– Какое взволновывающее влемяпловождение жалить каштаны, – сказал Руперт, важно кивая.

Руперту всего четыре, но он очень любит длинные слова. Няня говорит, что произносит он их (за вычетом буквы «р») ровно и внятно, вот только не всегда точь-в-точь правильно. Зато, бывает, такое длинное скажет, что куда там мне, хоть мне и целых шесть.

Но всё равно он самый хороший, и мы любим друг друга больше, чем все на свете, не считая мамы и папы.

Как сказал Руперт, мы «достигнули соглашения» всегда дружить. Как раз в тот вечер, за жаркой каштанов.

Давно мы не занимались ничем интереснее – так нам ещё и позволили жарить их самим! Вот как так вышло:

То был, наверно, жутчайший день в нашей жизни.

Прежде всего потому, конечно, что мама так сильно болела. А мы ещё собирались тогда на день рождения.

И Сара – наша горничная – сказала, что не понимает, почему бы нам всё равно не пойти, но няня строго ответила:

– Этого я им в данных обстоятельствах точно не позволю.

А потом добавила как-то иначе:

– Не ровен час, нужно будет привести их к матери… – И снова ушла к мамину комнату.

Что ещё ужасно, казалось, вообще никто не мог за нами приглядеть – сколько бы мы нашалили при желании, но посреди всей этой жути даже и не хотелось.

Туда-сюда носились два доктора и кто-то, кого они звали «сестра», хотя на родственников они были совсем не похожи.

Наша няня не могла сидеть с нами в детской, и постоянно запиралась в комнате с мамой, так что мы только мешались у всех под ногами.

И вот, когда повечерело и оказалось, что у нас в детской забыли натопить, няня отправила нас в гостиную и велела сидеть тихо и быть послушными, а папа обещал наведаться к нам.

Не знаю даже, что бы мы делали, не приди Сара с каштанами и не покажи, как их жарить.

(Няня уж точно не разрешила бы нам такого без присмотра – сказала бы: «Ещё чего, играть с огнём!», но папа, когда увидел, и не подумал нас оттаскивать, только сказал, что мы умнички, и Сара с поваром, заглядывая, тоже казались очень добрыми, только тихими и какими-то чуднЫми.)

Так мы остались жарить каштаны одни в гостиной – диковина, если ничего не знать про тот ужасный день.

– Осталось только два, – сказал Руперт.

Все каштаны мы, понятно, не съели – многие при жарке лопались и падали прямо в огонь (не доставать же их было оттуда).

Мы отложили по одному каштану Саре, повару, няне и папе, и, конечно, самый большой – маме.