«Война в рае» Ставена Лохеда Дочери Скаты, такие же умные, как и красивые, окружили всех нас своей заботой. Ничего не было милее, чем попасть в солнечный круг их компании. Долгие дни в холле были наполнены веселыми занятиями. От Гвенлиан я научился немного играть на арфе, а с Гован провел много счастливых дней, рисуя на восковых дощечках. Но предпочитал я древневаллийские шахматы с Гэвин. Что сказать о дочерях Скаты? Для меня они были прекраснее самого погожего летнего дня, грациознее изящной лани, резвящейся на лугах высоко в горах, волшебнее зеленеющих долин Си. Все три были очаровательны, обаятельны, веселы и восхитительны. Гэвин с длинными волосами мягкого соломенного цвета, заплетенными, как у ее матери, в десятки крохотных косичек, на конце которых висят прелестные золотые колокольчики, которые при движении издавали приятную музыку. Гладкая, царственная бровь и изящный прямой нос выдавали ее благородное происхождение. За пышными губами, неизменно изогнутыми во вкрадчивой улыбке, скрывалась чувственность. Ее карие глаза, казалось, всегда таили усмешку, как будто все что перед ними происходило, происходило только для ее утехи. Вскоре я стал рассматривать время, которое мы вместе проводили, склонившись друг к другу над квадратом деревянной доски, покоившейся на наших ногах, как подарок неимоверно великодушного Создателя. А Гован с ее непрестанной шутливостью и тонким умом и голубыми как у ее матери глазами, мерцающими под темными ресницами, с рыжеватыми волосами и загорелой кожей как у румяной от солнца ягоды. Тело – хорошо сложенное, сильное и выразительное, тело танцовщицы. В те несколько дней, когда солнце залило небо призрачным блеском, сияние которого было еще ярче из-за своей мимолетности, Гован и я ехали верхом по пляжу неподалеку от крепости. Свежий ветер терзал наши щеки и обрызгивал плащи морской пеной. Лошади рассекали прибой, который ложился белой пеной на черную гальку. А мы гнали друг перед другом – она на серой кобыле, быстрой как пикирующая чайка, я на легком рыжем чалом, перелетающем разбросанные камнями и обломки кораблекрушений –, пока не выбились из сил. Мы мчались до дальнего края залива, где валуны утеса врезались в море. Потом мы поворачивали и мигом мчались к противоположному мысу, где сходили с лошадей и давали им отдохнуть. На холодее из взмыленных боков шел пар, а мы шагали по отполированными морем камням, задыхаясь от сырого соленого воздуха. Я чувствовал горячий поток крови в венах, холод ветра на коже, податливую руку Гован в своей руке и я знал, что живу под оживляющим прикосновением Дагды. Дагда, Добрый Бог, которого также называли Быстрая Твердая Рука за безграничность его творческих деяний и всеревностную силу давать силы всему, к чему он прикоснулся. Я узнал об этом загадочном кельтском божестве от Гвенлиан, которая была поэтессой или женщиной-менестрелем. Гвенлиан – обольстительница с темно-рыжими волосам и блестящими изумрудными глазами, обворожительница с молочно-белой кожей и пылающими щеками и губами, будто окрашенными в пурпур. Она была само изящество от изгиба шеи до кривой линии стопы. Каждый вечер Гвенлиан умело плела переливающееся завораживающее кружево арфы и пела старинные песни Альбиона: о Ллире и его раскаивающихся детях, о изменчивой Блодуэдд и ее подлом предательстве, о Пуйлле и его возлюбленной Рианнон, о честном Арианроде и загадочном Матонви и Бране Благословенном и Манавидане, о Гвидионе и Придери, Дилане, Эпоне, Доне и других.