Горячий воздух, поднимавшийся от раскаленного асфальта, казалось, попадал в капкан живых изгородей, которые возвышались по обе стороны от них подобно средневековым оборонным стенам. «Да уж, душновато», - сказала мама. Они тоже чувствовали себя в западне. «Точно как в лабиринте в Хэмптон Корт, - добавила мама, - помните?» - Да, - ответила Джессика. - Нет, - возразила Джоанна. - Ты была еще совсем крошка, - сказала мама Джоанне. – Такая же маленькая как Джозеф. Джессике было восемь, Джоанне – шесть. Небольшая дорожка, которую они называли тропинкой, извивалась и виляла то в одну сторону, то в другую, так что нельзя было знать наверняка, что там впереди. Поэтому собаку вели на поводке и старались держаться вблизи изгороди – а вдруг из-за угла «выскочит» машина. Джессика была старшей, поэтому всегда вела собаку, с которой проводила много времени, обучая ее командам «За мной!», «Сидеть!» и «Ко мне!» Мама говорила, что было бы неплохо, если бы и Джессика слушалась также хорошо. Девочка всегда была за главную. Мама наставляла Джоанну: «Хорошо, если у тебя есть своя голова на плечах. Ты должна сама стоять за себя, сама думать своей головой». Но Джоанна думать не хотела. Автобус остановился на большом шоссе, а затем поехал дальше. Хлопотное это занятие – выходить из автобуса. Мама держала Джозефа под мышкой как сверток, одновременно пытаясь раскрыть его новехонькую коляску. Джессика и Джоанна выгружали покупки. Собака выходила самостоятельно. «И ведь никто никогда не поможет, - вздохнула мама. – Вы заметили?» Да, они заметили. «Вот она чертова деревенская идиллия вашего папаши», - процедила мама сквозь зубы, когда автобус отъехал в облаке из выхлопных газов и раскаленного воздуха. И по привычке тут же добавила: «А вы только попробуйте мне ругаться. Ругаться можно только мне». У них больше не было машины. Их отец, «скотина», уехал в ней. Он писал книги - «романы». Однажды он снял одну с полки, показал Джоанне, ткнув пальцем в фотографию на обложке: «Это я!» Но ей не разрешали трогать эту книгу, хотя читала девочка уже хорошо. «Не сейчас, может быть потом. К сожалению, я пишу для взрослых, - засмеялся отец. – В книге есть такое, о чем…» Отца звали Говард Мэйсон, а маму Габриэлла. Иногда люди радовались и улыбались папе, спрашивая: «Вы Говард Мэйсон?» А иногда недовольно бурчали под нос: «Это Говард Мэйсон», и Джоанна чувствовала, что есть в этом разница, но только какая? Мама говорила, что отец вырвал их с корнем и пересадил «в глушь». «Или в Девон – как его все называют», - говорил отец. Ему нужно было «место для творчества», а также, по его мнению, всем было бы полезно «жить на лоне природы». «И никакого телевизора!» - пообещал он, как будто бы все только об этом и мечтали. Джоанне до сих пор не хватало старой школы, друзей и Чудо-Женщины. Она скучала по дому, вдоль которого нужно было пройти, чтобы попасть в магазин. Там можно было купить комикс Бино и лакричную палочку, а также там продавались целых три вида яблок. А теперь нужно было идти по тропинке, затем по дороге и ехать с двумя пересадками только в одну сторону. Когда семья переехала в Девон, отец первым делом купил шесть рыжих кур и улей с пчелами. Всю осень он копался в палисаднике перед домом чтобы «подготовиться к весне». Когда шел дождь, палисадник превращался в болото, и грязь разносилась по всему дому, попадая даже в постели. Пришла зима, и лиса съела кур, не успевших снесли и одного яйца, а пчелы вымерзли, что, по словам отца, было неслыханным. Он заявил, что напишет обо всем в новой книге, «этом романе», над которым работал. «Ну тогда уж точно все в порядке», - съязвила мама.