— Это так волновательно, жалить кафтаны, — серьезно сказал Руперт, качая головой.

Руперту всего четыре, но слова он любит мудреные. Нянечка говорит, что Руперт все выговаривает хорошо и внятно, ну, кроме “р” и “ш”, просто иногда он коверкает большие слова. Зато его слова мудренее моих , хоть мне уже почти шесть.

Все равно он самый лучший малыш на свете, и мы так сильно любим друг друга, сильнее всех, ну, после Мамы и Папы.

Мы с Рупертом, как он сказал, “подговорились” дружить всегда-всегда, это было в тот вечер, когда мы жарили каштаны.

Жарить каштаны и без того жутко интересно, а тут нам дали самим! Дело вот как было.

Это был самый-самый страшный день в нашей жизни.

Потому что, во-первых, очень сильно болела Мама. А во-вторых мы в тот день должны были уйти на день рожденья.

И Сара, она у нас горничная, сказала, что почему бы нам всё равно не пойти, но Нянечка тогда, как отрезала:

— Я их не пущу, так и знай, особенно сейчас.

А потом она добавила, уже другим голосом:

— Вдруг их позовут к госпоже, мало ли что?

А потом они ушли в мамину комнату.

Вот ведь тоже: за нами как будто совсем некому было присмотреть; мы могли попасть в любую беду, если бы нам захотелось, но было так страшно, что не хотелось.

Там были два доктора, которые сновали туда-сюда, и какая-то женщина, которую называли “Нянечка”, но это была не наша Нянечка.

А наша Нянечка не могла с нами сидеть в детской, и всё время закрывалась в маминой комнате, поэтому мы всем попадались под ноги.

А потом, когда наступил вечер, Нянечка отправила нас в гостиную, потому что в детской кто-то забыл подложить дрова в камин, и сказала нам сидеть там и быть умницами, а Папа сказал, что, немного погодя, он, может быть, придет и посидит с нами.

Уж и не знаю, чем бы мы там занимались всё это время, если бы не Сара, которая принесла нам тарелку каштанов и показала, как их жарить.

(Нянечка бы ни за что на свете не разрешила нам самим жарить, это точно, сказала бы, что нельзя играть с огнем, но когда Папа один раз к нам заглянул, он очень нас похвалил, а потом Сара с поварихой то и дело заглядывали, и они очень добро на нас смотрели, только как-то загадочно молчали).

Вот так как-то получилось, что нам разрешили самим жарить каштаны в гостиной, это теперь даже немножко забавно, если не знать про тот страшный день.

— Ну вот, только два осталось, — сказал Руперт.

Мы, конечно, не съели всю тарелку, потому что, когда каштаны лопались, многие из них улетали в камин, а лазить туда нам было нельзя.

Но мы пожарили по каштанине каждому: Саре, Поварихе, Нянечке, Папе, и, конечно же, самый большой — Маме.