Прихватив лед и апельсины, компания перебралась в конурку Стовэлла на Западной Одиннадцатой улице; по дороге Питер Пайпер вдруг вспомнил, что знает одно славное местечко, где можно раздобыть джин, являющий собой золотую середину между родниковой водицей и жидким пламенем. Ряды высоких бокалов на столе радуют глаз, коктейли потягивают все, кроме Джонни, - впрочем, как обычно. Языки развязываются, разговоры становятся более откровенными. - Фил Селлаби? О, великий Фил только что произвел на свет чадо – ну, в смысле, ребенка-то, конечно, родила его жена, но Фил всю зиму работал над книгой, трудно не перепутать эти два его произведения. Знаете, на ком он женился? - Помнится, Рэн Вальдо был когда-то с этой девушкой в _весьма_ тесном знакомстве. Но теперь, говорят, она взялась за ум – стала такой серьезной добропорядочной дамой... - В таком случае готов поспорить, что это будет не книга, а пшик. От женщин одни беды. Если ты женат, да еще и влюблен в свою жену, об искусстве можешь забыть. Сремлен... Стремление созидать – оно едино в обоих проявлениях... и на то, и на это не хватит, приходится выбирать – если, конечно, ты не как Гете... - Черт! Да вспомните Россетти, Браунинга, Огастеса Джона, Уильяма Морриса! - Браунинг! Да когда же наконец люди узнают правду о Браунингах! Рики Френч уже слегка навеселе, однако опьянение проявляется лишь в том, что он пытается подтвердить свою позицию непрошибаемыми аргументами, тщательно подбирая слова. - Несчастный брак – это оч-чень эффективная симу... стиму-ляция к творчеству, - старательно выговаривает он, - в противном же случае... А, вздор! Питер Пайпер указывает пальцем на Оливера: - Прошу прощения, ты говорил, он обручен? Миллион извинений… Пишет? - Ага. Издал сборник стихов три года назад. Теперь ищет, где бы напечатать роман. - А, да-да-да, я вспомнил. Это ведь он написал «Праздник танца»? Черт, это же было отлично! Какая жалость… Финита. И зачем ему жениться? Беседа плавно перетекает в мрачные рассуждения о любви. Поскольку все они молоды, любовь и влечет их, и приводит в замешательство, и внушает страх. Как бы они хотели вывести одну-единственную формулу любви, которая могла бы дать объяснение всем ее вариациям! Сейчас они взирают на любовь с недоуменной досадой садовника, рассматривающего голубой цветок алтея, который по всем законам изменчивости должен быть розовым. Пройдет немало времени, прежде чем они вознесут любви не хулу за то, что правила игры в ней противоречат сами себе, но сдержанную благодарность за то, что в ней вообще есть правила. Рики Френч сейчас говорит с видом прозектора, производящего показательное вскрытие: «Обратите внимание, господа, здесь проходит сонная артерия. Введя скальпель в этой точке...» - Беда Искусства в том, что оно не приносит приличных доходов, если только ты не станешь потворствовать обывательским вкусам... - Беда Искусства в том, что оно никогда и никому не приносило доходов, за исключением разве что нескольких счастливчиков… - Все беды с Искусством от женщин... - Все беды с женщинами – от Искусства... - Беда Искусства – в смысле, женщин – в том, что значения сигналов все время меняются! О чем бишь я?