– Жаг’ить каштаны – стг’ашно тг’евожисто это, – сказал Руперт, серьезно качая головой.

Руперту всего четыре года, но он очень любит большие слова. Он выражается ясно и правильно, как говорит няня (за исключением “р” и “л”), только, конечно, не всегда может вспомнить, как именно эти большие слова звучат; но он говорит более значительными выражениями, чем я, хотя мне уже почти шесть.

Все же он – самый премилый мальчик во всем мире, и мы по-настоящему любим друг друга, сильнее, чем всех других людей, кроме мамы и папы.

Мы дали друг другу обещевание, как говорит Руперт, всегда быть друзьями; как раз в ту ночь мы жарили каштаны.

Это было так интересно, с нами такое нечасто бывает, и, к тому же, нам разрешили самим все сделать! Вот бы так всегда.

Такого самого ужаснейшего дня с нами не бывало за целую нашу жизнь.

Ну, потому что, во-первых, мама очень болела. И еще мы должны были пойти на день рождения.

И Сара, она горничная, сказала, что, почему бы нам все равно не пойти, а няня очень строго ответила:

– Даю слово, я им пойти не позволю, когда в доме такие дела.

И потом совсем другим голосом сказала:

– Как представлю, что вдруг придется за ними послать, если с хозяйкой…

И потом опять ушла в мамину комнату.

Это другая жуткая вещь – за нами совсем никто не присматривал; мы могли баловаться и устраивать проказы, сколько захотели бы; но все было так ужасно, что нам совсем не хотелось.

Два доктора приходили и уходили несколько раз, и еще женщина, которую все звали “сестра”, но она была не наша сестра.

А наша няня не могла оставаться с нами в детской и постоянно уходила в мамину комнату, и закрывала дверь, и от этого мы кругом мешались под ногами.

Наконец, когда настал вечер, няня попросила нас спуститься в гостиную, потому что никто не смотрел за камином в детской, и он почти погас, и она сказала нам, что мы должны остаться здесь и вести себя хорошо, а папа сказал, что он, может быть, попозже придет и посидит с нами.

Не знаю, чем бы мы занимались здесь так долго, если бы Сара не принесла нам тарелку каштанов и не показала, как их жарить.

(Мы уверены, что няня не позволила бы нам делать это без присмотра и сказала бы, что мы “играем с огнем”, но папа заглянул к нам разок и не остановил, только сказал, что мы очень хорошо себя ведем, кухарка и Сара тоже заглядывали время от времени и были очень добрыми, только тихими и какими-то странными.)

Вот так и вышло, что нам разрешили самим жарить каштаны в гостиной, и это было бы здорово, если не знать, какой это был ужасный день.

– У нас оставось всего два, – сказал Руперт.

Конечно, все их мы не съели, потому что много каштанов полопались и упали в огонь, и нам запретили их доставать.

Мы пожарили по одному на всех: Саре, кухарке, няне, папе и, конечно, самый пребольшой – маме.