Компания уже перекочевала в конуру Стовелла на Западной одиннадцатой улице, в которой не нашлось ничего, кроме апельсинового сока со льдом, когда Питер Пайпер вдруг вспомнил об одном местечке, где подают такой джин, такой джин… Не разбавленная водой микстура и не обжигающее пойло, словом, то, что надо. Стаканы с напитками, приятно звеня, выстраиваются на столе, опустошаются, снова выстраиваются. Разговор становится оживленнее, языки развязываются. – Фил Селлаби? Кстати, у старины Фила недавно ребенок родился. То есть, у его жены, конечно, но Фил всю зиму вынашивал свою книгу, так что их трудно не перепутать. Знаете девушку, на которой он женился? – Кажется, Рэн Уолдо имел с ней интимное знакомство когда-то. Но сейчас она, говорят, совсем другая – tres serieuse, tres bonne femme*… – Спорю, теперь он забросит книгу. Женщины мешают. Нельзя заниматься творчеством и быть женатым, если ты еще и влюблен в жену. Исти… инстинкт созидания – работает в обоих случаях, тратишь на одно – не хватает на другое, конечно, если только ты, как Гете, не… – Вздор! Посмотрите на Розетти, Браунинга, Огастаса Джона, Уильяма Морриса… – Браунинг?!! Дружище, когда люди узнают о семье Браунинга правду… Рикки Френч медленно пьянеет, но это заметно только по его стремлению звучать как можно убедительнее. Для этого он тщательно подбирает самые точные, как ему кажется, слова. – Несчастливый брак – оч… ха-роший… стимул, – произносит он, старательно, но не очень уверенно. – Остальное – ерунда! Питер Пайпер большим пальцем показывает в сторону Оливера. – Ох, пардон! Помолвлен, говорите? Простите. Виноват, виноват. Пишет? – Ага. Сборник поэзии, три года назад. Роман. Сейчас пытается его продать. – А-а, да-да-да. Припоминаю. «Каникулы танцовщиц» – это он написал? Неплохая вещь, весьма неплохая. Черт, вот ведь… Все, фини**. Зачем они женятся? Разговор угрожающе склоняется в сторону безнадежной темы любви, которая всех присутствующих – в силу их молодости – влечет, пугает и озадачивает одновременно. Как бы им хотелось свести к одной логической формуле все ее проявления! Сейчас они еще смотрят на нее с удивлением и неудовольствием, как садовник на розовый алтей, который вопреки всем законам генетической изменчивости расцвел не розовым, а синим цветом. Пройдет еще довольно много времени, прежде чем они смогут не проклинать любовь – за то, что правила игры противоречат одно другому, а смиренно благодарить ее – за то, что вообще существуют хоть какие-то правила. Ну, а пока… Рикки Френч больше всех пытается изобразить всезнающего специалиста по анатомии, поучающего других, стоя над лежащим под наркозом больным. «…Внимание, господа, сонная артерия находится здесь. Значит, воткнув скальпель вот в этой точке…» – Беда искусства в том, что этим не заработаешь на достойную жизнь, если только ты не готов продаться с потрохами… – Беда искусства в том, что оно никогда никого не кормило, за исключением немногих счастливчиков… – Все беды искусства из-за женщин. – Все беды с женщинами из-за искусства. – Беда творчества, женщин… хватит, я считаю! Вот что я хотел сказать! * «очень серьезная, хорошая женщина» (фр.) ** finit (фр.) – «кончено»