Владимир Игоревич Баканов в Википедии

О школе Конкурсы Форум Контакты Новости школы в ЖЖ мы вКонтакте Статьи В. Баканова
НОВОСТИ ШКОЛЫ
КАК К НАМ ПОСТУПИТЬ
НАЧИНАЮЩИМ
СТАТЬИ
ИНТЕРВЬЮ
ДОКЛАДЫ
АНОНСЫ
ИЗБРАННОЕ
БИБЛИОГРАФИЯ
ПЕРЕВОДЧИКИ
ФОТОГАЛЕРЕЯ
МЕДИАГАЛЕРЕЯ
 
Olmer.ru
 


Доклады

Переводчик и веяния времени


Е. Доброхотова-Майкова
(выступление на конференции Высшей школы перевода МГУ)


Несколько лет назад на телеканале "Культура" была передача, посвященная художественному переводу. Пригласили довольно много известных людей. Помимо прочего ведущий, Виктор Ерофеев, спрашивал гостей, как собственно происходит процесс. Первый же ответ был: "Слышу музыку и записываю ее"; остальные присоединились нему, добавляя такие возвышенные понятия, как энергия любви, вдохновение и, кажется, даже муза. Все это были люди не слишком молодые, преимущественно те, кого обычно называют "переводчиками советской школы", хотя это, конечно, полная ерунда, во-первых, потому что почти все они были антисоветчиками, во-вторых, потому что не было единой школы, а были и есть очень разные люди с очень разной манерой перевода и разными представлениями о степени переводческой свободы. Однако сравнивая их с нынешними более или менее молодыми переводчиками можно попытаться понять, что их объединяло. Для целей моего выступления важны будут три пункта:

1. Если взять формулу Аверинцева "Прописные истины: перевод должен быть как можно ближе к подлиннику, как можно вернее ему, не смеет отходить от его смысла и формы, но в то же время обязан не менее строгой верностью своему языку, своей культуре", то верность своему языку почиталась первой и главной. Утрируя, можно сказать, что переводчик при таком подходе старается "влезть в шкурку автора" и писать так, "как писал бы автор по-русски". Разумеется, тут необходимо множество оговорок, но думаю, присутствующие знают их не хуже меня.

2. Эти люди переводили книги, как правило, достаточно приличные литературно. Разумеется, куча всякого фуфла переводилась из идеологических соображений, но зарубежных книг у нас выходило так мало, что даже идеологически правильное фуфло выбирали в основном достойно написанное. Более того, предполагалось, что если автор в чем-то недотягивает, то переводчик выступит отчасти в качестве редактора, то есть не будет передавать дурноты стиля, а наведёт некий литературный глянец.

3. Даже если действие книги происходило в наши дни, мир её был для читателя таким же сказочным, как мир героев "Айвенго". Вероятность, что читатель окажется на описанной в книге улочке, зайдет в тот же ресторан и закажет то же виски, что герой, была исчезающе малой. Мы не видели тех фильмов, не слышали значительной части песен, не знали актёров. Поэтому переводчик оказывался перед выбором: приводить ли реалию, которая всё равно ничего не скажет читателю, а значит, не будет выполнять ту функцию, что в оригинале, либо как-то вывернуться, и решал этот вопрос исходя из того, что в данный момент говорила ему на ухо муза.

Читатель же, для которого это всё делалось, не ведая, что между ним и автором находится стекло, обладающее свойством некоторым образом преломлять оригинал, прибывал в счастливом убеждении, что читает самого автора.

Всё изменилось с перестройкой, и трудно сказать, что сыграло большую роль: вал переводов, чудовищность которых была видна невооружённым глазом, или два (поначалу) "Властелина колец", открывшие читателям глаза на то, что у двух переводчиков, взявшихся за один и тот же текст, могут получиться две довольно разные книги.

Изменилось и ещё одно: люди стали изо всех сил учить языки, в первую очередь английский, о котором я только и буду говорить, поскольку плохо представляю, что происходит в переводах с других языков. Люди эти стали ездить за границу, заходить в рестораны, покупать виски и, разумеется, читать английские книжки, в первую очередь те, что узнали и полюбили в переводе. И тут они к своему ужасу обнаружили, что всё это время их страшным образом обманывали: что переводчик назвал английские маффины оладьями, перевёл ненормативную лексику грубой, но нормативной, и что вообще это совсем не такой перевод, какому их учили в родном техническом вузе. Я сама училась в техническом вузе, и могу рассказать, как там преподавали перевод: считалось, что для каждого английского оборота есть раз и навсегда заданный русский эквивалент, приведенный в кафедральной методичке и подлежащий обязательному заучиванию, а, следовательно, и для каждой фразы есть один правильный перевод, а все, кто перевели иначе, двоечники и разгильдяи. Поэтому самая мысль, что даже при бережном отношении к подлиннику возможны разные хорошие переводы одной книги, представляется этим критикам еретической.

Эти люди хотели бы видеть совсем другой перевод: "близкий к тексту" в первую очередь и красивый во вторую. Во-первых, они хотели бы испытывать при чтении перевода то же ощущение чуждости языка, что при чтении оригинала; ощущение, достигаемое максимальным сохранением английских конструкций. Во-вторых, они хотели бы видеть в переводе все реалии до последней, причем желательно, чтобы марки и названия были оставлены латиницей: так удобнее будет найти ресторанчик на улице или виски на магазинной полке. В-третьих, они очень ценят сноски, столь нелюбимые переводчиками, но несущую полезную страноведческую информацию. В-четвертых, они решительно против всякой лакировки оригинала, потому что их интересует в первую очередь информация об авторе, а не эстетическое удовольствие.

Правда, небольшой опрос, проведенный участницей нашей школы в сообществе "что читать", совершенно недостоверный статистически, но для нас достаточно убедительный, показал, что доля таких читателей очень не велика; большинство опрошенных всё же поставили на первое место литературные достоинства перевода как самостоятельного произведения. И всё же тем мнением, которое я в несколько карикатурном виде привела выше, не следует совсем уж пренебрегать, поскольку в нём содержится некое здравое зерно.

Одновременно с движением за точность перевода снизу, от читателей, возникло такое же движение сверху, со стороны переводчиков. Буквализм, задавленный в советское время методами отнюдь не литературными, не мог не возродиться, как только исчезло внешнее сдерживание. Более того, постмодернизм дал для него новое теоретическое обоснование: если постулируется смерть автора, то о каком "влезании в его шкурку" может быть речь? И что вообще такое "влезание в шкурку" как не сакраментальное "что автор хотел сказать"? Концепция "аналитического перевода", доведенная Вадимом Петровичем Рудневым до логического абсурда в книге "Винни Пух и философия обыденного языка", в его изложении звучит так; "Основная задача аналитического перевода - не дать читателю забыть ни на секунду, что перед его глазами текст, переведенный с иностранного языка, совершенно по-другому, чем его родной язык, структурирующего реальность; напоминать ему об этом каждым словом с тем, чтобы он не погружался бездумно в то, что "происходит", потому что на самом деле ничего не происходит, а подробно следил за теми языковыми партиями, которые разыгрывает перед ним автор, а в данном случае также и переводчик… "

Инна Максимовна Бернштейн, отвечая на статью Элизабет Маркштайн "Постмодернистская концепция перевода", написала: "На мой взгляд, на самом деле речь так или иначе опять идет не о постмодернизме, а все о той же извечной контроверзе между переводом "буквальным" и "свободным". Всегдашние терзания: сделаешь "как в подлиннике" - получится невыразительная и невразумительная словесность; пустишься живописать во все тяжкие - утратишь верность; чужие пейзажи, обстоятельства, жесты, поступки, оценки, отношения и проч. начнут заменяться своими, знакомыми, и от оригинала ничего не останется, одна всем обрыдлая развесистая клюква. Истина же, не идеальная, а рабочая, помещается где-нибудь в этом поле натяжения между крайностями. <…> В нашем деле огромную роль играет фактор времени, состояния культуры, степень развития конкретных литератур и языков, уровень их близости. Сначала свое дело делают буквалисты - они дают зеркальное воспроизведение текстов, калькируют фразеологию и лексику, - за что им низкий поклон. Но художественных произведений они при этом не создают. <…>А потом вступают в дело "художники" и хватают за душу. Но со временем начинают брать на себя слишком много, перегибают палку, после чего маятник устремляется в обратную сторону".

При общем ощущении, что сейчас маятник качнулся в сторону дословности, реальная картина куда более многообразна. В разных издательствах, даже в разных редакциях одного издательства могут царить диаметрально противоположные подходы. Для одних по-прежнему главное красота - хуже, легкочитаемость русского текста. Переводчик, потративший уйму сил на описание сложной медицинской манипуляции, может с ужасом обнаружить, что на месте целого абзаца редактор оставил одну фразу: "Врач наложил шину", а названия известнейших английских песен, которые у всех на слуху, заменил переводом, зачастую неправильным. И объясняй потом знакомым, что песня Синатры "Мой путь" это не твоё, а редактора. Этот же переводчик, сдав работу в другое издательство, с не меньшим ужасом обнаружит, что фраза "Мне даже жрать было нечего", заменена на чудовищную кальку "У меня не было даже долбанной еды", а в угрозу начальника уволить подчиненного: "Ты что, хочешь машины на улице мыть?" старательным редактором возвращено название улицы.

А есть ведь ещё перевод фильмов, когда мало что первое и главное требование - уложиться в движения губ, от переводчика еще и требуют заменять шутки, связанные с их реалиями, на шутки, связанные с нашими реалиями, особенно в смешных мультфильмах, и делать вещи, которые книжному переводчику кажутся святотатственными: например, вставлять цитаты из наших популярных песенок. И главное ведь, правильно заставляют. Как-то я смотрела фильм, который переводила, и не узнавала свой текст. Всякий раз, слыша добавленный при озвучке гэг, я вжимала голову в плечи, и всякий раз на этом месте зрители разражались аплодисментами. Это был показ для прессы, то есть в зале сидели люди, знающие вообще-то, что француженка не может сказать итальянцу: "Усёк Васёк", однако они каждый раз радовались, как дети (а уж как дети-то радовались!), значит, цель перевода была достигнута.

Что же в этой ситуации делать переводчику, который, мы-то с вами знаем, свободный художник, и не может творить по чужой указке, а только руководствуясь своими собственными внутренними убеждениями? Наверное, найти издательство, концепция которого будет ему близка. Но прежде надо сформулировать для себя эту концепцию.

Нам в школе перевода Владимира Баканова в этом смысле крупно повезло. Внутри общей концепции: "перевод в первую очередь как самоценное литературное произведение" Владимир Игоревич оставляет нам большую свободу для эксперимента, лишь слегка умеряя наши крайности здоровым редакторским консерватизмом. И вот совместно с ним мы выработали такой подход: свобода переводчика включает в себя свободу выбора степени свободы. Оригинал диктует большую строгость или большую вольность.

Плохонький детектив, в котором главное сюжет (а почему-то нынешние западные детективщики, за редкими исключениями, пишут из рук вон плохо, хуже даже, чем авторы дамских романов) не грех, следуя пожеланиям издателя, привести в мало-мальски литературную форму, во всяком случае, нет надобности воспроизводить до мелочей все его уродства. Если герой в одной сцене трижды встал, ни разу ни сев, то можно это и опустить, вязкие описания действия, при сохранении смысла, сделать чуть более динамичными за счет выбора меньшего числа более ёмких слов.

Противоположный случай - берясь за высоколобый современный роман можно (если осторожно) поэкспериментировать с элементами постмодернистского перевода. Здесь в куда большей мере, чем, скажем, в детективе, можно рассчитывать на знание читателем западной культуры и если не нескольких языков, то хотя б основных латинских корней. Только вчера, переводя полстраницы, на которых герой размышляет, как на его памяти слово, означающее дубинку, стало означать клуб, я подумала, что классический переводчик просто выкинул бы два абзаца этимологии и начал со сходства между клубами и студенческими пирушками вскладчину. Я не стану этого делать - не из страха, что меня поймают за руку, а потому, что моему читателю скорее приятно будет увидеть слово club латиницей и проследить цепочку дубинка - столбик монет - складчина.

Переводя чиклит, можно смело заимствовать стиль гламурных журналов. Разумеется, все названия брендов, сколько бы их ни было, необходимо тщательно сохранять, вплоть до написания латиницей, если, конечно, вы сумеете убедить редактора, что жанр этого требует.

Переводя пародийную книжицу, можно поступать почти так, как требуют киношные заказчики, разумеется, с поправкой на то, что бумага не всё стерпит. Главное - так обмануть читателя, чтобы он не заметил обмана, тогда он только спасибо скажет; но вот если переводчик утратит чувство меры и читатель почует подвох - тогда держись.

Книги про нердов и для нердов во многом ориентированы на своеобразную группу, которая говорит и пишет на смеси русского и английского. Коли эти люди вместо "навык" говорят "скилл", то и переводчик может иной раз написать "скилл", или не "конец игры", а "гамовер" - именно в таком варианте, русскими буквами. Это, разумеется, будет не совсем та игра, что у автора, но поможет компенсировать некоторые другие особенности речи программеров или геймеров, пропадающие в переводе. Здесь тоже для переводчика главная трудность - убедить редактора в оправданности такой игры. И еще такие книги можно снабжать любым количеством сносок и примечаний - нерды их любят.

А вот переводя книгу для суперинтеллектуальных нердов я, напротив, не сделала ни одной сноски, кроме как на французские или испанские фразы, потому что для ее целевой аудитории главный кайф - это следующие полгода копаться в википедии, проверяя, где автор приводит подлинный исторический факт, а где стебается над читателем. (Про полгода не вру, так написал один из читателей в моём жж).

Разумеется, такой метод чреват грандиозным провалом, если переводчику не хватит тонкости верно определить подход к своей книге, но иначе, вероятно, нельзя.

В общем, как было сказано по гораздо более серьёзному поводу: "Возлюби и делай, что хочешь".

 

Обсудить в форуме | Возврат | 

Сайт создан в марте 2006. Перепечатка материалов только с разрешения владельца ©