Ртуть

Переводчик Сергей Ильин написал в журнальной статье: «С замечательным английским писателем Стивеном Фраем я дружу уже года четыре. Правда, он ничего об этом не знает, однако оно и к лучшему». Вот так же, в одностороннем порядке, я уже почти десять лет дружу с Нилом Стивенсоном. Одно дело переводить давно покойного классика, совсем другое – своего современника и ровесника; наблюдать, как меняются его взгляды, обнаруживать новые общие интересы, о чём-то мысленно спорить, с чем-то мысленно соглашаться. Со Стивенсоном дружить интересно, потому что он меняется. Многие писатели, добившись первого успеха, всю жизнь его развивают. Стивенсон не стал писать «Лавину-2», «Лавину-3» … «Лавину-n». После «Алмазного века» он растерял немало прежних поклонников, но приобрел куда больше новых. Так было и с «Криптономиконом» и, в куда большей степени, с «Барочным циклом». В сети полно отзывов с англоязычными аналогами «ниасилил, многа букаф», полно и восторженных. В мае 2004 роман «Ртуть» получил премию Артура Кларка. Не стану утверждать, что всё в этой книге мне однозначно нравится. Например, не понимаю, зачем так подробно описывать эротические приключения Элизы. Если автор намеревался привлечь поклонниц «Анжелики», то напрасно поместил эту часть после многостраничных выдержек из анналов Королевского общества. Да он и сам, кажется, посмеивается над авантюрной составляющей романа, вкладывая в уста Роджера Комстока такие слова (правда, по совершенно другому поводу): «Простите, что не сказал комплимента. Лет двадцать назад я бы восхитился, но по теперешним моим меркам оцениваю лишь как умеренно закрученную интригу. Про Ньютона и Лейбница куда интереснее». Однако за то мы его и любим, что он постоянно экспериментирует на грани фола, легко сминая грани жанров и даже самые представления о том, как надо писать книги.

Кстати, о жанрах и их границах. «Ртуть» - не исторический роман в чистом виде и вообще не исторический роман. Несмотря на все явные и неявные поклоны автора в сторону Дюма и других мастеров, это научная фантастика, и потому драма идей не в меньшей степени, чем драма людей. Вот как сам Стивенсон объяснил в интервью, что заставило его обратиться к прошлому:


«Примерно в то время, когда я заканчивал «Криптономикон» [1999], два разных человека навели меня на интересные мысли про Исаака Ньютона и Готфрида Лейбница. Один знакомый упомянул, что Ньютон последние тридцать лет жизни посвятил Монетному двору. В «Криптономиконе» много про деньги; я так и так про них думал. На вторую находку я натолкнулся, читая книгу Джорджа Дайсона «Дарвин среди машин». Дайсон немного пишет о Лейбнице как о создателе символьной логики и вычислительных машин. Удивительно: я пишу книгу про деньги и компьютеры, и вдруг оказывается, что триста лет назад эти двое интересовались тем же самым. Мало того, они долго и яростно враждовали якобы из-за того, кто первым придумал дифференциальное исчисление, хотя на самом деле всё было куда сложнее. Я начал много читать про эту эпоху и тут же увлёкся, поняв, сколько всего в то время происходило, поэтому решил, как только закончу «Криптономикон», написать исторический роман про этот период».

Далее из того же интервью:


«Человек, пишущий в 2003 году исторически-авантюрно-приключенческую эпопею не может делать вид, будто это первая такого рода книга в истории человечества. Их писали сотни лет. Классический пример – Дюма. «Граф Монте-Кристо», «Три мушкетёра» и так далее. Если вы перечитаете эти книги, то увидите, что они отчасти исторически достоверны – во всяком случае, больше, чем чьи-либо ещё. Однако они ещё и продукт своего времени. Когда вы читаете викторианский авантюрный роман, действие которого происходит двумя столетиями раньше, вы видите, что это викторианский роман. Там есть всё, что могли написать только викторианцы. Литературный стиль викторианский, речь викторианская. И то же самое, с необходимыми изменениями, верно по отношению к любому историческому роману, написанному в любое время.

Я никогда не тешился иллюзиями написать нечто, в чём не будет и следа двадцатого или двадцать первого столетия. Очевидно, что книга будет отражать время, в которое написана. Я не стремился избежать анахронизмов; если подворачивалось что-нибудь забавное или подходящее, я смело вставлял это в текст».

Однако сознательные, местами хулиганские анахронизмы в речи героев, слабо завуалированные аллюзии на недавние фильмы, высказывания классиков научной фантастики или любимые детские книжки, каламбуры, построенные на современном сленговом значении вполне безобидных слов – лишь малая доля того, что отличает киберпанковский исторический роман от более привычных нам образцов. В «Чёрном тюльпане» автор и читатель якобы не знают, какая участь ждёт братьев де Виттов; в «Виконте де Бражелоне» судьба Карла II неопределённа, история Англии не написана: её пишут на глазах у читателя Атос и д’Артаньян. У Стивенсона только герои не знают грядущих исторических событий и будущего развития науки; читателю же и автору они прекрасно известны – своего рода предопределение. Временами автор затевает с читателем игру: «Я-то знаю, кто этот персонаж, только фамилию его пока не назову – на какой странице угадаешь?» Так что читать роман, хорошо зная историю (или хорошо помня Дюма и Саббатини) – веселее; впрочем, всё, что необходимо для понимания сюжета, Стивенсон рано или поздно объясняет в тексте. Чаще поздно, после того, как хорошенько помучит читателя. Это, кстати, совершенно исключает возможность классических примечаний или комментариев, которые только разрушили бы игру. Комментарии возможны только как гипертекст, существующий отдельно от книги – грандиозный проект под названием Metaweb. В таком комментарии можно объяснить, например, что книга Уилкинса, носящая в параллельной вселенной Стивенсона название «Криптономикон», в нашем мире зовётся «Меркурий, или тайный и быстрый посланник», а уж какая связь между Меркурием – вестником богов и ртутью-Hg читатель легко догадается и сам). Впрочем, к комментарию стоит обращаться лишь после прочтения книги, чтобы не испортить себе удовольствия от игры. Ещё одна игра состоит в том, что первый раз книга прочитывается одним образом, второй – иным, а по завершении всего цикла – третьим. Проходные на первый взгляд фразы обретают новый, местами противоположный смысл, туманные намёки проясняются, становится видно, сколько в тексте определяется не привычными причинно-следственными связями, а тем, что Лейбниц назвал бы «конечными причинами». Как в хитроумном рисунке, в котором можно увидеть то пейзаж, то человеческое лицо, или у Эшера, где фон между фигурками сам представляет из себя фигурки, едва ли ни каждое слово у Стивенсона служит элементом маленькой картинки – абзаца, большой – книги, и огромной – «Барочного цикла» и «Криптономикона» вместе. И это далеко не все сюрпризы книги. Однако раскрыть их сейчас значило бы лишить читателя удовольствия докопаться самому. Или просто удовольствия прочесть книгу как самый обычный приключенческий роман, не забивая себе голову всякими дурацкими сложностями:)))

Несколько слов о переводе. Роман густо пересыпан игрой слов; не той случайной, которая возникает в английском почти самопроизвольно, как германская аллитерация, а, если позволено такое слово, метафорообразующей. Тут у автора большое преимущество: многие научные термины пришли из латыни, с которой у английского языка больше общих слов, чем у русского, или непосредственно из английского. Скажем, во время описываемых событий в английском языке не было слова «информация» (что не мешает Стивенсону его употреблять; про анахронизмы см. выше), зато было слово «inform» в значении «одушевлять», «наполнять содержанием», что обеспечивает автору бесконечную возможность резвиться, а переводчику – бесконечную головную боль. Метафора деньги-информация проходит через всю книгу, но по-английски пиастр естественным образом оказывается состоящим из восьми битов, по-русски – только путём определённых ухищрений. (Спасибо и на том, что Стивенсон не удумал назвать пиастр байтом:)) При всей этимологической близости слов «оборот» и «переворот» нет никаких мыслимых способов одним словом назвать по-русски революцию как смену власти и как обращение планет вокруг Солнца; кое-кто из читателей, возможно, вспомнит, что труд Коперника называется по-латыни «De Revolutionibus Orbium Caelestium», но нельзя требовать этого от всех, и пришлось самым позорным образом сделать сноску.

Дополнительную сложность для русскоязычного читателя составляет менявшаяся традиция перевода имён. По-английски очевидно, что James как Джеймс, герцог Йоркский, James как Яков, король английский, и James в название Джемстауна – одно и то же имя; так же очевидно, как то, что Сент-Джеймский дворец – это дворец святого Иакова. Да что там, английское Red означает и красный цвет (символизирующий в алхимии много чего, в частности, философский камень, и рыжий цвет волос или бороды. И, наконец, многих персонажей, упоминаемых в книге, по-русски в разное время писали по-разному. В переводе «Одиссеи капитана Блада» судья Джеффрейс вершит расправу в Таунтоне; согласно Большой советской энциклопедии – Джеффрис в Тонтоне. Самюэля Пеписа несколько лет назад переименовали в Пипса (кстати, горячо рекомендую: Сэмюэль Пипс, «Домой, ужинать и в постель» [из дневника], М., «Текст», 2001, пер. с английского [блестящий! KD] А. Ливерганта); герцога Монмутского пишут то Монмутом, то Монмаутом. Во всех этих случаях переводчик руководствовался исключительно своими субъективными ощущениями и заранее приносит извинения всем, кому ближе другое написание.

Итак, первая книга «Барочного цикла» готовится к выходу в издательстве АСТ. Будем надеяться, что у нас её примут не хуже, чем в Америке, где Нил Стивенсон как-то обогнал по продажам Джоан Ролинг с её «Гарри Поттером». Ещё надеюсь, что её отсканируют и выложат в интернет на третий день после выхода, как это было с «Криптономиконом» (что, согласитесь, большой комплимент автору и даже, в какой-то малой степени, переводчику), но все любители читать с экрана, которым книга понравится, всё же приобретут бумажный экземпляр (ну, например, для престарелых родственников). Потому что если роман будет иметь успех, то на русском выйдут и две другие книги цикла, и, может быть, мне даже дадут их перевести:))