1. *Anne Shirley-Cuthbert*

Мы пересекли долину и остановились на берегу озера, вид на которое открывался с горной дороги. Показалось солнце, и с поверхности воды поднялась испарина. Взамен оплаты парковки смотритель дал нам брошюру-карту с обозначениями туалетов и палаточного городка. Медленно и тихо мы подошли ближе к воде: с озера тянуло прохладой. Заслышав наши шаги, лягушки издавали встревоженный писк, прежде чем волшебным образом скрыться в иле, нырнув в воду.
Слоган принялся называть мне виды уток, сбившихся в стаю поодаль от берега.
— Здесь серые утки, а во-о-он там — американская свиязь. Когда я был ребенком, их называли плешивыми. Прямо рядом с ними — гоголь. Еще один гоголь — только малый — с белым пятнышком на голове. Я видел сотни таких в детстве. В Теннесси их было просто тьма.
Слоган не упускал возможности подчеркнуть, какое замечательное у него было детство, а мне оставалось лишь признать: воспоминания о его прошлом выглядят куда более красочно, нежели мое настоящее.
— Куда же они подевались? — поинтересовался я.
— Из-за охоты все они вымерли.
Кроме нас на берегу были только выгруженные на гальку каноэ и мелкие парусники, а в нескольких метрах впереди длинноногая птица взволнованно передвигалась короткими перебежками, стараясь держаться на расстоянии.
— Смотри, как этот крикливый зуек маячит крылом. Это попытка доказать хищникам, за которых он нас с тобой принял, что его крыло повреждено. Но на самом деле это просто уловка для отвлечения внимания: подберись ты поближе, и он упорхнет, ведь эта хитрая птичка в полном порядке. Должно быть, где-то поблизости у нее гнездо — наверное, как раз в той стороне, откуда она так удирает.
Мы замерли, наблюдая за птицей, и в конце концов она упорхнула.
— Я так понимаю, не судьба тебе уехать с нами, да? — вновь заговорил Слоган.
Хотя идея принадлежала, конечно, больше Слогану, они с Евой вместе подумывали над тем, чтоб взять меня с собой, когда придет (если придет) время возвращаться домой. «Домой» означало в Мемфис, где я провел бы около года, а может, и больше. Мне даже верилось в эту идею, ведь прошлым летом я уже уезжал к бабушке в Форт-Лодердейл на целый месяц.
Слоган завел этот разговор пару недель назад. Тогда он сказал мне:
— Представь, как полезно тебе было бы на время сбежать и из этого дурдома, и из школы: семестр явно не задался, согласен? Я предлагаю тебе сделать паузу и на годик отправиться в Мемфис вместе с нами. Ты мог бы пойти в местную школу, чтобы не запускать учебу. Этот город – прекрасное место для мальчишки вроде тебя, где ты явно не заскучаешь в окружении своих сверстников. Я и сам вырос в этом городе. Там есть даже амбар на небольшом участке, который принадлежал моему отцу. Обычно там градусов на десять теплее, но в остальном все как здесь.
Родителям же в эту идею не верилось. Особенно маме. Она совершенно взбесилась, обозвала всю затею просто бредовой, мол «я не позволю этим двоим похитить моего собственного сына». Мама, конечно, как обычно сгустила краски, а мы как обычно промолчали. Без очередного скандала в тот день не обошлось.
— Сложно все это, — вздохнул я.
— Да, знаю. Я заранее понимал, что шансов мало, но попытаться стоило.
— И всё-таки... вряд ли.
— Пойдем-ка уже к машине, — предложил Слоган.
— Очень часто люди заходят в тупик, — начал Слоган, и я был почти уверен, что он подразумевает вовсе не поиск парковки в незнакомом месте — ...а тебе так или иначе следует научиться прощать их, даже если ты не в силах помочь им отыскать свой путь.
— Я уже сказал им, что не поеду, — признался я.
— Ты догадывался, что тебе все равно не позволят, или ты на самом деле не хочешь?
Какое-то время мы шли молча, и я думал над его словами.
— Я хочу, чтоб все были довольны, — вот и все, что я сказал.
— Ты не обязан всем угождать, понимаешь? — возразил Слоган. Он считал, что это лишь способствует проблеме. Я никакой проблемы здесь не видел. Просто так устроен мир. Это жизнь.
Мимо хижины смотрителя мы прошли молча, словно беспокоясь о том, что он мог подслушать наш разговор.
Тишину прервало внезапное объявление Слогана.
— Послушай, завтра утром мы с Евой уезжаем в Мемфис. Сегодня решили. Я должен был тебе сказать.
Я уставился на него в непонимании.
— Сначала я надеялся вместе с твоим отцом разобраться в некоторых рабочих делах, прежде чем... но... — паузу в его словах заполнил хруст парковочного гравия под его ногами — ...после вчерашнего скандала с твоей мамой и Дейви?.. — его незаконченная мысль повисла в воздухе.
Затем Слоган добавил:
— Необязательно быть Зигмундом Фрейдом, чтоб понимать: причина такого маминого поведения вовсе не в твоем брате. Точнее, она не только в нем. Дейви лишь подливает масла в огонь, понимаешь? Каждый из нас по-своему повлиял на нее, из-за чего теперь происходит то, что происходит. Потому-то мы и решили слинять — вероятно, это поможет твоей маме немного разгрузиться.

2. *TolMacho

Marshmallows by Byron Spooner

Мы пересекли долину и остановились у озера, которое заприметили еще с вершины горы. Лучи восходящего солнца падали на утренний туман, и тот волной поднимался над водной гладью. За парковку пришлось заплатить, зато нам выдали карту местности с обозначенными на ней кемпингами и туалетами. Мы не спеша пошли вдоль берега; здесь было заметно прохладнее. Потревоженные лягушки при нашем приближении недовольно квакали и прыгали в воду, без следа исчезая в прибрежном иле.

Слоган показал на уток, сбившихся в стаю и спросил:

– А ты видишь, что они разные? Эти серые так и называются – серая утка. А вон свиязь, мы в детстве звали их лысухами. Рядом – гоголь обыкновенный, а тот, с белым пятном на голове – малый гоголь. Когда я был мальчишкой, у нас, в Теннесси, этих уток было... видимо-невидимо. Не то, что сейчас.

Он любил вспоминать о временах, «когда был мальчишкой»; и рассказывал так, что я начинал завидовать ему.

– Они что, улетели куда-то, эти утки? – спросил я.

– Нет, не улетели… Их перестреляли.

На прибрежной гальке лежали прогулочные лодки и несколько каноэ. Мы обошли их и увидели странную длинноногую птицу. Она суетилась, металась туда-сюда; не убегала, но и не подпускала нас совсем близко.

– Это – крикливый зуёк. Видишь, приволакивает крыло? Самка приняла нас за хищников, и пытается обмануть – притворяется, будто оно сломано. Привлекает внимание к себе, и уводит от гнезда, которое где-то рядом. А с крылом все в порядке, если подойдем слишком близко, она просто улетит.

Мы остановились и понаблюдали за птицей, пока она и вправду не улетела.

– Ну что, судя по всему, мой план провалился? Не отпустили тебя?

Слоган и Ева (идея Слогана, конечно) задумали взять меня с собой, когда они соберутся, наконец, домой в Мемфис. Чтобы я пожил у них год или около того. Прошлым летом я провел полтора месяца у бабушки в Форт-Лодердейле, так что это не показалось мне чем-то из ряда вон выходящим.

Пару недель назад он убеждал меня: "Сам подумай, как было бы здорово вырваться из этого бедлама. Хоть на какое-то время. Поехали с нами; пока на год, там посмотрим. С учебой-то все плохо. Мы устроим тебя в хорошую школу, подтянешься. Я вырос в Мемфисе. Мальчишкам там раздолье. А новые друзья – это всегда новые возможности!

Слоган не обошелся без слогана.

– От отца остался дом, участок земли, амбар. В принципе все как и здесь, но теплее градусов на десять, представляешь?

Родителям, однако, эта идея не показалась заманчивой; а если честно, мама так вообще была на грани истерики, подняла крик: "Я разгадала их коварный план! Они хотят украсть моего сына!". Остальные сочли, что киднеппинг – уж очень смелая версия, но вслух этого никто не сказал. Криков и слез и так было достаточно.

– Дело оказалось непростое, – сказал я.

– Понимаю, – ответил Слоган, – я знал, что просто не будет, но мне всегда нравились рискованные затеи.

– Всегда…

– Давай-ка возвращаться, – сказал он, и мы повернули назад.

– Люди частенько сбиваются с пути…

Ясное дело, это он не про дорогу к машине.

– А мы должны прощать их, даже если они упорствуют в своих заблуждениях и отвергают помощь.

– Я уже сказал маме, что не поеду.

– Потому, что тебя не пустили бы в любом случае, или сам так решил?

Мы шли, я раздумывал над ответом.

– Это единственный выход. Чтобы всем было хорошо.

– А это не ТВОЯ забота – чтобы всем было хорошо. Я вообще думаю, что именно отсюда ваши проблемы.

О каких проблемах он говорит? Жизнь как жизнь, по-моему. Все так живут.

Проходя мимо будки егеря, мы замолчали; будто боялись, что нас подслушают.

– В общем, мы завтра уезжаем. Возвращаемся в Мемфис, сегодня утром приняли решение.

Я уставился на него.

– Хотел еще немного задержаться, чтобы закончить кое-какие дела с твоим папой, – сказал он, – но...

Гравий на парковке хрустел в такт его шагам.

– ...после вчерашнего скандала и этой безобразной сцены... – он не стал договаривать.

Хруп, хруп…

– Не нужно быть Фрейдом, чтобы понять – все, что наговорила вчера мама – не из-за Дэйви. Вернее, не только из-за него, Дейви только повод. Это она о папе, о тебе. И о нас с Евой. Так что еще и поэтому мы засобирались. Может, твоей маме хоть немного станет полегче.

3. 0ddy

Мы пересекли долину и остановились у озера, которое заметили с вершины горы. Туман поднялся с поверхности воды, когда ее осветило солнце. Нам пришлось заплатить смотрителю за парковку, а взамен он дал брошюру с картой, на которой отмечены площадки для кемпинга и туалеты. На берегу озера оказалось прохладнее. Мы шли медленно, тихо. Впереди нас лягушки с крошечными тревожными криками прыгали в воду и, как по волшебству, исчезали в иле при нашем приближении.

Слоган выкрикивал названия видов уток, собравшихся ближе к центру.

— Вон те серые так и называются серыми утками. А там? Американская свиязь. В твоем возрасте мы обычно называли их свиягами. Рядом обыкновенный гоголь. Та, что красуется белым пятном на голове, — американский гоголь. Когда я мальчишкой жил в Теннесси, их было гораздо больше, миллионы.

Он всегда рассказывал о своем детстве, и, надо признать, его описания выглядели значительно лучше моей ситуации.

— Куда они переселились? — спросил я.

— Они не переселились, — объяснил Слоган, — их отстреляли.

Мы пошли вдоль насыпи из гравия, на которой лежали вытащенные на берег каноэ и маленькие парусные лодки.

Длинноногая птица понеслась сломя голову перед нами короткими, беспокойными перебежками, все время держась на расстоянии около четырех с половиной метров от нас.

— Это крикливый зуек. Видишь, кажется, что у нее что-то не так с крылом? Она все время выставляет напоказ белое пятно. Так птица надувает хищников, за которых приняла нас по ошибке, убеждает их, что у нее сломано крыло. Пытается отвлечь, увести в сторону. Если ты подойдешь слишком близко, то она улетит, с крылом у нее все в порядке. Возможно, у нее поблизости гнездо, наверное, в противоположном направлении от того, куда она бежит.

Мы остановились и наблюдали за птицей, пока она наконец не улетела.

— Похоже, идея твоей поездки со мной и Эвой на время в Мемфис не осуществится?

Слоган и Эва, в основном Слоган, придумали план забрать меня с собой к ним домой, если и когда они все-таки соберутся уехать. Домой в Мемфис, где я остался бы с ними на год или около того. Прошлым летом я уже провел шесть недель у бабушки в Форт-Лодердейле, так что идея не казалась мне совсем неправдоподобной.

Пару недель назад он мне объяснил: «Подумай, как полезно будет уехать от этих неприятностей, от заваленных экзаменов в школе? Я всего лишь предлагаю сделать передышку, поехать с нами в Мемфис. На год. Мы запишем тебя в школу, чтобы ты продолжил заниматься и не отстал.

Я вырос в Мемфисе. Это прекрасное место для мальчика. Там тоже много других ребят, с которыми можно дружить. Дом с участком земли. Он принадлежал моему отцу. Мы бы устроили амбар. Там теплее градусов на десять, а в остальном так же, как здесь».

Но мои родители, особенно мама, на это не повелись. Вообще-то, у нее чуть крыша не съехала от такой перспективы. Она назвала план безумным и заявила: «Я не позволю этой парочке похитить моего сына», что остальные сочли сильным преувеличением, но вслух никто ничего не сказал. Много визгов и плача.

— Ну да, тут все сложно, — ответил я.

— Я понимаю, — произнес Слоган. — Я знал, что шансов мало, но я всегда любил рисковать.

— И все же...

— Пошли обратно к машине, — сменил он тему, и мы повернули назад.

— Люди все время сбиваются с пути, — продолжил Слоган, и я не сомневался, что речь идет не о возвращении к машине. — И их нужно прощать, даже если ты не можешь помочь им выйти на правильную дорогу.

Я ответил:

— Я уже сказал им, что не поеду.

— Ты действительно не хочешь ехать или ты отказываешься только потому, что они бы тебя все равно не отпустили, даже если бы ты очень хотел?

С минуту я шел молча, обдумывая его слова.

— Это единственный способ добиться того, чтобы все стало на свои места, — объяснил я, — сделать всех счастливыми.

— Делать всех счастливыми не твоя задача, — возразил он, — думаю, что отчасти проблема именно в этом.

Я не видел здесь никакой проблемы. Просто так обстоят дела. Жизнь.

Мы молча прошли мимо будки смотрителя, как будто боялись, что он подслушает.

— Послушай, должен тебе сказать, мы с Эвой завтра утром уезжаем. Возвращаемся в Мемфис. Мы сегодня утром решили.

Я вытаращил глаза.

— Я собирался остаться и закончить кое-какие дела с твоим отцом, — продолжил Слоган, — но...

Гравий на парковке хрустел и поскрипывал под его ногами.

— После вчерашнего вечернего скандала и всего... всего этого дерьма между твоей мамой и Дэйви?.. — он не договорил.

Потом добавил:

— Не надо быть Зигмундом Фрейдом, чтобы понять, что нападки твоей мамы связаны не с Дэйви. Во всяком случае, не только с ним. Он лишь катализатор. Она сердится на твоего отца, на тебя, даже на нас с Эвой. Так что это одна из причин нашего бегства. Возможно, оно поможет снять немного напряжение с ее плеч.

4. 1eva

«Маршмэллоу»
Байрон Спунер

Спустившись в долину, мы остановились у озера, которое облюбовали с вершины. Солнце так и било, и над водной гладью висело марево. Смотритель взял с нас плату за парковку и взамен вручил буклет с картой, на которой были отмечены места для кемпинга и уборные. На берегу озера чувствовалась прохлада. Мы неторопливо и спокойно прогуливались. Впереди с тревожным писком в воду прыгали лягушки, но стоило приблизиться, как они, словно по волшебству, погружались в тину.

Слоган устроил перекличку уткам, крякающим на середине озера:

– Здесь – серая утка. А там – американская свиязь. В юности мы называли её плешивцем. Рядом с ними обыкновенный гоголь. Видишь ту птицу с ярко-белым пятном на голове? Это малый гоголь. Мальчишкой в Теннесси я наблюдал гораздо больше таких уток, целые миллионы.

Он постоянно упоминал то время, когда был «мальчишкой», и следовало признать, что его истории рисовали гораздо более выигрышное положение, чем мое.

– Куда они улетели? – спросил я.

– Никуда, – ответил Слоган. – Их перестреляли.

На галечной отмели, вдоль которой мы шли, лежали лодки и небольшие парусники.

Длинноногая птица тревожно и хаотично бросалась из стороны в сторону, держась метров на пять впереди.

– Крикливый зуёк. Посмотри, как странно выглядит его крыло! Как он выставляет белое оперение! Притворяясь, что у него сломано крыло, зуек дурачит хищников – в данном случае по ошибке нас. Он пытается нас увести, отвлечь. Если ты приблизишься, птица улетит, с ней всё в порядке. Вероятно, неподалеку у зуйка гнездо, и вероятно, оно находится в противоположном направлении от того, куда он бежит.

Мы остановились и следили за птицей, пока она наконец не упорхнула.

– Полагаю, план поехать тебе на какое-то время в Мемфис со мной и Евой забраковали? – нарушил молчание он.

Ева и главным образом Слоган пригласили меня составить им компанию, если когда-нибудь они соберутся покинуть наши края. Я могу остаться на год или около того у них в Мемфисе. Прошлым летом я провел полтора месяца у бабушки в Форт-Лодердейле, поэтому совершенно неправдоподобной эта мысль не казалась.

Пару недель назад он так объяснил свою идею: «Только представь себе, как здорово будет сбежать из сущего бедлама, развеяться после напрочь запоротого семестра! Я всего лишь предлагаю тебе устроить передышку и отправиться с нами в Мемфис. На год. Мы отдадим тебя в школу, то есть ты продолжишь учиться и не упустишь время.
Я вырос в Мемфисе. Славное место для мальчишки, чтобы взрослеть, окруженным сверстниками! От отца мне достался клочок земли. Мы бы построили амбар. Там теплее градусов на десять, а в остальном – как здесь».

Но мои родители, особенно мать, не повелись: она прямо распсиховалась из-за этой, как она выразилась, бредовой затеи, и заявила: «Я не позволю тем двоим похитить моего сына», что всем нам показалось крайним преувеличением, но никто не проронил ни слова. Одни визг и рыдания.

– Ну да, всё сложно, – отозвался я.

– Принято, – произнес он. – Знал, что шансов на успех маловато, но всегда любил рискованные ставки.

– Хотя…

– Вернемся к машине, – прервал Слоган, и мы побрели обратно.

– Люди вечно сбиваются с пути, – заметил он, и я не был вполне уверен, что речь шла о возвращении к машине. – И нужно уметь прощать, даже если ты не можешь помочь им найти ту самую дорогу.

– Я уже заверил их, что не поеду, – сказал я.

– Ты так поступаешь потому, что действительно этого хочешь, или лишь потому, что они бы тебя не отпустили, несмотря на твое сильное желание уехать?

Мы двигались дальше, пока я раздумывал над ответом:

– Не вижу другого способа всё уладить, сделать всех счастливыми.

– Не твоя забота всех осчастливить, – возразил Слоган. – Пожалуй, в том беда отчасти и заключается.

Я и не подозревал о какой-то беде. Просто именно так всё устроено. Такова жизнь.

Мы миновали будку смотрителя, не издав ни звука, словно опасались, что он подслушивает.

– Знаешь, должен предупредить тебя, что утром мы с Евой отчалим. Домой в Мемфис. Решили так сегодня с утра.

Я уставился на него.

– Я намеревался поболтаться здесь еще, пока мы не завершим одно дельце с твоим отцом, – начал Слоган. – Но…

Гравий на парковке захрустел и заскрипел под его ногами.

– После вчерашней бучи и всей… всей той хрени между твоей мамой и Дэйви… – оборвал он фразу, а затем добавил:

– Не нужно быть Зигмундом Фрейдом, чтобы понять: выпады твоей мамы направлены не на Дэйви. Или не только на него, по крайней мере. Он лишь сыграл роль катализатора. Она говорила о твоем папе и тебе. И обо мне с Евой. Соответственно, одна из причин, по которой мы сматываемся, – хоть немного облегчить участь твоей мамы.
 

5. 3абава

Перебравшись через долину, мы остановились на берегу озера, которое заметили с горы. От нагретой солнечными лучами воды поднимался туман. Заплатили сотруднику парка за въезд и получили у него карту местности с отмеченными туалетными кабинками. От озера веяло прохладой. Мы шли медленно, в тишине. С тропинки перед нами прыгали в воду лягушки, негромко встревоженно квакая, и каким-то чудом исчезали в густом иле прямо на наших глазах.
Дикие гуси с гоготом устремились к середине озера, и Шлоган принялся перечислять названия видов.
– Серые – это воркушки. А там – американские свиязи. В твои годы мы звали их лысками. Рядом – гоголь обыкновенный. Вон тот, с белым пятном на голове, видишь? Головастик. Когда я жил в Теннесси, ещё мальчишкой, этих гоголей было полным-полно, прямо тучи.
Он часто рассказывал о тех временах, когда был мальчишкой, и приходилось признать, что жилось ему получше, чем мне сейчас.
– Куда же они подевались? – спросил я.
– Никуда. Перестреляли их.
Мы вышли на посыпанный гравием берег, где лежали перевернутые каноэ и небольшие лодки.
Длинноногая птица зигзагами неслась перед нами, не подпуская ближе, чем метра на четыре.
– А это крикливый зуёк. Видишь, крыло будто вывернуто? Сверкает нам белым пятном, заметил? Хищников обманывает. Думает, мы охотимся, и уверяет, что у неё сломано крыло. Уводит нас, заманивает. А подойдем ближе, сразу улетит – крылья-то целы. Наверное, гнездо поблизости, вот от него и уводит.
Мы остановились и наблюдали за птицей, пока она не улетела.

– Надо понимать, наше с Евой приглашение в Мемфис встретили в штыки?
Шлоган и Ева, в основном, конечно, Шлоган, предложили забрать меня, когда соберутся уезжать. Приглашали к себе, в Мемфис, погостить годик или около того. Прошлым летом я полтора месяца прожил у бабушки в Форт-Лодердейле, так что в предложении поехать в Мемфис не заметил ничего особенного.
Пару недель назад Шлоган вдруг сказал:
– Только представь, как здорово было бы сбежать из этого бардака, оставить за спиной ошибки последней школьной четверти. Передохни, поживи с нами в Мемфисе. Скажем, годик. Походишь в школу там, чтобы не отстать по всем предметам.
Я в Мемфисе вырос. Мальчишкам там не скучно. Всегда найдется компания однолеток. У нас дом, вокруг поля. Раньше ферма принадлежала моему отцу. Есть амбар. Климат там теплее, чем здесь, градусов на десять, а в остальном – никакой разницы.

Однако мои родители, в основном, мать, конечно, вовсе не пришли в восторг. Честно говоря, мать вообще разъярилась и заявила, мол, все это галиматься и чушь собачья и она «не позволит этой парочке украсть у неё сына», что остальные посчитали преувеличением, но впрочем, не возразили. Криков и воплей было предостаточно.
– Да, всё сложно, – вздохнул я.
– Понятное дело, – кивнул он. – Так и знал, что шансов мало, но люблю я безнадежные дела.
– И всё же…
– Пошли к машине, – сказал он, и мы повернули обратно.
– Люди постоянно сбиваются с пути, – продолжил он, наверняка не имея в виду наше возвращение к автомобилю. – Их надо прощать, даже если не получается наставить на правильный путь.
– Я всем сказал, что никуда не поеду, – проговорил я.
– Ты в самом деле не хочешь, или просто знаешь, что всё равно не отпустят?
Я обдумал его слова, не замедляя шагу.
– По-другому не расставить всё по местам, не сделать так, чтобы все были счастливы.
– Счастье остальных – не твоя забота, – услышал я в ответ. – И в этом, похоже, отчасти и кроется проблема.
Я и не думал, что есть какая-то проблема. Просто так уж сложилось. Такая вот жизнь.
Проходя мимо будки паркового смотрителя, мы замолчали, будто опасались, что он нас подслушает.
– Вот что, завтра утром мы с Евой уезжаем. Обратно в Мемфис. Сегодня решили.
Я молча уставился на него.
– Хотел я было задержаться, чтобы уладить кое-какое дельце с твоим папашей, – продолжил он, – но…
Под его ногами захрустел гравий, которым была посыпана стоянка для машин.
– После вчерашних воплей и всей этой… грызни между твоей мамой и Дейви…
Невысказанная мысль повисла в воздухе.
Помолчав, он добавил:
– Я не Зигмунд Фрейд, но отлично вижу: твоя мать бесится не из-за Дейви. Или не только из-за него. Он всего лишь повод. Дело в твоем отце, и в тебе. Ну и в нас с Евой тоже. Так что мы, пожалуй, дернем отсюда, и пусть твоя мама чуток успокоится.

6. about right

Мы пересекли долину и остановились у озера, которое недавно видели с вершины горы. От воды, освещённой солнцем, поднимался туман. За парковку пришлось заплатить смотрителю, а он вручил нам карту с площадками для палаток и туалетами. На берегу озера было прохладнее. Мы со Слоганом шли не спеша, молча. Перед нами лягушки с тревожным попискиванием прыгали в воду и, как по волшебству, исчезали в тине.

– Те серые – шилохвости, – называл мой спутник виды уток, сбившихся в кучу на середине озера. – Вон там – американская свиязь. Когда я был мальчишкой, как ты, мы называли их плешивыми. Рядом – обыкновенный гоголь. Та, с большим белым пятном на затылке – гоголь-головастик. В мои детские годы, там, в Теннесси, таких красавчиков было куда больше, видимо-невидимо.

Слоган постоянно говорил о своих детских годах, и, надо признать, похоже, ему повезло больше, чем мне.

– И куда они улетели? – спросил я.

– Никуда они не улетели, – ответил он, – их перестреляли.

Мы шли по галечному берегу, вдоль которого выстроились лодки и маленькие парусники.

Небольшая длинноногая птица кружила перед нами беспокойными, отрывистыми движениями, всё время держась футах в пятнадцати от нас.

– Это крикливый зуёк. Видишь, у него как будто сломано крыло? Видишь, мелькает белое пятно? Он принимает нас за хищников и пытается обмануть: притворяется раненым. Старается отвлечь нас, отвести от своего гнезда. Если подойти поближе, он улетит, он здоровёхонек. Вероятно, у него поблизости гнездо, вероятно, где-то позади нас.

Мы остановились понаблюдать за птицей, пока она, наконец, не улетела.

– Твои родители встретили наше предложение в штыки?

Слоган и Ева, прежде всего Слоган, задумали взять меня с собой, когда, наконец, поедут домой. Взять меня в Мемфис, где я пожил бы у них около года. Прошлым летом я уже проводил полтора месяца у бабушки в Форт-Лодердейле, так что идея не показалась мне совсем уж невероятной.

– Вот бы вырваться из всей этой кутерьмы, отделаться от этих ужасных школьных занятий, правда? Вот что, передохни, поезжай с нами в Мемфис. На годик. Будешь там учиться, так что не отстанешь, – объяснял он мне пару недель назад. – Я вырос в Мемфисе. Прекрасное место для мальчишки. Там много ребят, с которыми можно дружить. Домик на участке земли. Отцовское наследство. У нас была конюшня. Там немного теплее, чем здесь, а в остальном всё так же.

Но родители, особенно мама, не соглашались. Мама чуть не спятила из-за таких планов, назвала их идиотскими и заявила:

– Чтобы эти оболтусы украли моего ребёнка? Дудочки!

Мы с папой решили, что она слегка преувеличивает, но спорить не стали. А то криков и плача не оберёшься.

– Ну, вроде того, – пробормотал я.

– Понятно, – ответил Слоган. – Так и знал, что затея провальная. Все мои затеи провальные.

– Нет…

– Давай вернёмся к машине, – предложил Слоган, и мы повернули обратно.

– Люди порой сбиваются с пути истинного, – рассуждал он, наверняка имея в виду не нас. – Надо прощать их, если уж не получается наставить на путь истинный.

– Я уже сказал им, что не поеду.

– Ты и вправду не хочешь ехать или отказываешься потому, что тебе бы всё равно не разрешили?

Я на минуту задумался.

– Только так всё станет на свои места, – ответил я, – и все будут довольны.

– Ты не обязан всем угождать, – сказал Слоган, – и, пожалуй, проблема отчасти в этом.

Я и не думал, что здесь какая-то проблема. Просто так уж повелось. Ничего не поделаешь.

Мы прошли мимо будки смотрителя молча, как будто боялись, что он подслушает.

– Знаешь, завтра мы с Евой уезжаем. Возвращаемся в Мемфис. Мы так решили сегодня утром.

Я уставился на него.

– Я собирался остаться, пока мы с твоим папой не закончим кое-какие дела, но…

Гравий на парковке захрустел у него под ногами.

– …После вчерашнего шума и… после того скандала… – Он оборвал фразу на середине, а затем сказал: – Не нужно быть гениальным психологом, чтобы понять, что твоя мама ругала не Дэйви. По крайней мере, не только его. Он просто подлил масла в огонь. Она ругала вас с папой. И нас с Евой тоже. Вот почему мы собираемся укатить – чтобы твоей маме стало легче.

7. Agualhes

Маршмэллоу. Байрон Спунер

Мы быстро пересекли долину и притормозили у небольшого озера, которое заметили с вершины холма. С неподвижной поверхности воды, когда её касались тёплые лучи солнца, поднималась лёгкая дымка. Пришлось заплатить смотрителю, чтобы он разрешил поставить машину, а взамен тот вручил нам брошюрку с картой, на которой были отмечены туалеты и места, где можно ставить платки. У берега оказалось значительно прохладнее. Мы шли не спеша, почти бесшумно. Впереди, у самой кромки воды, лягушки в спешке прыгали в озеро c негромким криком, будто предупреждая остальных, и как по волшебству исчезали в грязи, стоило только нам подойти поближе.

Слоуген начал перечислять названия уток, которые громко крякали поодаль от берега.

– Серые так и называются – серые утки. А там, знаешь, кто? Американская свиязь. Мы называли их плешивыми, когда мне было столько же, сколько сейчас тебе. Рядом с ними обыкновенный гоголь. А видишь вон того, с белым затылком? Это малый гоголь. Когда я был маленьким, в Теннесси их было очень много, практически миллионы. – Он всё время рассказывал о детстве, и, стоило признать, в детстве ему было гораздо веселее, чем мне.

– А куда они делись? – спросил я.

– Никуда не делись, – ответил он. – Их всех перестреляли.

Мы пошли по гальке вдоль берега, где лежали каноэ и небольшие парусники.

Перед нами с шумом выскочила длинноногая птичка и побежала прочь короткими, суматошными рывками, не сильно отдаляясь – всего метров на пять, не больше.

– Это зуёк. Видишь, крыло подволакивает? Смотри, манит нас ярким белым пятном. Это он так дурачит хищников – и нас тоже по ошибке – притворяется, что у него крыло сломано. Пытается нас отвлечь, сбить с толку. Если подойти слишком близко, он улетит, с ним всё в порядке. Видимо, у него тут где-то гнездо, скорее всего, в другой стороне, он нас прочь уводит.

Мы остановились и смотрели на зуйка, пока он, наконец, не улетел.

– Полагаю, о том, чтобы тебе на время уехать со мной и Евой в Мемфис, никто уж и не вспоминает?

Слоуген и Ева, в основном Слоуген, конечно, звали меня с собой, когда они, наконец, соберутся уехать, если вообще когда-нибудь сподобятся. Они хотели, чтобы я пожил с ними в Мемфисе годик. Прошлым летом я уже жил полтора месяца у бабушки в Форт-Лодердейле, так что мне было не привыкать.

Пару недель назад он мне сказал:

– Представь, как хорошо было бы тебе вырваться из этого сумасшедшего дома, начать заново испорченный учебный год. Я просто предлагаю немножко отдохнуть у нас в Мемфисе. Всего год. Мы отправим тебя в школу, чтобы ты не отставал.

– Я вырос в Мемфисе, – продолжил он. – Замечательный город для ребёнка. Там много других детей, у тебя будут друзья. Участок есть небольшой. Он принадлежал моему отцу. Амбарчик, может, построили бы. Там теплее градусов на десять, а в остальном, как здесь.

Но мои папа и мама, в основном мама, конечно, никак не соглашались; мама вообще слетела с катушек, кричала, что идея сумасбродная, и в конце концов заявила:

– Я не позволю этим двоим забрать у меня моего сына.

Все остальные посчитали, что она сильно перегибает палку, но возразить никто не решился. Воплей и слёз было очень много.

– Да, сложновато, – сказал я.

– Понимаю, – ответил он, – я знал, что шансов маловато, но меня всегда манили трудноосуществимые планы.

– Ну, как есть...

– Давай-ка вернёмся к машине, – сказал он, и мы пошли обратно.

– Люди всё время сбиваются с пути, – сказал он, и я был уверен, что он имел в виду не обратный путь к автомобилю. – И нужно их простить, даже если не получается помочь им снова отыскать верную дорогу.

– Я уже сказал им, что не поеду, – заметил я.

– Ты правда так хочешь, или говоришь так потому, что тебя не отпускают, а на самом деле хочешь поехать?

Я подумал об этом некоторое время, пока мы шли.

– Только так получится всё уладить, – наконец, сказал я, – чтобы все были довольны.

– Чтобы все были довольны – не твоя забота, – сказал он, – думаю, это лишь усложняет ситуацию.

Я и не думал, что усложняю ситуацию. Всё всегда так и было. Такова жизнь.

Мы молча миновали одинокую сторожку смотрителя, будто опасались, что он подслушает.

– Знаешь, мне нужно кое-что тебе сказать, мы с Евой утром уезжаем. Поедем обратно в Мемфис. Сегодня утром решили.

Я уставился на него в замешательстве.

– Я думал остаться, пока не закончу тут дела с твоим папой, – продолжил он. – Но...

Гравий на стоянке скрипел и похрустывал под ногами.

– После этой истерики вчера и того, как... как твоя мама сорвалась на Дэйви...

Он так и не закончил мысль.

Затем он добавил:

– Не нужно быть Зигмундом Фрейдом, чтобы понять, что твою маму злит совсем не Дэйви. Ну, или, по крайней мере, не только Дэйви. Он просто стал последней каплей. Она злится на твоего папу, и на тебя. На меня с Евой тоже. Так что пора бы прислушаться к голосу здравого смысла и свалить, глядишь, может маме твоей станет хоть немножко легче.

8. Am Fm

Мы пересекли долину и остановились у замеченного с вершины озера. Над поверхностью воды в лучах солнца клубился туман. После неизбежной оплаты парковки нам вручили правила отдыха на природе и карту мест для палаток. На берегу веяло прохладой. Мы замедлили шаги, стараясь не шуметь. Лягушки встретили нас тревожным кваканьем и пропали в илистом мелководье.

На волнах покачивались стайки озерных птиц.

– Серые утки, – подсказал Слоган. – Чуть дальше – американские свиязи. Когда я был мальчишкой, мы звали их свистунами. Рядом с ними гоголи. Те, с белыми пятнами? Утки-головастики. В Теннесси таких раньше водилось намного больше, тысячи тысяч – я еще застал мальчишкой.

Он то и дело вспоминал времена, когда был мальчишкой, и, судя по всему, жилось ему лучше, чем мне.

– Куда они потом улетели? – спросил я.

– Да никуда, - ответил он. – Перестреляли их.

Мы шли по гальке вдоль берега мимо каноэ и парусных лодок.

Перед нами пробежала длинноногая пташка. Она беспокойно мельтешила у самой земли, но держалась на расстоянии нескольких шагов.

¬ Это зуёк. Видишь, как крыло вывернул? Притворяется, будто сломано. Белыми перышками за собой подманивает. Принял нас за врагов, вот и сбивает с толку. Попробуешь поймать – упорхнет как ни в чем не бывало. Гнездо где-то рядом, от него нас и уводит.

Мы наблюдали за ним, пока не улетел.

– Так и не надумал к нам в Мемфис*, погостить?

---- сноска ----
* Мемфис – город в штате Теннесси на юге США.
------------

Слоган и Ева, явно с подачи Слогана, предложили забрать меня к себе, когда наконец после дождичка в четверг соберутся домой, в Мемфис. Зазывали провести у них целый год, а то и больше. Прошлым летом я уже оставался на полтора месяца у бабушки в Форт-Лодердейле, так что поначалу даже размечтался.

Пару недель назад он мне втолковывал: «Хорошо бы тебе вынырнуть из этого бардака, взбодриться после провалов в учебе! Поезжай с нами в Мемфис, поживешь у нас год, а дальше видно будет. Пристроим тебя в местную школу, наверстаешь упущенное.

Я сам там вырос. Рай для мальчишек. В Мемфисе их много, есть с кем дружить. Мне от отца перешел небольшой участок, найдется место для всякой живности. Будет потеплее градусов на десять, вот и вся разница».

Родители не одобрили. Мать чуть с катушек не слетела, обозвала задумку Слогана полным бредом: «Не позволю отобрать у меня сына!» Остальные помнили, что никто не планировал меня похищать или удерживать силой, но промолчали. Истерика, вопли, слезы.

– Нет, не получается, – ответил я.

– Понимаю, – сказал Слоган, – Не сильно я и надеялся, но, как по мне, лучше хотя бы попытаться.

- Ну, всё-таки…

– Давай-ка обратно к машине, – прервал он, и мы повернули назад.

– Люди часто сбиваются с пути. – Почти уверен, он говорил не про возвращение на парковку. – Приходится прощать их, если уж не в силах помочь.

– Я уже сказал им, что не поеду, – буркнул я.

– Ты сам не хочешь, или даже если бы захотел – не пустили?

Я задумался.

– Только так я могу все наладить, - неловко объяснил я, - чтобы всем было хорошо.

– Всеобщее счастье не твоя задача – ответил он. – Сдается мне, от подобных мыслей узел только затягивается.

Я не догадывался, о каком узле речь. Жизнь я принимал такой, какая досталась.

На парковке мы молча прошли мимо поста охраны, будто нам было что скрывать.

- Завтра утром мы уезжаем, я и Ева. В Мемфис. Сегодня решили.

Я уставился на Слогана с открытым ртом.

– Поначалу думал задержаться, вместе с твоим отцом кое-что доделать… – Гравий ворочался и хрустел под его ногами, – …но после вчерашнего скандала и мерзкой… склоки между твоей мамой и Дейви...

Он собрался с мыслями и продолжил:

– Я не Зигмунд Фрейд, но и так понятно: твоя мама ругается не из-за Дейви. Не только из-за него. Он лишь спусковой крючок. Она переживает из-за твоего отца, из-за тебя. И нас с Евой. В том числе поэтому мы удираем – может, твоей маме будет полегче.

9. Anna Nim

«Маршмеллоу» Байрон Спунер

Мы пересекли долину и остановились у озера, которое заметили с вершины горы. Над водной гладью в лучах солнца поднимается туманная дымка. Рейнджер взял с нас деньги за парковку и вручил брошюру с картой, на которой были указаны места для кемпинга и туалеты. У озера было прохладнее. Мы шли медленно и тихо. Впереди лягушки прыгали в воду с испуганными писками, которые волшебным образом стихали, как только мы подошли ближе.

Слоган начал называть водоплавающих птиц, что теснились в центре озера.

— Те серые — гагары. А вон те? Это американские свиязи. Когда мне было столько же, сколько тебе, мы их называли лысухами. Рядом с ними — обыкновенный гоголь. А вон того с белым пятном на голове, видишь? Это гоголь-головастик. Я рос в Теннесси, и тогда этих ребят было гораздо больше, чем сейчас. Тысячи, если не миллионы.

Слоган постоянно вспоминает свое детство, и следует признать, когда он был мальчишкой, у него было поменьше забот, чем у меня.

— Они куда-то улетели? — спросил я.

— Да нет, — ответил он. — Их постреляли.

Мы зашагали вдоль галечного берега, на котором сушились каноэ и маленькие парусные лодки.

Длинноногая птица суетливо засеменила перед нами из стороны в сторону, держась на расстоянии около пяти метров.

— Это самка крикливого зуйка. Видишь, как она держит крыло и постоянно показывает нам белое пятно? Так она обманывает хищников: делает вид, что у нее сломано крыло. Сейчас она ошибочно принимает нас за угрозу и пытается привлечь к себе внимание. Если мы подойдем слишком близко, она тут же улетит, ведь никакого перелома у нее нет. Скорее всего, где-то здесь неподалеку ее гнездо, от которого она пытается нас увести.

Мы остановились понаблюдать за птицей, пока она, наконец, не улетела.

— Как я понимаю, идея поехать со мной и Евой в Мемфис, чтобы развеется, пошла ко дну?

Слоган и Ева — в основном, конечно, Слоган — придумали план, чтобы взять меня к себе домой, если и когда они, наконец, соберутся уезжать. Домой, то есть в Мемфис, где я должен был бы провести год или около того. Прошлым летом я шесть недель гостил у бабушки в Форт-Лодердейле, так что идея не показалась мне бредовой.

Пару недель назад Слоган посвятил меня в детали.

— Только представь, как здорово будет сбежать от постоянного стресса и долгов по учебе. Я тебе предлагаю взять передышку и поехать с нами в Мемфис. На год. Мы устроим тебя в школу, чтобы ты не отставал по программе, не переживай, — говорил он. — Я вырос в Мемфисе. Это прекрасный город, чтобы просто быть мальчишкой. Там есть ребята твоего возраста, с которыми можно подружиться. И у нас будет собственный деревянный дом на участке земли, что достался мне от отца. Там будет теплее градусов на десять, но в остальном погода такая же, как здесь.

Но мои родители — в основном, конечно, мать — не согласились на авантюру. Честно говоря, мама чуть кукухой не поехала от подобной перспективы. Она назвала предложение Слогана «коварный планом» и заявила: «Я не позволю этим двоим похитить моего сына».

Мы все считали, что мама слишком уж сгустила краски по поводу всей ситуации, но никто ей ничего не сказал. Слез и криков было достаточно и без возражений.

— Да, — сказал я. — Все не так просто.

— Понимаю, — согласился Слоган. — Я знал, что шансы невелики, но я из тех, кто не теряет надежду до последнего.
— И все же...

— Давай вернемся к машине.

Мы повернули обратно.

— Людям свойственно сбиваться с пути, — продолжил Слоган, и его комментарий вряд ли нужно было трактовать буквально. — И мы вынуждены их прощать, даже если мы не в силах им помочь.

— Я уже сказал родителям, что не поеду.

— Потому что не хочешь, или потому что они тебе все равно не разрешат, даже если ты скажешь, что хочешь поехать?

Я некоторое время молчал, обдумывая его вопрос.

— Так будет правильно. Я не хочу их расстраивать, — сказал я. — Я хочу, чтобы они были счастливы.

— Делать других счастливыми — это не твоя обязанность, — сказал Слоган. — И это, кстати говоря, одна из проблем.


Я вообще не считаю, что у нас есть проблемы. Просто мы так живем. Это всего лишь жизнь.

Мы молча прошли мимо будки рейнджера, будто опасаясь, что он подслушает наш разговор.

—Слушай, мне нужно тебе кое-что сказать. Мы с Евой уезжаем завтра в Мемфис. Мы окончательно все решили сегодня утром.

Я уставился на него во все глаза. Под ногами захрустел гравий, когда мы вышли на парковку.

— Я планировал задержаться, пока мы с твоим батей не закончим дела, но… После того, что вчера произошло… Между твоей мамой и Дейви... — Он оставил мысль незаконченной, после чего сказал: — Я не Зигмунд Фрейд, но даже мне понятно, что ее истерики никак не связаны с Дейви. Ну, по крайней мере, полностью. Он лишь катализатор. Корень проблемы на самом деле кроется в твоем отце. В тебе. И в нас с Евой. Так что, это одна из причин, почему мы решили свинтить раньше, чем планировали. Может быть, твоя мама перестанет срываться на вас, если в ее жизни будет меньше стресса.

10. April Witch

На другом конце долины мы остановились у озера, которое видели раньше с верхушки горы. Солнце нагревало воду, над её поверхностью стелилась дымка. Мы заплатили смотрителю за парковку, получив взамен карту окрестностей с обозначенными туалетами. На берегу было прохладно. Мы шли медленно, молча. Лягушки, завидев нас, с тревожным кваканьем прыгали в озеро и волшебным образом растворялись в мутной воде, стоило нам подойти.

Слоган перечислял виды уток, сгрудившихся в центре водоема.

- Те серые – это воркушки. Вон там? Американская свиязь. Мы их звали лысухами, когда я был в твоём возрасте. Рядом с ними гоголь обыкновенный. С белым пятном на голове? Гоголь американский. Когда я был мальчишкой, в Теннесси была тьма этих уток, миллионы.

Он все время рассказывал, как было в его детстве, и признаюсь, его тогдашняя жизнь рисовалась явно лучше моей.

- Куда они пропали? – спросил я.

- Они не пропали, - ответил он. – Их всех перестреляли.

Мы шли по пляжу с мелкой галькой, где лежали вытащенные на берег каное и лодки.

Какая-то длинноногая птичка в суматохе удирала от нас, коротко и суетливо вспархивая и держась всё время метрах в пяти впереди.

— Это зуёк. Видишь, у неё как будто не всё в порядке с крылом? Как она всё время показывает нам белое пятнышко? Это чтобы заставить хищников, в данном ошибочном случае нас, думать, что у неё сломано крыло. Она хочет нас отвлечь, увести за собой. Подойдешь слишком близко – и она упорхнёт, крыло-то целое. Скорее всего у неё гнездо поблизости, наверное, в той стороне, откуда она бежит.

Мы остановились понаблюдать за птичкой, пока она наконец не улетела.

- Я так понимаю, наша с Евой идея забрать тебя на время в Мемфис отпадает?

Слоган и Ева, в основном Слоган, задумали взять меня к себе домой, когда они наконец соберутся уезжать. К ним в Мемфис, чтобы я пожил у них годик. Я уже жил прошлым летом у бабушки в Форт-Лодердэйл во Флориде целых шесть недель, так что идея не казалась такой уж невозможной.

Он рассказал мне об их планах пару недель назад.

- Только представь, как здорово будет уехать из этого бедлама, всё равно эта школьная четверть уже загублена. Предлагаю тебе просто взять тайм-аут, поехать с нами в Мемфис. На год. Мы определим тебя в школу, так что ты ничего не пропустишь. Я сам вырос в Мемфисе. Для парнишки твоих лет там рай. И много таких же мальчишек, с которыми можно дружить. Домик с участком – остался от отца. Амбар. В тех местах теплее градусов на десять, а в остальном совсем как тут.

Но мои родители, в основном мать, не повелись – она вообще взбесилась от такой перспективы и назвала наш план галиматьей. Сказала: «Я не дам этой парочке увести у меня сына!» - все, конечно подумали, что это перебор, но никто и слова не сказал. Крики, слёзы.

- Всё не так просто, - сказал я.

- Я знаю, - ответил он. – Это с самого начала была авантюра, но мне всегда нравились авантюры.

- И всё-таки…

- Пойдем назад к машине, - сказал он.

Мы повернули обратно.

– Люди часто теряются, - продолжил он, и я понял: это он не про машину. – Тебе нужно простить их, даже если ты не можешь направить их на верный путь.

- Я уже сказал им, что не поеду.

- Ты и правда не хочешь ехать или просто думаешь, что они в любом случае тебя не отпустят?

Я на минуту задумался.

- Только так я смогу всё исправить, - сказал я, - и все будут счастливы.

- Их счастье не твоя забота, - ответил он. – Видимо, в этом-то и проблема.

Я вообще не видел _никакой_ проблемы. Просто так получилось. Жизнь.

Проходя мимо будки смотрителя, мы оба молчали, будто боялись, что он подслушает.

- Хотел ещё сказать – мы завтра утром уезжаем, Ева и я. Обратно в Мемфис. Решили сегодня.

Я уставился на него.

- Я хотел остаться подольше, закончить дела с твоим папой, - объяснил он, - но…

Парковочный гравий хрустел под его ногами.

- После вчерашнего скандала и всей этой… херни между твоей мамой и Дэйви, - он замолчал.

Затем продолжил:

- Не надо быть Зигмундом Фрейдом, чтобы понять, что мамина ругань не имеет к Дэйви никакого отношения. Ну или почти никакого. Он просто катализатор. Она о твоем папе и о тебе. Обо мне и Еве тоже. В том числе поэтому мы решили свалить – пусть твоя мама вздохнет спокойно.

11. Arina

Проехав долину, мы остановились у озера, которое приметили с вершины. От поверхности воды, когда солнце касалось её, поднимался легкий туман. Пришлось заплатить рейнджеру за парковку, взамен нам дали карту с расположением площадок для кемпинга и туалетов.

Ближе к воде было прохладнее. Мы неторопливо брели. Впереди с еле слышным встревоженным кваканьем прыгали в воду лягушки, волшебным образом исчезая в грязи при нашем приближении.

Слоган перечислял названия уток, стайками плывших к середине озера.

- Те серые - воркушки. Вон там? Американская свиязь. Раньше, в твоем возрасте, мы звали их лысиками. Рядом с ними – обыкновенный гоголь. С белой полосой на голове? Малый гоголь. Когда я был мальчишкой, ещё в Теннеси, этого народу было гораздо больше - миллионы.

Он постоянно рассказывал о временах, когда был мальчишкой, и надо признать, всё тогда оказывалось лучше, чем ныне.

- Куда же они делись? – спросил я.

- Никуда не делись. Отстреляли.

Мы шли по прибрежной гальке мимо вытащенных на берег каноэ и маленьких парусников.

Перед нами суматошно металась длинноногая птица, держась все время метрах в пяти.

- Это крикливый зуёк. Видишь, будто что-то не так с крылом? Как она маячит нам этим белым пятном? Это, чтобы хищников — сейчас по ошибке нас — одурачить, будто крыло сломано. Она пытается нас отвлечь, увести. Если подойти слишком близко, улетит, с ней все нормально вообще-то. Видно, поблизости у неё гнездо, вот и бежит, видно, в противоположную сторону.

Мы остановились понаблюдать за птицей, пока она не улетела.

- Полагаю, идея о твоей поездке с нами в Мемфис ненадолго провалилась?

Слоган и Ева, главным образом Слоган, задумали взять меня с собой, если и когда наконец-то соберутся домой. Они хотели, чтобы я пожил с ними в Мемфисе с год или около того. Прошлым летом я уже провел шесть недель с бабушкой в Форт-Лодердейле, поэтому идея не казалась такой уж нереальной.

Он толковал мне о ней пару недель назад.

- Подумай, сколько для тебя пользы, если бы ты отдохнул от всего этого бардака, от сорванного семестра в школе? Все, что я тебе предлагаю, - устроить передышку и поехать с нами в Мемфис. На год. Мы отдадим тебя в школу, чтобы продолжал занятия и не отстал.

- Я вырос в Мемфисе. Для мальчишки это чудесное место. К тому же, там полно других ребят, чтобы найти компанию. Небольшой участок земли. Ещё моего отца. У нас был бы летний домик. Там градусов на десять теплее, чем здесь, в остальном, все так же.

Но отец и мать, в особенности мать, не купились; если точнее, она чуть с ума не сошла от такой перспективы, назвала все бредом и заявила, что не позволит этой парочке украсть своего сына. Остальные сочли такую трактовку ситуации чрезмерной, но никто ничего не сказал. Уйма рыданий и ора.

- Ага, сложно все, - ответил я.

- Понимаю, - сказал он, - знал, что шансов мало, но я любитель рискнуть.

- По-прежнему…

- Давай назад к машине, - предложил Слоган, и мы повернули.

- Люди постоянно теряют дорогу, - сказал он, и я был уверен, что он говорит не о возвращении к машине. – И ты должен простить их, даже если не можешь помочь им снова найти свой путь.

- Я уже сказал им, что не поеду, - ответил я.

- Ты, правда, этого хочешь, или говоришь только потому, что они не разрешили бы, даже если бы ты захотел?

Я раздумывал об этом, пока мы шли.

- Это единственный способ всем поладить, - сказал я, - сделать всех счастливыми.

- Сделать всех счастливыми не твоя забота, - ответил он, - и в этом, по-моему, часть проблемы.

Я не видел в этом проблемы. Просто так обстоят дела. Такова жизнь.

Мы в молчании миновали будку рейнджера, словно боялись, что он подслушивает.

- Знаешь, должен тебе сказать, поутру мы - я и Ева - уезжаем. Возвращаемся в Мемфис. Решили с утра.

Я в изумлении смотрел на него.

- Планировал задержаться, пока не закончу дела с твоим папашей, - сказал он, - но…

Гравий на парковке скрипел и хрустел у него под ногами.

- После вчерашнего скандала и всего… всего того дерьма между твоей мамулей и Дэйви… - Окончание повисло в воздухе.

Затем он продолжил:

- Не нужно быть Зигмундом Фрейдом, чтобы понять, что высказывания твоей мамули не про Дэйва. Или, по крайней мере, не только про него. Он просто катализатор. Они и о твоем папаше, и о тебе. А также обо мне и Еве. Так что одна из причин, почему мы сматываемся, наверное, снять хоть какой-то напряг с твоей мамули.

12. arpersh

Зефир
Байрон Спунер

Миновав долину, мы остановились у озера, которое приглядели ещё на вершине горы. Лучи солнца пронзили воду, и над озером затянулась лёгкая дымка тумана. Пришлось заплатить леснику, чтобы припарковаться и обзавестись брошюрой с картой лагерного городка и туалетов. На берегу озера воздух был свежее. Мы шли не торопясь, молча. Прямо перед нами в воду ныряли лягушки: они тихонько пищали и с неуловимой прытью скрывались в гуще глины, стоило нам только приблизиться.

Слоган перечислял уток, которые с гоготом кучковались в середине стаи.

– Вон те серые – это воркушки. А там? Американская свистуха. В твои годы мы звали её свиязью. А рядом – гоголь обыкновенный. Та, что поправляет белый хохолок? Это гоголь американский. В детстве, когда я жил в Теннесси, их было куда больше – целые сотни слетались. Он всегда рассказывал о своём детстве, и, честно сказать, мне оставалось только завидовать.

– И куда они подевались? — спросил я.

– Они никуда не девались, – ответил Слоган. – Их всех перестреляли.

Мы шли по галечному берегу, где лежали и ждали своего часа байдарки и небольшие парусные шлюпки. Какая-то пташка на длинных лапках стремглав пронеслась у нас перед глазами, двигаясь мелкими, резкими рывками, не приближаясь к нам больше чем на пять метров.

– Это крикливый зуёк. Видишь? У неё что-то с крылом. Посмотри, она всё оголяет белые перья внизу. Хочет провести хищников – и подумав, что мы – хищники, изображает сломанное крыло. Она пытается отвлечь нас, сбить с толку. А подберёшься слишком близко – она тут же улетит. Всё с ней в порядке. У неё, наверное, гнездо поблизости, скорее всего, там, откуда она бежит.

Мы остановились понаблюдать за ней, пока она наконец не улетела.

– Я так понимаю, ехать в Мемфис со мной и Евой ты отказываешься.

Слоган и Ева, но больше, конечно, Слоган, решили позвать меня к себе, если и когда они уже соберутся домой. Домой в Мемфис, где я бы жил с ними около года. Прошлым летом я уже провел полтора месяца у бабушки в Форт-Лодердейле, так что задумка не казалась мне такой уж невозможной.

Пару недель назад Слоган сказал:

– Только подумай, как полезно тебе будет оставить все эти передряги позади, забыть этот поганый семестр в школе. Я лишь предлагаю тебе отдохнуть, вернуться с нами в Мемфис. На год. Мы отправим тебя в школу, чтобы ты продолжал учиться и не отстал по программе.

– Я вырос в Мемфисе. Самое место для мальчишки. Мальчиков там много, так что не соскучишься. У нас был небольшой участок. Он принадлежал отцу. Был у нас и сарай. В Мемфисе теплее где-то на 10 градусов, а в целом всё точно так же, как здесь.

Но мои родители, особенно мама, были не в восторге от предложения; узнав о возможном расставании, мать вообще чуть с катушек не слетела и назвала план откровенной чушью, добавив: «Я не позволю этим двоим украсть у меня сына», – довольно громкое заявление, подумал каждый про себя, но предпочёл не высказываться. Без воплей и слёз не обошлось.

– Да-а, тяжёлый случай, – сказал я.

– И не поспоришь, – ответил Слоган. – Я знал, что затея бесперспективна, но всегда был падок на такое.

– А всё-таки…

– Пойдём обратно к машине, – перебил он меня, и мы повернули назад. – Люди часто сбиваются с пути, – рассуждал он, и я знал, что речь не о возвращении к машине. – И их нужно прощать, даже если их уже не вернёшь на прежнюю колею.

– Я уже сказал им, что не поеду.

– Это твое собственное желание или ты решил так, потому что они бы не отпустили тебя, даже если бы ты очень хотел?

На мгновение я задумался.

– Только так можно всё наладить, – сказал я. – Никого не омрачить.

– Ты не обязан всех радовать, – упорствовал Слоган. – И в этом, по-моему, часть проблемы.

Я никакой проблемы не видел. Так уж всё устроено. Такова жизнь.

Мы прошли мимо будки лесника, не проронив и слова, словно опасались, не подслушает ли он.

– Послушай, мы с Евой, видишь ли, уезжаем поутру. Назад в Мемфис. Мы решили сегодня утром.

Я уставился на него.

– Я хотел задержаться здесь, пока не закончу одну работёнку с твоим стариком, – сказал он. – Но…

У него под ногами звонко хрустел гравий.

– После всего это переполоха и… и этих склок между твоей мамой и Дэйви…? Он так и не договорил.

Но наконец заключил:

– Не надо быть Фрейдом, чтобы понять, что причина выпадов твоей мамы не в Дэйви. Ну или не только в нём. Он лишь повод. Всё дело в твоём старике и в тебе. Да и в нас с Евой. Так что отчасти поэтому мы и удираем: может, твоей матери полегчает.

13. Arthenice

Пересекая долину, мы остановились у озера, которое заметили с вершины горы. Туман поднялся с его поверхности, когда её осветило солнце. Мы заплатили рейнджеру за парковку и получили буклет с картой, на которой были указаны места для кемпинга и туалеты. На берегу озера было прохладнее. Мы шли медленно, тихо. Впереди лягушки прыгали в воду, тихо и тревожно попискивая, и волшебным образом исчезали в грязи, когда мы приближались.
Слоген называл разновидности уток, сбившихся в кучу посередине озера.
— Эти серые так и называются — серые утки. Вон та? Американская свистуха. Когда мне было столько же, сколько тебе, мы называли их лысухами. Рядом с ней гоголь обыкновенный. А та, что с белым пятном на голове, — гоголь американский. Когда я был мальчишкой и жил в Теннесси, их было гораздо больше. Миллионы.
Он постоянно говорил о своем детстве, и надо признать, что оно казалось куда более привлекательным, чем мое.
— Куда они делись? — спросил я.
— Никуда. Их перестреляли.
Мы шли по галечному берегу, где лежали каноэ и небольшие парусные лодки.
Длинноногая птица металась перед нами, делая короткие, беспокойные прыжки, но не подходя ближе пятнадцати футов.
— Это крикливый зуёк. Видишь, кажется, что у нее что-то с крылом? Она все время показывает нам белое пятно? Это чтобы обмануть хищников — которыми она ошибочно считает нас, — заставить их думать, что у нее сломано крыло. Пытается заманить нас и отвлечь. Если подойти слишком близко, она улетит без помех. Возможно, у нее гнездо поблизости. Возможно, в противоположном направлении от того, куда она бежит.
Мы остановились и наблюдали за птицей, пока она не улетела.
— Полагаю, идея ненадолго съездить с Евой и со мной в Мемфис не встретила энтузиазма?
Слоген и Ева — в основном Слоген — придумали этот план, чтобы взять меня с собой домой, если (и когда) они наконец соберутся уезжать. Домой, в Мемфис, где я должен был остаться с ними на год или около того. Предыдущим летом я уже провела шесть недель у бабушки в Форт-Лодердейле, так что идея казалась мне неплохой.
Он объяснил мне это пару недель назад.
— Подумай, сколько пользы тебе принесет побег от всего этого бардака. Полугодие в школе все равно загублено. Я предлагаю тебе просто взять паузу, вернуться с нами в Мемфис. На год. Мы устроим тебя в школу, ты не отстанешь от сверстников. Я вырос в Мемфисе. Прекрасное место для маленьких мальчиков. Там много других ребят, с которыми можно проводить время. Дом на небольшом участке земли, который принадлежал моему отцу. У нас был сарай. Там теплее градусов на десять, но в остальном все как здесь.
Однако мои отец и мать — прежде всего мать — не купились. Точнее, мать пришла в бешенство, заявив, что это дьявольский план и что она не позволит «этим двоим» похитить ее сына. Все остальные сочли, что она, мягко говоря, преувеличивает, но никто ничего не сказал. Было много крика и плача.
— Да, все сложно, — сказал я.
— Я понимаю, — отозвался он. — Я знал, что это маловероятно, но мне всегда нравились ситуации, когда шансов мало.
— И все же...
— Давай вернемся к машине, — сказал он, и мы повернули назад.
— Люди постоянно сбиваются с пути, — сказал он, и я был уверен, что он говорит не о возвращении к машине. — Ты должен прощать их, даже если не можешь помочь им снова найти дорогу.
— Я уже сказал им, что не поеду.
— Это то, чего ты действительно хочешь? Или ты делаешь это только потому, что они тебе не разрешили, даже если бы ты хотел поехать?
Я задумался на минуту, не сбавляя шага.
— Только так я могу добиться того, чтобы все шло нормально, — сказал я. — Сделать всех счастливыми.
— Делать всех счастливыми —не твоя работа, — сказал он. — И в этом, я думаю, часть проблемы.
Я не думал, что есть какая-то проблема. Просто все вот так. Жизнь такая.
Мы прошли мимо будки рейнджера молча, как будто боялись, что он подслушает.
— Слушай, я должен сказать тебе. Мы с Евой уезжаем завтра утром. Возвращаемся в Мемфис. Решили сегодня утром.
Я уставился на него.
— Я планировал остаться здесь, пока не закончу кое-какие дела с твоим папой. Но...
Гравийное покрытие стоянки хрустело под его ногами.
— После всей этой шумихи прошлой ночью и всего... всего этого дерьма насчет твоей мамы и Дэйви...
Он не договорил. Потом сказал:
— Не нужно быть Зигмундом Фрейдом, чтобы понять — твоя мама говорит не о Дэйви. Или, по крайней мере, не только о нем. Он просто катализатор. Она говорит о твоем папе и о тебе. О нас с Евой. Это одна из причин того, что мы собираемся сбежать. Может, без нас твоей маме будет проще.

14. Beaver

Marshmallows by Byron Spooner

На другом конце долины мы остановились у озера, которое заметили с вершины горы. Лучи солнца пронизывали поднимавшийся над водной гладью туман. Заплатив за парковку леснику, взамен мы получили карту, где были указаны места для кемпинга и туалеты. У самой воды было прохладнее. Мы тихонько побрели вдоль берега. Встревоженные лягушки выпрыгивали прямо из-под наших ног, с испуганным писком плюхались в воду и словно растворялись в темном иле.

В центре озера сбились в стаю утки. Слоган знал все породы:

- Те серые так и называются - серые утки. Вон там? Американская свиязь. Когда мне было столько же лет, сколько тебе сейчас, мы называли их лысыми. Рядом с ними обыкновенный гоголь. Тот, что с белым пятном на голове? Малый гоголь. Когда я был мальчишкой, в Теннесси их было гораздо больше, чем сейчас, целые тучи.

Он частенько рассказывал, как все было в его детстве, и, надо признать, оно было получше моего.

- Куда же они улетели? - спросил я.

- Они не улетели, - ответил Слоган. - Их перестреляли.

Мы шли мимо лежащих на покрытом гравием берегу каноэ и маленьких парусников.

Впереди, в пятнадцати футах от нас, суетливая длинноногая птица бегала туда-сюда, не давая, однако, приблизиться к себе.

- Это крикливый зуек. Кажется, что у птицы повреждено крыло. Видишь, как она показывает нам вон то белое пятно. Так она обманывает хищников, а сейчас - вот же глупая - принимает за хищников нас. Хочет, чтоб мы думали, будто крыло сломано. Но это все представление, игра. Стоит подойти ближе, и птица упорхнет, крылья-то у нее целехоньки. Наверное, где-то поблизости ее гнездо, она просто уводит нас в сторону от него.

Мы остановились и наблюдали за птицей, пока она наконец не улетела.

- Я так понимаю, что вопрос с Мемфисом отпал?
Слоган и Ева, особенно Слоган, хотели взять меня в Мемфис, когда соберутся уезжать. И оставить у себя примерно на год. Их план не казался мне таким уж нереальным, ведь прошлым летом я уже гостил полтора месяца у бабушки в Форт-Лодердейле.

За пару недель до этого Слоган уговаривал меня:

- Подумай, так будет лучше для тебя. Сбежишь от всех этих дрязг, да школьных тоже. Я считаю, тебе нужно передохнуть, вернуться с нами в Мемфис. На годик. Насчет учебы не беспокойся, устроим тебя в школу, чтобы ты не отстал.

Я ведь и сам вырос в Мемфисе. Для мальчишек лучше места не придумаешь. Ребят твоего возраста у нас полно, не заскучаешь. Участок у нас небольшой. Он достался мне от отца. Раньше у нас и коровник был. В наших краях теплее градусов на десять, а в остальном все как здесь.

Но мои родители приняли его предложение в штыки. Особенно мать, она пришла просто в ярость от столь «наглой и абсурдной», по ее словам, идеи, и заявила: «Ни за что не позволю этой парочке похитить моего сына». Разумеется, она драматизировала ситуацию, но возразить ей никто не решился. В общем, разговор закончился криком и слезами.

- Пожалуй, ничего не получится, - сказал я.

- Понятно, - сказал Слоган. - Я знал, что шансы невелики, но попробовать все равно стоило.

- Только ничего не вышло...

- Пойдем к машине, - сказал Слоган, и мы повернули назад.

- Люди все время теряют ориентиры, - произнес он, и наверняка он говорил не о возвращении к машине. – Не в наших силах помочь им, поэтому остается только прощать их.

Я ответил:

- Я уже сказал им, что не поеду.

- Ты и правда не хочешь или причина в том, что тебя не пустили бы, даже если б хотел?

Я некоторое время шел молча, а потом ответил:

- Просто только такой вариант устроит всех, - сказал я. – И все будут счастливы.

- Ты не обязан делать счастливыми всех, - ответил Слоган, - и в этом, думаю, часть проблемы.

Я не считал, что есть какая-то проблема. Просто так обстояли дела. Так сложилась жизнь.

Мимо будки лесника мы прошли молча, будто боялись, что он подслушивает.

- Знаешь, ведь мы с Евой уезжаем завтра, как только встанем. Сегодня утром посовещались и решили вернуться в Мемфис.

Я удивленно уставился на него.

- Собирался закончить кое-какие дела с твоим папой, - сказал он, - но...

Гравий на стоянке хрустел под его ногами.

- ...после того скандала вчера вечером и всего... всего этого дерьма, ну, между твоей мамой и Дейви...
Он остановился на полуслове. Помолчав, добавил:

- Не нужно быть Зигмундом Фрейдом, чтобы понять, что вспышки ярости у твоей мамы не из-за Дейви. По крайней мере, не только из-за него. Для нее он лишь повод выплеснуть свой гнев. Все ее тирады обращены и к твоему отцу, и к тебе. И ко мне, и к Еве. Так что мы собираемся удрать в том числе и по этой причине. Может, тогда твоей маме станет легче.
 

15. cartoonova

Байрон Спунер. Маршмеллоу

Мы спустились в долину и заглушили мотор возле озера, которое присмотрели ещё на горе. От водной глади под солнечными лучами поднимался едва заметный пар. Чтобы оставить машину на парковке, пришлось заплатить рейнджеру — взамен мы получили брошюрку с картой кемпингов и туалетов. У воды было прохладнее. Мы шли размеренно и не спеша, а впереди нас тревожно поквакивали лягушки, сигая в озеро и волшебным образом исчезая в иле по мере нашего приближения.
Слоган перечислял виды уток, сбившихся в стайки на середине озера:
— Вот те серые так и называются серые утки. А там — американский свиязь. В моём детстве мы их называли лыськами. Рядом с ними гоголь обыкновенный. А тот, у которого белая нашлёпка на голове, — малый гоголь. Когда я был мальчишкой в Теннесси, их было гораздо больше, просто тьма тьмущая.
Он постоянно в разговорах возвращался ко времени, когда был мальчишкой — и надо признать, его детство по описанию казалось гораздо лучше моего.
— И куда они все делись? — спросил я.
— Они никуда не делись, — ответил он. — Их отстреляли.
На гравийном берегу, по которому мы ступали, сохли байдарки и маленькие парусники.
Перед нами заковыляла длинноногая птичка, нелепо подпрыгивая и делая короткие взмахи, но сохраняя между нами неизменную дистанцию в пятнадцать футов.
— Это крикливый зуёк. Видишь, кажется, будто у неё что-то с крылом? И она все время привлекает наше внимание своим белым пятнышком. Это обманка для хищников — то есть в данном случае, для нас. Чтобы мы подумали, что у неё крыло перебито. Она пытается увести нас подальше. Если к ней приблизиться, она сразу улетит: крылья у неё в полном порядке. Похоже, у неё где-то здесь гнездо. Видимо, там, откуда она нас уводит.
Мы остановились, чтобы понаблюдать за птичкой, пока она в конце концов не улетела.
— Полагаю, идея поехать на время в Мемфис со мной и Эвой уже не актуальна?
Слоган и Эва (в основном Слоган, конечно) предложили взять меня с собой, когда они наконец надумают возвращаться. К ним в Мемфис, пожить годик. Прошлым летом я уже провёл полтора месяца у бабушки в Форт-Лодердейл, так что план с Мемфисом не казался мне чем-то нереалистичным.
Слоган расписал мне идею пару недель назад:
— Представь, как было бы здорово уехать подальше от этой кутерьмы, от провального семестра в школе. Передохни немного. Поехали с нами в Мемфис, поживешь годик. Мы тебя устроим в школу, чтобы ты не отстал по предметам.
Я сам вырос в Мемфисе. Для ребенка лучше места не сыскать. И там много других ребят, с кем можно проводить время. Собственный клочок земли. Еще отцу моему принадлежал. Есть амбар. Там градусов на пять потеплее, чем здесь, а в остальном все то же самое.
Но мои отец и мать (в основном мать, конечно) были не в восторге от этого плана; настолько, что мать просто взбесилась, когда ей озвучили саму возможность; сказала, что это несусветная чушь и что она «не позволит этой парочке похитить своего сына». Все конечно посчитали такую формулировку слегка преувеличенной, но никто не стал возражать. Станешь тут, когда такой ор и слёзы.
— Всё не так просто, — сказал я.
— Да я уж понял, — ответил Слоган. — Я сразу знал, что шансы не велики, но трудности меня никогда не пугали.
— И всё-таки…
— Давай вернемся к машине, — прервал он. Мы развернулись и пошли обратно. — Люди сплошь и рядом сбиваются с пути, — продолжил Слоган, но я знал, что речь идёт не о нашем пути к машине. — Надо уметь их прощать, даже если не можешь помочь им вернуться на истинный путь.
— Я уже сказал родителям, что не поеду.
— Это твое собственное решение или ты так сказал, потому что знаешь, что они бы все равно не разрешили?
Я некоторое время размышлял над его вопросом.
— Это единственный вариант, при котором всё более-менее складывается и все счастливы, — наконец сказал я.
— Делать всех счастливыми — не твоя забота. И я так понимаю, это лишь часть проблемы.
Мне не приходило в голову, что есть какая-то проблема. Просто так обстояли дела. Такая жизнь.
Мы прошагали мимо поста рейнджера в полном молчании, как будто боялись, что он может нас подслушать.
— Так, я должен тебе сказать: мы уезжаем завтра. Эва и я возвращаемся в Мемфис, сегодня утром решили.
Я уставился на него.
— Я думал, что еще немного побуду здесь, пока не улажу все дела с твоим батей, но… — парковочный гравий хрустел и трескался под его ногами. — Но после вчерашнего сыр-бора… и после той сцены с твоей мамой и Дэйви… — он не закончил мысль. — В общем, не нужно быть Фрейдом, чтобы понять, что все эти тирады твоей мамы адресованы не Дэйви. Точнее, не только ему: он просто катализатор. Они адресованы твоему бате, тебе. Да и мне с Эвой тоже. Это одна из причин, по которой нам лучше свалить: чтобы твоей маме стало немного полегче.

16. chorven

Marshmallows by Byron Spooner

Мы остановились у озера, которое заприметили с верхушки горы по пути в долину. Туман над водой потихоньку редел под лучами солнца. Пришлось заплатить смотрителю за парковку, а в обмен он дал нам брошюру с картой. На карте были помечены места для палаток и туалеты. От озера веяло прохладой. Мы шли тихо и неторопливо. Лягушки перед нами бросались в воду, встревожено поквакивая, и чудесным образом растворялись в грязи при нашем приближении.

Слоган начал называть породы уток, сбившихся в шумную стайку ближе к середине озера.

— Вот эти, серые, это воркушки. Вон те? Американские свиязи. Когда я был в твоем возрасте, мы их называли свистухами. Точнехонько около них — гоголи. А вон тот, видишь, сверкает белым пятнышком на голове? Малый гоголь. Когда я мальчишкой жил в Теннесси, их было куда больше, просто миллионы. — Он постоянно рассказывал истории из детства, которое явно выглядело повеселее моего.

— Куда же они подевались? — спросил я.

— Никуда не подевались, — ответил он. — Их всех перестреляли.

Мы прогуливались вдоль усыпанного галькой берега, где были пришвартованы каноэ и небольшие парусные лодочки.

Длинноногая птица, всполошенная нашим появлением, бросилась наутек короткими рывками, держась от нас все время на расстоянии метров пяти.

— Это самка зуйка. Видишь, как она странно машет крылом? То и дело мелькает эта белая полоска. Это чтобы перехитрить хищников (она и нас принимает за хищников) — хочет, чтобы мы думали, будто крыло сломано. Наверное, пытается нас увести подальше от гнезда. Если подобраться слишком близко, она улетит, ведь на самом деле она не ранена.

Мы помедлили, наблюдая за птицей, пока она не улетела.

— Я так понимаю, наши с Евой планы, чтобы ты пожил немного в Мемфисе, пошли прахом?

Слоган и Ева (особенно Слоган) планировали на год или около того взять меня с собой, когда и если соберутся обратно в Мемфис. Прошлым летом я уже провел шесть недель с бабушкой в Форт-Лендердейле, так что у них были шансы на успех.

Слоган мне все объяснил пару недель назад.

— Сам посуди, как здорово было бы на время сбежать от всей этой чехарды и неприятностей в школе. Я просто предлагаю передохнуть, вернуться с нами в Мемфис. Всего на год. Мы подыщем тебе школу, так что в учебе не отстанешь.

Он говорил:

— Я сам вырос в Мемфисе. Это отличное место для мальчишки. И там полно других ребят, так что не соскучишься. У нас там небольшой участок. Достался от отца. С коровником. На десять градусов теплее, чем здесь, но в остальном ты и не заметишь разницы.

Но мои родители (особенно мама) не купились на эти уговоры. Мама чуть с катушек не слетела от такого предложения, назвала его полной чепухой. Сказала: «Я вам не дам похитить сына». Все понимали, что она хватила лишку, но промолчали. Было много криков и рыданий.

— Да, тут все сложно, — ответил я.

— Понимаю, — сказал Слоган. — Я и сам знал, что план рискованный, но я люблю риск.

— Все равно…

— Вернемся к машине, — сказал он, и мы повернули обратно. — Людей часто заносит. — Он сказал это так, что я сразу понял — речь не о том, как далеко мы оставили машину. — Нужно их прощать, даже если не можешь наставить их на путь истинный.

Я сказал:

— Я уже согласился никуда не ехать.

— Это ты сам так хочешь, или просто сдаешься, раз они тебя все равно не отпустят?

Какое-то время я размышлял, шагая рядом с ним.

— По-другому ничего хорошего не получится, — сказал я, — а так все будут довольны.

— Ты не обязан под всех подстраиваться, — возразил он. — В том, что ты этого не понимаешь, и есть твоя проблема, помимо прочего.

Мне это проблемой не казалось. Просто так уж все устроено. Жизнь есть жизнь.

Мимо будки смотрителя мы прошли молча, словно боялись, что он нас подслушает.

— Смотри, завтра утром мы оба уезжаем, я и Ева. Возвращаемся в Мемфис. Еще утром так решили.

Я растерянно уставился на него.

— Я собирался пожить тут еще какое-то время, пока не закончу кое-какие дела с твоим папашей, — сказал он. — Но…

На стоянке гравий трещал и похрустывал у нас под ногами.

— После всей этой грызни вчера вечером… и как твоя мама вечно цепляется к Дэви?.. — Он умолк. А потом сказал, — Не надо быть Зигмундом Фрейдом, чтобы понять, что тут дело не в Дэви. По крайней мере, не только в нем. Он просто стал катализатором. Все дело в твоем папе и в тебе самом. И во мне с Евой тоже. Во многом поэтому мы уносим ноги — чтобы не давить так сильно на твою маму.
 

17. Chudesataya

Мы пересекли долину и остановились у озера, которое заметили ещё с вершины горы. Солнечные лучи коснулись его поверхности, и поднялся туман. Пришлось заплатить рейнджеру за парковку, а взамен он выдал нам брошюру с картой, отмечающей расположение стоянок и туалетов. На берегу было прохладнее. Мы шли медленно, тихо. Впереди лягушки прыгали в воду с негромким тревожным писком, как по волшебству исчезая в иле при нашем приближении.

Слоган перечислял породы уток, гоготавших ближе к центру водоема.

— Вон те — серые утки. Там? Американская свиязь. В твоём возрасте мы звали их лысыми. Прямо рядом обыкновенный гоголь. Тот с яркой белой меткой на голове? Малый гоголь. Когда я был пацаном, там, в Теннесси, этих ребят водилось гораздо больше, прямо миллионы. — Он постоянно рассказывал о своем детстве, и приходилось признавать, что оно казалось гораздо приятнее моей истории.

— Куда они делись? — спросил я.

— Никуда не делись. Их перестреляли.

Вдоль галечного пляжа, по которому мы брели, лежали каноэ и маленькие парусные лодки. Впереди, на расстоянии примерно пятнадцати футов, беспорядочно, короткими тревожными перебежками металась длинноногая птица.

— Это крикливый зуёк. Видишь, как неправильно выглядит её крыло? Как она выпячивает белое пятно? Хочет обмануть хищников — в данном случае по ошибке нас — и заставить поверить, что крыло сломано. Она пытается отвлечь нас, сбить с толку. Если ты подойдешь слишком близко, она улетит, с ней вообще-то всё в порядке. Вероятно, у неё гнездо поблизости, возможно, там, откуда она бежит.

Мы остановились понаблюдать за птицей, пока она, наконец, не улетела.

— Полагаю, идея поехать со мной и Евой в Мемфис на какое-то время энтузиазма не вызвала?

Слоган и Ева, в первую очередь Слоган, придумали этот план, чтобы забрать меня с собой, если и когда соберутся уехать домой, в Мемфис. Они предлагали пожить вместе год или около того. Прошлым летом я уже проводил шесть недель у бабушки в Форт-Лодердейле, поэтому считал идею вполне обоснованной.

Слоган объяснился со мной пару недель назад: «Подумай, тебе ведь было бы полезно пожить вдали от всего этого бардака и испорченного семестра? Я предлагаю просто сделать перерыв, вернуться с нами в Мемфис. На год. Мы отправим тебя в школу, чтобы ты не отстал. Я вырос в Мемфисе. Это замечательное место для ребенка. Там полно мальчишек, которые составят тебе компанию. Собственный кусок земли. Она принадлежала моему отцу. В нашем распоряжении был бы сарай. Потеплее градусов на десять, а в остальном всё как здесь».

Но отец с матерью, в первую очередь мать, не пошли навстречу. На самом деле мама от такой перспективы чуть с ума не сошла, назвала план дурацким и заявила: «Я не позволю этой парочке похитить моего сына», а остальные, хоть и сочли подобное мнение довольно резким, спорить не стали. Было много воплей и слёз.

— Да, всё сложно, — ответил я.

— Понимаю. Я знал, что шаг рискованный, но всегда любил риск.

— Тем не менее...

— Пошли обратно к машине, — предложил Слоган, и мы развернулись. — Люди постоянно сбиваются с пути. — Я был почти уверен, что речь идёт не о нашем маршруте. — Нужно их прощать, даже если не можешь помочь им вновь найти дорогу.

— Я уже сказал, что не поеду.

— Ты правда не хочешь или отказываешься, потому что тебя бы не отпустили, даже если бы захотел?

Я поразмышлял об этом с минуту, пока мы шли.

— Иначе у меня ничего не сойдётся и не получится сделать так, чтобы все были довольны.

— Делать всех довольными — не твоя обязанность, — заметил Слоган. — Подозреваю, в этом отчасти и есть проблема.

Я и не подозревал, что существует какая-то проблема. Просто таковы дела. Жизнь. Мы молча прошли мимо будки рейнджера, словно боялись, что он подслушает.

— Должен признаться, что мы с Евой уезжаем с утра. Возвращаемся в Мемфис. Решили сегодня утром.

Я уставился на него.

— Я планировал задержаться здесь, пока не закончу кое-какие дела с твоим папой, — продолжил Слоган, — но...

Гравий парковки хрустел под его ногами.

— После всего этого переполоха прошлой ночью и всего... всего дерьма между твоей мамой и Дэйви...?

Он не стал заканчивать мысль. Затем добавил:
— Не нужны мозги Зигмунда Фрейда, чтобы понять, что тирады твоей мамы не имеют отношения к Дейви. По крайней мере, не только к нему. Он лишь катализатор. Речь о твоём отце и тебе. И обо мне с Евой тоже. Мы хотим свалить в том числе и поэтому. Возможно, твоей матери станет чуть легче.

18. Columbine

Из долины мы вышли к тому самому озеру, что открылось нам с вершины горы. Над водой, согретой косыми лучами утреннего солнца, поднималась туманная дымка. Мы заплатили леснику за парковочное место и он вручил нам карту лагеря с указанием туалетов.

От озера веяло прохладой и мы не спеша побрели вдоль берега. Встревоженные нами лягушки с кваканьем шлепались в воду и словно по волшебству исчезали в прибрежном иле.

Гомонливо устремились к середине озера утки и Слоган указывал то на одну, то на другую:

— Гляди — это серая утка. Вон там — американская свиязь. Когда я был мальчишкой — таким же как ты — мы звали их лысухами. Рядом — гоголь. А видишь того, с белым затылком? Гоголь-головастик. Помню, в Теннесси этих ребят было видимо-невидимо — куда больше, чем сейчас.

Он все время вспоминал о той поре, когда был мальчишкой. Наверное, жилось ему тогда гораздо лучше моего.

— И куда они улетели? — спросил я.

— Никуда не улетели, — ответил он. — Постреляли всех.

Мы шагали мимо галечной отмели и рассматривали вытащенные на сушу лодки — в основном тут были гребные, но встречались и небольшие парусные.

Впереди промелькнула длинноногая птичка и принялась суетливо сновать взад и вперед, держась от нас на безопасном расстоянии.

— Самка крикливого зуйка. Видишь, как она волочит крыло, а потом взмахивает им, будто оно сломано? Такой у них отвлекающий маневр. Приняла нас за хищников и пытается одурачить. Подойдешь ближе — живо упорхнет, крыло-то у нее целехонько. Видать, где-то рядом гнездо и уж точно не в той стороне, куда она нас уводит.

Мы постояли, наблюдая за птицей, пока та не улетела прочь.

— Значит, в Мемфис тебя не отпускают?

Слогану и Еве (сначала-то, конечно, Слогану) пришла мысль взять меня с собой, если они все-таки соберутся домой. Прошлым летом я целых шесть недель протянул у бабушки в Форт-Лодердейле, так что не видел ничего необычного в том, чтобы на год зависнуть в Мемфисе.

Слоган посвятил меня в свой план пару недель назад:

— Вот что я тебе скажу. Последнюю школьную четверть ты уже завалил. Самое время развеяться — тебе же будет полезней. Поехали с нами в Мемфис, годок передохнешь. А чтобы не отстал, определим тебя в местную школу.

Я ведь в Мемфисе вырос. Для мальчишки лучшего места не найти. Ребят в нашей округе много, найдешь с кем подружиться. От отца мне осталось немного земли. Когда-то у нас была ферма с настоящим консольным амбаром — такие теперь редко встретишь. Края там похожи на здешние, разве что зимой градусов на десять теплее.

Надо ли говорить, что мои родители отнеслись к этой затее без восторга. Мать же взбеленилась пуще прежнего. Твердила, что наш план — курам на смех и грозилась, что не позволит «этой парочке украсть у нее сына». Тут уж все подумали, что она хватила через край, но вслух никто ничего не сказал. Зато криков и слез было предостаточно.

— Да сложно все как-то, — сказал я.

— Что-ж, — ответил он, — шансов на успех было мало, но попробовать стоило.

— Все равно жалко…

— Пойдем-ка к машине, — сказал Слоган и мы повернули обратно.

— Люди часто сбиваются с пути, — добавил он, уж точно не имея в виду нашу дорогу назад. — Хочешь им помочь, да все без толку. А все же злиться на них не стоит.

— Я уже пообещал им, что не поеду, — сказал я.

— Потому что сам не хочешь или потому что знаешь, что все равно не позволят?

Мы все шли и я задумался над его словами.

— По-другому не выходит, — произнес я через пару минут. — По крайней мере все будут довольны.

— Довольны другие или нет, от тебя не зависит, — усмехнулся он. — В этом-то и проблема.

Что до меня, то никакой проблемы я не видел. Это была наша жизнь — только и всего.

Поравнявшись с домиком лесника, мы замолчали, как будто боялись, что наш разговор могут подслушать.

— Скажу тебе начистоту. Мы тут с Евой поговорили и решили, что завтра утром уедем в Мемфис.

Я так на него и уставился.

— Хотел я побыть здесь подольше, закончить кое-какие дела с твоим папкой, — продолжал он, — да только …

Парковочный гравий захрустел под его грузным шагом.

… после вчерашнего…. и этой безобразной сцены между твоей матерью и Дейви…

Он не договорил и его недоумение так и повисло в воздухе.

Потом он сказал:

— Не нужно быть Зигмундом Фрейдом, чтобы смекнуть, что дело тут не в Дейви. Во всяком случае не только в нем. Он просто катализатор. Все эти представления мать устраивает для отца и для тебя. Ну и нам с Евой перепало.

Много всего навалилось, так что лучше нам убраться восвояси. Да и маме твоей станет полегче.

19. Cranberry S.

Зефир

Байрон Спунер

Оказавшись в долине, мы остановились у озера, которое заприметили ещё на возвышенности. Над его поверхностью под палящими лучами солнца поднималась лёгкая дымка. Мы заплатили смотрителю за парковку, а взамен получили брошюру с картой, на которой были отмечены площадки для кемпинга и туалеты. На берегу озера было прохладнее. Мы шли тихо и медленно. Прямо перед нашими ногами с тонким писком прыгали в воду лягушки, волшебным образом исчезая в озерной тине.

Слоган называл виды уток, плавающих у середины озера.

– Вон те – серые утки. Там? Американская свиязь. Когда мне было столько же, сколько тебе, мы называли их «лысыми макушками». Прямо около них гоголь обыкновенный. Тот, с ярким белым пятном на голове? Малый гоголь. Когда я был ещё мальчишкой, в Теннесси водилось гораздо больше этих ребят, прям миллионы.

Он всё время говорил о тех временах, когда был ещё ребенком, и должен признать, по рассказам, детство у него было куда лучше моего.

– Куда же они подевались? – спросил я.

– Никуда они не подевались, – ответил он. – Перестреляли их.

Мы шли по усыпанному гравием берегу, где на мели покоились каноэ и парусные лодочки.

Впереди нас, держась на расстоянии примерно в пятнадцать футов, беспокойно металась какая-то длинноногая птица, делая короткие взмахи крыльями.

– Это самка зуйка. Видишь, у неё будто что-то с крылом? А как она сверкает нам белым пятном? По ошибке приняла нас за хищников и пытается одурачить, что у неё сломано крыло. Старается увести, отвлечь. Подойдешь слишком близко – улетит, всё с ней в порядке. Похоже, у неё гнездо неподалеку. Наверное, она сейчас улетает в противоположном от него направлении.

Мы остановились и смотрели на птицу, пока, наконец, она не скрылась из виду.

– Сдается мне, идея пожить какое-то время у нас с Евой накрылась медным тазом?

У Слогана и Евы, по сути его копии, родился план взять меня с собой домой в том случае, если они всё же уедут. Они собирались домой в Мемфис, где я мог бы пожить у них год или около того. Прошлым летом я уже гостил полтора месяца у бабушки в Форт-Лодердейле, поэтому их предложение не казалось мне чем-то из области фантастики. Он разъяснил мне всё за пару недель до этого.

– Подумай, как здорово будет уехать подальше от всей этой суматохи, всего этого напряга в школе. Я всего-то предлагаю тебе передохнуть, поезжай с нами в Мемфис. На год. Мы тебя в школу устроим, чтобы не отстал, ничего ты не пропустишь. Я вырос в Мемфисе. Прекрасное место для мальчишки. Там полно других ребят, растёте вместе. И клочок земли имеется. Отец был хозяин. Амбар бы сколотили. Там теплее градусов на десять, а в остальном всё такое же, как здесь.

Но мои родители, в основном мама, не поддались на уговоры. Мама вообще чуть с ума не сошла от одной мысли, назвала эту идею бредовой и добавила:

– Я не позволю этим двоим похитить моего сына, – что, по мнению остальных, описывало ситуацию, как крайность, но никто ничего не сказал. Много было ругани и криков.

– Да, это непросто, – ответил я.

– Понятно, – сказал он. – Я знал, что так сразу дело не выстрелит, но я всегда любил пострелять.

– И всё-таки…

– Пойдем обратно к машине, – бросил он, и мы повернули назад.

– Люди всё время сбиваются с пути, – сказал он, и я был практически уверен, что он говорит не о дороге, ведущей обратно к машине. – И надо прощать их, даже если не можешь помочь им снова найти этот путь.

– Я уже сообщил им, что не еду, – сказал я.

– Ты сам этого хочешь или делаешь так, потому что они бы всё равно тебя не пустили, даже если бы ты и хотел?

Я задумался, и с минуту мы шли молча.

– Это единственный вариант, который всех устроит и сделает счастливыми.

– Ты не обязан делать всех счастливыми, – сказал он. – Я так понимаю, в этом отчасти и кроется проблема.

А я никогда и не думал, что есть какая-то проблема. Всё как-то шло своим чередом. Просто жизнь.

Мы молча прошли мимо будки смотрителя, будто опасались, что он может нас подслушать.

– В общем, хочу тебе сказать, утром мы с Евой уезжаем. Обратно в Мемфис. Этим утром решили.

Я изумленно уставился на него.

– Хотел побыть тут, пока не улажу кое-какие дела с твоим отцом, – сказал он. – Но…

Гравий парковки затрещал под его подошвами.

–...после вчерашнего скандала и всей...всего маразма между твоей матерью и Дейви?..

Его мысль повисла в воздухе. Затем он продолжил:

– Тут к Фрейду не ходи, и так понятно, что твою мать бесит не Дейви. Или, по крайней мере, не он один. Он только подлил масла. Её бесит твой отец, ты сам. И мы с Евой. Это одна из причин, почему мы сматываем удочки. Может, твоей мамаше немного полегчает.

20. crash

Перейдя через долину, мы остановились у озера, которое заметили с вершины горы. Как только на него упали лучи солнца, с его поверхности поднялся туман. Нам пришлось заплатить смотрителю парка за стоянку, а взамен мы получили брошюру с картой, показывающей места для палаток и туалеты. На берегу озера было прохладнее. Мы шли медленно и тихо. Впереди нас лягушки с тихим тревожным писком прыгали в воду и волшебным образом исчезали в грязи, как только мы приближались.

Слоган называл имена уток, сбившихся в середине.

— Вон те серые — это серые утки.

— А вон там?

— Американская свиязь. Когда я был в твоём возрасте, мы называли их "плешивыми". Прямо возле них находится обыкновенный гоголь.

— А тот, который мигает белым пятном на голове?

— Это малый гоголь. Когда я был мальчишкой, во времена жизни в Теннесси, у нас было гораздо больше этих ребят, миллионы штук.

Он всегда рассказывал о своём детстве. И вы должны были признать, что это звучало немного лучше, чем то, что происходило в моей жизни.

— Куда они ушли? — спросил я.

— Они никуда не уходили, — сказал он. — Их перебили.

Мы шли по гравийной отмели, где на берег были выброшены каноэ и маленькие парусники.

Перед нами длинноногая птица беспорядочно бросалась короткими встревоженными очередями, держась всегда на расстоянии примерно в пятнадцать футов.

— Это крикливый зуёк. Видишь, что её крыло выглядит как-то не так?

— Каким образом она продолжает мигать нам белым пятном?

— Это делается для того, чтобы обмануть хищников — в данном ошибочном случае обмануть нас — заставив нас думать, что у неё сломано крыло. Она пытается отвлечь нас, сбить с толку. Если ты подойдёшь слишком близко, она улетит, на самом деле с ней всё в полном порядке. Вероятно, у неё есть гнездо неподалёку, возможно, в противоположной стороне от того места, где она бегает».

Мы остановились, чтобы понаблюдать за птицей пока, наконец, она не улетела.

«Я полагаю ты отбросил мысль о том, чтобы поехать со мной и Евой в Мемфис на какое-то время?»

Слоган и Ева, в первую очередь Слоган, придумали план, по которому они бы забрали меня с собой домой в Мемфис, если и когда они наконец соберутся уезжать. Я бы пожил у них год или около того. Прошлым летом я уже провёл шесть недель у своей бабушки в Форт-Лодердейле, так что для меня это не звучало так уж нереалистично.

Он объяснил мне свою идею за пару недель до этого: «Подумай, сколько бы было пользы для тебя, если бы ты убрался подальше от всего этого бардака. От всего этого испорченного семестра в школе? Всё, что я тебе предлагаю, — это сделать перерыв, вернуться с нами в Мемфис. На годик. Мы отправим тебя в школу так что ты не будешь отставать.

— Я вырос в Мемфисе. Это отличное место для парней. Там много других мальчиков, с которыми ты можешь расти вместе. У нас есть маленький участок земли. Он принадлежал моему отцу. У нас мог бы быть амбар. Там теплее примерно на десять градусов, но в остальном всё так же, как здесь.

Но мои отец и мать, в основном моя мать, не повелись на это; на самом деле мама чуть с ума не сошла от такой идеи, назвав это дурацким планом и сказав: «Я не позволю этим двоим похитить моего сына». Остальные сочли что она раздувает из мухи слона, предвзято смотря на ситуацию, но никто ничего не сказал. Было много криков и плача.

«Да... всё сложно», — сказал я.

«Я понимаю, — сказал он. — Я знал, что это, была авантюра, но я всегда любил риск».

«Тем не менее...»

«Давай вернёмся к машине», сказал он, и мы развернулись.

«Люди всё время сбиваются с пути. — сказал он, и я был уверен, что он говорил не о нашем пути к машине. — И ты должен простить их, даже если ты не можешь помочь им снова найти свой путь».

Я ответил: «Я уже сказал им, что не поеду».

«Это то, чего ты действительно хочешь, или ты сказал это только потому, что они бы тебя не отпустили, даже если бы ты захотел поехать?»

Я думал об этом в течение минуты, пока мы шли.

«Это единственный способ, который подойдёт всем, — сказал я, — сделает всех счастливыми».

«Делать всех счастливыми — это не твоя обязанность, — сказал он, — и я считаю, что это часть проблемы». Я и не думал, что есть какая-то проблема. Просто так обстояли дела. Это жизнь.

Мы прошли мимо будки смотрителя парка, ни сказав ни слова, как если бы боялись, что он подслушивает.

«В общем я должен сказать тебе, что мы с Евой уезжаем утром. Возвращаемся в Мемфис. Мы приняли решение этим утром».

Я направил взгляд на него.

«Я планировал задержаться здесь, пока не закончу кое-какие дела с твоим папой, — сказал он. — Но...»

Гравий на парковочном месте захрустел и затрещал под его ногами.

«...после всего этого скандала прошлой ночью и всего... всего дерьма между твоей мамой и Дэйви?..» Он оставил эту мысль в подвешенном состоянии.

Затем он сказал: «Необязательно быть Зигмундом Фрейдом, чтобы понять, что твоя мама устраивает сцены не из-за Дэйви. Или, по крайней мере, не только из-за него. Он просто провоцирует начало конфликта. Они из-за твоего отца и из-за тебя. А также из-за меня и Евы. Так что это одна из причин, по которой мы собираемся смыться — снять часть давления с твоей мамы».

21. DozerTheDozerian

После того, как мы пересекли долину, мы остановились у озера, которое заприметили с вершины горы. Когда на его поверхность падали лучи солнца, с неё поднималась дымка. Нам пришлось заплатить рейнджеру за право припарковаться, и взамен мы получили брошюру с картой, на которой были отмечены лагерные площадки и туалеты. На берегу озера было прохладней. Мы брели медленно и тихо. Впереди нас прыгали в воду лягушки, издавая короткое испуганное кваканье, и, как по волшебству, исчезали в грязи, когда мы приближались.

Слоган назвал породы уток, гогочущая стайка которых расположилась в центре озера.

- Вот это серые утки. Вон там? Американские свиязи. Мы называли их лысыми, когда я был твоего возраста. Рядом с ними обыкновенные гоголи. Вон та птичка, сверкающая белым пятном на голове? Это малый гоголь. Когда я был мальчишкой и жил в Теннесси, там были целые стаи этих ребят, прям миллионы.

Он всегда говорил о тех временах, когда был мальчишкой, и нельзя было не признать, что они явно были чуток получше моей ситуации.

- Куда они делись? – спросил я.

- Никуда они не девались, - отвечал он. – Их перестреляли.

Мы прошли вдоль покрытого галькой берега, на котором покоились каноэ и маленькие парусные шлюпки.

Впереди нас пронеслась сломя голову длинноногая птица, передвигаясь короткими, беспокойными рывками, всё время сохраняя расстояние между нами где-то футов пятнадцать.

- Это крикливый зуёк. Видишь, как крыло этой птички кажется повреждённым? Как она всё посверкивает нам своим белым пятном? Это чтобы одурачить хищников – в данном ошибочном случае, нас, - чтобы они подумали, будто у неё сломано крыло. Она пытается заманить нас подальше отсюда, отвлечь. Если ты подберёшься слишком близко, она улетит прочь, с ней всё в полном порядке. Вероятно, у неё гнездо неподалёку, скорей всего, в противоположном направлении тому, куда она бежит.

Мы остановились и смотрели на птицу до тех пор, пока она наконец не улетела прочь.

- Полагаю, идея, чтобы ты на какое-то время отправился со мной и Евой в Мемфис, была предана забвению?

Слоган и Ева, по большей части, Слоган, придумали план взять меня с собой домой, если и когда они наконец-то соберутся покинуть эти края. Домой в Мемфис, где я пожил бы с ними год или около того. Я уже провёл шесть недель предыдущего лета у своей бабушки в городе Форт-Лодердейл, так что этот план не казался мне совсем уж натянутым.

Он рассказал мне об этом пару недель назад:

- Подумай, насколько тебе же самому будет лучше убраться подальше от всего этого безобразия, всего испорченного семестра в школе? Я всего лишь предлагаю тебе сделать перерыв, отправиться с нами в Мемфис. На год. Мы пристроим тебя в школу, чтобы ты продолжал заниматься, ты не отстанешь.

- Я вырос в Мемфисе. Это чудесное место для мальчишки. И там множество других мальчишек, готовых составить компанию. Местечко на ферме. Она принадлежала моему отцу. У нас будет амбар. В тех краях теплее где-то на десять градусов, но в остальном всё как здесь.

Но мои отец и мать, в основном, мать, не повелись на это; по факту, услышав это предложение, она чуть с катушек не слетела, обозвав этот план абсурдным и сказав: «Я не позволю этой парочке похитить моего сына», что все остальные сочли довольно-таки выходящей за рамки интерпретацией ситуации, но никто ничего не сказал. Сплошь вопли и крики.

- Да, это сложная ситуация, - ответил я.

- Понял, - откликнулся он. – Я знал, что шансов мало, но я всегда любил рискнуть.

- Всё же…

- Пошли вернёмся к машине, - сказал он, и мы повернули назад.

- Люди всё время теряют верный путь, - сказал он, и я был уверен, что речь шла не о возвращении к машине. – И ты должен простить их, даже если ты не можешь помочь им вновь найти верную дорогу.

Я ответил:

- Я уже сказал им, что не поеду.

- Это то, чего ты действительно хочешь, или ты делаешь это просто потому, что они не позволили бы тебе уехать, даже если бы ты этого хотел?

Я поразмышлял об этом минутку, пока мы шли.

- Это для меня единственный способ поставить всё на свои места и сделать всех счастливыми, - отвечал я.

- Делать всех счастливыми – это не твоя работа, - сказал он, - что, как я полагаю, и составляет часть проблемы.

Я и не думал, что это была проблема. Это было просто то, как всё есть. Жизнь.

Мы прошли мимо кабины рейнджера, не проронив ни слова, словно опасаясь, будто он подслушивает.

- Слушай, должен тебе сказать, мы уезжаем утром, я и Ева. Возвращаемся в Мемфис. Мы приняли решение этим утром.

Я уставился на него.

- Я планировал оставаться здесь, пока не закончу кое-какие дела с твоим батей, - сказал он. – Но…

Под нашими ногами хрустел и трещал гравий на парковке.

- …после всего этого кипиша прошлой ночью и прочего… всего этого дерьма между твоей мамой и Дэйви…? – Он не закончил мысль.

Затем он сказал:

- Не надо быть Зигмундом Фрейдом, чтобы понять, что тирады твоей мамы не про Дэйви. Или, по крайней мере, не только про него. Он просто катализатор. Они про твоего батю, они про тебя. Они про меня и Еву тоже. Так что это одна из причин того, что мы собираемся драпануть, может, твоей маме от этого будет легче.

22. Echo LuBoy

Байрон Спунер «Маршмэллоу» (отрывок)

Проезжая через долину, мы остановились у озера, которое приметили с вершины горы. Туман поднялся от поверхности, словно гонимый солнцем. Нам нужно было заплатить рейнджеру за въезд в парк и получить брошюру с картой, где указано местоположение площадок для кемпинга и туалетов. У самого озера было прохладнее. Мы шли медленно, спокойно. Позади нас в воду ныряли лягушки, еле слышно квакая и волшебным образом исчезая в иле, стоило нам только приблизиться.


Слоган поочерёдно говорил название уток, пролетавших стаями над нами.


- Вон те серые – это серые утки. А вон та – американская свиязь. В своё время мы называли её «лысой спинкой», когда мне было столько же лет, сколько тебе. Похожа на гоголя, что летит прямо рядом с ними. Видишь ту с белым пятном на голове? Это малый гоголь. Когда я был мальчишкой, жил в Теннесси, этих уток в то время было гораздо больше, миллионы. Он всегда рассказывал, как всё было прежде, в его детстве, и стоило признать, что эти рассказы звучали намного лучше, чем мои.


- Куда они подевались? – спросил я.


- Никуда они не подевались, - сказал он, - их перестреляли.


Мы шли вдоль песчаного берега, у которого были пришвартованы каноэ и парусники.


Длинноногая птичка шумно пролетела перед нами, за короткое время всколыхнув водную гладь и постоянно держась на расстоянии примерно пятнадцать футов над водой.


- Это крикливый зуёк. Видишь, кажется, будто крыло у этой птички не в порядке? Заметил, как она обратила наше внимание на себя за счёт того белого пятна? Это для того, чтобы обмануть хищников, в данном случае, нас, чтобы мы подумали, будто у неё крыло сломано. Она пытается провести нас, отвлечь. Если ты подберёшься к ней слишком близко, она улетит, потому что на самом деле, у неё всё в порядке. Возможно, у неё тут поблизости гнездо, возможно даже расположенное в месте, прямо противоположном тому, куда она улетит.


Мы остановились, чтобы посмотреть вслед птице, пока она совсем не скрылась из виду.


- Полагаю, с ответом на моё предложение – перебраться с Евой и мной в Мемфис на какое-то время, пока есть затруднения?


Слоган и Ева, в основном Слоган, вынашивали план касательно того, чтобы забрать меня из дома с собой, если они всё-таки решатся, наконец, съехать от нас. У них есть домик в Мемфисе, где они хотели бы, чтобы я пожил с ними год или около того. Однажды я уже провёл шесть недель прошлым летом у своей бабушки в Форт-Лодердейле, так что для меня это не было в новинку.


Он поделился со мной этой идеей пару недель назад. «Подумай только, что тебе будет гораздо лучше подальше от всего этого бардака, позабудешь про проваленный год в школе. Я всего лишь предлагаю тебе сделать перерыв, вернуться в Мемфис с нами. На год. Мы устроим тебя в школу, так что ты сможешь наверстать всё и перестать быть отстающим».


«Я сам вырос в Мемфисе. Это замечательное место для взросления. Здесь полно таких же мальчишек, которые взрослеют вместе с тобой. Это место на крохотном клочке земли. Оно принадлежало моему отцу. У нас был сарай. Там было градусов на десять теплее, ну, или примерно как здесь».


Но мои отец и мать, особенно мать, не купились на это; у последней такая перспектива вызвала раздражение, она назвала этот план нелепым, сказав при этом: «Я не собираюсь позволить этим двоим похитить моего сына». Никто другой не воспринял бы это в такой экстравагантной форме, но никто ей не возразил. Было много крика и слёз.


- Да, всё сложно, - сказал я.


- Ясно, - сказал он, - я знал, что шансов мало, но мне всегда нравилось рисковать.


- Хотя…


- Пойдём, вернёмся к машине, - сказал он, и мы повернули обратно.


- Люди всё время сбиваются с пути, - сказал он, и я был абсолютно уверен, что речь идёт не о возвращении к машине, - и тебе нужно прощать их, даже если не можешь помочь им снова отыскать свой путь.


- Я уже сказал им, что не поеду. – Сказал я.
- Ты, правда, этого хочешь или ты делаешь это только потому, что они не позволят тебе, даже если бы ты хотел этого?


Всю ту минуту, что мы шли, я обдумывал это.


- Только так я могу поступить, чтобы все были довольны, - сказал я, - чтобы все были счастливы.


- Сделать всех счастливыми – не твоя забота, - сказал он, - в этом-то и кроется часть проблемы. Я не думал, что всё дело в этом. Просто так всё устроено в жизни.


Мы прошли мимо будки рейнджера, не сказав ни слова, как будто боялись, что он подслушивает нас.


- Слушай, что я тебе скажу, завтра утром мы с Евой уедем. Вернёмся в Мемфис. Мы приняли такое решение этим утром.


Я уставился на него.


- Я планировал задержаться тут, пока не улажу кое-какие дела с твоим отцом, - сказал он, но…


Гравий на парковке хрустел и трещал у него под ногами.


- …после того скандала, что разгорелся вчера вечером и всего… всего того дерьма, что случилось между твоей мамой и Дэйви… - Продолжил, было, он, но оставил мысль незаконченной.


- Не нужно быть Зигмундом Фрейдом, чтобы понять, что реагирует твоя мама вовсе не на Дэйви. Или, по крайней мере, не только на него. Он всего лишь раздражитель. Также, как и твой отец, или ты. То же касается и нас с Евой. Так что одна из причин, почему мы собираемся драпать отсюда, возможно, в том, что позволить твоей маме немного прийти в себя.


Сноски:

Рейнджер - это человек, который занимается защитой и сохранением различных природных территорий.

Кемпинг - оборудованный летний лагерь для автотуристов c местами для установки палаток или лёгкими домиками, местами для стоянки автомобилей и туалетами.

Фут – это старая русская и английская мера длины, равная 30,48 см.

23. El_Mar_El_Sol

Мы пересекли долину и остановились у озера — того самого, что разглядели с вершины горы. Над нагретой солнцем зеркальной гладью поднималась дымка. Здесь, у воды, было прохладнее. Мы заплатили смотрителю за парковку и взамен получили от него карту с отмеченными на ней палаточным лагерем и туалетами. Двинулись спокойно, неторопливо. При нашем приближении лягушки прыгали в воду с коротким «квак» — видно, предупреждали сородичей об опасности — и как по волшебству растворялись в толще прибрежного ила.

Слоган стал перечислять разновидности уток, с гоготом двигавшихся к середине озера.

— Вот это — серки, — указал он на серых уток. — А чуть дальше, видишь? Американская свиязь. В твоем возрасте мы называли их кряквами. Рядом с ними — гоголь обыкновенный. А вон тот красавец с белым пятном на голове — гоголь малый. Когда я был мальчишкой, у нас в Теннеси их были целые тучи — не то, что здесь.

Он часто вворачивал эти присказки о том, как был мальчишкой, и, судя по всему, жилось ему в ту пору намного лучше, чем мне сейчас.

— А куда они делись потом? — спросил я.

— Перестреляли всех, — пожал он плечами.

Мы шли по гальке мимо пришвартованных к берегу каноэ и маленьких парусных лодок. Перед нами, держась на расстоянии метров пяти, нервными короткими шажками сновала из стороны в сторону небольшая птица на несоразмерно длинных ногах.

— А это — крикливый зуек. Скорее всего, самка. Видишь, как странно у нее вывернуто крыло? Белый подкрылок то и дело мелькает. Это обманка для хищников — в данном случае, для нас с тобой. Зуб даю, у нее где-то неподалеку гнездо. Вот она и притворяется, будто крыло сломано, чтобы отманить нас в другую сторону. Но если мы приблизимся, она улетит, как ни в чём не бывало.

Мы остановились и наблюдали за птицей, пока она, наконец, не улетела.

— Что ж, затея с твоей поездкой в Мемфис, кажется, провалилась? Мы с Эвой надеялись, тебе разрешат погостить у нас некоторое время.

Слоган и Эва, — в основном, Слоган, — загорелись идеей забрать меня с собой в Мемфис, когда придет время возвращаться домой. А это должно было случиться рано или поздно. Предполагалось, что я поживу у них около года. Прошлым летом я полтора месяца гостил у бабушки в Форт-Лодердейле, поэтому мне этот план казался не таким уж диковинным.

— Ты только представь, как здорово будет вырваться из всей этой кутерьмы, не вытягивать четверть в школе, — убеждал он меня пару недель назад, посвящая в свой план. — Я предлагаю тебе сделать передышку. Поехать с нами в Мемфис. На год. Мы устроим тебя в школу, так что от программы ты не отстанешь, ничего не упустишь.

Всё мое детство прошло в Мемфисе. Для мальчишки лучшего места не придумаешь. Там полно других ребят, так что скучать не придется. Дом на клочке земли — раньше он принадлежал моему отцу. Собственный амбар. Климат градусов на десять теплее, чем здесь, а в остальном — всё то же самое.

Но для отца и мамы, — в основном, для мамы, — все это звучало не убедительно. По правде говоря, она чуть с катушек не слетела, услыхав об этой, как она выразилась, бредовой затее. «Я не дам этим двоим выкрасть моего сына!» — надрывалась она. Такая трактовка происходящего казалась всем, мягко говоря, преувеличением, но никто не сказал ей ни слова. Крики и слезы не утихали.

— Да, всё это непросто, — ответил я.

— Понимаю, — отозвался Слоган. — Я знал, что шансов мало, но никогда не упускал случая испытать удачу.

— Что ж...

— Давай-ка возвращаться к машине, — сказал он.

Мы побрели в обратную сторону.

— Люди то и дело сбиваются с пути, — произнес он, и речь явно шла не о нашем возвращении на парковку. — Пусть ты не можешь указать им верную тропу, но, по крайней мере, простить их — тебе по силам.

— Я уже сказал им, что не никуда поеду, — буркнул я.

— Потому, что не хочешь ехать, или потому, что всё равно не отпустят?

Я задумался над этим вопросом, и с минуту мы шли молча.

— Потому что иначе всё рухнет, — ответил я наконец. — А если останусь, все будут счастливы.

— Не твоя это забота — осчастливить всех вокруг, — возразил Слоган. — Пойми ты это — глядишь, и неприятностей стало бы меньше.

Мне никогда не приходило в голову, что мои неприятности как-то зависят от меня. Просто обстоятельства складывались так, а не иначе. Такова была жизнь.

Проходя мимо будки смотрителя, мы умолкли, как будто боялись, что он подслушивает. Молчание нарушил Слоган:

— Тут такое дело. Завтра мы с Эвой уезжаем обратно в Мемфис. Решили сегодня утром.

Я уставился на него.

— Я собирался остаться, пока не закончу кое-какие дела с твоим стариком, — продолжил он, — но…

Гравий на стоянке скрипел и похрустывал у него под ногами.

— После вчерашней сцены, когда… твоя мать набросилась на Дэйви… — незаконченная мысль повисла в воздухе.

Потом он заговорил снова:

— Не нужно быть Зигмундом Фрейдом, чтобы понять: эти вспышки твоей матери — вовсе не из-за Дэйви. Ну, не только из-за него. Он лишь дает ей повод выплеснуть гнев. Настоящая причина — в твоем отце и в тебе. Да и в нас Эвой тоже. Мы еще и поэтому решили, что пора сматываться. Может, с нашим отъездом твоей матери станет немного легче.
 

24. eng39

Однажды мы пересекли долину и остановились у озера, которое разглядели с вершины горы. Пригревало солнце, над водой стоял туман. Мы заплатили смотрителю за парковку, и взамен получили буклет с картой кемпингов и туалетов. У берега было прохладнее. Мы шли тихо, не спеша. Впереди лягушки, тревожно квакнув, прыгали в воду и, дождавшись нас, волшебно исчезали в тине.

Стаи уток шумно устремились к середине озера, и Слоган стал перечислять их виды.

- Вон те, серые – их так и называют. А там? Американский свиязь. Когда я был мальчишкой твоих лет, мы называли их плешивыми. Рядом – гоголи. Видишь, ярко-белое пятно на голове? Малый гоголь, или головастик. В моем детстве, еще в Теннесси, этой живности было намного больше, миллионы уток.

Он всегда вспоминал свое детство, и признаю, такая благодать мне и не снилась.

- Куда же они улетели?

- Никуда, - ответил он. - Их истребили.

Мы шли по галечному берегу, мимо сушившихся каноэ и парусных шлюпок. Впереди длинноногая птичка суматошно металась короткими рывками, сохраняя дистанцию футов в пятнадцать.

- Это зуек. Видишь, у птички что-то не так с крылом? Как сигналит нам белым пятном над клювом? Принимает нас за хищников и обманом заставляет поверить, что крыло перебито. Хочет увести нас, отвлечь. Если подойти слишком близко, улетит как ни в чем не бывало. Похоже, рядом гнездо, от него и бежит.

Мы постояли, наблюдая, пока птичка не вспорхнула.

- Я так понял, наша с Евой задумка увезти тебя на время в Мемфис провалилась?

Слоган и Ева предложили взять меня к себе домой, если наконец-то соберутся уезжать. В родной Мемфис, где я проживу с ними около года. Прошлым летом я уже провел шесть недель у бабушки в Форт-Лодердейл, так что идея не казалась слишком смелой.

Недели две назад он разъяснял:

- Прикинь, какая тебе польза, если избавиться от бесконечных ссор, забыть, что весь учебный год насмарку? Я только предлагаю сделать передышку и уехать с нами в Мемфис. На год. Устроим тебя в школу, будешь наравне со всеми, не отстанешь. Я вырос в Мемфисе, это рай для мальчишки. И ребят, с кем дружить, сколько хочешь. Клочок земли отца, ранчо с конюшней. Там теплее градусов на десять, но в остальном – как здесь.

Однако взрослые идеей не прониклись. Ни папа, ни, в особенности, мама. Она буквально взбеленилась, назвала затею сумасбродной и пообещала, что «не даст этим двоим похитить сына». Остальным такая версия событий показалась дикой, но никто не пикнул. Весь день сплошные крики, слезы, перебранка.

- Гиблое дело, - ответил я.

- Ясно, - вздохнул он. – Знал, что шансов мало, но люблю по жизни рисковать.

- Может, все-таки…

- Пойдем к машине, - сказал он, и мы повернули назад.

- Люди то и дело сбиваются с пути, - продолжил он, и я был вполне уверен, что речь не о том, как дойти до машины. – Ты должен прощать их, даже если не в силах помочь опять найти свою дорогу.

- Я уже сказал, что не поеду.

- Сам-то чего хочешь – ехать или нет? Или отказался только потому, что все равно не пустят?

Пока мы шли, я c минуту обдумывал его слова.

- Только так я могу все уладить, сделать всех счастливыми.

- По-моему, отсюда и проблемы. Ты не обязан осчастливить всех, - возразил он.

Я не видел никаких проблем. Все нормально, так устроена жизнь. Проходя мимо будки смотрителя, мы замолчали, словно испугались, что нас подслушают.

- Видишь ли, я и Ева… Должен сказать тебе, мы уезжаем. Завтра утром, в Мемфис. Решились сегодня, ни свет ни заря.

Я уставился на Слогана.

- Рассчитывал остаться, пока не закончу одно дельце с твоим папаней, но… - Под ногами у него похрустывал гравий. - После вчерашнего скандала и всей этой … мерзости между твоей мамой и Дейви…

Он потерял ход мысли, но затем договорил:

- Не надо быть Фрейдом, чтобы понять очевидное. Твоя мать чихвостит не Дейви. Точнее, не только Дейви, он лишь повод для ее тирад. Нападки на тебя и на отца. На нас с Евой. Так что сматываем удочки. Надеюсь, наш отъезд утихомирит твою маму.

25. Frau Mustermann

Когда мы пересекли долину, мы остановились у озера, которое заприметили еще на вершине горы. Над его поверхностью в солнечных лучах курилась дымка. Мы заплатили рейнджеру за парковку и получили карту с местами для стоянок и туалетами. На берегу было прохладнее. Мы шли тихо и не торопясь. Заметив наше приближение, лягушки с тревожным кваканьем бросались в воду и ловко прятались в иле.

Слоган начал перечислять виды уток, сбившихся в стаю у середины озера.
— Вон тех серых так и окрестили — серыми. Там? Американская свиязь. Раньше, когда я сам был мальчишкой, мы их лысухами называли. Рядом с ними — обыкновенный гоголь. Тот с белым пятном на голове? Малый гоголь. В детстве Теннесси ими просто кишел.
Он постоянно вспоминал свое детство и, честно говоря, оно казалось на порядок лучше моего.
— А куда они делись? — спросил я.
— Никуда, — последовал ответ, — их перестреляли.

Мы шли мимо каноэ и небольших парусных лодок, вытащенных на галечный берег.
Впереди суетливыми рывками передвигалась какая-то птица на длинных ножках, всегда держась в футах пятнадцати от нас.

— Это крикливый зуек. Видишь, у нее как будто с крылом неладно? Как она нарочно показывает это белое пятно? Она так пытается обмануть хищников, за которых приняла нас, что у нее сломано крыло. Хочет выманить отсюда, отвлечь. Подберешься слишком близко, тут же упорхнет — с ней ведь все в порядке. Наверное, гнездо где-то рядом, и бежит она, скорее всего, в противоположную от него сторону.
Мы остановились понаблюдать за птицей, пока она наконец не улетела.

— Я так понимаю, на идеи погостить тебе у нас с Евой в Мемфисе поставили крест?

Слоган и Ева, в основном Слоган, пригласили меня к себе, когда — если — они соберутся уезжать домой в Мемфис. Звали примерно на год. Прошлым летом я прожил полтора месяца у бабушки в Форт-Лодердейле, поэтому их идея не казалась мне такой уж невероятной.

Пару недель назад Слоган завел разговор:
— Подумай, как тебе пойдет на пользу уехать от всех неприятностей и заваленной учебы. Я лишь предлагаю взять перерыв и поехать с нами в Мемфис. На год. Мы устроим тебя в школу, ты продолжишь учиться и не отстанешь от ребят. Я вырос в Мемфисе. Отличное место быть ребенком. Там полно мальчишек, будет с кем расти. Дом у нас с участком. Достался мне от отца. Раньше мы даже скотину держали. В Теннесси теплее градусов на десять, но в целом там так же как здесь.

Но родители, в основном мать, восприняли затею в штыки. Мать взбеленилась, назвала план чушью и заявила:
— Я не дам этим двоим украсть моего ребенка!
Хотя все подумали, что она перехватила с оценкой ситуации, никто ничего не сказал. Не обошлось без криков и рыданий.

— Да уж, все сложно, — отозвался я.
— Понимаю. Я знал, что шансы невелики, но попытаться всегда стоит.
— И все-таки…
— Пойдем к машине, — сказал он.
Мы развернулись.
— Люди постоянно сворачивают не туда, — продолжил он.
Я был уверен, что речь идет не о поиске машины.
— И нужно их прощать, даже если ты не можешь помочь им вернуться на путь истинный.
— Я уже сказал, что никуда не поеду.
— Ты правда не хочешь или решил так, потому что они бы все равно тебе не позволили?
С минуту мы шли молча. Подумав, я ответил:
— Только такой вариант всех устроит. Все будут довольны.
— Делать всех довольными не твоя обязанность, — сказал Слоган, — Полагаю, это — часть проблемы.
Я даже не думал, что есть какая-то проблема. Таков был порядок вещей. Обыкновенная жизнь.

Мы минули домик рейнджера, не проронив ни слова, как будто боялись, что нас подслушивают.

— Знаешь, я должен тебе кое-что сказать. Мы с Евой уезжаем завтра утром. Обратно в Мемфис. Мы приняли решение сегодня.

Я молча уставился на него.

— Я планировал остаться здесь до тех пор, пока не закончу дела с твоим папой, — продолжил он. — Но…
Под его ногами захрустел гравий на парковке.
—...после вчерашнего скандала и всей…всей херни с твоей мамой и Дэви?..

Его мысль повисла в воздухе.

Затем он вновь заговорил:
— Не надо быть гением психоанализа, чтобы понимать, что высказывания твоей мамы не относятся к Дэви. По большей части. Он просто ее спровоцировал. На самом деле она говорила о тебе и твоем папе. И обо мне с Евой. Это одна из причин, почему мы сматываемся. Может, твоей маме станет чуть легче.

26. jkettary

Мы пересекли долину и остановились у озера, которое заметили с вершины горы. Когда его коснулись солнечные лучи, с поверхности поднялся туман. Пришлось заплатить рейнджеру за парковку, зато мы получили брошюру с картой, на которой отмечены места для кемпинга и туалеты. На берегу озера было прохладнее. Мы шли медленно, тихо. Впереди лягушки прыгали в воду с тихим тревожным писком, волшебным образом исчезая в грязи, когда мы приближались.

Слоган называл виды уток, гоготавших посреди озера:

— Вон там — серые утки. А тех видишь? Американские свиязи. В детстве мы называли их плешивчиками. Рядом с ними — гоголь. А вон та утка с белым пятном на голове? Это головастик. Когда я был мальцом, жил в Теннесси, их было куда больше. Миллионы! — он вечно рассказывал истории из детства, и, если честно, все они казались лучше той, в которой оказался я.

— И куда они делись? — спросил я.

— Никуда не делись. Их перестреляли.

Мы шли вдоль гравийной отмели, на которой стояли каноэ и маленькие парусные лодочки.

Длинноногая птица носилась короткими тревожными перебежками впереди, не подпуская нас ближе чем на пять метров.

— Это зуёк. Видишь, какое у него странное крыло? Он как будто показывает белое пятно. Так они обычно обманывают хищников. Но мы для него опасности не представляем. Он отвлекает, сбивает с толку, заставляя думать, что крыло сломано. А подойдёшь поближе — улетит. Крылья-то на самом деле в полном порядке. Наверное, гнездо где-то рядом, вот и уводит нас подальше.

Мы остановились, проследили за птицей взглядом, и она наконец улетела.

— Так что думаешь, поедешь в Мемфис с нами? Или теперь об этом можно забыть?

Слоган и Ева (по большей части Слоган) предлагали забрать меня домой, если когда-нибудь соберутся уехать. Домой, в Мемфис, где я мог бы остаться с ними на целый год или типа того. Прошлым летом шесть недель я жил с бабушкой в Форт-Лодердейле, так что мне это было не в новинку.

Слоган объяснял пару недель назад:

— Подумай, как здорово будет свалить из этого балагана, забыть об испорченном школьном семестре. Сделаешь перерыв, вернёшься с нами в Мемфис. Всего на год. Мы отправим тебя в местную школу, отставать не будешь. Я сам вырос в Мемфисе. Отличный город для мальчишки. Вокруг много сверстников, есть, с кем расти. Там у нас есть клочок земли. Отцовский, с амбаром. И там теплее градусов на десять, а в остальном — всё как здесь.

Но отцу с матерью идея пришлась не по душе. Особенно матери. Она чуть с ума не сошла от такой перспективы, назвала план абсолютно бредовым и заявила:

— Я не позволю этим двоим похитить сына.

Все решили, что она слишком бурно реагирует, но никто ничего не сказал. Криков и слёз и без того было много.

— Да, всё сложно, — произнёс я.

— Понимаю, — отозвался Слоган. — Я знал, что предложение рискованное, но не мог иначе.

— И всё же...

— Давай вернёмся к машине, — предложил он, и мы развернулись. — Люди часто сбиваются с пути, — произнёс Слоган, и я был почти уверен, что говорит он не о дороге на парковку. — И нужно уметь прощать, даже если не можешь помочь им снова найти свой путь.

Я отозвался:

— Я уже сказал, что не поеду.

— Ты правда этого хочешь или остаёшься только потому, что тебя не отпустили бы, даже если бы ты захотел?

Я думал об этом, пока мы шли дальше.

— Только так я смогу всё устроить, — сказал я. — Сделать всех счастливыми.

— Делать всех счастливыми — не твоя забота, — отозвался Слоган. — И я считаю, что это лишь часть проблемы.

Я даже не думал, что есть какая-то проблема. Просто так сложились обстоятельства. Жизнь.

Мы прошли мимо будки рейнджера в тишине, будто боялись, что он подслушает.

— Слушай, я должен тебе сказать: мы уезжаем завтра утром. Мы с Евой. Возвращаемся в Мемфис. Сегодня решили.

Я уставился на него.

— Я хотел бы задержаться, пока не улажу все дела с твоим отцом, — выговорил он. — Но...

Гравий хрустел под ногами.

— После вчерашнего переполоха и той... той ссоры между твоей мамой и Дэйви... — он не договорил. А потом заявил: — Не обязательно быть Зигмундом Фрейдом, чтобы понять, что тирады твоей матери относятся не к Дэйви. По крайней мере, не только к нему. Он стал катализатором. Она говорила о твоём отце, о тебе. О нас с Евой тоже. Это одна из причин, почему мы хотим смыться: может, так твоей маме будет полегче.

27. JulesCz

Байрон Спунер
Маршмэллоу

Пройдя через долину, мы остановились у озера, которое заприметили ещё с вершины горы. Над блестящей на солнце водой расстилался туман. Нам пришлось заплатить лесничему за парковку, и тот дал нам брошюру с картой, по которой можно было найти кемпинг и туалеты. На берегу озера было прохладно. Мы шли спокойным прогулочным шагом. Перед нами, тихим кваканьем оповестив остальных об опасности, прыгали в озеро лягушки, и, только мы подходили ближе, они, как по волшебству, исчезали в мутной воде.


Слоган называл уток, которые сбились в кучу посередине озера.


— Вот эти серые — серки. А вон там — американская свиязь. Когда я был мальчишкой, мы называли их лысухами. Рядом с ней — гоголь. А вот эта, с белым пятном на голове, — головастик. В твоем возрасте я жил в Теннесси, и уток там было ещё больше, целый миллион, — он всегда рассказывал мне о своем детстве, и, признаюсь, оно было гораздо радостней моего.


Я спросил:
— И куда же они делись?
— Никуда они не девались, — ответил Слоган. — Их всех отстреляли.


Мы шли вдоль усыпанного гравием берега, где стояли каноэ и маленькие парусники.


Длинноногая птица перед нами семенила туда-сюда беспокойными шажками, держась от нас на расстоянии в пять метров.


— Это зуёк. Видишь её крыло? Она всё показывает нам свое белое пятнышко. Так она обманывает хищников — и нас тоже — и они думают, что её крыло сломано. Она пытается отвлечь нас, сбить с толку. Подойдёшь к ней слишком близко — она улетит, ведь на самом деле с её крылом всё в порядке. Наверняка у неё тут где-то гнездо, и она специально бежит в противоположную от него сторону.


Мы остановились, чтобы рассмотреть птичку, и потом она улетела.


— Я так понимаю, мой план взять тебя ненадолго в Мемфис забыт?


Слоган с Евой, хотя всё же больше Слоган, решили, что смогут взять меня с собой, если однажды они все-таки решат уехать. Они отправятся домой, в Мемфис, и я смогу пожить там где-то год. Прошлым летом я чуть больше месяца жил в доме моей бабушки в Форт-Лодердейле, так что идея Слогана не казалась мне такой уж невероятной.


Пару недель назад он пытался обосновать свой план: «Только представь, как здорово будет сбежать из этого дурдома, забыть проваленный учебный год? Я лишь считаю, что тебе нужно отдохнуть, съездить с нами в Мемфис. Всего на годик. Мы отдадим тебя в школу, чтобы ты не отстал от остальных ребят.
Я сам вырос в Мемфисе. Чудесное место для ребёнка. Там много других ребят, вы подружитесь. У меня там небольшой участок. Достался от отца. Мы можем построить сарай. В Мемфисе всё почти как тут, только теплее градусов на десять».


Однако моим родителям, в большей степени маме, этот план не пришёлся по вкусу; сама идея чуть не свела её с ума, она назвала её безумной, сказала, что «не позволит этим двоим похитить её сына». Нам это показалось довольно сильным преувеличением, но мы промолчали. Потом были только ругань и слёзы.


Я ответил:
— Да, всё не так просто.
— Понимаю, — сказал Слоган. — Я всегда знал, что это авантюра, но я люблю авантюры.
— И всё же…
— Пойдём к машине, — предложил он, и мы отправились обратно.
— Люди часто не знают, куда идти, — заметил он, и я не думаю, что он имел в виду наш обратный путь. — Тебе нужно научиться их прощать, даже если ты не можешь помочь им снова найти свой путь.
— Я уже сказал родителям, что с вами не поеду, — ответил я.
— Ты действительно хочешь остаться или согласился только потому, что тебя всё равно бы не пустили?


Я поразмыслил с минуту, пока мы шли к машине.


И ответил:
— По-другому и не получится, так чтобы все остались довольны.
— Это не твоя обязанность, — сказал Слоган, — но ты считаешь иначе, и это тоже часть проблемы.


Я не видел тут никакой проблемы. Просто такова она. Жизнь.


Мы молча прошли мимо будки лесничего, будто боялись, что он может подслушать наш разговор.


— Слушай, в общем, мы с Евой уезжаем завтра утром. Возвращаемся в Мемфис. Сегодня решили.


Я посмотрел на него.


— Я хотел остаться, доделать все дела с твоим стариком, — начал он, — но…


Гравий, рассыпанный по парковке, хрустел под его ногами.


— Этот скандал вчера ночью и...и вся эта история с Дэйви и твоей матерью..?
Мысль повисла в воздухе.


И он продолжил:
— Не нужно быть Фрейдом, чтобы понять — твоя мама бесится не из-за Дэйви. Ну, не только из-за него. Он лишь ускорил процесс. Дело в твоем отце, и в тебе. И в нас с Евой. Поэтому-то мы и даем дёру, может, так она хоть немного успокоится.

28. K.S.

С вершины горы мы заметили озеро и остановились у него, как только миновали долину. Над озером в лучах солнца стлалась легкая дымка. Чтобы припарковаться, пришлось заплатить смотрителю. Взамен нам выдали карту с обозначенными на ней площадками для отдыха. У берега озера было прохладнее. Мы шли тихонько, не торопясь. Лягушки, встревоженные нашим приближением, прыгали в воду и с легким плеском исчезали в тине.


Слоган начал перечислять названия уток, которые крякали на середине озера.


—Те невзрачные – это серые утки. Вон там – американская свиязь. Когда мне было столько же, как тебе сейчас, мы звали их лысухами. А рядом с ними обыкновенные гоголи. Видишь того, с белым пятном на голове? Это гоголь-головастик. В Теннесси, когда я был еще ребенком, этих птиц было просто не счесть, целый миллион.


Он постоянно рассказывал истории из детства, и надо отметить, что жизнь у него было повеселее, чем у меня.

—И куда они все подевались? — спросил я.

—А никуда, - ответил он. — Стали добычей охотников.


Мы шли по гальке вдоль байдарок и парусных шлюпок, вытащенных на берег. Какая-то длинноногая птичка суетливо перемещалась короткими перебежками впереди нас, держась при этом на расстоянии метров в пять.


— Это зуек. Видишь, у нее что-то с крылом и она все время машет им так, чтобы в глаза бросалось белое пятнышко? Это уловка. Она хочет, чтобы хищники, а в данном случае мы, подумали, будто у нее сломано крыло. Пытается увести нас подальше, отвлечь. Если подойти слишком близко, она улетит, с ней все в полном порядке. Скорее всего, где-то неподалеку у нее гнездо, и она бежит в противоположную от него сторону.


Мы остановились посмотреть на птицу, и она в конце концов улетела.


—Полагаю, ничего не выгорит из нашей задумки забрать тебя на какое-то время в Мемфис?


Слоган и Ева — в основном это была идея Слогана — предложили забрать меня к ним домой, когда наконец соберутся уезжать. Предполагалось, что я остался бы у них в Мемфисе примерно на год. Прошлым летом я уже гостил шесть недель у своей бабушки в Форт-Лодердейле, так что идея не казалась неосуществимой. Пару недель назад Слоган вот что сказал:


—Подумай, как здорово для тебя будет уехать подальше из этого бедлама, отвлечься от испорченного учебного года. Я предлагаю просто взять паузу, вернуться в Мемфис с нами. На год. Мы устроим тебя в школу, чтобы ты продолжал учебу и не отстал. Я сам вырос в Мемфисе. Для мальчишки там просто рай. Много других парней, с кем можно общаться. Дом стоит на небольшом участке земли. Он принадлежал моему отцу. Построим сарай. В Мемфисе теплее примерно на десять градусов, а в остальном все как здесь.


Мои родители, особенно мама, не соглашались. На самом деле она рассвирепела от такой перспективы, сказала, что это абсурд и что она не позволит «этим двоим украсть ее сына». Все считали, что она утрировала, но никто ничего не сказал. Было много крика и слез.


—Да, все сложно, - сказал я.

—Я знал, что шансов мало, но попытаться стоило.

—Все равно…

—Пойдем к машине, - сказал он, и мы повернули обратно.

—Люди часто сбиваются с пути, - сказал Слоган, и я был уверен, что говорил он вовсе не о пути назад к машине. – Попробуй простить их, даже если ты не можешь им помочь найти правильную дорогу.

—Я уже сказал им, что не поеду, — произнес я.

—Ты правда не хочешь или ты сказал это, только потому что они все равно не позволят тебе ехать?

Пока мы шли, я на минуту задумался.

—Это единственный вариант, при котором все будут счастливы.

—Делать всех счастливыми — не твоя забота. Такой подход только создает проблемы.

Мне казалось, никакой проблемы нет. Просто так устроена жизнь. Мы прошли молча мимо поста смотрителя, будто он мог нас подслушать.

—Знаешь, хотел тебе сказать, что утром мы с Евой уезжаем. Возвращаемся в Мемфис. Решили этим утром.


Я посмотрел на него.


—Я планировал остаться, пока не закончу дела с твоим отцом, - сказал Слоган, – но…, – гравий на парковке похрустывал и поскрипывал под его ногами, —...после всего этого скандала прошлой ночью и всех... всех дрязг между твоей мамой и Дэйви? — мысль осталась без продолжения.

Потом он сказал:
—Не надо быть Зигмундом Фрейдом, чтобы понять, что тирады твоей мамы были адресованы не Дэйви. Ну или не только ему. Он просто выступил спусковым крючком. Она обращалась к твоему отцу и тебе, ко мне и Еве. Это одна из причин, почему мы сматываемся. Может, это как-то разрядит обстановку.

29. Karina91

Байрон Спунер «Пачки маршмеллоу»

Спустившись в долину, мы остановились у озера, которое заметили еще с вершины горы. Солнце, словно прожектор, освещало водную гладь, и над ней поднималась легкая дымка. Нам пришлось заплатить смотрителю за парковочное место, и взамен нам дали брошюру с картой площадок для кемпинга и туалетами. Здесь, у озера, воздух был прохладнее. Мы шли неспешно и бесшумно. Чуть дальше лягушки шлепались в воду, квакая с едва различимым беспокойством, и чудесным образом растворяясь в иле, по мере нашего приближения.


Слоган называл породы уток, загоготавших к середине его речи.


- Вот это серая утка. А вон та? То американская свиязь. Когда я был твоего возраста, мы называли ее лысуха. А рядом с ней обыкновенная златоглазая утка. Вон та с ярким белым пятном на голове – гоголь американский. Когда я был маленький и жил в Теннесси, их было намного больше, просто миллионы птиц. Он всегда любил поговорить о своем детстве, и стоит признать, что звучало это немного лучше разговоров о моей жизни.


- Куда они улетят? - спросил я.


- Они никуда не полетят, их постреляют.


Мы шли вдоль галечного берега с брошенными на нем байдарками и маленькими парусниками.


Длинноногая птица суматошно ринулась впереди нас резкими взволнованными скачками, но не убегая дальше пятнадцати футов.


- Это крикливый зуек. Видишь, у нее с крылом что-то не так и она демонстрирует свое белое оперение? Это чтобы обмануть хищников, убедить их, а в данном случае нас, что у нее сломано крыло. Она пытается увести нас подальше, отвлечь внимание. Если подойти к ней слишком близко, она улетит, потому что никаких травм у нее нет. Возможно тут неподалеку у нее гнездо, но в направлении противоположном тому, откуда она бежит.


Мы остановились понаблюдать за птицей, пока та, в конце концов, не улетела.


- Я полагаю, что идею поехать со мной и Евой в Мемфис ненадолго никто не поддержал?


Слоган и Ева, а по большей части Слоган, предложили забрать меня к себе домой в Мемфис, когда они туда поедут. В их доме я смогу остаться на год или около того. Прошлым летом я уже провел шесть недель у своей бабушки в Форт-Лодердейле, так что идея Слогана не звучала для меня притянутой за уши.


Слоган все объяснил мне пару недель назад: - Подумай над тем, как здорово было бы уехать и оставить здесь весь этот бардак и испорченный семестр в школе? Все, что я предлагаю тебе, это сделать перерыв и вернуться в Мемфис с нами. Только на один год. Там мы отправим тебя в школу, ты продолжишь учебу и не отстанешь от программы.


Я вырос в Мемфисе, это чудесное место для мальчика. И там много ребят, с которыми ты сможешь подружиться. У меня там небольшой кусочек земли, доставшийся в наследство от отца. Мы держим скотину. Там теплее где-то на десять градусов, но в остальном все такое же, как и здесь.


Но папа и мама, а более всего мать, не купились на затею Слогана; на самом деле она почти слетела с катушек, назвав этот план абсурдным и заявив, что не позволит этим двоим похитить ее сына. И хотя все понимали, что она раздувает из мухи слона, никто не произнес ни слова. Мама еще долго кричала и причитала.


- Да, все сложно, - сказал я.


- Я сообразил, - произнес он, - я знал, что это почти невыполнимая задача, но мне по душе трудности.


- Однако…


- Давайте возвращаться в машину, - прервал меня Слоган, и мы повернули обратно.


- Люди все время сбиваются с пути, - продолжил он, и я был почти уверен, что он имел в виду не дорогу к автомобильной стоянке.


- И тебе приходится прощать их, даже если не в твоих силах помочь им найти верный путь в жизни.


- Я уже сказал им, что никуда не поеду.


- Это твое желание? Или ты так говоришь только потому, они все равно бы не отпустили тебя, даже если бы ты очень хотел уехать?


Я думал над его словами около минуты пока мы шли.


- Только так будет удобно для всех, - наконец произнес я, - и все будут счастливы.


- Делать людей счастливыми – не твоя работа, - возразил Слоган, - что, по моему мнению, является одной из проблем. Но я так не думал: просто все так устроено. Это и есть жизнь.


Мы молча прошли мимо будки лесничего, словно боялись, что он подслушает нас.


- Послушай, мне нужно сказать тебе, что завтра утром мы с Евой уезжаем. Возвращаемся в Мемфис. Мы решили все этим утром.


Я уставился на него.


- Я собирался задержаться здесь, пока не улажу дела с твоим папой, сказал Слоган, - но…


Гравий на автостоянке хрустел и скрипел под его шагами.


- …после скандала прошлой ночью и этой отвратительной сценой между твоей мамой и Дейви… - его слова повисли в воздухе.


Затем Слоган сказал:

- Не нужно быть Зигмундом Фрейдом для того чтобы понять, что слова твоей матери не связаны с Дейви. Или же некоторые из них. Поведение Дейви лишь стало катализатором. Все что она говорит, касается твоего отца и тебя. И меня с Евой. Мы сматываем удочки также и по этой причине, возможно, это немного ее успокоит.
 

30. Kee

Байрон Спунер
Зефирки

Мы пересекли долину и остановились у озера, примеченного с горы. Под наступающим солнцем с его поверхности поднимался туман. Местный лесник принял оплату за парковку и вручил нам брошюрку с картой и отметками стоянок для пикников и туалетов. От воды тянуло прохладой. Мы неспешно пошли вдоль берега, наслаждаясь тишиной. Впереди с тревожным писком прыгали в воду лягушки и растворялись в тине при нашем приближении, словно по волшебству.

Слоган называл породы уток в устремившейся на глубину стайке:

— Вон те простые серые. А вон, видишь? Американский свиязь. Когда мне было столько же, сколько тебе, их назвали Лысоголовыми утками. Чуть подальше Гоголь обыкновенный. А тот, с белым пятном на голове — Гоголь-головастик. В мою бытность мальчишкой, в Теннеси этих дружочков водилась тьма тьмущая, миллионы.

Он вечно заводил рассказы о детстве, и по его словам выходило, что жизнь тогда была лучше, чем у меня сейчас.

— Куда же они подевались? — спросил я.

— Никуда не подевались. Постреляли всех.

Мы вышли на галечный пляж, где покоились перевернутые каноэ и маленькие парусники.

Метрах в пяти от нас, сохраняя дистанцию, короткими нервными рывками заметалась длинноногая птичка.

— Самочка Крикливого зуйка. Видишь, как подвернула крыло? Как старательно сверкает белым пятнышком? Так она обманывает хищников — стало быть, нас с тобой — чтобы приняли за подранка. Отвлекает, выманивает. Если подойдём ближе, взлетит, с ней всё в порядке. Видимо, гнездо рядом, и, скорее всего, не в той стороне, куда она бежит.

Мы остановились и наблюдали за птичкой, пока она, наконец, не улетела.

— Ну что, полагаю, наше с Евой приглашение пожить в Мемфисе отвергнуто?

Слоган и Ева — больше, конечно, Слоган, — придумали взять меня с собой, если однажды решатся уйти. В их доме в Мемфисе я прожил бы год, или около того. Прошлым летом я гостил полтора месяца у бабушки в Форт-Лодердейле, так что идея не казалась мне из ряда вон выходящей.

Свой план Слоган открыл мне пару недель назад:

— Только подумай, сплошная польза в переезде подальше от всей этой вакханалии и сорванной учёбы. Сделай ты передышку, поезжай с нами в Мемфис. Всего на год. Устроим в школу — если не отстанешь от программы, не придётся и догонять.
Я и сам из Мемфиса. Мальчишке там рай. Кстати, много других пацанов твоего возраста. Собственный клочок земли. От отца остался. Амбар отстроим. Там обычно теплее градусов на десять, а в остальном всё как здесь.

Однако, родители, особенно мама, встретили идею в штыки; да что говорить, мама чуть с ума не сошла от такой перспективы, обозвала план «цирком с конями» и заявила, что «никто не похитит у неё сына» — а окружающие, даже не согласные с экстремальной трактовкой, возражать не решились. Море слёз и вопли.

— А-а, сложно там всё, — сказал я.

— Понимаю, — протянул он. — Шансы были малы, но тем мне и нравились.

— Ну вот...

— Пойдём, что ли, к машине, — предложил он, и мы развернулись в обратный путь.

— Люди постоянно выбирают кривую дорожку, — заметил он, явно не о нашем возвращении к автомобилю. — Нужно прощать их, даже если не можешь убедить вернуться на правильный путь.

— Я уже обещал им, что не поеду, — сказал я.

— Потому что не хочешь, или потому, что они не пустят, даже если бы ты хотел?

Я задумался над этим вопросом, пока мы неспешно шагали.

— Но как мне ещё примирить их всех? — спросил я. — Чтобы все были довольны.

— Все довольны не буду, и не твоя это забота, — ответил он. — В этом, если хочешь, часть проблемы.

Я проблемы не видел. Все идёт как идёт. Жизнь такая.

Мимо сторожки лесника мы прошли молча, словно боялись, что он подслушает.

— Ладно, хотел сказать тебе, что завтра мы с Евой уезжаем. Возвращаемся в Мемфис. Сегодня утром решили.

Я уставился на него.

— Я бы поторчал здесь ещё, доделал кое-какие дела с твоим папой, — сказал он. — Но...

Гравий на парковке хрустел и поскрипывал у него под ногами.

— ...после вчерашней свары, и в вообще... этих дрязг между твоей мамой и Дэви... — он так и не закончил мысль.

Чуть погодя пояснил:

— Не нужно быть Зигмундом Фрейдом, чтобы понять, что выпады твоей мамы направлены не не Дэви. Дело, по крайней мере, не в нём одном. Он лишь катализатор. Тут и твой папа, и ты сам. И мы с Евой тоже. Вот, кстати, и одна из причин, по которой мы драпаем — может, хоть так твоя мама чуточку спустит пар.

31. Kurtschanin D.

«Зефирки». Байрон Спунер

Мы проехали долину и остановились у озера, которое приметили с вершины горы. Туман поднимался с поверхности воды, нагретой лучами солнца. Мы припарковали машину, заплатив смотрителю за стоянку, который вручил нам буклет с картой, где были отмечены места для кемпинга и туалетные кабинки. У берега озера оказалось не так жарко. Мы шли молча и неспешно. А впереди нас лягушки плюхались в воду, встревожено квакнув и, как по волшебству, исчезали в тине, когда мы проходили рядом.

Слоган стал перечислять разновидности уток, которые с гоготом поплыли на середину озера:

- Вон те серенькие называются серыми утками. Посмотри вон туда. Там американская свиязь. Хотя мы называли их просто-напросто белоголовки в те времена, когда я был твоего возраста. А рядом с ней гоголь обыкновенный. Видишь того с белым пятном на голове? Это малый гоголь. В детстве, когда я жил в Теннеси, этих красавцев было гораздо больше, их было видимо-невидимо. - Слоган всегда вспоминает о своем детстве, мне нравятся его истории, с моей жизнью и не сравнить, это уж точно.

- А куда они улетели? – спросил я.

- Да никуда не улетели, - сказал он. - Их охотники перестреляли.

Мы шли вдоль берега усыпанного галькой, возле пришвартованных лодок и небольших парусников.

Вдруг перед нами пробежала какая-то длинноногая птица, которая мчалась сломя голову. Она передвигалась короткими, беспокойными рывками, держась в пяти метрах от нас.

- А это зуёк. Ты заметил, у него словно крыло не в порядке? Видишь, как он нам свое белое пятнышко напоказ выставляет? Так он хищников одурачивает, притворяясь, что у него крыло сломано, вот он с хищниками-то нас и перепутал. Поэтому в сторону отвести пытается, отвлечь. А если подойти поближе, то он упорхнёт, как ни в чем не бывало. Наверно у него здесь гнездо где-то неподалеку, думаю, спрятано в противоположной стороне от той, куда он побежал.

Мы остановились и наблюдали за птицей, пока она, и впрямь, не улетела.

- Я так понимаю, что план твоего временного переезда ко мне и Еве в Мемфис рухнул?

Слогану и Еве пришел в голову план, в основном это идея Слогана, взять меня с собой в Мемфис, при условии, что они всё-таки соберутся уехать. Там я поживу с ними год или около того. Прошлым летом я уже оставался у бабушки на шесть недель в Форт-Лодердейле, так что переезд на год больше не кажется таким невероятным.

Пару недель назад он сказал мне: “Разве не здорово будет оставить позади эти проблемы, забыть про заваленную школьную четверть? Я просто предлагаю тебе сделать перерыв, поехать вместе с нами. Пожить годик в Мемфисе. Мы устроим тебя в местную школу, чтобы ты смог продолжить занятия, так что ты не отстанешь от сверстников.
Я сам провел детство в Мемфисе. Для мальчика там раздолье. Там полно ребятишек, так что тебе будет с кем проводить время. У нас участок за городом. Раньше он принадлежал моему отцу. Там и амбар будет. В Мемфисе на пять градусов теплее, чем здесь, а в остальном климат такой же”.

С моим отцом и матерью такое не пройдет, особенно с моей матерью. Моя мать просто слетела с катушек, когда услышала. Она называет предложение Слогана бредом сивой кобылы, повторяя: “Я не отдам своего сына этим похитителям”. Все считают, что она преувеличивает, но молчат. Сколько было скандалов и криков из-за этого.

- Ну там всё непросто, - сказал я.

- Понятно, – сказал он. - Шансы были невелики, но я всегда любил рискованные ставки.

- Всё же…

- Пойдем обратно к машине, - сказал он, и мы повернули назад.

- Люди часто сбиваются с пути, - сказал Слоган и я понял, что он имел в виду не заблудившихся туристов. - Их нужно прощать, даже если не в твоих силах помочь им обрести путь.

Я сказал, что уже сообщил родителям, что не поеду.

- Ты вправду не хочешь ехать или сказал так, потому что знаешь, что они тебя не отпустят?

Я минуту обдумывал его слова, пока мы шли.

- Это единственный вариант сделать так, чтобы всё наладилось, - сказал я, - чтобы все были счастливы.

- Счастье остальных не твоя забота, - сказал он. – Я думаю, проблема не только в этом.
А я не считал, что в нашей семье есть проблемы. Просто мир так устроен. Такова жизнь.

Мы прошли возле будки смотрителя, не проронив ни слова, словно боясь, что он может подслушать.

- В общем, я должен тебе сказать, что мы утром уезжаем. Я и Ева. Возвращаемся в Мемфис. Мы решили это сегодня утром.

Я уставился на него.

- Я планировал подзадержаться, пока не закончу кое-какие дела с твоим отцом, - сказал он, - но…

Гравий автопарковки захрустел под его ногами.

- …после того спектакля прошлым вечером и всего… всего дерьма между твоей матерью и Дейви… – так и не закончил свою мысль Слоган.

Потом он сказал:

- Не нужно быть Зигмундом Фрейдом, чтобы понять, что твоя мать злится не на Дейви. Ну или не только на него. Он всего лишь катализатор. На самом деле она злится на твоего отца и на тебя. А еще на меня с Евой. Вот лишь одна из причин, почему нам приходится сматывать удочки, может, твоей маме станет легче, когда мы уедем.

32. K_R

Байрон Спунер
Маршмэллоу

Пройдя через долину, мы остановились у озера, которое приметили с вершины горы. Когда на его поверхность попадали солнечные лучи, поднимался туман. Заплатив рейнджеру за парковку, мы получили взамен брошюру с картой, показывающей расположение кемпингов и туалетов. На берегу озера было прохладнее. Мы шли медленно, не торопясь. Впереди лягушки с отрывистым тревожным кваканьем прыгали в воду и, заметив нас, волшебным образом исчезали в тине.

Слоган называл виды уток, выплывавших на середину.

— Вот те – серые утки. А вон там кто? Американская свиязь. Когда я был в твоем возрасте, мы называли их лысовиками. Прямо рядом с ними плавает Гоголь обыкновенный. Кто там с белой сверкающей полоской на лбу? А, это головастик. Когда я был мальчиком, там, в Теннесси, таких ребят у нас было намного больше, миллионы.

Он все время говорил о своем детстве, и, признаться честно, его рассказы звучали приятнее, чем обстояли мои дела.

— И куда они делись? — спросил я.

— Они никуда не делись, их перестреляли, — ответил он.

Мы шли вдоль гравийного берега, на котором лежали выброшенные каноэ и маленькие парусные лодки.

Впереди нас короткими, беспокойными рывками, металась длинноногая птица, не подбегая ближе, чем на пятнадцать футов.

— Это Зуёк. Видишь, с её крылом что-то не так? Гляди, как птица выворачивает его перед нами? Она так делает, чтобы обмануть хищников — в данном случае в их роли ошибочно выступаем мы — и заставить их поверить, что у неё сломано крыло. Она пытается перетянуть внимание на себя, отвлечь нас. Если ты подойдешь совсем близко, она улетит, и ты увидишь, что она в полном порядке. Вероятно, у неё здесь гнездо, возможно, в противоположном направлении от того места, где она бегает.

Остановившись мы наблюдали за птицей пока она в конце концов не улетела.

— Полагаю, идея уехать на некоторое время со мной и Евой в Мемфис, тебя не заинтересовала?

Слоган и Ева, в основном Слоган, придумали этот план, чтобы забрать меня домой, когда они, наконец, соберутся уезжать. Домой к себе в Мемфис, где они хотели, чтобы я пожил год или около того. Прошлым летом я уже провел там шесть недель у своей бабушки в Форт-Лодердейле, поэтому идея казалась мне вполне реальной.

Пару недель назад Слоган сказал:

— Подумай, сколько пользы принесла бы тебе возможность убежать от этого бардака и никудышного семестра в школе? Все, что я предлагаю тебе — это сделать паузу, и вернуться в Мемфис вместе с нами. Мы отдадим тебя в школу, чтобы ты не терял год.

— Я вырос в Мемфисе. Это прекрасное место, чтобы провести там детство. В этом городе есть много других мальчишек, с которыми будет интересно расти. Место на клочке земли. Когда-то оно принадлежало моему отцу. У нас мог бы быть амбар. В тех краях теплее примерно градусов на десять, но в остальном все как здесь.

Но мои отец и мать, в основном мать, были неподкупны. По правде говоря, мама чуть с ума не сошла от такой перспективы, назвав этот план безумным. Она заявила:

— Я не позволю этим двоим украсть у меня сына!

Остальные сочли такое возмущение довольно преувеличенной реакцией на случившееся, однако никто ничего не сказал. Было много криков и плача.

— Это сложно, — сказал я.

— Я понимаю. Я знал, что иду на риск, но я всегда любил риск.

— И все же…

— Давай вернемся к машине, — сказал он, и мы развернулись.

— Люди все время сбиваются с пути, — говорил Слоган, и я был почти уверен, что речь идет не о нашем возвращении к машине. — Прости их, даже, если ты не в силах помочь им вновь отыскать верную дорогу.

— Я уже сказал им, что не поеду, — сказал я.

— Ты действительно не хочешь ехать, или ты сказал так только потому, что они не отпустят тебя, даже если ты на самом деле захочешь поехать?

Пока мы шли, я задумался.

— Это единственный способ, которым я могу свести все воедино, и сделать счастливыми всех, — ответил я.

— Делать всех счастливыми — не твоя задача. Это часть проблемы, — сказал он.

Никакой проблемы я здесь не видел. Просто так сложились обстоятельства. Это жизнь.

Мы прошли мимо будки рейнджера молча, как будто боялись, что он подслушивает.

— Послушай, я должен тебе сказать, утром мы уезжаем. Я и Ева. Возвращаемся в Мемфис. Так мы решили сегодня утром.

Я посмотрел на него.

— Я планировал задержаться здесь, пока не закончу кое-какие дела с твоим папашей, но… — сказал он.

Гравий на парковке хрустел под его ногами.

— … после всей этой суматохи прошлой ночью и… всей этой дряни между твоей матерью и Дэйви...? — он не стал продолжать свою мысль, а затем сказал:

— Не нужно быть Зигмундом Фрейдом, чтобы понять: разглагольствования твоей матери не о Дэйви. Или, по крайней мере, не все о нем. Он здесь всего лишь катализатор. Все они о твоем папаше, о тебе, обо мне, о Еве… Поэтому одна из причин почему мы хотим удрать отсюда – возможно таким образом мы снимем часть этой ноши с твоей матери.

33. lise_fr

Байрон Спунер. Зефирки

 

Проехав долину, мы остановились у озера, которое приметили с вершины горы. Над освещённой солнцем гладью курилась дымка. Нам пришлось заплатить смотрителю за парковку, и взамен мы получили брошюру с картой, на которой были отмечены кемпинг и туалеты. У озера было прохладнее. Мы шли медленно, молча. Впереди лягушки прыгали в воду с тревожным кваканьем, словно по волшебству исчезая в грязи при нашем приближении.

 

Слоган перечислял уток, сбившихся в стайку в центре озера:

 

– Это серые утки. А вон те – американские свиязи. Когда я был в твоём возрасте, мы называли их лысухами. Это гоголь, а рядом с ним, с белым пятнышком на голове – головастик. В моём детстве, в Теннесси, их было намного больше – миллионы.

 

Он постоянно рассказывал о своём детстве, и приходилось согласиться, что на словах оно было куда лучше моего.

 

– Куда они делись? – спросил я.

 

– Никуда не делись. – ответил он. – Их перестреляли.

 

Мы шли вдоль покрытой гравием набережной, где стояли каноэ и небольшие парусные лодки.

 

Длинноногая птица суетливо пронеслась перед нами короткими, дёргаными скачками, держась на расстоянии метров пяти.

 

– Это самка зуйка. Видишь, у неё что-то не так с крылом? И она показывает нам белое пятнышко? Это чтобы хищники – в этот раз, так уж вышло, мы – подумали, что у неё сломано крыло. Она пытается увести нас, отвлечь. Если подойти ближе, она улетит, с ней всё в порядке. Наверное, у неё рядом гнездо – в противоположном направлении оттуда, куда она бежит.

 

Мы остановились и наблюдали за птицей, пока она не улетела.

 

– Ну что, на идее пожить у нас с Эвой в Мемфисе можно поставить крест?

 

Слоган и Эва – в первую очередь, Слоган – надумали взять меня с собой, когда они наконец поедут домой. Домой в Мемфис, где я пожил бы у них с годик. Прошлым летом я уже провёл полтора месяца у бабушки в Форт-Лодердейл, так что идея не казалась мне такой уж нереальной.

 

Он изложил её мне пару недель назад: «Подумай, как полезно тебе будет уехать из всего этого бардака, от запоротой школьной четверти. Я всего лишь предлагаю тебе сделать перерыв, поехать с нами в Мемфис. На год. Мы запишем тебя в школу, чтобы ты занимался и не отстал по программе».

 

«Я вырос в Мемфисе. Это просто рай для мальчишки. Там есть куча ребят твоего возраста. Дом с участком. От отца достался. У нас и амбар был. Там на пять градусов теплее, а в остальном всё то же самое».

 

Но моих родителей – прежде всего, маму – это не убедило; наоборот, мама чуть с катушек не слетела от такой перспективы, назвала затею бредовой и заявила: «Я не позволю этим двоим украсть моего сына», что остальные сочли несколько утрированным пониманием ситуации, но ничего не сказали. Только ругались и плакали.

 

– Тут всё сложно, – сказал я.

 

– Понимаю, – сказал он. – Я знал, что это рискованно, но я всегда любил рисковать.

 

– И всё же…

 

– Пойдём к машине, – сказал он, и мы повернули назад.

 

– Люди часто сбиваются с пути, – заметил он, и было ясно, что речь не о дороге к машине. – И нужно научиться прощать их, даже когда не можешь подсказать им верное направление.

 

Я сказал:

 

– Я уже сообщил им, что не поеду.

 

– Ты правда так решил или сделал это потому, что тебя в любом случае не пустят?

 

Я на какое-то время задумался, пока мы продолжали идти.

 

– Только так я смогу всё наладить, – ответил я, – всем угодить.

 

– Угождать всем – не твоя задача, – сказал он, – и в этом часть проблемы.

 

Я не видел никакой проблемы. Просто так устроена жизнь.

 

Мимо сторожки смотрителя мы прошли молча, словно опасаясь, что он подслушает.

 

– Слушай, я должен тебе сказать: мы с Эвой уезжаем завтра утром. Возвращаемся в Мемфис. Мы сегодня так решили.

 

Я уставился на него.

 

– Я думал остаться, пока не закончу кое-какие дела с твоим отцом, – сказал он, – но…

 

Гравий на парковке похрустывал под его ногами.

 

– …после вчерашнего скандала и того… того, что твоя мать учудила с Дэйви…

 

Он не закончил фразу.

 

А потом добавил:

 

– Не нужно быть Зигмундом Фрейдом, чтобы понять, что твоя мама срывается не из-за Дэйви. По крайней мере, не только из-за него. Он лишь служит катализатором. Её выводит твой отец, её выводишь ты. И мы с Эвой тоже. В том числе поэтому нам лучше смотаться и немного облегчить твоей маме жизнь.

 
 

34. little piece of ice

Маршмеллоу от Байрона Спунера

Пересекши долину, мы остановились у озера, которое заметили с вершины горы. Туман поднимался с его поверхности, когда на нее падали солнечные лучи. Нам пришлось заплатить рейнджеру за парковку, а взамен мы получили брошюру с картой, показывающей кемпинги и туалеты. На берегу озера было прохладнее. Мы шли медленно, тихо. Впереди нас лягушки прыгали в воду с тихими тревожными писками, волшебным образом исчезая в грязи при нашем приближении.

Лозунг скандировал имена уток, выпрыгивавших на середину.

- Эти серые - настоящие оводы. Вон там? Американский Виджен. Когда я был в твоем возрасте, мы называли их Лысыми. Обыкновенный Златоглазый, прямо рядом с ними. Тот, у которого на голове сверкает белая повязка? Болван. Когда я был мальчиком, там, в Теннесси, таких парней было намного больше, миллионы". Он всегда говорил о том, как он был мальчиком, и вы должны были признать, что это звучало немного лучше, чем в моей ситуации.

- Куда они делись? - спросил я. Я сказал.

"Они никуда не ушли, - сказал он, - их перестреляли".

Мы шли по галечному берегу, где были выброшены на берег каноэ и маленькие парусные лодки.

Длинноногая птица беспорядочно носилась перед нами короткими, встревоженными всплесками, всегда держась на расстоянии примерно пятнадцати футов.

- Это Смертоносец. Видишь, как неправильно выглядит ее крыло? Как она продолжает показывать нам этим белым пятном? Это делается для того, чтобы обмануть хищников — в данном ошибочном случае нас — и заставить их думать, что у нее сломано крыло. Она пытается отвлечь нас, отвлечь внимание. Если ты подойдешь слишком близко, она улетит, с ней вообще все в порядке. Вероятно, у нее поблизости есть гнездо, возможно, в противоположном направлении от того места, куда она бежит."

Мы остановились понаблюдать за птицей, пока она, наконец, не улетела.

- Я полагаю, идея о том, чтобы ты съездил со мной и Евой в Мемфис на некоторое время, прошла мимо ушей?

Слоган и Ева, в основном Слоган, придумали этот план, чтобы забрать меня с собой домой, если и когда они, наконец, соберутся уходить. Домой, в Мемфис, где они хотели, чтобы я пожил у них год или около того. Прошлым летом я уже провела шесть недель у своей бабушки в Форт-Лодердейле, так что мне это не показалось таким уж неправдоподобным.

Он объяснил мне это за пару недель до этого: "Подумай, сколько пользы тебе принесло бы, если бы ты сбежал от всего этого бардака, от всего этого испорченного семестра в школе? Все, что я тебе предлагаю, - это сделать перерыв и вернуться с нами в Мемфис. На целый год. Мы отдадим тебя в школу, чтобы ты мог не отставать.

- Я вырос в Мемфисе. Это замечательное место для того, чтобы быть мальчиком. Там тоже много других мальчиков, с которыми можно расти. Место на клочке земли. Он принадлежал моему отцу. У нас был бы амбар. Там теплее примерно на десять градусов, но в остальном все как здесь."

Но мои отец и мать, в основном моя мать, не купились; на самом деле она чуть с ума не сошла от такой перспективы, назвав это дерзким планом и сказав: "Я не позволю этим двоим похитить моего сына", что все остальные сочли довольно экстремальной интерпретацией ситуации, но никто сказал что угодно. Много криков и плача.

"Да, это сложно", - сказал я.

"Я понимаю, - сказал он, - я знал, что это был дальний выстрел, но мне всегда нравился дальний выстрел".

"И все же..."

"Давай вернемся к машине", - сказал он, и мы развернулись.

"Люди все время сбиваются с пути", - сказал он, и я был почти уверен, что он говорил не о том, чтобы вернуться к машине. "И ты должен простить их, даже если не можешь помочь им снова найти свой путь".

Я сказал: "Я уже сказал им, что не поеду".

"Это то, чего ты действительно хочешь, или ты делаешь это только потому, что они не позволили бы тебе, даже если бы ты действительно захотел пойти?"

Я на минуту задумался об этом, пока мы шли.

"Это единственный способ, которым я могу свести все это воедино, - сказал я, - сделать всех счастливыми".

"Делать всех счастливыми - не ваша работа, - сказал он, - и я считаю, что это часть проблемы". Я и не думал, что здесь есть какая-то проблема. Просто так обстояли дела. Жизнь.

Мы прошли мимо будки рейнджера, ничего не сказав, как будто боялись, что он подслушивает.

"Слушай, я должен тебе сказать, мы уезжаем утром, я и Ева. Возвращаюсь в Мемфис. Мы решили это сегодня утром."

Я уставился на него.

"Я планировал задержаться здесь, пока не смогу закончить кое-какие дела с твоим папой, - сказал он, - но..."

Гравий на парковке хрустел под его ногами.

"...после всего этого шума прошлой ночью и всего... всего дерьма между твоей мамой и Дэйви...?" Он оставил эту мысль в покое.

Затем он сказал: "Не нужно быть Зигмундом Фрейдом, чтобы понять, что тирады твоей мамы не о Дэйви. Или, по крайней мере, не все о нем. Он просто катализатор. Они о твоем отце, они о тебе. Они тоже обо мне и Еве. Так что это одна из причин, по которой мы собираемся смотаться, может быть, снять часть давления с твоей мамы".

35. Marie

Как только мы пересекли долину, то остановились у озера, которое заприметили еще с вершины горы. На его поверхности выступила дымка, когда выглянуло солнце. Мы заплатили рейнджеру, чтобы он припарковал нашу машину, и получили брошюру с картой палаточных лагерей и туалетов. Шли мы медленно и молча. Лягушки перед нами испуганно сигали в воду, а при нашем приближении чудесным образом исчезали в иле.

Слоган называл виды уток, гоготавших в середине озера.

— Вон там серые утки. А вон видишь? Американская свиязь. Когда я был в твоем возрасте, мы их называли лысухами. А рядом с ними гоголь обыкновенный. А вон одна с белым пятном на голове, видишь? Это малый гоголь. В Теннесси, когда я был еще ребенком, их было гораздо больше, прям миллионы.

Он постоянно рассказывал о своём детстве, и стоило признать, что рассказы его звучали гораздо лучше, чем выглядело мое положение.

— Куда они улетели? — спросил я.
— Никуда не улетели, — ответил он. — Их перестреляли.

Мы прошлись по галечному берегу, где лежали каноэ и небольшие лодки. Перед нами подскочила и, суматошно махая крыльями, кинулась бежать длинноногая птица. Хотя дальше четырех метров она не удалялась.

— Это крикливый зуёк. Видишь, у него что-то не так с крылом? Он все время мельтешит своим белым пятном. Это обманка, — птичка по ошибке приняла нас за хищников, — мы должны подумать, что у нее сломано крыло. Она пытается отвлечь нас. С крылом всё в порядке, подойдешь слишком близко, и птица улетит. Наверное, у нее гнездо неподалеку, может даже, в противоположной стороне от места, куда она бежит.

Мы остановились подождать, пока птица не улетит.

— Помнишь, я предлагал тебе уехать со мной и Евой в Мемфис на какое-то время? Похоже, ты передумал?
Слоган с Евой решили, что когда и если они соберутся уезжать, то заберут меня с собой. В основном, это была идея Слогана. У них дома, в Мемфисе, я бы провел около года. Прошлым летом я полтора месяца гостил у бабушки в Форт-Лодердейле, так что эта затея не казалась мне такой уж несбыточной.

Две недели назад он объяснил мне это так: «Представь, как будет хорошо, если ты уедешь от всего этого дерьма, от запоротой четверти? Я предлагаю всего лишь отдохнуть и съездить с нами с Мемфис. На год. Мы пристроим тебя в тамошнюю школу, чтобы ты не отставал по программе».

— Я сам вырос в Мемфисе, это прекрасное место для мальчишки. Там и других детей полно, ты не будешь один. Кусок земли есть, остался от отца. Мы бы построили сарай. Летом там теплее градусов на десять, а в остальном всё как здесь.

Но мои папа и мама на это не купились, особенно мама, она чуть с катушек не слетела от такой перспективы и назвала план чушью. Говорила, что «не даст этим двоим похитить ее сына», на что остальные отвечали, что она слишком жестко воспринимает ситуацию. Но мама лишь кричала и плакала.

— Это слишком сложно, — вздохнул я.
— Понятно, — ответил он. — Так и думал, что просто не будет, но я никогда не бежал от сложностей.
— И всё же…
— Давай вернемся к машине, — сказал он, и мы повернули обратно.

— Люди все время сбиваются с пути, — бросил он, и я был почти уверен, что это не про наше возвращение к машине. — Их надо уметь прощать, даже если не можешь помочь им найти свой путь.
На что я ответил:
— Я уже сказал им, что не поеду.
— Ты правда этого хочешь или поступаешь так лишь потому, что они все равно тебя не пустили бы?

Я размышлял с минуту, пока мы шли.
— Только так я могу все уладить. Сделать всех счастливыми.
— Это не твоя забота – осчастливливать всех, — ответил он, — и я думаю, что проблема отчасти в этом.
Я не думал, что какая-то проблема вообще есть. Просто всё шло своим путем. Такова жизнь.
Мы прошли мимо будки рейнджера, не проронив ни слова, будто боялись, что он нас подслушивает.

— Знаешь, я должен тебе сказать — завтра с утра мы с Евой уезжаем. Возвращаемся в Мемфис. Мы так решили сегодня утром.
Я уставился на него.
— Я не собирался задерживаться после того, как улажу с твоим отцом некоторые дела, но…
Гравий на парковке скрипел и шуршал под его ногами.
— …после вчерашней перепалки между твоей мамой и Дейви…? — его мысль так и повисла в воздухе.
И потом он добавил: «Не надо быть Фрейдом, чтобы увидеть, что твоя мать вспылила не из-за Дейви. По крайней мере, не из-за него одного. Он был лишь последней каплей. Виной тому твой отец. И ты. Да и мы с Евой тоже. Так что, отчасти поэтому мы сваливаем. Может, так мы снимем хотя бы часть груза с твоей мамы».

36. MasaRaksha

Пройдя через долину, мы остановились у озера, которое заметили с вершины горы. С его поверхности поднимался освещаемый солнцем туман. Мы заплатили рейнджеру за стоянку и получили, взамен, брошюру с картой, на которой были указаны места для кемпинга и туалеты. На берегу было прохладнее. Мы шли медленно и тихо. Встревоженные нашим приближением лягушки, тихонько попискивая, прыгали в воду и, чудесным образом, растворялись в прибрежном иле.


Слоуген перечислял названия уток, которые сбились в кучу на середине озера.


- Вон те, серые – это воркуши. А там - видишь? – американский свиязь. Когда я был таким, как ты, мы называли их лысухами. Прямо рядом с ними – обыкновенный гоголь, а тот, что с белым пятном на голове – малый гоголь. Когда я был мальчишкой, в Теннесси, их было гораздо больше, миллионы.


Он постоянно рассказывал о своем детстве и, признаться, мне казалось, что его детство было беззаботней, чем мое.


- Куда же они все подевались? – спросил я.


- Никуда, - ответил Слоуген, - перебили всех.


Мы шли по гравийному берегу, на котором стояли каноэ и небольшие парусные лодки. Прямо перед нами беспокойно металась какая-то длинноногая птица, выдерживая расстояние около пятнадцати футов.


- Это зуёк. Видишь, у нее, как будто, крыло не в порядке, и белое пятно маячит? Это чтобы обмануть хищников, за которых она ошибочно принимает нас. Она хочет, чтобы мы думали, что крыло сломано. Таким образом она отвлекает тебя, скорее всего, от гнезда. Оно, наверняка, где-то недалеко и совсем не в том направлении, куда она бежит. Если подойти ближе, она улетит, с ней все в порядке.


Мы остановились и наблюдали за птицей, пока она, наконец, не улетела.


- Как я понимаю, идее поехать ненадолго со мной и Евой в Мемфис, не суждено осуществиться?


Слоуген и Ева, в большей степени Слоуген, разработали план, чтобы взять меня с собой, если и когда они, наконец, соберутся уезжать домой. Домой, в Мемфис, где я мог бы остаться с ними на год, или около того. В прошлом году я шесть недель гостил у бабушки в Форт-Лодердейле, так что это не казалось сколько-нибудь надуманным.


Слоуген посвятил меня в свой план пару недель назад:


- Подумай, тебе пойдет только на пользу, если ты сбежишь от всего этого бардака, от проваленного полугодия в школе. Все, что я тебе предлагаю – взять перерыв и отправиться с нами в Мемфис. На один год. Ты мог бы учиться в школе, чтобы не отстать по учебе.


Он говорил:


- Я вырос в Мемфисе. Это прекрасное место для мальчишек. Там много ребят, с которыми можно подружиться. Дом на небольшом участке земли, что принадлежала моему отцу. У нас была конюшня. Там теплее градусов на десять, но в остальном, все как здесь.


Но мои родители, в первую очередь мать, не купились; вообще-то она почти взбесилась от такой перспективы и назвала все это коварным планом, воскликнув:


- Я не позволю этим двоим похитить моего сына!


Всем показалось, что это явно чересчур, но никто ничего не сказал. Было много криков и слез.


- Да, все сложно, - сказал я.


- Понимаю, - сказал он, - Я знал, что это маловероятно, но чем меньше шансов – тем привлекательней идея.


- И все же…


- Давай вернемся к машине, - предложил Слоуген, и мы пошли обратно.


- Люди постоянно сбиваются с пути, - сказал он, и я был уверен, что он говорил не нашем возвращении к машине, - ты должен простить их, даже если не можешь помочь им снова найти дорогу.


- Я уже сказал им, что никуда не поеду.


- Это то, чего ты действительно хочешь, или делаешь это только по тому, что тебе не разрешили, хотя, на самом деле, тебе хочется поехать?


С минуту мы шагали молча.


- Только так я могу сделать, чтобы все совпало, - ответил я, - чтобы все были счастливы.


- Ты не сможешь осчастливить всех, - сказал Слоуген, - и в этом, мне кажется, часть проблемы.


Я не видел тут никакой проблемы. Просто все было, как было. Просто жизнь.


Мимо будки рейнджера мы прошли молча, как будто опасаясь, что он подслушивает.


- Слушай, я должен тебе сказать, что мы – я и Ева – уезжаем утром. Возвращаемся в Мемфис. Мы решили это сегодня утром.


Я с удивлением вытаращился на него.


- Я хотел еще задержаться здесь, - продолжал Слоуген, - пока не закончу кое-какие дела с твоим папой, но…


Гравий на стоянке трещал и хрустел под его ногами.


- … но после всей этой шумихи прошлой ночью, и всего… всего этого дерьма между твоей мамой и Дэйви…? – фраза зависла в воздухе.


Потом он проговорил:


- Не нужно быть Зигмундом Фрейдом, чтобы понять, что тирады твоей мамы вовсе не о Дэйви. Или, по крайней мере, не только о нем. Он просто катализатор. Они – о твоем отце, о тебе. И обо мне с Евой тоже. Так что это одна из причин, по которой мы хотим сбежать. Может так твоей маме станет легче.


 

37. Matvei Zabolotsky

Байрон Спунер


Облака под ногами


Пересекая горную долину, мы сделали короткую передышку у озера, которое заметили еще на самой вершине. Лучи солнца пробивались сквозь сырой туман. Нам нужно было заплатить рейнджеру за стоянку и получить брошюрку с указаниями мест для стоянки лагеря и туалетов на обратном пути. На берегу озера было прохладнее, чем на высотах гор. Мы продвигались медленно, без спешки. По звуке наших шагов лягушки то и дело выпрыгивали с едва слышным всплеском и таинственным образом исчезали в водах озера.


Слоган выкрикивал названия уток, которые собирались здесь целыми стаями.


– Вот те сероватого цвета собственно так и называются – серые утки. Несколько поодаль? Это американская свиязь. Когда я был примерно такого же возраста как и вы, мы называли ее плешивой уткой. Тот что рядом с ними – это обыкновенный гоголь. У которых белое пятно? Так и называются гоголи-головастики, они особенно заметны из-за пятна на голове. Когда я был маленький и жил в Теннеси, то этих птиц было намного больше, тысячи стай.


В каждую фразу Слоган не забывал вставлять реплику о своем детстве и, следовало признать, это звучало так, словно в его детстве было в тысячу раз лучше, чем у тебя.


– Куда они делись? – спросил я.


– Никуда, – отвечал он. – Их всех перестреляли.


Мы шли вдоль озера. Каноэ и маленькие парусные лодки лежали здесь брошенные прямо на берег, усеянный гравием.


Длинноногие птицы суматошно мчались впереди короткими, нервными перебежками, держась при этом метрах в пяти от нас.


– Это крикливый зуек. Обратите внимание на его крыло. Оно сломано, верно? И он продолжает манить нас белым пятном на голове? Это для глупых хищников, вроде нас с вами, чтобы мы подумали, что крыло-то сломано. Он пытается отвлечь наше внимание, увести в сторону. Но если вы подойдете слишком близко, птица улетит, потому что это все обманка. Возможно, что где-то поблизости у нее кладка, допускаю даже, что в противоположном направлении от которого она и отвлекает нас.


Мы остановились, чтобы разглядеть птицу пока та не улетела.


– Предполагаю, что идея о короткой поездке со мной и Евой в Мемфис полностью отпала?


Слоган и Ева, но в основном он, придумали этот план, чтобы взять меня домой с собой, если все же они когда-нибудь, наконец, соберутся с духом и покинут это место. Они хотели бы отвезти меня обратно домой в Мемфис, где бы я остался с ними примерно на год. Я уже провел прошлым летом шесть недель со своей бабушкой в Форт-Лодердейл, и эта идея не казалась мне неправдоподобной.


– Подумай как здорово бы поездка пошла тебе на пользу, – двумя неделями ранее втирал мне эту идею Слоган, - если бы ты удрал из этого бардака, бросил лажу в школе? Все что я предлагаю тебе – всего-лишь взять перерыв и вернуться в Мемфис с нами. На годик. Мы отдадим тебя в школу, так что ты даже не пропустишь ни дня учебы, не отстанешь ни по одному предмету.


– Я вырос в Мемфисе, - продолжал он. - Это прекрасное место для мальчика. К тому же здесь много парней твоего возраста и тебе будет с кем общаться. Там домик на маленьком клочке земли. Наследство от отца. У нас было целое хозяйство. Погода теплее чем здесь градусов на десять, но в целом такая же.


Но мои родители, особенно мама, не купились на эту идею, более того, у нее буквально поехала крыша от такой великолепной перспективы. Она называла план, который, по мнению всех остальных, являлся довольно крайней формой разрешения сложившейся ситуации, «абсолютной хренотенью», повторяя при этом « Я не позволю этим двоим похитить моего сына». Никто ничего не смог возразить. А сколько было криков, сколько слез пролито...


– Да, все сложно, – сказал я.


– Понятно, – отвечал Слоган. – Я знал, что это будет рискованное дельце, но мне всегда нравились такие.


– И все же...


– Давай вернемся к машине, - предложил он и мы пошли обратно.


– Люди все время сбиваются со своего пути, – добавил Слоган и я был абсолютно уверен, что речь не о нашем возвращении к авто. – Тебе следует простить их, особенно, если ты не в состоянии помочь встать на путь истинный.


– Я уже говорил родителям, что не собираюсь ехать.


– Ты действительно этого хочешь или остаешься просто потому что они тебя бы не отпустили, даже если бы ты действительно захотел уехать?


Пока мы шли, я на минутку задумался над его словами.


– Только таким способом я могу все расставить на места, – ответил я,- сделать всех счастливыми.


– Делать всех счастливыми – не твоя работа, - парировал он, - и это часть проблемы.


До этого момента я не считал мой отказ ехать проблемой. Просто так сложились обстоятельства. Такова жизнь.


Мы молча прошли мимо будки рейнджера, как будто опасаясь, что он подслушивает нас.


– Постой. Я должен тебе сказать, мы с Евой уезжаем утром. Возвращаемся в Мемфис. Мы так решили сегодня.


Я уставился на него.


– Я планировал задержаться здесь пока не завершу все дела с твоим папашей, – отвечал он, – но... (гравий на стоянке машин хрустел и рассыпался под его ногами) ...после того грандиозного скандала прошлой ночью, после всего дерьма между твоей мамой и Дейви...?


Он так и не закончил свою мысль.


– Ты не должен быть стариной Фрейдом, – сказал он затем, - чтобы понимать, что тирады твоей матери не направлены против Дейви. По крайней мере не только против него одного. Он лишь ускоритель ее эмоций. Ты и твой папаша реальные раздражители. Ну и мы с Евой, разумеется. Это одна из причин почему мы собираемся драпать отсюда, может быть, чтобы избавиться от прессинга твоей матери.

38. Meowl

Мы пересекли долину и остановились у озера, которое видели с вершины. Под лучами солнца с поверхности воды поднималась дымка. Мы расплатились со смотрителем за парковку и взамен получили брошюру с картой, указывающей расположение палаточных лагерей и туалетов. От озера веяло прохладой. Мы шли тихо, неспешно, а лягушки, заслышав наши шаги, мгновенно скрывались в мутной воде, испуганно пискнув напоследок.

Слоган перечислял виды уток, что покрякивали с середины озера:

– Тех, сереньких, собственно, и именуют серыми утками. А там – американские свиязи. Когда я был твоего возраста, их ещё называли лысеющими. Рядом плавают обыкновенные гоголи. А вон те, с заметным белым пятном на голове, – это уже малые гоголи. В моём детстве, ещё в Теннесси, этих малых было гораздо больше, чуть ли не миллионы.

Слоган то и дело рассказывал о временах, когда был мальчишкой, и, должен признать, его истории звучали куда как лучше того, о чём мог бы поведать я.

– Они куда-то перелетели? – поинтересовался я.

– Никуда они не улетали, – последовал его ответ, – их всех перестреляли.

Мы брели вдоль галечного берега, на котором покоились коноэ и небольшие парусные лодки.

Перед нами мельтешила длинноногая птица, передвигаясь короткими суетливыми перебежками и не подпуская нас ближе, чем метров на пять.

– Это – крикливый зуёк. Заметил, что у этой самки будто что-то с крылом? Видишь, как она завлекает нас своим белым оперением? Так зуйки дурачат хищников, за которых нас сейчас и приняли, имитируют сломанное крыло. Самка хочет отвлечь нас, увести подальше. Но если подойти слишком близко, она улетит, ведь на самом деле с ней всё в порядке. Наверняка где-то здесь у неё гнездо, и, думаю, бежит она как раз в противоположную от него сторону.

Мы остановились, чтобы понаблюдать за птицей, пока в конце концов она не улетела.

– Полагаю, вариант тебе на какое-то время переехать со мной и Евой в Мемфис теперь можно отмести?

Слоган и Ева, хотя инициатором очевидно был Слоган, предложили забрать меня жить с ними, когда они всё же соберутся уезжать. Перебравшись в Мемфис, они смогли бы приютить меня там на год или около того. Прошлым летом я уже провёл у бабушки в Форт-Лодердейле шесть недель, так что шансы осуществить задуманное были не такими уж призрачными.

Он изложил мне свою идею пару недель назад:

– Только подумай, ведь тебе бы пошло на пользу уехать подальше от всего этого хаоса, пропустить уже загубленный учебный год. Я всего лишь предлагаю тебе сделать передышку и вернуться в Мемфис вместе с нами. На год. Мы устроим тебя в школу, и ты не отстанешь от учебной программы.

Я вырос в Мемфисе. Для мальчишки нет города лучше. Там полно ребятни, так что будет с кем проводить время. Свой участок на скромном клочке земли. Когда-то он принадлежала моему отцу. У нас и амбар был. В той местности градусов на пять теплее, чем здесь, но в остальном разницы почти нет.

Однако мои родители, особенно мать, не повелись на эти уговоры. Вообще, она чуть не поехала крышей от этого предложения, назвав его полной чушью:

– Я не позволю этим двоим похитить моего сына, – что по мнению остальных было довольно сильным преувеличением реальной ситуации, но все промолчали. Сколько же было криков и рыданий.

– Да уж, ситуация не из простых.

– Понимаю, – утешал Слоган, – знал, что шансов немного, но я всегда любил испытывать удачу.

– И всё же…

– Давай вернёмся к машине, – предложил он, и мы отправились назад.

– Люди то и дело сбиваются с пути, – что-то мне подсказывало, что сейчас он говорил не о нашей обратной дороге. – Нужно научиться прощать их, даже если не в твоих силах помочь им найти его снова.

– Я уже сказал родителям, что не поеду, – пришлось признаться мне.

– Это действительно твоё решение, или ты ответил так только потому, что они в любом случае не позволили бы тебе уехать?

С минуту я размышлял об этом, пока мы брели назад.

– Только так я смогу убить всех зайцев, – заключил я, – угодить всем.

– Ты не обязан всем угождать, – парировал он, – думаю, отчасти в этом и кроется проблема.

Проблемой я это не считал. Просто таково положение дел. Такова жизнь.

Мимо кабинки смотрителя мы прошли молча, будто опасаясь, что он подслушивал.

– Ты должен знать, завтра до обеда мы с Евой уже уедем. Мы возвращаемся в Мемфис. Приняли решение этим утром.

Я уставился на него.

– Изначально я планировал остаться до тех пор, пока не улажу кое-какие дела с твоим папой, – продолжил он, – но…

Гравий, которым была усыпана парковка, хрустел под его ногами.

– … после вчерашнего скандала и всего… всего этого дерьма между твоей мамой и Дейви?.. – Он не стал продолжать мысль.

Затем сказал:

– Не обязательно быть Зигмундом Фрейдом, чтобы понять, что причитания твоей мамы на самом деле не касаются Дейви. Или по крайней мере не только его. Он просто стал катализатором. Они относятся и к твоему папе, и к тебе. И к нам с Евой тоже. Это одна из причин, почему мы решили убраться отсюда, перестать действовать твоей маме на нервы.

39. methanol

Байрон Спунер «Зефирки»

Пересекая долину, мы остановились у озера, которое заприметили с вершины горы. Сияющее с небес солнце, поднимало легкий туман с его поверхности. Чтобы запарковать машину, нам пришлось заплатить смотрителю. Взамен, мы получили от него карту, на которой были обозначены места для пикника и туалеты. От озера веяло прохладой, так что мы шагали по берегу медленно, наслаждаясь покоем. Заметив нас, лягушки с тревожным кваканьем прыгали с берега в воду, исчезая в тине при нашем приближении.

Слоган обратил внимание на уток, которые кучковались в середине озера.

- Смотри, вон обычные серые утки. А вон те, другие, это уже свиязи. Мы обычно называли их «лысые спины», раньше, когда я был твоего возраста. Около них, плавают гоголи, видишь? Спрашиваешь, как называют тех, с белым пятном на голове? Это тупоголовые утки. Раньше, в Теннесси, когда я был пацаном этих уток было намного больше. Их были миллионы!

Слоган любил рассказывать о том времени, когда он был пацаном, и нужно признать, что его рассказы звучали немного лучше, чем это было бы в моем случае.

- А куда они подевались? – спросил я.

- Никуда они не подевались, - ответил он - их перестреляли.

Мы прогуливались по галечному берегу, мимо вытащенных на сушу каноэ и маленьких парусных лодок.

Шустрая, длинноногая птичка бегала перед нами по земле беспорядочно метаясь из стороны в сторону.

- Это ржанка. Видишь, как она держат крыло, будто с ним что-то не в порядке? Еще и показывает белую подпушку? Она делает это чтобы одурачить хищников. Притворяется подбитой, чтобы увести опасность от своего гнезда. На самом деле, с ней все в порядке, и если ты подойдешь ближе, она улетит. Просто где-то поблизости у нее спрятано гнездо, и я думаю оно как раз в направлении, противоположном тому, куда она убегает.

Мы остановились, и наблюдали за птицей, пока она не улетела.

- Полагаю, что идея о том, чтобы ты уехал со мной и Евой в Мемфис не встретила поддержки?

Это была идея Слогана и Евы, хотя конечно, по большей части, за этим стоял Слоган, который хотел, чтобы я отправился с ними в Мемфис, когда они соберутся уезжать. Он хотел бы, чтобы я остался с ними на год или около того. Прошлым летом, я уже гостил шесть недель у своей бабки в Лаудердейле, так что этот план не был для меня чем-то невероятным.

Пару недель до этого у нас со Слоганом уже был разговор на эту тему: подумай, говорил он - как бы это было классно, хоть на время забыть весь этот бардак дома и неприятности в школе. Взять перерыв и на год уехать со мной в Мемфис. Мы бы смогли устроить тебя в школу, чтобы ты мог учиться и не отстал от программы.

«Я сам вырос в Мемфисе. Это отличное место для мальчишки. Кругом полно других мальчишек с которыми можно дружить. У меня там есть клочок земли, который достался мне от отца. В тех местах градусов на десять теплее, но в остальном там так же, как и здесь.»

Но на моего отца, а тем паче на мать, такие рассуждения не действовали. Мать вообще чуть не взбесилась от такой перспективы и как она выразилась «дурацкого плана» заявив: «я не позволю этим двоим похитить моего сына!» тут она конечно хватила через край, но никто не осмелился ей возразить потому что никто не хотел слушать дополнительную порцию ее криков и воплей.

- Да, с этим вопросом все сложно – пробормотал я.

- Понимаю, - ответил Слоган – я знал, что это рискованный ход, но мне нравятся рисковать.

- Однако…

- Давай возвращаться к машине – перебил меня Слоган, и мы повернули назад.

- Люди постоянно сбиваются с жизненного пути, - сказал он и я почему-то был уверен, что Слоган говорит не о возвращении к машине. И ты вынужден прощать их даже если ты не в силах помочь им вернуться на верную дорогу.

- Я уже сказал им, что не поеду – обронил я.

- Ты действительно не хочешь ехать, или ты сказал так, потому что они все равно бы тебя не отпустили?

Я обдумывал эту мысль в течение минуты, пока мы шли.

- Для меня, это единственный вариант закрыть вопрос так, чтобы все были довольны - сказал я.

- Делать всех довольными, это не твоя чертова работа, - возразил Слоган. Хотя это определенно часть обсуждаемой проблемы.

На мой взгляд, тут не было никакой проблемы. Просто так обстояли дела. Жизнь, одним словом.

Мы миновали будку смотрителя не проронив ни единого слова, как будто боялись, что нас подслушивают.

- Слушай, я должен сказать тебе, что мы с Евой уезжаем завтра утром. Возвращаемся обратно в Мемфис. Мы так решили сегодня утром.

Я вытаращился на Слогана.

- Понимаешь, я планировал побыть здесь еще какое-то время, пока мы с твоим отцом не закончим кое-какие дела, - продолжал он – но…

Гравий стоянки скрипел и хрустел под его ногами.

- …однако после того скандала, который был прошлым вечером и после той ссоры между твой мамой и Дэйви…? – Слоган оставил мысль без окончания.

Не нужно быть Зигмундом Фрейдом, чтобы понять, что твоя мама говорила не о Дэйви. – добавил он некоторое время спустя. Или, по крайней мере, она говорила не только о Дэйви. Он просто стал последней каплей, катализатором взрыва. Она говорила о твоем отце и о тебе. Она говорила обо мне и Еве. И это еще одна причина, по которой мы должны уехать, без нас ей станет спокойнее.

40. MSP

Байрон Спунер
Маршмеллоу


Спустившись в долину, мы остановились у озера, которое приметили еще находясь на вершине горы. Туман постепенно исчезал с поверхности озера, отступая под ударами солнечных лучей. Мы заплатили смотрителю парка за вход и получили от него брошюру с обозначениями мест для кемпинга и туалетов. С берега веяло прохладой. Мы молча и неспешно продвигались вперед. Впереди лягушки с пронзительным, похожим на звук сигнализации, кваканьем прыгали в воду, едва нам стоило подойти ближе, как они совершенно невероятным образом пропадали из виду, теряясь среди тины.

Зато мы увидели стаю уток, плывущих на середину пруда. Слоган называл мне их виды:

— Вон те серые –— полукряквы. А кто там? Американская свиязь. В твоем возрасте мы их называли «голые спинки». Прямо за ними — гоголь обыкновенный. А эта с белым перышком на голове? Гоголь американский. Когда я был маленьким и жил в Теннесси, их там было намного больше, просто тьма.

— А куда они улетели? — поинтересовался я
Никуда, — ответил мой товарищ. — Всех перестреляли.


Слоган постоянно вспоминал свое детство и нельзя было не признать, что оно казалось интереснее, чем у меня.

Мы пошли по каменистому берегу, где стояли каноэ и небольшие яхты.

Где-то метрах в трех от нас, двигаясь резкими рывками, летела маленькая пестрая птичка с длинными лапами. Она не подпускала нас к себе, держась на расстоянии.

— Это крикливый зуек, — продолжал Слоган. — Видишь, крыло выглядит как-то неестественно? Видишь, она поворачивается к нам сверкающим белым пятном? Все, чтобы запутать хищников –— в данном случае она ошибочно полагает, что это мы. Птица старается отвлечь наше внимание, отвести от себя взгляд. Если мы подойдем ближе, то ничего плохого не случится – она просто улетит. Вероятно, поблизости ее гнездо. Возможно, позади нас.


Мы остановились и наблюдали за птицей до тех пор, пока она не скрылась из виду.

— Полагаю, идея о твоем участии в нашей с Евой поездке в Мемфис осталась в прошлом? — поинтересовался мой приятель
Слоган и Ева, в особенности Слоган, предложили мне переехать жить к ним, если они наконец решаться уехать. Планировалось, что мы переедем в Мемфис, где я проживу вместе с ними целый год. Прошлое лето я уже прожил с бабушкой в Форт-Лодердейл, так что данная идея не казалась мне чем-то несбыточным.


— Подумай, не хотел бы ты отвлечься от этого ужаса, от этих дурацких дел, которыми забита школьная четверть? –спрашивал меня мой приятель. — Я тебе предлагаю вернуться с нами в Мемфис. Пожить там год. Мы пристроим тебя в местную школу, ты будешь учиться и не отстанешь по программе. Я вырос в Мемфисе. Это замечательное место для мальчиков. Там много парней, с которыми весело расти. Мы будем жить на земле. Земле моего отца. У нас есть амбар. В Мемфисе все как здесь, только градусов на десять теплее.


Но мои мама и папа, в первую очередь мама, не купились на эти сказки. Мама буквально сошла с ума из-за этой идеи, которую она назвала мошеннической, и говорила: «я не позволю похитить моего сына». Другие относились к этому, как к чрезмерной резкости, но никто не перечил. Криков и скандалов хватало и так.

— Да, тут все сложно, — ответил я.
— Понятно – сказал Слоган. — Я думал о том, что затея трудно осуществима, но мне всегда нравилось все трудноосуществимое.
— Подожди…
— Давай вернемся к машине, — решил Слоган.
Мы пошли обратно.
— Люди постоянно сбиваются со своего пути, — продолжил мой товарищ, и я был более чем уверен, что он не имеет в виду дорогу к машине. — И нужно всегда прощать их, даже если нет возможности помочь на него вернуться.
— Но я уже сказал родным, что не еду.
— Ты сделал это потому, что вправду хочешь остаться дома или потому, что думаешь, что они тебя все равно не отпустят?
Несколько секунд, пока мы подходили к машине, я обдумывал ответ на этот вопрос.
— Только так я могу все уладить, — сказал я. — Оставить всех довольными.
— Осчастливить всех — не твоя задача, — произнес Слоган. — Подозреваю, что проблема отчасти кроется именно в этом.


До того момента я не считал сложившуюся ситуацию проблемой. Для меня происходящее было чем -то обычным. Жизнь как она есть.

Мы прошли мимо будки служителя парка, не говоря ни слова, будто боясь, что он нас подслушает.


— Смотри, — продолжал Слоган едва мы вышли за ворота. — Должен тебе сказать, что мы с Евой завтра сматываемся. Решили это сегодня утром.


Я удивленно посмотрел на собеседника.
— Хотел оставаться тут еще некоторое время, пока не улажу дела с твоим батей, — объяснял он. —Но…
Камешки, которыми была усеяна парковка, хрустели под ногами моего приятеля.
— … после последней ссоры и всей … всей той чертовщины между твоей мамой и Дейви…
Слоган так и не закончил мысль.


Затем он произнес:


— Не нужно быть Зигмундом Фрейдом, чтобы понять, что все гневные речи твоей матери адресованы не Дэйву. Или, по крайней мере, не только ему. Его поведение –— лишь повод. Гнев нацелен на твоего батю, на тебя. А еще на меня и на Еву. Одна из причин того, что мы хотим улизнуть — думаем, что хоть так твоя мама немного остынет.


 

41. Olga84

Байрон Спунер «Зефир»

Оказавшись за долиной, мы остановились у озера, которое облюбовали еще с вершины горы. От соприкосновения с солнечными лучами над озером появился легкий туман. Мы заплатили смотрителю за парковку, получив взамен карту с окрестностями и туалетами. На берегу было прохладнее. Мы спокойно, не спеша гуляли. По мере нашего приближения лягушки прыгали в воду с тревожным кваканьем и таинственно исчезали в иле.

Слоган называл виды гогочущих уток, плывущих вглубь озера.

– Вон те серые – это воркушки. А там? Это американские дикие утки. Когда я был твоего возраста, их называли свиязями. Рядом с ними – обыкновенный гоголь. А та с белым пятнышком на голове? Это гоголь малый. Когда я был мальчишкой, в Теннесси было много таких уток, прям миллионы.

Слоган всегда рассказывал о своем детстве, и судя по этим рассказам оно было куда счастливее моего.

– Куда же они улетели? – спросил я.
– Никуда, – ответил он. – Их перестреляли.

Мы шли по галечному берегу с пришвартованными каноэ и небольшими парусниками. Перед нами суетливо перемещалась и тревожно взмахивала крыльями длинноногая птица, не подпуская нас к себе ближе чем на 15 футов.

– Это крикливый зуек. Видишь, у него что-то с крылом? Как он норовит выставить нам свое пятнышко? Так он пытается обхитрить хищников, в данном случае нас, заставив думать, что у него сломано крыло. Он старается отвлечь нас, ну уж если мы приблизимся слишком близко, улетит, как ни в чем не бывало. Возможно где-то поблизости у него гнездо, скорее всего в другой стороне.

Мы остановились и стали наблюдать за зуйком, пока тот не улетел.
– Я так понимаю, ты уже не хочешь поехать со мной и Евой в Мемфис и погостить у нас какое-то время?

Слоган и Ева, в основном Слоган, предлагали взять меня с собой домой, если они наконец-таки решились бы уехать. Домой – в Мемфис, где-то на год. Прошлым летом я уже провел полтора месяца с бабушкой в Форт Лодердейл, поэтому мне эта затея не казалась лишенной смысла.

Пару недель назад он сам уговаривал меня:
– Только представь, как тебе пойдет на пользу вырваться из этого кошмара, когда еще и в школе дела идут неважно. Я всего лишь предлагаю тебе сделать передышку и поехать с нами в Мемфис. Пожить здесь годочек. Мы устроим тебя там в школу, так что все наверстаешь. Я сам вырос в Мемфисе. Это отличное место для мальчишки. Здесь много ребят, обязательно с кем-нибудь подружишься. Дом на земле. Он принадлежал еще моему отцу, даже сарай свой был. В Мемфисе градусов на десять теплее, а в остальном все как здесь.

Вот только родители мои были против такого поворота событий, а мама вообще рассвирепела от предложенной идеи, посчитав ее сумасбродной:
¬– Я не позволю этой парочке похитить моего ребенка.

Все восприняли ее слова слишком суровым толкованием ситуации, но никто не посмел возразить. Много криков и слез.

– Да, все не так просто, – сказал я.
– Понимаю, – ответил Слоган, – предполагал, что не сразу согласишься. Нужно время, но я всегда не против подождать.
– И все же…
– Пойдем к машине, – предложил он, и мы повернули обратно.
– Люди все время сбиваются с пути, – сказал он, и было совершенно ясно, что он говорил не о нашем возвращении к машине. – Но нужно уметь прощать, если не можешь помочь им снова обрести этот путь.
– Я уже сообщил им, что никуда не еду.
– Ты на самом деле не хочешь ехать или поступаешь так, только потому что они тебе не разрешают?
Я на минуту задумался.
– Это единственный способ все уладить, чтобы все были довольны.
– Но это не твоя забота, – возразил он, – Зачем делать из этого проблему? Это просто жизнь.

Мы молча прошли мимо домика смотрителя парка, как будто боялись, что он подслушивает.

– Послушай, завтра мы с Евой уезжаем. В Мемфис. Мы решили это утром.

Я уставился на Слогана.

– Я хотел задержаться здесь пока на закончу все дела, ¬– сказал он, – но…

Послышался скрип гравия под ногами на парковке.

– После вчерашнего скандала и всей ситуации между твоей матерью и Дэви…? – мысль Слогана повисла в воздухе.

А потом он выдал:
– Не надо быть Фрейдом чтобы заметить, что выпады твоей матери не касаются Дэви. Ну или не все дело только в нем. Он лишь служит катализатором. Все из-за тебя. А также нас с Евой. Это одна из причин, почему мы уезжаем. Может хоть так она немного вздохнет с облегчением.

42. ragunna

Мы пересекли долину и остановились у озера, которое заметили с вершины горы. Там, где солнечные лучи пронзали толщу воды, ее гладь тотчас заволакивало туманом. Пришлось заплатить смотрителю за парковку и получить взамен брошюру с картой, указывающей расположение кемпингов и туалетов. Возле озера было прохладнее, и мы неспешно двинулись вдоль берега. По мере нашего приближения лягушки, издавая тихий тревожный писк, прыгали в воду и загадочным образом исчезали в слое ила.

Слоган перечислял представителей семейства утиных, что с кряканием устремлялись к центру озера.

– Вон те – серые утки, они же воркушки. А там? Американская свиязь. Раньше, когда я был в твоем возрасте, их звали лысыми. Справа от них – обыкновенный гоголь. С ярко-белым пятнышком на голове? Малый гоголь. Когда я был мальчишкой, у нас в Теннесси их было куда больше, просто уйма, – он любил упоминать о том, как был мальчишкой, и, надо признать, в его случае звучало это немного лучше, чем в моем.

– Куда же они делись? – спросил я.

– Они никуда не девались, – ответил он. – Их перестреляли.

Мы продолжили путь по галечному пляжу, на котором лежали перевернутые каноэ и парусные лодки.

Впереди короткими нервными перебежками проносилась туда-сюда длинноногая птица, неизменно держась, тем не менее, метрах в пяти от нас.

– Это крикливый зуёк. Видишь, у него как будто что-то с крылом? И он словно все сигналит нам этим белым пятном? Это чтобы обмануть хищников – а сейчас по ошибке нас, – притворившись, что у него сломано крыло. Он пытается отвлечь нас, увести подальше. Если мы слишком приблизимся, он улетит, с ним все в порядке. У него, видимо, гнездо где-то здесь рядом, и бежит он, скорее всего, в противоположном от гнезда направлении.

Мы остановились понаблюдать за птицей, пока она наконец не улетела.

– Похоже, ты отказался от мысли поехать со мной и Евой на какое-то время в Мемфис?

У Слогана и Евы, большей частью у Слогана, возник план забрать меня с собой, когда и если они соберутся-таки отправиться домой. В Мемфис, где я остался бы пожить у них на год или около того. Прошлым летом я уже провел полтора месяца у бабушки в Форт-Лодердейле, так что затея не казалось мне совсем уж бредовой.

Он поделился ею со мной парой неделей раньше: «Подумай только, насколько лучше для тебя будет оказаться подальше от всего этого бардака, от всей этой идиотской учебы! Я предлагаю тебе всего лишь сделать перерыв и поехать с нами в Мемфис. На год. А чтобы ты не отстал, отправим тебя в тамошнюю школу. Я вырос в Мемфисе, это отличное место для мальчишки. И там полно других мальчишек, есть с кем вместе взрослеть. Дом с участком земли. Он достался мне от отца. Нам бы не повредил компаньон. Еще там примерно на 10 градусов теплее, а в остальном так же, как здесь».

Но мои родители не купились, особенно мать. Она просто пришла в ярость от подобной перспективы, обозвала ее смехотворной нелепицей и заявила, что «не намерена отдавать своего сына этой парочке киднепперов». Можно было бы сказать, что это слишком драматическое описание ситуации, но никто ничего не сказал. Зато много кричал и плакал.

– В общем да, все сложно, – признался я.

– Понимаю, - отозвался он. – Я знал, что шансы невелики, но мне всегда нравились те, чьи шансы невелики.

– И все же…

– Давай возвращаться к машине, – бросил он, и мы повернули назад.

– Люди постоянно сбиваются с пути, – проговорил он, и я был почти уверен, что речь не об обратном пути к стоянке. – И нужно прощать их, даже если не можешь помочь им отыскать свой путь снова.

– Я уже сказал им, что не поеду, – сказал я.

– Ты действительно не хочешь или поступаешь так только из-за того, что они все равно не отпустили бы тебя, даже если бы ты хотел поехать?

С минуту я поразмышлял об этом, пока мы продолжали шагать.

– Только так я могу все совместить, – вымолвил я, – сделать всех счастливыми.

– Делать всех счастливыми – не твоя забота, – отрезал он. – В этом-то и проблема, я считаю.

Я не видел в этом проблемы. Просто так все устроено. Такова жизнь.

Мы молча миновали будку смотрителя, точно опасаясь, что он нас подслушает.

– Слушай, я должен сказать тебе, завтра утром мы с Евой уезжаем. Возвращаемся в Мемфис. Решили сегодня утром.

Я уставился на него.

– Я планировал оставаться здесь до тех пор, пока не улажу кое-какие дела с твоим батей, но… – Гравий парковочной площадки шуршал и потрескивал под его ногами. – …после того, какой вчера разгорелся сыр-бор, и всего… всей этой хренотени между твоей мамой и Дейви…?

Он оставил эту мысль висеть в воздухе, а потом произнес:

– Не нужно быть Зигмундом Фрейдом, чтобы понять, что упреки твоей мамы обращены не к Дейви. По крайней мере, не все. Он просто оказался катализатором. Они к твоему отцу и к тебе. А еще ко мне и Еве. Так что в этом одна из причин, из-за которых мы сваливаем, чтобы вроде как отчасти перестать напрягать твою маму.

43. RedSnapper

Миновав долину, мы остановились у озера, которое заметили еще с вершины горы. Над водой, тронутой лучами восходящего солнца, поднимался туман. Один из рейнджеров взял с нас деньги за парковку и выдал брошюру с картой кемпингов и туалетов. У края озера было прохладнее. Мы медленно зашагали вперед, не говоря ни слова. Лягушки чуть поодаль от нас бросились в воду, тревожно попискивая, а при нашем приближении исчезли в иле, словно по волшебству.

Слоган показывал на уток, с гоготом устремившихся к центру озера, называя их по видам.

— Вон те серые — воркушки. А там — американский свиязь. Когда я был в твоем возрасте, мы звали их лысаками. Сразу рядом — гоголь. Видишь ту с белым пятном на голове? Это гоголь-головастик. В детстве, когда я жил в Теннесси, птиц было куда больше — миллионы.

Он постоянно вспоминал свое детство, и, по правде говоря, жилось ему тогда гораздо веселее, чем мне в моем нынешнем положении.

— Они что, улетели? — спросил я.

— Нет, не улетели. Их всех перестреляли.

Мы прошлись по галечному берегу мимо нескольких каноэ и небольших парусных лодок, лежащих на мели.

Перед нами метрах в четырех или пяти опрометью носилась длинноногая птица, передвигавшаяся с место на место короткими суетливыми перебежками.

— Это крикливый зуек. Посмотри на крыло — как он его выгнул. Вон белое пятнышко показывает. Так зуйки обманывает хищников, то есть нас с тобой, хоть мы ему и не угроза, будто крыло сломано. Птичка хочет нас отманить, отвлечь. Если подойдем ближе, она тут же улетит. С ней все в полном порядке. Наверное, тут где-то рядом гнездо, скорее всего, в той стороне, откуда она бежит.

Мы остановились понаблюдать за зуйком, пока он в конце концов не улетел.

— Так что, не поедешь все-таки в Мемфис погостить у нас с Эвой?

Слоган и Эва — точнее, задумка почти целиком принадлежала Слогану — предложили мне поехать в Мемфис и остаться у них дома на годик-другой, когда и если они все же надумали бы уезжать. Прошлым летом я больше месяца провел у своей бабушки в Форт-Лодердейле, так что сама мысль не показалась мне чем-то нереальным.

Он объяснил мне свой план пару недель назад:

— Только подумай, как приятно тебе будет уехать прочь от этого бардака, отвлечься от неприятностей в школе. Съездишь с нами в Мемфис, передохнешь — только-то и всего. Хотя бы на год. Мы устроим тебя в местную школу — будешь там учиться и не отстанешь. Я сам рос в Мемфисе. Там отличное место для мальчишки. В округе полно других ребят, с которыми можно дружить и гулять. У нас свой дом и небольшой участок. От отца остался. Есть амбар. И там теплее градусов на десять, а так все то же самое, что и здесь.

Но отец с матерью, особенно мать, не хотели и слушать. Мало того, от подобной перспективы мама чуть ли не впала в бешенство и назвала идею совершенно идиотской

«Я не дам этой парочке похитить моего сына», — вот как она выразилась, что все остальные посчитали чересчур болезненной реакцией на вполне безобидное предложение, но никто ничего не сказал. Потом начались крики и слезы.

— Да, все сложно, — ответил я.

— Понимаю. Шанс был небольшой, но я всегда любил рисковать.

— И все-таки…

— Пойдем к машине, — предложил Слоган, и мы двинулись в обратную сторону.

— Люди постоянно сбиваются с пути, — сказал он, и я сразу понял, что говорит он не о дороге назад. — И не нужно держать на них зла, даже если тебе не удалось вновь направить их в нужное русло.

— Я уже сказал родителям, что не поеду.

— А ты и вправду не хочешь ехать или отказываешься только потому, что они тебе не разрешают, хотя сам не против?

Я немного подумал, пока мы шли.

— Только так я могу все уладить, — наконец ответил я, — всем угодить.

— Ты не обязан всем угождать. В этом-то, думаю, и кроется часть проблемы.

Тогда у меня даже мысли не возникло, что случившееся можно назвать проблемой. Просто таков был порядок вещей. Такова была жизнь.

Поравнявшись с будкой рейнджера, мы замолчали, будто опасаясь, что он нас подслушает.

— Значит так, я должен тебе кое-что сказать. Завтра мы с Эвой уезжаем. Возвращаемся в Мемфис. Мы решили этим утром.

Я долго смотрел на Слогана.

— Не мешало бы, конечно, остаться еще на некоторое время, закончить кое-какие дела с твоим стариком, но…

Гравий парковки звонко захрустел у него под ногами.

— После той перепалки прошлым вечером и всей… всей той дурацкой истории с твоей мамой и Дэйви…

Слоган не стал уточнять. Немного помолчав, он продолжил:

— Ее тирады не о Дэйви — тут не надо быть Зигмундом Фрейдом, чтобы это понять. Или, по крайней мере, не только о нем. Просто с него все началось. Все дело в твоем папе и в тебе. И во мне с Эвой тоже. Вот одна из причин, почему мы решили смотать удочки — чтобы дать твоей маме немного продыху.

44. Rudeus

Байрон Спунер «Маршмеллоу»

Мы пересекли долину и остановились у озера, которое приметили на холме. Лучи солнца прорезали поднимающуюся от воды дымку. Пришлось заплатить лесничему за парковку, но зато он дал нам брошюру с картой кемпингов и санузлов. На берегу повеяло прохладой. Мы ступали по нему тихо, размеренно. Впереди лягушки прыгали в воду, пища и предупреждая сородичей о нас, и магически растворялись в трясине, когда мы подходили ближе.
Слоган перечислял виды уток, которые собрались в середине водоема.
– Вот эти, серые, так и называются серыми утками. Вон те? Американская свиязь. В твоем возрасте мы их лысиками звали. А рядом с ними гоголь обыкновенный. Тот, с белым пятном на затылке, – малый гоголь. Еще мальчишкой, живя в Теннесси, я много таких видел, миллионы, наверное, – он часто рассказывал мне о своем юношестве, и, должен признать, звучали его истории куда красочнее моей ситуации.
– А куда они улетели? – спросил я.
– Никуда, – прозвучал ответ. – Их перестреляли.
Мы прогуливались по каменистой насыпи. На берегу стояли несколько каноэ и небольших яхточек.
Впереди туда-сюда сновала длинноногая птица и следила, чтобы мы не подходили к ней слишком близко.
– Это Крикливый зуёк. Видишь, у нее будто с крылом что-то не так? Она на нас белое пятно направляет. Это чтобы хищников дурачить, ну а сейчас нас. Они увидят, что птица раненая, погонятся за ней, а она возьмёт, да улетит, здоровее некуда. Видимо, гнездо рядом, наверное, в противоположной стороне оттуда, куда она бежит.
Мы остановились и рассматривали птичку до тех пор, пока она не улетела.
– Я так понимаю, вариант поехать со мной и Евой в Мемфис отпадает?
Слоган и Ева, а особенно Слоган, придумали план, чтобы отвезти меня домой, если и когда они туда сами соберутся. И я бы жил там, в Мемфисе, где-то год. Прошлым летом я шесть недель гостил у бабушки в Форт-Лодердейле, так что для меня эта идея не звучала как что-то невероятное.
Пару недель назад он мне уже объяснял:
– Просто представь, как замечательно будет сбежать от всей этой суеты, да еще и на целый семестр. Я же всего-то хочу, чтобы ты взял перерыв и вернулся с нами в Мемфис. На год. Мы и школу тебе подыщем, чтобы ты не отставал. Я там вырос. На улицах хватает ребят, с которыми можно дружить и коротать время, так что скучно тебе не будет. У нас там свой участок. Он достался мне от отца. Мы бы поселили тебя в амбар. Там теплее градусов на десять, но в целом все как здесь.
Но мои отец и мать не купились на обещанные удобства. Особенно сильно протестовала мама, она чуть с ума не сошла от такого предложения, нарекая план идиотским и говоря:
– Я не позволю этой парочке украсть у меня сына, – на самом деле все подумали, что она чересчур экстремально описывает ситуацию, но никто не сказал ни слова. Крики и плач так и звенели в ушах.
– Да, все сложно, – сказал я.
– Понимаю, – вздохнул Слоган. – Я знал, что вся эта затея рискованна, но риск мне всегда был по душе.
– Все же…
– Пойдем-ка в машину, – бросил он и повернулся. – Люди часто сворачивают со своей тропы, – я сразу понял, что говорит он точно не о тропе к машине. – И тебе придется подарить им прощение, даже если они уже не смогут отыскать свой путь.
– Я уже сказал им, что не поеду.
– Ты сам так решил, или из-за того, что родители не отпускают?
С минуту я размышлял над ответом, пока мы планомерно шагали вперед.
– Только так я смогу собрать картину воедино, – сказал я, – подарить всем счастье.
– Дарить счастье не твоя забота, – поспорил он, – в этом также заключается часть проблемы, – я даже и не думал, что была какая-то проблема. Дела всегда обстояли так и никак иначе. Такова жизнь.
Хижину лесничего мы прошли молча, будто бы боялись, что нас подслушают.
– Слушай, по правде говоря, мы с Евой уезжаем уже утром. Обратно в Мемфис. Решили сегодня.
Я уставился на него.
– Я хотел остаться подольше, доделать дела с твоим отцом, – продолжал он, – но…
Гравий на парковке хрустел у него под ногами.
– …после всей этой суматохи вчера вечером и всего… всего того, что происходит между твоей мамой и Дэйви?.. – Он решил не заканчивать мысль, а затем продолжил, – Не нужно быть Сигизмундом Фрейдом, чтобы понять, что ее тирады не о Дэйви. Ну или, по крайней мере, не все о нем. Он просто катализатор. На самом деле они о твоем отце, о тебе. И обо мне с Евой. Так что это одна из причин, по которым мы решили поскорее смыться отсюда, может, так мы сможем хоть немного облегчить груз на плечах твоей мамы.

45. Sky

Озеро на той стороне долины мы приметили еще с горы; теперь, вблизи, над водой в лучах солнца струилась легкая дымка. Пришлось заплатить за парковку, а взамен смотритель выдал нам карту площадок для кемпинга с туалетами. На берегу было прохладнее. Мы прогуливались не спеша, без лишнего шума. Спугнутые нами лягушки тревожно приквакивали, плюхались в воду и, словно по волшебству, скрывались в тине. Птицы сбились в стаю посреди озера. Слоган знал их всех по именам:

— Вон там серые утки, видишь? А там американская свиязь. Рядом гоголь обыкновенный, а вон тот с белым пятном на голове — это малый гоголь. В моем детстве их звали головастиками. В те времена там, в Теннесси, таких уток было пруд пруди, куда больше, чем сейчас.

Слогану палец в рот не клади, дай о детстве повспоминать. Ну так и жилось ему в те дни куда лучше, чем мне, тут не поспоришь.

— А куда они все делись?

— Никуда они не делись. Их всех перестреляли.

На галечном берегу лежали вытащенные из воды каноэ и парусные лодчонки. Метрах в пяти от нас заполошными, бестолковыми рывками скакала длинноногая птица, не давая приблизиться к ней, но и не улетая.

— А это крикливый зуек. Видишь, как она крыло подволакивает? Мелькает своим белым пятнышком? Так она пытается одурачить хищников — в данном случае нас, — притворяется, будто не может улететь. На самом деле она просто отвлекает нас. Подберись мы ближе, и только ее и видели. Наверное, у нее где-то здесь гнездо, и она пытается увести нас подальше.

Мы постояли немного, наблюдая за зуйком, пока птица не улетела.

— Так что теперь, планы пожить немного со мной и Евой пошли коту под хвост? Тебя не отпустят?

Это Слоган придумал — ну, Слоган с Евой, но в основном все же Слоган. Они предложили пожить у них в Мемфисе, когда (если) они все-таки соберутся домой. Прошлым летом я полтора месяца провел у бабушки в Форт-Лодердейле, так что особых проблем в этом не видел. Вопрос всплыл пару недель назад:

— Ну сам подумай, парень, сколько можно вариться в этом дерьме, зачем тебе эта вонючая школа? Хватит, поехали с нами в Мемфис. Поживешь у нас с годик. Запишем тебя в местную школу, так что по учебе ты не отстанешь. Я и сам вырос в Мемфисе. Для мальчишки лучше места не сыскать. Пацанят вокруг хватает, без компании не останешься. А еще у нас там свой дом с участком, достался мне от отца. На юге потеплее будет, конечно, но в остальном ты и не поймешь, что уезжал.

Но родители на эти посылы вестись не спешили; у мамы вообще чуть резьбу не сорвало, она рыдала и орала, что-де не позволит этим двум прохиндеям похитить у нее сына. Преувеличение, мягко говоря, но возражать никто не решился.

— Ну да, все как-то подвисло.

— Ну ничего. Я с самого начала понимал, что это дельце вряд ли выгорит, но ты же знаешь, за такие я и берусь.

— Но все равно...

— Пойдем-ка к машине.

Мы повернули обратно.

— Потерять верный путь ничего не стоит, — заметил Слоган, но вряд ли он говорил про нас и машину. — Не стоит винить тех, кто заблудился в темноте.

— Я уже сказал всем, что не поеду.

— Потому что не хочешь или потому что они бы не разрешили?

Я подумал.

— Просто не хочу все испортить. Не хочу никого расстраивать.

— А вот это уж не твоя забота. Но в том-то, наверное, и беда, что все эти заботы свалились на тебя.

Никакой беды я в этом не видел, просто так уж сложилось. Такова жизнь.

Мимо будки смотрителя мы прошли молча, словно нас могли подслушать.

— Знаешь, я все хотел сказать... Завтра с утра пораньше мы с Евой уезжаем. Возвращаемся в Мемфис. Утром решили.

Я не знал, что ответить.

— Не хотелось уезжать, не закончив дела с твоим отцом, но сам понимаешь...

Гравий на парковке хрустел под подошвами.

— После вчерашнего… После всей этой дрянной сцены с Дэйви... — заканчивать мысль Слоган не стал. — Я не Фрейд, конечно, но тут и ежу понятно, что матушка твоя не на Дэйви наезжала. Точнее, не только на него. Он просто дал повод. Нет, дело в тебе и твоем отце. А еще в нас с Евой. Может, когда мы уедем, твоя мама подостынет.

46. Snufkin

Оставив долину позади, мы остановились у озера, которое приметили сверху. Над водой поднималась легкая дымка тумана, освещенная лучами солнца. Мы оплатили парковку, а взамен получили карту с расположением кэмпинга и туалетов. Рядом с озером было намного прохладнее. Мы шли тихо, не спеша. Впереди то и дело раздавались вскрики потревоженных лягушек, которые шлепались в воду и словно по волшебству исчезали в грязи, лишь стоило нам приблизиться.

Слоган сыпал названиями, показывая на уток, столпившихся в середине озера.

– Вон те серые – это воркушки. Вот там? Американская свиязь. Когда я был как ты, мы звали ее штормовой. Рядом – обыкновенный гоголь. Вон тот, с белым пятном на голове? Это малый гоголь. Когда я был мальчишкой, у нас в Теннеси этих ребят было многим больше. Буквально тысячи.

Он постоянно вспоминал детство, и признаюсь, оно казалось мне намного привлекательнее того, что досталось мне.

– А куда они делись? – поинтересовался я.

– Да, особо никуда, – ответил он. – Перестреляли.

Мы шли вдоль озера: на гальке лежали вытащенные на берег каноэ и лодки.

Вдруг прямо перед нами выскочила длинноногая птица и небольшими, нервными рывками устремилась вперед, держась от нас на расстоянии четырех-пяти метров.

– Это крикливый зуек. Видишь, как у нее странно повернуто крыло? Как она нарочито демонстрирует белые перья? Так она пытается обмануть хищников, в данном случае нас, что у нее сломано крыло. Она старается отвлечь нас, увести в сторону. Если приблизится к ней, она улетит. На самом деле она совершенно здорова. Скорее всего, где-то поблизости у нее гнездо, наверно, в противоположной стороне.

Мы остановились и наблюдали за птицей, пока она не улетела.

– Я так полагаю, идея о том, чтобы я пожил немного у вас с Евой в Мемфисе, окончательно забыта?

Слогану и Еве, по большей части Слогану, пришла в голову мысль взять меня с собой, когда они, наконец, отправятся домой, если конечно такому суждено было случиться. Домой, в Мемфис, и тогда я бы мог пожить у них годик или около того. Прошлым летом я провел шесть недель у бабушки в Форт-Лодердейл, поэтому предложение Слогана не казалось мне чем-то из области фантастики.

Пару недель назад Слоган расписывал мне эту поездку так:

– Только представь, как было бы замечательно вырваться отсюда, пропустить целую четверть в школе? Я всего лишь предлагаю тебе отдохнуть, поехать с нами в Мемфис. На год. Там мы устроим тебя в школу, чтобы ты ничего не пропустил, не отстал.

– Я вырос в Мемфисе. Это чудесное место для мальчишки. Там полно других таких же мальчишек, с которыми можно дружить. Там природа. Земля моего отца. У нас там амбар. Там на десять градусов теплее, а в остальном все так же, как и здесь.

Но мама и папа, особенно мама, отнюдь не впечатлились. Скажу больше, у мамы буквально крыша поехала от этой, как она сказала, смехотворной затеи. «Я не позволю этим двум похитить моего ребенка», – заявила она. Такая интерпретация ситуации показалась всем несколько преувеличенной, но мы предпочли промолчать. И пошел крик да ор.

– Да, все не так непросто, – сказал я.

– Ну да, – согласился Слоган. – Я знал, что это маловероятно. Но я люблю все маловероятное.

– И все таки...

– Давай возвращаться, – предложил он, и мы отправились в обратный путь.

– Так легко потеряться, – произнес Слоган, и, подозреваю, он имел в виду вовсе не наше возвращение на парковку. – А заблудившихся нужно прощать, даже если не можешь помочь им снова найти дорогу.

Я ответил:

– Я уже сказал им, что не поеду.

– Потому что ты так хочешь или потому что они все равно бы тебя не отпустили?

Я немного подумал. Мы продолжали идти, не останавливаясь.

– Только так я могу угодить всем, – пояснил я. – Сделать так, чтобы все были счастливы.

– Счастье других не твоя забота, – заметил Слоган. – И частично в этом суть проблемы.

Я не видел никакой проблемы. Просто так получилось. Такова жизнь.

Мы прошли мимо кассы молча, словно боялись, как бы нас не подслушали.

– Слушай, хотел тебе сказать, утром мы с Евой уезжаем. Домой, в Мемфис. Утром решили.

Я смотрел на него, не отрывая глаз.

– Я собирался остаться, пока мы не закончим с папой кое-какие дела, – объяснил он. – Но...

Он возил ногой по гравию на парковке.

– ...после вчерашнего скандала и... этой сцены с мамой и Дейви...? – Он не закончил мысль.

Потом подытожил:

– Не нужно быть Зигмундом Фрейдом, чтобы понимать, что мамина тирада была не из-за Дейви. Ну, по крайней мере, не только из-за него. Он лишь катализатор. Все из-за папы, из-за тебя. И из-за нас с Евой тоже. Это одна из причин, почему мы сматываемся, может, это немного успокоит маму, снимет эмоциональное напряжение.

47. solid_snake

Marshmallows by Byron Spooner

Перейдя через долину, мы остановились у озера, которое заметили с вершины горы. Когда засияли лучи солнца, с поверхности озера поднялся туман. Нам пришлось заплатить лесничему за парковку, а взамен мы получили брошюру с картой, где были указаны кемпинги и туалеты. На берегу озера было прохладнее. Мы шли медленно и тихо. Лягушки впереди нас прыгали в воду с тихим тревожным писком и волшебным образом исчезали в грязи при нашем приближении.
Слоган выкрикивал имена уток, сбившихся на середину.
«Там серые утки. А вон там? Американская свиязь. Когда я был в твоем возрасте, мы называли их Лысыми. Обыкновенный гоголь, прямо рядом с ними. Тот, у которого на голове сверкает белое пятно? Малый гоголь. Когда я был мальчиком, в Теннесси, таких птиц было намного больше, миллионы». Он всегда вспоминал годы своего детства, и надо признать, оно, судя по его рассказам, было гораздо лучше моего.
«Куда они улетели?» – поинтересовался я.
«Они никуда не улетели, – ответил он, – их всех перестреляли».
Мы шли по гравийной отмели, где были пришвартованы каноэ и маленькие парусники.
Длинноногая птица суматошно мчалась впереди нас короткими тревожными рывками, держась на расстоянии четырех метров.
«Это крикливый зуек. Видите, у птицы подвернуто крыло? Видите, как она демонстрирует нам свое белое пятно? Это делается для того, чтобы одурачить хищников, в данном ошибочном случае нас, заставить предположить, что у нее сломано крыло. Она пытается увести нас в сторону, отвлечь наше внимание. Если подойти слишком близко, она улетит, с ней все в порядке. Возможно, у нее рядом гнездо, скорее всего, в противоположном направлении от того места, где она бежит».
Мы остановились понаблюдать за птицей, пока она, наконец, не улетела.
«Я полагаю, мысль о том, что ты поедешь со мной и Евой в Мемфис на какое-то время, была отвергнута?»
Слоган и Ева, в основном, Слоган, предложили такой план, что я должен поехать с ними домой, если они все-таки соберутся. Они хотели, чтобы я остался с ними, в Мемфисе, в течение года или около того. Прошлым летом я уже провел шесть недель с бабушкой в Форт-Лодердейле, так что эта идея не казалась мне фантастической.
Он объяснил мне ситуацию две недели назад: «Только представь, как тебе будет полезно отвлечься от всей этой неразберихи, от всего этого пакостного семестра в школе? Я предлагаю тебе сделать перерыв, вернуться с нами в Мемфис. На год. Там мы пошлем тебя в школу, чтобы ты мог наверстать упущенное, чтобы ты не отстал».
«Я вырос в Мемфисе. Это прекрасное место для мальчика. Там есть много других мальчиков, с которыми можно учиться. Дом на участке земли. Он принадлежал моему отцу. У нас есть сарай. Там теплее градусов на десять, но в остальном как здесь».
Но мои отец и мать, в основном моя мать, не купились на эту идею; на самом деле, мама чуть не сошла с ума от этого плана, она назвала этот план хулиганской выходкой и заявила: «Я не позволю этим двоим похитить моего сына», что все остальные сочли довольно экстремальной интерпретацией ситуации, но никто ничего не сказал. Было много криков и слез.
«Да, это непросто», — сказал я.
«Понимаю, — сказал он, — я знал, что это бесперспективно, но мне всегда нравилась бесперспективность».
«И все-таки...»
«Давай вернемся к машине», — сказал он, и мы повернули назад.
«Люди все время сбиваются с пути», — сказал он, и я был почти уверен, что он говорил не о том, что надо вернуться к машине. «Их надо простить, даже если нельзя помочь им снова встать на верный путь».
Я сказал: «Я уже сказал родителям, что не поеду».
«Ты действительно этого хочешь или делаешь так только потому, что они не разрешили бы тебе, даже если ты сам захотел бы уйти?»
Мы шли, и я на минуту задумался.
«Это единственный вариант, который пойдет мне на пользу, — сказал я, — так все могут стать счастливыми».
«Делать всех счастливыми — это не твое занятие, — сказал он, — и я думаю, что в этом-то и проблема». Но я не думал, что в этом проблема. Все было так, как было. Жизнь.
Мы прошли мимо будки лесничего, не говоря ни слова, как будто боялись, что он подслушивает.
«Послушай, я должен тебе сказать, что мы уезжаем утром, я и Ева. Возвращаемся в Мемфис. Мы решили ехать сегодня утром».
Я уставился на него.
«Я собирался остаться здесь, пока не закончу кое-какие дела с твоим папой, — сказал он, — но…»
Гравий на парковке хрустел и хрустел под его ногами.
«…после того вчерашнего скандала и всего… всего этого раздрая между твоей мамой и Дейви…?» Его мысль повисла в воздухе.
Затем он сказал: «Не нужно быть Зигмундом Фрейдом, чтобы понять, что тирады твоей мамы не о Дэйви. Или, по крайней мере, не все они о нем. Он просто провокатор... Так же они говорят обо мне и о Еве тоже. Так что мы хотим позаботиться о твоей маме, и, может быть, это одна из причин, почему мы драпаем отсюда».

48. Tiok

Байрон Спунер

Зефирки

Мы с вершины горы высмотрели озеро, и как только пересекли долину, сразу попали на берег. Там солнечные лучи коснулись воды — и над ней поплыл туман. Чтобы войти в парк, пришлось смотрителю заплатить — а он дал нам буклет с картой, а там были обозначены места для палаток и туалеты. На берегу оказалось прохладно. Мы шли медленно и не шумели. Но уже у самого озера всполошили лягушек, а они запищали, попрыгали в воду и сразу пропали в иле, как не бывало, ну и чудеса!

Ещё утки закрякали, поплыли на середину озера — а Слоган стал перечислять их мне одну за другой:
— Вон те серые — серые утки и есть. Там? Свиязи. Когда мне было столько, сколько тебе сейчас, мы их лысыми называли. Рядом с ними обычные гоголи. А вон те, с белым пятном на голове? Гоголи-головастики. У нас в Теннеси, когда я ещё мальчишкой был, они миллионами кишели.

Он всегда припоминал, как был мальчишкой — и да, не поспоришь: если на слово поверить, детство у него выдалось чуть получше, чем у меня.

— А потом-то куда подевались?

— Да никуда, — ответил Слоган. — Перестреляли всех.

Мы шли по камешкам к каноэ и парусным лодочкам (их туда вытащили на берег).

Прямо перед нами замельтешила птичка, такая длинноногая, — и всё не унималась, и металась туда, сюда, — раз! два! — а от нас держалась футах в пятнадцати.

— А, зуёк, самка. Видишь, у неё что-то с крылом? Вон, вон, белое — так и мелькает? Это чтобы хищников дурачить — ну или нас, раз она обозналась: пусть мы все решим, что у неё крыло перебито. Она же отваживает, отвлекает. Если чересчур близко подойдём, улетит: всё с ней в порядке. У неё, наверное, рядом гнездо — и если прикинуть, куда именно она уводит, то оно, скорее всего, в противоположной стороне и окажется.

И пока птичка не улетела, мы всё следили за ней.

— А ты вроде бы сразу решил, что со мной и с Евой поедешь в Мемфис, — но сейчас расхотел?

Вместе с Евой Слоган, а больше-то именно он, придумал: они, мол, возьмут меня в дом, когда наконец соберутся обратно (и если соберутся вообще). В дом — то есть в Мемфис: они там оставят меня при себе на год или около того. А я прошлым летом уже полтора месяца прогостил у бабушки в Форт-Лаудерделе, а потому мне и в голову не пришло ничего вроде «ого, ну он и загибает».

Пару недель назад Слоган мне всё растолковал так:
— И дома у вас полный разброд, и семестр, считай, весь испорчен, а тут ты раз — и уедешь! Хорошо же, а? Ты обдумай. Я тебе предлагаю всего-то: сделай уже перерыв и езжай с нами в Мемфис. На год. Мы тебя в школу отправим, так не отстанешь, учёбу не завалишь. Да я же сам в Мемфисе вырос. Для мальчишки — лучше не придумаешь.Там и других ребят полно — будет с кем вместе расти. Земли, правда, немного. Она раньше папина была. Надо бы хоть сараюшку построить. Там на улице же — не как здесь, а теплее градусов на десять, но всё остальное — не отличишь.

Только папа с мамой не купились, особенно мама; на самом-то деле она от такого предложения почти на стенку полезла, и ответила: мол, план чиканутый. И ещё:
— А вот и нет. Чтобы эти типы моего сына похитили? Не позволю!

И любой бы подумал: как-то совсем она преувеличивает… но все так ни слова и не сказали. Слишком уж мама кричала и плакала.

— Ну да, — согласился я, — расхотел. Очень всё сложно.

— Понял, — ответил Слоган. — Я знал: ловить нечего, — но я и люблю пробовать, когда ловить нечего.

— А всё-таки…

— Давай-ка к машине, — перебил Слоган, и мы повернули назад. — Люди вечно плутают в трёх соснах, — добавил он, и, по-моему, скорее всего не о том, как вернуться к машине. — И даже если не получается кого-то по верному пути направить, приходится их прощать.

Я ответил:
— Я уже всем рассказал: нет, никуда не поеду.

— А ты на самом деле не хочешь ехать — или остаёшься только потому, что тебя не отпустят, даже если бы ты и правда хотел?

И пока мы шли, я об этом целую минуту думал. А потом ответил:
— Я только так и могу поступить, чтобы всё сложилось — и всем понравилось.

— Так поступать, чтобы всем понравилось, — не твоя забота, — сказал Слоган. — И тут, как я понимаю, отчасти и загвоздка.

«Да не загвоздка, — подумал я, — а просто всё так и бывает. Ну, в жизни».

Мы шли мимо будки смотрителя — и по дороге молчали, как будто боялись: а вдруг он нас подслушает.

— Эй, я тебе вот что скажу: мы двое, я и Ева, завтра в самую рань выезжаем. Обратно в Мемфис. Сегодня утром решили.

Я на Слогана так и уставился.

— Я-то хотел тут ещё поболтаться, дела с твоим папкой уладить, — пояснил он, — но только… — и под ногами у него заскрипел и захрустей гравий, — …после всей вчерашней катавасии и всей… ну, хрени, которую твоя мама Дейви закатывает, — как?.. — Слоган не договорил, и показалось, что мысль повисла в воздухе. А потом он добавил: — Тут не надо Зигмундом Фрейдом быть! И так всё понятно: мама твоя не из-за Дейви разоряется. Ну или не только из-за него. Дейви — ну, повод, катализатор. А она всё — про твоего папу. И про тебя. И про меня с Евой тоже. Вот потому мы и собрались свинтить: пусть твоей маме хоть чуть-чуть полегчает.

49. tolvee

Маршмеллоу

Байрон Спунер

Проехав долину, мы остановились у озера, которое заметили еще с вершины холма. Над водной гладью, освещаемой солнцем, поднимался туман. Мы заплатили рейнджеру за стоянку, а в обмен получили брошюру с картой, показывающей стоянки для кемпинга и туалеты. У берега озера чувствовалась свежесть. Мы медленно шли и молчали. Впереди, поквакивая в знак тревоги из-за нашего приближения, в воду прыгали лягушки и, как по волшебству, исчезали в озерной тине.

Слоуган стал перечислять названия собравшихся в центре озера уток.

– Вон та серая – чирок. А там – свиязь. В твоем возрасте мы таких называли свистушками. С ней рядом – гоголь. А та, что с белым пятном на голове, – головастик. В моем детстве в Теннесси их водилось много, просто тучи.

Он всегда рассказывал про свое детство, и оно, пожалуй, было куда веселее моего.

– А потом? Улетели? – спросил я.

– Нет, не улетели, – ответил он. – Их перестреляли охотники.

Мы шли по гравийному берегу; на нем лежали парусные шлюпки и каноэ.

Метрах в пяти от нас суматошно носилась туда-сюда длинноногая птица.

– Это зуек. Видишь, у него что-то с крылом? Широко раскрыто, дергается, светит белыми перьями. Он нас принял за хищников и притворяется, будто сломал крыло. Так он пытается нас отвлечь и увести. Если подойти к нему поближе, он тут же улетит, ведь с ним на самом деле все в порядке. Наверняка где-то поблизости его гнездо. Скорее всего, в другой стороне от той, куда он бежит.

Мы стояли и наблюдали за птицей, пока она не улетела.

– Кажется, предложение пожить тебе со мной и Эвой в Мемфисе забраковали?

Слоуган и Эва – в первую очередь Слоуган – хотели взять меня с собой домой, когда все-таки решат уехать. Домой в Мемфис, где я смогу пожить у них год или около того. Прошлым летом я уже ездил к бабушке в Форт-Лодердейл на полтора месяца, так что их план не казался мне таким уж нереальным.

Он поделился этой мыслью пару недель назад.

– Представь, как тебе было бы здорово уехать из этого дурдома, оставить позади проблемы в школе. Почему бы тебе не передохнуть в Мемфисе? Поживешь у нас год. Чтобы не отстать по учебе, походишь в местную школу. Я вырос в Мемфисе. Лучше места для мальчишки не придумать. Там всегда найдется компания из других ребят. Участок довольно просторный. Его оставил мне отец. Мы там раньше держали скотину. Места похожи на здешние, разве что теплее градусов на десять.

Но отца с матерью – в первую очередь мать – такие рассказы не убедили. Мать так вообще чуть с катушек не слетела. Сказала, что это не план, а галиматья, что не позволит этим двоим похитить ее сына. Всем остальным такая интерпретация ситуации показалась радикальной, но никто ничего не сказал. Накричалась и наплакалась она вдоволь.

– Ну да, все сложно, – сказал я.

– Понимаю, – сказал он. – Было ясно, что шансы малы, но мне всегда нравилось рисковать.

– И все же…

– Пойдем обратно, – перебил меня он, и мы пошли к машине.

– Люди все время выбирают не тот путь, – произнес он, и я был уверен, что это он не про наше возвращение к машине. – И их не направить на нужный. С этим надо только мириться.

– Я уже сказал им, что не поеду.

– Потому что сам не хочешь или потому что тебя бы не отпустили, даже если бы ты хотел?

Задумавшись, минуту я шел молча.

– Только так все можно было уладить и все бы остались довольны, – ответил я.

– А тебе и не надо делать всех довольными, – сказал он. – Кажется, в этом кроется часть проблемы.

Я и не думал, что есть какая-то проблема. Просто так бывает. Такова жизнь.

Мы прошли мимо будки рейнджера молча, словно боялись, что он подслушивает.

– Знаешь, тут такое дело… Мы с Эвой сегодня уезжаем. Обратно в Мемфис. Мы решили сегодня утром.

Я уставился на него. Он продолжил.

– Я собирался оставаться, пока мы с твоим папой не утрясем кое-какие дела, но…

Гравий на парковке скрипел и хрустел под его ногами.

– … после вчерашнего раздрая и всего этого… этого дерьма между твоей мамой и Дэйви… – тут его мысль оборвалась. Вскоре он снова заговорил:

– Не надо быть Зигмундом Фрейдом, чтобы понять: причина тирад твоей мамы – не Дэйви. По крайней мере, не только он. Скорее, он просто катализатор. Их истинная причина – твой папа, ты. Также я и Эва. Отчасти поэтому мы решили смотать удочки; возможно, с нашим отъездом твоей маме станет чуть легче.

50. Waywardhedgehog

Мы пересекли долину и остановились у озера, которое до этого заметили с вершины горы. Под лучами солнца от воды поднимался пар. Мы заплатили рейнджеру за парковку, и он дал нам карту, на которой были отмечены места для лагерей и туалеты. На берегу озера было прохладнее, чем на вершине. Мы шли медленно и тихо. Лягушки прыгали с берега с тревожным писком, бесследно исчезая в прибрежной жиже при нашем приближении.

Слоган начал называть гоготавших на середине озера уток по видам.

— На середине плывут серые утки. Вон те — это американские свиязи. Раньше, когда я был твоего возраста, этот вид называли «Болдпэйт». А рядом с ними плывет Обыкновенный гоголь. Видишь ту, с белым пятном на голове? Это Малый гоголь. Когда я ещё маленьким жил в Теннесси, их было гораздо больше, прямо миллионы.

Он постоянно говорил о своем детстве, и, надо сказать, его детство казалось мне гораздо счастливее моего.

— Куда они улетели? — спросил я
— Никуда. Их всех перестреляли.

Мы шли по каменистому берегу, мимо вытащенных из воды каноэ и маленьких парусных лодок.

Впереди какая-то длинноногая птица суматошно носилась короткими, дерганными перебежками, все время держась в нескольких метрах от нас.

— Это крикливый зуёк, самка. Видишь, у нее как будто крыло поранено? Видишь, как она все время показывает нам это белое пятно? Это чтобы обмануть хищников, в данном случае — нас, чтобы мы поверили, что крыло сломано. Она пытается нас заманить, отвлечь. Если подойти слишком близко, она просто улетит как ни в чем не бывало. У нее, наверное, гнездо где-то рядом, и она уводит нас в другую сторону.

Мы остановились и наблюдали за птицей, пока она наконец не улетела.

— Получается, мой план взять тебя вместе с нами в Мемфис не удался?
У Слогана и Евы, точнее, можно сказать, у Слогана, появился план — взять меня с собой, когда они решат уехать, если, конечно, решат. Предполагалось, что я останусь примерно на год у них дома, в Мемфисе. Прошлым летом я прожил шесть недель у бабушки в Форт-Лодердейле, и этот план казался вполне логичным.

Он рассказал мне о нем за две недели до этого: «Знаешь, тебе будет полезно отдохнуть от всей этой неразберихи, раз семестр не удался. Я просто предлагаю тебе сделать перерыв и поехать с нами в Мемфис. Останешься на год. Мы устроим тебя в местную школу, по программе не отстанешь. Я вырос в Мемфисе, это хорошее место для парня. И там будет много других ребят, не соскучишься. У моего отца раньше был участок земли с амбаром. Там на несколько градусов теплее, но в остальном так же, как здесь».

Но мои отец и мать, особенно мать, на эти убеждения не поддались. Она чуть не вышла из себя, услышав про эту затею, обозвала план несуразной пургой и заявила, что «не даст этим двоим похитить своего сына». Это прозвучало очень абсурдно, но никто ничего не сказал. Было много криков и плача.

— Да, с этим все сложно – ответил я.
— Я понимаю. Я знал, что вряд ли бы получилось, но надо было попробовать.
— Но…
— Идем к машине, — сказал он, и мы повернули обратно. — Люди часто совершают ошибки, и мы должны простить их, даже если они не знают, как все исправить.
— Я уже сказал им, что не поеду.
— Ты правда не хочешь ехать или сказал так, потому что они бы тебя не отпустили?

Я задумался.

— Иначе все будет ещё хуже, — сказал я. — Так будет лучше для всех.
— Ты не обязан делать так, чтобы было лучше для всех, — возразил он, — и, возможно, в этом и проблема.

Я не видел в этом проблемы. Так была устроена жизнь.

Мы прошли мимо домика рейнджера молча, словно опасаясь, что он будет подслушивать.
— Я хотел сказать, что завтра мы с Евой уезжаем. Обратно в Мемфис. Мы решили сегодня утром.

Я выпучил глаза.

— Вообще я хотел остаться ещё на время, закончить одно дело с твоим батей, — сказал он. — Но…

Гравий на парковке хрустел и потрескивал под ногами.

— …после вчерашнего сыр-бора с Дэви и всего, что произошло…? — Слоган не договорил.

Потом он добавил:
— Только идиот не понял бы, что нападки твоей мамы происходят не из-за Дэви. По крайней мере, не только из-за него. Он просто заводит ее. Это из-за бати, из-за тебя. Из-за нас с Евой. Поэтому мы и сваливаем, может быть твоей маме станет полегче.

51. WhiteOfficer

Зефирки (автор – Байрон Спунер)

Спустившись в долину, мы остановились у озера, которое высмотрели с вершины горы. В лучах солнца с поверхности воды поднимался туман. За парковку пришлось заплатить, а взамен лесничий дал нам буклет с картой кемпинговых площадок и туалетов. На территорию мы вошли не торопясь, в тишине. Впереди, тревожно урча, попрыгали в озеро лягушки. Когда мы приблизились, они, как по волшебству, скрылись в прибрежной грязи.

Слоган перечислял названия уток, сбившихся в стайки посередине озера.

- Вон те с серым оперением – серые утки. А вон там – американская свиязь. В твоем возрасте мы с друзьями звали их лысыми утками. Рядом с ними гоголь обыкновенный. А видишь того с белым пятном на голове? Гоголь-головастик. Когда я был маленький, еще в Теннесси, их было просто огроменное количество, не сосчитать.

Он всё время вспоминал детство и, надо признать, его рассказы сильно выигрывали по сравнению с моей жизнью в данный момент.

- Куда они улетели? – спросил я.

- Никуда. Люди перестреляли.

Мы шли по галечному берегу мимо выложенных на нем каноэ и парусных лодок.

Прямо перед нами выпорхнула длинноногая птица и полетела короткими беспокойными бросками, каждый раз меняя направление и держась от нас шагах в пятнадцати.

- Крикливый зуёк. Заметил, у него что-то с крылом? Всё показывает нам белое брюшко. Так он хищников обманывает – в этот раз решил, что это мы. Притворяется, что крыло сломано. Если сильно приблизишься, он улетит, с ним всё в порядке. Скорее всего, где-то рядом гнездо, и он уводит нас подальше.

Мы остановились и рассматривали зуйка, пока он наконец не улетел.

- Так ты не хочешь поехать с нами в Мемфис на время?

Слоган и Ева, прежде всего Слоган, предложили забрать меня к себе, когда и если они в конце концов соберутся уезжать. Я мог пожить у них в Мемфисе год или около того. Прошлым летом я уже гостил полтора месяца у бабушки в Форт-Лодердейле, поэтому ничего невероятного в их плане не видел.

Пару недель назад Слоган так объяснил мне свою идею:

- Подумай, как полезно тебе будет убраться подальше от всего этого бардака, от заваленного полугодия в школе. Я всего-то предлагаю тебе сделать перерыв и вернуться с нами в Мемфис. Всего на год. Запишем тебя в школу, будешь продолжать учиться. Не отстанешь.

- В Мемфисе я вырос, - продолжал он. – Мальчишкам там замечательно живется. И много твоих ровесников, обзаведешься новыми друзьями. Наш дом с небольшим участком, отцовское наследство. На нем раньше и амбар был. В Мемфисе теплее градусов на пять, но в целом погода, как и здесь.

Но родители, в первую очередь мама, идею не оценили. По правде говоря, она чуть с ума не сошла от такой перспективы, назвала план бредовым и сказала: «Пусть эти двое только попробуют украсть у меня сына». Все остальные посчитали такое понимание ситуации довольно странным, но никто ничего не сказал. Крику и слёз было много.

- Ну, сложно это всё, - ответил я.

- Понимаю. Знал, что шансы мизерные, но я всегда любил ставить на темных лошадок.

- Всё ж…

- Пошли назад, - перебил он, и мы повернули обратно.

- Всегда можно заблудиться, - сказал Слоган, и я догадался, что речь не о возвращении к машине. – И людей надо прощать, даже если не можешь помочь им вернуться на путь.

- Я уже сказал им, что не еду.

- А ты правда сам решил или так говоришь, потому что тебе всё равно не разрешат?

Минуту мы шли молча, пока я раздумывал над вопросом.

- Только так я могу всех помирить, - сказал я, – и все будут довольны.

- А это не твоя обязанность, чтобы все были довольны - ответил он. – Отчасти, твоя проблема именно в этом.

Я раньше и не задумывался, что у меня проблема. Просто так складывалось. Просто жизнь.

Мы миновали кабинку лесничего молча, как будто боясь, что он подслушивает.

- Знаешь, я должен тебе сказать. Мы с Евой уезжаем завтра с утра. Назад в Мемфис. Сегодня утром решили.

Я уставился на него.

- Рассчитывал перекантоваться у вас, пока мы с твоим папой не закончим одно дельце, но…

Гравий на парковке хрустел и скрипел у Слогана под ногами.

- После вчерашнего скандала и вообще… всего этого дерьма между твоей мамой и Дейви… - он не стал продолжать и замолчал.

А потом он сказал:

- Не надо быть Зигмундом Фрейдом, чтобы понять, что филиппики твоей мамы направлены не на Дейви. Или не только на него. Она обращается к твоему папе, к тебе. И ко мне с Евой тоже. В том числе поэтому, мы поспешно удалимся. Может у твоей мамы станет меньше забот.
 

52. Yelena

Байрон Спунер «Маршмеллоу»

Спустившись в долину, мы остановились у озера, которое приметили с вершины горы. Когда на него падало солнце, было видно, как над водной гладью поднимается туман. Мы заплатили рейнджеру за стоянку и получили взамен брошюру с картой, на которой были отмечены места для кемпинга и туалеты. У кромки озера было прохладнее. Мы шли медленно, в тишине. Стоило нам подойти ближе, лягушки попрыгали в воду, испуганно квакая, и, словно по волшебству, скрылись в иле.
Слоген стал называть уток, гоготавших на середине озера.
– Это серые утки. А вон тех видишь? Американские свиязи. Когда мне было столько же, сколько тебе сейчас, мы называли их лысухами. Рядом с ними обыкновенный гоголь. А видишь вон ту, с белым пятном на голове? Малый гоголь. Когда я был мальчишкой, в Теннесси их было гораздо больше, просто миллионы, – он всегда болтал о тех временах, когда был мальчишкой, и, как послушать, жизнь у него была куда лучше, чем у меня.
– Куда же они улетели? – спросил я.
– Никуда они не улетели, – сказал он. – Их перестреляли.
Мы шли вдоль усыпанного галькой берега, на котором лежали каноэ и небольшие парусные лодки.
Какая-то длинноногая птица поскакала от нас прочь короткими нервными скачками, держась на расстоянии около пятнадцати футов.
– Это самка крикливого зуйка. Видишь, у нее крыло как будто не в порядке? Заметил, как она все время поворачивается к нам белым пятнышком? Это чтобы обмануть хищников – в данном случае она по ошибке приняла за хищников нас – и заставить их думать, будто у нее сломано крыло. Она пытается увести нас подальше, отвлечь. Если подойти слишком близко, она улетит, с ней все в порядке. Скорее всего, у нее где-то поблизости гнездо, возможно, в противоположном направлении от того, куда она бежит.
Мы остановились понаблюдать за птицей, пока она, наконец, не улетела.
– Полагаю, про твою идею поехать в Мемфис со мной и Евой можно забыть?
Слоген с Евой – по большей части, идея принадлежала Слогену – придумали план, как забрать меня с собой, когда они, наконец, соберутся уехать. Домой, в Мемфис, где я должен был остаться с ними на год или около того. Прошлым летом я прожил шесть недель у бабушки в Форт-Лодердейле, так что его идея не показалась мне чем-то невероятным.
Парой недель ранее он предложил мне: «Подумай, как тебе было бы хорошо забыть все эти неприятности, ужасный семестр в школе? Все, что я тебе предлагаю, это отвлечься, поехать с нами в Мемфис. На год. Мы устроим тебя в школу, чтобы ты ничего не пропустил и не отстал. Я сам вырос в Мемфисе. Это прекрасное место для мальчишки. Там много других ребят, таких, как ты. Есть там одно место, клочок земли. Он принадлежал моему отцу. У нас был амбар. Там теплее примерно на десять градусов, но в остальном все как здесь».
Но отец и мать – в основном мать – были против. На самом деле, она была чуть ли в бешенстве от этой идеи, назвала ее безумным планом и сказала: «Я не позволю этой парочке похитить моего сына». Все остальные считали, что она довольно превратно истолковала ситуацию, но никто ничего не сказал. Было много криков и слез.
– Да, все сложно, – сказал я.
– Ясно, – сказал он. – Так и знал, что шансов мало, но рискнуть стоило.
– Но…
– Давай вернемся к машине, – сказал он, и мы повернули обратно.
– Люди постоянно сбиваются с пути, – сказал он, и я был уверен, что он говорил вовсе не об обратной дороге к машине. – И ты должен простить их, даже если не можешь помочь им отыскать путь снова.
Я ответил:
– Я уже сказал им, что никуда не поеду.
– Ты действительно так решил, или сказал так лишь потому, что тебя не отпустят, даже если ты хочешь поехать?
Я думал об этом с минуту, пока мы шли.
– Это единственный способ для меня сделать так, чтобы все были довольны и счастливы, – сказал я.
– Ты не обязан делать всех счастливыми, – заметил он, – и, как по мне, это тоже часть проблемы, – я и не думал, что есть какая-то проблема. Просто все было так, как было. Такова жизнь.
Мы прошли мимо будки рейнджера, ничего не говоря, словно боялись, что он может нас подслушать.
– Слушай, должен сказать тебе, мы утром уезжаем, я и Ева. Возвращаемся в Мемфис. Мы решили сегодня утром.
Я уставился на него.
– Я планировал остаться здесь, пока не закончу кое-какие дела с твоим отцом, – сказал он. – Но... – гравий на стоянке хрустел и шуршал под его ногами, – ... после вчерашнего скандала и всего... всего этого дерьма между твоей мамой и Дэйви... – он не закончил мысль.
Затем он добавил:
– Не нужно быть Зигмундом Фрейдом, чтобы понять, что дело вовсе не в Дэйви. Или, по крайней мере, не только в нем. Он просто катализатор. Речь о твоем папе, о тебе. Обо мне и о Еве тоже. Так что это одна из причин, по которой мы собираемся свалить, может, так твоей маме станет спокойнее.

53. Yulia K

Перейдя долину, мы остановились у озера, которое приметили с вершины горы. С его поверхности, согреваемой лучами солнца, поднимался туман. Мы заплатили рейнджеру за парковку и получили брошюру с картой местности и расположением туалетов. На берегу было прохладнее. Мы шли медленно, неторопливо. Где-то впереди лягушки прыгали в воду с беспокойными кваками, будто растворяясь при нашем приближении.
В центре озера гоготали утки, и Слоган начал рассказывать мне, кого как называют.
— Вот это — серые утки. Вон те? Свиязи. Когда я был твоего возраста, мы звали их плешивцами. Рядом с ними — гоголи обыкновенные. А тот, с белым пятном на голове — гоголь-головастик. Во времена моего детства в Теннесси таких, как он, были сотни, тысячи, — он всегда говорил о тех временах, и, надо признать, детство у него выдалось куда лучше моего.
— И куда же они делись? — спросил я.
— Да никуда они не делись, — пожал он плечами. — Перестреляли их.
Мы шагали мимо каноэ и лодок, вытащенных на каменистый берег.
Длинноногая птица улепетывала от нас короткими, прерывистыми зигзагами, не приближаясь больше, чем на пару метров.
— А это крикливый зуёк. Видишь, как странно выглядит её крыло? Как она будто показывает нам это белое пятнышко? Это способ обмануть хищников — притвориться, словно крыло у неё сломано. Она пытается нас отвлечь. Приблизишься — и она улетит, с крылом-то у неё всё в порядке. Наверное, гнездо рядом, вот и уводит нас от него.
Мы остановились и наблюдали за птицей, пока она не улетела.
— Похоже, вариант, что ты ненадолго уедешь со мной и Евой в Мемфис, уже не рассматривается?
Слоган и Ева, хотя скорее Слоган, выдали идею, что возьмут меня с собой, когда наконец решат вернуться в Мемфис. Мол, побуду с ними годик. Половину прошлого лета я уже провел у бабушки в Форт-Лодердейле, так что такой поворот событий мне вовсе не казался нереальным.
Пару недель назад Слоган растолковал мне:— Подумай, а ведь неплохо было бы убраться от всего этого бардака в школе подальше? Я просто предлагаю — возьми паузу да езжай в Мемфис с нами. Это же всего на год. Мы запишем тебя в школу, так что ничего ты не пропустишь. Я там вырос, это отличное место для пацана, много других мальчишек, есть с кем пообщаться. У нас там небольшой участок земли, остался от отца. Построим летний домик. Там чуть потеплее, но в остальном всё то же самое, что и тут.
Но мои родители, особенно мама, на эту идею не купились; мама вообще чуть с ума не сошла от такой перспективы, заявила, что это безумие. Она рыдала и кричала, что не позволит этой парочке украсть своего сына. Все подумали, что тут она перегнула палку, но никто ей не возразил.
— Да, ситуация сложная, — сказал я.
— Понимаю, — ответил Слоган. — Я знал, что шансов мало, но люблю я безнадежные дела.
— И всё же…
— Давай-ка возвращаться к машине, — оборвал он меня, и мы повернули обратно.
— Люди частенько сбиваются с верного пути, — медленно проговорил он, и я был уверен, что это не о нашем возвращении. — И нужно уметь их прощать, даже если не можешь помочь им отыскать его снова.
Я ответил, что уже сказал своим, что никуда не еду.
— Ты правда не хочешь ехать или отказываешься только потому, что тебе в любом случае не разрешат?
Я размышлял об этом, пока мы шли.
— Только оставшись, я смогу всё исправить, — наконец сказал я. — И все будут счастливы.
— Делать всех счастливыми — не твоя работа, — ответил Слоган. — И, думается мне, часть проблемы именно в этом.
Я не думал, что у нас проблемы. Просто как-то так мы и жили.
Мы прошли мимо кабины рейнджера молча, будто опасаясь, что он нас услышит.
— Слушай… Мы с Евой завтра уезжаем. Возвращаемся в Мемфис. Решили нынче утром.
Я уставился на него.
— Я хотел задержаться, пока не закончим дела с твоим папой, — пробормотал он. — Но…
Гравий на парковке хрустел под его ногами.
— После этого скандала ночью, всего этого дерьма между твоей мамой и Дейви… — он не стал завершать фразу.
Вместо этого он произнес:
— Не надо быть Фрейдом, чтобы увидеть, что злится твоя мама не на Дейви. Не только. Он всего лишь причина. Она злится на твоего папу, на тебя, на нас с Евой. Вот почему мы смываемся; может, так ей станет полегче.
 

54. zhamOdindva

Уже внизу, проехав по долине, мы остановились у озера, того самого, что приглянулось нам с горы. Над озером под солнцем курился туман. Парковка оказалась платной: пришлось заплатить; взамен смотритель вручил нам карту-брошюру с пометками туалетов и мест для стоянок. Берег отдавал прохладой. Мы не спешили, шли тихо. Лягушки, стоило нам приблизиться, спасаясь и пища, прыгали от нас прочь, как по волшебству исчезая в мутной воде.

Ближе к середине озера кучно плавали утки. Слоган выкрикивал их имена.

— Тех вон, называют просто — серыми. Вон та? Американская свиязь. В твоем возрасте мы звали их лысиками. Обыкновенный гоголь, прям рядышком. А тот вон, который высвечивает белым пятном на башке? Буцефал. В Теннесси, помню ещё совсем пацаном, их всех было куда больше чем здесь, миллионы тогда.

Заговаривая, Слоган не переставал с этого начинать, мол, про времена, когда он был ещё пацаном, и согласитесь: детство у него, судя по рассказам, вырисовывалось получше моего.

— А потом что, улетели? — спросил я.

— Нет, не улетели; перестреляли их всех.

Мы шли по каменистой отмели, где стояли на приколе каноэ и мелкие парусники.

Впереди нас, короткими и беспорядочными рывками, но при этом всегда учтиво держась на расстоянии четырёх-пяти метров, мчалась длинноногая и вся какая-то встревоженная птица.

— Крикливый зуёк. Самка наверно. Крыло у неё, видишь, выглядит не как надо? А то как она афиширует белизну под этим крылом? Это она так хищников дурачит, — в данном и ошибочном случае, нас с тобой — заставляет думать, что оно у неё сломано. Пытается привлечь нас и увести за собой — отвлекает. Но подойди к ней поближе — и она улетит, и всё с ней в порядке. Видать гнездо у неё поблизости, наверно где-то в противоположном направлении от того куда она сейчас бежит.

Мы остановились чтобы понаблюдать за птицей, пока она наконец не улетела.

— Я так понимаю, идея, что ты поедешь на время со мной и Евой в Мемфис, канула в утиль?

Слоган и Ева, в основном Слоган, придумали план, по которому они берут меня с собой в Мемфис, к себе домой, — при условии, если и когда они наконец соберутся туда; хотели, чтобы я остался с ними на год или около того. Прошлым летом я уже провёл шесть недель в Форт-Лодердейле, у бабушки, так что такое предложение не показалось мне чем-то пугающим или необычным.

Двумя неделями ранее он объяснил мне это так:

— Ты подумай, сколько пользы тебе будет, окажись ты подальше от этой бури: неприятности дома, неприятности в школе? Перерыв, это всё о чём я прошу. Возвращайся вместе с нами — в Мемфис. Буквально на год. Школу организуем — будешь в теме, не отстанешь.
Я сам вырос в Мемфисе, и скажу одно: для такого пацана как ты места лучше не сыскать. Другие пацаны там тоже есть, и много, — словом, будет с кем расти. Уютный участок, дом, — отцу моему принадлежал, — а рядом с домом сарай. У нас теплее градусов на десять, ну а в остальном всё также, как и здесь.

Но ни отца, ни мать, особенно мать, так легко не проведёшь; если уж совсем честно, она чуть с ума не сошла от самой этой идеи, назвав её дурацким планом, мол, не позволю этим двоим забрать моего ребёнка, что, впрочем, все сочли крайне притянутой интерпретацией задуманного. Хотя все как один промолчали. Дальше сплошные крики и плач.

— Да уж, непросто всё это, — только и сказал я.

— Понимаю тебя, я изначально знал, что план не из лёгких. Но что поделать, я всегда любил вызовы.

— Вы всё ещё...

— Ладно, вернёмся к машине.

Мы развернулись.

— Люди то и дело сходят с пути, — начал он, явно этим подразумевая не дорогу к машине. — И, даже если ты не в силах помочь, надо уметь их прощать.

— Я уже сказал им, что не хочу и не поеду.

— Ты правда не хочешь или сказал так лишь потому, что они всё равно запретят?

На минуту я задумался, а потом сказал:

— Только так я cмогу всё уладить, и тогда все будут счастливы.

— Делать всех счастливыми — не твоя забота, и думаю, отчасти это тоже проблема.

Проблемы я не видел. Так сложилось, и всё.

Проходя возле будки смотрителя, мы не обронили ни слова, как будто боялись, что нас подслушают.

— Пойми, я лишь хочу сказать, что утром мы уезжаем, я и Ева. Возвращаемся в Мемфис. Сегодня решили.

Я резко посмотрел на него.

— Думал подзадержусь немного, остались ещё кое-какие нерешённые дела с твоим папой, но…

Щебень на парковке так и скрипел под его ногами.

— …после вчерашнего, после всей той жуткой возни… всех слов? твоя мама и Дейви?..

Он не договорил, просто замолчал.

— А впрочем, знаешь, чтобы понять следующее, тебе вовсе не надо быть Зигмундом Фрейдом, — продолжил Слоган. — Не Дэйви причина того что у твоей мамы истерики. Не он один, во всяком случае. Дейви лишь повод. Твой отец, ты, я, Ева — мы все для неё причина. Можно сказать, отчасти поэтому мы с Евой и собрались дать дёру, может быть, так мы хоть как-то сбавим давление и твоей маме станет полегче.
 

55. Аиша Петровская

Байрон Спунер «Маршмеллоу»

Пересекши долину, мы остановились неподалеку от озера, которое рассмотрели еще с вершины горы. Из-за падающих на воду солнечных лучей с ее поверхности поднимался туман. За парковку нам пришлось заплатить смотрителю автостоянки, а взамен он дал брошюру с картой, на которой были отмечены площадки для кемпинга и туалеты. На берегу озера оказалось прохладнее. Мы шли медленно, бесшумно. Перед нами с тонкими взволнованными писками в воду прыгали лягушки и волшебным образом исчезали в тине, когда мы подходили ближе.

На середине озера плавали и выбивались из стаек утки. Слоган называл их виды.

— Это просто серые. А вон там? Американские свиязи. Раньше, когда я был твоего возраста, мы называли их плешивыми. Рядом с ними — обыкновенные гоголи. А те, с белыми повязками на голове? Малые гоголи. Когда я был еще мальчишкой, там, в Теннесси, их было намного больше, миллионы.

Он все время говорил о детстве, и надо признать, по его рассказам оно казалось гораздо лучше моего.

— Куда они подевались? — спросил я.

— Никуда они не подевались, — ответил он. — Их перестреляли.

Мы шли по галечному берегу, на котором стояли посаженные на мель каноэ и маленькие парусные лодки.

Перед нами короткими беспокойными перебежками носилась длинноногая птичка, неизменно держась примерно в пятнадцати футах от нас.

— Это самка крикливого зуйка. Видишь? Кажется, что с ее крылом что-то не так. Она все маячит перед нами своими светлыми перышками. Она приняла нас за хищников и делает это, чтобы обмануть, заставить думать, что крыло сломано. Она старается отвлечь наше внимание, сбить с толку. Если мы подойдем слишком близко, она улетит, потому что с ней все в полном порядке. Вероятно, недалеко отсюда у нее есть гнездо, в противоположном направлении от того, куда она бежит.

Мы остановились и понаблюдали за птицей, пока она, наконец, не улетела.

— Я так понимаю, ты отказался от идеи уехать со мной и Евой ненадолго в Мемфис?

По инициативе Слогана они с Евой задумали взять меня с собой, если и когда они, наконец, соберутся домой. Они хотели, чтобы я пожил с ними в Мемфисе год или около того. Прошлым летом я провел шесть недель у бабушки в Форт-Лодердейле, так что это не казалось таким уж немыслимым.

Он поделился со мной этой идеей еще несколькими неделями ранее: «Подумай, сколько пользы тебе принесет побег от всей этой неразберихи, от проваленного семестра в школе? Я лишь предлагаю тебе взять перерыв и поехать с нами в Мемфис. Только на год. Мы отдадим тебя в школу, так что по учебе ты не отстанешь».

«Я вырос в Мемфисе. Для мальчишки это чудесное место. Много таких же ребят, есть с кем расти. У нас свой земельный участок. Он принадлежал моему отцу. Мы бы построили сарай. Там жарче градусов на десять, но в остальном все как здесь».

Но мои родители не купились на это, в особенности мать. На самом деле она чуть с ума не сошла от такой перспективы, назвала план абсурдным и сказала: «Я не позволю этим двоим выкрасть моего сына», — что остальные сочли довольно радикальным толкованием ситуации, но никто этого вслух не отметил. Было много криков и слез.

— Да, это все сложно, — ответил я.

— Я понимаю, — сказал он. — Я знал, что это рискованное предложение, но мне всегда нравилось рисковать.

— Но все-таки...

— Давай вернемся к машине, — предложил он, и мы пошли назад. — Люди все время сбиваются с пути. — Я был абсолютно уверен, что говорил он не о том, как мы идем к авто. — И нужно отпускать их, даже если не можешь помочь им вновь найти свой путь.

Я ответил:

— Я уже сказал им, что не поеду.

— Потому что сам не хочешь или только потому, что тебя все равно бы не отпустили?

Мы продолжали идти, а я на минуту задумался.

— Только так я смогу свести все воедино, — сказал я, — сделать всех счастливыми.

— Делать всех счастливыми — не твоя забота, что, я полагаю, является частью проблемы, — ответил он.

Я и не думал, что в этом есть какая-то проблема. Просто так обстояли дела. Так обстояла жизнь.

Мы молча прошли мимо будки смотрителя, будто боялись, что он подслушивал.

— Должен тебе сказать, мы с Евой уезжаем утром. Уезжаем назад в Мемфис. Мы решили это сегодня с утра.

Я уставился на него.

— Я планировал задержаться здесь, пока не закончу кое-какие дела с твоим папой, — продолжил он, — но... — Гравий на парковке хрустел под его ногами. — После этого вчерашнего скандала и всей... всей херни между твоей мамой и Дэйви?..

Он не закончил мысль, а затем сказал:

— Не нужно быть Зигмундом Фрейдом, чтобы понять, что тирады твоей мамы не относятся к Дэйви. Или, по крайней мере, не все. Он просто стал катализатором. Они относятся к твоему папе, к тебе. А еще ко мне и Еве. Это одна из причин, по которой мы решили удрать, может быть, наш отъезд снимет немного давления с твоей мамы.

56. Александра Карцева

Маршмэллоу


Автор — Байрон Спунер


Проехав однажды через долину, мы остановились у озера, которое видели с вершины горы. Сквозь поднявшийся туман продирались редкие солнечные лучи. Нам пришлось заплатить смотрителю за парковку и получили брошюру с картой, показывающей стоянки и туалеты. На берегу озера было холоднее. Мы двигались медленно, молча. Перед нами с тихим тревожным кваканьем прыгали в воду лягушки, быстро, как по волшебству, исчезая в тине при нашем приближении.


Слоган перечислял названия уток, гогочущих в центре озера.


— Вот те серые — так и зовутся Серыми. А там? Американская свиязь. Когда я был в твоем возрасте, мы звали их «лысыми». Обыкновенный гоголь, прямо перед ними. Вон тот, с белым пятнышком на голове — Малый Гоголь. Я, когда был маленьким, и мы жили в Теннесси, там была куча этих ребят, миллионы, — Слоган постоянно рассказывал о своём детстве и мне пришлось признать, что в его рассказах всё звучало немного лучше, чем в моей жизни.


— Куда они улетели? – спросил я.


— Они никуда не улетали, — ответил он. — Их истребили.


Мы пошли вдоль усыпанного гравием берега, где рядом с пляжем стояли каноэ и маленькие лодки.


С короткими, беспокойными взмахами крыльев впереди нас сломя голову неслась длинноногая птица, всегда держась на расстоянии пятнадцати футов.


— Это Крикливый зуёк. Видишь, как у неё крыло странно выглядит? Как она показывает нам белое пятнышко? Это для того, чтобы обмануть хищников — в данном случае, нас — заставить наблюдателя думать, что у неё сломано крыло. Она пытается увести, отвлечь нас. Если подойдёшь слишком близко, она улетит. С ней на самом деле всё в порядке. Наверняка рядом её гнездо. Скорее всего, в направлении, противоположном тому, откуда она бежит.


Мы остановились и смотрели на птицу, пока она, наконец, не улетела.


— Хочешь провести летние каникулы со мной и Евой в Мемфисе?


У Слогана и Евы, а по большей части, у Слогана, был план забрать меня с собой, если вдруг, когда-нибудь они соберутся уезжать домой. В Мемфисе, я бы мог прожить с ними год или около того. Прошлым летом я шесть недель гостил у бабушки в Форт—Лодердейле, так что мне уже не казалось это таким фантастическим.


Он объяснял мне это за пару недель до каникул: «Подумай, как было бы здорово уехать от всего этого бардака, от этого ужасного семестра в школе? Я тебе просто предлагаю уехать с нами на год. В Мемфисе, мы пристроим тебя в школу, так что продолжишь учиться, отставать не будешь. Я там вырос, для ребёнка это прекрасное место. Там много других мальчишек твоего возраста, с которыми ты подружишься. Есть земельный участок. Он ещё отцу моему принадлежал. Амбар построим. Теплее, конечно, на десять градусов, но в остальном, всё как также».


Но мои отец и мать, в большей степени мать, не купились: она вообще в бешенство пришла от этих планов, назвала их «хренью» и заявила: «Я не позволю этим двоим похитить моего сына». Остальные подумали, что она слишком драматизирует, но ничего не сказали. Было много слёз и криков.


— Да, это сложно, — пробормотал я.


— Я понял, — сказал он. — Знал, что это рискованный шаг, но рисковать мне всегда нравились. — А всё же…


— Вернёмся к машине, — бросил он, и мы повернули обратно.


— Люди всегда сходят с верного пути, — сказал он и я был уверен, что говорил он не о пути к машине. — И тебе нужно их простить, даже если не можешь им помочь снова найти этот самый путь.


Я ответил:


— Я уже сказал им, что не поеду.


— Ты правда хочешь остаться или делаешь это, потому что они бы тебя не отпустили, даже если бы ты захотел поехать?


Я подумал об этом с минуту, пока мы шли.


— Это единственный способ всё расставить по местам, — заговорил я. — Чтобы все были довольны.


— А это не твоя работа – делать всех довольными, — ответил он. — Я думаю, что это часть проблемы, — ответил он. Но я считаю, что проблемы здесь нет. Так просто было. Такова была жизнь.


Мы молча прошли мимо кабинета смотрителя, будто боясь, что он подслушает.


— Слушай, хочу сообщить тебе. Завтра мы уезжаем, я и Ева. Возвращаемся в Мемфис. Мы решили этим утром.


Я уставился на него.


— Я хотел остаться, пока не закончу кое-какие дела с твоим батей, — сказал он. — Но…


Камушки на полу стоянки хрустели и потрескивали у нас под ногами.


— После всех скандалов прошлой ночью и всего… всего этого дерьма между твоей мамкой и Дэйви…? — он не закончил мысль, а затем сказал:


— Не нужно быть Зигмундом Фрейдом, чтобы понять, что тирады твоей матушки не о Дейви. Ну, или по крайней мере, не все. Он просто катализатор. Они – о твоём бате, о тебе. Они и обо мне с Евой. Так что, это одна из причин, почему мы валим отсюда. Чтобы отдохнуть немного от твоей мамы.

57. Алёна Чащина

"Маршмеллоу" Байрон Спунер

После того как пересекли долину, мы сразу остановились у озера, которое заметили с вершины горы. Туман поднимался с озёрной глади, и солнце пробивалось прямо сквозь него. Нам пришлось заплатить рейнджеру за парковку и в придачу мы получили брошюру с картой привалов и туалетов. На берегу озера было холоднее. Мы шли медленно, тихо. Впереди нас лягушки прыгали в воду с тоненьким встревоженным писком, магически исчезая в грязи прямо перед нашим приближением.

Слоган называл уток, спешащих столпиться в середине озера.

— Вот эта — большая Серая утка. Вон та? Американская свиязь. Мы раньше называли их Болдпейт, когда я был примерно твоего возраста. Рядом с ней Обыкновенный гоголь. Та, что трясет белым хохолком на голове? Малый гоголь. Когда я был мальчишкой, ещё в Теннесси, там было гораздо больше этих ребят, прямо миллионы.

Он постоянно говорил о временах, когда был маленьким, и, стоило признать, они звучат гораздо лучше моей нынешней ситуации.

— А куда они делись потом?

— Никуда они не делись. Их всех перестреляли.

Мы шли вдоль гравийного берега, где лежали каноэ и маленькие парусники.

Длинноногая птичка суматошно трепетала впереди нас, короткими, встревоженными бросками сохраняя дистанцию ровно метров пять.

— Это Крикливый зуёк. Видишь, вон, её крыло выглядит как-то неправильно? И как она всё мельтешит белым пятнышком прямо перед нами? Это, чтобы обмануть хищников. В данном, ошибочном случае, — чтобы обмануть нас, что у неё сломано крыло. Она пытается отвлечь нас, увести за собой. Если ты подберёшься к ней слишком близко, она сразу улетит, с ней всё в полном порядке. Скорее всего у неё где-то рядом гнездо и, надо думать, в противоположной стороне оттуда куда она летит.

Мы остановились посмотреть на птицу, пока она не улетела далеко вперёд.

— Я так понимаю, что мысль о том, что ты, Ева и я едем вместе в Мемфис на какое-то время уже не актуальна?

Слоган и Ева, в основном Слоган, придумали план, в котором забирают меня к себе домой, когда или если они вообще соберутся возвращаться. У себя дома в Мемфисе они бы оставили меня на год или около того. Я уже провел шесть недель прошлого лета с моей бабушкой в Форте Лодердейл, так что идея не казалась мне такой уж притянутой за уши.

Он поделился этим планом со мной пару недель назад:

— Ты только подумай, как хорошо будет для вырваться из всей этой неразберихи, подальше от испорченного семестра в школе? Я тебе предлагаю всего лишь сделать небольшой перерыв, съездить с нами в Мемфис. На годик. Мы тебя отправим там в школу, чтобы ты не отстал. Я сам вырос в Мемфисе. Это замечательное место, чтобы быть ребёнком. Там много других мальчишек, чтобы вместе с ними расти. Мой дом стоит на небольшом участке, он принадлежал моему отцу. У нас есть амбар. Там потеплее градусов на десять, но во всём остальном точно так же как здесь.

Но мои папа с мамой, особенно мама, не купились на этот план. Её эта идея чуть с ума не свела, она назвала план смехотворным и сказала, что не позволит этим двоим похитить своего сына. Всем остальным эти слова показались слишком уж драматичным преувеличением ситуации, но никто ей ничего не сказал. Было много криков и слёз.

— Я понимаю. Мой план весьма рискованный, но я всегда любил рисковать.

— Тем не менее…

— Давай-ка пойдем обратно к машине.

Мы развернулись и пошли в назад.

— Люди постоянно сбиваются с пути, — сказал Слоган, и я был уверен, что он говорит не про обратный путь к машине, — и их нужно научиться прощать, даже если не можешь помочь им найти дорогу обратно.

— Я уже сказал родителям, что не еду.

— Ты действительно хочешь, чтобы так было или остаёшься только потому что тебя бы и так не отпустили, даже сильно пожелай ты этого?

Я подумал над его вопросом пару минут, пока мы шли.

— Только так я могу привести всё в порядок. Сделать всех счастливыми.

— Делать всех счастливыми — не твоя работа. И то, что ты так считаешь, как мне кажется, тоже является частью проблемы.

Я даже не думал о наличии какой-то проблемы. Просто всё было именно так. Это жизнь.

Мы прошли мимо будки рейнджера не проронив ни слова, словно боясь, что он нас подслушивает.

— Слушай, я тебе вот что скажу. Мы уезжаем завтра спозаранку, я и Ева. Обратно в Мемфис. Мы решили сегодня утром.

Я молча уставился на него.

— Я собирался задержаться подольше, пока не решу некоторые вопросы с твоим отцом, но... — парковочный гравий хрустел и трещал под его ногой, — после всего этого переполоха прошлой ночью и... и всего этого дерьма между твоей мамой и Дейви? ...

Он оставил мысль недосказанной, а потом продолжил:

— Не нужно быть Зигмундом Фрейдом, чтобы понять, что тирады твоей мамы не о Дейви. Ну или не только о нём. Он просто катализатор. Они о твоём отце, о тебе самом. Они также обо мне и Еве. Так что это тоже одна из причин, по которой мы сматываемся. Может, это поможет хоть немного снять напряжение твоей матери.

58. Алина Иванова

«Зефир» Байрон Спунер

Перейдя через долину, мы остановились у озера, которое заметили с вершины горы. От его поверхности поднялся туман, когда на нее упали лучи солнца. Нам пришлось заплатить смотрителю за парковку, а взамен мы получили брошюру с картой, показывающей кемпинги и туалеты. На берегу озера было прохладнее. Мы шли медленно, молча. Впереди нас лягушки прыгали в воду с тихим тревожным писком и волшебным образом исчезали в грязи, когда мы приближались.

Слоган выкрикивал имена уток, сбившихся в середину.

"Эти серые - Гэдволлы. Вон там? Американские Виджоны. Когда я был в твоем возрасте, мы называли их Лысыми. Обыкновенный гоголь, прямо рядом с ними. Тот, у которого на голове сверкает белое пятно? Боже, там, в Теннесси, таких парней было намного больше, миллионы». Он всегда говорил о том, когда был мальчиком, и надо признать, это звучало немного лучше, чем моя ситуация.

"Куда они делись?" сказал я.

«Они никуда не делись, — сказал он, — их всех отстреляли».

Мы шли по гравийной отмели, где стояли каноэ и маленькие парусники.

Длинноногая птица в беспорядочно мчалась впереди нас короткими встревоженными рывками, всегда держась на расстоянии около пятнадцати футов.

«Это олень-убийца. Видишь, ее крыло выглядит странно? Как она продолжает показывать нам это белое пятно? Это делается для того, чтобы одурачить хищников — в данном ошибочном случае нас — заставить думать, что у нее сломано крыло. Она пытается нас увести прочь, отвлекает нас. Если подойти слишком близко, она улетит, с ней все в порядке. У нее, скорее всего, гнездо поблизости, вероятно, в противоположном направлении от того места, куда она бежит.

Мы остановились, чтобы понаблюдать за птицей, пока, наконец, она не улетела.

— Я полагаю, мысль о том, что ты поедешь со мной и Евой в Мемфис на какое-то время, была отвергнута?

Слоган и Ева, в основном Слоган, придумали план взять меня с собой домой, если и когда они, наконец, соберутся уезжать. Домой в Мемфис, где они хотели, чтобы я остался с ними на год или около того. Прошлым летом я уже провел шесть недель с бабушкой в Форт-Лодердейле, так что это не казалось мне чем-то надуманным.

Он объяснил мне это за пару недель до этого: «Подумай, сколько пользы тебе принесет, если ты уйдешь от всего этого дерьма, от всего прогаженного семестра в школе? Все, что я тебе предлагаю, это взять перерыв, возвращайся с нами в Мемфис На год. Мы отправим тебя в школу, чтобы ты не отставал.

«Я вырос в Мемфисе. Это прекрасное место для мальчика. Там есть много других мальчиков, с которыми можно расти вместе. Дом на участке земли. Он принадлежал моему отцу. Там теплее градусов на десять, а в остальном все как здесь».

Но мои отец и мать, в основном моя мать, не купилась на это; на самом деле, она чуть не сошла с ума от этой перспективы, назвав это хулиганским планом и сказав: «Я не позволю этим двоим похитить моего сына», что все остальные сочли довольно экстремальной интерпретацией ситуации, но никто ничего не сказал. Было много криков и плача.

— Да, это сложно, — сказал я.

«Я понимаю, — сказал он, — я знал, что это маловероятно, но мне всегда нравилось маловероятность».

"Все еще..."

«Давайте вернемся к машине», — сказал он, и мы повернули назад.

«Люди все время сбиваются с пути», — сказал он, и я был почти уверен, что он говорил не о том, чтобы вернуться к машине. «И вы должны простить их, даже если вы не можете помочь им снова найти свой путь».

Я сказал: «Я уже сказал им, что не поеду».

«Ты действительно этого хочешь или ты делаешь это только потому, что они не позволили бы тебе, даже если бы ты захотел уехать?»

Я подумал об этом на минуту, пока мы шли.

«Это единственный способ, которым я могу все совместить, — сказал я, — сделать всех счастливыми».

«Делать всех счастливыми — это не твоя работа, — сказал он, — и я считаю, что это часть проблемы». Я не думал, что есть проблема. Все было так, как было. Жизнь.

Мы прошли мимо будки смотрителя, ничего не говоря, как будто боялись, что он подслушивает.

«Послушай, я должен тебе сказать, мы уезжаем утром, я и Ева. Возвращаемся в Мемфис. Мы решили сегодня утром».

Я уставился на него.

«Я собирался остаться здесь, пока не закончу кое-какие дела с твоим папой, — сказал он, — но…»

Гравий на парковке хрустел и хрустел под его ногами.

— …после того вчерашнего шума и всего… всего дерьма между твоей мамой и Дейви…? Он оставил эту мысль подвешенной.

Затем он сказал: «Не нужно быть Зигмундом Фрейдом, чтобы понять, что тирады твоей мамы не о Дэйви. Или, по крайней мере, не все о нем. Он просто катализатор. . Они обо мне и Еве тоже. Так что это одна из причин, по которой мы собираемся драпать, может быть, снять часть давления с твоей мамы.

59. Алла

Сразу за долиной мы остановились у озера, которое заприметили с вершины горы. От нагретой солнцем поверхности поднимался туман. Мы заплатили смотрителю за парковку и получили брошюру с картой кемпинга и расположением туалетов. На берегу озера было прохладнее. Мы медленно шли в тишине. При нашем приближении, лягушки, испуганно квакнув, бросались в воду и исчезали в иле как по волшебству.


Слоуген стал перечислять виды уток, собравшихся в стайку на середине озера.


— Вон там плавают серые утки. А рядом американские свиязи. В детстве мы называли их свиягами. Рядышком с ними – гоголь обыкновенный. Видишь во-о-он ту утку с белым пятном на голове? Это гоголь малый. Когда я был мальчишкой, в Теннеси водилось множество водоплавающих птиц, просто тьма, — он все время говорил о своем детстве, и, надо сказать, дела там обстояли куда лучше, чем у меня.
— А куда они делись? – спросил я.
— Никуда, — ответил Слоуген, — их просто перестреляли охотники.


Мы прохаживались по берегу из гальки, мимо вытащенных на берег каноэ и перевернутых рыбачьих лодок. Впереди, футах в пятнадцати, беспокойно металась длинноногая птица.
— Это зуёк. Видишь, как она выворачивает крыло, будто оно подбито? Так, что видно, что с внутренней стороны крыло белое? Обманывает хищников, – за которых по ошибке приняла нас – притворяется, что у нее сломано крыло. Старается нас отвадить, отвлечь. Подойдешь слишком близко – упорхнёт как ни в чём не бывало, потому что она не ранена, а только притворяется. Вероятно, у нее гнездо где-то неподалёку, и скорее всего, она старается увести нас в противоположную сторону.


Мы остановились понаблюдать, пока птица в конце концов не улетела.


— Я так понимаю, идея поехать с нами в Мемфис накрылась?


Слоуген и Ева, по большей части Слоуген, задумали взять меня к себе, когда они соберутся уезжать, если всё-таки соберутся. Отправится в Мемфис, где я бы пожил с ними год или около того. Прошлым летом я целых полтора месяца гостил у бабушки в Форт-Лодердейле, поэтому вся затея не казалась мне уж такой невероятной.


Пару недель назад Слоуген объяснил мне: «Подумай, как будет славно сбежать от всех этих заморочек, от провального семестра в школе? Я просто предлагаю устроить передышку, поехать с нами в Мемфис. На годик. В школу тебя устроим, продолжишь учиться, от программы не отстанешь.
Я сам вырос в Мемфисе. Мальчишкам там раздолье. К тому же, будет с кем дружить. Дом у меня с небольшим участком. Принадлежал ещё моему отцу. Амбар свой. Там градусов на десять потеплее, чем здесь, а так всё то же самое».


Однако мои родители, особенно мама, не купились на его предложение. Она вообще распсиховалась от такой перспективы, назвала план дебильным, заявив: «Я не дам этим двум выкрасть у меня сына» — явное преувеличение ситуации, как всем показалось, но никто ничего не сказал. Ор стоял до небес.


— Да, с поездкой всё сложно, — заметил я.
— Понятно, — ответил Слоуген, — дохлый номер, но я из тех, кто надеется на лучшее.
— Что ж теперь…
— Вернёмся к машине, — предложил он, и мы повернули обратно.
— Люди всё время сбиваются на кривую дорожку, — рассуждал Слоуген, и я прекрасно понял: речь не о том, что мы можем заблудиться на обратном пути к машине. — Нужно уметь прощать, даже если не в силах помочь им вернуться на путь истинный.
— Я уже сказал им, что не поеду, — ответил я.
— Ты правда не хочешь или просто сказал так, потому что все равно не разрешат, даже если ты захотел бы?
Я ненадолго задумался, пока мы шли.
— По-другому не складывается, — отозвался я, — а так все будут счастливы.
— Делать всех счастливыми не твоя забота, — возразил Слоуген, — в том-то и проблема.
Я же не видел никакой проблемы. Просто так сложилось. Такова жизнь.
Мы молча прошли мимо будки смотрителя, будто боялись, что он подслушает наш разговор.
— Слушай, если честно, завтра мы с Евой уезжаем. Возвращаемся в Мемфис. Сегодня утром решили.
Я уставился на него.
— Я планировал задержаться, пока не улажу пару вопросов с твоим отцом, — продолжал он, — но …
Гравий парковки хрустел у него под ногами.
— После вчерашнего вечернего скандала и всех этих разборок между твоей матерью и Дэйви… Слоуген не стал развивать мысль.


Затем он добавил: «Не нужно быть Зигмундом Фрейдом, чтобы понять – тирады твоей мамы не относятся к Дэйви. Уж точно не все. Он лишь спусковой крючок. На самом деле, они направлены на тебя и твоего отца. Ну и против меня с Евой, конечно. И это одна из причин, почему мы собираемся свалить, чтобы облегчить жизнь твоей маме».

60. Анна

Marshmallows by Byron Spooner

Мы пересекли долину и остановились у озера, которое заметили с вершины горы. Над его гладью подымался румяный, словно от солнечного удара, туман. Нам пришлось заплатить рейнджеру за парковку, а взамен мы получили брошюру и карту местности с обозначением на ней кемпингов и туалетов. У самого озера было прохладнее. Мы шли медленно, тихо. Впереди обеспокоенно попискивали и прыгали в воду лягушки, как по волшебству исчезая в иле при нашем появлении.

Слоган принялся перечислять уток, стайкой выплывших на середину озера.

– Те неприметные – серые утки. А там?.. Американская свиязь. Когда я был в твоём возрасте, мы называли их – плешивые спинки. Справа от них – обыкновенный гоголь. А та утка с белоснежным пятном на голове?.. Малый гоголь. Когда я был мальчишкой, ещё в Теннесси, там было много этих ребят, миллионы.

Слоган всегда говорил о том времени, когда он был мальчишкой, признаться, его детство казалось гораздо лучше, чем моё.

– Куда они улетели? – спросил я.

– Они не улетели. – ответил он. – Их перестреляли.

Мы шли вдоль галечного берега, где лежали, вытащенные на сушу каноэ и небольшие парусные шлюпки. Какая-то длинноногая птица бросилась суматошно носиться перед нами, взволнованно хлопая крыльями и не подпуская к себе ближе пятнадцати футов.

– Это – Крикливый зуёк. Видишь, как вывернуто у птицы крыло? Как она продолжает показывать нам белоснежное пятно на брюшке? Всё, чтобы одурачить хищников, за которых нас по ошибке приняли, убедить их в том, что у неё сломано крыло. Зуёк пытается отвлечь нас, увести. Подойдёшь к птице слишком близко – улетит, ведь она совершенно здорова. Возможно, где-то рядом её гнездо, возможно, в той стороне, откуда она прибежала.

Мы остановились поглядеть на птичку, пока та, наконец, не улетела.

– Думаю, план твоей поездки со мной и Евой к нам в гости в Мемфис, рухнул?

Слоган и Ева, больше Слоган, загорелись этой идеей забрать меня к себе, когда и если они, наконец, будут готовы уехать. Они собирались вернуться домой в Мемфис, где по их задумке я останусь с ними на год или около того. Прошлым летом я уже провёл шесть недель у бабушки в Форт-Лодердейле, так что эта новая поездка не казалась мне какой-то особенной. Слоган рассказал мне о ней пару недель назад: «Только представь, как здорово оставить дом, где всё вверх дном, и школу с всё равно испорченным семестром? Я просто предлагаю тебе сделать передышку, поехать с нами в Мемфис. На год. Мы устроим тебя в школу, чтобы ты смог продолжить обучение и не отстать от сверстников. Я вырос в Мемфисе. Чудесное место, для мальчика – самое то. Там было много ребят, с которыми я рос. Дом с небольшим участком. Он принадлежал моему отцу. Амбар. В котором на десять градусов теплее, чем здесь, а впрочем, также».

Но мои папа и мама, больше мама, не купились на эту затею; на самом деле, мама чуть с ума не сошла при одной только мысли о моём отъезде, назвав это идиотским планом и проорав: «Я не позволю этим двоим украсть моего сына»; для всех было ясно, что такое развитие событий маловероятно, но никто ничего не сказал. А дальше много слёз и крика.

– Да, план непростой, – сказал я.

– Справлюсь, – пообещал Слоган, – Я знал, что дело рисковое, но мне всегда нравилось рисковать.

– Но…

– Давай вернёмся к машине, – перебил он меня, и мы повернули назад.

– Люди всегда сбиваются с верного пути, – произнёс Слоган, и я был уверен, что речь идёт не только о возвращении к машине. – Их нужно прощать, даже если ты не можешь помочь им отыскать тот самый путь снова.

– Я уже сказал родителям, что не поеду – признался я.

– Сказал потому, что ты действительно этого не хочешь или потому, что хочешь, но знаешь, что они тебя не отпустят?

Пока мы шли, минуту-другую, я думал, что мне ответить.

– Только так я могу всех помирить, – сказал я, – сделать всех счастливыми.

– Делать всех счастливыми – не твоя забота, – возразил он, – скорее – проблема.

Лично я никакой проблемы в этом не видел. Просто у нас в семье так сложилось. Жизнь есть жизнь.

Мы прошли мимо палатки рейнджера молча, как будто боялись, что он подслушает наш разговор.

– Послушай, что скажу, мы уезжаем завтра утром, я и Ева. Возвращаемся в Мемфис. Мы это утром решили.

Я уставился на Слогана.

– Хотел задержаться здесь, пока не завершу все свои дела с твоим отцом, – принялся он объяснять, – но…

Гравий на парковке хрустел и потрескивал под нашими ногами.

– … после того грандиозного скандала вчера вечером и всего… всей этой безобразной сцены между твоей мамой и Дэйви…?

Фраза повисла в воздухе.

Спустя какое-то время Слоган продолжил: «Тебе не нужно быть Зигмундом Фрейдом, чтобы понять, что обвинения твоей мамы адресованы не Дэйви. Или, по крайней мере, не только ему. Он просто запустил эту реакцию. Обвинения адресованы твоему папе, адресованы тебе. Они также адресованы мне и Еве. Вот одна из причин, по которой мы сматываем удочки: может, это немного успокоит твою маму».

61. Аршин Марш Маллован 2

Когда мы пересекли долину и выбрались на берег озера, которое заприметили с вершины горы, лучи солнца уже вонзились в его поверхность, изгоняя туман. Чтоб оставить машину пришлось заплатить смотрителю, который наградил нас буклетом с указанием мест, где разрешалось перекусить и справить нужду.

Наслаждаясь прохладой, которой повеяло у кромки воды, мы шагали неспешно. Всполошенные нашим появлением лягушки, пронзительно вереща, бросались с берега и, как по волшебству, растворялись в топкой тине.

На безопасном расстоянии от берега плавали утки, и Слоган, оказывается, знал как называют каждую из них.

- Те серые — воркушки. А вон там, видишь? Это свияги. Когда я был таким, как ты, мы звали их «лысухами». А рядышком - гоголята. Вон та, с белым пятнышком на голове — малый гоголь или «головастик». В Теннесси, когда я был мальчишкой, этих ребят водились полчища, просто миллионы.

Слоган постоянно говорил о своем детстве, и, надо признать, жилось ему веселее, чем мне сейчас.

- Куда ж они делись? - поинтересовался я.

- Да никуда, - ответил Слоган. - Перебили их, вот и все.

Мы вышли на набережную, где были привязаны каноэ и парусные лодки.

Впереди нас — неизменно шагов за пятнадцать - какая-то длинноногая птица неуклюже бросалась из стороны в сторону.

- Это самка крикливого зуйка. Видишь, как она держит крыло? Как маячит маячит этим белым пятном? Это она для хищников, т.е. для нас с тобой, старается, изображает будто сломала крыло; пытается отвлечь нас, увести в сторону. А подойди поближе — тут же улетит. С крылом у нее все в порядке. Наверняка высиживает птенцов где-то там, откуда увела.

Мы постояли, наблюдая за притворщицей, которая в конце концов улетела прочь.

- Полагаю, наш с Эвой план взять тебя на какое-то время в Мемфис пошел псу под хвост?

Забрать меня к себе домой - если только они решат когда-нибудь остепениться - предложили Слоган (от него и исходила идея) и Эва. «Домой» означало в Мемфис, а «забрать» - примерно на год. Прошлые каникулы, с весны до осени, я провел у бабушки в Форт-Лодердейле, так что все это не казалось мне совсем уж несбыточным.

Слоган заговорил на эту тему пару недель назад:

- Сам подумай, разве не чудесно какое-то время не думать о домашних склоках и школьных неурядицах? Я всего-лишь предлагаю тебе взять тайм-аут — пожить с годик у нас в Мемфисе.

Будешь там ходить в школу как все, чтобы не отставать. Я вырос в Мемфисе. Для мальчишки лучше места и придумать нельзя. И приятели там у тебя найдутся, чтоб водить компанию. У нас собственный дом — его построил еще мой отец. Есть отличный сарай. В Мемфисе чуток пожарче, но в остальном все как у вас.

Но родители (мама, главным образом) и слышать об этом не желали. У мамы от ярости только что дым из ушей не шел. «Чушь собачья! - заявила она. - Не позволю этой парочке отнять у меня родного сына!». Ну, а дальше — сплошные вопли и сопли. Мы все, конечно, считали, что она здорово преувеличивает, но сказать это вслух никто не отважился. И сейчас я мог лишь промямлить:

- Угу, не все так просто.

- Понятно, - вздохнул Слоган. - Я знал, что шансы близки к нулю, но люблю рискованные предприятия.

- И все же...

- Пожалуй, нам уже пора, - сказал он, и мы зашагали к парковке.

- Люди часто бредут не в ту сторону, - заметил Слоган, и я не сомневался, что думает он не об оставленной машине. - Не стоит злиться, даже если ты не можешь вывести их на нужную дорогу.

- Вообще-то я уже сказал, что не поеду, - признался я.

- Ты и правда не хочешь? Или просто знаешь — все равно не отпустят, как бы тебе этого ни хотелось?

Продолжая шагать, я пару минут обдумывал ответ и наконец сказал:

- По-моему, это единственный выход. Ну, чтоб все утряслось, и все были довольны.

- Ты вообще-то не обязан делать всех довольными, - заметил Слоган. - И это лишь одна сторона проблемы.

Сам я не видел тут особой проблемы. Просто так уж сложилось. Жизнь, одним словом.

Мимо будки смотрителя мы прошли молча, как будто боялись, что он станет подслушивать.

- В общем, дело такое. Завтра спозаранку мы с Эвой уедем — домой, в Мемфис. Сегодня утром решили.

Я ошарашенно уставился на Слогана.

- Я думал задержаться тут еще ненадолго, обстряпать с твоим папой одно дельце, - начал тот объяснять. - Но….

Гравий, которым усыпана была стоянка, хрустел у нас под ногами.

- ...вчерашний хай… постоянная грызня твоих родителей и Дэйви….

Слоган умолк, потом продолжил:

- Все эти нападки твоей мамы…. Не надо быть Зигмундом Фрейдом, чтобы понять — причина тут не в Дэйви. Во всяком случае, не первопричина. Он — лишь катализатор. Причина — в твоем папе, в тебе. Ну, и в нас с Эвой, конечно. Так что свалим мы отчасти для того, чтобы твоей маме жилось полегче.

62. Выргонь

Байрон Спунер


Зефирки


Оставив позади долину, мы остановились у озера, которое заприметили с вершины горы. Туман постепенно рассеивался с его поверхности под действием солнечных лучей. Мы оплатили рейнджеру парковку, получив взамен брошюру с картой, на которой были обозначены кемпинги и туалеты.


У воды было прохладнее. Мы шли тихо, не торопясь. Чуть впереди лягушки прыгали в воду, издавая предупредительный писк, и магическим образом без следа исчезали в тине по мере нашего приближения.


Слогэн перечислял породы уток, с кряканьем уплывавших на середину озера.


– Вон те – серые утки. Там? Американская свиязь. Когда мне было столько же, сколько тебе сейчас, мы их звали утками с балдахином. Рядом с ними – обыкновенный гоголь. Подмигивающие нам белым затылком? Малый гоголь. В моем детстве в Теннеси их было гораздо больше, чем сейчас… миллионы уток.


Слогэн частенько вспоминал свое детство и, следует признать, судя по его историям, оно было куда лучше моего.


– И куда же они делись? – спросил я.


– Никуда. Их перестреляли, – ответил он.


Мы шагали по гравию вдоль вытащенных на берег каноэ и маленьких парусных лодок.


Длинноногая птица выписывала перед нами пунктиром короткие, порывистые, нервные движения, все время оставаясь на расстоянии 15 футов .


– Это крикливый зуёк. С ее крылом как будто что–то не так, видишь? Она подмигивает нам белым пятном на нем – это чтобы обмануть хищников, в данном случае, нас, заставить поверить будто у нее сломано крыло. Она пытается увести нас, отвлечь. Попробуй подойти ближе – и она улетит, как ни в чем не бывало. Похоже, у нее гнездо где–то поблизости, скорее всего в противоположной стороне.


Мы остановились, наблюдая за птицей, пока она, наконец, не улетела.


– Надо думать, поездка со мной и Евой в Мемфис накрылась?


Слогэн и Ева, в основном, конечно, Слогэн, загорелись идеей увезти меня домой, если и когда они, наконец, соберутся уехать отсюда. Домой, в Мемфис, где я бы остался у них на год или около того. Я уже провел шесть недель с бабушкой в Форт–Лодердейле предыдущим летом, поэтому их план не казался мне таким уж невозможным.


Слогэн поведал мне его пару недель назад. «Представь, как здорово будет уехать от этого бардака, заваленного семестра… Я предлагаю тебе просто отдохнуть, вернуться с нами в Мемфис. На год. Мы устроим тебя в школу, чтобы ты не отстал от программы. Я вырос в Мемфисе. Это отличное место для мальчишки твоего возраста. Там куча ребят, с которыми можно подружиться. Клочок земли. Он принадлежал моему отцу. У нас есть амбар. В Мемфисе теплее градусов на десять, но в целом так же как здесь».


Однако мои родители, в основном моя мать, не повелись на это. По правде говоря, мать практически слетела с катушек от одной только мысли, назвав идею абсурдной и выдав: «Я не позволю этим двоим похитить моего сына», что для всего остального мира кроме нее было чересчур драматичным преувеличением ситуации, но никто не посмел ей возражать. Было много криков и слёз.


– Все сложно.


– Понимаю. Я предполагал, что дело не выгорит, но, знаешь, мне всегда нравилось ставить не на ту лошадь.


– И всё же…


– Вернемся в машину, – предложил Слогэн, и мы повернули обратно.


– Люди постоянно сбиваются с пути, – заметил он, и что–то подсказывало мне, что Слогэн говорит не об обратном пути к машине, – и мы должны прощать их, даже если не в силах помочь, вернуться на верный путь.


– Я уже сказал им, что не поеду, – заметил я.


– Ты действительно не хочешь или ты не поедешь только потому, что они не разрешают, хотя на самом деле ты очень хочешь поехать?


Я размышлял над его словами некоторое время, пока мы шли.


– Это единственная возможность все уладить, – ответил я, – чтобы все были счастливы.


– Делать всех счастливыми – не твоя работа, – заметил Слогэн, – что, я полагаю, является частью проблемы.


Я не считал, что была какая–то проблема. Просто так складывались обстоятельства. Жизнь.


Мы прошли мимо домика рейнджера в молчании, как будто боялись, что он подслушивает.
– Послушай, я должен сказать тебе, утром мы уезжаем, я и Ева. Возвращаемся в Мемфис. Мы решили сегодня утром.


Я уставился на него.


– Я планировал задержаться на какое–то время, пока не закончу дела с твоим отцом, однако… – Гравий парковки хрустел под его ногами, – после скандала вчера вечером и … и всего этого дерьма между твоей мамой и Дэйви… – он замолчал. Потом добавил, – не нужно быть Фрейдом, чтобы понимать, что все нападки твоей матери относятся не к Дэйви. Ну или, по крайней мере, не все из них. Он – просто катализатор. Она говорит о твоем отце, о тебе. Обо мне и о Еве тоже. Это одна из причин, по которой мы сваливаем, возможно, твоей матери полегчает от этого.
 

63. Зотова Евгения

Оставив долину позади, мы остановились у озера, которое заприметили еще на вершине. Дымка переливалась над водой в лучах солнца. Нам пришлось заплатить леснику за парковку, и в обмен он дал план палаточного лагеря с отмеченными туалетами. У края озера было прохладнее. Мы шли медленно и молчали. По мере нашего приближения лягушки встревоженно квакали, прыгали в воду и бесследно исчезами среди ила.


Слоган принялся называть уток, кучковавшихся у центра озера.


— Это серые утки. Вон там? Американские свиязи. Когда я был твоего возраста, они звались плешивыми. Рядом с ними — обыкновенный гоголь. А с белым пятном на голове — малый гоголь. Когда я был мальчишкой, еще в Тенесси, их было гораздо больше, тьма тьмущая, — он то и дело вспоминал времена, когда он был мальчишкой, и, что уж там говорить, выходило, что его детство было куда веселее моего.


— И куда они улетели? — спросил я.


— Никуда они не улетели, — ответил он. — Их просто перестреляли.


Мы шли по усыпанному гравием берегу мимо вытащенных на берег лодчонок и мелких парусников.


Длинноногая птица суетливо бежала перед нами короткими, испуганными рывками, не подпуская нас ближе, чем на пять метров.


— Это крикливый зуек. Видишь, у нее как будто что-то не так с крылом? Все время белое мелькает? Это чтобы обмануть хищников — а она решила, что мы как раз из них, — чтобы они поверили, будто у нее сломано крыло. Она пытается отвлечь нас, заставить следовать за собой. У нее наверняка гнездо где-то поблизости, от него-то она и уводит нас.


Мы остановились и наблюдали за птицей, пока она наконец не улетела.


— Дай угадаю, твоя поездка в Мемфис со мной и Евой отменяется?


Слоган и Ева, в основном, конечно, Слоган, задумали забрать меня с собой, когда наконец соберутся уехать. Домой, в Мемфис, где я мог бы остаться с ними на год или около того. Прошлым летом я уже провел полтора месяца у бабушки в Форт-Лодердейле, так что идея не казалась мне такой уж странной.


Он рассказал о задумке пару недель назад. “Только представь, как здорово было бы сбежать от всего этого, прогулять целый семестр этой жуткой школы? Почему бы тебе не поехать в Мемфис вместе с нами? На год. Мы найдем тебе школу, так что ты не отстанешь от программы.


Я вырос в Мемфисе. Чудесное место для мальчишки. Множество других ребят, с которыми можно подружиться. У нас свой участок. Достался от моего отца. Даже амбар был. В Мемфисе теплее градусов на десять, но в целом все такое же.”


Вот только мой отец и моя мать, в основном, конечно, мать, были против. Точнее говоря, услышав о поездке, она закатила сцену, крича, что мы сошли с ума: “Я вам двоим не позволю украсть моего сына”. Все понимали, что такое толкование было слишком драматичным, но никто ей не возразил. Не хотели дополнительных криков и слез.


— Да, все сложно, — откликнулся я.


— Понимаю, — ответил он. — Я знал, что вряд ли выгорит, но попытаться стоило.


— Но…


— Давай вернемся к машине, — предложил он, и мы повернули.




— Сбиться с пути бывает очень легко, — сказал он, и я прекрасно понимал, что это он говорил не об обратной дороге. — И когда ты не можешь помочь им найти его, остается только простить их.


— Я уже сказал им, что никуда не поеду, — признался я.


— Ты действительно хочешь остаться или просто знаешь, что они бы тебя не отпустили, даже если бы ты захотел поехать с нами?


Я задумался над его вопросом, и пару минут мы шли молча.


— Если уеду, все пойдет кувырком, — наконец сказал я. — Не хочу делать их несчастными.


— Ты не в ответе за их счастье, — сказал он, — и, думаю, в этом часть проблемы. Я раньше не задумывался, что у нас были проблемы. Я думал, так и должно быть. Что это и есть жизнь.


Мы прошли мимо будки смотрителя, не обронив ни слова. Словно боялись, что он греет уши.


— Слушай, я должен сказать тебе. Мы уезжаем завтра утром, я и Ева. Возвращаемся в Мемфис. Решили этим утром.


Я уставился на него.


— Я хотел остаться, пока не утрясу одно дельце с твоим отцом, — сказал он, — Но…


Гравий на парковке хрустел под его ногами.


— ... после вчерашней склоки и всего… всего того дерьма между твоей матерью и Дейви…


Он не закончил мысль.


Потом он сказал:


— Не нужно быть Зигмундом Фрейдом, чтобы понять, что срывается она вовсе не из-за Дейви. Ну или не только из-за него. Он всего лишь катализатор. Она злится из-за твоего отца, из-за тебя. Из-за меня и Евы, тоже. Отчасти поэтому мы и решили убраться, может, так ей станет чуть легче.

64. Китайский дракончик

Байрон Спунер "Зефир"


Преодолев долину, мы остановились у озера, которое заметили с горной вершины. Когда его поверхности коснулось солнце, над гладью воды поднялся туман. Мы заплатили лесничему за парковку, а взамен получили брошюру с картой, показывающей расположение палаточных лагерей и туалетов. На берегу озера было прохладнее. Мы шли неторопливо, тихонько. Впереди нас, издавая короткий тревожный писк, лягушки прыгали в воду и, когда мы приближались, волшебным образом исчезали в иле.


Слоган называл виды уток, сбившихся в стаю по середине озера.


– Этих называют серыми утками, а тех – американскими свиязями. Когда я был такого же возраста как ты, мы называли их «лысоголовыми». Прямо рядом с ними плавают обыкновенные гоголи. Тех, у кого на голове проблёскивает белое пятнышко, называют малыми гоголями. Когда я был мальчишкой и жил в Теннеси, там этих ребят было намного больше, порядка миллиона, – он постоянно рассказывал истории о детстве, и надо признать, они интереснее моих.


– Куда же они пропали? – спросил я.


– Они никуда не пропали, – ответил он, – их перестреляли.


Мы шли по берегу, усыпанному гравием, где стояли лодки каноэ и маленькие парусные шлюпки.
Держась на расстоянии около пяти метров от нас, суматошными и обеспокоенными рывками бежала длинноногая птица.


– Это крикливый зуёк. Видишь, как она показывает нам будто бы больное крыло и белое пятнышко? Она делает это для того, чтобы обмануть хищников, в данном случае нас. Она хочет нас отвлечь, сбить с толку, чтобы мы подумали, что её крыло сломано. Если мы подойдём слишком близко, то она улетит, потому что с ней всё в порядке. Вероятно, что у неё поблизости есть гнездо, которое находится от неё в противоположном направлении.


Мы остановились и наблюдали за птицей, пока, наконец, она не улетела.


– Я полагаю, что ты отверг идею о том, чтобы на некоторое время поехать со мной и Евой в Мемфис?


Слоган и Ева, прежде всего Слоган, придумали план, что если они, наконец соберутся и захотят уехать, то заберут меня с собой домой в Мемфис, где я бы остался у них на год. Прошлым летом я уже провёл шесть недель у бабушки в Форт-Лодердейле, поэтому их предложение не было притянуто за уши.


За пару недель до этой поездки он разъяснял мне: «Подумай, сколько будет пользы, если ты отвлечешься от всей этой неразберихи и завалов по учёбе? Всё, что я предлагаю тебе, это сделать перерыв и вернутся с нами в Мемфис на год. Там мы устроим тебя в школу, чтобы ты не отставал от программы».

– Я вырос в Мемфисе. Это замечательное место для парня, где много других ребят, с которыми ты можешь расти. У нас местечко на небольшом участке земли и амбар, который достался мне от отца. Там теплее градусов на десять, а в остальном всё как здесь.


Но мои родители, в основном мама, не поддались. На самом деле, мама чуть не слетела с катушек от такого предложения, назвав этот план абсурдным и сказав: «Я не позволю вам двоим украсть моего сына!». Все остальные сочли её речь довольно преувеличенным толкованием предложенного, но никто не произнёс и слова. Было много воплей и соплей.


– Да, всё сложно, – заключил я.


– Я понимаю, – произнёс он, – я знаю, что это звучит рискованно, но риск мне всегда нравился.


– Однако…


– Давай вернёмся к машине, – сказал он, и мы развернулись.


– Люди все время сбиваются с пути, – сказал он, и я был почти уверен, что он говорит не о пути до машины, – и ты должен прощать их, даже если не можешь помочь им снова его найти.


– Я уже сказал им, что не поеду, – ответил я.


– Ты действительно так хочешь или ты сказал так только потому, что они не позволили бы тебе поехать, даже если бы ты захотел?


Пока мы шли, я размышлял о его словах около минуты.


– Это единственный способ, который поможет всё наладить и сделать всех счастливыми.


– Делать всех счастливыми – не твоя работа, – ответил он. – Я считаю частью проблемы.


А я и не думал, что это проблема. Я думал, что так устроена эта жизнь.


Мы молча прошли мимо домика лесничего, будто боялись, что он нас услышит.


– Послушай, я должен тебе сказать. Завтра рано я и Ева уезжаем в Мемфис. Мы решили это сегодня утром.


Я удивлённо посмотрел на него.


– Я собирался остаться здесь, пока не закончу кое-какие дела с твоим папой, сказал он, – но…


Гравий, усыпанный на парковке, хрустел и потрескивал под его ногами.


– … после всего того вчерашнего шума и гама… Этой ссоры между твоей мамой и Дэви… – он оставил мысль незаконченной.


Затем он сказал: «Не нужно быть Зигмундом Фрейдом, чтобы понять, что твоя мама гневается не из-за Дэви. Или, по крайней мере, частично не из-за него. Его поведение было всего лишь отправной точкой. Она сердиться на отца и тебя. На меня и Еву. Так что, это одна из причин, почему мы собираемся быстрее уехать. Может так твоя мама хоть немного успокоиться».

65. Константин Соловьев

Мы пересекли долину и остановились у того озера, что видели с вершины горы. Нагретая солнцем, озерная гладь слегка парила. Место на парковке пришлось оплатить, а взамен смотритель вручил нам брошюру со схемой расположения кемпингов и туалетов. Здесь, у воды, было не так жарко. Мы неторопливо шли вдоль берега и молчали. Впереди нас лягушки загодя прыгали в воду и стеклянным скрипом предупреждали остальных о нашем приближении, а затем, как по волшебству, растворялись в прибрежной тине.
На глубине шумно плескались утки и Слоган стал рассказывать, как их различать.
- Вон те - это серые утки, серки. А там, видишь? Американский свиязь. В твои годы, мы называли их лысухами. Чуть правее - обыкновенный гоголь. А вон та, что отсвечивает белым пятном на голове - это головастик. Когда я был мальчишкой, у нас в Тенесси их просто тьма водилась, тысячами летали.
Слоган любил рассказывать о временах, когда он был мальчишкой и это наводило на мысль, что детство ему досталось получше, чем мне.
- А сейчас куда они делись? - спросил я.
- Да никуда не делись, - ответил он. - Перебили всех.
По прибрежной гальке мы прошли мимо вытащенных на берег каноэ и лодочек с мачтами.
Откуда-то, чуть не под ноги нам, выскочила птица на длинных лапках. С резкими, тревожными криками она металась в разные стороны, но близко к себе не подпускала.
- Это крикливый зуёк. Грозит убить оленя. Послушай, что он кричит - "killdeer, killdeer". Его так и прозвали за эти вопли. А еще смотри, как волочит крыло, будто оно подбито. Нарочно белой грудкой сверкает, подманивает. Он так врагов дурачит - а сейчас вот нас с тобой - всем видом показывает, что у него крыло сломано. Пытается завлечь, за собой приманить. Но стоит подойти ближе, тут же улетит. С ним все в порядке. Наверно, у них гнездо поблизости, вот он и отваживает нас от него подальше.
Мы встали и наблюдали за птицей, пока та не улетела.
- Я так понимаю, что затея с твоим переездом в Мемфис провалилась?
Слоган и Ева - зачинщиком был Слоган - задумали взять меня с собой, если они, наконец, решат (это когда еще будет!) уехать домой. И с годик примерно, я бы погостил у них, в Мемфисе. К такому мне было не привыкать - я половину прошлого лета провел у бабушки в Форт Лодердейле.
Свой замысел он открыл пару недель назад.
- Посуди сам, если здесь останешься, много ли пользы будет тебе от всей этой кутерьмы, от учебы через пень колоду? А так, годик поживешь у нас в Мемфисе, придешь в себя - только и всего. Мы тебя в школу устроим, будешь учиться и всех нагонишь.
- Я сам вырос в Мемфисе, - убеждал он. - Славное место для мальчишки. Там и сейчас их полно бегает, так что найдешь с кем водить компанию. У нас есть дом и немного земли. Мне от отца достались. Когда-то был амбар. Конечно, там пожарче градусов на десять, но в остальном все также.
Вот только, родителей моих и, особенно, маму подобными посулами не купишь; по правде сказать, она чуть с катушек не слетела от такой перспективы, сразу окрестила план сумасбродной выдумкой и без устали твердила:
- Я не позволю этой парочке красть у меня сына!
Все прекрасно понимали, что она раздувает из мухи слона, но вслух никто ничего не сказал. И так слишком много ругани и криков.
- Да уж, все не просто, - промолвил я.
- Понимаю, - сказал Слоган. - Сразу было ясно, что шанс не велик, но меня всегда тянуло на рисковые дела.
- И все же....
- Пора возвращаться, пошли к машине, - сказал он и мы повернули обратно.
- Сбиться с дороги немудрено, с людьми такое сплошь и рядом происходит, - он это произнес и я догадался, что он имеет ввиду не нашу с ним дорогу к машине. - И важно научиться прощать, даже тех, кого не удается вернуть на путь истинный.
- Я уже всем сказал, что не поеду, - ответил я.
- Ты и вправду хочешь остаться, или сказал так только потому что тебе все равно бы не позволили уехать?
Пока мы шли я некоторое время размышлял над его словами.
- Другого я не придумал. Только так можно все у нас наладить, чтобы все были счастливы, - ответил я.
- Тебе не под силу осчастливить всех, - сказал он. - Ты берешься не за свое дело и отчасти, мне кажется, проблема в этом.
Вот уж не думал, что есть какая-то проблема. Просто у нас все так устроено и ничего не поделаешь. Это жизнь.
Мимо будки смотрителя мы прошли молча, словно боялись, что он нас подслушает.
- Вот что я хотел тебе сказать... Завтра утром мы уезжаем. Я и Ева возвращаемся в Мемфис. Сегодня решили окончательно.
Я посмотрел ему в глаза.
- Откровенно говоря, я рассчитывал побыть еще немного, пока мы не уладим кое-какие дела с твоим папой, - сказал он. - Но...
У него под ногами хрустел гравий парковки.
- ... этот скандал вчерашний и ... вся... эта... гнусность, что произошла между твоей мамой и Дэйви... - Он не закончил мысль.
А потом сказал еще.
- Не надо быть Зигмундом Фрейдом, чтобы понять причину по которой твоя мама сотрясает воздух. Она вовсе не в Дэйви. По крайней мере, не столько в Дэйви. Он всего лишь громоотвод. Истинная причина - в твоем отце и в тебе. А еще, во мне и в Еве тоже. Так что, может твоя мама выпустит хотя бы немного пара, если мы побыстрее смотаемся отсюда.

66. Крикливый зуёк

Marshmallows by Byron Spooner

Миновав долину, мы остановились у озера, которое приметили с вершины горы. Солнечные лучи рассеяли туман над водой. Нам пришлось заплатить рейнджеру за парковку. Взамен он выдал буклеты-карты с обозначением кемпингов и туалетов. На берегу озера ощущалась прохлада. Мы шли медленно и тихо. Впереди с еле слышным тревожным кваканьем прыгали в воду лягушки. Как только мы приближались, они как по волшебству исчезали в тине.

Слоган перечислял названия уток, плывущих стайкой к середине озера:

- Вон те, серые, - полукряквы. Там - американская свиязь. Когда я был мальцом как ты, этих уток мы звали лысухами. Рядом с ними обыкновенный гоголь. С белым пятном на голове - гоголь-головастик. Во времена моего детства в Теннеси их было в разы больше, просто тьма тьмущая.

Слоган постоянно вспоминал детство. Похоже, ему тогда жилось получше, чем мне сейчас.

- Куда же они подевались? - спросил я.

- Никуда. Их перестреляли.

Мы шли по гальке мимо лежащих на берегу каноэ и маленьких парусников.

Впереди какая-то длинноногая птица суматошно заметалась и понеслась короткими, беспокойными перебежками, держась на расстоянии около пятнадцати футов.

- Это самка крикливого зуйка. Видишь, как волочит крыло, мелькая белым оперением? Она приняла нас за хищников и прикидывается раненой, чтобы сбить с толку. Пытается отвлечь. Если подойти совсем близко, то взлетит. С крылом все в порядке. Видимо, где-то недалеко гнездо. Наверное, с противоположной стороны, откуда она выбежала.

Мы остановились и проводили взглядом птицу, пока та не улетела.

- Значит, твоя поездка в Мемфис отпадает?

Слоган и Ева (по большому счету Слоган) задумали взять меня с собой, когда окончательно решат вернуться в Мемфис. Там я пожил бы у них около года. Прошлым летом я гостил у бабушки в Форт-Лодердейле. После шести недель, проведенных вдали от семьи, идея длительного отъезда не казалась мне какой-то заоблачной.

Слоган поведал о своем плане пару недель назад: "Ты только представь, как было бы здорово избавиться от всех этих передряг, из-за которых целый учебный год насмарку. Предлагаю сделать передышку. Поедешь с нами, поживешь немного в Мемфисе. И в школу тебя пристроим, чтобы не отстал по учебе."

- Я вырос в Мемфисе, - продолжал Слоган, - для мальчишки лучше места не найти. Ребят полно, есть с кем дружить. От отца мне достался клочок земли. Жить будем в доме-сарае. Там теплее примерно на десять градусов, а в остальном все как здесь.

Но родители были неприступны. Особенно мама. Мысли о моем отъезде приводили ее в бешенство. "Что за идиотский план! Я не позволю этим двоим похитить сына!" - вопила она. Все понимали, что мама бросается в крайности, но хранили молчание, терпя ее бесконечные крики и слезы.

- Все не так просто, - сказал я.

- Еще бы, - согласился Слоган. - Дело рискованное, но мне всегда нравилось пощекотать нервишки.

- И все же...

- Давай-ка обратно в машину, - скомандовал он, и мы повернули назад.

- Люди постоянно сбиваются с пути, - размышлял Слоган. (Несомненно, разговор перетекал совсем в иное русло.) - Их надо прощать, даже если невозможно направить на верную тропу.

- Я уже сказал родителям, что не поеду, - переживал я.

- Ты сам не хочешь ехать? Или все-таки хочешь, но отказываешься, потому что тебя не пускают?

Пока мы шли, я думал. Где-то через минуту созрел ответ:

- Единственный выход - если вы уедете без меня. Так будет лучше для всех.

- Не стоит всем угождать, - сказал Слоган. - Так только усугубляешь проблему.

Я не видел в происходящем ничего ужасного. Просто все шло своим чередом. Жизнь как жизнь.

Мы притихли, проходя мимо будки рейнджера, словно опасаясь, как бы он не подслушал наш разговор.

- Знаешь, я должен тебе сказать... Мы с Евой немедленно уезжаем. Возвращаемся в Мемфис. Сегодня утром решили, - заявил Слоган.

Я уставился на него.

- Я планировал задержаться здесь, пока не закончу кое-какие дела с твоим отцом, - сказал он, - но...

Гравий на парковке хрустел у него под ногами.

- После вчерашнего скандала и всего... всего дерьма между твоей матерью и Дэйвом... - Слоган оставил мысль висеть в воздухе.

Затем подытожил:

- Тут и без Фрейда все ясно. Тирады твоей мамаши направлены не столько на Дейва, сколько на всех нас. Просто он подвернулся под горячую руку, и мать на нем отыгралась. Мы все ее раздражаем: и ты с отцом, и мы с Евой. В этом одна из причин, почему мы решили отчалить. Может быть, после нашего отъезда страсти хоть немного улягутся.

67. Маргарита

Маршмеллоу от Байрона Спунера

После того как пересекли долину, мы остановились у озера, которое заметили с вершины горы. На его поверхности поднимался туман, когда на нее падали солнечные лучи. Нам пришлось заплатить парковку, а взамен мы получили листовку с картой, показывающей места кемпинга и туалеты. На берегу озера было прохладнее. Мы шли медленно, тихо. Впереди нас лягушки ныряли в воду с еле слышными тревожными писками, волшебным образом исчезая в грязи.

Слоган выкрикивал имена уток, выползавших с разинутыми ртами ближе к середине.

«Эти серые - это Оковы. Вон там? Американский Виджен. Когда я был в твоем возрасте, мы называли их Лысыми. Обыкновенный Златоглазый, прямо рядом с ними. Тот, что сверкает белой повязкой на голове? Болван. Когда я был мальчиком, там, в Теннесси, таких парней было намного больше, миллионы». Он всегда говорил о том, когда был мальчиком, и вы должны были признать, что это звучало немного интерпснее, чем в моей ситуации.

«Куда они делись?» - спросил я.

«Они никуда не уходили, - сказал он, - их истребили».

Мы шли по галечному берегу, где лежали каноэ и маленькие парусники.

Длинноногая птица беспорядочно носилась перед нами короткими, встревоженными всплесками, держась на расстоянии около пяти метров.

«Это крикливый зуек. Видишь, как неправильно выглядит ее крыло? Как у нее получается показывать нам это белое пятно? Это делается для того, чтобы обмануть хищников — в данном случае нас — заставив их думать, что у нее сломано крыло. Она пытается отвлечь нас, обмануть. Если ты подойдешь слишком близко, она улетит, с ней все в порядке. У нее, вероятно, есть гнездо поблизости, в противоположном направлении от того, куда она бежит.»

Мы остановились, чтобы понаблюдать за птицей, пока она не улетела.

«Я полагаю, идея о том, что ты поедешь со мной и Евой в Мемфис на какое-то время, была отвергнута??»

Слоган и Ева, в основном Слоган, придумали план взять меня с собой, если они соберутся уйти. Домой в Мемфис, где они хотели, чтобы я остался с ними на год или около того. Прошлым летом я уже провел полтора месяца с бабушкой в Форт-Лодердейле, так что это не казалось мне чем-то плохим.

Мы говорили об этом за пару недель до этого: «Подумай, сколько пользы тебе принесло бы избавиться от всей этой суматохи, от всего этого сложного семестра в школе? Все, что я тебе предлагаю, - это сделать перерыв и вернуться с нами в Мемфис. На целый год. Мы отдадим тебя в школу, чтобы ты мог идти в ногу со временем».

«Я вырос в Мемфисе. Это чудесное место. Там есть много детей, с которыми можно расти. Место на клочке земли. Это принадлежало моему отцу. У нас был бы сарай. Там теплее примерно на десять градусов, но в остальном все как здесь».

Но мои родители, в основном моя мать, не купились; на самом деле она чуть с ума не сошла от такой перспективы, назвав это хулиганским планом и заявив: "Я не позволю этим двоим похитить моего сына", что все остальные посчитали довольно экстремальной интерпретацией ситуации, но никто ничего не сказал. Было много криков и плача.

«Да, это сложно», - сказал я.

«Я понимаю, - сказал он, - я знал, что это рискованный шаг, но мне всегда нравилось это».

«И все же...»

«Давайте вернемся к машине», - сказал он, и мы развернулись.

«Люди все время сбиваются с пути», - сказал он, и я был почти уверен, что он имел в виду не возвращение к машине. «И ты должен простить их, даже если ты не можешь помочь им снова встать на свой путь».

Я сказал: «Я уже сказал им, что не пойду».

«Это то, чего ты действительно хочешь, или ты делаешь это только потому, что они не позволили бы тебе, даже если бы ты действительно хотел пойти?»

Я думал об этом с минуту, пока мы шли.

«Это единственный способ, которым я могу собрать все воедино, - сказал я, - сделать всех счастливыми».

«Делать всех счастливыми - не твоя работа, - сказал он, - и я считаю, что это часть проблемы». Я не думал, что здесь присутствует какая-то проблема. Просто так обстояли дела. Такова жизнь.

Мы молча прошли мимо будки лесника, как будто боялись, что он подслушивает.

«Слушай, я должен сказать тебе, мы уезжаем утром, я и Ева. Возвращаемся в Мемфис. Мы решили это сегодня утром.»

Я уставилась на него.

«Я планировал остаться здесь, пока не смогу закончить кое-какие вопросы с твоим отцом», - сказал он, - «Но...»

Гравий на парковке хрустел под его ногами.

«...после всего этого шума прошлой ночью и всего... Всего между твоей мамой и Дэйви...?» Он оставил эту мысль в подвешенном состоянии.

Затем он сказал: «Тебе не нужно быть Зигмундом Фрейдом, чтобы понять, что тирады твоей мамы не о Дэйви. Или, по крайней мере, не все о нем. Он просто катализатор. Они о твоем папе, они о тебе. Они тоже обо мне и Еве. Так что это одна из причин, по которой мы собираемся сматываться, может быть, снять часть давления с твоей мамы».
 

68. Огняна

Однажды, пересекая долину, мы остановились у озера, которое заприметили ещё с вершины горы. От его только что тронутой солнцем поверхности поднимался туман. Мы заплатили рейнджеру за стоянку, а взамен получили буклет с картой, на которой были обозначены площадки для кемпинга и туалеты. У озера было холоднее. Шли мы медленно и молча. Впереди с отрывистым тревожным кваканьем бросались в воду лягушки. При нашем приближении они исчезали в иле как по волшебству.


Слоган выкрикивал названия видов уток, сбившихся в стаю на середине озера.


- Вон те серенькие - это серые утки. Там? Американская свиязь. Когда я был в твоём возрасте, мы называли их свистунами. Рядом с ними - гоголь обыкновенный. Тот, что щеголяет белым пятном поперёк головы? Малый гоголь. В Теннесси, когда я был мальчишкой, уток было намного больше - миллионы!


Он постоянно рассказывал о временах, когда был мальчишкой, и надо признать, судя по этим рассказам его положение было несколько лучше моего.


- Куда они улетели? - спросил я.


- Никуда они не улетели, - ответил он. - Всех постреляли.


Мы прошли вдоль покрытой гравием кромки берега, где лежали вытащенные на берег небольшие парусные лодки и каноэ.


Какая-то длинноногая птичка неслась впереди нас сломя голову, заполошно перепархивая с места на место и стараясь не подпускать нас ближе, чем на четыре метра.


- Это крикливый зуёк. Видишь, у неё как будто что-то с крылом? Видишь, как она не устаёт показывать нам вон то белое пятно? Это чтобы обмануть хищников, за которых сейчас она ошибочно принимает нас. Внушить им, что у неё сломано крыло. Она пытается увести нас, отвлечь. Если ты подойдёшь совсем близко, она улетит, потому что на самом деле цела и невредима. Наверное, рядом гнездо, и она бежит в противоположную от него сторону.


Мы остановились и пронаблюдали за птицей, пока она в конце концов не улетела.


- Полагаю, твоя поездка со мной и Евой в Мемфис накрылась медным тазом?


Слоган и Ева - больше, конечно, Слоган - придумали план взять меня с собой, если и когда они в итоге соберутся отправиться домой в Мемфис. Я должен был пробыть там с ними около года. Прошлым летом я прожил полтора месяца с бабушкой в Форт Лодердейле, так что затея не казалось такой уж неестественной.


Он расписал свою идею двумя неделями раньше.


- Только подумай, как полезно тебе будет оставить позади всё это безумие, полностью угробленный учебный год! Я просто предлагаю тебе сделать паузу и вернуться с нами в Мемфис. На год. Мы определим тебя в школу, чтобы ты не отстал.


- Я вырос в Мемфисе. Для ребёнка это замечательное место. Там много других мальчиков, с которыми можно вместе расти. У нас был клочок земли. Она принадлежала отцу. Был сарай. Там теплее градусов на пять, а в остальном всё так же, как здесь.


Но мои папа и мама, по большей части мама, не одобрили эту идею. Честно говоря, она чуть не тронулась умом от подобной перспективы, назвала всё полной чепухой и сказала:


- Я не позволю этой парочке похитить моего сына.


Все остальные сочли это достаточно экстремальной оценкой происходящего, но никто ничего не сказал. Крику было! А слёз!


- Да, сложновато, - сказал я.


- Понятно, - сказал он. - Я знал, что шансов мало, но я всегда любил рисковать.


- Так вот...


- Пойдём обратно к машине, - сказал он, и мы развернулись.


- Люди сбиваются с пути постоянно, - изрёк он, и было ясно, что он не имел в виду обратную дорогу к машине.


 

69. Олеся Зайцева

Наконец, мы пересекли долину и остановились возле озера, на которое мы поглядывали с горной вершины. Над его тёплой гладью расстилался лёгкий туман. Чтобы попасть сюда, нам пришлось заплатить смотрителю за парковку и взамен получить карту лагеря и сортиров. На берегу озера было ощутимо прохладнее. Мы шли медленно, аккуратно, стараясь не шуметь. Встревоженные нашим присутствием лягушки с тихим кваканьем прыгали в воду и бесследно исчезали в ее тине.


Слоган перечислял виды уток, сбившихся в гогочущую стайку в центре озера:


- Вон там плавают серые утки. А там американская свиязь, в детстве мы обзывали их плешивыми. Рядом обыкновенный гоголь. Утка со сверкающей белой повязкой на голове? Малый гоголь. В Теннесси, когда я еще был мальчишкой, проживали миллионы этих пернатых. Он любил повспоминать о былых временах, признаться, его рассказы увлекали, ведь моя жизнь не была столь красочной.


- Куда они делись? - спросил я.


- Никуда. Постарались охотники.


Мы продолжили идти вдоль каменистого берега, где стояли брошенные каноэ и парусники.


Впереди нас сломя голову носилась длинноногая птица, близко, но не слишком, сохраняя дистанцию в восемь шагов.


- Это крикливый зуёк. Заметил, что её крыло выглядит странно? И как она продолжает демонстрировать нам белое пятно на своей голове? Так она обманывает хищников, а нас заставляет думать, что её крыло сломано. Она пытается отвлечь нас и увести подальше. Если подобраться к ней слишком близко - улетит, ведь на самом деле с ней все в порядке. Дело в том, что неподалёку находится её гнездо, где-то напротив того места, где она сейчас бегает.


Мы рассматривали зуйка до тех пор, пока она не улетела.


- Я так понимаю, ты оставил за бортом идею съездить в Мемфис со мной и Евой?


Слоган по большей части и Ева подумывали над тем, чтобы взять меня с собой, когда настанет долгожданный момент уезжать. Домой, в Мемфис, где я бы пробыл с ними около года. Прошлым летом я провел шесть недель у бабушки в Форт-Лодердейле, поэтому в идее Слогана ничего из ряда вон выходящего я не видел.


Пару недель назад он предложил мне: "Не думаешь, что будет здорово отвлечься от неразберихи в семье и очередного отвратительного года в школе? Я предлагаю тебе сделать перерыв и поехать с нами в Мемфис. На один год. Мы запишем тебя в школу, так что ты не отстанешь по учебе.


- Я вырос в Мемфисе. Прекрасное место для мальчишки. Для того, чтобы расти в окружении своих сверстников. У моего отца был небольшой участок земли с хлевом. Там на градусов десять теплее, а в остальном все так же, как и здесь.


Но моим родителям данная перспектива не понравилась, особенно маме. Она тогда чуть с ума не сошла, сказала, что план - безумие чистой воды, что не позволит этим двоим похитить сына. Никто ей не сказал ни слова, хотя каждый про себя подумал, что она уж слишком преувеличивает. Столько воплей и слез было.


- Ну знаешь, непросто всё это.


Он согласился со мной и сказал:


- Понимаю, затея рискованная, но сложности меня никогда не пугали.


- Тем не менее...


- Давай возвращаться к машине, - перебил меня Слоган, и мы побрели обратно.


- Люди часто сбиваются с пути, - начал он, кажется, речь шла не о том, как нам вернуться к машине. - И ты не должен держать на них зла за это, даже если не удается помочь им снова найти свой путь.


- Я уже сказал родителям, что никуда не поеду.


- Ты действительно этого хочешь или поступаешь так только потому, что они тебя не отпустят, даже если выразишь желание?


С минуту я поразмышлял над его словами, пока мы продолжали идти. В итоге сказал:


- Это единственный способ примирить всех и сделать счастливыми.


«Проблема в том, что делать людей счастливыми не твоя работа», - возразил Слоган. Я и не думал, что в этом есть какая-то проблема. Просто дела обстояли таким образом. Так была устроена жизнь.


Мимо будки смотрителя мы прошли молча, будто бы боялись, что он может подслушивать.


- Слушай, завтра утром мы с Евой уезжаем. Собираемся обратно в Мемфис. Сегодня утром посовещались и решили.


Я уставился на него в недоумении.


- Я планировал задержаться до тех пор, пока не закончу кое-какие дела с твоим папой, - сказал он - Но...


Под его ногами хрустел гравий на парковке.


- …после вчерашнего скандала и после… всего произошедшего дерьма между твоей мамой и Дейви…? - он не закончил предложение, подвесив в воздухе мысль.


Затем продолжил: «Не нужно быть Зигмундом Фрейдом, чтобы понять, что твоя мама изливает душу не из-за Дейви. По крайней мере, из-за него в меньшей степени. Он, словно громоотвод, принимает весь удар на себя. Её гнев скорее вызван твоим папой, тобой. А также мной и Евой. Поэтому мы и сматываемся отсюда, может, это хоть немного облегчит жизнь твоей маме».

70. Ольга Николаева

Маршмеллоу. Байрон Спунер

Миновав долину, мы сделали привал у озера, которое заприметили еще на вершине горы. Пронзавшие его гладкую поверхность солнечные лучи освещали поднимавшийся над озером туман. Нам пришлось заплатить смотрителю за парковку, взамен мы получили карту с расположением кемпингов и туалетов. На берегу озера было прохладнее. Мы спокойно и неторопливо продолжили путь. По мере того, как мы приближались, лягушки с едва слышными тревожными воплями прыгали в воду и удивительно быстро исчезали в тине.

Слоган выкрикивал названия уток, сбивавшихся в стаи.

— Вот эти — серые утки. Вон те? Американские дикие. Когда я был в твоем возрасте, мы называли их лысиками. Гоголь обыкновенный, совсем рядом видишь? У него на голове белое пятно сверкает. Слушай, в Теннесси, таких было гораздо больше, миллионы.

Он всегда говорил о тех временах, когда был ребенком, и надо признать, его рассказы казались куда веселее, чем вся моя жизнь.

— Куда они все делись? — спросил я.
— Никуда не делись, — ответил он, — перестреляли всех.

Мы шли вдоль гравийной отмели, рядом были каноэ и небольшие парусники.

Какая-то длинноногая птица суетилась впереди, она периодические делала короткие тревожные рывки, сохраняя дистанцию футов в пятнадцать от нас.

— Это крикливый зуёк. Видишь, какое у нее странное крыло? И как она настойчиво демонстрирует это белое пятно? Это всё нарочно, чтобы одурачить хищников (ну сейчас нас) и заставить их думать, что у нее сломано крыло. Она пытается нас отогнать, отвлечь. Если подойти к ней слишком близко, она просто улетит, с ней на самом деле все в порядке. У нее, наверное, гнездо поблизости, скорее всего, в противоположном направлении от того, куда она ведет нас.

Мы остановились, чтобы понаблюдать за птицей, пока, наконец, она не улетела.

— Я правильно понимаю, что идея на какое-то время отпустить тебя со мной и Евой в Мемфис была моментально отвергнута?

Слоган и Ева, скорее, Слоган, предложили мне поехать с ними, как только они соберутся вернуться. Вернуться домой в Мемфис, где они предложили остаться на год или вроде того. Прошлым летом я провел так шесть недель с бабушкой в Форт-Лодердейле, так что это не казалось мне чем-то из области фантастики.

Он рассказал мне о плане это двумя неделями раньше:

— Подумай только, насколько тебе будет полезно убраться подальше от всего этого дерьма и отвлечься от неудач в школе? Сделаешь перерыв и вернешься с нами в Мемфис. На годик. Там мы отправим тебя в школу, чтобы ты продолжил учебу и не отставал.

— Я вырос в Мемфисе. Это прекрасное место для мальчишки. Растешь в окружении других таких же мальчишек. Дом на природе. Он когда-то принадлежал моему отцу. Там теплее градусов на десять, а в остальном все как у нас.

Но мои отец и мать, скорее, моя мать, не купились на это. Говоря на чистоту, мама чуть с ума не сошла от одной только мысли об этом, назвав план хулиганским планом и сказав:
— Я не позволю этим двоим похитить моего сына, — что все остальные сочли огромным преувеличением, но ничего не сказали. Было много криков и плача с ее стороны.

— Да, это сложно, — сказал я.

— Я понимаю, — сказал он, — я знал, что у нас немного шансов, но мне всегда нравились такие ситуации.

— Все равно...

— Давай вернемся к машине, — произнес он, и мы развернулись.

— Люди иногда сбиваются с пути, — добавил он, и я был почти уверен, что он вовсе не имеет в виду наш с ним обратный путь к машине. — И их следует простить за это, даже если нельзя помочь им заново найти свой путь.

Я сказал:
— Я уже сказал им, что не поеду.

— Ты действительно не хочешь или ты делаешь это только потому, что они не позволили бы тебе, даже если бы ты захотел поехать?

Я ненадолго задумался, пока мы продолжали идти.

— Это единственный способ все уладить и сделать всех счастливыми, — сказал я.

— Делать всех счастливыми — это не твоя работа, — ответил он, — и, по-моему, в этом и кроется часть проблем.

Я даже и не думал, что есть какие-то проблемы. Все просто шло своим чередом. Такова жизнь.

Мы прошли мимо будки смотрителя молча, будто боялись, что он нас услышит.

— Ты знаешь, я должен сказать тебе, мы уезжаем утром, я и Ева. Мы возвращаемся в Мемфис. Решили это сегодня утром.

Я уставился на него.

— Я собирался остаться здесь, пока не закончу кое-какие дела с твоим отцом, — сказал он, — но…

Гравий на парковке продолжал перекатываться и похрустывать под его ногами.

— После вчерашнего переполоха и всего… всего этого дерьма между твоей мамой и Дейви…? Он вдруг остановился.

А затем продолжил:
— Не нужно быть Фрейдом, чтобы понять, что все эти тирады твоей мамы, они не о Дэйви. Ну, по крайней мере, не только о нем. Он просто сработал катализатором. ... Они обо мне и о Еве тоже. Так что это одна из причин, по которой мы собираемся слинять, чтобы твоей маме стало хотя бы немного полегче.

71. Рита В

Зефирки, Байнер Спунер
Проехав долину, мы остановились у озера, которое заметили ещё с вершины горы. Оно было прекрасно в этот час: медленно поднимающийся с поверхности озера туман обволакивал солнечные лучи, робко пробивающиеся сквозь него. Мы заплатили смотрителю и получили взамен карту с обозначением кемпингов и мест общего пользования. На берегу озера было прохладно. Мы медленно шли в тишине. Лягушки впереди нас прыгали в воду с едва различимым кваканьем и таинственно исчезали в иле, стоило нам подойти ближе.

Слоган перечислял виды уток, гогочущих на середине озера.
- Вон тех серых так и называют. А там видишь? Это американская свиязь. Когда я был в твоём возрасте, мы называли их лысыми. Рядом с ними обыкновенный гоголь. А вон те, с ярким белым пятном на голове, малый гоголь. Еще в Теннесси, когда я был мальчишкой, этих уток было гораздо больше, целые полчища.
Он постоянно рассказывал о своём детстве, но стоило согласиться, это звучало всё равно лучше, чем моё положение.
- Куда они делись? - поинтересовался я.
- Да никуда они не делись, - ответил он. - Их просто перестреляли.
Вдоль песчаного берега, по которому мы шли, лежали байдарки и маленькие парусные лодки.
Недалеко от нас мы заметили длинноногую птицу. Она беспокойно перебегала с места на место, продолжая держать между нами дистанцию.
- Это крикливый зуёк. Смотри, как странно выглядит его крыло, как будто оно сломано, да? Обрати внимание, как он расправил крылья и продолжает бить ими по земле; создается впечатление, будто его грудка мелькает, как вспышка белого света. Зуёк делает так, чтобы обмануть хищников – он ошибочно принял нас за них - хочет заставить нас думать, будто его крыло сломано. Это отвлекающий манёвр, - объяснил Слоган. - Если ты подойдешь слишком близко, зуёк улетит, потому что на самом деле с ним всё в полном порядке. Скорее всего, его гнездо неподалеку, возможно, с противоположной стороны откуда он прибежал.

Мы остановились понаблюдать за птицей, пока она, наконец, не улетела.

- Похоже о нашей с тобой и Евой поездке в Мемфис можно забыть? – спросил я.

Слоган и Ева, по большей части Слоган, придумали этот план, чтобы забрать меня с собой домой в Мемфис, когда они соберутся уезжать. Они хотели, чтобы я остался там на год или около того. Прошлым летом я уже провел шесть недель у бабушки в Форт-Лодердейле, так что всё это не выдумка и шанс был.

Пару недель назад он описывал мне все плюсы этой поездки:
- Только подумай, как круто будет оказаться вдали от этого беспорядка и провального учебного года? Все, что я тебе предлагаю, просто взять передышку и вернуться в Мемфис с нами. На год. Мы пристроим тебя в школу, ты даже не отстанешь от программы. Я вырос в Мемфисе. Это потрясающее место для мальчишки. Там полно ребят твоего возраста. Местечко на небольшом участке земли, досталось ещё от отца. Раньше у нас был амбар. В Мемфисе теплее примерно на 10 градусов. А в остальном, всё как здесь.

Но мои родители, особенно мама, не были в восторге от этой идеи. На самом деле, она чуть не сошла с ума от такой новости - она посчитала её абсурдной и заявила, что не собирается позволять этим двоим похищать её сына. Все остальные были согласны, что мама сильно исказила ситуацию и поняла всё не так, однако, промолчали. Сколько было слёз и криков.

- Да… Непросто, - сказал я.

- Я понимаю, - продолжал он. - Я знал, что шансов крайне мало, но я всегда любил рисковать.

- Ты и не переставал…

- Давай вернемся к машине, - предложил Слоган.
Мы развернулись.

- Люди постоянно сбиваются с пути, - вновь заговорил он, и я был почти уверен, что речь шла не о возвращении к машине. - Но тебе стоит простить этих людей, даже если не в твоих силах помочь им отыскать путь заново.

- Я уже сказал им, что не собираюсь ехать, - ответил я.

- Ты правда так решил или ты просто говоришь это, потому что они тебя не отпустят несмотря на то, что ты хочешь поехать?

Пока мы шли, я задумался на минуту о его словах.

- Это единственный способ все уладить, - наконец ответил я. - Единственный способ, чтобы все остались довольны.

- Ты не обязан делать всех счастливыми, - сказал он. – Как по мне, это и есть часть проблемы.
Я не задумывался, что существует какая-то проблема. Всё шло своим чередом. Обычная жизнь.

Мы прошли мимо будки смотрителя молча, будто опасаясь, что он мог подслушивать.

- Слушай, я должен сказать тебе… - начал Слоган. - Мы с Евой уезжаем утром. Возвращаемся в Мемфис. Решили сегодня утром.

Я уставился на него.

-Я думал задержаться здесь, пока не решу все дела с твоим отцом, - продолжал он. - Но…

Гравий на парковочной площадке хрустел и трещал под его ногами.

- …после вчерашнего скандала и всего… всей этой неразберихи между твоей мамой и Дэйви… - Он прервался, оставив мысль повисшей в воздухе. - Не нужно быть Зигмундом Фрейдом, чтобы заметить - все тирады твоей мамы не о Дэйви, - наконец произнёс он. - Или, по крайней мере, не все из них о нём. Дэйви просто катализатор. На самом деле эти разговоры о твоем отце, они о тебе. Они и о нас с Евой тоже. Так что это одна из причин, почему мы решили вот так уехать. Может, это поможет твоей маме немного выдохнуть.

72. Светлана

Мы пересекли долину и остановились у озера, которое заметили с вершины горы. С его глади, нагретой солнцем, поднимался туман. Заплатили смотрителю за парковку и взяли у него брошюру с картой, на которой были отмечены кемпинги и туалеты. На берегу было прохладнее. Мы шли медленно, не торопясь. Прямо перед нами лягушки прыгали в воду с коротким тревожным кваканьем, как по волшебству исчезая в грязи при нашем приближении.

Слоган называл виды уток, сгрудившихся на середине озера.
- Вон те - обычные серые. А там, видишь? Американская свиязь.
Когда я был твоего возраста, в Теннесси, мы называли их свистунами. А рядом - гоголь обыкновенный. А у которого на голове пятно белеет - гоголь малый. Когда я был мальчишкой, там, в Теннесси, всех их было намного больше, миллионы.
Он всегда говорил о том времени, когда был мальчишкой, и приходилось признать, что ему повезло гораздо больше, чем мне.
- И куда они улетели? - спросил я.
- Никуда они не улетали. - ответил он - Их перестреляли.

Мы шли по галечному пляжу, на котором лежали каноэ и маленькие парусные лодки.

Длинноногая птичка в испуге носилась перед нами туда-сюда короткими перебежками, всегда держась на расстоянии четырёх-пяти метров.

- Это крикливый зуёк, самка. Видишь, у неё вроде как что-то с крылом? И всё показывает нам то белое пятно? Это чтобы обмануть хищников — в данном случае нас, как ей кажется — чтобы они думали, что у неё сломано крыло. Она пытается сбить нас с толку, отвлечь внимание. Если подойти слишком близко, она улетит, с ней всё в полном порядке. Скорее всего, у нее рядом гнездо, возможно, не там, куда она бежит, а в другой стороне.

Мы остановились понаблюдать за птицей, пока она, наконец, не улетела.
- Подозреваю, идея поехать со мной и Евой в Мемфис пошла коту под хвост?

Слоган и Ева, в основном Слоган, придумали забрать меня к себе домой, если и когда они, наконец, соберутся уезжать. Домой в Мемфис, где бы я жил у них год или около того. Прошлым летом я уже провёл шесть недель у бабушки в Форт-Лодердейле, так что мне это не показалось таким уж невероятным.

Он объяснил мне это пару недель назад:
- Подумай сам, как полезно тебе было бы сбежать от всего этого бардака, от абсолютно запущенного полугодия в школе? Я предлагаю тебе всего лишь сделать перерыв и поехать с нами в Мемфис. На год. Мы отдадим тебя в школу, ты не отстанешь в учёбе.

Я вырос в Мемфисе. Для мальчика это замечательное место. Еще там много ребят, с которыми можно общаться. Дом на земле. Отцовский. Небольшой участок. И амбар был. Там теплее градусов на десять, но в остальном все как здесь.

Но мои отец и мать, особенно мать, не купились; такая перспектива её прямо взбесила, она назвала план бредовым и сказала: «Я не дам этим двоим похитить моего сына!»; все остальные сочли, что такой взгляд на ситуацию - это уж слишком, но ничего не сказали. Было много криков и плача.

- Ну да, это трудно, - сказал я.
- Понятно, - произнёс он, - я знал, что шансов мало, но мне всегда нравились безнадёжные дела.
- И все-таки...
- Давай вернемся к машине, - предложил он, и мы повернули назад.
- Люди все время сбиваются с пути, - сказал он, и я был абсолютно уверен, что речь шла не о возвращении к машине . - И остается только простить их, даже если не можешь помочь им снова найти свой путь.
- Я уже сказал им, что не поеду. - отозвался я.
- Ты действительно этого хочешь или сказал так только потому, что тебя не отпустят, даже если ты и правда решишь поехать?

С минуту я размышлял, пока мы шли.

- Только так я могу всех объединить, - сказал я, - сделать всех счастливыми.
- Делать всех счастливыми - не твоя задача, - ответил он, - и я полагаю, что это как раз часть проблемы.
Я никогда не считал это проблемой. Просто так сложились обстоятельства. Жизнь.

Мы прошли мимо будки смотрителя молча, словно боясь, что он подслушает.

- Слушай, мне надо тебе сказать, мы завтра уезжаем, я и Ева. Назад в Мемфис. Мы решили это сегодня утром.

Я уставился на него.

- Я планировал подзадержаться здесь, пока не закончу кое-какие дела с твоим папой, - сказал он, - но...

Гравий на парковке хрустел и скрипел у него под ногами.

- ...после всех этих разборок прошлой ночью и всего... всего этого дерьма между твоей мамой и Дэви...? - он не закончил мысль.

Затем он сказал:
- Не нужно быть Зигмундом Фрейдом, чтобы понять, что тирады твоей мамы не о Дэви. Или, по крайней мере, не все о нём. Он просто катализатор. Они о твоем отце, о тебе. А также обо мне и Еве. Так что это одна из причин, почему мы сваливаем, может быть, это снимет часть напряжения с твоей мамы.

73. Сона Мкртчян

Оставив позади долину, мы остановились у озера, которое приметили с вершины горы. Когда солнце касалось его поверхности, над водой поднималась дымка. Мы заплатили смотрителю за стоянку, и он дал нам брошюру с картой кемпингов и туалетов. У самого озера было прохладнее. Мы шли тихо, медленно. Когда мы приближались, лягушки перед нами бросались в воду, издавая негромкий писк тревоги и волшебным образом исчезая в грязи.

Слогэн называл разных уток, сгрудившихся в центре.

— Вот те — серые утки. Вон там? Американская свиязь. Когда я был в твоём возрасте, мы их называли «лысиками». Прямо рядом с ними — гоголь обыкновенный. А тот, с белым пятном на голове? Малый гоголь. В детстве, в Теннесси, этих красавцев было гораздо больше — тыщи.

Он постоянно говорил о своём детстве и, надо признать, оно казалось получше моего.

— А куда они делись? — спросил я.

— Да никуда не делись, — ответил он. — Их перебили.

Мы шли по гравию вдоль берега, на котором были свалены каноэ и небольшие парусные лодки.

Перед нами короткими перебежками хаотично неслась длинноногая птица, держась при этом на расстоянии примерно пятнадцати футов [1].

— Это самка зуйка. Видишь, у неё как будто с крылом неладно? Видишь, машет белым пятном? Это чтобы заставить хищников — в данном случае нас — подумать, что у неё крыло сломано. Хочет увести нас, отвлечь. Если слишком приблизиться, она улетит — всё у неё с крылом в порядке. Наверное, гнездо неподалеку — скорее всего, она в противоположную от него сторону бежит.

Мы остановились посмотреть на птицу, пока она, наконец, не улетела.

— Я так понимаю, предложение ненадолго поехать со мной и Евой в Мемфис не прошло?

Слогэн и Ева (но больше, скорее, Слогэн) задумали взять меня с собой, если они когда-нибудь всё-таки соберутся уехать. Взять с собой погостить в Мемфис где-то на год. Прошлым летом я целых шесть недель провёл у бабушки в Форт-Лодердейле, так что не видел в этой затее ничего невозможного.

За пару недель до этого он всё мне объяснил: «Только подумай, насколько хорошо бы тебе было подальше от всего этого дерьма, от всего, что случилось в школе в том семестре. Я тебе предлагаю просто сделать перерыв, поехать с нами в Мемфис. На год. Отправим тебя в школу, так что ты ничего не пропустишь. Я вырос в Мемфисе. Отличное место для детей. И полно других ребят, вы сможете общаться. Участок земли небольшой. Он принадлежал моему отцу. Там у нас будет сарай. В Мемфисе градусов на десять теплее, а в остальном всё как здесь».

Но мои родители (больше, скорее, мама) не соглашались. Мама закатила чуть ли не истерику, сказала, что это бредовая затея и что она не даст «этим двоим» похитить её сына. Все решили, что это довольно категоричный взгляд на ситуацию, но никто ничего не сказал. А она всё плакала и кричала.

— Ну, всё сложно, — сказал я.

— Понимаю, — ответил он. — Я знал, что это маловероятно, но мне всегда нравилось всё маловероятное.

— Но всё-таки…

— Давай обратно в машину, — сказал он, и мы пошли назад.

Он добавил:

— Люди то и дело сбиваются с пути, — что-то мне подсказывало, что речь шла не о пути к машине. — И нужно прощать их, даже если не можешь помочь им найти этот путь.

— Я уже сказал им, что не поеду, — ответил я.

— Правда не хочешь, или так решил, потому что тебя бы не отпустили, даже если б захотел?

Я задумался ненадолго об этом, пока мы шли.

— Только так можно всё наладить, — сказал я. — Тогда все будут довольны.

— Это не твоя обязанность, — ответил он, — и это, мне кажется, часть проблемы.

Я и не думал, что была какая-то проблема. Просто так обстояли дела. Такова жизнь.

Мимо будки смотрителя мы прошли молча, как будто боялись, что он подслушивает.

— Слушай, надо тебе сказать: мы с Евой завтра уезжаем. Возвращаемся в Мемфис. Решили сегодня утром.

Я удивленно на него посмотрел.

— Я хотел задержаться, пока не улажу кое-какие дела с твоим папой, — сказал он, — но…

Гравий на стоянке похрустывал под его ногами.

— …после этого скандала прошлой ночью и… все эти их проблемы с Дэйви…

Мысль повисла в воздухе.

Потом он сказал:

— Не нужно быть Зигмундом Фрейдом, чтобы понять, что эти её тирады не про Дэйви. По крайней мере, не только про него. Это просто повод. Она говорит о твоём папе, о тебе. О нас с Евой тоже. В общем, это одна из причин, по которым мы решили сматываться — может, твоей маме станет полегче.

Примечания:
1. 1 фут равен 30,48 см.

74. Чусовитина О.

Преодолев долину, мы остановились у озера, которое заприметили еще с вершины. Освещенные лучами солнца, клубы тумана поднимались над гладью воды. Мы заплатили смотрителю парка за стояночное место и получили взамен брошюру с картой, на которой подробно обозначены все кемпинги и туалеты. У берега озера царила прохлада. Еле слышно ступая, мы медленно продолжили путь. Лягушки, то и дело сновали под ногами, прыгая в водную гладь с тревожным кваканьем, и тут же волшебным образом исчезали в мутной тине, как только мы приближались.

Слоган перечислял названия пород уток, сгрудившихся на середине озера:
− Вон те, серые. Они так и называются – Серые утки. А вон там – Американские свиязи. Мы с ребятами называли их лысухами, когда были в вашем возрасте. Рядышком – Обыкновенные гоголи. А те, что с белым пятном на голове – Малые гоголи. Когда я был еще совсем мальчишкой, там, в Теннесси, их было намного больше, миллионы, − в его речи часто мелькала фраза «когда я был маленьким», и, надо признать, из его уст это звучало гораздо лучше, чем из моих.
− И куда же они делись? − спросил я.
− Никуда они не делись, − ответил Слоган, − их всех перебили.
На берегу, усыпанном галькой, мы были не одни – нам составляли компанию выброшенные волнами на сушу каноэ и небольшие парусники. Длинноногая птица без конца вертелась перед нами, беспокойно бегая туда-обратно, но близко она не подходила, держала дистанцию примерно в четыре метра.
− Это Крикливый зуек. Видишь, крыло будто сломано? Смотри, как она привлекает внимание к перьям. Птица ошибочно приняла нас за опасность и пытается обмануть, чтобы хищник подумал, что у нее сломано крыло. Таким способом она сбивает нас с толку и отвлекает внимание. Если приблизишься слишком близко, она сразу же улетит, ведь с крылом все в порядке. Небось, ее гнездо где-то поблизости, а, скорее всего, в противоположном направлении от места, куда она бежит.

Мы наблюдали за птицей, пока она, наконец, не улетела.
− Полагаю, ты пропустил мимо ушей предложение о поездке со мной и Евой в Мемфис ненадолго? – продолжил он.
Это была идея Слогана и Евы, в основном, конечно, Слогана. Они хотели, чтобы я погостил у них, в случае, если они вообще соберутся возвращаться. Я должен был поехать к ним домой в Мемфис на годик или около того. Прошлым летом я уже провел полгода у бабушки в Форт-Лодердейле, так что эта задумка не была чем-то из области фантастики.
Слоган твердил мне об этом еще пару недель назад:
− Просто представь, если ты сбежишь от всего этого безобразия, забудешь провальный семестр в школе, насколько лучше пойдут дела? Все, что я тебе предлагаю, − взять перерыв и поехать с нами в Мемфис. На целый год. Мы устроим тебя в школу, ты догонишь школьную программу, и больше не будешь отставать от остальных, − он продолжал, − Я вырос в Мемфисе и, как никто другой знаю, что это замечательное место для мальчишек. Там полно твоих сверстников, ты не останешься без друзей. Дом, принадлежащий моему отцу, пусть и на небольшом участке земли. Еще там есть сарайчик. В Мемфисе теплее примерно на десять градусов, но в остальном все как здесь.
Несмотря на это, мои родители, а по большей части мама, не купились на уговоры; по правде говоря, моя мать чуть не рехнулась от такой идеи. Назвав это все чушью, она сказала:
− Я не дам этой парочке увезти моего сына.
Хоть все и посчитали, что мама драматизирует, вопя и плача об этом, никто ничего не сказал.
− Ты же знаешь, это все не просто, - сказал я.
− Я тебя понимаю, − сказал Слоган, − я знал, что это было рискованно, но я всегда был авантюристом.
− Это уже не имеет значения...
− Пошли обратно к машине, − сказал он, и мы развернулись.

− Людей легко выбить из колеи, − начал Слоган, и я сразу понял, что речь шла далеко не о состоянии дороги под нашими ногами, − И ты должен научиться прощать их, даже если не в силах помочь этим людям вернуться в нее.
− Но я уже сказал родителям, что не поеду.
− Ты действительно не хочешь ехать, или ты просто хочешь угодить им?

Я задумался, и примерно минуту мы шли в тишине.
− Только так я смогу всех помирить, − ответил я, − и осчастливить всех.
− Делать всех счастливыми – не твоя обязанность, − сказал Слоган, − и я думаю, что именно в этом кроется твоя проблема. Я не считал, что в этом есть какая-либо проблема. Просто так складывались дела. Такова жизнь.

Проходя мимо кабины смотрителя парка, мы сохраняли молчание, будто боялись, что он подслушает.
− Послушай, мы с Евой сегодня утром решили, что будем выезжать в Мемфис завтра до обеда.
Я пристально посмотрел на него.
− Я думал, что задержусь здесь, пока мы с твоим отцом не уладим кое-какие дела, − сказал он, − но...
Мы уже дошли до парковки, гравий почему-то особенно шумно хрустел под ногами.
− После истерики твоей матери, которую она устроила ночью и после всего... всего, что она наговорила Дэйви...? − этот вопрос был риторическим.
Затем он сказал:
− Необязательно разбираться в людях, как Зигмунд Фрейд, чтобы понять, что нападки твоей мамы вовсе не в сторону Дэйви. Или, по крайней мере, не только в его. Он просто ее спровоцировал. Все эти нападки скорее в сторону тебя и твоего отца. Конечно же, мы с Евой тоже не остались в стороне. Так что одна из причин, по которой мы так быстро собрались уехать, по большей степени, чтобы не мозолить глаза твоей матери.

75. Юрий

Мы прошли через долину и сделали привал у озера, замеченного еще с вершины горы. Едва водную гладь затронули первые солнечные лучи, как с ее поверхности поднялся туман. Взамен за оплату парковки мы получили от егеря карту, с обозначенными на ней кемпингами и туалетами. На берегу озера веяло прохладой. Мы продвигались медленно, не спеша. Стоило нам хоть немного приблизиться, как перед нами едва слышно прыгали в воду лягушки, чудно утопая в грязи.


Слоган выкрикивал названия уток, гогочущих на середине озера.


— Вот те серые — Воркушки. А вон там подальше — Американские дикие утки. Когда я был такого же возраста как и ты, мы называли их Лысухи. Неподалеку плавает Гоголь Обыкновенный. А тот, что с белым пятном на голове — Малый Гоголь или Головастик. В Теннеси, где прошло мое детство, таких птиц было намного больше. Миллионы особей.


Слоган всегда рассказывал о своем детстве и надо признать, по сравнению с моей жизнью это повествование пользовалось куда большим успехом.


— Куда же они улетели? — поинтересовался я.


— Никуда, — ответил Слоган. — Просто за ними много охотились.


Мы брели по гравийному берегу, усеянному каноэ и небольшими парусниками. Впереди нас на расстоянии около пяти метров хаотично проносились короткие очереди встревоженных длинноногих птиц.


— Это Крикливый зуёк. Заметил неправильную форму ее крыла? А как она показывает нам белое пятно? Это все для того, чтобы обмануть хищников — за которых она ошибочно принимает нас — заставив их поверить, что у нее сломано крыло. Она пытается отвлечь нас, сбить с толку. С ней все в порядке. Стоит лишь очень близко подойти к ней, как она тут же улетает. Скорее всего где-то поблизости у нее гнездо и совсем в другом направлении от того, куда она бежит.


Мы остановились и наблюдали за птицей до тех пор, пока она, наконец, не улетела.


— Кажется предложение поехать со мной и Евой на некоторое время в Мемфис тебя не заинтересовало, так?


Мысль взять меня в свой дом, если они вдруг захотят уехать, принадлежит Слогану и Еве, в основном Слогану. Чтобы я остался у них в Мемфисе может быть на год или около того. Прошлым летом я уже побывал полтора месяца у бабушки в Форт Лодердейле, так что для меня это уже было не в новинку.


О поездке Слоган заговорил со мной еще пару недель назад.


— Подумай как здорово было бы для тебя избавиться от всего этого бардака и вконец проваленного семестра в школе. Я предлагаю тебе сделать перерыв и на один год поехать с нами в Мемфис. Мы оформим тебя в школу, чтобы ты не отставал.


— Я вырос в Мемфисе. Прекрасное место для детства. Ты растешь с такими же ребятами как сам. Часть отцовской земли. Можно построить сарай. Там градусов на десять теплее, а в остальном все так же как и здесь.


Но мои родители, в основном мама, не поддались. Она от такой идеи вся изошлась на нервы, назвала все это идиотизмом и сказала:


— Я не позволю этим двоим отобрать у меня сына.


Это выглядело уже совсем чересчур, но все промолчали. Маминого крика и визга было хоть отбавляй.


— Все очень сложно, — ответил я.


— Понимаю, — откликнулся Слоган. — Я знаю, что это риск, но риск для меня всегда был благородным делом.


— Все равно...


— Вернемся к машине. — Перебил он и мы пошли.


— Люди все время теряются, — рассуждал Слоган и я был полностью уверен, что говорил он совсем не о возвращении к машине. — И тебе нужно их прощать, даже если ты не знаешь как им помочь, чтобы они поступали правильно.


— Я уже сказал им, что не поеду.


— Ты на самом деле сам так решил или сказал только потому, что они не отпустят тебя, хотя ты и не прочь поехать?


Я задумался над ответом, пока мы шли.


— Это — единственное, что я могу сделать, чтобы всё пришло в норму, — сказал я. — И все стали счастливы.


— Делать всех счастливыми не твоя забота, — ответил Слоган. — И это лишь часть проблемы.


Я и не думал, что есть какая-то проблема. Просто так сложилось. Это — жизнь.


Мы молча прошли мимо будки лесника, как-будто испугались, что он подслушает.


— Послушай. Должен сказать тебе, что мы уезжаем. Мы с Евой. Обратно в Мемфис. Мы так решили сегодня утром.


Я пристально посмотрел на него.


— Сначала я планировал задержаться. У меня с твоим отцом есть кое-какие дела, — сказал Слоган. — Но...


На парковке под ногами хрустел и потрескивал гравий.


— ... после всей этой грызни сегодняшней ночью и всего этой безобразной ругани между твой мамой и Дейви....


Он так и не закончил.


А потом сказал:


— Не нужно быть Зигмундом Фрейдом, чтобы понять, что все гадости, сказанные твой мамой, относятся не к Дейви. Или, по крайней мере, не только к нему. Дейви — всего лишь первопричина. Они относятся также и к твоему папе, да и к тебе тоже. А также ко мне и Еве. Это одна из причин, почему нам надо уехать отсюда. Как знать, может твоя мама хоть немного успокоится.