- Жалить каштаны - стлашно ответственное мелоплиятие! - сказал Руперт, серьёзно качая головой.
Руперту всего четыре, но он обожает сложные словечки. Няня считает, что он говорит вполне четко и разборчиво (если не считать недающиеся эрочки). И хотя ему не всегда удается запомнить точную форму слова, он все равно использует куда более трудные слова, чем я, хотя мне почти шесть.
К тому же, он самый славный малыш в мире, и мы любим друг друга сильнее всех, после мамы и папы, конечно.
Мы заключили, как назвал это Руперт, «договоленность» быть друзьями навеки, как раз тем вечером, когда жарили каштаны.
Это было чуть ли не самым увлекательным, чем нам доводилось заниматься до этого, – тем более, за нами никто не присматривал! Да-да, так все и было.
Но, определенно, это был и самый страшный день в нашей жизни.
Ну, во-первых, потому что серьёзно болела мама. А ещё мы должны были пойти на вечеринку по случаю дня рождения.
И Сара, наша горничная, сказала, что не видит причин, почему бы нам не пойти как обычно, а Нянечка ответила очень строго:
- Я определенно не собираюсь никого отпускать, пока дела обстоят таким образом.
И затем она добавила, уже несколько другим тоном:
- Могу только надеяться, что в случае чего их позовут к Госпоже.
А потом она взяла и ушла в мамину комнату.
Вот, что ещё пугало: казалось, нас совсем забросили! Мы могли бы творить, что нам вздумается, но все вокруг казалось таким зловещим, что мы предпочли сидеть тихо.
То и дело входили и выходили две докторши, и одну из них даже называли Няней, но это была совсем не наша Нянечка.
Но даже наша Нянечка не сидела с нами в детской, а вместо этого закрылась в маминой комнате. Нам оставалось только путаться под ногами входивших и выходивших.
Так что в конце концов к вечеру Нянечка выпроводила нас в гостиную, потому что некому было поддерживать огонь в детской, и поручила нам оставаться там и вести себя хорошо, а папа сказал, что он придет немного позже и будет сидеть с нами.
Но я понятия не имею, чем бы мы там занимались так долго, если бы Сара не принесла нам тарелку каштанов и не показала, как их жарить.
(Мы не сомневались, что Няня ни за что бы не разрешила нам делать это без присмотра, и точно высказалась бы в том духе, что мы играем с огнем, но папа, заглянув к нам на минутку, ничего такого не сказал, только про то, что мы молодцы и ведем себя хорошо. Сара и наш Повар тоже навещали нас, и при этом были очень добры, хотя и казались подозрительно притихшими.)
Так что вот, как оно вышло, что нам позволили жарить каштаны в гостиной без присмотра: могло получиться весело, если б мы не помнили о самом страшном дне.
- Осталось всего два, - сказал Руперт.
Мы, конечно, не смогли умять всю тарелку, но часть каштанов взорвалась прямо во время жарки, и мы благоразумно не пытались их доставать.
Мы пожарили по каштану за Сару, и за Повара, и за Няню, и за Папу, и, конечно, самый большой, за Маму.