и она завороженно смотрели друг на друга и не могли вымолвить ни слова.
Собрав вещи, мы выбрались из эпицентра урагана. Я шла за ней, пока она ритмично отмеряла шагами тротуар. Я потеряла понятие, кто мы и где. Война окончена, и она – самый ценный трофей из моей добычи.
Наконец мы дошли до маленькой закусочной на задворках города. Мы устроились за столиком с демонстративно чистой скатертью в клеточку. Сервировку стола дополняли две гвоздики и несколько палочек гриссини. Официант поставил графин вина и оливки, выдал меню, как если бы у нас был заурядный ужин в самый обычный день. Если уж пускаться во все тяжкие, то начну я с чревоугодия.
Я открыла меню, приглашающее отведать изысканные итальянские блюда.
- Именно здесь мы с ним впервые встретились, - сказала она. – В 1947 году в день моего рождения.

163 Людмила Абрамова

Джэнетт Уинтерсон

Симметрии мужества

отрывок

Мы должны были прийти на место встречи с противоположных концов города. Я представляла, какой она будет, злобной, уверенной в себе, готовой потягаться со мной и одержать верх в моей же игре. Это была серьезная схватка и трофеем в ней был Джов. Когда я сказала ему, что она мне написала, он решил провести выходные у друзей.

Ее письмо лежало у меня в кармане. Аккуратно написанное от руки. Инструкция, которой я должна была следовать неукоснительно. «Встретимся в среду 12 числа в 6:30 вечера в баре отеля Алгонкин.»

Почему именно здесь?

Что ж, я на месте.

У меня еще пять минут. Время жестоко.

Я была вооружена до зубов: вся в черном с головы до пят, сексуальный вырез, распущенные волосы, толстые золотые кольца в ушах, боевой раскрас. У меня было преимущество перед моей соперницей в двадцать лет, и я собиралась воспользоваться каждым его месяцем. Наверняка она уже начала седеть, вся в морщинах, с лишним весом, одевается абы-как. Наверняка она носит сандалии поверх носок, прямо как в анекдотах, ее глаза скрываются за стеклами очков, как музейные экспонаты. Она стояла у меня перед глазами, теряющая власть над своим телом, а внутри, как в ловушке, надежда, попавшая в тиски. Да от нее бы не осталось и мокрого места.

Ее нигде не было видно. Бар напоминал шахматную доску, по которой перемещались парочки с бокалами мартини, и официанты, несущие хромированные подносы высоко над головой. Я двигалась мимо столиков, обходя их под прямым углом, как черный шахматный конь, но, кроме нескольких проявивших интерес бизнесменов, похоже, никто не обратил на меня внимания.

Конечно, она еще не пришла. Конечно, она уже не придет. Это была война нервов, и я ее выиграла. Я вдруг почувствовала, что у меня ужасно болит шея. Я заказала выпивку, и бессильно рухнула в кресло под растущей в горшке пальмой.

– Могу я присесть?

– Пожалуйста. Вы, должно быть, англичанка.

– С чего вы взяли?

– Слишком вежливы для американки.

– Разве американцы не вежливы?

– Только если им хорошо заплатят.

– Англичане никогда не бывают вежливы, сколько бы им ни заплатили.

– Значит мы с вами иммигрантки.

– Про меня можно так сказать. Мой отец приезжал сюда время от времени. Он любил Нью-Йорк. Говорил, что это единственное место, где человек может лезть из кожи вон, чтобы стать кем-то другим, оставаясь при этом самим собой.

– И что, у него получилось?

– Что именно?

– Стать кем-то другим.

– Да. Получилось.

Мы замолчали. Она смотрела на дверь. Я смотрела на нее. Она была стройная, тугая, как пружина, поджарая, как гончая, чуть наклонившаяся вперед, так что сквозь ее блузку проступали очертания спинных мышц, белая, чопорная, дорогая. Ее левая рука была похожа на витрину в ювелирном магазине Тиффани. Я не могла понять, как женщина может носить столько серебра и при этом сидеть так ровно, не нуждаясь в опоре.

У нее были темно-рыжие волосы, цвета красного дерева, цвета кожи, мягкие, отчасти от природы, отчасти благодаря уходу. Мне показалось, что она выглядела в равной степени искусно и неумело.

– Вы ждете кого-то? – спросила я.

– Ждала. – Она посмотрела на часы. – Вы остаетесь?

– Нет. Я живу в Нью-Йорке. Работаю в Институте Приоритетных исследований. Я приехала, чтобы встретиться…

Чтобы встретиться: лицом к лицу. Познакомиться. Представиться. Найти. Узнать поближе. Застать. Дождаться. Столкнуться. Столкнуться лбами.

– Я приехала, чтобы встретиться…

И тут в комнату ворвался ветер и вырвал выпивку из рук посетителей, разбросал бутылки за барной стойкой, как бутылочные крышки, и, словно гипнотизер, заставил мебель парить в воздухе, а затем разнес ее о стену. Обслуга и обслуживаемые, порядком растрепанные, хлынули наружу. В комнате не осталось ничего и никого кроме нас двоих, нас двоих, зачарованных друг другом, не способных заговорить из-за ветра.

Она собрала свои вещи, и мы вместе вышли из разгромленной комнаты. Мне пришлось идти за ней, глядя, как тротуар вращается у нее под ногами. Я перестала осознавать, где мы находимся. Клетка захлопнулась. Город был извилистой улочкой в лабиринте, и из нас двоих она была более умной крысой.

Наконец, мы пришли в небольшое кафе в каком-то искалеченном районе города. Она вошла внутрь, и мы сели за угрожающе уютный накрытый скатертью столик, на котором стояли две гвоздики и несколько гриссини. К нам вышел парень с графином красного вина и банкой оливок. Он подал нам меню, будто это был самый обыкновенный ужин в самый обыкновенный день. Я оказалась в руках Борджиа, и теперь они хотели, чтобы я поела.

Я посмотрела в меню. НА ИТАЛЬЯНСКОМ ВСЕ ВСЕГДА ВКУСНЕЕ.

– Здесь мы с ним впервые встретились, – сказала она. – В 1947 году, в день моего рождения.


Джэнетт Уинтерсон

Симметрии мужества

отрывок

Мы должны были прийти на место встречи с противоположных концов города. Я представляла, какой она будет, злобной, уверенной в себе, готовой потягаться со мной и одержать верх в моей же игре. Это была серьезная схватка и трофеем в ней был Джов. Когда я сказала ему, что она мне написала, он решил провести выходные у друзей.

Ее письмо лежало у меня в кармане. Аккуратно написанное от руки. Инструкция, которой я должна была следовать неукоснительно. «Встретимся в среду 12 числа в 6:30 вечера в баре отеля Алгонкин.»

Почему именно здесь?

Что ж, я на месте.

У меня еще пять минут. Время жестоко.

Я была вооружена до зубов: вся в черном с головы до пят, сексуальный вырез, распущенные волосы, толстые золотые кольца в ушах, боевой раскрас. У меня было преимущество перед моей соперницей в двадцать лет, и я собиралась воспользоваться каждым его месяцем. Наверняка она уже начала седеть, вся в морщинах, с лишним весом, одевается абы-как. Наверняка она носит сандалии поверх носок, прямо как в анекдотах, ее глаза скрываются за стеклами очков, как музейные экспонаты. Она стояла у меня перед глазами, теряющая власть над своим телом, а внутри, как в ловушке, надежда, попавшая в тиски. Да от нее бы не осталось и мокрого места.

Ее нигде не было видно. Бар напоминал шахматную доску, по которой перемещались парочки с бокалами мартини, и официанты, несущие хромированные подносы высоко над головой. Я двигалась мимо столиков, обходя их под прямым углом, как черный шахматный конь, но, кроме нескольких проявивших интерес бизнесменов, похоже, никто не обратил на меня внимания.

Конечно, она еще не пришла. Конечно, она уже не придет. Это была война нервов, и я ее выиграла. Я вдруг почувствовала, что у меня ужасно болит шея. Я заказала выпивку, и бессильно рухнула в кресло под растущей в горшке пальмой.

– Могу я присесть?

– Пожалуйста. Вы, должно быть, англичанка.

– С чего вы взяли?

– Слишком вежливы для американки.

– Разве американцы не вежливы?

– Только если им хорошо заплатят.

– Англичане никогда не бывают вежливы, сколько бы им ни заплатили.

– Значит мы с вами иммигрантки.

– Про меня можно так сказать. Мой отец приезжал сюда время от времени. Он любил Нью-Йорк. Говорил, что это единственное место, где человек может лезть из кожи вон, чтобы стать кем-то другим, оставаясь при этом самим собой.

– И что, у него получилось?

– Что именно?

– Стать кем-то другим.

– Да. Получилось.

Мы замолчали. Она смотрела на дверь. Я смотрела на нее. Она была стройная, тугая, как пружина, поджарая, как гончая, чуть наклонившаяся вперед, так что сквозь ее блузку проступали очертания спинных мышц, белая, чопорная, дорогая. Ее левая рука была похожа на витрину в ювелирном магазине Тиффани. Я не могла понять, как женщина может носить столько серебра и при этом сидеть так ровно, не нуждаясь в опоре.

У нее были темно-рыжие волосы, цвета красного дерева, цвета кожи, мягкие, отчасти от природы, отчасти благодаря уходу. Мне показалось, что она выглядела в равной степени искусно и неумело.

– Вы ждете кого-то? – спросила я.

– Ждала. – Она посмотрела на часы. – Вы остаетесь?

– Нет. Я живу в Нью-Йорке. Работаю в Институте Приоритетных исследований. Я приехала, чтобы встретиться…

Чтобы встретиться: лицом к лицу. Познакомиться. Представиться. Найти. Узнать поближе. Застать. Дождаться. Столкнуться. Столкнуться лбами.

– Я приехала, чтобы встретиться…

И тут в комнату ворвался ветер и вырвал выпивку из рук посетителей, разбросал бутылки за барной стойкой, как бутылочные крышки, и, словно гипнотизер, заставил мебель парить в воздухе, а затем разнес ее о стену. Обслуга и обслуживаемые, порядком растрепанные, хлынули наружу. В комнате не осталось ничего и никого кроме нас двоих, нас двоих, зачарованных друг другом, не способных заговорить из-за ветра.

Она собрала свои вещи, и мы вместе вышли из разгромленной комнаты. Мне пришлось идти за ней, глядя, как тротуар вращается у нее под ногами. Я перестала осознавать, где мы находимся. Клетка захлопнулась. Город был извилистой улочкой в лабиринте, и из нас двоих она была более умной крысой.

Наконец, мы пришли в небольшое кафе в каком-то искалеченном районе города. Она вошла внутрь, и мы сели за угрожающе уютный накрытый скатертью столик, на котором стояли две гвоздики и несколько гриссини*. К нам вышел парень с графином красного вина и банкой оливок. Он подал нам меню, будто это был самый обыкновенный ужин в самый обыкновенный день. Я оказалась в руках Борджиа, и теперь они хотели, чтобы я поела.

Я посмотрела в меню. НА ИТАЛЬЯНСКОМ ВСЕ ВСЕГДА ВКУСНЕЕ.

– Здесь мы с ним впервые встретились, – сказала она. – В 1947 году, в день моего рождения.

*Традиционные хлебные палочки, подаваемые в итальянских ресторанах.

164 Мария

Мы с ней должны были подойти к месту встречи из противоположных концов города. Она представлялась мне рассерженной и самоуверенной, готовой помериться со мной силами и победить меня на моём же поле. Это была война, и победитель получал Юпитера. Сам он решил уехать на выходные к друзьям, когда я рассказала ему о её письме.
Письмо лежало в моём кармане. Аккуратный почерк. Командный тон. «Я встречусь с Вами в среду 12-ого, в 6:30 вечера в баре отеля Алгонкин».
Почему она выбрала это место?
Вот и оно.
Осталось пять минут. Жестокость времени.
Я была одета для битвы: чёрный цвет от декольте до кончиков туфель, распущенные волосы, тяжёлые кольца золотых серёг, боевая раскраска на лице. У меня было двадцатилетнее преимущество перед моей соперницей, и я собиралась использовать каждый его месяц.
Она будет седеющей, будет морщинистой, будет растолстевшей, будет небрежно одетой. Она будет в сандалиях поверх носков, а её глаза — за стёклами, как музейные экспонаты. Я почти видела её: надежда, тлеющая в оболочке из истончающихся волос и кожи. Я иссушила бы её до дна.

Она ещё не пришла. Бар был шахматной доской: парочки делали ходы бокалами мартини, официанты — высоко поднятыми хромированными подносами. Я, как чёрная королева, двинулась по диагонали, пересекая ряды полей, — но никто, кроме нескольких одиноких мужчин, не проявлял ко мне интереса.
Конечно, она не пришла. Конечно, она и не должна была. Это была психологическая война, и я победила. Я заметила, что у меня ужасно болит шея, и, заказав выпить, обессиленная, уселась возле пальмы в горшке.
— Не возражаете, если я здесь сяду?
— Конечно. Вы, должно быть, англичанка.
— Почему?
— Слишком вежливы для американки.
— Разве американцы не вежливы?
— Только когда им за это платят.
— Англичане не станут вежливыми, сколько бы им ни заплатили.
— Тогда, выходит, мы с вами эмигранты.
— Думаю, насчёт меня вы правы. Мой отец часто бывал здесь. Он любил Нью-Йорк. Говорил, что это единственное место на свете, где человек может быть собой, пока работает до седьмого пота, чтобы стать кем-то другим.
— У него получилось?
— Что?
— Стать кем-то другим.
— Да. Да, у него получилось.
Мы помолчали. Она смотрела на входную дверь. Я смотрела на неё. Худое и напряжённое, поджарое, как у гончей, тело слегка наклонено вперёд; осанка и линия плеч подчёркивалась рубашкой – белой, накрахмаленной, дорогой. Её левая рука выглядела как витрина Тиффани. Я не представляла, как женщина может надеть на себя столько серебра и сидеть, не сгибаясь.
Её тёмно-красные волосы цвета красного дерева или бургундского вина лежали упругой волной, — отчасти дар природы, отчасти результат парикмахерского мастерства. Кажущаяся безыскусность её облика сама по себе была произведением искусства.
— Вы кого-то ждёте? — спросила я.
— Ждала, — она посмотрела на часы. — Вы остановились здесь?
— Нет. Я живу в Нью-Йорке, работаю в Институте перспективных исследований. Я здесь, чтобы увидеться...
Увидеться: оказаться лицом к лицу. Познакомиться. Быть представленной. Найти. Повстречаться. Встретить. Ожидать прибытия. Столкнуться. Столкнуться в бою.
— Я здесь, чтобы увидеться...

По залу пронёсся ветер, вырывая напитки из рук, расшвыривая барные бутылки как бутылочные крышки, поднимая и разбивая о стены мебель. Официанты и посетители вылетели за дверь. В помещении не осталось ничего, кроме нас двоих, нас, зачарованных друг другом, неспособных говорить из-за ветра.

Она собрала свои вещи, и мы вышли из разрушенного зала. Мне пришлось идти следом, пока мостовые вились под её шагами. Я потеряла чувство направления. Сеть координат исказилась. Город был крысиным ходом, а она здесь — частым гостем.
Наконец мы дошли до маленькой закусочной в захолустной части города. Она прошла внутрь, и мы сели за пугающе милый столик с клетчатой скатертью, двумя гвоздиками в вазе и итальянскими хлебными палочками. Юноша принёс графин красного вина и тарелку оливок. Он вручил нам меню, как будто это был обычный ужин в конце обычного дня. Я попала в руки Борджиа, и они хотели, чтобы я ела.
Я посмотрела на меню. «ЕДА ВКУСНЕЕ НА ИТАЛЬЯНСКОМ».
— Здесь я его и встретила, — сказала она. — В 1947, в день, когда я родилась...

165 Настя Суббота

Соотношение инстинктов

из романа Джанет Уинтерсон СООТНОШЕНИЕ ИНСТИНКТОВ

Она будет ехать на встречу из одного конца города, а я – из другого. Я уже представляла, в какой она ярости, как уверена в своей правоте. Наверняка считает, что будет достойной соперницей и разгромит меня в пух и прах на моем же поле. Это была стоящая схватка, а трофеем был Джув. Когда я сказала ему, что получила от нее письмо, он уже был готов отправиться на выходные к друзьям.
Письмо лежало у меня в кармане. Старательный почерк. Инструкция должна быть выполнена неукоснительно: «Встретимся в баре отеля «Алонкуин» в среду, 12-ого числа, в 18.30».
Почему она выбрала именно это место?
Впрочем, какая разница.
В запасе еще пять минут. Невыносимо.
Мой внешний вид был воинственным: вся в чёрном, волосы распущены, увесистые золотые серьги кольцами, боевой макияж. Я была моложе на двадцать лет, и каждый год шел в мою пользу.
Она окажется седой, морщинистой, толстой, да ещё и неряшливой. Как истинная творческая натура, наденет сандалии вместе с носками, а глаза будут виднеться за стеклами очков, как музейные экспонаты. Как же я предвкушала увидеть её увядшее тело. Да я просто втопчу её в грязь!


Но её всё не было. Парочки сновали с бокалами мартини, а официанты двигались, высоко поднимая хромированные подносы, словно бар был шахматной доской. Я сделала ход черным конем: вправо по горизонтали, а затем вперед, но, кроме нескольких коммерсантов, которые знали толк в женщинах, никто не обратил на меня внимания.
Разумеется, она не пришла. Разумеется, она не придет. Это было испытанием на прочность, и победа была за мной. Только сейчас я поняла, как ужасно ноет шея. Я заказала выпить и опустилась рядом с огромной пальмой в кадке.
- Позволите присесть?
- Да, конечно. Вы, должно быть, англичанка.
- Почему?
- Американцы не так вежливы.
- Разве?
- Ну, если только им хорошо платят.
- Англичанам наплевать на манеры, и деньги здесь ни при чем.
- Тогда мы с вами эмигранты.
- Да, это про меня. Здесь бывал мой отец. Он любил Нью-Йорк. Говорил, что это единственное место в мире, где человек может быть самим собой, пока работает не покладая рук, чтобы соответствовать.
- И как?
- Что?
- Смог соответствовать?
- Да. У него получилось.
Мы замолчали. Она смотрела на дверь. Я взглянула на неё. Она была стройной, подвижной, похожей на английскую борзую - особенно сейчас, когда сидела вполоборота, а её белоснежная, накрахмаленная, дорогая блузка подчеркивала рельеф спины. Её левая рука украсила бы витрину от Тиффани. Удивительно, как женщина, на которой столько серебра, может сидеть, не склоняясь под тяжестью украшений.
Её волосы были тёмно-рыжими, цвета плодов кизила, цвета замши. Они были шелковистыми от природы, а правильный уход сделал их совершенными. Я догадалась, что её облик был так же тщательно продуман, как и небрежен.
- Ждете кого-то? – Полюбопытствовала я.
- Ждала, – она взглянула на часы. – Вы остановились в отеле?
- Нет, я живу в Нью-Йорке. Работаю в Институте перспективных исследований. Я пришла сюда, чтобы встретиться…
Встретиться. Лицом к лицу. Познакомиться. Представиться друг другу. Добиться своего. Испытать себя. Вместить происходящее. Дождаться прихода. Закатить скандал.
- Я пришла сюда, чтобы встретиться…


Сильный вихрь заставил посетителей поперхнуться и выронить бокалы, вдребезги разбил бутылки, поднял в воздух стулья и швырнул их о воображаемую стену. Официанты и посетители выбежали из зала в лохмотьях. Не осталось никого – только мы вдвоем, в оцепенении глядя друга на друга, не в состоянии вымолвить ни слова.


Она подхватила сумку, и мы вышли из бара. Она выбрала извилистый маршрут, и мне приходилось бежать за ней по пятам. Я не понимала, где мы. Ловушка захлопнулась. Город стал похожим на лабиринт, в котором она двигалась с проворством опытной крысы. Наконец, мы оказались в небольшой закусочной в каком-то захудалом районе. Она вошла внутрь, и мы сели за пугающий своей наивностью столик, накрытый клетчатой скатертью, на котором стояли две гвоздики и несколько палочек гриссини. Навстречу вышел официант с графином красного вина и пиалой оливок. Он вручил нам меню, словно мы, как обычно, зашли поужинать. В баре я выпила Борджиа, и теперь ужасно захотела есть.
Я заглянула в меню. ИТАЛЬЯНСКАЯ КУХНЯ. ДАЖЕ НАЗВАНИЯ БЛЮД ВОЗБУЖДАЮТ АППЕТИТ.
- Я встретила его здесь, - произнесла она. - В сорок седьмом, в день моего рождения…

166 Наталья

Интуитивная симметрия

Мы должны были идти с ней к этому месту с двух концов города. Я представлял ее злой, самоуверенной, готовой составить мне пару и биться по моим же правилам игры Эта была большая битва и мне нравилась награда.Когда я сказал ему, что она написала мне ,он решил на выходных навестить друзей . В кармане у меня было ее письмо.
Аккуратный почерк. Инструкция как подчиняться . Я встречу тебя в среду 12-ого в 6 :30 в баре гостиницы Алгонкин.Почему она выбрала это место ? Вот и оно . Пять минут свободных .Неумолимость времени. Я оделся как воин: в черное от заклепок до подошв . Толстые шары золота в ушах, грим в который выкрашены воины. У меня было преимущество в двадцать лет над моим противником и я намеревался использовать его каждый месяц . Она должна была быть седеющей , стройной, она должна была весить слишком много , в одежде быть небрежной . На ней в высоком стиле были надеты два носка и сандали, за очками, прятались бы глаза Я мог видеть ее, ее волосы и ускользающую кожу ; надежду внутри, попавшуюся в ловушку. Я бы испил бы ее без остатка .Нет никаких признаков ее. Бар был как шахматная доска фланирующих пар Мартини и официанты, высоко несущие хромовые подносы .Я двинулся по правому углу ,как черный рыцарь вдоль и поперек линий, но,кроме несколько самодовольного бизнесмена, не было никого, кто, казалось проявлял бы ко мне интерес.
Конечно,она не пришла.Конечно, она не должна была придти . Эта была битва нервов и я выиграл.Я заметил.что что у меня ужасно болит шея.
Я заказал напиток и рухнул на вспотевшую ладонь .
«Можно я сюда сяду? Садитесь. Вы должно быть вы англичанин? Почему? Слишком вежливый чтобы быть американцем.А что американцы невежливы Только если вы им достаточно заплатите.Британцы невежливы независимо от того , сколько вы им заплатите.Тогда мы с вами, должно быть, беженцы. Я, возможно.Мой отец приходил сюда.Он любил Нью- Йорк.Он говорил, что это единственное место в мире , где человек мог бы остаться самим собой, перекраивая свою рубашку, чтобы стать кем –то еще. И он стал ? Стал кем-то еще? Да, стал. Мы замолчали .У нее были темно-красные волосы . красные как кизиловое дерево,кожа красная упругая что было частью врожденным , частью же результатом ее усилий Я догадался что взгляд ее был искусственным так как он был безискусным Вы ждете кого-нибудь спросил я
Ждала. Она посмотрела на часы А вы живете здесь Нет Я живу в Нью- Йорке.Я работаю в институте прогрессивных исследований Я пришла встретиться . Встретиться: стать лицом к лицу. Познакомиться. Представиться . Найти.Пройти опыт.Получить.Дождаться явления.Столкнуться с чем-то.Столкнуться с конфликтом. «Я пришла сюда встретить …» Ветер, гулявший по бару,вырвал стаканы у пьющих ,разметал бутылки, как бутылочные крышки, которые, всколыхнув мебель , ударили ее о застывшие в трансе стены У входа официанты и обслуживающий персонал транжирили остатки На улице никого не осталось – только она да я , она да я, загипнотизированные взглядами друг друга, которые не могли говорить из-за вет ра. Она собрала свои вещи и покинула развороченную комнату. Мне пришлось последовать за ней, когда под ее ногами закружилась мостовая.Я забыл, где мы находились.Пол стал прогибаться.Город был, как петляющая аллея,а она – самая лучшая крыса .Наконец мы прибыли в небольшое кафе в потрепанной части города. Она прильнула ко мне и мы сели на зловеще красивый стол с двумя гвоздиками и двумя палочками гриссини.Появился мальчик официант с карафе из красного вина и миской олив.Он подал нам меню, словно это был самый обычный обед в обычный день Я покорился заботам Борджиа, а они хотели ,чтобы я ел. Я посмотрел в меню. «ПИЩА ВКУСНЕЕ , ЕСЛИ ПО ИТАЛЬЯНСКИ «Здесь я его встретила -сказала она-в 1947 –м ,в день ,когда я родилась .




 

167 Наталья Хромосер

From GUT SYMMETRIES
By Jeanette Winterson


Она и я будем двигаться к назначенному месту с противоположных концов города. Я представляла ее себе: яростную, самоуверенную, готовую утереть мне нос и обставить меня в моей же собственной игре. Предстояло важное сражение, а Джоув был трофеем. Когда я поделилась с ним, что она написала мне, он решил поехать к друзьям на выходные. Ее письмо лежало у меня в кармане. Изящный почерк. Приказ для безоговорочного исполнения. «Я встречусь с Вами в среду, двенадцатого, в 6.30 вечера в баре отеля «Алгонкин».


Почему она решила именно здесь?


Вот это место.


Еще пять минут в запасе. Время неумолимо.


Я оделась воинственно: во все черное от декольте до пят, волосы распущены, мощные золотые кольца в ушах, боевая раскраска на лице. В моем арсенале имелось двадцатилетнее преимущество над противником, и каждый его месяц я рассчитывала обратить себе на пользу.


Она будет седеющей, она будет морщинистой, она будет грузной, она будет неряшливой. Она одухотворенно наденет сандалии на носки, а глаза за стеклами будут как музейные экспонаты. Я так и видела ее, волосы и плоть увядают, надежда заперта внутри. Я солью́ ее в отстойник.


Никаких ее признаков на горизонте. Бар напоминал шахматную доску из парочек, жонглирующих мартини, и официантов, высоко несущих хромированные подносы. Черным конем я двинулась через весь зал, вычерчивая прямые углы и пересекая линии, но казалось, кроме нескольких разборчивых бизнесменов, никому до меня не было никакого дела.


Разумеется, она не пришла. Разумеется, она не придет. Это была психологическая война, и я победила. Тут я заметила, как жутко у меня болит шея. Я заказала выпить и рухнула на стул под пальмой в кадке.


- Можно здесь присесть?
- Пожалуйста. Вы, наверное, англичанка.
- Почему?
- Для американки слишком вежливы.
- Разве американцы невежливы?
- Только если Вы им достаточно заплатите.
- Британцы невежливы, неважно сколько Вы им заплатите.
- Значит, Вы и я, наверное, эмигранты.
- Полагаю, что я – да. Мой отец раньше приезжал сюда. Он любил Нью-Йорк. Говорил, это единственное место на всем свете, где человек может оставаться самим собой, при том работая до седьмого пота, чтобы стать кем-то еще.
- И он?
- Что?
- Стал кем-то еще?
- Да. Да, он стал.


Мы помолчали. Она смотрела на дверь. Я смотрела на нее. Стройная, натянута как струна, сложена как борзая, теперь немного подалась вперед, мышцы спины четко вырисовываются сквозь рубашку, белую, крахмальную, дорогую. Левое запястье похоже на витрину Тиффани. Я не понимала, как женщина может навешать на себя столько серебра и при этом сидеть, не сгибаясь.


У нее были темно-рыжие волосы, рыжие как кизил, рыжие как кожа, к тому же мягкие, благодаря отчасти природе, отчасти тщательному уходу. Наверное, весь ее облик был столь же искусственный, сколь и лишенный искусственности.


- Вы ждете кого-то? – спросила я.
- Ждала.
Она взглянула на часы.
- Вы остановились в этом отеле?
- Нет. Я живу в Нью-Йорке. Работаю в Институте перспективных исследований. Я пришла сюда встретиться…


Встретиться: столкнуться лицом к лицу. Познакомиться. Быть представленной. Обнаружить. Изведать. Получить. Ожидать прибытия. Натолкнуться. Вступить в противоречие.
«Я пришла сюда встретиться…»


В зале поднялся ветер, вырвал выпивку у пьющих, расшвырял бутылки в баре, как пробки, взметнул в воздух мебель и разгромил ее о загипнотизированные стены. Официантов и обслугу с грохотом вынесло на улицу. В зале ничего не осталось, только она и я, она и я, завороженные друг другом, не в силах произнести ни слова из-за порывов ветра.

Она собрала свои вещи, и вместе мы покинули разрушенный зал. Мне приходилось поспевать за ней, асфальт вращался под ее подошвами. Я уже не осознавала, где мы находимся. Пространство исказилось. Город превратился в извилистый лабиринт, а она – в самую ловкую крысу.

В конце концов мы добрались до маленькой закусочной в обшарпанном квартале города. Непринужденно она прошла внутрь, и мы сели за покрытый страшно миленькой клетчатой скатертью столик с двумя гвоздиками и несколькими палочками гриссини. Подошел парень с графином вина и вазочкой оливок. Он протянул каждой из нас меню, словно то был обыкновенный ужин в обыкновенный день. Я угодила в лапы Борджиа, и теперь от меня ждали, чтобы я поела.

Я заглянула в меню. ПО-ИТАЛЬЯНСКИ ЕДА ВКУСНЕЕ.

«Вот здесь я его и встретила», - сказала она. «В 1947, в день, когда я родилась…»

168 Олег Грачёв

Джанет Винтерсон
«GUT SYMMETRIES»
(отрывок)
Переводчик Олег Грачёв
Ред. 7 (22.10.2015)
(Сноски, за исключением 2 и 5, предназначались для читающих данный отрывок как отдельное законченное произведение и не обладающих фоновыми знаниями.)


Мы приближались к месту встречи с противоположных концов города. Я представляла её себе – разозлённую, уверенную, готовую сразиться со мной и победить меня моим же оружием. Схватка предстояла серьёзная, и наградой в ней был Джоув.
Когда я сказала ему, что она мне написала, то он предпочёл на эти выходные отправиться к друзьям в гости.
Её письмо лежало у меня в кармане. Написанное безупречным почерком, оно звучало как приказ: «Я встречусь с вами двенадцатого в среду в шесть тридцать вечера в баре отеля Алгонкин(1)».
И почему она решила встретиться именно здесь?
Ну вот я и на месте.
Ещё целых пять минут невыносимо-жестокого ожидания(2).
Я приготовилась как на войну: во всём чёрном – от выреза на груди до стелек туфель, распущенные волосы, массивные серьги-обручи из золота, агрессивный макияж. У меня было преимущество в двадцать лет над моей конкуренткой, и я не собиралась уступать ей ни одного месяца.
Я настолько уверилась что она будет с седеющими волосами, в морщинах, толстая, безвкусно одетая, с немигающим взглядом под линзами очков, и обязательно в этих умопомрачительных носках надетых под босоножки, что смогла отчётливо себе её представить – неухоженные волосы, грузное расплывшееся тело. В глубине души она, конечно, могла надеяться на что угодно, но шансов победить меня у неё не было никаких.


Она всё ещё не пришла. Бар походил на шахматную доску, на которой посетители вместо фигур перемещали бокалы со своим мартини, а официанты носили хромированные подносы на вытянутых вверх руках. Как чёрный рыцарь на шахматном коне я маневрировала среди столиков, но кроме пары бизнесменов с оценивающими взглядами здесь не было никого, кто мог бы мной заинтересоваться.
Разумеется, она не пришла. Разумеется, она и не придёт. Это была война нервов, и я её выиграла. Тут я почувствовала, что у меня ужасно болит шея. Заказав себе выпить я в изнеможении свалилась на диванчик под пальмой.
– Могу я здесь присесть?
– Конечно, пожалуйста. Вы, должно быть, англичанка.
– Почему?
– Вы слишком вежливы для американки.
– А разве американцы не вежливые?
– Это если только им достаточно заплатить.
– Британцы, сколько им не плати, вежливыми вообще не бывают.
– Ну, тогда мы с вами, наверное, какие-нибудь беженцы.
– Да, можно сказать, что я одна из них. Сюда часто приходил мой отец. Он вообще любил Нью–Йорк. Для него этот город был единственным в мире местом, где человек может оставаться самим собой, даже если ему и приходится вкалывать как проклятому для того, чтобы кем-нибудь стать.
– А у него получилось?
– Что именно?
– Кем-то стать.
– Да. Получилось.
Мы замолчали. Она посмотрела в сторону двери. Я взглянула на неё. Она сидела немного наклонившись вперёд – изящная, подтянутая, с телом как у гончей. Плавные изгибы её спины повторяла блузка – белая, накрахмаленная и определённо недешёвая. Её левая рука напомнила мне о витрине в Тиффани(3). Не понимаю, как женщина может носить на себе столько серебра и сидеть не сгибаясь.
Волосы у неё были тёмно-красные, красные как кизил, красные как диванная кожа той мягкости и цвета, когда они наполовину достались от природы, а наполовину стали результатом определённых усилий. И вдруг я поймала себя на мысли, что на самом деле она не так проста как кажется.
– Вы кого-то ждёте? – сказала я.
– Ждала. – Она посмотрела на свои часы. – Вы остановились в отеле?
– Нет. Я живу здесь, в Нью-Йорке, а работаю в Институте перспективных исследований(4). Я приехала сюда, чтобы встретиться...
Встретиться… сначала неожиданно столкнуться с ним лицом к лицу, познакомиться, завязать отношения, обнаружить, что ты не у него одна и осознать это, получить от неё письмо, дождаться её прихода, и встретиться… встретиться, чтобы со всем этим раз и навсегда разобраться.
– Я приехала, чтобы встретиться...


По бару стремительно пронёсся вихрь, вырвал бокалы из рук посетителей, легко раскидал бутылки, поднял в воздух столики и кресла и с грохотом швырнул их к стене, застывшей в трансе. Официанты и их клиенты вынеслись в своих одеяниях вон через дверь. В баре не осталось ничего и никого кроме нас, только я и она – загипнотизированные друг другом, онемевшие от этого внезапного порыва.


Она взяла свои вещи, и мы вместе вышли из разгромленного бара. Потом она долго вела меня куда-то, пока от бесконечного петляния по улицам я не потеряла ощущение того, где мы находимся. Пространство искривилось. Город превратился в один сплошной лабиринт из одного нашего эксперимента, где подопытные крысы искали выход, а она оказалась именно той из них, которая смогла его найти(5).
Наконец мы добрались до какой-то маленькой закусочной в одном из захолустных районов города. Она впорхнула внутрь, и мы расположились за столиком, покрытым красивой, но не предвещавшей ничего хорошего, клетчатой скатертью. На столике были только две гвоздики и несколько хлебных палочек гриссини(6). Подошёл официант с графином красного вина и миской маслин. Он вручил нам меню с таким видом, словно это был самый обычный ужин в самый обычный день. У меня было такое ощущение, что я попала в лапы к Борджиа(7), которым не терпелось меня чем-нибудь поскорее накормить. Посмотрев на меню я подумала: «Стоит написать названия еды по-итальянски и все будут уверены что она стала вкуснее».
– Вот здесь я его и встретила, – сказала она. – В 1947-ом, в тот день когда я родилась...



(1) Статусный отель в центре Нью-Йорка. Является исторической достопримечательностью города.
(2) Вероятно, аллюзия на композицию «The Cruelty of Time», композитор Вальтер Гросс.
(3) Одна из старейших ювелирных компаний с сетью дорогих магазинов во многих странах мира.
(4) Научно-исследовательский институт в Принстоне (недалеко от Нью-Йорка). Вся научная деятельность в Институте финансируется за счёт грантов и пожертвований. Исследования никогда не делаются по заказу и не направляются извне — каждый исследователь работает над тем, что ему интересно.
(5) Вероятно, это аллюзия на опыт, описанный в исследовании Behavioral Evaluation of Visual Function of Rats Using a Visual Discrimination Apparatus / Бихевиористское исследование зрительной функции крыс с использованием комплекса визуального различения. Автор Томас Б.Б. и др.
(6) Традиционные хрустящие итальянские хлебные палочки, обычно размером чуть больше карандаша.
(7) Аллюзия на папу римского Александра VI Борджиа и его родственников, известных, помимо прочего, тем, что изготовляли и использовали яды для достижения политических целей.

169 ПЛПКОД

Она и я приблизились бы к месту из разных концов города. Я представляла ее озлобленной, уверенной в себе, готовой обойти меня в моей же игре. Это была бы серьезная схватка, а Джоув – главный приз в ней. Когда я сказала ему о том, что она написала мне, он решил съездить к друзьям на выходные.
Я держала ее письмо в кармане. Аккуратный подчерк. Инструкция с указанием: “Встретимся двенадцатого в среду в 18:30 в баре отеля Алгонкуин”
-“Почему она выбрала именно это место?”
Ну, вот, я здесь.
Пришла на пять минут раньше. Безжалостность времени.
Я разоделась как боец: прямые волосы, толстые золотые обручи в ушах, боевой раскрас. У меня было преимущество над моим оппонентом в двадцать лет, и я собиралась использовать каждый его месяц.
Она должна была выглядеть морщинистой, поседевшей, с лишним весом, небрежно одетая. Ее глаза за толстыми стеклами очков должны были выглядеть как музейные экспонаты. Я могла увидеть ее и надеялась смыть ее в отстойник.
Никакого сигнала от нее. Бар был заполнен словно шахматная доска, а между ней пары, маневрирующие c бокалами Мартини, и официанты, что носились, балансируя желтыми подносами. Я передвинулась, чтобы не упустить момент, когда она придет, но никто, кроме нескольких благодарных бизнесменов не были заинтересованы во мне.
Конечно, она не придет. Конечно, она и не пришла бы. Это была нервная война, и я победила. Тут я заметила сильную боль в шее. Я заказала напиток и рухнула рядом с горшком с пальмой.
-“Могу я сесть здесь?”
-“Пожалуйста. Вы должно быть Англичанка?”
-“Почему?”
-“Слишком вежлива, чтобы быть Американкой.”
-“А Американцы не достаточно вежливы?”
-“Только в том случае, если вы им достаточно заплатите”
-“Британцы не станут вежливее вне зависимости от того сколько вы им заплатите”
-“Тогда вы и я должно быть эмигранты”
-“Я полагаю так и есть. Мой отец тоже был, когда приехал в Нью-Йорк. Он сказал тогда, это единственное место на земле, где человек может быть собой, пока не работает до такой степени, что становится кем-то другим”
-“И он стал?”
-“Что?”
-“Стал кем-то еще?”
-“Да. Да, он стал”
Какое-то время мы сидели в тишине. Она смотрела в направлении двери. А я смотрела на нее. Она была стройной, с телом, как у английской борзой, наполовину согнута вперед, ее мускулы были отчетливо видны в ее дорогой, накрахмаленной, белой кофточке. Ее левая рука выглядела как перед окном у Тиффани. Я не могла понять, как женщина, носившая столько серебра, сидела, не наклоняясь вперед.
-“Вы ждете кого-то?” – спросила я.
-”Ждала” Она взглянула на часы. “Вы останетесь здесь?”
-“Нет. Я живу в Нью-Йорке. Работаю в Институте передовых исследований. Я здесь, чтобы встретиться…….”
Встретиться: лицом к лицу. Познакомиться с. Быть представленной. Найти. Испытать. Получить. Подождать прибытия. Встретиться. Столкнуться в конфликте.
В помещении был такой сильный ветер, что он едва не вырывал коктейли из рук пьющих их людей, повсюду были разбросаны бутылки из под алкогольных напитков. Никто не покинул помещение, но мы были словно загипнотизированы друг другом, но при этом не могли говорить из-за ветра.
Она собрала свои вещи, и мы покинули эту полуразрушенную комнату вместе. Я пошла за ней, а она развернулась посреди тротуара. Я не знала где мы. Город был изогнут аллеей, что было определенно лучше крыс.
Наконец, мы пришли в небольшую закусочную в неизвестной мне части города. Мы сели внутри за стол с очень красивой скатертью с двумя гвоздиками и несколькими стеблями гриссини. Молодой человек подошел к нам с бутылкой красного вина и тарелкой оливок. Он вручил нам меню, как если бы это был обычный ужин в обычный день. Я попала в руки Борджиа, и теперь они хотели меня съесть.
Я посмотрела на меню. Еда вкуснее в Италии.
-"Это то место, где я встретилась с ним впервые, “- сказала она.-"В 1947 году в день, что я родилась”

170 Полина Александрова

Она и я отправимся к месту встречи с противоположных концов города. Я представила её: злую, уверенную в своём превосходстве, готовую сражаться на равных и победить меня моим же оружием. Это была решающая битва за Джова. Когда я сказала ему, что она мне написала, он решил уехать на выходные к друзьям.
Её письмо у меня в кармане. Почерк аккуратен. Указания подразумевают подчинение: «Встретимся в среду 12-го в 18:30 в баре отеля Algonquin».
Почему здесь?
Я здесь.
Ещё пять минут. Время изводит.
Я выглядела воинственно: в чёрном от выреза до каблуков, волосы распущенны, массивные золотые кольца в ушах, боевой макияж на лице. У меня было двадцать лет преимущества перед соперницей, и я собиралась воспользоваться каждым его месяцем.
У неё будет седина, у неё будут морщины, у неё будет лишний вес, у неё будет неряшливо подобранная одежда. Она будет, выражаясь высокопарно, облачена в сандалии с носками, а глаза будут за стёклами, словно музейные экспонаты. Я представляла себе её очень чётко: угасающее тело, похороненная внутри надежда. Я выпью из неё все соки. До самой распоследней капли.

Её не было. По шахматной доске бара маневрировали пары с мартини и официанты с высоко поднятыми блестящими подносами. Я ходила чёрным конём вдоль и поперёк, но, не считая нескольких оценивших меня бизнесменов, там не было никого, кто бы проявлял ко мне интерес. Разумеется, она не пришла. Разумеется, она не придёт. Это была война нервов и моя победа. Я поняла, что у меня сильно болит шея. Заказав выпить, я свалилась в кресло под росшей в кадке пальмой.
– Я могу сюда сесть?
– Да, пожалуйста. Вы, видимо, англичанка.
– Почему?
– Слишком вежливы для американки.
– Разве американцы не вежливы?
– Только если вы им хорошо платите.
– Британцы невежливы независимо от того, сколько вы им платите.
– В таком случае мы с вами чужаки.
– Думаю, меня можно так назвать. Мой отец часто сюда приезжал. Он любил Нью-Йорк. Говорил, что это единственное место, где человек может оставаться собой, выворачиваясь тем временем наизнанку, чтобы стать другим.
– Он смог?
– Что?
– Стать другим.
– Да. У него получилось.
Мы замолчали. Её взгляд был направлен в сторону двери. Я посмотрела на неё. Она была стройна, напряжена, тело как у гончей, подавшееся теперь вперёд, мускулы на спине очерчивает рубашка: белая, накрахмаленная, дорогая. Левая рука напоминала витрину Tiffany. Я не представляла, как можно надеть столько серебра и сидеть, не сгибаясь под его тяжестью.
У неё были тёмно-красные волосы, кизилово-красные, замшево-красные, податливые отчасти от природы, отчасти благодаря уходу. Я подумала, что выглядела она в равной степени искусно и безыскусно.
– Вы кого-то ждёте? – спросила я.
– Ждала, – она посмотрела на часы. – Вы остановились здесь?
– Нет. Я живу в Нью-Йорке. Работаю в Институте фундаментальных исследований. Пришла встретиться…
Встретиться: столкнуться лицом к лицу. Познакомиться. Представиться. Застать. Узнать. Увидеть. Дождаться появления. Сойтись. Сойтись в поединке.
– Пришла встретиться…

В зале поднялся ветер, который вырвал напитки у гостей, раскидал как пивные крышки бутылки в баре, поднял столы и стулья и разбил их вдребезги об впавшую в транс стену. Официантов и посетителей в порванной в клочья одежде вышвырнуло за двери. В зале не осталось никого, только она и я, она и я, заворожённые друг другом, неспособные проронить ни слова из-за ветра.

Она взяла свои вещи, и мы вместе покинули разрушенный бар. Мне приходилось идти вслед за ней: земля вращалась у неё под ногами. Я перестала понимать, где мы. Система координат исказилась. Город превратился в кривой переулок, а она в крысу-проводника.
Наконец мы пришли в маленькую закусочную в «убитом» районе. Она проскользнула внутрь и мы сели за угрожающе-милый столик с клетчатой скатертью, на котором стояло две гвоздики и несколько хлебных палочек. Подошёл парень с графином красного вина и миской оливок. Он раздал нам меню, будто это был всего лишь обычный обед в обычный день. Я попала в руки к Борджиа и сейчас они хотели меня накормить.
Я взглянула на меню. «ПО-ИТАЛЬЯНСКИ ЕДА ВКУСНЕЕ».
– Я встретила его здесь – сказала она. – В сорок седьмом, в день, когда родилась…

171 Полтергейст

Мы с ней ехали к бару с разных концов города. Я представляла ее – обозленную, уверенную, готовую сойтись со мной в битве и разгромить меня на моем собственном поле. Будет большой бой, и Джов станет в нем трофеем. Когда я рассказала, что она написала мне, он решил уехать к друзьям на выходные.


Ее письмо лежало у меня в кармане. Аккуратный почерк. Инструкция, которой следовало подчиняться. «Встретимся в среду двенадцатого в 16.30 в баре отеля «Алгонкин».


Почему она выбрала именно этот бар?


Вот я и на месте.


Еще пять минут. Жестокое время.


Я выглядела бойцом: в черном от декольте до пяток, распущенные волосы, толстые золотые серьги в ушах, косметика, словно боевая раскраска. У меня было преимущество в двадцать лет над моей соперницей, и я намеревалась воспользоваться каждым месяцем.


Она будет с сединой и морщинами, она будет располневшей, она будет неопрятной. Она будет, как в книжках, в носках и сандалиях, да еще глаза за стеклом, будто музейные витрины. Я видела ее будто наяву: облезающие волосы и кожа, запертая внутри надежда. Я смешаю ее с грязью.


Ни следа ее присутствия. Бар был похож на игровое поле, где парочки совершали маневры с мартини, а официанты – с хромовыми подносами на поднятых руках. Черным шахматным конем я двигалась по залу, то и дело сворачивая под прямыми углами, но, если не считать нескольких встрепенувшихся бизнесменов, никто мной не заинтересовался.


Разумеется, она не пришла. Разумеется, она не придет. Это была война на крепость нервов, и я победила. Только сейчас я заметила, как ужасно болит шея. Я заказала выпить и обрушилась на стул под пальмой в горшке.


– Можно присесть?


– Пожалуйста. Вы, должно быть, англичанка?


– Почему вы так решили?


– Для американки вы слишком вежливы.


– Американцы не могут быть вежливыми?


– Только если им хорошо заплатишь.


– А британцы не будут вежливыми, сколько им ни плати.


– Тогда мы с вами, получается, эмигранты.


– Я так точно, полагаю. Мой отец когда-то часто сюда приезжал. Он любил Нью-Йорк. Говорил, что это единственное в мире место, где человек может оставаться самим собой, пока пашет как лошадь, чтобы стать кем-нибудь другим.


– И как?


– Что?


– Стал он кем-нибудь другим?


– Да. Да, стал.


Мы помолчали. Она поглядывала на дверь. Я рассматривала её. Она была стройная, нервная, с телом борзой, чуть клонилась вперед и мышцы ее спины натягивали рубашку, белую, накрахмаленную, дорогую. Левая рука смахивала на витрину ювелирного магазина. И как только женщина способна носить столько серебра и не крениться под его тяжестью?


У нее были темно-рыжие волосы – как кизил, как выделанная кожа – шелковистые отчасти от природы, отчасти от стараний. Пожалуй, она выглядела хитрой и простоватой одновременно.


– Вы кого-то ждете? – спросила я.


– Ждала, – она взглянула на часы. – Вы тут проездом?


– Нет. Я живу в Нью-Йорке. Работаю в Институте перспективных исследований. Я пришла сюда, чтобы встретиться с…


Встретиться: сойтись лицом к лицу. Познакомиться. Представиться. Выяснить. Почувствовать. Принять. Ожидать прибытия. Столкнуться. Вступить в конфликт.


– Я пришла сюда, чтобы встретиться с…


По залу пронесся порыв ветра: вырвал напитки из рук пьющих, разметал бутылки, словно крышечки, оторвал от пола мебель и швырнул ее в стену. Потрепанные официанты и посетители вылетели за дверь. В зале остались только она и я, мы с ней, загипнотизированные друг другом, неспособные заговорить из-за ветра.


Она собрала вещи, и мы вместе покинули разоренный бар. Мне пришлось следовать за ней: тротуар едва ли не горел у нее под ногами. Я уже не знала, где мы. Мозг совершенно отключился. Город был извилистой подворотней, а она лучшей, нежели я, крысой.


В конце концов мы добрались до маленькой закусочной в ветхой части города. Она нырнула внутрь, и мы сели за зловеще милый столик с красной скатертью, двумя гвоздиками и несколькими хлебными палочками. К нам подошел мальчик с графином красного вина и миской маслин. Он оставил меню, как будто это был самый обычный ужин в самый обычный день. Я попала в руки отравителей, и теперь они хотели, чтобы я ела.


Я посмотрела на меню: «Еда вкуснее, если она по-итальянски».


– Именно здесь я встретила его, – проговорила моя новая знакомая. – В тысяча девятьсот сорок седьмом году, в тот день, когда я родилась…

172 Полухина Ольга

Мы с ней должны были появиться на месте с разных концов города. Я представил ее, злую, уверенную в себе, готовую состязаться со мной и победить меня в мою же игру. Серьезная схватка, и награда в ней Иов. Я сообщил ему, что она мне написала. Он решил уехать к друзьям на выходные.
Ее письмо лежало у меня в кармане. Этот аккуратный почерк. Требование повиноваться. «Я встречусь с тобой в среду 12-го числа в 18:30, в баре отеля «Алгонкин».
Почему она выбрала это место?
А вот и оно.
Еще пять минут. О, жестокое время.
Я был одет, как воин: в черном от разреза на груди до стелек, волосы распущены, в ушах толстые золотые серьги, на лице боевой раскрас. Перед моим противником у меня было двадцать лет преимущества, и я собирался использовать их все до последнего месяца.
Она придет: седа, покрыта морщинами, небрежно одета и излишне полна. Она будет поэтически облачена в носки и сандалии, а глаза будут спрятаны за стеклами очков, как музейные экспонаты. Я мог видеть ее, ее увядающую плоть и волосы, и надежду, запертую внутри. Я осушу ее до дна.

Ни следа ее. Бар оказался шахматной доской парочек, играющих мартини, и официантов, задирающих хромированные подносы. Я сделал ход вправо черным конем, но кроме нескольких восприимчивых бизнесменов, моим появлением никто не заинтересовался.
Конечно, она не пришла. И не собиралась приходить. Это было противостояние сил, и я выиграл. Я вдруг заметил, что у меня ужасно болит шея. Я заказал напиток и свалился под пальмой в горшке.
- Вы не против, я присяду?
- Пожалуйста. Вы, наверно, из Англии.
- Почему?
- Слишком вежливы для американца.
- Американцы невежливы?
- Только если достаточно им заплатить.
- Британцы невежливы, сколько им не плати.
- Тогда мы с вами, должно быть, беженцы.
- Я, думаю, да. Мой отец приезжал сюда. Ему нравился Нью-Йорк. Он говорил, это единственное место в мире, где человек может быть собой, напрягая последние силы, чтобы стать кем-то еще.
- И стал?
- Что?
- Кем-то другим.
- Да. Да, стал.
Мы посидели в тишине. Она смотрела в сторону двери. Я посмотрел на нее. Стройное, напряженное тело борзой, наклон вперед обозначил мышцы спины под рубашкой. Белокожая, холодная, дорого одетая. Ее левая рука походила на витрину ювелирного магазина. Я не совсем понял, как женщина может носить на себе столько серебра и сидеть при этом прямо.
У нее были темно-рыжие волосы, рыжие, как кизил, рыжие, как выделанная кожа, мягкие частью даром природы, частью уходом. Я предположил, что ее внешний вид настолько же искусен, насколько прост.
- Вы кого-то ждете? – спросил я.
- Ждала. – Она посмотрела на часы. – Вы снимаете здесь номер?
- Нет. Я живу в Нью-Йорке. Работаю в Институте перспективных исследований. Я пришел сюда, чтобы встретиться…
Встретиться: увидеться лицом к лицу. Познакомиться. Быть представленными. Найти. Испытать. Ждать прибытия. Столкнуться. Сразиться.
- Я пришел сюда, чтобы встретиться…
По комнате прошел порыв ветра, который вырвал стаканы у пьющих, который разбросал бутылки в баре как пробки, который взметнул мебель и швырнул ее в загипнотизированную стену. Официантов и посетителей унесло за дверь. В помещении остались только она и я, она и я, зачарованные друг другом, обезмолвленные ветром.

Она собрала вещи, и мы вместе ушли из разрушенного бара. Мне пришлось идти за ней, пока она сплетала асфальт под своими ногами. Я перестал понимать, где мы находимся. Решетка захлопнулась. Город превратился в наклонный переулок, а она оказалась лучшей крысой.
Наконец мы дошли до ресторанчика в обшарпанной части города. Она скользнула внутрь, и мы сели за угрожающе приятный стол под клетчатой скатертью, с двумя гвоздиками и несколькими прутиками гриссини. Появился юноша с графином красного вина и вазочкой оливок. Он подал нам меню так, как будто это был обычный ужин обычного дня. Я упал в руки Борджиа, и теперь они хотели, чтобы я вкушал.
Я посмотрел в меню. «ЕДА ВКУСНЕЕ НА ИТАЛЬЯНСКОМ»,
- Здесь я его и встретила, - сказала она, – в 1947 году, в тот день, когда я родилась…

173 Рыжий Бес

Она и я должны были приехать сюда с противоположных концов города. Я представляла ее злой, уверенной; достойным соперником, способным победить в моей же игре. Это был решающий бой, а призом был Джов. Когда я рассказала о ее письме, он решил провести выходные у друзей.
Письмо лежало у меня в кармане. Аккуратный почерк. Приказ, которому следовало подчиниться. «Встретимся в среду, 12 числа, в полседьмого в баре отеля Алгонкин».
Почему именно здесь?
Вот и сам бар.
Осталось пять минут. Как же жестоко время.
Я вынарядилась, словно на войну: в черном с головы до пят, волосы распущены, массивные золотые серьги-кольца в ушах, боевой раскрас на лице. Я была на двадцать лет моложе соперницы, и собиралась использовать каждый месяц из них.
Она, наверно, будет поседевшей, с морщинами, лишним весом, небрежно одета. Она, наверно, воспользуется романтичным сочетанием носков и сандалий, спрячет глаза за стеклами очков, словно музейный экспонат. Я явственно представляла ее, теряющую волосы и здоровье, с запертой внутри надеждой. Я была готова смешать ее с грязью.

Но ее нигде не было. По бару, будто шахматные фигуры, маневрировали несколько мартини и пара официантов с желтыми подносами высоко в руках. Словно черный конь, я пересекала зал под правильными углами, но на меня обратили внимание лишь несколько предприимчивых дельцов.
Ну конечно, она не пришла. Да и не должна была. Это была психологическая война, и я выиграла. У меня ужасно заболела шея, поэтому я заказала выпить и спряталась под пальмой, росшей в горшке.
– Вы не возражаете, если я присяду?
– Конечно. Вы, должно быть, англичанка.
– Почему?
– Слишком вежливы для американки.
– Разве американцы не бывают вежливы?
– Только если вы хорошо заплатите.
– Британцы не станут вежливее, сколько бы вы не заплатили.
– Тогда мы с вами беженки.
– Думаю, вы правы. Мой отец раньше бывал здесь. Он любил Нью-Йорк. Он говорил, что это – единственное место, где человек может побыть собой, пока гнет спину, чтобы стать кем-то еще.
– Он смог?
– Что?
– Стать кем-то еще.
– Да. Он смог.
Мы замолчали. Она смотрела на дверь. Я смотрела на нее. Она была худенькой, напряженной, сильной. Мышцы спины прорисовывались под рубашкой, белой, накрахмаленной, дорогой. Ее левая рука походила на витрину Tiffany. Я и не знала, что женщина может носить столько серебра и сидеть прямо. Ее волосы были темно-рыжие, с древесным, кожаным оттенком и объемом, который может подарить лишь сотрудничество природы и искусной руки. Я решила, что ее вид был столь же умелым, сколь и простым.
– Вы кого-то ждете? – спросила я.
– Ждала. Она посмотрела на часы. Вы останетесь?
– Нет. Я живу в Нью-Йорке. Работаю в Институте перспективных исследований. Я приехала, чтобы встретиться…
Встретиться: столкнуть лицом к лицу. Познакомиться. Представиться. Найти. Испытать. Получить. Дождаться. Столкнуться. Противостоять.
– Я приехала, чтобы встретиться…

В зал ворвался ветер, который вырвал выпивку у пьяниц, раскидал бутылки, словно пробки, поднял в воздух мебель и разломал ее о заснувшую стену; изорвал в клочья официантов и посетителей и унес за дверь. В баре остались только она и я, она и я, загипнотизированные друг другом, онемевшие от ветра.

Она собралась, и мы вместе покинули разрушенный зал. Мне пришлось следовать по искривляющемуся под ее ногами тротуару. Я не сознавала, где мы. Цепь замкнуло. Город превратился в одну изогнутую улицу, и у моей соперницы было преимущество.
Наконец мы пришли в небольшую столовую в старой части города. Она порхнула внутрь, и вот мы уже сидели за столом, укрытым враждебно милой клетчатой скатертью, на котором стояли две гвоздики и лежали несколько палочек гриссини. Мальчик принес графин красного вина и чашку с оливками. Он дал нам меню, словно это был всего лишь обычный обед в обычный день. Я оказалась в руках Борджиа, и теперь они заставляли меня есть.
Я посмотрела на меню. БЛЮДА ЗВУЧАТ ВКУСНЕЕ НА ИТАЛЬЯНСКОМ.
«Здесь я и встретила его, – сказала она. – В 1947, в тот день, когда появилась на свет…»

174 Светлана Стародуб

Гармония невозможного.
Джанет Уинтерсон
Мы с ней добирались до места встречи с противоположных концов города. Я представляла ее злой и самоуверенной, готовой сразиться и победить меня в моей же игре. Это было великое сражение, призом в котором был Джов. Когда я сказала ему, что она написала мне, он предпочел на выходные посетить друзей. В кармане у меня лежало ее письмо. Тщательно написанное от руки. С указаниями к действию. «Я встречусь с тобой в среду 12-го в 18.30 в баре отеля «Алгонкин».
Почему она выбрала именно это место?
И вот я здесь.
Пять минут в запасе. Неумолимое время.
Я выглядела воинственно: вся в черном – от декольте до носков туфель, волосы уложены, крупные золотые кольца в ушах, яркий макияж. У меня было 20-ти летнее преимущество перед противником и я намеревалась использовать его по полной.
Она в свою очередь должна была быть седеющей, с морщинами, лишним весом и безвкусно одетой. Так же для поэтики на ней должны быть носки с босоножками, а глаза за стеклами очков походили бы на музейные экспонаты. Я прямо видела ее, ее волосы и плоть, пытающуюся вырваться из надежной ловушки. Я могла слить ее в любой момент.
Никаких признаков ее присутствия. Бар представился мне шахматной доской по которой с легкостью скользили Мартини и официанты, высоко поднимавшие свои блестящие подносы. Словно черный слон я двинулась по диагонали и пересекла черту, но кроме нескольких одобряющих бизнесменов там не было никого, кто мог бы меня заинтересовать.
Конечно же она не пришла. Конечно же она и не придет. Это была война нервов и я выиграла ее. Я почувствовала жуткую боль в шее. Заказав выпить, я уселась под пальмой в горшке.
- Можно присесть здесь?
- Пожалуйста. Вы должно быть англичанка?
- С чего вы взяли?
- Вы слишком вежливы для американки.
- Разве американцы невежливы?
- Только если вы им достаточно заплатите.
- Британцы невежливы независимо от того, сколько вы им заплатите.
- Тогда получается, что мы с вами эмигранты.
- Так оно и есть. Мой отец вынужден был приехать сюда. Он полюбил Нью-Йорк. Он говорил, что это единственное место в мире, где человек может не только быть тем, кем должен, а стать кем-нибудь еще.
- И у него получилось?
- Что?
- Стать кем-нибудь еще.
- Да, получилось.
Мы замолчали. Она посматривала на дверь. Я смотрела на нее. Она была худая, натянутая как струна, поджарая как борзая, сидела слегка наклонившись вперед и контуры ее мышц на спине вырисовывались под рубашкой, белой крахмальной и дорогой. Ее левая рука была похожа на витрину Тиффани. Я не понимала, как можно носить столько серебра, не склоняясь под его тяжестью.
Волосы ее были темно-рыжего цвета, цвета кизила, цвета рыжей кожи и такие податливые, что было непонятно, то ли они от природы такие, то ли это результат больших усилий. Я гадала, была ли эта изысканность естественной для ее образа.
- Вы кого-то ждете? – спросила я.
- Ждала, - она посмотрела на часы, - а вы остаетесь?
- Нет. Я живу в Нью-Йорке, работаю в Институте Перспективных Исследований. Я приехала сюда, что бы встретиться…
Встретиться лицом к лицу. Познакомиться. Представиться. Найти. Испытать. Получить. Дождаться. Нарваться. Нарваться на конфликт.
«Я приехала сюда, что бы встретить»…
Ветер пронесся по комнате, перевернул бокалы, разлил напитки, легко как пробки, разбросал бутылки в баре, поднял в воздух мебель и сломал ее о стену. Официантов и клиентов вынесло через разнесенную в щепки дверь. Комната была пуста, в ней были только она и я, она и я, гипнотизирующие друг друга, не способные говорить из-за ветра.
Она собрала свои вещи, и вместе мы покинули разрушенную комнату. Я следовала за ней, хотя казалось, что тротуар уходил у нее из-под ног. Я не понимала, где мы. Решетка опустилась. Город стал крысиным лабиринтом, а она была лучшей крысой.
Наконец мы добрались до маленькой забегаловки в какой-то забитой части города. Она проскользнула внутрь и мы уселись за подозрительно хорошо накрытым столом с двумя гвоздиками и хлебными палочками. Вышел парень с графином красного вина и миской маслин. Он вручил нам меню как ни в чем ни бывало. Я попала в лапы Борджиа, и теперь они хотели меня покормить.
Я глянула в меню. ПО-ИТАЛЬЯНСКИ ЕДА ВКУСНЕЙ.
«Здесь я повстречала его», - сказала она. «В 1947, в день своего рождения»…

175 Сергей Софиенко

Симметрия отношений

Отрывок из книги Джанет Уинтерсон «Симметрия отношений (1)»


Она и я должны были добираться до этого места из противоположных концов города. Я представила ее… Гневная, самоуверенная, готовая противостоять мне и победить меня в моей собственной игре. Это был большой бой, а призом – Джов. Когда я сказала ему, что она написала мне, он принял решение поехать к друзьям на выходные. Ее письмо лежало у меня в кармане. Аккуратный почерк. Инструкция для выполнения.
«Я встречусь с тобой в среду, 12 числа, в 6-30 вечера в баре отеля «Алгонкин».
Почему она выбрала это место?

Вот это место…

Пять минут до встречи. Безжалостность времени… Я оделась как воин: полностью в черном, от декольтированного платья до стелек в обуви, распущенные волосы, массивные кольца золота в моих ушах, боевая раскраска. Я имела двадцатилетнее преимущество над моим противником и намеревалась использовать каждый месяц этой разницы в возрасте.

Она будет седеющей, она будет с морщинами на лице, она будет полной, она будет небрежно одетой. Она будет поэтически выглядеть, с одетыми носочками и обутая в сандалии, ее глаза, за стеклами очков, будут подобны музейным экспонатам. Я могла видеть ее – волосы и стареющее тело, надежда, запертая внутри. Я смогла бы иссушить ее до дна.

Никаких признаков ее присутствия... Бар был шахматной доской пар, распоряжавшимися мартини, и официантов, высоко несущих хромовые подносы. Я переместилась прямыми углами черного коня вдоль и поперек линий, но, кроме нескольких коммерсантов, умевших оценить это, там не было никого, кто казался заинтересованным мной.

Конечно, она не пришла. Конечно, она бы и не пришла. Это была война нервов, и я выиграла. Я почувствовала страшную боль в шее. Заказав напиток, я свалилась от слабости на свободное место под пальмой в горшке.
«Могу я сесть здесь?»
«Пожалуйста, садитесь. А вы, должно быть, англичанка».
«Почему?»
«Вы слишком вежливая, чтобы быть американкой».
«Разве американцы не вежливые?»
«Только если вы достаточно им платите».
«Британцы не являются вежливыми независимо от того, сколько вы им платите».
«Тогда вы и я, скорее всего, эмигранты».
«Полагаю, это я. Мой отец раньше приходил сюда. Он любил Нью-Йорк. Он говорил, что этот город был единственным местом в мире, где человек, работая не покладая рук, чтобы стать кем-то другим, может оставаться самим собой».
«И он сделал это?»
«Что?»
«Стал кем-то другим».
«Да. Он стал».

Мы умолкли. Она смотрела в сторону двери. Я посмотрела на нее. Она была стройная, энергичная, с телом борзой, сейчас наполовину наклонившаяся вперед, рельеф мышц ее спины выделялся под ее рубашкой, белой, накрахмаленной, дорогой. Ее левая рука выглядела как витрина Тиффани (2). Я не была уверена, как женщина может носить на себе так много серебра и сидеть, ни на что не опираясь.
Ее волосы были темно-рыжими, цвета кизилового дерева, с мягкостью выделанной красной кожи, и являлись частично природным даром, частично плодом усилий. Я догадалась, что вид у нее был столь же ухищренный, сколь и простой.
«Вы ждете кого-то?» – сказала я.
«Я ждала… – она посмотрела на часы. – Вы остановились в отеле?»
«Нет. Я живу в Нью-Йорке. Я работаю в Институте перспективных исследований. Я пришла сюда, чтобы встретиться…»
Встретиться: встретиться с ней лицом к лицу. Познакомиться. Представиться. Раскрыть себя. Почувствовать ее. Воспринять. Дождаться наступления. Столкнуться. Столкнуться в конфликте.
«Я пришла сюда, чтобы встретиться…»

В помещении возник ветер, который вырвал напитки у посетителей, раскидал бутылки из бара как пробки, поднял вверх мебель и разгромил ее о неподвижную стену транса. Официантов и посетителей, разорванных в клочья, выдуло через двери. Ничего и никого не осталось в баре, только она и я, она и я, загипнотизированные друг другом, не в состоянии разговаривать из-за ветра.

Она собрала свои вещи, и мы вместе покинули разрушенное помещение. Я была захвачена и следовала за ней, пока она вращала тротуар под своими ногами. Я не осознавала, где мы находились. Сеть была прикреплена. Город был аллеей страсти, а она была лучшей развратницей.
Наконец мы прибыли к закусочной в захолустной части города. Она развернулась и вошла внутрь, и мы сели за угрожающе приятный столик, накрытый клетчатой скатертью, с двумя гвоздиками и несколькими палочками гриссини. Вышел официант с графином красного вина и вазочкой оливок. Он вручил нам меню, как если бы это был просто обычный ужин в обычный день. Я попала в руки семейства Борджиа (3), и теперь они хотели от меня, чтобы я ела.
Я посмотрела в меню. НАЗВАНИЕ ЕДЫ НА ИТАЛЬЯНСКОМ ЯЗЫКЕ ВСЕГДА ЗВУЧИТ ВКУСНЕЕ.
«Это – то место, где я встретилась с ним, – сказала она. В 1947 году, в день, в который я родилась…»


Примечания:

(1) GUT Symmetries. В оригинале игра слов: GUT – grand unified theory (теория великого объединения, предполагающая объединение при высоких энергиях трех фундаментальных физических взаимодействий) и gut – инстинктивный, утробный.

(2) Центральный ювелирный магазин компании Тиффани, недалеко от отеля «Алгонкин».

(3) Борджиа – испанский дворянский род. Стал символом распущенности и вероломства.
 

176 Тамара

Мы бы с ней прибыли на место с противоположных концов города. Я представила её – обозлённую, уверенную, готовую составить партию и победить меня в моей же игре. Это была серьёзная битва, Джов был призом. Когда я сообщила ему, что она написала мне, он уже решил отправиться к друзьям на выходные. Её письмо лежало у меня в кармане. Аккуратный почерк. Инструкция, которой нужно следовать. «Я встречу тебя в 6:30 в среду, двенадцатого числа, в баре «Algonquin Hotel».


И почему она выбрала это место?


Вот оно.


Пять минут в запасе. И время неумолимо.
Я оделась, будто воин: с ног до головы в чёрное, волосы распущены, в ушах золотые серьги-кольца, макияж в стиле «боевого раскраса». Перед своим оппонентом у меня было преимущество в двадцать лет. И я намеревалась использовать каждый его месяц.


Она бы оказалась седой, покрытой морщинами, с лишним весом и небрежностью в одежде. Она бы оказалась поэтично утомлённой и обутой в сандалии, с глазами, скрытыми за стёклами, будто музейные экспонаты. Я почти видела её, теряющую молодость и свежесть, запершую надежду внутри. И я бы опустошила её до самого дна.


Она не показывалась. Бар оказался шахматной доской из парочек, играющих с Мартини, и официантов, величало толкающих хромированные тележки. Я столкнулась с чёрным конём, стоявшего прямо с угла, поперёк рядов, но кроме нескольких видных бизнесменов никто мной, кажется, не заинтересовался.


Конечно она не пришла. Разумеется, она бы и не пришла. Это была битва характеров, и я уже победила. Я заметила, что у меня ужасно болит шея. Заказала выпить и обессиленно осела под комнатной пальмой.


– Могу я присесть здесь?


– Прошу вас. Вы, должно быть, англичанка.


– Почему?


– Слишком вежливы для американки.


– Разве американцы не вежливые?


– Только если вы достаточно им платите.


– Британцы не бывают вежливы вне зависимости от того, сколько вы им платите.


– В таком случае мы с вами, должно быть, беженцы.


– Полагаю, я из них. Мой отец часто приходил сюда. Он любил Нью-Йорк. Сказал, что это единственное в мире место, где человек может быть самим собой, одновременно избавляясь от собственной шкуры, чтобы стать кем-то другим.


– И он сделал это?


– Что?


– Стал кем-то другим.


– Да. Да, стал.


Мы молчали. Она смотрела в сторону двери. Я взглянула на неё. Она была худенькой и взволнованной, тело её, сейчас немного наклонённое вперёд, будто принадлежало гончей собаке, очертания мышц на спине проступали через блузку — белую, накрахмаленную и дорогую. Её левая рука выглядела, будто с витрины Тиффани. И я сомневалась, как женщина могла носить столько серебра и при этом сидеть, не сгибаясь под его весом.


Её волосы были тёмно-рыжими, красными, как дерево кизил, красными, как кожа, и упругими, что в некоторой степени было даром, а в некоторой достигалось упорством. И я предполагала, что весь её облик был столь же искусен, сколь и бесхитростен.


– Вы кого-то ждёте? — спросила я.


– Ждала, — она взглянула на часы. — Выjостановились здесь?


– Нет. Я живу в Нью-Йорке. Работаю в Институте Перспективных исследований. Я пришла, чтобы увидеться...


Увидеться: чтобы столкнуться лицом к лицу. Познакомиться. Представиться. Найти. Испытать. Принять. Дождаться прибытия. Встретиться. Сойтись в конфликте.


– Я пришла сюда, чтобы увидеться...


В комнату ворвался ветер, расплескавший из бокалов напитки, расшвырявший барные бутылки, будто пробки, поднявший в воздух мебель и разбивший её неподвижную стену. Официанты и клиенты, будто ветошь, вылетели через дверь. В комнате не осталось ничего и никого, кроме нас, её и меня, зачарованных друг другом, из-за ветра неспособных говорить.


Она взяла свои вещи, и мы вместе мы покинули разрушенную комнату. Мне пришлось последовать за ней, пока она шла, а асфальт будто скручивался под её ногами. Я потеряла ощущение пространства. Решётки согнулись. Город был кривой аллеей, а она была умнейшей крысой.


Наконец мы подошли к небольшой закусочной в искалеченной части города. Она направилась внутрь, и мы сели за столик со зловеще милой клетчатой скатертью, двумя гвоздиками и несколькими палочками гриссини. Вышел мальчик с графином красного вина и мисочкой оливок. Он отдал меню так, будто это был самый обычный ужин в самый обычный день. Я попала в руки Борджиа*, и теперь они желали, чтобы я поела. Я взглянула на меню. ЕДА ВКУСНЕЕ ПО-ИТАЛЬЯНСКИ.


– Именно здесь я встретила его, – сказала она. – В 1947 году, в день, когда я появилась на свет…



* Борджиа – испанский дворянский род из Арагона, правители города Гандиа. Фамильный герб – красный бык. Род подарил католическому миру двух римских пап и два десятка кардиналов. Его имя стало синонимом распущенности и вероломства.

177 Тануки

From GUT SYMMETRIES
by Jeanette Winterson

Добираться к месту встречи мы должны были с противоположных концов города. Я сладострастно воображала, как она злится, как самоуверенно жаждет победить в игре, которую затеяла я. Схватка предстояла нешуточная, с Джовом в качестве трофея.
Когда я получила от неё письмо и сказала об этом Джову, он решил удрать к друзьям на все выходные.
Письмо, две строки аккуратной вязью, лежало в моём кармане. В нём памятка для меня: «Буду ждать Вас двенадцатого в среду, в полседьмого вечера, в баре отеля "Алгонкин"».
Почему она выбрала именно этот отель?
А вот и он.
У меня в запасе всего пять минут. Как безжалостно быстро летит время.
Я затянута в чёрное с головы до пят, словно воин-ниндзя, длинные волосы рассыпаны по плечам, в ушах поблёскивают крупные золотистые кольца, на лице густая боевая раскраска. Я на двадцать лет моложе моего врага, и каждый месяц разницы льёт воду на мою мельницу. Тётка наверняка будет седой, морщинистой, грузной, в дешёвом нелепом платье и дурацких сандалиях, надетых на носки. Она будет таращиться на меня из-за толстых стёкол очков, словно пыльная мумия из музея. Я предвкушала, как в агонии умрёт её надежда и как её лицо и тело потускнеют и съёжатся. А затем я спущу её в унитаз.


Её всё ещё не было. Бар походил на шахматную доску, по которой передвигались фигурки официантов, вооружённых блестящими подносами, и парочки с бокалами мартини. Я лавировала в толпе буквой "Г", чертя линии вдоль и поперёк зала, готовая поставить сопернице шах и мат. Никто, кроме группки дельцов, смеривших меня сальными взглядами, не обращал внимания на мои маневры.
Как и следовало ожидать, она не явилась. Я выиграла состязание на выдержку и умение владеть собой, -- и только теперь заметила, что от верчения головой у меня адски разболелась шея. Я заказала выпивку и без сил плюхнулась на стул под торчащей в горшке пальмой.

-- Простите, тут не занято?

-- Да нет вроде. А вы, судя по всему, англичанка.

-- Отчего вы так решили?

-- Для американки вы слишком вежливы.

-- А что, американки невежливы?

-- Хм, вежливы, если им хорошо заплатят.

-- Ну, а англичане грубы, сколько бы им ни платили.

-- Тогда мы с вами должно быть эмигранты.

-- Пожалуй, я и правда эмигрантка. Мой отец часто бывал в этом городе. Он любил Нью-Йорк. Говаривал, что тут единственное место на свете, где человек может оставаться самим собой, даже если ему приходится вкалывать как проклятому, чтобы добиться чего-то и кем-то стать.

-- И как, ему удалось?

-- Что именно?

-- Стать кем-то.

-- Да. О, да.


Мы замолчали. Она то и дело посматривала на дверь. Я разглядывала её. Поджарая и нервная, словно афганская борзая, она напряжённо изогнулась вперёд, и спинные мышцы рельефно проступили под крахмальной тканью дорогой белой блузки. Левая рука её походила на витрину Тиффани. Я подивилась про себя, как получается, что женщина, нацепив столько серебра, сидит, не кренясь под его тяжестью.
Её волосы победно пламенели, оттенком походя на красное дерево или на сафьян, и пышность их была явно частью природным даром, а частью -- плодом усилий парикмахера. Я вдруг ощутила, как искусно сотворена безыскусность её облика.

-- Вы ждёте кого-то? -- спросила я.

-- Ждала. -- Она поглядела на часы. -- Вы остановились в этом отеле?

-- Нет. Я из Нью-Йорка. Я работаю в Институте перспективных исследований. Я заглянула сюда, чтобы встретиться...

Чтобы встретиться. Чтобы встретиться лицом к лицу. Познакомиться. Составить знакомство. Быть представленной. Увидеться. Дождаться пришествия. Сойтись в последней битве. Я здесь, чтобы встретиться...
Вихрь пронёсся по залу, вырывая бокалы из ладоней, разметал, словно легчайшие пробки, бутылки на барной стойке, приподнял мебель и расколотил её об оцепеневшие стены. Официантов и посетителей вихрь смёл сквозь дверной проём. В помещении никого не осталось, кроме нас двоих; мы сверлили друг-друга взглядом, не в силах вымолвить ни слова из-за ветра...


...Она схватила сумочку, и мы покинули разрушенный бар. Я плелась следом за ней, утратив чувство времени и пространства, не понимая, кто мы и где, пока мостовая пружинила в такт её походке. Цепь замкнулась. Моя спутница была фаворитом крысиных бегов на узкой дорожке, в которую обратился город.
Наконец мы наткнулись на крохотный итальянский ресторанчик, что затерялся средь каких-то развалюх. Она пританцовывая вошла внутрь, и мы сели за пугающе уютный столик, покрытый клетчатой скатертью. На нём -- ваза с парой гвоздик и корзинка с хлебными палочками. Мальчишка-официант принёс кувшин красного вина, миску оливок и теперь протягивал меню так, словно нам предстоял самый обычный ужин в конце самого обычного, ничем не примечательного дня. Я очутилась в лапах семейки Борджа, и они желали, чтобы я отведала их стряпни. Я мельком поглядела в меню. "Лучший вкус -- у итальянской еды!" гласило оно.

-- Я встретила его именно тут, -- начала она. -- В 1947 году, в тот день, когда появилась на свет...




 

178 Татьяна

До назначенного места нам предстояло добираться с разных концов города. Воображение тотчас нарисовало мне ее: уверенную в себе, с яростью готовую состязаться со мной в моей собственной игре и сломить меня. Это была беспощадная борьба и призом в ней был Джоув. Когда я сказала ему, что получила от нее письмо, он решил уехать на выходные к друзьям.

Ее письмо у меня в кармане. Аккуратный почерк. Словно инструкция к подчинению. «Встретимся 12-ого, в среду, в 6:30, в баре отеля «Алгонкин».

Почему она выбрала именно этот отель?
Вот он.

Еще целых пять минут. Время неумолимо тянется.

На мне наряд воительницы: все черное, начиная от декольте, заканчивая подошвой обуви. Волосы прямые, в ушах золотые круглые серьги, воинственный макияж. Моя соперница старше меня на 20 лет, и каждый месяц из этих двадцати лет я планирую обернуть в свою пользу.

Она должно быть уже седа, на лице морщины, полновата и совсем не следит за собой. Чувство стиля ей не свойственно, на глазах очки, которым самое место в музее. Я словно видела ее со стороны: вот она спасается бегством, без капли надежды на что-либо. Я мигом покончу с ней.

Она еще не пришла.
Бар напоминает шахматную доску, по которой бармен перемещает бокалы с мартини для присутствующих здесь парочек, а официанты снуют с металлическими подносами. Я прошла мимо черного рыцаря, стоявшего справа в углу, мимо администратора. Кроме пары симпатичных бизнесменов, в зале не было никого, кто мог бы ожидать со мной встречи.

Разумеется, она не пришла. И не придет. Эта война была напряженной, и я вышла из нее победителем. В шею отдало пульсирующей болью. Заказав выпить, я рухнула в кресло, рядом с пальмой в кашпо.

- Разрешите присесть?

- Пожалуйста. Вы должно быть англичанка?

- Как Вы догадались?

- Слишком вежливы для американки.
- Разве американцы грубы?

- Нет, не грубы, если им достаточно заплатить.

- Британцы грубы не зависимо от того, заплатите вы им или нет.

- В таком случае, мы с вами, должно быть, эмигранты.

- Что касается меня, то да. Мой отец приезжал сюда раньше. Он любил Нью-Йорк. Он говорил, что это единственное место на земле, где человек может оставаться самим собой, работать до изнурения, чтобы чего-нибудь достичь.

-И, у него получилось?

-Что?

-Достичь чего-нибудь.

-Да. Полагаю, получилось.
Молчание. Она смотрит на дверь. Я смотрю на нее. Ее тело – стройное, гибкое, как у борзой, спина изогнута. Стильная, белая, накрахмаленная рубашка повторяет контур гибкой спины.
Ее левая рука похожа на витрину магазина «Тиффани». В моей голове не укладывалось, как женщина могла носить столько серебра и не прогибаться под его тяжестью. Ее волосы ярко-рыжие, даже кизилово-красного цвета, отчего они казались гладкими, отчасти благодаря природе и отчасти тщательному уходу.

Оценивая ее, я предположила, что ее образ был в равной степени продуманным и нелепым.

- Вы кого-то ждете? – спросила я.

- Ждала. Она посмотрела на часы. Вы здесь остановились?

- Нет. Я живу в Нью-Йорке. Я работаю в Институте перспективных исследований. Я пришла сюда, чтобы встретиться… Встретиться, чтобы столкнуться лицом к лицу с …Чтобы познакомиться с …Представиться. Найти.

Испытать. Приобрести. Дождаться встречи. Случайной встречи. Вступить в конфликт. Я пришла сюда, чтобы встретить…
В зал ворвался поток ветра, который вырвал напитки из рук посетителей, раскидал барные бутылки, словно бутылочные крышки, поднял мебель и отшвырнул ее к невидимой преграде. Официантов и посетителей с шумом сдуло за двери. В комнате не осталось никого-только я и она. Мы смотрели друг на друга не отрываясь, неспособные вымолвить ни слова из-за ветра.

Она собрала свои вещи, и мы вместе вышли из разрушенной комнаты. Я догнала ее, когда она уже была на мостовой. Невозможно было понять, где мы находимся. Клетка захлопнулась. Город сомкнулся до узкой улицы, которую она знала явно лучше, чем я.

Наконец, мы добрались до небольшой дешевой закусочной, в каком-то убогом районе города. Войдя внутрь, мы присели за столик, накрытый скатертью в отвратительную клетку, с двумя гвоздиками и дюжиной хлебных палочек. Мальчик-официант вышел с графином красного вина и тарелкой оливок. Он протянул нам меню так, словно это был обычный ужин в обычный день. Я растворилась в объятиях «Борджиа» и теперь оно пыталось полностью поглотить меня.

Я посмотрела меню. ЛУЧШИЕ ИТАЛЬЯНСКИЕ ВКУСОВЫЕ ТРАДИЦИИ.

-Здесь я впервые встретилась с ним, - сказала она. В 1947 году, в день моего рождения…

179 тетя Дуся

Мы с ней должны были подойти к условленному месту с противоположных концов города. Я представила ее себе: разгневанную, уверенную в своей правоте, готовую к принять вызов и победить меня в игре, которую я сама же и затеяла. Это будет нешуточная битва, и награда в ней – любовь. Когда я сказала ему, что она мне написала, он тут же решил поехать навестить приятелей на выходные.
Ее письмо у меня в кармане. Аккуратный почерк. Инструкция к неукоснительному исполнению. «Я встречусь с Вами в среду 12-го в 18:30 в баре отеля Алгонкуин».
Почему она выбрала встретиться именно тут?
А вот и отель.
У меня еще пять минут. Пытка временем.
Я оделась как на битву: вся в черном от декольте до подметок, челка на глаза, в ушах – массивные золотые кольца, макеяж - боевая раскраска. У меня перед ней преимущество в двадцать лет. И я настроена воспользоваться им до конца – до последнего месяца.
Она, наверное, уже седеющая, с проступившими морщинами на лице, плюс – излишний вес, бестолковый наряд – что-то вроде сандалет поверх носок, образно выражаясь. И глаза за стеклами очков - словно музейные экспонаты за пыльной витриной. Я ясно представила ее себе: ни волос, ни фигуры – все ускользнуло в туманное прошлое, и только упрямый комочек надежды застрял внутри. Да я ее просто спущу в городскую канализацию!

Ни одной похожей на нее видно не было. Бар выглядел, как шахматная доска, по которой тут и там разбросаны парочки, неторопливо потягивавшие мартини; официанты пробегали с высоко поднятыми хромированными подносами. И я, в своих черных доспехах, проходила между столиками снова и снова, огибая их под прямым углом – ход конем, и еще, и еще – но кроме нескольких бизнесменов, посматривавших на меня оценивающе – казалось, я больше никому здесь не была интересна.
Конечно, она не пришла. И уже точно не придет. Это – война нервов, в которой я победила. И откуда вдруг взялась эта жуткая боль у основания шеи! Я заказала коктейль и буквально рухнула на свободный стул под пальмой в горшке.
- Могу я здесь присесть?
- Пожалуйста! Вы, должно быть, англичанка.
- Почему?
- Слишком вежливы, чтобы быть американкой.
-А что, американцы не вежливы?
- Только если им хорошо заплатить.
- Британцы невежливы вообще, неважно, сколько им заплатят.
- Тогда Вы и я – просто изгои в своем отечестве.
- Думаю, в моем случае это так. Мой отец часто бывал здесь. Он любил Нью-Йорк. Говорил – это единственное место в мире, где человек может оставаться самим собой, работая до седьмого пота, чтобы стать кем-то другим.
- И ему удалось?
-Что?
-Стать кем-то другим?
- Да. Ему удалось.
Мы замолчали. Она все смотрела в сторону двери. Я смотрела на нее. Стройная, пружинистая; тело поджарое; она сидела чуть подавшись вперед, и рельефные мышцы ее спины эффектно проступали сквозь блузку – белоснежную, накрахмаленную, дорогущую. Ее левая рука выглядела прямо как витрина в эксклюзивной лавке Тиффани. И как только женщина может носить на руке столько серебра, и при этом сидеть, не склоняясь на сторону.
Ее волосы были темно-красные, необычного оттенка - ягод кизила? Мягкие и податливые – как красная кожа прекрасной выделки, шелковистая роскошь которой – наполовину природный дар, наполовину – результат скрупулезного труда. Мне подумалось, что весь ее облик был как бы и продуманно-утонченный, и безыскусный одновременно.
- Вы кого-то ждете? – спросила я.
-Ждала. Она взглянула на часы. - Вы остановились в этом отеле?
- Нет. Я живу в Нью- Йорке. Работаю в Институте перспективных исследований. Я пришла сюда встретиться с...
Встретиться: оказаться лицом к лицу. Познакомиться. Быть представленной. Найти. Пережить и прочувствовать. Иметь честь принять. Дождаться прибытия. Столкнуться. Сразиться.
- Я пришла сюда встретиться с...

По комнате пронесся вихрь, он вырвал выпивку из рук выпивающих, смахнул бутылки со стойки бара, как невесомые бумажные обертки, приподнял над полом мебель и с силой швырнул ее в оторопевшую стену. Вихрь подхватил обслугу вместе с обслуживаемыми – и выдул за дверь, как тряпичных кукол. В помещении не осталось ничего и никого – только она и я, она и я, завороженные одна другой, неспособные говорить из-за ураганного ветра.

Она собрала свои вещи, и вместе мы покинули разгромленное помещение. Мне пришлось поспевать за ее быстрыми шагами, под которыми плитки тротуара как бы убегали назад, повинуясь ее энергичной походке. Я потеряла всякое представление о том, где мы находились. Пространство исказилось. Город вытянулся в один узкий извилистый переулок, и в этом бесконечном крысином коридоре лучшей крысой была она.
Наконец мы дошли до небольшого ресторанчика в довольно потрепанной части города. Она прскользнула внутрь и мы уселись за столик под клетчатой скатертью, зловещей в своей невинной чистоте. Столик украшали парочка гвоздик да несколько хрустящих хлебцев на тарелочке. К нам вышел парнишка с графином красного вина и оливками. Вручил меню – как будто мы просто покушать сюда пришли в самый обычный день. Я попала в злодейские руки Борджиа, и вот теперь они пожелали, чтобы я ела. Я посмотрела в меню. НА ИТАЛЬЯНСКОМ БЛЮДА ЗВУЧАТ ВКУСНЕЕ.
- Это здесь я впервые встретила его, - сказала она. - В 1947 году, в день когда я родилась...
 

180 Тотошка

From GUT SYMMETRIES
by Jeanette Winterson

Мы должны были подъехать с разных концов города. Она ясно стояла у меня перед глазами: разгневанная и самоуверенная, готовая бросить мне вызов и побить в моей же игре. Меня ждала серьезная схватка, и награда – Джов. Когда я сказала, что получила письмо, он тут же смылся к приятелям на уик-энд.

Ее записка лежала в кармане. Аккуратный почерк. Приказной тон. «Буду ждать двенадцатого в среду в половине седьмого в баре отеля «Алгонквин».

Почему именно это место?
Но вот я здесь, а еще целых пять минут. Как безжалостно время.
Я оделась, словно на войну: в черном от декольте до пяток, волосы распущены, в ушах - крупные золотые кольца. Вместо макияжа - «боевая раскраска». У меня имелось двадцать лет преимущества, и я собиралась пустить в ход каждый месяц.

Она появится - седеющая, морщинистая, пухлая и неряшливая. На ногах, как это принято у поэтов, носки и сандалии. А глаза за стеклами очков будут походить на музейные экспонаты. Я четко представляла себе, как она выглядит: редеющие волосы, стареющая кожа и надежда, которая еще теплится внутри этого хлама. Таким место в отстойнике.


Вот где она? Из-за прихлебывающих мартини парочек и официантов с хромированными подносами бар походил на заполненную шахматную доску. Двигаясь буквой Г, точно шахматный конь, я обошла зал вдоль и поперек. Никто не выказывал ко мне интереса, а пара одобрительных взглядов со стороны одного-двух бизнесменов – не в счет.

Само собой, она не явилась. Кишка тонка! Это было испытание духа, и моя взяла. Но как же страшно ноет шея... Заказав выпивку, я рухнула на сидение у комнатной пальмы.

- Разрешите присесть?
- Пожалуйста. Вы, должно быть, англичанка.
- С чего вы так решили?
- Слишком вежливы для американки.
- Разве все американцы – невежи?
- Да, если им мало платят.
- Британцы грубят, сколько бы им ни платили.
- Тогда мы с вами, видимо, эмигранты.
- Я-то точно. Отец часто бывал здесь. Он любил Нью-Йорк. Говорил - это единственное место на Земле, где человек может быть собой, пока работает до седьмого пота, чтобы стать кем-то другим.
- И как?
- Что – «как»?
- Удалось ему стать кем-то другим?
- Думаю, да.

Мы замолчали. Она поглядывала на дверь, а я рассматривала ее. Стройная и жилистая, словно гончая, она сидела, слегка наклонившись вперед, и мышцы спины четко проступали сквозь блузку – белую, накрахмаленную, явно недешевую. Левая рука походила на витрину «Тиффани». Не постигаю, как можно таскать на себе такую тяжесть и не горбиться! Волосы у нее были темно-красные, как ягоды кизила или диванная кожа, и казались мягкими. Конечно, не только от природы, но и благодаря уходу. Трудно представить более искусственную естественность.

- Вы кого-то ждете?
- Ждала. – Она взглянула на часы. – Снимаете тут номер?
- Нет. Я живу в Нью-Йорке. Работаю в Институте перспективных исследований. А сюда пришла на встречу...
Встретиться лицом к лицу. Познакомиться. Узнать. Найти. Испытать. Принять. Дождаться прихода. Столкнуться. Нет, скорее - схлестнуться.
- Я пришла на встречу...


Вырывая из рук напитки, раскидывая бутылки в баре, словно это были невесомые крышки, и швыряя мебель в стену с подсветкой, по залу пронесся ураган. Оборванные официанты и клиенты бросились к двери. А в баре остались только мы, зачарованные друг другом, из-за ветра не в силах вымолвить ни слова.


Она собрала вещи, и мы вышли из разгромленного бара. Следовать за ней? Ничего другого мне не оставалось. Вскоре я перестала различать, где мы и куда идем. Клетка открылась. Город словно превратился в лабиринт какого-то научного эксперимента, и именно она была крысой-лидером.

Наконец мы оказались перед крохотным кафе в не лучшем районе города. Она влетела внутрь, и мы сели за столик, накрытый пугающе милой клетчатой скатертью, с парой гвоздик и несколькими гриссини. Откуда-то появился мальчик с графином красного вина и вазочкой оливок. Он вручил нам меню, словно это был самый обычный ужин в такой же обычный день. Я попалась в лапы Борджиа, и теперь они хотели меня накормить.

Я заглянула в меню. НА ИТАЛЬЯНСКОМ БЛЮДА ВКУСНЕЕ.
- Здесь мы впервые встретились, - сказала она. – В 1947-м, в день, когда я родилась...

181 Хайтак

Я и она шли к месту встречи с разных концов города. Я представляла, какой злой она будет, уверенной в себе, готовой разгромить меня в пух и прах в моей же игре. Схватка предстояла жаркая, а призом в ней был Джов. Когда я сказала ему, что получила от нее письмо, он решил поехать на выходные к друзьям.
Ее письмо лежало у меня в кармане — аккуратный подчерк, не терпящий возражений тон: “Мы встретимся в среду 12 числа в 6:30 вечера в баре гостиницы “Алгонквин”.
Почему именно здесь?
Вот я и пришла.
У меня еще есть пять минут. Время неумолимо.
Я оделась для битвы: вся в черном от декольте до каблуков, волосы распущены, в ушах массивные золотые серьги, на лице боевой макияж. Перед мой соперницей у меня было преимущество в двадцать лет, и я планировала подороже продать каждый месяц.
Конечно же, в волосах у нее седина, лицо в морщинах, она полная и безвкусно одевается. На ногах у нее классика жанра — “босоножки на носки”, а глаза за стеклами очков напоминают экспонаты в музее. Я представляла ее предельно ясно: редеющие волосы и стареющее тело, с загнанной внутрь надеждой. Да я же от нее мокрого места не оставлю!
Ее еще нет. Внутри бар напоминал шахматную доску по которой сновали официанты с высоко поднятыми блестящими подносами, подавая парочкам очередную порцию Мартини. На этой доске я была черной фигурой, которая, следуя правилам, двигалась буквой Г между рядами столиков, но кроме нескольких бизнесменов, бросивших на меня заинтересованный взгляд, на меня никто не обращал внимания. Конечно же, она не пришла. Да и с чего ей? Это было противостояние характеров, и она проиграла. У меня сильно разболелась шея, я заказала выпить и уселась за столик под пальмой в кадке.
— Разрешите составить вам компанию?
— Пожалуйста. Вы из Англии?
— Заметно?
— Для американки вы чересчур вежливы.
— Разве американцы не вежливы?
— Только если им хорошо заплатить.
— Британцам даже это не поможет.
— В таком случае мы с вами изгои.
— В моем случае верно подмечено. Мой отец часто здесь бывал. Он любил Нью-Йорк. Говорил, что это единственное место на земле, где человек может оставаться собой и при этом лезть из кожи вон, чтобы стать кем-то другим.
— У него получилось?
— Что именно?
— Стать кем-то другим.
— Ах, вот вы о чем. Да, получилось.
Мы сидели молча. Она смотрела на дверь, а я смотрела на нее. Незнакомка была стройная и поджарая, словно борзая. Из-за того, что она слегка наклонилась вперед, ее блузка — белая, накрахмаленная и дорогая — плотно обтянула спину, а ее левая рука больше всего напоминала витрину ювелирного магазина. Я не представляла, как женщина может носить на себе столько серебра и при этом еще умудряться двигать рукой.
У нее были темно-рыжие волосы цвета сандала или выделанной кожи и той степени мягкости, которая частично дана от природы, а частично достигается тщательным уходом. Я подумала, что ее внешний вид был настолько же вычурным, насколько он был естественным.
— Ждете кого-нибудь? — задала я вопрос.
— Ждала. — Она посмотрела на часы. — Вы остановились здесь?
— Нет. Я живу в Нью-Йорке. Работаю в Институте перспективных исследований, а сюда приехала, чтобы встретиться…
Встретиться… Столкнуться лицом к лицу, познакомиться, представиться; найти, испытать, получить, дождаться приезда; сойтись, сойтись в схватке
— А сюда приехала, чтобы встретиться...
В комнату ворвался торнадо, вырывая у рук из посетителей бокалы, раскидывая бутылки за барной стойкой, словно пушинки, поднимая вверх мебель, швыряя об стену и разбивая в щепки. Официантов и гостей порвало в клочья и выдуло за дверь. В комнате остались только мы вдвоем, зачарованно смотрящие друг на друга и не способные произнести ни слова из-за ветра.
Она собрала вещи, и мы вместе ушли из разрушенного помещения. Мне оставалось только следовать за ней в хитросплетении улиц. Я не знала, где мы находимся. Система координат размылась. Город стал темным переулком, в котором она ориентировалась как опытная крыса.
Наконец мы подошли к небольшой закусочной в потрепанной части города. Она стремительно вошла внутрь, и мы сели за столик с подозрительно красивой клетчатой скатертью, двумя гвоздиками и хлебными палочками. Подошел официант с графином красного винами и блюдом оливок и подал на меню, как будто это был самый обычный обед в самый обычный день. Я попала в лапы к Борджиа, и сейчас они хотели, чтобы я поела.
Я посмотрела в меню. НА ИТАЛЬЯНСКОМ ЕДА ВКУСНЕЕ.
— Здесь я его и встретила. — произнесла она. — В 1947, в день, когда появилась на свет…
 

182 Эффи

Мы направлялись к месту встречи из разных концов города. Самоуверенная, разъярённая, готова сразиться со мной и победить — такой рисовало мне соперницу воображение. Предстояла жестокая схватка, а наградой триумфатору был Джов. Я рассказала ему о письме, и Джов вдруг решил съездить на выходные к друзьям.
Письмо у меня с собой. Аккуратный почерк. Указание повиноваться. «Встретимся в баре отеля „Алгонкин“ в среду, 12-го, в 18:30».
Почему именно «Алгонкин»?
Вот и отель.
Ещё пять минут. Пять мучительных минут.
Я оделась, как на бой: в чёрном от декольте до кончиков туфель, волосы распущены, широкие золотые кольца серёг, боевая раскраска косметики. Я моложе на двадцать лет, и каждый непрожитый месяц приближает меня к победе.
У неё, конечно, волосы седеют, на лице морщины, фигура расплылась. Одевается кое-как, в стиле «носки плюс сандалии». Глаза за стёклами очков, как экспонаты в музее. Я будто вижу её силуэт, мерцающий огоньком затаённой надежды. Я смету её с дороги.

Кажется, её нет. В баре шахматными фигурами застыли парочки с бокалами мартини, лавируют официанты, высоко подняв поблескивающие металлом подносы. Я прошлась по залу черным конём вперёд и вбок, но поймала восхищенные взгляды только нескольких дельцов.
Конечно, она не пришла. Конечно, и не придёт. Эту войну нервов выиграла я. Вдруг ужасно разболелась шея. Я заказала вина и в изнеможении рухнула в кресло под пальмой в огромном горшке.
— Здесь не занято?
— Нет, не занято. Вы, наверное, англичанка.
— Почему вы так решили?
— Для американки вы слишком вежливы.
— Разве американцы не умеют себя вести?
— Умеют, если им хорошо заплатить.
— Англичане не станут вежливее, сколько ни заплати.
— Тогда мы с вами, должно быть, эмигранты.
— Можно сказать и так. Мой отец когда-то бывал в Америке. Ему очень нравился Нью-Йорк. Он говорил, что только здесь можно быть самим собой, работая, как проклятый, чтобы всё изменить.
— И у него получилось?
— Что?
— Всё изменить.
— Да, получилось.

Мы помолчали. Её взгляд был обращён к двери. Я внимательно оглядела собеседницу. Стройная, напряжённая, тело, как у породистой гончей. Слегка наклонилась вперёд, и белая накрахмаленная блузка (безумно дорогая!) обрисовывает контуры спины. На левой руке украшений больше, чем на витрине «Тиффани». Не знаю, как можно носить столько серебряных браслетов и колец и не сгибаться под их тяжестью.
Волосы темно-вишнёвые, цвета красного дерева, красной выделанной кожи, послушные от природы, ухоженные. Всё в ней одновременно изысканно и безыскусно.

— Кого-то ждёте? — спросила я.
— Ждала, - ответила она, взглянув на часы. — А вы остановились в отеле?
— Нет. Я живу в Нью-Йорке. Работаю в Институте перспективных исследований. Я приехала встретиться с…
Встретиться — значит встать лицом к лицу. Познакомиться. Быть представленной. Найти. Испытать. Получить. Ожидать прибытия. Столкнуться. Сойтись в бою.
— Я приехала встретиться…

По залу пронёсся вихрь: вырвал из рук бокалы, разбросал бутылки в баре, словно кегли, поднял в воздух столы и стулья и швырнул о неподвижно застывшую стену. Посетителей и официантов тряпичными куклами вынесло в открытую дверь. Остались только она и я, только я и она. Мы смотрели друг на друга, как под гипнозом, и не могли выговорить ни слова на ветру.

Она взяла сумочку, и мы вышли из разрушенного бара. Дорога стелилась ей под ноги, а я шла следом, потерявшись в пространстве. Векторы проспектов надломились. Переулки расползались змеями, но она знала, куда идти.
Наконец, мы оказались у ресторанчика на какой-то обшарпанной улице. Дверь распахнулась, мы вошли и сели за столик, накрытый устрашающе милой скатертью в клеточку. На столе - две гвоздички и несколько палочек гриссини. Юноша принёс графин красного вина и оливки. Подал меню, как будто вечер был самый обыкновенный, и мы просто зашли поужинать. Я угодила в лапы к Борджиа, и меня собирались накормить.
Что нам скажет меню? ПО-ИТАЛЬЯНСКИ ВКУСНЕЕ.
— Здесь я впервые увидела его, — заговорила она. — В 1947 году, в день, когда я родилась…