Казалось, что жар, исходивший от раскаленного асфальта, будто попал в ловушку между рядами густой живой изгороди, которая возвышалась над их головами, словно зубчатые стены, выросшие по обеим сторонам дороги. - Душно, - сказала мать. Они тоже чувствовали себя так, как если бы находились в замкнутом пространстве. - Это как лабиринт в Хемптон Корт. Помните? - Да, - ответила Джессика - Нет, - ответила Джоанна - Ты тогда была еще совсем крохой, - сказала ей мать, - Как Джозеф сейчас. Джессике было 8, Джоанне 6. Узкая дорога (они всегда называли её тропинкой) вилась то в одну сторону, то в другую, и поэтому разглядеть что-то впереди было невозможно. Собаку приходилось вести на поводке, на случай если какая-нибудь машина вывернет из-за поворота. Джессика была старшей, поэтому ей поручалось держать собачий поводок. Девочка провела много времени, дрессируя эту псину: "Лапу! Сидеть! Ко мне!". Мать часто говорила, что очень хотела бы, чтобы Джессика когда - нибудь стала такой же послушной как собака. Джессика всегда оставалась за старшую и мать часто говорила, что неплохо бы и Джоанне поучиться чему-нибудь: "Хорошо, когда есть голова на плечах. Нужно уметь постоять за себя, уметь принимать решения." Но вся проблема была только в том, Джоанна не хотела эти решения принимать. Автобус высадил их около большой дороги. Они с трудом вылезли из салона: одной рукой женщина держала своего младшего сына Джозефа, словно сверток, под мышкой, а другой изо всех сил пыталась раскрыть его новомодную коляску. Джессика и Джоанна вытащили сумки. Собака крутилась под ногами. - Никто даже не помог, - ворчала мать, - Вы видели? Дети кивнули. - Всё из за вашего чертого папочки, чтоб его... - сказала она, как только автобус растворился в голубой дымке тумана, и тут же добавила, - И не вздумайте ругаться. Только я могу так делать. У них больше не было машины. Их отец ("подонок", как называла его мать) уехал на ней и больше не появлялся. Он писал книги, "романы", если их вообще можно было так назвать. Бывало, он брал одну из своих книг с полки, показывал Джоанне, тыкал в свою фотографию в ней и говорил: "Это я!". Но девочке не разрешалось читать его книги, хотя читала она уже неплохо. "Еще не время. Когда – нибудь, но не сейчас. Я как - никак пишу для взрослых, - смеясь, говорил он. – Там много всякой дряни…." Их отца звали Говард Мейсон, а мать - Габриелла. Иногда люди приходили в восторг, встречая их отца, и с улыбкой спрашивали: " Так это Вы Говард Мейсон?" (А иногда они просто говорили: "Тот самый Говард Мейсон"). Джоанна не знала точно, как описать их интонацию при этом. Мать рассказывала, что когда-то они с отцом сбежали из родного дома, и поселились Бог знает где. "В Девоне, как он известен повсюду", - возражал отец. Он говорил, что ему нужно место, где он мог бы писать и что для них всех будет лучше жить рядом с природой. " И никакого телевизора !", -сразу же заявил он как будто дети целыми сутками только в него и пялились. Джоанна все еще скучала по школе, своим друзьям, любимым комиксам о Вондер Вумен и своему дому. По улице, где стоял их дом, они просто гуляли, по пути забредая в магазинчики, где можно было купить комиксы, конфеты и яблоки всевозможных сортов. Но сейчас им приходилось долго идти по переулку, вдоль дороги, а затем ехать на автобусе. И все это повторялось на обратном пути. Когда они переехали в Девон, то первым делом отец купил шесть рыжих куриц и целый улей пчел. Всю осень он не вылезал из сада, копая землю перед домом, тем самым подготавливая ее к весне. Когда шел дождь, сад превращался в одно сплошное месиво, грязь растаскивалась по всему дому, так что они находили ее даже на простынях. Когда пришла зима, всех кур сожрала лисица, а пчелы замерзли от внезапно ударивших морозов. Но отец сказал, что собирается написать обо всем этом в своей книге, романе, который он только начал. "Ну да, нам это так поможет", - сказала тогда мать.